Текст книги "Братство Белого Ключа"

Автор книги: Франтишек Лангер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Казалось, пан режиссер остался доволен объяснением, и Ярка продолжал свой рассказ дальше:

– И вот дедушка решил жениться, но вдова все время будет твердить, что внуков нужно отдать в сиротский дом. Тогда дедушка начнет ходить по своим старым влиятельным знакомым. Ведь он был когда-то уважаемым человеком и имел обширные связи. Наконец ему удастся поместить внуков в сиротский приют. Конечно, тут будет немало слез, но главное – ведь дедушка не знает, что ему теперь не на что жить. Но что поделаешь, ребята должны отправиться в свой сиротский приют. А короб, с которым ходил Штедрый, корзинку Соучека для цветов, мои и Колобка веревки ребята спрятали у пана Шейноги. И в один прекрасный день их поглотили ворота сиротского дома.

– Как вы сказали? – переспросил пан Абе.

– Я читал в одной книге: «Его поглотили ворота тюрьмы», и мне показалось, что тут эти слова очень к месту. Но продолжаю. Ребята – в сиротском доме, живется им здесь неплохо: много сирот вроде них, и можно спать хоть всю ночь от вечера до утра. Но ребятам не спится. Они беспокоятся о дедушке. Что с ним будет, когда первого числа почтальон не принесет денег? Правда, пока о нем заботится эта пани Соботкова – она неплохая женщина, варит и стирает дедушке, но на какие деньги она будет варить и стирать потом? А в сиротском доме строгий надзор, ребята не могут отлучиться ни на минутку, даже на прогулку ходят парами. И как они могут отправиться на заработки, если в восемь часов вечера должны уже спать в своих железных кроватках, да еще каждый час приходит кто-нибудь из учителей посмотреть, все ли ребята на месте!

– А вы бывали в сиротском доме? – поинтересовался тихо пан Абе.

– К счастью, нет, – ответил Ярка, – но моя мама – член разных благотворительных обществ и часто берет меня с собой в такие места, куда я сам никогда бы в жизни не попал. И я вижу, что не у всех такая легкая жизнь, как у меня. В один сиротский дом я хожу с удовольствием, там есть двое ребят, отличные футболисты, они мне все и рассказывают. Но я продолжаю. Внукам дедушки Панека в сиротском доме очень плохо, потому что они не знают, что с ними будет дальше. И вот они решают, что им ничего не остается, как вести прежнюю жизнь и по-старому ходить по трактирам. Так они и делают. Сначала забегают к пану Шейноге, снимают там сиротскую одежду, надевают свое старое платье и отправляются на заработки. Идут они все пятеро: и Бонди с ними. Он теперь ходит по городу с двумя акробатами и тоже зарабатывает деньги, чтобы дело шло быстрее. Но ребятам приходится посвятить в свою тайну весь приют. Все сироты, конечно, с ними заодно. Вечером они помогают ребятам перебраться через забор, ночью ждут, когда братья подадут сигнал о своем возвращении. Или, например, лежат сироты ночью в постелях, а учитель обходит спальни и смотрит, все ли на месте. И тут те, что лежат у самой двери, быстренько пролезают под кроватями к пустым постелям наших ребят и ложатся на их место.

– Это будут самые выигрышные кадры, – не смог удержаться Копейско. – Ребята в длинных белых ночных рубашках в саду, в темных коридорах, за черными окнами, под кроватями…

– Ага, так это вы будущий кинооператор? – спросил пан Абе.

И Копейско кивнул головой.

– Ну, а наших ребят, – продолжал Ярка, – с радостью встречают все ночные продавцы сосисок, торговки зеленью, торговки орехами и каштанами, студент, трактирщики, кельнеры и их заказчики – все, кто считал ребят уже погибшими. Легко и быстро собирают ребята деньги для дедушки. Им самим теперь деньги не нужны, так что они могут даже купить дедушке свадебный подарок – прекрасную трость с серебряным набалдашником. И все шло бы неплохо. Но однажды ночью в сиротском доме в комнате наших ребят вспыхнул пожар. Загорелась сажа в печной трубе, потом крыша. Сиротам в длинных рубашках удается выбежать на улицу, приезжают пожарные, вовремя гасят пожар, а сирот укладывают спать в другой комнате. Но здесь их пересчитывает директор и видит, что пятерых не хватает. Нет всех братьев Панеков. Неужели сгорели? Какой ужас! Директор в отчаянии, учителя не знают, что делать, а сироты, разумеется, молчат и не выдают своих товарищей. Директор уже хочет сообщить об этом несчастье дедушке, пожарные лезут в горящую комнату, чтобы вытащить все, что осталось от ребят, но тут с улицы раздается сигнал, и внизу, у ограды, появляются пятеро Панеков. Они просят своих друзей впустить их через окно. Тайна раскрыта. Утром приходит дедушка и все узнает; ребятам грозит исключение, дедушке – нищета…

