Текст книги "Иафет в поисках отца"

Автор книги: Фредерик Марриет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)

Глава XIII

Вскоре мы отправились в другой город, некогда известный мануфактурами, и которого большая часть народонаселения жила или доходами с имений предков, или приобретенными. Тимофей, одетый в черное платье, с серебряной цепочкой на шее, был посажен верхом на лошадь и отослан вперед; ему приказано было ехать до города потихоньку, а там уже скакать во всю прыть, остановиться в самом лучшем трактире и приготовить комнаты великому Аристодему, который должен приехать через полчаса.

Все в этом свете зависит от наружности, а потому все желающие знать великого Аристодема окружили Тимофея и засыпали его вопросами. Он отвечал им очень умеренно, воспламеняя воображение их чудными рассказами о своем господине, который вскоре на четверке лихих лошадей с шумом подъехал к своей квартире. Из окон всех домов глядели на важный его приезд. Мальчишки хотели было отворить ему двери, но Тимофей оттолкнул их как недостойных услуживать такому великому человеку, и сам помог ему выйти из торжественной колесницы. Мельхиор явился одетый в длинное шелковое платье, в седом парике, которого длинные волосы падали по плечам; на голове у него была надета четырехугольная желтая шляпа, а на шее висело несколько золотых цепочек. Я шел за ним, одетый в платье германского студента и в парике темно-русого цвета. Продолжая свое шествие, мы встретили человека, который загородил нам путь.

– Посторонись, – сказал Аристодем повелительным голосом, – никто даром не заграждает мне путь.

Все окружающие смотрели на нас с удивлением. Наконец великий Аристодем вошел в свою комнату и запер дверь, я же пошел заплатить извозчикам и заказать ужин, а Тимофей и дворник отправились вносить вещи, которых у нас было очень много.

– Господин мой никого не хочет видеть, – сказал я хозяину, – и завтра же едет далее, если получит письма, которые ожидает; и потому избавьте его от хлопот. Он очень устал, проехав сегодня около ста пятидесяти миль.

Когда мы с Тимофеем все это исполнили, то пошли в комнату Мельхиора.

– Все идет хорошо. До сих пор мы истратили много денег и времени, теперь постараемся возвратить их: с барышом, – сказал он – После обеда, Иафет, сходите к хозяину, расспросите у него о бедняках здешнего юрода и скажите, что я очень великодушен и люблю им помогать. Также прибавьте, что деньги, которые я получаю моими занятиями, я отдаю бедным, не имея в них нужды.

К вечеру я исполнил его поручения; ночь мы провели в отдельных комнатах, вынув из предосторожности из замков ключи.

На следующее утро… но читатели могут догадаться сами, что письма не были принесены, и я отправился к: хозяину сказать ему, что мы еще останемся, ожидая писем. Хозяин намекнул мне, что многие хотят посоветоваться с моим господином; я ответил, что поговорю с ним, замечая при этом, чтобы он предварил желающих советоваться, что они должны будут давать за советы золото или совсем ничего. Несколько минут спустя я объявил, что великий Аристодем согласился дать аудиенцию безденежно. У нас были всевозможные припасы для большего эффекта, но мы рассудили, что на первый раз простота будет лучше. Потому и положено было, чтобы Мельхиор сидел у стола, покрытого черным сукном, вышитым различными фигурами; перед ним должна была лежать книга с иероглифами и возле нее – костяная палочка с золотым наконечником. Тимофей стоял у дверей с коротенькой римской шпагой, привязанной на кушаке, а я – в почтительном положении за великим Аристодемом.

Первая особа, допущенная на аудиенцию, была жена городского мэра. Ничего не могло быть для нас лучше, потому что мы получили все нужные сведения как о ней, так и о ее супруге, а известно, что жены должностных людей всегда говорят много. Мельхиор сделал знак рукой, и я принес стул, прося ее садиться. Великий Аристодем молча посмотрел на ее лицо, потом, перевернув несколько листков в книге судеб и остановившись на одном из них и посмотрев со вниманием, сказал ей:

– Что хочешь ты узнать от меня? Она вздрогнула и побледнела.

– Я хотела бы спросить… – начала она.

