Текст книги "Берсеркер (Берсеркер - 1)"

Автор книги: Фред Сейберхэген

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

К древнему скафандру отца было что-то пристегнуто. Его отец нашел путь к стратегическому центру через Большое Повреждение.

Но старый скафандр подвел его, отец задохнулся, пытаясь донести до центра... бомбу. Это могла быть только бомба.

Доброжизнь слышал собственный голос как бы со стороны, но не понимал слов. Слезы не давали видеть нормально, он почти ничего не видел из-за навернувшихся слез. Плохо слушающимися пальцами он отстегнул бомбу от скафандра отца...

Хемпфил выбился из сил и больше не сопротивлялся, только тяжело дышал, пока сервомашина тащила его из лифта в камеру для пленных. Вдруг машина замерла, манипуляторы выронили его на пол, где он довольно долго лежал, приходя в себя, а потом снова набросился на серва. Пистолет отобрали, поэтому он колотил робота бронированными кулаками до тех пор, пока тот не перевернулся. Хемпфил пнул еще разок, потом сел верхом, всхлипывая и ругаясь одновременно.

Только минуту спустя до них дошла вибрация взрыва, уничтожившего сердце берсеркера. Пройдя по балкам и коридорам, она достигла их камеры почти незаметно.

Мария сидела на полу, смотрела на Хемпфила, одновременно испытывая любовь и жалость.

Успокоившись, Хемпфил хрипло сказал:

– Это еще одна ловушка.

Вибрация была почти неощутима, но Мария сказала:

– Нет, не думаю.

Обходя замершие корпуса сервомашин, Хемпфил отправился искать оружие и еду. Он обнаружил, что театр и изображения уничтожены, очевидно, автоматически самоликвидировались. Делать здесь больше нечего. Они могли отправляться на шлюпку.

Но Мария не обращала на него внимания, все смотрела на двери лифта, которые так и не открылись. Она тихо заплакала.

"Словно волна, парализующий страх. перед берсеркерами распространялся по Галактике впереди самой наступающей армады механических монстров. Даже на планетах, не тронутых войной, появились люди, внутренне зараженные, больные, дышащие темнотой. Мало кто теперь любовался ночным небом, звездами. Но тень смерти, накрывшая человечество, породила новую манию.

Я коснулся сознания одного из этих людей, чья душа умерла раньше, чем тело..."

3

ПОКРОВИТЕЛЬ ИСКУССТВ

После нескольких часов работы Херрон почувствовал усталость и голод. Окинув взглядом картину, он тут же представил себе одного из льстивых критиков: "Грандиозное полотно, резкая, жестокая линия! Огневое ощущение вселенской угрозы!" На этот раз критики будут в самом деле превозносить нечто стоящее, подумал Херрон.

Отвернувшись от мольберта, который стоял у голой стены, Херрон увидел, что его страж изменил позицию. Теперь машина стояла почти за его спиной, как простой любопытный зевака.

Херрон усмехнулся:

– Надеюсь, ты припас какое-нибудь банальное замечание?

Машина, отдаленно напоминающая человека, хранила молчание, хотя в том месте, где у людей было лицо, у нее находился громкоговоритель. Херрон пожал плечами и пошел искать камбуз. Берсеркер перехватил корабль всего через несколько часов полета в сверхсветовом режиме. Пирс Херрон, рядовой пассажир, не успел познакомиться с расположением служб.

Это был не камбуз. Это был настоящий салон, где представители высшего общества колонизированных планет, особенно дамы, увлеченные искусством, могли поболтать за чашечкой чая. "Франс Хальо был задуман как передвижной музей. Потом военные действия передвинулись в опасную близость от Солнца, и Бюро Культуры приняло фатальное решение: земные сокровища культуры надлежит переправить в систему Тау Эпсилона, где они будут в безопасности. "Франс Хальс" был идеально приспособлен для этой миссии, но, к сожалению, ни для чего другого.

