Текст книги "Посредник"

Автор книги: Фредерик Форсайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 32 страниц)

Несмотря на недостаток сна, члены комитета выглядели значительно пристойнее. Из дома им доставили свежее белье, выглаженные сорочки и костюмы, рядом была ванная комната. По дороге с базы в Белый дом Вайнтрауб не останавливал машину, и Куинн выглядел так, словно его только что вышвырнули из какой-нибудь мерзкой забегаловки.

Вайнтрауб вошел первым, пропустил Куинна и затворил дверь. Вашингтонские политики молча разглядывали незнакомца.

Высокий человек подошел к стулу у конца стола, сел, не ожидая приглашения, и сказал:

– Я – Куинн.

Вице-президент Оделл откашлялся.

– Мистер Куинн, мы пригласили вас сюда, так как намерены просить вас провести переговоры о возвращении Саймона Кормака.

Куинн кивнул. Он догадывался, что его привезли из такой дали не для того, чтобы побеседовать о футболе.

– У вас есть последние сведения из Лондона? – осведомился он.

Увидев, что приглашенный сразу перешел к делу, комитет вздохнул с облегчением. Брэд Джонсон пододвинул последний листок, принесенный с телетайпа, и Куинн молча принялся читать.

– Кофе, мистер Куинн? – предложил Хьюберт Рид. Обычно министры финансов кофе никому не подают, однако Рид встал и подошел к столику у стены, на котором стоял электрический кофейник. Кофе здесь шел хорошо.

– Черный, – бросил Куинн, не отрываясь от чтения. – Они еще не давали о себе знать?

Уточнять, кто такие «они», нужды не было.

– Нет, – ответил Оделл. – Молчат как проклятые. Конечно, сотни ложных телефонных сообщений. В Англии тоже. Только в Вашингтоне зарегистрировано тысяча семьсот. Всяким психам нынче раздолье.

Куинн продолжал читать. Во время полета Вайнтрауб сообщил ему все основное. Теперь Куинн лишь хотел узнать, что произошло нового. Этого было не так-то много.

– Мистер Куинн, кто, по-вашему, мог это сделать? – спросил Доналдсон.

Куинн обвел собравшихся взглядом.

– Джентльмены, похитители бывают четырех сортов. Только четырех. Для нас было бы лучше всего, если бы это оказались любители. Они не умеют планировать. Если им удается похищение, они оставляют следы. Их всегда можно обнаружить. Однако выдержки им обычно не хватает, и это может быть опасным. Когда становится известно, где они скрываются, группе захвата, как правило, удается их перехитрить и высвободить жертву. Но это были не любители.

Возражать никто не стал. Куинн завладел всеобщим вниманием.

– Хуже всего маньяки – это люди, вроде банды Мэнсона. Неприступные, алогичные. Им не нужны никакие материальные блага, они убивают для развлечения. Хорошо, что наши похитители на маньяков, вроде, непохожи. Готовились они весьма тщательно, педантично все отработали.

– А что представляют собой два других сорта? – полюбопытствовал Билл Уолтерс.

– Из них более неприятны фанатики – политические или религиозные. Их требования порой невозможно удовлетворить физически. Они ищут славы, рекламы – рекламы в первую очередь. У них есть их общее Дело. Некоторые готовы сами умереть ради него и лишить жизни других. Нам их Дело может показаться безумием. Им так не кажется. И они не глупы, просто переполнены ненави стью к истэблишменту и, следовательно, к своей жертве, которая обязательно в него входит. Они убивают ради самого поступка, а не для самозащиты.

– А четвертый тип? – спросил Мортон Станнард.

– Профессиональные преступники, – без колебаний ответил Куинн. – Им нужны деньги, и это проще всего. Заложник для них – гарантия крупного куша, и уничтожать эту гарантию никак не входит в их планы.

– А к какой группе относятся наши? – спросил Оделл.

