Текст книги "Берсеркер (др. перевод)"

Автор книги: Фред Саберхаген

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 63 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

Она повиновалась, будто в трансе, не задавая никаких вопросов.

– Гус сказал, что будет шлюпка, – забормотала она себе под нос. – Если бы пришлось доставлять меня на Тау Эпсилона контрабандой, он собирался воспользоваться специальной маленькой шлюпкой... – Она вдруг прикусила язык и уставилась на Геррона в испуге, что он расслышал все от слова до слова и отберет ее шлюпку. Что он и собирался сделать.

Доставив полотно в кормовой отсек, он остановился. Долго глядел на «Человека с перчаткой», но под конец уже не видел ничего, кроме того, что у него самого кончики пальцев не искусаны до крови.

Взяв дрожащую девушку за руку, Геррон втолкнул ее в утлое суденышко. Она сжалась там в клубочек, оцепенев от ужаса. Даже не хорошенькая. Непонятно, что Ханус в ней нашел.

– Там хватит места лишь на одного, – сказал Геррон, а девушка отпрянула, ощерив зубы, будто боялась, что он сейчас начнет выволакивать ее обратно. – Когда я закрою люк, нажмите вон ту кнопку, это старт. Ясно?

Это она поняла тотчас же. Художник с натугой закрыл оба люка и подождал. Всего секунды через три послышался скрежет –  наверное, означавший, что шлюпка отчалила.

Поблизости имелось крохотное смотровое окно. Сунув в него голову, Геррон увидел кружение звезд за черной метелью туманности. Через некоторое время показался берсеркер, кружащийся вместе со звездами, – черный, округлый, размерами превосходящий любую гору. Судя по всему, крохотное суденышко, ускользнувшее прочь, осталось незамеченным. Катер агрессора все еще держался рядом с «Франсом», но роботы не показывались.

Глядя «Человеку с перчаткой» в глаза, Геррон снова повез его вперед, чтобы поставить рядом с мольбертом. Теперь сумятица линий на работе самого Геррона стала просто омерзительной, но он заставил себя взяться за кисть.

Он даже не успел приступить к работе, когда человекообразный автомат вернулся к нему; грохот и визг металла смолкли. Аккуратно вытерев кисть, художник отложил ее и кивнул на портрет берсеркера.

– Когда уничтожишь все остальное, сохрани это полотно. Отвези его к тем, кто тебя построил, они это заслужили.

– Почему ты думаешь, что я уничтожу картины? – проскрипел в ответ машинный голос. – Даже если это попытки восхваления жизни, сами по себе они – мертвые предметы, и потому хороши сами по себе.

Внезапно Геррон ощутил такой страх и изнеможение, что даже не смог говорить. Тупо уставившись в объективы робота, он заметил в них крохотные искорки, пульсирующие в такт с его собственным сердцем и дыханием, будто индикаторы детектора лжи.

– Твой ум раздвоен, – проговорил автомат. – Но своей большей частью он вознес хвалу мне. Я отремонтировал твой корабль и установил курс. Теперь я отпускаю тебя, чтобы другие живые единицы могли научиться от тебя восхвалять то, что хорошо.

Онемевший Геррон так и стоял, глядя перед собой, когда металлические ноги протопали мимо, и скрежет металла послышался в последний раз.

Лишь спустя какое-то время до сознания Геррона дошло, что он жив и на свободе.

Поначалу он шарахался от мертвых, но однажды притронувшись к ним, вскоре преодолел брезгливость и уложил останки в холодильник. Особых оснований считать их Верующими не было, но он все-таки отыскал книгу, чтобы прочесть над ними исламские, духовнические, христианские и иудейские заупокойные службы.

Потом нашел на палубе неповрежденный пистолет и обошел все закутки на корабле, внезапно проникнувшись диким предположением, что какой-нибудь робот мог остаться на борту. Дошел до самой кормы, задержавшись лишь затем, чтобы сорвать скверну с мольберта. На корме остановился, устремив взор в ту сторону, где предположительно остался берсеркер.