Неожиданно Херрон увидел вход в отсек экипажа. Дверь была сорвана. Херрон не заглянул в проем. Не потому, что боялся, повторил он сам себе. К жестоким зрелищам он был равнодушен так же, как и к большинству других вещей, волнующих человеческое естество. За дверью находились два космонавта экипажа "Франса" или то, что от них осталось после попытки сопротивления абордажной команде берсеркера. Сомнений нет: плену они предпочли смерть.

Херрон не отдавал предпочтения ни первому, ни второму, ни вообще чему-либо. Сейчас он был единственным живым существом (не считая микробов) в радиусе светового года и был этим доволен, тем более, как он с удовлетворением заметил, ситуация не вызывала у него страха. Многолетняя утомленность жизнью, оказывается, не была позой, самообманом.

Металлический страж проследовал на камбуз, наблюдая, как Херрон включает кухонную автоматику.

– Молчишь? – поинтересовался Херрон. – Ничего мне сказать не хочешь? Наверное, ты умнее, чем я предполагал.

– Люди называют меня берсеркером. – У человекоподобной стальной громадины оказался смешной квакающий голос. – Я взял в плен ваш корабль и буду с тобой разговаривать через этот малый сервомеханизм. Ты понимаешь меня?

– Настолько, насколько это меня волнует. Самого берсеркера Херрон еще не видел. Очевидно, корабль-крепость дрейфовал в пространстве в нескольких милях от "Франса". Капитан Ганус предпринял отчаянную попытку оторваться от погони, нырнув в облако темной туманности, где корабли не МОГЛИ двигаться быстрее света и преимущество в скорости получал корабль меньшего размера.

Погоня шла на скоростях всего несколько тысяч миль в секунду. Берсеркер не мог маневрировать среди метеоритов и газовых рукавов так же ловко, как маленький

"Франс Хальо" с его быстродействующей радарно-компьютерной системой. Но берсеркер выслал зонд-перехватчик, и у безоружного "Франса" шансов не осталось. Автоматический раздатчик поднял на стол тарелки с горячими и холодными блюдами. Херрон слегка кивнул в сторону машины.

– Не желаете присоединиться?

– Мне не нужна органическая пища. Херрон со вздохом опустился на стул.

– Когда-нибудь ты поймешь, что отсутствие чувства юмора есть такая же нелепость, как смех. Ты согласен? Нет? Подождем и посмотрим, кто прав.

Начав есть, он заметил, что далеко не так голоден, как ему казалось. Видимо, он все-таки боялся смерти. Этот факт его самого немного удивил.

– Ты имеешь функции в управлении этим кораблем? – спросила машина.

– Нет, – сказал Херрон и усилием воли заставил себя проглотить кусочек. Я в кнопках всегда плохо разбирался.

Его беспокоило одно непонятное происшествие, имевшее место за несколько минут до абордажа. Когда стало ясно, что им не уйти, капитан Ганус, примчавшись из рубки, схватил Херрона за плечо и в страшной спешке куда-то потащил.

– Херрон, если мы не уйдем... Видите? – Капитан открыл небольшой люк в стене кормового отсека. Внутри было что-то вроде туннеля с мягкими стенами.

– Стандартная шлюпка не прорвется, но эта – возможно. – Вы подождете помощника, капитан, или покинете нас прямо сейчас? – Херрон весело захохотал. – Не тратьте зря силы.

– Идиот! Могу ли я вам доверять? – Ганус метнулся в туннель, его пальцы плясали по пульту управления шлюпкой. Он вылез обратно и уставился на Херрона пылающими глазами безумца. – Смотрите, вот это активатор. Я настроил автопилот, и теперь шлюпка сама выйдет в сектор главных коммерческих линий. Автоматически включится сигнал бедствия. Почти сто процентов, что ее подберут. Нужно нажать только вот эту кнопку...

В этот миг с ураганным ревом началась атака абордажной команды с берсеркера. Свет только на несколько секунд погас, и отключилась гравитация. Потом толчок швырнул Пирса Херрона на пол, где он остался лежать, широко раскрыв рот, не в состоянии вздохнуть. Капитан с трудом поднялся, захлопнул люк и поспешил в рубку управления.