– Кто бы они ни были, они очутились в очень невыгодном для себя положении, что может оказаться нам на руку, а может и нет. Партизаны Центральной и Южной Америки, сицилийская мафия, калабрийская «каморра», горцы Сардинии, Хезбалла в южном Бейруте – все они действуют в естественном для себя и потому безопасном окружении. Им нет нужды убивать, поскольку они никуда не торопятся. Они могут держаться сколь угодно долго. А наши похитители спрятались, скорее всего, где-то в Великобритании, то есть окружение у них весьма враждебное. Поэтому они уже находятся в напряжении. Они захотят провести операцию как можно скорее и смыться – это хорошо. Но они могут не выдержать угрозы неминуемого разоблачения и броситься в бега. И оставить позади себя труп – а это плохо.

– Вы возьметесь вести с ними переговоры? – спросил Рид.

– Попробую. Если они дадут о себе знать, кому-то все равно придется этим заниматься.

– Меня с души воротит, когда подумаю, что нужно платить деньги таким мерзавцам, – заметил Филип Келли из уголовно-следственного отдела. В ФБР люди попадают по-разному; Келли пришел туда из нью-йоркской полиции.

– Профессиональные преступники проявляют больше милосердия, чем фанатики? – поинтересовался Брэд Джонсон.

– Похитители вообще не проявляют милосердия, – отрезал Куинн. – Это самое гнусное из преступлений. Одна надежда на алчность.

Майкл Оделл обвел взглядом коллег. Те одобрительно закивали.

– Мистер Куинн, вы попытаетесь договориться об освобождении парня?

– Если похитители заявят о себе, да. Но у меня есть условия.

– Разумеется. Назовите их.

– Я буду работать не для правительства Соединенных Штатов. Оно обеспечит мне свое полное сотрудничество, но работать я буду для родителей. Только для них.

– Возражений нет.

– Действовать я буду из Лондона, не отсюда. Слишком далеко. Никакого упоминания обо мне – ни в газетах, ни по телевидению, нигде. Мне должны предоставить квартиру и необходимое число телефонных линий. Главную роль в переговорах буду играть я, это следует согласовать с Лондоном. Свары со Скотленд-Ярдом мне ни к чему.

Оделл бросил взгляд на государственного секретаря.

– Думаю, нам удастся убедить британское правительство пойти на это, – сказал Доналдсон. – Они будут главенствовать в расследовании, которое пойдет параллельно с переговорами. Что еще?

– Я буду работать по своему разумению, сам принимать решения, как действовать с этими людьми. Может встать вопрос о деньгах. Они должны быть наготове. Мое дело – вернуть парня. И все. После того как его освободят, можете гнаться за похитителями хоть на край света.

– Так оно и будет, – со спокойной угрозой проговорил Келли.

– За деньгами дело не станет, – сказал Хьюберт Рид. – Как вы понимаете, мы готовы заплатить сколько угодно.

Куинн промолчал, хотя и понимал: сказать такое похитителям – лучший способ все испортить.

– Я не хочу, чтобы вокруг меня толкались, приставали ко мне, чтобы кто-нибудь проявлял инициативу. И прежде чем отправиться, я хотел бы повидаться с президентом Кормаком. Наедине.

– Не забывайте, что вы говорите о президенте Соединенных Штатов, – предостерег директор ЦРУ.

– Но он еще и отец заложника, – парировал Куинн. – Мне нужно узнать кое-что о Саймоне Кормаке, и рассказать об этом может лишь отец.

– Но он страшно нервничает, – возразил Оделл, – Неужели вы не можете избавить его от разговоров?

– Мой опыт показывает, что в таком состоянии отцу часто хочется поговорить с кем-нибудь, пусть даже с незнакомым человеком. И, быть может, с незнакомым в первую очередь. Можете мне поверить.

Высказывая эту просьбу, Куинн понимал, что до президента его вряд ли допустят. Оделл вздохнул.

– Посмотрим, что можно будет сделать. Джим, вы договоритесь с Лондоном? Передайте, что к ним едет Куинн. Скажите, что таково наше желание. Да, и ему следует переодеться во что-нибудь свежее. Мистер Куинн, не хотите ли немного освежиться? Ванная комната рядом, через холл. А я пока позвоню президенту. Как быстрее всего попасть в Лондон?