– Знаю, ты хотела бы спросить, имею ли я время тебя слушать? Между прочим, первой твоей мыслью было: есть ли надежда, что муж твой будет иметь наследника от тебя. Не правда ли?

– Правда, – ответила дама, собравшись с духом.

– Я это вижу по моей книге; но позволь тебя спросить: как хочешь ты, чтобы благословение Божие сошло на тебя, если ты не делаешь ничего доброго? Ты и муж твой – оба богаты; но что вы сделали хорошего с этим богатством? Великодушны ли вы? Нет. Давай другим, и Бог тебе даст.

Аристодем махнул рукой, и дама поднялась со стула, чтобы выйти вон. Она держала в одной руке гинею, а в другой кошелек, из которого вынула все и положила на стол.

– Хорошо, благодеяния твои будут за тебя ходатайствовать. Артольф, вели эти деньги раздать бедным.

Я поклонился и, не говоря ни слова, взял пять гиней.

– Кто может сказать, что я не делаю ничего доброго? – заметил Мельхиор улыбаясь, когда дама вышла. – Скупость этой почтенной четы так же хорошо известна, как и желание их иметь детей… Если урок мой сделает ее благотворительной, то не услуга ли это?

– Но вы ей подали надежду, и если эта надежда ее обманет, то она может прийти в отчаяние и тем погубить себя и своего мужа.

– О, если б случилось с нею последнее, то отчаяние ее прошло бы вмиг.

– Ну, этому-то я не так верю, – ответил я… – Но, кажется, кто-то стучится.

В эту минуту вошла другая дама, которая сильно изумилась, увидев наружность и одежду великого Аристодема, и хотела было уйти назад. Но Тимофей уже запер двери, и ей невозможно было ускользнуть.

Она привела нас в замешательство, потому что мы не имели о ней никаких сведений. Между тем Мельхиор перестал глядеть в книгу и начал объясняться с нею. Дрожащим голосом дама сказала ему, что овдовела и имеет только одного сына, которым живет, что он теперь на море и она уже давно не слыхала о нем и боится, не случилось ли с ним какого несчастья; она говорила ему также о своей бедности и предлагала кольцо – единственное свое богатство.

– Можете ли вы мне сказать, жив ли он? – говорила она, заливаясь слезами. – Но если вы этого не знаете, то не отнимайте у несчастной единственное ее богатство и отпустите меня.

– Как давно получили вы последнее письмо от него? – спросил Мельхиор.

– Семь месяцев уже; и оно было писано из Бахии, – ответила она, вынимая письмо из ридикюля и закрывая лицо свое платком.

Мельхиор украдкой заметил ее адрес и ответил ей:

– Мистрисс Ватсон…

– Боже мой, разве вы знаете мою фамилию? – вскрикнула женщина. – Но вот письмо, прочтите его…

– Мне оно не нужно, мистрисс Ватсон, я знаю содержание его. – Он перевернул несколько листков своей книги и стал со вниманием рассматривать последний.

– Сын ваш жив, – объявил он.

– Слава Богу! – вскрикнула она, подняв руки и уронив ридикюль.

– Но вы не должны его скоро ожидать, он на выгодной службе.

– Это мне все равно. Он жив – вот что я хотела знать. Бог да благословит вас!

Мельхиор шепнул мне несколько слов на ухо, когда вдова закрыла свои глаза платком, и я, взяв пять гиней, сунул их в ридикюль ей так, что она не заметила.

– Вы можете уйти, сударыня, другие тоже нуждаются в моих услугах.

Бедная женщина встала и предложила кольцо.

– Нет-нет! Мне не нужно ваших денег, я беру только с богатых, и то, чтобы раздавать бедным, но не отнимаю последнего у несчастных вдов. Откройте ваш ридикюль.

Вдова исполнилаприказание; Мельхиор положил ей туда кольцо, потом взял палочку, махнул по воздуху и, дотронувшись ею до ридикюля, сказал:

– Ищите и обрящете.

Женщина вышла из комнаты, заливаясь слезами благодарности; правду сказать, я сам чуть было не заплакал и заметил Мельхиору, что он до сих пор трудился даром.

– Да, Иафет; но будь уверен, что я помог этой женщине не из барыша, а из сострадания к ней, говорю тебе откровенно. Все люди – смесь добра и зла. Но я ворую только у глупых, а не у бедных.