– Почему ты здесь? – спросила машина. Херрон выронил вилку, на которую внимательно смотрел. Он ответил без колебаний:

– Знаешь, что такое Бюро Культуры? Это компания тупиц, отвечающая за искусство на Земле. Некоторые из этих дураков – как и многие другие почему-то считают меня большим художником. Они меня боготворят. И когда я захотел покинуть Землю на этом корабле, они все это устроили. Я улетел, потому что с Земли вывозится все стоящее. Изрядная доля ценностей сейчас на борту этого корабля. Что остается на планете? Только лишь гнездо жадных, грязных животных, жрущих, множащихся, дерущихся...

– Почему ты не пытался сопротивляться или спрятаться?

Когда команда с берсеркера пробила воздушный шлюз, Херрон был поглощен установкой мольберта в выставочном павильоне и лишь бросил косой взгляд на промаршировавших мимо незваных гостей. Один из механизмов, тот, через чье посредство с ним беседовал берсеркер, остановился рядом, уставив на него линзы объективов, а остальные направились в отсек экипажа.

– Херрон! – ожил интерком. – Херрон, попытайся... Прошу тебя! Ты знаешь, что делать!

Стук, лязг, проклятия и выстрелы.

Капитан, я должен что-то сделать? Да, конечно. Быстрая смена событий, угроза немедленной смерти – все это возбудило в нем некоторый интерес. Он посмотрел на неподвижного стражника. Металл был покрыт изморозью, влага конденсировалась на его закаленном межзвездным морозом корпусе. Потом отвернулся к мольберту и начал рисовать берсеркера, стараясь передать все, что он сейчас испытывал в себе. Смертоносную непоколебимую бесчувственность объективов, не выпускающих из виду спину Херрона. Ощущение было даже в какой-то степени приятным, вроде холодного весеннего солнца.

– Что есть добро? – спросила машина у Херрона, пока тот пытался утолить голод, которого уже совершенно не испытывал.

Херрон фыркнул:

– Сам расскажи.

Машина поняла его буквально.

– Служить тому, что люди называют "смертью", есть добро. Уничтожать жизнь – добро.

Херрон вставил почти полную тарелку в гнездо мусоропровода.

– Ты почти прав. Жизнь бесполезна, не стоит и гроша. Но если бы ты был прав абсолютно, зачем такой энтузиазм по отношению к смерти.

Теперь его изумляли не только исчезновение аппетита, но и собственные мысли.

– Я абсолютно прав, – сказал берсеркер. Несколько секунд Херрон стоял неподвижно, как будто размышляя, хотя в голове была космическая пустота.

– Нет, – сказал он. И замер, ожидая карающего удара.

– В чем я ошибаюсь?

– Я сейчас покажу.

Он покинул камбуз. Ладони вспотели, а во рту стало сухо, как в сердце пустыни. Почему этот чертов берсеркер не может прикончить его на месте и не валять комедию?

Полотна стояли рядами, стеллаж над стеллажом. На корабле места было мало, поэтому стеллажи имели особую конструкцию. Херрон нашел нужную секцию и выдвинул ящик. Хранившийся внутри портрет развернулся вертикально, зажглась подсветка. Специальная система возрождала все богатство красок, скрытое под прозрачным слоем статпокрытия.

– Вот где ты ошибаешься, – сказал Херрон. Сканер робота изучал портрет секунд пятнадцать.

– Поясни, что ты мне показываешь?

– Склоняю голову! – воскликнул Херрон. – Ты признаешь собственное невежество. И даже задаешь вразумительный вопрос, хотя и несколько широкий. Сначала скажи, что ты видишь.

– Вижу изображение жизнеединицы, третья пространственная компонента незначительная, изображение двумерное. Изображение запечатано между прозрачными защитными покрытиями, прозрачными для электромагнитных волн, видимых глазами человеков. Изображена человеческая жизнеединица, мужского пола, молодая, в хорошем физическом состоянии, судя по внешнему виду. В руке молодой мужчина держит часть своего костюма...

– Это молодой человек с перчаткой, – перебил Херрон, которому надоела мрачная игра. – Картина называется "Юноша с перчаткой". Твое мнение о ней?

Пауза в двадцать секунд.

– Это попытка восславить жизнь, показать, что жизнь есть добро?