– Через три часа из аэропорта Даллес летит рейсовый «Конкорд», – не раздумывая ответил Вайнтрауб.

– Забронируйте место, – распорядился Оделл и встал. Остальные последовали его примеру.

В 10.00 утра у Найджела Крамера появились новости для комитета КОБРА, заседавшего в подвале под зданием Уайтхолла. В центре по выдаче водительских прав в Суонси напали на след. Человек с той же фамилией, как и у пропавшего бывшего владельца «форд-транзита», месяц назад приобрел и зарегистрировал новый фургон типа «шерпа». Теперь этот человек проживал в Лестере. Питер Уильямс, начальник отдела по борьбе с терроризмом и официальный следователь уже летел туда на полицейском вертолете. Если этот человек больше не был владельцем «форд-транзита», значит, он кому-то его продал. Никаких заявлений о том, что «форд-транзит» украден, не поступало.

После очередного совещания сэр Гарри Марриотт отвел Крамера в сторонку.

– Вашингтон выразил желание сам вести переговоры, если таковые будут, – сообщил он. Они высылают сюда своего человека.

– Господин министр, я вынужден настаивать па том, чтобы во всем этом деле главная роль была отведена столичной полиции, – заявил Крамер. – Я намерен назначить двоих людей из уголовно-следственного отдела в качестве посредников. Это не американская территория.

– Мне очень жаль, – возразил сэр Гарри, – но я отменяю ваше решение. С Даунинг-стрит все уже согласовано. Там считают, что в этом мы должны уступить американцам.

Крамер почувствовал себя оскорбленным, однако протестовать не стал. Его решимость обнаружить похитителей методами полицейского расследования только усилилась.

– Могу я спросить, кого они хотят прислать, господин министр?

– Кажется, его фамилия Куинн.

– Куинн?

– Да. Слышали о таком?

– Еще бы, господин министр. Он работал у «Ллойда»{Ассоциация страховщиков, названная по имени ее создателя Эдварда Ллойда, основана в 1688 г.}. Я думал, он на пенсии.

– Вашингтон говорит, что он согласился. Не знаете, он толковый человек?

– В высшей степени. Прекрасно проявил себя в пяти странах, в том числе и в Ирландии, несколько лет назад. Тогда-то я с ним и познакомился. Какие-то негодяи из Ирландской республиканской армии похитили бизнесмена, подданного Великобритании.

В глубине души Крамер почувствовал облегчение. Он боялся, что американцы пришлют какого-нибудь психолога-теоретика, который очень удивится, узнав, что в Англии левостороннее движение.

– Прекрасно, – заключил сэр Гарри. – Тогда, я полагаю, мы любезно уступим им в этом вопросе. И пообещаем полное сотрудничество с нашей стороны, ладно?

Министр внутренних дел, который тоже был наслышан о системе ПСЗ – хотя два последних слова произносил, как «свой зад», – порадовался просьбе Вашингтона. В конце концов, если что-то пойдет не так…

Через час после разговора в правительственной комнате Куинна провели в личный кабинет президента на втором этаже. Оделл сопровождал его сам; они прошли не розовым садом, мимо живых изгородей из падуба и самшита, а через подвальный коридор, заканчивающийся лестницей, которая вела в коридор первого этажа главного здания. Камеры с телеобъективами были нацелены на сад с полумильного расстояния.

Президент Кормак был одет в темный костюм, но выглядел бледным и осунувшимся: вокруг рта от усталости появились морщинки, а под глазами круги от недосыпания. Он пожал Куинну руку и кивком отпустил вице-президента.

Указав Куинну рукой на стул, Джон Кормак занял место за письменным столом. Это было для него своего рода орудие защиты, барьер, которым он хотел отгородиться. Только он собрался заговорить, как Куинн спросил:

– Как миссис Кормак?

Не «первая леди», а просто «миссис Кормак», его жена. Президент был озадачен.

– Спит. Это для нее страшный удар. Ей дали успокаивающее. – Он помолчал. – Вы же уже сталкивались с подобным, мистер Куинн?

