Текст книги "Слово имеет кенгуру"

Автор книги: Фред Лорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

V. АЗБУКА МОРЗЕ

Я шел по темным зарослям джунглей. Тропинки уже не было видно, и я шел наугад. Вдруг вдали зажегся огонек. Потух. Зажегся вновь. Потух. Я вспомнил азбуку Морзе, которую учил еще в школе. Три точки, три тире и еще три точки обозначают 503. Сигнал бедствия. Я хотел броситься на помощь, как вдруг в разных местах вспыхнуло еще несколько огоньков. Мерцающие фонарики. «Да это светлячки»,– сообразил я.

Там и сям вспыхивали их огоньки, и, когда они зажигались в гуще ветвей, лес превращался в сказочную страну со множеством новогодних елок.

Один Светлячок, излучавший голубовато-белый свет, уселся мне на руку.

– Я принял огонек вашей сигареты за моего приятеля-светлячка! – воскликнул он.

– Не улетай! – взмолился я.– Расскажи мне о себе и об этих загадочных маленьких фонариках.

Он вежливо согласился и даже светил мне, пока я записывал в блокнот наш разговор.

– Кто научил вас азбуке Морзе? – спросил я.

– Я никогда не слышал ни о какой азбуке Морзе,– ответил Светлячок,– у каждого светлячка своя собственная азбука. Она построена на количестве вспышек, на промежутках между вспышками, на длине вспышек с учетом высоты, на которой сидят светлячки, когда зажигают свои огоньки. Некоторые включают свет, когда летят вверх, и гасят при снижении. Это очень похоже на искры от костра. Другие роятся около деревьев. Собравшись возле дерева, светлячки разом зажигают огоньки. А другая компания им отвечает. Иной раз от множества огоньков кажется, что деревья объяты пламенем.

Я был благодарен своему собеседнику за то, что он мне светил.

– Где спрятан ваш фонарик и как он устроен? – полюбопытствовал я.

– Фонарик находится у нас внутри, и свет его проникает сквозь прозрачные части нашего тела и тонкую кожу. У некоторых светлячков огоньки круглые, как фары машин, у других – словно неоновые трубки реклам. У нас даже есть малюсенькие отражатели, они усиливают свет. Люди изучали нас, хотели разгадать наш секрет, чтобы использовать его для себя. Они узнали, что у нас есть тайнички, где мы храним особые химические вещества, растворяющиеся в воздухе. Но когда ученые затеяли повторить то же самое, у них ничего не вышло. Правда, они создали неоновый свет – он очень похож на наш.

– А почему у некоторых светлячков тусклый красный свет, как кончик зажженной сигареты? – спросил я.

– Это получается, когда их крошечные электростанции только начинают работать. Между прочим, хотя нас называют иногда огненными мухами, мы вовсе не мухи, а жуки. Днем нас трудно отличить от самых обыкновенных жуков.

– А ночью вы так хороши, что глаз от вас не оторвешь! – заметил я.

– Спасибо,– сказал Светлячок.– Не вы один так думаете. Девушки часто прикрепляют нас к волосам, а в некоторых районах Мексики светлячков ловят, сажают в маленькие клеточки и держат дома в виде украшения. Если кормить светлячков сахарным тростником, они светятся еще ярче и даже танцуют.

– Так вы живете не только в джунглях? – спросил я.

– Нет, нет! Нас можно найти в разных частях света, но больше всего мы любим теплые и влажные места. Мы светим только после захода солнца и в туманные дни. Полетав несколько часов, мы отдыхаем на кустах или деревьях.

– Интересно, есть ли на свете другие жуки, которые так же очаровательно светятся, как вы? – спросил я.

– Многие жуки имеют похожие приспособления, но почему-то не светятся. А вот в тропиках Америки кое-где водятся светлячки еще красивее нас. У них на груди есть две большие лампы, озаряющие все вокруг зеленым светом. Они делают его то ярче, то слабее. А около хвоста зажигают светло-зеленые или светло-желтые огоньки. Они вспыхивают при взлете и посадке.