– Но вы ей сказали, что сын ее жив.

– Правда, что он, может быть, и умер, но утешать людей во всяком случае добро и успокаивать их, хотя на короткое время, есть благодеяние, потому что неизвестность хуже самой известной смерти.

Поступок Мельхиора был награжден; вдова не могла опомниться от удивления, найдя золото в своем ридикюле. Она всех уверяла, думая что ее уверения были совершенно справедливы), что не выпускала из рук ридикюля, а что великий Аристодем дотронулся до него только палочкой, и то слегка.

В городе ни о чем более не говорили, как о чудесах Мельхиора. На следующий день, к довершению чуда, Ватсон получила письмо от сына со значительной суммой денег. Благодарная женщина прислала на другой день десять гиней, желая тысячи благ великому Аристодему и считая его почти святым. Приключение это было очень счастливо для нас, и, как Мельхиор говорил, теперь только начался настоящий доход. В четыре дня мы добыли двести фунтов стерлингов и, полагая, что время ехать, объявили хозяину о получении писем и с шумом оставили город, провожаемые толпой, через которую с трудом пробрались.

Глава XIV

Мы взяли лошадей до следующего города; но только что отъехали несколько миль, я остановил мальчиков, правивших лошадьми, и сказал им, что великий Аристодем нынешнюю ночь хочет наблюдать планеты, для чего они и должны ехать по пути, на который я им укажу. Мальчики, слышавшие об его славе, без отговорок повернули к назначенному месту. Приехав туда, мы вынули из экипажа все наши вещи и в присутствии этих же мальчиков раскладывали их, как будто бы для астрономических наблюдений. Потом, заплатив за провоз, я велел им вернуться назад, чем они и были очень довольны. Когда экипаж уехал, то мы, переодевшись в обыкновенные наши платья, попрятали в кустарники все вещи, за которыми прислали на следующий день, и возвратились к своим цыганам, которые были от нас милях в двух. Нас встретили с большой радостью, в особенности Натте и Флита.

Я говорил прежде, и читатель сам, я думаю, заметил уже из моего рассказа, что Мельхиор был человек не совсем обыкновенный. С каждым днем я более и более к нему привязывался, и наша кочующая жизнь мне чрезвычайно понравилась. Предрассудки, гнездившиеся во мне, постепенно исчезали. Иногда вспоминал я первоначальную цель моего путешествия, но обыкновенно утешал себя мыслью, что остается еще много времени. Когда мы кочевали в поле, Флита была беспрестанно со мной; я учил ее читать и писать.

– Иафет, – сказал мне раз Тимофей, когда мы рубили орешник в лесу для топки и приготовления пищи, – я не вижу, чтобы твои розыски отца подавались вперед.

– Это правда, Тимофей, но зато я приобретаю познания житейские, которые мне очень помогут в этих розысках, и, что еще важнее, я выручаю деньги, с которыми надежнее могу пуститься в дальнейшие предприятия.

– Сколько дал тебе Мельхиор после нашего отъезда?

– Двадцать гиней, что с прежними составляет более пятидесяти.

– А мне дал десять, следовательно, у нас теперь значительная сумма, почти семьдесят гиней.

– Да, не так-то скоро можно ее истратить. Но мы должны еще поработать. Потом же, я не могу оставить эту девочку, которая создана совсем не для фиглярства.

– Очень рад, Иафет, слышать это от тебя; я того же мнения, и она должна разделить нашу участь.

– Славная будущность! – сказал я смеясь. – Hо все лучше, нежели здесь оставаться… Только как бы уладить все это?

– В том-то и дело. Но еще есть время подумать… Мы можем исполнить наши планы не прежде, как оставив теперешнее занятие.

– Суля по словам Мельхиора, мы, кажется, скоро опять отправимся в путь.

– А чем, не знаешь ли, Иафет, мы теперь будем заниматься?

– Мы примемся за прежнее ремесло; будем лечить ото всех недугов в мире, и нам покажется, что мы опять в аптеке Кофагуса.

– Ну, я думаю, наделаем мы штук. Однако надеюсь, что Мельхиор не заставит меня изучать начала моей профессии. Это ведь не шутка!..