– Будь ты проклят, я способен измениться! – прокричал он в кормовую переборку. Голос его сорвался: – Я снова смогу писать. Я тебе покажу... я могу измениться. Я живой.

Разные люди находят разные способы воздать хвалу жизни, провозгласить ее олицетворением добра.

Даже я, по природе своей не способный сражаться или уничтожать, могу на интеллектуальном уровне понять: в войне против смерти ценность жизни подтверждается именно сражениями и уничтожением врага.

В такой войне ни одного живого воина не терзает жалость к врагу; по крайней мере, от этой извращенной боли не страдает никто.

Но в любой войне живительное действие пацифизма сказывается не на враге, а на пацифисте.

Я коснулся миролюбивого разума, очень жаждавшего жить...

  МИРОТВОРЕЦ

Проглотив таблетку обезболивающего, Карр заворочался в противоперегрузочном кресле, пытаясь найти менее неудобное положение. Потом настроил передатчик и проговорил:

–  Я пришел с миром. Я безоружен. Я прибыл поговорить с тобой.

И замер в ожидании. В рубке этого одноместного корабля воцарилась тишина. Судя по радару, корабль-берсеркер еще во многих световых секундах впереди. Пока что он не отозвался ни словом, но наверняка слышал обращенные к нему слова.

За спиной Карра осталась звезда класса Солнца, которую Карр привык называть солнцем – с маленькой буквы, и его родная планета, заселенная земными колонистами всего век назад, этакий уединенный поселок на краю Галактики. До сих пор война докатывалась сюда лишь эхом ужаса в сводках новостей. И когда пришла весть, что берсеркеры группируются в окрестностях Солнечной системы, единственный настоящий военный крейсер колонии улетел, чтобы присоединиться к флоту Карлсена, обороняющему Землю. Но теперь враг пришел и сюда. Народ планеты Карра с лихорадочной поспешностью взялся за постройку еще двух боевых кораблей, однако колония невелика и небогата природными ресурсами. Даже будь корабли готовы ко времени, им нечего и думать тягаться с берсеркером.

Когда Карр пришел со своим планом к руководителям планеты, они решили, что он выжил из ума. Отправиться говорить о мире и любви?! Спорить с берсеркером?! Самого отъявленного из преступников еще можно надеяться обратить на путь добра и милосердия, ибо он все-таки человек, но какие увещевания могут изменить программу машины, если предназначение встроено в нее на фундаментальном уровне?

– Но почему бы не поговорить о мире? – стоял на своем Карр. – У вас есть какой-нибудь план получше? Я хочу идти. Мне терять нечего.

Они поглядели на него через пропасть, отделяющую здоровых стратегов от умирающего, понимая, что его план не сработает, но не могли придумать ничего более действенного. До завершения строительства кораблей как минимум десять дней. Одноместным невооруженным кораблем можно и пожертвовать. Будь он вооружен, он бы только раздразнил берсеркера. В конце концов они позволили Карру взяться за эту миссию, понадеявшись, что его аргументы могут отсрочить неминуемое нападение.

Когда Карр приблизился к берсеркеру на миллион миль, тот прервал свой неспешный полет, будто поджидая его, и лег в дрейф на той же орбите, что и лишенный атмосферы астероид, но в нескольких днях пути от него.

– Я безоружен, – снова передал Карр. – Я пришел говорить с тобой, а не пытаться повредить тебя. Будь здесь те, кто тебя построил, я попытался бы потолковать с ними о мире и любви. Понимаешь ли ты меня? – Он вполне серьезно был настроен поговорить с неведомыми строителями о любви; такие понятия, как ненависть и месть, стали для Карра глупостями, не заслуживающими внимания.

– Малое судно, – внезапно раздался ответ, – поддерживай нынешнюю скорость и держи курс по направлению ко мне. Приготовься остановиться по приказу.

– Я... я готов.

Карр считал, что готов к этой встрече, но начал запинаться и дрожать при одном лишь звуке голоса корабля. Теперь оружие, способное уничтожить на целой планете все живое до последней бактерии, будет направлено на него одного. А ведь уничтожение – наименьшее из зол, если рассказы о пленниках берсеркеров верны хоть на десятую часть. Карр запретил себе думать об этом.