– Жаль, у них нет еще и красного света, а то получился бы настоящий светофор,– заметил я.

– В Бразилии есть жуки, которые излучают красный и зеленый свет, их называют жуками-светофорами. Самка этих жуков не летает и похожа на большую белую гусеницу. По бокам ее тела вытянулись в ряд веселые зеленые огоньки, а на голове яркий красный фонарик. Захочет гусеница – все потушит и сидит в темноте, а бывает, один зажжет – повеселее станет, но остальные так и не включит.

– Наверное, чтобы не платить слишком много за свет? – предположил я.– А что, природа наделила способностью излучать свет только вас, летающих жуков?

– О нет,– сказал Светлячок,– есть червяки-светлячки, они светятся постоянно и могут даже выбрасывать холодное жидкое пламя.

– Хорошо бы насаживать таких червей на крючок, тогда от рыбок, наверно, не было б отбоя,– предположил я.

– Боюсь, вы опоздали с этой идеей,– сказал Светлячок.– В темных глубинах моря живет рыба малый удильщик, у нее на «удочке» есть фонарик. Когда она зажигает его, мелкая рыбешка мчится к нему, как мотылек на лампочку, и попадает прямо в открытый рот удильщика.

– Ох и завидуют же удильщику остальные рыбы! – сказал я.

– Такая лампочка не только у него есть. Глубоко под водой, куда не проникает солнечный свет, можно увидеть несметное число разноцветных веселых огоньков. У некоторых рыб само туловище излучает зеленый свет. У других, когда они открывают рот, кажется, что внутри ярко полыхает пламя. Третьи носят на голове ослепительные прожекторы. Гигантский кальмар похож на веселое карнавальное колесо, когда он размахивает всеми своими девятью руками. Каждая из них длиной в шесть метров и светится словно сигнальная ракета.

Некоторые рыбы выглядят как праздничные лодки во время карнавала: так много на них пестрых фонариков. Кальмары и креветки украшают карнавал фейерверком, выпуская светящиеся облака, а когда на них нападает враг, они выбрасывают огненное пламя, словно оловянные солдатики, стреляющие из игрушечного огнемета.

С минуту я стоял, пораженный рассказом Светлячка, и думал о чудесах природы и о том, как много еще нужно нам узнать. Потом я заметил, что яркая лампочка Светлячка стала тускнеть.

– Мне пора лететь, я очень устал,– сказал он.– Я попрошу других светлячков вывести вас из джунглей.

Крошечные танцующие фонарики, друзья моего знакомого Светлячка, помогли мне выбраться из темной чащи.

VI. НУ И ЗМЕИ!

Здесь было настоящее змеиное царство. Из болота торчали камни и бревна, на которых змеи принимали солнечные ванны. Я давно хотел поговорить с кем-нибудь из змеиной породы, и всегда страх мешал мне. Но тут я решился. Я надел на голову тюрбан, сел, как индийский заклинатель змей, и принялся играть на флейте. Наконец ко мне подползла большая Змея и, мерно покачивая головой, следила за движениями моей флейты. Я обрадовался и начал играть громче.

– Напрасно стараетесь, сэр,– прошипела она.– Разве вы не знаете, что змеи ничего не слышат? Я понимаю вас только по губам.

– Вы хотите сказать, что заклинатели змей вот уже сотни лет дуют в свои дудки напрасно?

– То-то и оно, сэр. Самое смешное, что у нас не только нет слуха, а даже нет ушей. Мы следим за вашими руками и в такт им покачиваем головой.

Вздохнув, я положил флейту, а Змея продолжала нашептывать свою историю:

– Говорят, что мы можем гипнотизировать свою жертву. Это неверно. Так же неверно и то, что мы жалим языком.

Она стремительно высунула свой раздвоенный язык и легонько дотронулась до меня.

– Видите, им нельзя ужалить.

– Да, но когда вы жалите, остаются две точки,– возразил я.