– О, без сомнения! Для таких глупостей держат Нума, без чего он не был бы никуда годен.

Следующая неделя была проведена нами в приготовлениях к ожидаемой экспедиции; мы наполняли коробочки пилюлями, наливали микстуры в склянки разной величины, которые большей частью все состояли из спирта. Склянки эти мы закупоривали и укладывали в походные ящики.

Джумбо и Флита были оставлены. Мельхиор, я, Нум и Тимофей отправились пешком, неся свое платье в узелках. Но на Нума еще навешали разных вещей, как на вьючную лошадь… Он беспрестанно жаловался, говоря:

– Не можете ли вы нести чего-нибудь?

– Нет, – отвечал я, – это ваша ноша; каждый должен нести свое.

– Ну, я никогда не думал, чтобы это было так тяжело. Да куда мы идем?

– Недалеко, – говорил Тимофей, – а там уж тебе нечего будет делать.

– Не думаю, для хозяина я весьма нужен. Со мной дела его идут успешно. По правде, как в умственных занятиях, так и в ноше я переношу ужасный труд.

– Это хорошо для вашего здоровья, Нум.

– И то хорошо, – ответил бедняга, – только немного жарко.

Глава XV

К счастью Нума, мы были недалеко от города, в котором хотели открыть новую нашу отрасль промышленности, к чему и приступили на следующее же утро. Нум шел с трубкой в руке, а Тимофей ехал верхом на осле. Когда мы пришли на городскую площадь, то Нум начал трубить изо всей силы, а Тимофей в пестром одеянии привстал на седле и проговорил следующую речь:

– Милостивые государи и государыни, имею честь известить вас о прибытии в этот город знаменитого доктора Аппаллашеосмокометика, который путешествовал далее солнца и притом скорее кометы. Он был во всех частях света; курил калюмет22
  Трубка у краснокожих индейцев.


[Закрыть] с дикими индейцами Канады; ездил на охоту с Арауками в средней Америке; скакал на диких лошадях по долинам Мексики. Красил нос с эскимосами и наклеил нос великому хану татарскому. Был и при дворах Европы. Плясал с русскими на невском льду, танцевал мазурку с поляками, вальс с германцами, тарантеллу с итальянцами, фанданго с испанцами и кадрили с французами. Рылся во всех архивах вселенной, проходил по всем частям твердой земли, исследовал все горы в свете; прошел через Анды, поднимался на высоты Пиринеев, спускался в недра Везувия и был оттуда выброшен через Стромболи. Он живет более тысячи лет, и все еще в цвете юности, у него сто сорок раз выпадали зубы и к Рождеству всегда новые вырастали. Всю жизнь свою он употреблял на пользу человечества, принося добро своим собратьям и, имея опытность более тысячелетней, леча от тысячи недугов. Господа, этот удивительный доктор представится вам сегодня вечером и скажет, в каких случаях должно употреблять какие лекарства. Для прекрасного же вашего пола, милостивые государыни, великий доктор обладает редкими лекарствами ото всех ваших болезней. Он имеет порошки, от которых у вас будут дети, если вы захотите… Напиток, от которого мужья сделаются к вам привязаны… Опиум, который ослепит их во время ваших любовных похождений. У него также есть средства уничтожать морщины и восстановлять юность; эликсир, прекращающий крики детей… Труби, Филотас, труби, чтобы все знали, что знаменитому доктору Аппаллашеосмокометику угодно остановиться в этом городе, чтобы вылечить всех жителей.

Тут Нум опять начал трубить до тех пор, пока все лицо его не почернело от усилия, а Тимофей, повернув своего осла, поехал в другие части города, преследуемым толпой оборванных мальчишек, чтобы повторять свою высокопарную речь.

Около четырех часов пополудни Мельхиор явился на торговую площадь. Я шел сзади него в платье германского студента, а Тимофей и Нум были в прежних своих костюмах. Здесь мы соорудили что-то в виде сцены, вокруг которой собралось ужасное множество народа с намерением скорее позабавиться, нежели покупать.

Когда все товары были разложены, то я стал с одной стороны Мельхиора, Тимофей – с другой, а Нум со своей трубой – сзади нас.