– Неоднократно, сэр.

– Сами понимаете, за всеми этими церемониями стоит просто человек, очень обеспокоенный человек.

– Да, сэр, я понимаю. Прошу вас, расскажите мне о Саймоне.

– О Саймоне? Что же именно?

– Какой он. Как он будет реагировать на… на все это. Почему он появился у вас с супругой так поздно?

Ни один человек в Белом доме не осмелился бы задать президенту такой вопрос. Джон Кормак взглянул на собеседника. Президент не считал себя коротышкой, но рост этого человека был около шести футов и двух дюймов. Аккуратный серый костюм, галстук в полоску, белая сорочка – все взятое в долг, но Кормак не знал об этом. Чисто выбритый, загорелый. Костистое лицо, спокойные серые глаза, сила и терпение.

– Так поздно? Не знаю, право. Когда мы поженились, мне было тридцать, Майре двадцать один. Тогда я был новоиспеченный профессор. Мы хотели завести ребенка через два-три года. Не получилось. Мы стали ждать. Врачи утверждали, что нет никаких причин… А потом, на десятом году нашего супружества появился Саймон. Мне было уже сорок, Майре тридцать один. Других детей у нас нет… один Саймон.

– Вы ведь очень его любите, правда?

Президент Кормак с удивлением посмотрел на Куинна. Вопрос оказался неожиданным. Он знал, что Оделл, к примеру, живет отдельно от своих двух взрослых отпрысков, но ему и в голову не приходило задаться вопросом, как сильно он любит своего сына. Президент встал, обошел вокруг стола и сел поближе к Куинну, на краешек стула с прямой спинкой.

Мистер Куинн, он для меня – нет, для нас обоих – свет в окошке. Верните его нам.

– Расскажите о его детстве, когда он был совсем маленьким.

Президент вскочил.

– У меня есть фотография, – радостно проговорил он, подошел к шкафу и достал из него снимок в рамке. На нем был изображен крепыш лет пяти, стоящий в одних трусиках на пляже с ведерком и совком в руках. Сзади присел гордый улыбающийся отец.

– Это снимали в Нантакете, в семьдесят пятом. Меня как раз только что выбрали конгрессменом от Нью-Хейвена.

– Расскажите о Нантакете, – мягко попросил Куинн.

Президент Кормак говорил примерно час. Похоже, это принесло ему облегчение. Когда Куинн поднялся, собираясь уходить, Кормак нацарапал на листочке несколько цифр и протянул его Куинну.

Это мой частный номер. Его знают лишь несколько человек. По нему вы попадете прямо ко мне, в любое время суток. – Президент протянул руку. – Удачи вам, мистер Куинн. Да поможет вам Бог.

Джон Кормак старался держать себя в руках. Куинн кивнул и быстро вышел из комнаты. Ему приходилось видеть это раньше – как может сорваться человек в таком состоянии.

Пока Куинн приводил себя в порядок в ванной, Филип Келли отправился к себе, в здание Эдгара Гувера, где его ждал заместитель. У них с Кевином Брауном было много общего, поэтому Келли и настоял на его назначении.

Когда он вошел в кабинет, его заместитель сидел за столом и читал личное дело Куинна. Усаживаясь на стул, Келли кивнул на папку.

– Ну, как тебе наше сокровище?

– В боях он вел себя смело, – сказал Браун. – А вообще нахал порядочный. Единственное, что мне в нем нравится, – это его имя.

– Его пригласили через голову Бюро, – отозвался Келли. А Дон Эдмондс не возражал. Может, решил, что если все обернется скверно… Как бы там ни было, эти сволочи нарушили по крайней мере три американских закона. И они подпадают под юрисдикцию Бюро, несмотря даже на то, что произошло это на территории Великобритании. И я не хочу, чтобы этот молодчик действовал самостоятельно, без присмотра – кто бы там что ни говорил.

– Правильно, – согласился Браун.

– А этот наш представитель в Лондоне, Патрик Сеймур, – ты его знаешь?

– Да знаю, – пробурчал Браун. – Говорят, он с англичанами не разлей вода. Может, даже слишком.