– Если вы когда-нибудь увидите такие точки на себе, бегите к доктору, сэр. Это следы зубов ядовитых змей. У них зубы расположены спереди. В момент укуса яд из желобка в зубе попадает в кровь жертвы.

– А потом что происходит? Расскажите, только, прошу вас, без примеров,– попросил я испуганно.

– Ну, это смотря какая змея укусит,– захихикала она.– Яд одних отравляет кровь, яд других парализует нервную систему, и вам становится трудно дышать, двигаться. Но не все змеи кусаются. Африканские кобры с расстояния в пять метров выпускают сильную струю яда прямо в глаза добычи. Ловко, не правда ли? А питоны и удавы обвиваются вокруг своей жертвы и душат ее.

– Из ручного питона может получиться отличная соковыжималка,– заметил я.– Что еще могут делать ваши друзья-змеи?

– Поедать крыс и мышей,– гордо ответила моя собеседница.– Десятиметровый питон поглощает их сотнями, и некоторые фермеры специально держат таких питонов вместо мышеловок.

– Этакие ручные змейки в десять метров длиной! Интересно, сколько же у питона может быть детей?

– Чем крупнее змея, тем больше яиц кладет она. Иногда до сотни.

– Сотня! Так, значит, если змеи вырастают до десяти метров длиной, то сто змей вытянутся на тысячи метров, или целый километр змей. Ну, это слишком!

– А вы здорово считаете,– сказала Змея.– Как счетная машина. Хотите узнать еще кое-что о питонах?

– С большим удовольствием,– ответил я, подробно записывая все, что мне говорила словоохотливая собеседница.

– Питоны могут заглатывать оленей, маленьких кенгуру, даже кабанов. А широко разевать пасть им помогают эластичные мускулы. После сытного обеда они сладко зевают, и их челюсти становятся на место. Одно плохо: иногда две змеи начинают заглатывать какое-нибудь животное с противоположных сторон, а зубы у них так устроены, что выплюнуть добычу обратно они не могут. Когда они доходят до середины, одна змея заглатывает другую. Я знаю много таких случаев.

Она замолчала, а я с недоверием посмотрел на нее, но она даже глазом не моргнула. Правда, у змей нет век.

– А как же змеи передвигаются без ног? – спросил я, решив переменить тему разговора.

– У змеи каждое ребро соединено мышцей с пластинкой. Змея приводит в движение несколько ребер одновременно. Они двигаются вперед, а затем назад, словно весла на лодке, и пластинки, которые с ними связаны, упираются в землю. Вот так змея и ползет. Будут еще вопросы?

– Ну ладно, всезнайка. Некоторые утверждают, что змея – это хвост с головой на конце. Где же, по-твоему, у змеи начинается хвост?

– Сначала идет голова, потом сердце, легкие и желудок. Хвост начинается за желудком.

– Говоря о хвостах: почему хвост гремучей змеи гремит?

– Люди думают, что она гремит хвостом, перед тем как хочет ужалить. Это неверно. Просто чешуя на конце хвоста гремучих змей высокая и гремит, когда змея ползет.

– Какие вы, змеи, однообразные,– поддел я ее.– Ползаете, кусаетесь, шипите и гремите хвостами!

– Ну и невежда вы. Ничего вы не знаете о змеях! – возмутилась Змея.– Так слушайте. Американский бычий уж может издавать шум, напоминающий отдаленный раскат грома, а голос большеглазого полоза похож на звук камертона. Некоторые змеи умеют перелетать по воздуху. Африканские змеи, пожиратели яиц, имеют особые приспособления, которыми аккуратно разрезают яйца птиц на две части. У африканских гадюк на голове рог, у бородавчатых змей туловище похоже на хобот слона. Некоторые змеи постоянно живут в море.

– Сколько на свете змей! – воскликнул я.– А еще есть какие-нибудь?