Через десять тысяч миль раздался приказ:

– Стоп. Жди в этой позиции по отношению ко мне.

Карр мгновенно повиновался и вскоре увидел, как берсеркер запустил в его сторону нечто размером с его собственное суденышко – крохотную движущуюся точку на экране дисплея, покинувшую циклопический корабль-крепость, странствующий среди звезд.

Даже с такого расстояния Карр видел, как изранена и изувечена эта крепость. Карр слыхал, что за время своей долгой, бессмысленной кампании на просторах Галактики все эти древние машины до единой получили немало повреждений; но столь явная развалина среди них наверняка в диковинку.

Затормозив, шлюпка берсеркера приблизилась к кораблю. Вскоре со стороны воздушного шлюза донесся лязг.

– Открой! – потребовал голос по радио. – Я должен тебя обыскать.

– После этого ты меня выслушаешь?

– После этого выслушаю.

Открыв люк, Карр отступил в сторону, чтобы впустить полдюжины машин, смахивающих на роботов, прислуживающих и помогающих людям в работе на планете Карра, за одним существенным отличием: эти неповоротливые, изношенные автоматы возрастом не уступали своему чудовищному хозяину. Тут и там на глаза попадались поблескивающие новые запчасти, но двигались роботы довольно неуклюже. Они обыскали Карра, осмотрели рубку, обследовали каждую лазейку крохотного кораблика. Обыск закончился, им пришлось уйти.

Но один робот с почти человеческими руками остался. Как только люк за его товарищами закрылся, он уселся в пилотское кресло и повел корабль к берсеркеру.

– Подожди! – будто со стороны услышал Карр собственный голос. – Я вовсе не говорил, что сдаюсь!

Смехотворная реплика повисла в воздухе, будто даже не заслуживала ответа. Внезапно всколыхнувшаяся в душе паника заставила Карра перейти к бездумным действиям; бросившись вперед, он схватил механического пилота, пытаясь вытащить его из кресла. Но тот лишь толчком металлической ладони в грудь пропустил его через всю рубку, так что Карр, не удержавшись на ногах, упал, больно стукнувшись головой о переборку.

– Через считаные минуты мы поговорим о любви и мире, – возвестило радио.

Глядя в иллюминатор на приближающуюся махину берсеркера, Карр различал боевые шрамы все отчетливее и отчетливее. В корпусе берсеркера зияли пробоины, целые квадратные мили покрывали каверны, опухоли и подпалины, где металл когда-то тек, как вода. Потирая шишку на голове, Карр слегка затрепетал от гордости. «Это сделали мы, – подумал он, – мы, мягкотелые крохотные живые существа». Собственный воинственный настрой несколько огорчил его. Он всегда считал себя чем-то вроде пацифиста.

После небольшой заминки в борту берсеркера разверзся люк, и корабль Карра поплыл вслед за катером берсеркера во мрак.

Теперь за иллюминатором царила непроглядная тьма. Вскоре последовал легкий толчок – наверное, о причал. Механический пилот заглушил двигатель, обернулся к Карру и начал подниматься из кресла.

И тут в нем что-то сломалось. Вместо того чтобы плавно встать, робот резко вскинулся, замахал руками, будто в попытке восстановить равновесие или найти опору, а затем тяжело рухнул на палубу. С пол минуты он еще подрыгал одной рукой, издавая скрежет. И затих.

В последовавшие за этим полминуты тишины Карр осознал, что снова стал хозяином корабля; случай подарил ему этот шанс. Если бы только можно было что-то сделать...

– Покинь свой корабль, – произнес спокойный голос берсеркера. – К твоему шлюзу подстыкована наполненная воздухом труба. Она проведет тебя в место, где мы сможем поговорить о мире и любви.