– И что же дальше? – спрашивает пан Абе; он даже привстал от нетерпения в своем кресле.

– Это зависит от вас, – отвечает Ярка, – какой вам нужен конец? Такой, какой бывает на самом деле, или такой, какой нравится зрителям?

Пан Абе от неожиданности опять сел.

– Да у них два конца! – воскликнул удивленно пан Зврзал.

– Мы долго над этим думали, – продолжал Ярка, – и решили, что в жизни бывает так: в это дело вмешались бы власти – дети не смеют ходить по ночам в трактиры, – посадили бы беспечного дедушку в дом для престарелых (я бывал там с мамой), он бы подружился с другими дедушками, позабыл о женитьбе и жил бы как все. А ребята остались бы в приюте и стали бы потом ремесленниками, служащими или другими приличными людьми в обществе. Это один конец. Но он не понравился нашему Франтику.

– Да, пан режиссер, мне действительно не понравился такой конец, – признался Франтик. – Все они, – он показал на Братство, – ходят в кино не так-то часто. А моя мама работает в кинотеатре в раздевалке, так что меня туда пускают без билета. Я могу смотреть все картины, какие хочу, поэтому мне лучше знать, что нравится, а что не нравится публике. И я сразу сказал: зрителям такой конец не по душе. Зрителям до последней минуты должно быть страшно за бедных ребят, и в самый страшный момент все должно измениться к лучшему.

– Ну вот, поэтому мы и придумали еще один конец, – опять начал Ярка, – конец, который понравится зрителям. Внуки возвращаются к дедушке, а дедушку мучает совесть, он сидит дома и присматривает за внуками, чтобы они не выросли хулиганами, но теперь, конечно, к ним уже не придет первого числа почтальон. Честное слово, вы, наверное, сейчас скажете, что ведь так они рано или поздно умрут от голода. Но послушайте, что случилось дальше.

В один прекрасный день к ним явятся торговка зеленью, продавец каштанов, студент с куклами и продавец сладостей. Они узнали обо всем из газет и решили помочь беднягам, каждый хотел усыновить одного сиротку. Но это не понадобится. Придет лучший друг ребят, пан Шейнога. И тут окажется, что пан Шейнога вовсе не бедняк. Он сорок лет ходит по трактирам со своей лотереей и (обратите внимание!) больше всех выигрывает в этой лотерее он сам. Пан Шейнога приходит и говорит: «У меня есть кое-какие сбережения, но вот беда – некому их оставить. И кто знает, что с ними станется после моей смерти. Вот мне и пришло в голову: каждый месяц буду посылать немного денег дедушке. Теперь, ребятки, вам будет на что жить». Так он и сделает: станет посылать деньги Панекам лет пять, а может, десять. Наверное, у него их надолго хватит.

Ребята тем временем подрастут, из них выйдет какой-нибудь толк, и они вернут пану Шейноге все, что он на них потратил, и он на старости лет будет лучше обеспечен, чем если бы поместил свои деньги в банк. А пока ребята могут сидеть дома и учиться. Но старые друзья о них не забывают. Раз в неделю к ним приходит торговка зеленью с ведром и щеткой и надраивает пол лучше, чем Бонди. Частенько заходит и студент с куклами и помогает ребятам готовить уроки, а вдова Соботкова – окажется, что она совсем неплохая женщина – уже не думает о свадьбе, хотя и забегает к Панекам каждое утро, убирает, варит обед да еще стирает и наглаживает дедушкины белые рубашки. А дедушка каждый вечер спокойно выпивает свой стаканчик вина и возвращается домой, беззаботно посвистывая и играя тростью, которую он получил от внуков в качестве свадебного подарка.