– Много,– прошипела она,– больше двух тысяч разновидностей. Гадюки-дутыши надуваются как шар и шипят как газированная вода. А слышали вы о гадюке Рассела? Она опасней кобры. Еще есть змея, которую называют «свиное рыло», нос у нее похож на лопату.

– Скажите, пожалуйста, а простые змеи существуют? – спросил я с надеждой.

– А разве я не обычная змея? – удивилась она.– Я плаваю как рыба, меняю кожу, не чувствую боли, не ощущаю вкуса и могу прожить без еды даже несколько лет.

– Ну и последний вопрос,– сказал я.– Есть какая-нибудь польза от змей?

– Еще бы! Мы уничтожаем вредителей, разве это плохо? Известно, что туземцы лечат раны змеиным салом. Из яда некоторых змей делают лекарства. Из нашей кожи изготовляют сумки и туфли. Китайцы настаивают рисовую водку на яде гремучих змей. Говорят, что это вкусно и полезно.

– Спасибо, госпожа Змея, я, пожалуй, пойду,– сказал я, поднимая флейту,– у меня потемнело в глазах от всех этих разговоров о змеях. Боюсь, я тоже начну шипеть как змея.

VII. РЕАКТИВНЫЙ ОСЬМИНОГ

Осьминог устроился возле меня на камне и внимательно наблюдал, как я достаю карандаш и листаю странички блокнота. Он смотрел с завистью и вздыхал.

– Эх, – сказал он,– мне бы ваши десять пальцев. За два ваших больших пальца я отдал бы свою правую руку.

– Подождите, подождите,– засмеялся я,– ведь у вас же кругом руки. Целых восемь штук. Откуда вы знаете, какая из них правая? И потом, зачем вам нужны большие пальцы?

Осьминог попытался хитро подмигнуть, но ему это не очень удалось – ведь у осьминогов нет век. От напряжения он стал еще безобразнее.

– Вы правы, сейчас немножко поздно думать об этом,– сказал он печально,– но несколько миллионов лет назад они были бы очень кстати.

– Несколько миллионов лет назад? – удивленно спросил я.

Осьминог ухмыльнулся.

– Да, всего лишь пятьсот миллионов лег назад, хотя, может быть, я и ошибаюсь на день или два. У вас есть время меня послушать?

Я кивнул, открыл блокнот и приготовился записывать интересный рассказ.

– Ну так вот. Когда мир был еще совсем молод, многие живые существа вышли из моря и поселились на суше. Если б мы в то время оставили море, да к тому же будь у нас большие пальцы на руках, то с нашим умом мы сумели бы править миром. Тогда животные и люди выглядели б совсем по-другому! Представляете себе человека, у которого восемь рук?

– За обеденным столом это бы пригодилось,– засмеялся я.– Ну, а из-за пальцев не огорчайтесь. Зато у вас есть то, чего нет у нас: чудесные присоски на руках.

Осьминог вытянул длинную руку (возможно, это была как раз правая рука) и показал ее мне: на ней в два ряда было расположено около сотни плоских дисков с зазубринами по краям. Осьминог осторожно положил свою руку на мою, и я почувствовал, как присоски, словно липкие пальцы, потащили мою руку к себе. Я попытался освободиться.

Осьминог злорадно усмехнулся.

– Напрасно стараетесь. От меня отделаться нелегко: только если сумеете резко оттолкнуть мою руку. Проще уж отрубить ее.

Он отнял руку, и я облегченно вздохнул.

– Эти присоски – ваше новое изобретение? – спросил я.

– Да как вам сказать,– скромно заметил Осьминог.– Мы ими пользуемся, пожалуй, несколько миллионов лет. А вот ваши два новых изобретения позаимствованы у нас. Это дымовая завеса и реактивный двигатель. Посмотрите!

С этими словами он соскользнул со скалы в море. Вернее, не соскользнул, а прямо-таки стек с нее: ведь у осьминогов нет костей. Для него не составляет труда сделаться тонким, как лист бумаги, и пролезть в любую узкую щель в скале.