Взгляд Карра устремился на выключатель двигателя, а затем дальше – на кнопку активации эффекта С-плюс. Поблизости от массы, соответствующей массе берсеркера, С-плюс становится не движителем, а оружием, причем обладающим чудовищной разрушительной мощью.

Внезапной смерти Карр больше не боялся – во всяком случае, так казалось ему самому. Но теперь вдруг обнаружил, что всем сердцем, всей душой боится того, что может быть уготовано для него за люком шлюза. Все рассказы об ужасах зароились в памяти. Даже мысль о выходе через шлюз стала невыносима для него. Куда легче переступить через упавшего пилота, протянуть руку к пульту и включить двигатель.

– Я могу поговорить с тобой и отсюда. – Голос его дрожал, несмотря на все усилия произнести это ровным тоном.

Секунд через десять берсеркер отозвался:

– На твоем тахионном двигателе имеется предохранительная блокировка. Ты не сможешь сыграть роль камикадзе.

– Может, ты и прав, – мгновение поразмыслив, согласился Карр. – Но если блокировка сработает, она отшвырнет мой корабль от центра твоей массы, прямо сквозь обшивку. А твой корпус и без того в скверном состоянии, и лишние повреждения тебе не нужны.

– Ты умрешь.

– Рано или поздно мне все равно придется умереть. Но я пришел сюда не для того, чтобы погибнуть, а чтобы поговорить с тобой, попытаться прийти к соглашению.

– Какого рода?

Наконец-то. Набрав полную грудь воздуха, Карр выстроил в голове аргументы, мысленно отрепетированные столько раз. Мягко положив пальцы на кнопку активатора, он не сводил глаз с приборов, обычно регистрирующих повреждения корпуса микрометеоритами.

– У меня сложилось впечатление, – начал он, – что твои нападения на человечество – всего лишь ужасная ошибка. Несомненно, твоим изначальным врагом были не мы.

– Мой враг – жизнь. Жизнь есть зло. – Пауза. – Ты хочешь стать доброжилом?

Карр на миг прикрыл глаза; некоторые страшные рассказы стали для него явью. Но затем он решительно двинул вперед свои аргументы:

– С нашей точки зрения, зло воплощаешь ты. Мы хотим, чтобы ты стал хорошей машиной, помогающей людям, а не убивающей их. Разве созидание не более возвышенное предназначение, нежели разрушение?

Последовала более длинная пауза.

– Какие ты можешь предъявить доказательства того, что я должен изменить свое предназначение?

– Ну хотя бы то, что помощь нам – более достижимая цель. Никто не станет причинять тебе повреждений и оказывать тебе сопротивление.

– Какая мне разница, будут ли мне оказывать сопротивление или причинять повреждения?

– Живое по своей основе выше неживого, – попробовал Карр зайти с другой стороны, – а человек – высшая форма жизни.

– Какие доказательства ты можешь предъявить?

– Человек наделен душой.

– Я слышал, что многие люди утверждают это. Но разве вы не определяете свою душу, как нечто недоступное обнаружению любой машиной? И разве так уж мало людей, отрицающих существование души?

– Определение именно таково. И таких людей хватает.

– Тогда душу в качестве аргумента я не принимаю.

Выудив обезболивающую таблетку, Карр проглотил ее.

– И все же у тебя нет доказательств, что душа не существует. Ты должен учесть такую возможность.

– Совершенно верно.

– Но давай на время забудем о душе и рассмотрим физическую и химическую организацию живого. Известно ли тебе, насколько тонко и хитроумно устроена одна-единственная живая клетка? И уж несомненно ты должен признать, что мы, люди, носим в черепах изумительные компьютеры объемом всего в несколько кубических дюймов.

– Мне ни разу не представлялась возможность анатомировать разумного пленника, – вкрадчиво проинформировал механический голос. – Хотя я и получал информацию по данному вопросу от других машин. Но ты признаешь, что твоя оболочка функционирует в результате действия законов физики и химии?

– А тебе самому никогда не доводилось думать, что эти законы могли быть созданы как раз для этого – чтобы породить мозг, способный к разумным действиям?