– Труби, Филотас! – сказал Мельхиор, надевая треугольную шляпу и кланяясь под звуки резкого инструмента.

– Прошу покорно сказать, мистер музыкант, зачем вы трубите?

– Не знаю, – ответил безумный, выпучив свои глаза.

– Какой глупый ответ! Мистер Дионисиус!.. Не знаете ли вы для чего?

– Да, сударь, я догадываюсь.

– Растолкуйте же всем леди и джентльменам, которые удостоили нас своим присутствием.

– Труба есть предвестница торжества великих победоносцев, – ответил Тимофей.

– Справедливо, сударь! Но разве я великий победоносец?

– Вы побеждаете смерть, а это самая трудная победа.

– Дионисиус, за ваш благоразумный ответ вы будете награждены, – сказал ему шепотом Мельхиор, – не забудьте только за ужином мне напомнить об этом.

– Не забуду, будьте уверены, – ответил Тимофей, поглаживая свое туловище с самодовольной улыбкой.

– Милостивые государи и государыни, – продолжал Мельхиор, обращаясь к публике, – я вижу, что у всех вас рты разинуты, и вы ожидаете пилюль; но будьте терпеливее, я не иначе даю мои лекарства, как увидев болезни, которые бы требовали действительной помощи. В самом деле, я был бы плохой доктор, если б стал лечить, не зная, чем вы страдаете. «Est nentrale genus signans rem non animatam», – сказал Геродот, это значит, что одному помогает то, что для другого яд, а потому осторожность есть самая нужная вещь в медицине, и моя репутация пострадает, если я дам что-нибудь вредное.

Теперь, друзья, заметьте, какие свойства имеет вещество, находящееся в этой склянке. Вы видите, что в ней не более шестидесяти капель, но эти шестьдесят капель могут прибавить десять лет жизни и вылечить столько же болезней Во-первых, они вылечивают водную, которую знаменитый Гален разделяет на три рода: на ascites, anasarca и tympanites. Диагностические же свойства, или признаки, этой болезни: опухоль, вспучивание или надутость живота, трудность дыхания, недостаток аппетита и нестерпимый кашель. Спрашиваю: не страдает ли кто-нибудь водянкою? Никто?.. Слава Богу!

Во-вторых, оно употребляется для лечения перевнемония, или воспаления в легких. Свойства этой болезни: ослабление пульса, опухоль в глазах и краснота в лице. Не подвержен ли кто-нибудь этим признакам?.. Никто? Слава Богу!..

Но это же несравненное лекарство служит и от поноса, признаки которого: ослабление тела, частые колики, холодный пот…

В эту минуту подошли несколько человек, и один из них пожаловался на колику, другой – ослабление тела, а двое или трое говорили, что подвержены холодному поту.

– Хорошо, благодарю небо, что я сам могу вам помочь. Гиппократ говорит: «Re tivum cum antecedente concordat», что значит: «Лекарства, употребляемые в начале болезни, уничтожают ее еще при самом зарождении». Вот, друзья, баночки благодетельного лекарства; берите, берите их, вы мне заплатите за все только шиллинг и будете довольны. Когда вы станете ложиться спать, то не забудьте вознести благодарности Всевышнему за такое чудное средство, которое одной каплей излечивает такое множество болезней. Кроме сказанных мною оно излечивает еще: ponagra, chiragra, omagra и lumbago, то есть оно уничтожает боль в коленях, руках, локтях, плечах и спине. Словом, удивительно полезно во всех означенных болезнях. Старайтесь сохранить этот элексир на целый ваш век; придет старость, и у вас под рукой будет средство излечиваться ото всех недугов… о… как тогда вы будете благодарить себя, что не пожалели шиллинга.

После этого воззвания число больных и ожидающих болезней до того увеличилось, что все наши склянки были разобраны, и доктор обещал через несколько дней доставить им еще этого бесценного лекарства.

– Милостивые государи и государыни, – продолжал он. – Теперь я предложу вам знаменитый пластырь, действия которого удивительны… Подойдите сюда Дионисиус; так как вы имели случай испытать благодетельный этот пластырь, то расскажите почтеннейшей публике, каким образом он вам помог.

Тимофей выступил вперед.