Осьминог опустился в прозрачную воду и тут же исчез в плотном облаке коричневато-черной жидкости, которую он выпустил из своего нижнего кармана. Эта жидкость, подобно дыму, расплылась вокруг.

– А теперь я покажу вам свой реактивный двигатель,– сказал он, появившись из-за дымовой завесы.

Осьминог всосал в себя воду, а потом с силой вытолкнул ее.

Я тут же вспомнил, как набирают и выпускают чернила из самопишущей ручки. Он промчался мимо меня, словно снаряд, выпущенный из пушки; его длинные руки были прижаты к телу, и он пользовался ими, словно рулями.

Внезапно Осьминог увидел краба и, выбросив одну из своих длинных рук, быстро схватил его. Он кинул краба в рот, похожий на клюв попугая, и я заметил шершавый, как напильник, язык.

– Смотрите, еще один! – крикнул я.

Осьминог схватил и второго краба, но есть его не стал. Он облил его какой-то жидкостью, и краб замер. Мой знакомец положил краба у входа в свое логово про запас. Там уже громоздилась целая груда пустых ракушек от устриц и мидий и легкие панцири крабов. В одной из раковин еще сидела живая устрица, и хитрый старый осьминог засунул между створками раковины камень, чтобы раковина не закрылась.

Напоследок осьминог показал мне, как он умеет менять свой цвет не хуже знаменитых хамелеонов.

Обычно осьминоги серого или желтоватого цвета, но когда они возбуждены, они переливаются всеми цветами радуги.

Осьминог легко взобрался по скользкой скале, пользуясь своими присосками и щупальцами, и пристроился около меня.

– Вы, наверно, слыхали,– сказал он,– что про нас говорят, будто мы похожи на огромных морских пауков. А все из-за наших выпученных глаз и длинных извивающихся рук, или, как их называют еще, ног. Ученые сами точно не знают, как определить наши конечности – руки это или ноги. Скажите честно: мы вам кажемся странными и страшными, да? А знаете ли вы, что мы застенчивы и боязливы, людей не едим и если видим опасность, то предпочитаем уйти от нее?

– Но я слышал, что осьминоги нападают на водолазов и искателей жемчуга,– сказал я.

– Это делают только матери-осьминоги. Даже мы, отцы, боимся подплывать к ним, когда они стерегут свои яйца. Они кладут пятьдесят тысяч яиц размером с пшеничное зерно каждое. Яйца похожи на виноградные гроздья. Мать держит их в руках и время от времени обдает сильной струей воды, ополаскивая от всякой грязи. Когда дети только-только появляются на свет, руки у них словно небольшие пупырышки. Но уже очень скоро они, как и родители, учатся выпускать дымовую завесу.

– Похоже, что дымовая завеса осьминогам необходима,– сказал я.

– Еще бы. Днем мы прячемся за ней, а ночью, когда пускаемся в путешествие, она помогает нам находить друг друга, потому что эта чернильная жидкость обладает сильным запахом. Настоящая газовая дымовая завеса.

– Подумать только! Пятьдесят тысяч яиц! – удивился я.– Вот бы моей курице поучиться у осьминогов! Сколько ж вам нужно места в море?

– Если б каждый малыш вырастал! – мечтательно сказал Осьминог.– А то ведь как получается: голодные рыбы поедают многих малышей, а те, что уцелели, должны опасаться угрей, акул и китов. Только гигантские осьминоги – они бывают до восьми метров длиной,– а также наши родственники, кальмары,– эти раза в два больше нас – не боятся китов и вступают с ними в схватку.

– Значит, кальмар ваш родственник? Представляю, как при встрече с ним вы говорите: «Доброе утро, дядюшка кальмар»,– улыбнулся я.

– Не смейтесь! У нас и правда много интересных родственников. Например, танцующий осьминог. Он делает пируэты на носках, словно балерина. Есть еще зонтиковый осьминог, он все время открывает и закрывает свой зонтик из толстой коже – на всякий случай, а вдруг пойдет дождь. Потом осьминоги-аргонавты, жемчужный наутилус и каракатица – все они наши родственники. И вообразите себе, что улитки и устрицы тоже приходятся нам родными сестрами.