Воцарившееся молчание затянулось до нескончаемости. Пересохшее горло Карра саднило, будто он говорил не один час.

– Я ни разу не пробовал прибегнуть к данной гипотезе, – внезапно ответил берсеркер. – Но если конструкция разумной жизни в самом деле настолько сложна, настолько зависит от того, что законы физики устроены именно так, а не иначе, тогда служение жизни – высочайшее предназначение машины.

– Можешь быть уверен, наша физическая конструкция чрезвычайно сложна. – Карр сомневался, что сможет проследить ход рассуждений берсеркера, но это и не важно, если удастся как-то выиграть битву за жизнь. Он по-прежнему не снимал пальцев с кнопки.

– Если бы мне удалось изучить какие-нибудь живые клетки... – произнес берсеркер.

И тотчас же, будто прошившая нерв раскаленная игла, дернулась стрелка индикатора метеоритных повреждений: на корпусе появилось что-то постороннее.

– Прекрати! – не задумываясь, рявкнул Карр. – Только попробуй что-нибудь предпринять, и я убью тебя!

– Вероятно, какой-то случайный контакт с твоим корпусом, – неровный голос машины оставался, как всегда, спокоен. – Я поврежден, и многие мои сопутствующие автоматы ненадежны. Я намерен сесть на приближающийся астероид, чтобы добыть металл и провести как можно более обширный ремонт себя. – Стрелка снова успокоилась. – Полагаю, если бы я мог в течение нескольких часов изучить некоторое количество живых клеток разумной живой единицы, – вернулся берсеркер к прерванной дискуссии, – то сумел бы получить веские доказательства, подтверждающие твои доводы или опровергающие их. Обеспечишь ли ты меня клетками?

– Но ведь ты, наверно, уже брал пленников. – Карр высказал это только в качестве предположения. Вовсе нет особых оснований полагать, что у берсеркера побывали в плену люди. Языку он мог научиться от других берсеркеров.

– Нет, я не брал пленников.

Берсеркер ждал. Заданный вопрос повис в воздухе.

– Единственные на корабле человеческие клетки принадлежат мне. Пожалуй, я могу предоставить тебе парочку-тройку.

– Половины кубического сантиметра будет достаточно. Полагаю, для тебя это неопасная утрата. Я не требую предоставить часть твоего мозга. Кроме того, как я полагаю, ты хочешь избегать ситуации, называемой болью. Я хочу помочь тебе избежать ее, если возможно.

Неужели берсеркер хочет одурманить его наркотиками? Слишком уж просто. Судя по рассказам, эти машины всегда непредсказуемы и порой проявляют адское коварство. Карр включился в игру.

– У меня здесь имеется все необходимое. Предупреждаю, это едва ли помешает мне следить за приборами. Я скоро оставлю для тебя образец ткани в шлюзе.

Открыв бортовую аптечку, он принял две таблетки обезболивающего и принялся с предельной аккуратностью орудовать стерильным скальпелем. В свое время он получил кое-какое биологическое образование.

Перевязав ранку, он очистил образчик ткани от крови и лимфы, вложил дрожащими пальцами в пробирку и запечатал ее. Мысленно отметив, что не утратил бдительности ни на миг, оттащил поверженного робота-пилота в шлюз и оставил там вместе с образцом ткани. Чувствуя себя совсем разбитым, вернулся к пилотскому креслу. Открыв люк, услышал, как нечто вошло в него и снова вышло.

Принял тонизирующую таблетку. Она отчасти разбудит боль, но надо сохранять бдительность. Прошло два часа. Заставив себя немного поесть из неприкосновенного запаса, Карр наблюдал за приборами и ждал.

И буквально подпрыгнул в кресле, когда берсеркер снова заговорил; прошло почти шесть часов.

– Ты свободен, – сказал тот. – Скажи руководящим живым единицам своей планеты, что после ремонта я стану их союзником. Изучение твоих клеток убедило меня, что человеческий организм – высочайшее творение Вселенной и что помощь вам должна стать моим предназначением. Ты понял?

Карра будто громом поразило.