Херрон, смотревший на тысячелетний шедевр Тициана, не слушал машину. Он думал о собственных работах с горечью и безнадежностью.

– Теперь ты скажи мне, что это означает, – равнодушно приказала машина.

Ничего не ответив, Херрон отошел, оставив ящик открытым. Робот шагал рядом.

– Ответь на мой вопрос или я накажу тебя.

– Если тебе нужно время, чтобы подумать, мне оно тем более необходимо.

Но при упоминании наказания внутри у Херрона все сжалось. Неужели боль значит больше, чем смерть? Херрон всегда презирал желудок.

Ноги принесли его к мольберту. Глядя на негармоничные, болезненно-рваные линии, которые всего какие-то минуты назад так ему нравились, он почувствовал отвращение ко всему, что создал за последние годы.

– Что здесь изображено? – спросил берсеркер. Херрон раздраженно вытирал забытую кисть.

– Я пытался проникнуть в твою сущность, передать ее с помощью полотна и красок, как на изображении, которое ты только что видел. – Он показал в сторону хранилища. – Мои попытки провалились. Так бывает у большинства художников.

Еще одна пауза. Херрон затаил дыхание.

– Ты пытался восславить меня?

Херрон сломал испорченную кисть и швырнул на пол.

– Называй это, как тебе нравится.

На этот раз пауза была короткой. Потом робот развернулся и затопал к шлюзу. К нему присоединилось несколько металлических собратьев. Донесся шум, кажется, работал тяжелый молот. Допрос на время был отложен.

Херрону не хотелось думать ни о своей картине, ни о своей судьбе, поэтому он стал думать о шлюпке капитана Гануса. "Только нажми кнопку", так, кажется, сказал капитан.

Херрон улыбнулся: если берсеркер в самом деле такой рассеянный, побег может получиться.

Но куда бежать? Писать картины он уже не сможет, и вообще, едва ли у него есть талант. Все, что было для него ценно, сейчас хранилось здесь и на других кораблях, покидающих Землю.

Вернувшись в хранилище, он выкатил раму с "Юношей с перчаткой" и покатил на корму, как тележку.

Возможно, пока жив, он еще сумеет сделать кое-что полезное.

Статпокрытие делало картину слишком массивной, но он попробует уместить ее в шлюпке...

Но все же, что задумал капитан Ганус? Едва ли его волновала судьба Херрона...

Возле кормы, уже вне поля зрения сервомашин, Херрон миновал ряд контейнеров со скульптурами. Вдруг он услышал тихий стук.

Потребовалось всего несколько минут, чтобы найти и открыть нужный контейнер. Когда он поднял крышку, на фоне мягкой обивки возникла голова девушки.

– Они ушли? – Девушка так крепко кусала в отчаянии губы, что на них краснела кровь.

– Машины еще здесь, – помолчав, сказал Херрон. Буквально дрожа от страха, девушка выкарабкалась из контейнера.

– Где Гас? Они его забрали?

– Гас? – Кажется, он начинал понимать.

– Гас Ганус, капитан. Он и я... он пытался спасти мне жизнь, вывезти с Земли.

– Боюсь, он мертв, – вздохнул Херрон. – Он пытался сопротивляться.

Она прижала пальцы с запекшейся на ногтях кровью к щекам.

– Они нас убьют! Или еще хуже! Что нам делать?

– Не стоит так усердно оплакивать возлюбленного, его уже не вернешь.

Но девушка, казалось, не слышала. Она застыла, парализованная ужасом, ожидая появления машин.

– Помогите мне, – спокойно сказал он, показывая на картину. – Подержите дверцу.

Двигаясь, как загипнотизированная, она подчинилась, не задавая вопросов.

– Гас сказал, что останется спасательная шлюпка, чтобы контрабандой переправить меня на Тау Эпсилон... – Она замолчала, глядя на Херрона, испугалась, наверное, что он займет место в шлюпке. Что он, собственно, и собирался сделать.

Когда они пришли в кормовой отсек, Херрон внимательно посмотрел на портрет. Ему почему-то бросились в глаза кончики пальцев юноши. На них не было крови.