Пан Абе в течение всего рассказа кивал головой, а потом сказал:

– Я покупаю у вас этот сценарий. Пришлите кого-нибудь из ваших родителей за деньгами.

– А мы из вашего сценария что-нибудь да сделаем, – добавил пан Зврзал.

– Нам не нужно никаких денег, – ответил Ярка, – мы отдадим вам сценарий бесплатно, а за это вы выучите нашего Копейско на кинооператора.

– Хорошо, по рукам, – согласился пан Абе, – но пусть кто-нибудь оставит свой адрес, чтобы я мог прислать вам билеты на премьеру. А пан Копейско будет так любезен и сообщит нам, когда он может приступить к работе.

Пан Абе переходил от одного к другому и всем жал руку.

– Сразу, как получу аттестат зрелости, – поспешил ответить Копейско. Но потом, подумав, сказал: – Или лучше после каникул.

И ребята поднялись и гурьбой скрылись за дверью.

– Ну, что вы скажете об этих детках? – спросил пан Абе режиссера Зврзала, потирая руки. – Вот это сюжет! Ну и фильмик будет! Немедля беритесь за него!

– Да, насочиняли они здорово, – согласился Зврзал, – хотя звучит все ужасно по-детски и нужно будет кое-что пригладить. Мне уже пришла в голову куча идей. К примеру: ребят в фильме нужно поубавить. Хватит двоих. Их превосходно сыграют сестры Кудрновы.

– А почему не кто-нибудь из этих ребят? Хотя бы тот толстый или тот, другой, с веснушками… впрочем, любой из семи. Ведь один лучше другого.

– С ними много возни. У них ведь нет никаких артистических навыков. А сестры Кудрновы словно созданы для этих ролей. Одной – девятнадцать лет, другой – двадцать два, обе небольшого роста, прелестны и худощавы. Снимались они немного, значит, еще не приелись публике. У меня блестящая идея: вообще в главных ролях будут не ребята, а две юные девицы, которые только переодеваются мальчишками для своих ночных приключений. Так будет намного интереснее. Сестры Кудрновы действительно прелестные девицы, и надо постараться занять их. Однажды ночью на них нападут бандиты, но их спасут два достойных молодых человека – понимаете, пан директор? Это будет счастливый конец, изумительный конец, и не за уши притянутый, как у этих ребят. Наши девицы выйдут замуж за своих спасителей и возьмут дедушку к себе.

– Но я думал… – протянул пан Абе и тоскливо посмотрел на семь пустых кресел, словно там все еще сидело семеро ребятишек. – Знаете, пан режиссер, я и вправду думал, что эти ребята…

Зврзал не дал ему договорить:

– Не беспокойтесь, пан директор, я из этого сюжетика сделаю изумительный фильм.

Через полгода – Копейско уже четыре месяца работал в киностудии – в трех самых больших пражских кинотеатрах демонстрировался зврзаловский фильм «Беспечный дедушка» с двумя новыми звездами, сестрами Кудрновыми в главных ролях. Смотреть фильм приглашали двухметровые афиши. На них были нарисованы два очаровательных жениха с двумя прелестными невестами в подвенечном наряде – они спускались по лестнице костела Святой Людмилы.

Братство (за исключением Франтика) этот фильм не видело. На афишах было написано: «Детям до 16 лет вход воспрещен».

ГЛАВА IX
БРАТСТВО ПРИОБЩАЕТСЯ К СПОРТУ

рка увидел его, подходя к саду. Он лежал у стены на пыльной траве, повернувшись лицом к солнцу. Услышав Яркины шаги, он повернул голову, но, увидев лишь мальчишку, снова отвернулся. И Бонди заметил незнакомца, подходя к саду.

– Видел? – Бонди показал пальцем за стену.

Заметили его и Франтик, и Соучек со Штедрым. Братство не привыкло, чтобы возле его сада кто-нибудь дремал или грелся на солнышке.

– Этот человек, – решил Бонди, – хочет что-нибудь с собой сделать.

– Ты с ума сошел!

– А я подозреваю, что здесь что-то неладно. Всем он показался странным.

– Но мы не должны это допустить, – заявил Штедрый.