Кевин Браун, тоже ирландец, как и Келли, пришел в ФБР из бостонской полиции; его любовь к англичанам можно было выразить в словах, которые уместились бы на обороте почтовой марки, и при этом еще осталось бы много свободного места. Но это отнюдь не означало, что Браун питал теплые чувства к ИРА, – он даже арестовал однажды двух торговцев, продававших ИРА оружие, и те сели бы в тюрьму, но суд их оправдал.

Браун так и остался полицейским старого закала, которому ненавистны любые преступники. Ему до сих пор помнилось, как он, парнишка из бостонских трущоб, с широко раскрытыми глазами слушал рассказы своей бабки о том, как во время голода 1848 года люди умирали с зелеными ртами, оттого что ели траву, или о виселицах и расстрелах 1916 года. Ирландия, в которой он никогда не был, представлялась ему страной туманов и нежнозеленых холмов, где под звуки скрипки и веселых напевов странствовали и творили такие поэты, как Йейтс и О’Фаолейн. Он был уверен, что в Дублине полно уютных баров, где мирные люди сидят за кружкой портера перед печью, в которой пылают торфяные брикеты, и подолгу читают Джойса и О’Кейси.

Ему говорили, что в Дублине самый большой в Европе процент подростков-наркоманов, но он знал, что это просто лондонская пропаганда. Он неоднократно слышал, как премьер-министры Ирландии, приезжая в Америку, просили не снабжать деньгами ИРА. Что ж, у каждого свои взгляды, и у него тоже. Если он борется с преступностью, это еще не значит, что он обязан любить людей, которых считает вечными гонителями народа, живущего на земле его предков.

Наконец Келли принял решение.

– Сеймур в хороших отношениях с Баком Ревеллом, но тот сейчас болен. Директор назначил от Бюро старшим меня. А я не желаю выпускать этого Куинна из рук. Собери хорошую команду и отправляйся с нею в Лондон дневным рейсом. Вы прилетите на несколько часов позже «Конкорда», но это неважно. Обоснуетесь в посольстве, я скажу Сеймуру, что поручил это дело тебе, – на всякий случай.

Довольный Браун поднялся.

– Да, и вот еще что, Кевин. Нужен агент, который находился бы рядом с Куинном. Постоянно, днем и ночью. Нам нужно знать, если этот парень вздумает крутить.

– Есть у меня один на примете, – мрачно ответил Браун. – Хороший агент, цепкий, умный. И привлекательный. Самми Сомервилл. Проинструктирую лично. Прямо сейчас.

Вернувшись в Лэнгли, Дэвид Вайнтрауб понял: выспаться ему удастся не скоро. За время его отсутствия накопилась гора работы. Предстояла кропотливая возня с досье всех известных в Европе террористических групп – последняя информация, агенты, внедренные в группы, места пребывания главарей, возможное проникновение групп в Великобританию в течение последних сорока дней, – словом, даже перечень предстоящих дел был бесконечен. Поэтому Данкана Маккрея инструктировал руководитель европейского отдела.

– Встретитесь с Лу Коллинзом из нашего посольства, – начал он. – Он будет держать нас в курсе, но подробной информации у него просто не будет. Нам нужно, чтобы вы были постоянно поблизости от этого самого Куинна. Мы должны установить, кто такие похитители, и я не буду разочарован, сделай мы это раньше англичан. А главное – раньше Бюро. Да, с англичанами мы приятели, но лучше, если все же Управление их опередит. Если похитители иностранцы, мы будем иметь преимущество: досье на иностранцев у нас лучше, чем в Бюро и, быть может, даже чем у англичан. Если Куинн что-то разнюхает и проболтается, сразу дайте нам знать.

Агент Маккрей почувствовал благоговейный ужас. Он поступил в Управление десять лет назад, за границей, – его отец имел свое дело в Центральной Америке – и уже дважды работал в других государствах, но в Лондоне не бывал. Огромная ответственность, но и неплохой шанс выдвинуться.

– Можете на меня п-п-положиться, сэр.