Херрон за руку подтолкнул дрожавшую девушку к люку крохотной шлюпки. Она скорчилась внутри, почти ничего уже не воспринимая. Она была некрасивая. Что в ней нашел этот Ганус?

– Место только для одного.

Она открыла рот – или оскалилась, готовясь защищать свой шанс на жизнь.

– Когда я закрою люк, нажмите вот эту кнопку. Это активатор. Понятно?

Это она поняла сразу. Херрон задраил двойную крышку люка и стал ждать. Три секунды, и он услышал слабый скрежет. Надеюсь, шлюпка отчалила, подумал он.

Рядом оказался иллюминатор оптического обзора. Вставив голову в полусферу прозрачного статстекла, он увидел редкие звезды, пробивавшиеся сквозь темноту пылегазовой туманности. Потом он разобрал и черный, округлый силуэт берсеркера. Сквозь темную метель туманности трудно было понять, прореагировал ли он на запуск шлюпки. Абордажный челнок висел рядом с "Франсом", других машин не было видно.

Херрон перекатил "Юношу с перчаткой" к мольберту. Беспорядочные, ломаные линии собственной работы показались ему более чем отвратительными. Но Херрон заставил себя взять кисть.

Он почти ничего не успел сделать, как вернулся сервомеханизм. Железный грохот со стороны шлюза прекратился. Аккуратно вытерев кисть, Херрон кивнул на полотно:

– Когда уничтожите все остальное, сохраните это полотно. Доставьте его тем, кто вас построил. Они это заслужили.

– Почему ты думаешь, что я уничтожу картины? – проквакал машинный голос. Они прославляют жизнь, но сами по себе мертвы и потому безвредны.

Херрон вдруг почувствовал, что слишком испуган и утомлен, чтобы разговаривать. Он тупо смотрел в линзы робота, заметив там пульсирующие искорки. Ритм совпадал с ритмом его дыхания, словно на индикаторах детектора лжи.

– Твое сознание расщеплено, – сказала машина. – Но своей большей частью ты пытался воздать мне хвалу. Я починил твой корабль, ввел программу курса в компьютер. Теперь я тебя освобождаю. Пусть другие жизнеединицы поймут через тебя, что есть добро. И вознесут мне хвалу.

Херрон смотрел в пространство перед собой. Прозвенел металл по металлу, в последний раз заскрежетал шлюз.

Некоторое время спустя он понял, что остался в живых и что он свободен.

Сначала он не мог заставить себя прикоснуться к трупам космонавтов, потом, дотронувшись один раз, сумел взять себя в руки и поместить их в холодильную камеру. Он не знал, был ли кто-то из них верующим, но на всякий случай нашел нужную книжку и прочел тексты погребальной церемонии для мусульман, христиан, иудеев и этиков.

Потом нашел работающий пистолет и начал обыскивать корабль в диком подозрении, что какой-нибудь робот все-таки притаился в укромном углу. По дороге он уничтожил отвратительное творение собственной кисти. Потом перешел в кормовой отсек и повернулся в сторону, где, скорее всего, был в тот момент берсеркер.

– Будь ты проклят! – закричал он в стену кормы. – Я могу измениться! Я снова стану писать... – Голос его не выдержал. – И я докажу тебе... Я могу изменить себя! Я живой!

"Сколько людей, столько и мнений, столько и путей восхвалять жизнь.

Даже я, по собственной природе неспособный сражаться и разрушать, разумом признаю истину: в войне со смертью ценность жизни подтверждается через уничтожение врага.

В такой борьбе живой боец не должен закрепощать себя жалостью к врагу.

Но, как и в любой войне, пацифизм может оказать животворное воздействие. Не на врага, но на самого пацифиста.

И я нащупал нить контакта с сознанием, миролюбивым и жаждущим жить..."

4

МИРОТВОРЕЦ

Карр проглотил болеутоляющую таблетку и постарался поудобнее усесться в боевом кресле. Потом включил передатчик и сказал:

– Я иду с миром, у меня нет оружия. Я иду для переговоров.