– А что ты можешь сделать? – возразил Франтик. – Ведь не пойдешь же ты к нему и не скажешь: «Простите, но если вы задумали что-нибудь сделать над собой, то, пожалуйста, пойдите куда-нибудь в другое место».

– А вот и скажу, – храбрился Штедрый.

И он действительно вышел за калитку, но через минуту вернулся обратно. Странный человек шел вместе с ним. Был он высокий, намного выше Копейско. Нос у него был немного приплюснут. Давно не бритый, ботинки сбиты, костюм поношен, а под пиджаком – дырявый свитер. Была ли рубашка, неизвестно. На вид он казался совсем молодым, только очень измученным.

– Он говорит, что свет ему не мил, – заявил Копейско.

– Жизнь у меня не такая, как у вас, ребятки. У вас у каждого дома отец с матерью, вы ходите в школу. О вас есть кому позаботиться.

Ребята молчали.

– Я вам расскажу, что со мной случилось. Я боксер. Профессионал. Средний вес. Чимера. Не знаете? Никогда обо мне не слышали? Ну, разумеется. Я не так-то уж известен, разве что в самом начале обо мне писали: «Способный борец среднего веса». Был я хороший столяр, но думал, что мое место на ринге, и бросил ремесло. Стал помощником в школе бокса пана Б. М. Клики. Не слышали? Бывший чемпион тяжелого веса. Время от времени мне перепадал какой-нибудь матч, и я верил, что достигну многого, что когда-нибудь стану чемпионом в среднем весе. У меня точный удар, хорошая техника, недурная работа ног, к тому же подвижность. Только одно было скверно: не хватало выносливости, потому что в школе нас только «щекотали». Там боксера не бьют, а только поглаживают мягкими перчатками, да и кто: престарелые любители спорта, мечтающие похудеть.

Итак, скажу вам, ребятки, вскоре выяснилось, что я как огня боюсь каждого сильного удара. А это очень плохо. Очень! И, когда в прошлом году меня два раза нокаутировали, пан Б. М. Клика сказал: «Брось-ка ты, парень, бокс, ты плохая реклама для моей школы». Это был конец.

Верно, я был хорошим столяром, и я сразу начал искать работу. Но сами знаете, не так-то это просто. Работал я лишь временами. Не думайте, что я бокс забросил. У меня много старых друзей, хороших ребят, я помогал им, был для них спарринг-партнером [8]8
  Спарринг-партнер – партнер, который помогает в тренировке.


[Закрыть]и тренировался сам. Я хотел доказать Клике и другим, что не так уж я безнадежен. Но если человек по целым дням мотается, спит в старой, сырой мастерской вместе с двадцатью такими же ночлежниками, то силы у него как не бывало, дыхание теряется. И при первом же выступлении меня нокаутировал девятнадцатилетний паренек. Уже на четвертом раунде. Теперь ни один импресарио не выпускает меня на ринг. Со мной все кончено. В последнее время я дрался в цирке на Вршовицах. С каждым, кто пожелает, за десять крон. Желающих стояла целая очередь. Меня били все кто хотел, били, как тряпичную куклу. И все это только для того, чтобы не умереть с голоду. Но больше я туда не пойду. Хватит с меня бокса!

Что могло на это ответить Братство?

– Вы хорошие ребятки. Вон тот, – он показал на Копейско, – сказал мне, что, если я хочу что-нибудь с собой сделать, пусть иду в другое место. Дескать, здесь вы играете и я испорчу вам настроение. Не бойтесь! Я расхныкался только потому, что плохо переношу удары. Сейчас я отдохну и опять пойду искать работу. Я спортсмен и привык бороться до конца. Даже если получаю удары. – И он повернулся к выходу.

– Подождите, пан Чимера, – остановил его Ярка, – здесь рядом фабрика моего дядюшки. Может, у него найдется какая-нибудь работа для вас.

Ярка мигом вылетел из сада и бросился на фабрику. Через десять минут он вернулся.

– Ну как, ничего? – спросил его Чимера.

– Не спешите! – ответил Ярка. – Через неделю там станут делать ящики, и им понадобится столяр. Не меньше чем на три недели. А потом увидим. Пока дядя Ян посылает вам сто крон аванса. Оставьте ему свой адрес.