– Да. Да. Я убедил тебя. После ремонта ты будешь сражаться на нашей стороне.

Какая-то чудовищная сила мягко подтолкнула корабль. В иллюминаторе засияли звезды, и Карр понял, что громадный люк западни, поглотившей его корабль, распахивается.

Так глубоко в систему Карру поневоле приходилось путешествовать только в нормальном пространстве. Когда он видел берсеркера в последний раз, тот действительно летел в направлении безвоздушного астероида, даже не думая преследовать Карра.

Через пару часов после освобождения Карр оторвался от созерцания экрана локатора, подошел к внутреннему люку шлюза и простоял перед ним в раздумьях добрую минуту. Наконец, тряхнув головой, заполнил шлюз воздухом и вошел. Робот-пилот исчез, а с ним и образец ткани. Нигде не было видно ничего необычного. Карр сделал глубокий вдох, снова закрыл люк и подошел к иллюминатору, чтобы немного понаблюдать за звездами.

Сутки спустя он начал торможение, так что, когда часы сложились в следующие сутки, до дома было еще далеко. Карр ел, спал и разглядывал собственное лицо в зеркале. Взвесился и снова принялся разглядывать звезды, словно открывая их для себя заново.

Еще через двое суток его курс под действием гравитации изогнулся в тесную эллиптическую орбиту вокруг родной планеты. Как только она загородила его от астероида берсеркера, Карр включил передатчик.

– Эй, там, на Земле, добрые вести!

– Мы следили за вашим кораблем, Карр. В чем дело? Что случилось?

Поведав обо всем, он подытожил:

– Вот пока и все. По-моему, он действительно нуждается в ремонте. Если атаковать его двумя кораблями прямо сейчас, победа обеспечена.

– Да. – Радиоволны донесли до слуха Карра отголоски возбужденной дискуссии, потом его собеседник вернулся к микрофону. В голосе его зазвучали нотки тревоги. – Карр... вы все еще не заходите на посадку – наверное, понимаете все сами. Видимо, машина вам лгала.

– А, знаю. Даже поломка робота-пилота могла быть подстроена. Полагаю, берсеркера слишком изрешетили и он не дерзнул снова вступать в бой, вот и попытался пойти другим путем. Должно быть, напустил эту пакость в атмосферу моего корабля, а может, оставил в шлюзе.

– Какую пакость?

– Полагаю, какой-то свежевыведенный вирус, сконструированный так, чтобы иметь исключительную вирулентность в отношении ткани, которую я ему предоставил. Он думал, я помчусь домой во весь дух и приземлюсь до того, как почувствую симптомы болезни. Наверное, думал, что изобрел биологическое оружие, применил жизнь против жизни, как мы применяем машины против машин. Но чтобы вывести свои доморощенные вирусы, ему нужен был образец ткани; судя по всему, он не врал, косна говорил, что ни разу не брал в плен людей.

– Вы считаете, это какой-то вирус? И что он с вами делает, Карр? Вам больно? В смысле, больнее, чем раньше?

– Нет. – Карр развернулся вместе с креслом, чтобы взглянуть на собственноручно начерченный график, явно показывающий, что вес не только перестал снижаться, а даже восстанавливается. Перевел взгляд на собственное тело, на повязку у центра мертвенно-бледного, безобразного участка плоти. Он явно сократился, и по краям зарозовела новая, здоровая кожа.

– Так что же эта пакость делает с вами?

Улыбнувшись, Карр позволил себе высказать вслух растущую надежду:

– По-моему, она убивает мой рак.

Большинству людей война принесла не чудесные исцеления, а беспрестанное деформирующее давление, не ослабевающее ни на миг и ведущее к непредсказуемым последствиям. Под гнетом этой ноши некоторые отупели, снизойдя до уровня животных, а другие ожесточились, став не менее жуткими и непримиримыми, чем машины, против которых они сражались.

Но мне довелось коснуться нескольких редчайших человеческих разумов, истинных бриллиантов жизни, восставших навстречу труднейшему испытанию и достигших высочайших вершин человечности.