Он начал ждать. В рубке управления маленького одноместного корабля было тихо. На экране радара был виден берсеркер, все еще не расстоянии многих световых секунд. Берсеркер не ответил на обращение, но Карр знал, что он услышал.

Позади осталась звезда, похожая на Солнце, которую Карр и называл родным солнцем, и его родная планета, сто лет назад освоенная землянами. Колония была маленькая, одинокая, на самом краю галактического рукава. До сих пор война с берсеркерами была известна только по сводкам новостей. Единственный боевой корабль покинул систему в направлении флота Карлсена: берсеркеры сосредотачивали силы для атаки на Землю, предстояла решающая битва.

Теперь враг добрался и сюда. На планете Карра готовили два крейсера, но колония была бедна ресурсами: если они и закончат строительство вовремя, едва ли кораблики смогут достойно противостоять берсеркеру.

Когда Карр представил свой план правительству планеты, там подумали, что он сошел с ума. Отправиться вести переговоры с берсеркером? О мире и любви? Спорить с ним? Всегда есть доля надежды обратить на путь истинный самое падшее человеческое существо, но какие доводы способны пронять машину с встроенной изначально программой уничтожать живое?

– Но почему бы и нет? – настаивал Карр. – У вас есть план получше? Я добровольно предлагаю себя в парламентеры. Мне терять нечего.

Его и членов планирующего Совета разделяла пропасть, та пропасть, что всегда открывается между здоровыми людьми и теми, кто умирает. Они понимали, что план Карра не сработает, но ничего другого им не оставалось. До завершения работ на крейсерах пройдет самое меньшее еще десять дней. Маленький одноместный корабль без вооружений – потеря небольшая. Тем более, вооруженный корабль будет воспринят как провокация. В конце концов, они дали Карру разрешение лететь в надежде, что переговоры могут оттянуть неотвратимую атаку.

Когда расстояние между Карром и берсеркером сократилось до миллиона миль, корабль-крепость лег в дрейф на орбите безвоздушного планетоида, словно ожидая Карра.

– Я не вооружен, – еще раз передал человек. – Я хочу поговорить с тобой, у меня нет намерений нанести тебе вред. Если бы те, кто тебя построил, были здесь, я бы хотел поговорить с ними о мире и любви. Ты понимаешь?

Карр был искренен. Он в самом деле был готов говорить о мире и любви с неведомыми создателями берсеркеров: ненависть и месть уже не стоили оставшегося у Карра времени.

И вдруг берсеркер ответил:

– Кораблик, сохраняй курс и скорость. Будь готов остановиться по моему приказу.

– Я согласен.

Карр думал, что готов к самому худшему, но, услышав голос берсеркера, обнаружил, что заикается. Орудия убийства, способные стерилизовать целую планету, теперь направлены прямо на него одного, и смерть еще не самая большая опасность, если верить хотя бы десятой доле рассказов о пленниках берсеркеров. Карр решил, что думать об этом не стоит. Так будет лучше.

До берсеркера оставалось десять тысяч миль. По радио пришел приказ:

– Стоп. Сохраняй позицию относительно меня.

Карр мгновенно повиновался. Вскоре он заметил, что к нему приближается зонд берсеркера примерно таких же размеров, как и его кораблик: крохотное пятнышко, вынырнувшее из громады корабля-крепости. Его хорошо было видно на видеоэкране.

Даже на таком расстоянии Карр мог заметить, какими шрамами и кратерами усеян корпус берсеркера. Он слышал, что все берсеркеры имели повреждения, полученные в течение их долгой бессмысленной галактической кампании. Но такая древняя руина наверняка была исключением среди них.

Зонд берсеркера затормозил и завис рядом с кораблем Карра. Некоторое время спустя звякнул шлюз.

– Открой! – потребовал радиоголос. – Я должен обыскать корабль.

– После этого ты выслушаешь меня?

– После этого я выслушаю.

Карр нажал кнопку замка шлюза и отступил в сторону, пропуская полдесятка сервомашин-роботов. Они напоминали знакомых Карру роботов-слуг или роботов-рабочих, только были такими же старыми и потрепанными, как и их титанический хозяин. Кое-где на корпусах блестели новые части и детали, тем не менее движения роботов не отличались быстротой и точностью, пока они обыскивали рубку, самого Карра, прощупывали каждый уголок корабля. К концу обыска один робот вообще перестал двигаться, и его унесли с собой механические товарищи.