Чимера вскочил и так крепко обнял Ярку, что у того перехватило дыхание.

– Адрес, паренек? Откуда мне его взять? Сплю я где придется. Сейчас тепло – значит, прямо на земле. Но я буду сюда приходить каждый день. Ладно?

Копейско посмотрел на садовую беседку, потом на Ярку. Тот сразу понял – ребята понимали друг друга с первого взгляда. Поэтому Ярка от имени всех предложил пану Чимере – если он пожелает, конечно, – спать у них в беседке.

Боксер был счастлив:

– У меня сегодня удачный день. Сто крон, работа, крыша над головой и рядом такие славные ребята! Но теперь я пойду и куплю чего-нибудь поесть. Я страшно голоден.

Пока его не было, ребята вычистили старое одеяло, на котором спал медведь. Вернувшись с пакетиком еды, Чимера не знал, как и благодарить. Ребята еще немного посидели с ним, потолковали о спорте, главным образом о боксе, и больше всего – о встречах Чимеры на ринге; потом оставили ему ключ, рассказали, по какому сигналу он должен открывать калитку, и разошлись по домам.

Когда в среду ребята снова пришли в сад, они чувствовали себя как-то неловко. Словно сад перестал им принадлежать с тех пор, как там поселился гость. А Чимера был очень вежливым гостем. Он открыл калитку по первому сигналу. Ого! Это был совсем другой человек: подтянутый, побритый, мускулы так и играли.

– Я уж думал, что буду здесь целый день в одиночестве. Ну, проходите!

А в саду… В саду была проложена ровная, в форме эллипса, дорожка метра два шириной, посыпанная песком. Правда, при этом жертвой пали кусты малины и крапивы. Но что поделаешь…

– Удивляетесь? Я подумал: ведь у ребят нет даже беговой дорожки! А вдруг им, бедняжкам, придет в голову потренироваться в беге? Лопату, тачку и мотыгу я нашел. (Да, ведь Братство так и забыло возвратить их после раскопки тайного хода.) Вон там я взял песок. Дорожка как раз на четыреста метров. А ну-ка, пробежим стометровку.

Они пробежали стометровку. Но первым оказался не Чимера, а пинчер Отто. Копейско, как самый сильный, побежал с Чимерой и на четыреста метров. Потом ребята бегали одни, а Чимера только руководил.

– Теперь хватит, а то выдохнетесь. Потом еще разок пробежите стометровку.

Да, это был совсем другой Чимера. На улице он разыскал какие-то жестянки, за беседкой сложил из кирпича печурку и вскипятил ребятам чай.

– А знаете, что я сделаю завтра? Выберу местечко и разобью площадку для ринга. А вдруг вам захочется потренироваться в боксе?

И не успели они разойтись по домам, как уже были с Чимерой на «ты». Ведь побрившись, Чимера казался не намного старше их. Разве только повыше.

Через день он показал им свой ринг. А потом принес от старого товарища свои боксерские перчатки – нет, он их не продаст, даже если бы пришлось умереть с голоду, – и еще две пары он взял в долг; эти были похуже, зашитые и потрепанные. Впрочем, для того, кто по-настоящему хочет стать боксером, это не имеет значения.

А ребята хотели стать боксерами – об этом теперь мечтало все Братство. Даже такие коротышки, как Соучек и Бонди. Для начала каждый провел два раунда по три минуты. И вот тут-то в характере Чимеры сразу стал виден один недостаток. Как только он надел перчатки, его будто подменили. Он хорошо знал, что против него борются ребята, и все-таки он не щадил их. Он осыпал их градом ударов, как взрослых. Конечно, они были настоящие мужчины и всё бы стерпели, но Чимера еще насмехался и издевался над ними. Он смеялся до упаду, когда Бонди после его удара долго не мог подняться с земли. Легкой победой над ребятами Чимера словно вознаграждал себя за все былые поражения и возвращал ребятам все удары, которые раньше пригвождали его к земле.

Но вот он снял перчатки и снова стал хорошим, добрым малым. Он поправлял Бонди, показывал, как брать старт, и обещал сделать из него настоящего бегуна. Да, лучше бы он вовсе не надевал перчаток.