Куинн настоял на том, чтобы в аэропорт Даллес его не сопровождали люди, известные журналистам в лицо. Он уехал из Белого дома в ничем не примечательной машине, которую вел офицер Секретной службы в штатском. Когда они проезжали площадь Александра Гамильтона, расположенную в дальнем от западного крыла конце Белого дома, где толпились журналисты, Куинн пригнулся к самому полу машины. Журналисты, не узрев в машине ничего примечательного, равнодушно проводили ее взглядом.

В аэропорту Куинн зарегистрировался; сопровождающий, неотступно следовавший за ним, вызвал мимолетное удивление службы паспортного контроля, показав им свое удостоверение. В одном, впрочем, он оказался полезен: Куинн зашел в беспошлинный магазинчик и купил там кое-что – туалетные принадлежности, сорочки, галстуки, белье, носки, туфли, плащ, чемодан и миниатюрный магнитофон с запасными батарейками и кассетами. Когда пришло время платить, он указал большим пальцем на агента Секретной службы, и заявил:

– Расплатится мой приятель, у него кредитная карточка.

Отстал тот от Куинна только у дверей «Конкорда». Стюардесса-англичанка проводила Куинна к его месту в носу, уделив ему при этом не больше внимания, чем любому другому. Куинн занял свое кресло у прохода. Через несколько секунд какая-то женщина села на свободное кресло через проход. Куинн незаметно оглядел ее. Коротко подстриженные блестящие светлые волосы, около тридцати пяти лет, приятное волевое лицо. Каблуки, правда, капельку ниже, а костюм самую малость строже, чем нужно бы для женщины с такой фигурой.

«Конкорд» развернулся, замер на несколько мгновений, потом задрожал и устремился по взлетной полосе. Хищный нос задрался кверху, задние лапы-колеса оторвались от бетона, земля накренилась под углом сорок пять градусов, и Вашингтон пропал из виду.

И еще. В лацкане ее костюма виднелись две крошечные дырочки, словно недавно туда была воткнута булавка. А булавкой могло быть приколото удостоверение ФБР.

– Вы из какого отдела?

– Простите, что вы сказали? – удивилась она.

– Бюро. Вы из какого отдела ФБР?

У женщины хватило такта зардеться. Она закусила губу и задумалась. Что ж, рано или поздно это должно было случиться.

– Извините, мистер Куинн. Моя фамилия Сомервилл. Агент Саманта Сомервилл. Мне сказали…

– Все в порядке, мисс Самми Сомервилл. Я знаю, что вам сказали.

Запрещающая курить надпись погасла. Ярые курильщики в конце салона окутались клубами дыма. Подошла стюардесса, предлагая шампанское. Бизнесмен, сидевший у окна, слева от Куинна, взял с подноса последний бокал. Стюардесса повернулась, собираясь удалиться. Куинн, извинившись, остановил ее, взял серебряный поднос, снял с него салфетку и поднял его вертикально. В подносе отразились ряды за его спиной. Секунд семь он изучал их, потом поблагодарил изумленную стюардессу и вернул поднос.

– Когда можно будет отстегнуть ремни, пойдите и скажите юному дарованию из Лэнгли, что сидит на двадцать первом ряду, чтобы подгребал сюда, – попросил Куинн агента Сомервилл.

Минут через пять Саманта привела сидевшего сзади молодого человека. Лицо его залилось краской и выглядело смущенным; небрежно откинув назад белокурые волосы, он попытался изобразить невинную улыбку.

– Извините, мистер Куинн. Я не хотел вам мешать. Просто мне сказали, что…

– Да, я знаю. Садитесь, – Куинн указал на свободное кресло перед ним. – Человек, который не выносит табачного дыма, очень заметен, когда сидит среди курильщиков.

– Ох… – молодой человек смирился и сел, куда ему было сказано.

Куинн выглянул в окно. «Конкорд» летел над побережьем Новой Англии, готовясь перейти звуковой барьер. Они еще над Америкой, а обещания уже нарушены. Было 10.15 утра по вашингтонскому и 3.15 дня по лондонскому времени. До аэропорта Хитроу еще три часа.