Один из сервомеханизмов, манипулятор с ногами и руками наподобие человеческих, остался в рубке. Как только был задраен шлюз, робот занял боевое кресло и повел кораблик Карра к берсеркеру.

– Погоди! – услышал Карр собственный протестующий возглас. – Я не говорил, что сдамся!

Протест был настолько нелеп, что берсеркер не удосужился ответить, и слова повисли в воздухе. Внезапная паника заставила Карра броситься к механическому пилоту. Он попытался вытащить робота из кресла. Одним движением стальной руки пилот толкнул Карра в грудь, заставив отлететь к стене, где Карр и свалился на пол, больно ударившись головой. Искусственная гравитация работала хорошо.

– Через несколько минут мы сможем поговорить о мире и любви, – сказало радио.

По мере того, как гигантский силуэт берсеркера приближался, его боевые шрамы становились, даже на взгляд штатского Карра, все явственнее. Огромные пробоины в обшивке, мили покореженного металла, вздутия и впадины там, где металл когда-то расплавился и потом застыл. Поглаживая шишку на голове, Карр почувствовал слабый прилив гордости. Это сделали мы, подумал он, маленькие слабые живые существа. Впрочем, он всегда был пацифистом и особой воинственности сейчас не испытывал.

После некоторой задержки в боку корабля-крепости открылся вход, и корабль Карра последовал за зондом берсеркера в темноту.

Теперь в иллюминаторе ничего не было видно. Легкий толчок: очевидно, они причалили. Механический пилот выключил двигатели и начал подниматься из боевого кресла, повернувшись "лицом" к Карру.

Какой-то бок или узел у него внутри неожиданно подвел, пилот вдруг подался назад, на миг замер и рухнул на пол рубки, размахивая манипуляторами. Еще с полминуты один манипулятор продолжал двигаться с ржавым скрежетом, потом застыл.

Повисла тишина. Карр вдруг понял, что опять стал хозяином пульта управления, у него появился шанс. Если бы он только мог что-то сделать...

– Покинь корабль, – спокойно сказал радиоголос берсеркера. – К шлюзу подведена герметическая труба с воздухом. По ней ты доберешься до помещения, где мы сможем поговорить о мире и любви.

Карр смотрел на регулятор двигателей, потом его взгляд перепрыгнул на сверхсветовой активатор. Здесь, внутри массы берсеркера, сверхсветовой эффект превращался в оружие огромного разрушительного потенциала.

Карр перестал бояться внезапной смерти, но теперь он всем сердцем и душой страшился того, что ждало его за порогом воздушного шлюза. В памяти всплыли все жуткие истории о пленниках берсеркеров. Нет, он не мог заставить себя покинуть корабль. Поэтому он сделал то, чего боялся меньше: переступил через упавшего робота-пилота и включил двигатели.

– Я могу говорить с тобой отсюда. – Несмотря на все усилия, голос дрожал.

Десять секунд спустя берсеркер сказал:

– На сверхсветовом генераторе есть предохранитель. Камикадзе из тебя не получится.

– Возможно, – подумав, согласился Карр. – Тем не менее, я смогу пробить твой корпус насквозь. Корпус у тебя и так не в лучшем состоянии.

– Ты погибнешь.

– Умирать все равно когда-то придется. Но я пришел не сражаться с тобой до победного конца. Я пришел вести переговоры и выработать, возможно, соглашение.

– Какое соглашение?

Наконец-то! Карр вздохнул поглубже, мысленно выстроил в боевой порядок аргументы, над которыми так долго и тщательно думал. Пальцев с активатора сверх тяги он не снял, а настороженный взгляд был направлен на индикаторы, регистрирующие удары микрометеоритов о внешний корпус.

– Мне почему-то кажется, – начал он, – что твоя война с людьми – всего лишь фатальная ошибка. Ужасная ошибка. Недоразумение. Наверняка мы не имеем ничего общего с твоим истинным, первоначальным врагом.