– Милостивые государи и государыни, – сказал он, – клянусь честью, что буду говорить правду. Tpи недели тому назад я упал с лестницы и переломил спину на три части. Меня снесли к хирургу, который, видя, что нет никакой надежды на излечение, велел снять с меня мерку для гроба… Великий же наш доктор был тогда в отсутствии, на консультации королевы, у которой антонов огонь на большом пальце правой ноги; к счастью, что великий доктор поспел вовремя. Меня уже укладывали в ящик вечности, как вдруг явился мой хозяин, приложил к моей спине вот этот пластырь, и в пять дней я уже сидел, а через десять принялся за прежнюю мою должность.

– Совершенно ли вы теперь здоровы, Дионисиус?

– Совершенно, и моя спина теперь крепче китовой.

– Докажите же это на деле.

– Извольте.

И Дионисиус перекинулся вперед и назад, потом, пройдя по платформе на руках, кувыркнулся во все стороны.

– Вы видите, господа, что я совершенно здоров, и что сказал, то могу подтвердить еще честным словом.

– Согласитесь, господа, что надобно много искусства, чтобы вылечить от такой болезни, – прибавил доктор, адресуясь к окружающей толпе. – Теперь нет нужды говорить, что этот пластырь также целителен ото всех ушибов, контузий, вывихов членов и прочее. Вас может удивить также малая цена его: кусочек стоит восемь пенсов.

Пластырь был скоро раскуплен, и Мельхиор стал описывать другие неоценимые лекарства, а когда дошел до косметических вещей для дам, то мы не успевали их даже раздавать.

– Теперь, – сказал доктор, – я должен с вами проститься.

– Очень рад, – сказал Тимофей, – потому что буду продавать лекарства моего собственного изобретения.

– Вашего изобретения?.. Что вы хотите сказать этим?

– Хочу сказать, что у меня есть порошок чудесного свойства.

– От каких же это болезней?

– От блох. Он точно так же удовлетворяет своей дели, как и наши медицинские снадобья.

– Но как употреблять его?

– Я скажу это только тем, которые его купят. Тимофей взял порошок в руку и, обратясь к публике, проговорил:

– Милостивые государи и государыни, даю честное слово, что порошок мой будет иметь желательный успех. Я за него прошу только шесть пенсов.

– Но как с ним обходиться?

– Обходиться с ним точно так же, как и с другими порошками, но я не расскажу употребление его, пока не продам немного, обещая, однако, возвратить деньги назад, если он будет негоден.

– Хорошо, Дионисиус, я постараюсь помочь вам сбыть его. Не желает ли кто купить порошок, уничтожающий блох?

– Я хочу, – ответил кто-то из толпы, – и вот вам, шесть пенсов. Расскажите теперь, как мне употреблять его?

– Как употреблять? – сказал Тимофей, кладя шесть пенсов в карман. – Вы должны сперва поймать блоху, потом нежно сжать ее двумя пальцами левой руки, именно: большим и указательным, и так, чтобы она открыла рот, потом положить ей туда немного этого порошка, и блоха сейчас же умрет.

– Да если уж я поймал блоху, то и без порошка могу ее убить.

– Совершенно справедливо, но это не значит еще, чтобы мой порошок не имел никакого действия.

Ответ и рецепт Тимофея заставил всех присутствующих громко засмеяться. Работа наша в этот день увенчалась совершенным успехом.

После четырехдневного пребывания в этом городе мы отправились далее, имея везде такой же успех, но зато я с Тимофеем должен был просиживать целые ночи, делая пилюли и микстуру. Мельхиора часто не было с нами, потому что, как он говорил, был занят другими делами, почему и предоставлял раздачу целебных лекарств своим ученикам, которые также хорошо знали свое дело. Наружность моя производила большое влияние, особливо на дам. Тимофей также много способствовал выгодам хозяина, и мы таким образом всякий день значительно увеличивали капитал Мельхиора. Впоследствии наш великий доктор показывался только не более, как на полчаса, остальное же время дня, по его словам, употреблял он на лечение больных и нас рекомендовал как людей, на которых мог положиться в исполнении его важной должности. Через шесть недель мы возвратились к цыганам, которые и на этот раз были недалеко.