– Давайте бросим бокс и будем только бегать, – предложил Бонди.

И Соучек его усердно поддержал. Но остальные решили, что бокс бросать не к чему.

Ярка на минуту задумался, а потом сказал:

– Лучше всего отплатить ему той же монетой.

– Попробуй отплати, когда ты слабее, – возразил Соучек.

Ярка поднял с земли два голыша, которые только-только умещались на ладони:

– Спрячем камни в перчатки, тогда он сразу почувствует нашу силу.

– Ну, это было бы жестоко, – возразил Штедрый.

– А он, по-вашему, не жестокий? – защищался Ярка. – Он должен дать нам фору, мы слабее и меньше, а он на это не смотрит. Ну и ладно, пусть это жестокость, и так уже мы превратились в какое-то благотворительное общество. Разыскиваем пропавших собак, возимся с какими-то медведями и вообще совершаем одни только благородные поступки. Надоело!

Штедрый кивнул головой.

Теперь взял слово Франтик:

– На тренировках он должен бегать с каждым. Ты, Копейско, погоняй-ка его разочка два на четыреста метров. Ты выдержишь. Потом пусть разок пробежит с нашей эстафетой. Когда мы его немного загоняем, пусть проведет с каждым по два раунда бокса. Конечно, у нас будут в перчатках камни. И уговорим его, что он способен драться сразу с двоими из нас, так что в конце преподнесем ему еще парочку раундов сразу против двух. Увидите, он сразу станет шелковый.

– Здесь я вам не товарищ, – возразил вдруг Бонди, – это нечестно.

– А честно, если такой великан смеется над тобой, когда ты валяешься на земле? Он не имеет права смеяться. И вообще, член ты Братства или нет?

Эти слова решили всё. Назавтра Чимера пробежал с каждым в отдельности, да еще целую эстафету в придачу. Перед боксом он не выдержал и присел передохнуть. Конечно, с голышами в перчатках дело пошло совсем по-иному. Особенно когда Чимера дрался сразу с двумя: ему здорово досталось и по корпусу и по лицу. Чимера стискивал зубы, пыхтел, сопел.

– Видите, какой я чувствительный, – сказал он, чтобы как-нибудь оправдаться. – А вы, братцы, со вчерашнего дня кое-чему научились. У вас уже неплохие удары. Ну, если Чимера кого-нибудь тренирует…

Последним вступил на ринг Бонди; и он почувствовал, что сегодня все не так, как вчера. Удары Чимеры были вялыми, а он, Бонди, махал кулаками все яростнее и все крепче стискивал в перчатке камень. Наконец Чимера опустился на землю и начал поглаживать себе живот, плечи и подбородок.

Так продолжалось изо дня в день. Учеба может подождать, если надо бегать, боксировать и укрощать Чимеру. Ребята опять приходили в сад каждый день, не обращая внимания ни на синяки, ни на распухшие носы.

– Боже мой, этот футбол слишком жестокий вид спорта, – причитала над Колобком маменька и прикладывала ему компресс на очередной синяк. – Мяч – и так изуродовал!

Колобок смеялся в душе. Если бы только маменька знала, какая у него сильная левая! Это сказал ему сегодня Чимера.

А как было весело возвращаться с тренировок и рассказывать друг другу, как они опять проучили Чимеру! Впрочем, с каждым днем это становилось труднее. Чимера теперь уже редко хватался за живот, не сопел и не стискивал зубы. Чимера привык. Тогда ребята придумали еще кое-что. Копейско где-то разыскал подкову и сунул ее в правую перчатку. Эту рукавицу он потом одолжил Бонди на его последний раунд.

– Ну и задали же вы мне жару! – говорил Чимера в конце тренировки, когда ребята после двенадцати раундов заставили его еще попрыгать через веревочку (этой цели служила бельевая веревка пани Копейсковой).

В это время Чимера уже работал столяром и делал ящики. Три кроны за ящик. Он рассчитал, что с утра до трех часов дня успеет сколотить десять прекрасных, чистеньких ящичков, они пришлись бы по вкусу любому упаковщику. И только потом он мог уделять время своим озорникам.