– Мой враг – жизнь. Жизнь есть зло. – Пауза. – Ты хочешь стать доброжизнью?

Карр устало опустил веки: ему опять вспомнились ужасные рассказы. Но он заставил себя вернуться к основному своему доводу:

– С нашей точки зрения, именно ты являешься злом. Почему бы тебе не стать хорошей машиной и помогать людям, а не убивать их? Разве создание нового не более высокая цель, чем разрушение?

– Ты можешь предъявить доказательства? Почему я должен изменить свою цель?

– Прежде всего, помогать нам тебе будет легче, чем убивать нас. Тебе перестанут препятствовать, наносить новые повреждения.

– Ну и что? Что мне до повреждений и вашего сопротивления?

Карр попробовал другой подход.

– Жизнь изначально, в основе своей, стоит выше нежизни. А человек – высшая форма жизни.

– Твои доказательства?

– Человек обладает духом, душой.

– Я знаю, что многие люди утверждают подобное. Но вы сами определяете этот "дух" как нечто вне восприятия машин. И разве нет людей, отрицающих существование этого "духа"?

– Да. Определяем и существуют такие люди.

– Тогда я не принимаю твой довод. Карр вытащил и проглотил таблетку.

– Тем не менее нет доказательств обратного. Ты должен принять существование духа, как возможность.

– Это справедливо.

– Оставим пока вопрос духа, рассмотрим физическую и химическую структуру живых существ. Что тебе известно о всей сложности строения и работы хотя бы одной живой клетки? И ты должен признать, что всего несколько кубических дюймов в наших черепах вмещают превосходные органические компьютеры, то есть наш мозг.

– Мне не удавалось взять в плен живого человека и изучить его внутреннее устройство, – признался механический голос спокойно. -, Хотя некоторые данные я получил от других машин. Но ты признаешь, что ваш организм – результат действия определенных законов физики и химии?

– Но задумайся, что если эти законы были созданы именно для этого: сделать возможным появление органического разумного мозга?

Пауза тянулась долго. Во рту у Карра пересохло, как если бы он говорил несколько часов подряд.

– Эту гипотезу я еще не рассматривал, – вдруг ответил берсеркер. – Если конструкция живых организмов в самом деле так сложна, так зависит от законов физики в их настоящем виде, тогда служение жизни может быть высшей целью машины.

– Можешь не сомневаться, наша физическая структура более чем сложна.

Карр не совсем понимал логику машины, но сейчас это значения не имело. Главное – он может выиграть игру, где ставкой была его жизнь. Он не снимал пальцев с активатора.

– Если бы я мог подвергнуть изучению несколько живых клеток... – сказал берсеркер.

Ожил индикатор метеоритов. Что-то двигалось возле корпуса.

– Остановись! – вскрикнул Карр. – Только попробуй какой-нибудь фокус и я тебя уничтожу!

Голос машины был все таким же ровным и спокойным:

– Это случайный контакт с твоим корпусом. Я сильно поврежден, и многие вспомогательные механизмы плохо слушаются меня, слишком ненадежны. Я намерен совершить посадку на ближайшем планетоиде, добыть металл и починить себя, насколько возможно.

Индикатор успокоился.

Берсеркер продолжал:

– Если бы я мог изучить несколько клеток разумной жизнеформы – мне понадобится всего несколько часов, – я, предполагаю, нашел бы весомые доказательства твоим доводам. Ты дашь мне свои клетки?

– Разве у тебя никогда не было пленных? – спросил с подозрением Карр, хотя бы почему бы и нет: почему берсеркер обязан иметь живых пленных? Язык людей он мог выучить от других машин.

– Нет. Никогда.

Машина ждала. Вопрос висел в воздухе, требовал решения.

– Других живых клеток на этом корабле нет. Возможно, я смогу уделить тебе несколько собственных.

– Половины кубического сантиметра достаточно. Полагаю, для тебя это не опасное повреждение. Я не требую клеток твоего мозга. Кроме того, я понимаю, ты не хотел бы испытывать так называемую боль. С удовольствием тебе помогу избежать боли.