– Кстати, об устрицах,– сказал я.– Пора и пообедать.

Осьминог с готовностью открыл у себя внизу что-то похожее на клапан кармана, и я увидел насосное отделение реактивного двигателя, дыхательные жабры, чернильную сумку для дымовой завесы и того краба, которого он поймал раньше.

– Не хотите ли вы краба на обед, сэр? – сказал он и протянул его мне.

– Большое спасибо,– поспешил я отказаться,– сегодня я обедаю с друзьями в кафе.

Мы попрощались, и я ушел.

Хотите верьте, хотите нет, но когда я сел за столик в кафе, ко мне подошел официант и сказал:

– Не хотите ли вы краба на обед, сэр?.

VIII. КРЕВЕТКУ ДЛЯ КИТА!

Теперь я знаю, что имеют в виду люди, когда говорят: «Вы заходите слишком далеко».

Обнаружив, что сейчас это можно сказать обо мне, я резко повернул лодку и что есть силы заработал веслами – мне следовало, не теряя ни минуты, выбираться из пасти кита.

– Извините, господин Кит,– сказал я,– но вы так широко разинули рот, что я нечаянно въехал в него.

Кит близорукими глазками глянул на меня.

– Простите, я что-то вас не узнаю,– сказал он.– У нас, китов, очень плохое зрение. А чего, собственно, вы испугались?

– Моряки рассказывали мне, что вы можете проглотить человека вместе с лодкой...

– Эти моряки всегда преувеличивают,– сердито прервал меня Кит.– Разве вы не знаете, что у большинства китов настолько узкое горло, что они могут подавиться даже большой селедкой? А вы говорите «проглотить лодку»! Уж на что у кашалотов огромная глотка, и то даже на обед они предпочитают мелких рыбешек. А ведь у них каждый зуб длиной двадцать сантиметров и весит полтора килограмма!

Я отплыл подальше, чтобы хорошенько рассмотреть моего нового знакомого. Впервые я видел кита так близко. Он показался мне огромным. Еще бы, тридцать метров в длину! Треть туловища занимает голова, на самом верху которой расположены ноздри. Вместо ушей – щелочки. Крошечные синие глазки и широченная пасть, намного больше входной двери моей квартиры, даю слово! И весь, от головы до хвоста, облеплен ракушками.

– Ого! А вы действительно крупная рыба! – восхищенно воскликнул я.

– Рыба? Я вовсе не рыба. Я млекопитающее.

– Да, но млекопитающие живут на суше,– уверенно сказал я.

– Много тысяч лет тому назад мы тоже жили на суше, и до сих пор у некоторых из нас под кожей сохранились рудименты ног, а у молодых китов даже растет шерсть. Но нам больше нравилась морская пища. Поэтому мы немножко изменили форму нашего тела, чтобы плавать лучше, и перешли жить в воду. Затем нам пришлось подрасти, чтобы не потеряться в таком большом море. В отличие от рыб, у нас кровь теплая, мы дышим воздухом и кормим наших младенцев, как и другие млекопитающие.

– Ваши детки, наверно, очень маленькие? – спросил я.

– Да, совсем крошки, не более девяти метров в длину.

Я чуть не вывалился из лодки от удивления.

– Значит, ваши крошки величиной с паровоз! Представляю себе таких близнецов в колясочке на прогулке.

– У нас не бывает близнецов. Мать имеет только одного детеныша,– сказал Кит.

– А чем вы питаетесь?

– В основном креветками,– смущенно признался Кит.

– Креветками?! Кто бы подумал! – Я нагнулся, взял со дна лодки креветку и протянул ее Киту.– Хотите? Она совсем свежая.

– Одна креветка! – Он презрительно фыркнул.– Мы заглатываем их тысячами, когда плаваем на поверхности. Зачерпываем их открытым ртом, словно экскаватором. Две тонны креветок – вот это обед!