Чимера гордился новыми друзьями, хотя по-прежнему не щадил их. Своему старому приятелю по рингу Колде он нередко хвастался:

– Приходи, посмотришь мою школу. Мои парни бегают стометровку за тринадцать с половиной секунд, а один делает четыреста метров за пятьдесят восемь, а может, и меньше – мы отсчитываем время по обычным часам. Талант, приятель!

О боксе он не говорил. Разве можно говорить о боксе с Колдой, который занимал третье или четвертое место в республике среди боксеров среднего веса и был хорошо оплачиваемым тренером «Виктория-Жижков» [9]9
  Виктория-Жижков – название известного спортивного клуба в старой Чехословакии.


[Закрыть]. Но по просьбе старого товарища Колда все-таки пришел. Впрочем, любой футбольной команде нужны хорошие бегуны. Даже если они еще очень молоды. И Братство показало себя в полном блеске. О пане Колде они знали не только от Чимеры, но и из спортивных газет, которыми теперь был завален весь стол в беседке. Колда был сильнейшим бойцом с резким ударом.

– Знаешь, Чимера, – сказал Колда, пряча секундомер, – вон тот длинный пробежал свои четыреста метров за пятьдесят семь с половиной секунд. Это неплохо и для взрослого. А стометровку – просто сказочно! Ну и малыши! Даже тот… ага… Франтик, пробежал ее за чистых двенадцать. Кто хочет, может навестить меня в воскресенье на Викторке. Наша юношеская команда нуждается в хорошем центре нападения.

– Может быть, пан Колда будет так любезен и покажет нам с Чимерой хоть один раунд бокса? – попросил Колду Ярка.

– Нам бы очень хотелось увидеть настоящий бокс.

– Нет, нет, – отмахивался Чимера.

Зато Колда охотно согласился. Один раунд с такой бездарностью, как Чимера, был для него игрушкой. Напротив, пусть ребята посмотрят. Чимера стал слишком заносчив, даже если он и тренирует. И бедняге Чимере ничего не оставалось, как натянуть перчатки. Хорошо еще, что Копейско успел вытряхнуть из своих перчаток подкову и голыши, пока пан Колда снимал пиджак и рубашку.

Так Братство увидело раунд настоящего бокса. Ближний бой, бой на дистанции, удар снизу, прямой удар в подбородок – все, о чем рассказывал им Чимера, теперь они увидели собственными глазами. Ребята не могли вымолвить ни слова. Но пан Колда поднял руку, не дожидаясь конца раунда, и сказал:

– Ну, хватит. Я что-то сегодня не в форме. Но ты, Чимера, держался молодцом. Я сказал бы… но это, конечно, потому, что я сегодня не в своей тарелке. Где ты тренируешься?

– Разве я тренируюсь? Я ведь столярничаю, – ответил Чимера.

Колда много не говорил, вернее почти ничего не сказал и вскоре ушел. Зато Чимера, едва Колда скрылся за калиткой, крикнул Братству:

– Ребята, давайте-ка!..

И дал каждому два трехминутных раунда. Сегодня он был с ними не так резок, даже напротив, все время шутил, и, когда Бонди удавался какой-нибудь удар, Чимера превозносил его до небес. Подкова и голыши были опять в перчатках. Чувствовалось, что с Чимерой произошла внезапная перемена.

На другой день в одиннадцать часов Чимера теребил шапку, стоя перед паном Кршикавой, который в этот момент завтракал.

– Я охотно верю, Чимера, что вы мечтаете вернуться на ринг. Но посудите сами – вряд ли публика захочет смотреть на вас. И к тому же вы, наверное, не прочь получить две сотни за один раунд, в котором вас положат на обе лопатки?

Пан Кршикава был толстенький господин с коротенькими ножками, но превосходный спортсмен. Так, по крайней мере, он сам утверждал.

– Всякий хотел бы получить даром две сотни, я тоже.

– С меня довольно и одной, – скромно заметил Чимера.

– Гм! Итак, сотня? В конце концов, вы мне можете понадобиться. На будущей неделе у меня состоится матч на первенство: наш чемпион Джим Лапша против мексиканца Хуареса. Маленькая увертюра у меня уже есть: пара боксеров в весе пера, затем для поддержания серьезного настроения наш Джек Забейгол. Если он не откажется, вы можете пригодиться. Разумеется, вы не играете тут никакой роли: Джим Лапша и Хуарес обеспечивают полный сбор. Таким образом, если вас не пугает взбучка… Но аванс вы все равно не получите.

Чимера радостно сбежал по лестнице. Джек Забейгол очень подвижный боксер, и у него за плечами немало побед. Если закончить с ним игру вничью или проиграть с небольшим счетом, то можно восстановить, пожалуй, свою былую славу хорошего боксера. А это вполне возможно. Ведь только вчера (он не сказал об этом даже своим мальчуганам), если бы Колда не сдался, он уложил бы его в третьем раунде. Да что в третьем? Во втором. И Колда знал об этом. Ведь он, Чимера, перестал вообще чувствовать его удары, словно у него вместо кожи подошва.

После обеда Братство увидело нечто новое. Мешок, набитый песком и подвешенный на толстой веревке к толстому суку. Чимера нещадно молотил по мешку, потом подставлял под удары лицо и плечи. А после тренировки Чимера стал рассказывать Братству об обязанностях секундантов на ринге, какими приемами они массируют, и вообще всякое такое…

– Я обучил вас этому делу для того, – обратился он через неделю к ребятам, – чтобы вы завтра смогли мне помочь. Завтра у меня состоится встреча. Хорошо, если трое из вас пойдут со мной. У меня ведь никого нет, кроме вас. Полотенце и губку придется одолжить…

– Это принесу я, – сказал Колобок.

– …ведро для воды…

– Возьму мамино, все равно завтра лестницу не мыть, – вызвался Копейско.

– …и купальный халат…

– Попрошу у папы, – пообещал Ярка.

И, конечно, придут не трое, а все Братство в полном составе. Дома можно сказать, что они собрались в Национальный театр на оперу Дворжака «Якобинцы». Как раз в этот вечер в театре давали «Якобинцев».

Конечно, в зале оперного театра было пустовато, зато спортивный зал был битком набит зрителями; ни одного пустого местечка, кроме ринга, отделенного белыми канатами. Ребята сидели под рингом, на ступеньках и прямо на полу. Сюда их протащил потихоньку Чимера. Переполненный зал гудел, ребята сидели тише воды, ниже травы.

Но вот свет погас, над рингом вспыхнули лампы, прозвенел гонг (настоящий), и ребята стали напряженно следить за первой встречей глазами профессионалов. Наверху добросовестно тузили друг друга двое парней, но никто, кроме Братства, не обращал на них особого внимания. Все знали, что это «липа». А для Братства был важен перерыв между раундами: в эти минуты секунданты выполняли свои обязанности. Все было так, как говорил Чимера. Правда, он позабыл, что в перерыве боксеру льют прямо в рот содовую воду из бутылки.

Первая встреча закончилась победой одного из боксеров по очкам. Толстый господин, исполнявший обязанности судьи, поднял вверх его правую руку, зрители слегка похлопали, и с галерки послышался детский голосок:

– Пепик, иди сейчас же домой, а то тебе мама всыпет…

После чего победитель поспешно удалился с ринга. Потом половина Братства направилась в раздевалку за Чимерой. Колобок приготовил губку и полотенце, взятые у маменьки, а Копейско поставил ведро пани Копейсковой. Бонди куда-то исчез и вскоре вернулся с двумя бутылками содовой в руках. И в этот момент на ринге показался Чимера в купальном халате пана Кубата. Он завернулся в него почти два раза.

Зал не обратил никакого внимания на появление новичка. Зато, когда элегантный Джек Забейгол в зеленом с красными разводами халате пролез под канаты, зал встретил его восторженными аплодисментами. Удар гонга, и бой начался.

Джек Забейгол думал шутя выиграть у этого много раз битого неудачника и продемонстрировать всем свою элегантность, благодаря которой он стал любимцем публики.

Вначале казалось, что он может позволить себе это развлечение. Чимера растерялся. Наверное, ему никогда не выкарабкаться из своих старых поражений. Но тут он заметил, что там, внизу, сидит все Братство в полном составе; ребята тесно прижались друг к другу, каждый «держал кулак» на счастье. Они боролись вместе с ним. Вот тут-то и началось. «Коронный» удар Джека попал в перчатки Чимеры, следующий повис в воздухе. А Чимера нещадно молотил любимца публики.