Разговорившись, Кит разевал рот все шире и шире, пока пасть его не стала похожа на большую комнату. С потолка свисали сотни костяных копий. Те, что росли по бокам, были длиной всего лишь несколько сантиметров, а посередине были подлиннее палок от грабель и словно обросли шерстью.

– Это у вас что – зубы?

– Какие там зубы! Вы разве не слышали о китовом усе, или пластинах, что одно и то же? У кашалотов и дельфинов-касаток есть только зубы, а у нас – китовый ус. Иногда китовый ус вырастает до пяти метров – прямо-таки с дом – и весит около тонны. Мы пользуемся им как ситом, через которое процеживаем креветок и другую пищу. Вот посмотрите! Я набираю в рот много воды, закрываю его, прижимаю язык к пластинам и выплевываю воду обратно. Видите, сколько креветок осталось у меня во рту!

– Зачем же вас ловят, если вы никому не причиняете вреда? – удивленно спросил я.

– Людям нужен наш китовый ус. За него платят большие деньги. И еще жир. У нас в жировом плавнике есть ворвань – толстый слой жира, который сохраняет наше тепло и служит балластом, помогающим нам нырять. У больших китов метр тела весит полторы тонны. Из некоторых китов иногда получают триста бочек жира, а уж самое маленькое – двести бочек. Но, признаюсь, мне очень неприятно разговаривать об этом...

– Сколько вы можете находиться под водой, господин Кит?

– Обычно минут пятнадцать: ведь я дышу легкими, а не жабрами, как рыба. Но когда мне грозит опасность, я готов просидеть под водой целый час. Вы видели, как мы ныряем? – спросил Кит.– Очень быстро, но не глубоко. Как я уже говорил вам, нам надо дышать.

– О, я уже заметил это. Вы вдыхаете воздух и воду. А потом вода бьет из вас фонтаном.– Я был доволен своей наблюдательностью.

– Ничего вы не знаете, уважаемый господин Репортер. Вот посмотрите.

Послышался громкий шум, и высоко в небо поднялась струя влажного теплого воздуха.

– Видите, это не вода, это просто пар, такой же, как у людей изо рта зимой. Иногда мы начинаем выдыхать, еще не всплыв на поверхность, и тогда вместе с воздухом взлетает струя воды.

– Я думал, что такие гиганты, как вы, ничего не боятся,– сказал я.– Зачем же вы прячетесь под воду?

– Мы боимся людей. Они охотятся за нами вот уже многие тысячелетия,– сказал Кит.– Когда-то гонялись за нами на маленьких лодках. В нас метали гарпуны и копья. Сейчас появились быстроходные суда и гарпунные пушки. Скрыться теперь трудно, и нас убивают тысячами.

А если мы уплывем, нас находят с помощью самолетов и радара. И если люди не будут оберегать нас, киты скоро совсем исчезнут. И ещё нас донимает страшный Орка.

– Орка? А это кто? – спросил я удивленно.

– Так называют дельфина-касатку. Это настоящие морские волки, они всегда охотятся стаями. Касатки убивают тюленей, моржей и даже нас, китов, хотя мы намного крупнее их. Они гонятся за китом, пока тот не выбьется из сил. Затем бросаются на него сверху и разрывают на части. Касатки настолько свирепы, что если заметят над собой моржа или тюленя на льдине, то пытаются пробить лед снизу и схватить беднягу.

Кит испуганно посмотрел по сторонам.

– И хотя я такой громадный, мне становится страшно при одной мысли о них. Если вы не возражаете, я наберу воздуха и поищу креветок. Я еще ни тонны не съел сегодня!

Вспенив воду, он погрузился в океан, словно подвод ная лодка.

Я погреб к берегу.

Не успел я взяться за весла, как со дна лодки раздался тоненький голосок:

– Уф! Наконец-то это чудовище уплыло!

Я посмотрел вниз и разглядел дрожащую от страха креветку.