Текст книги "Братство Белого Ключа"

Автор книги: Франтишек Лангер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

ГЛАВА VI
БРАТСТВО БЕРЕТ ИНТЕРВЬЮ

ебята, – сказал Ярка, – мне нужна ваша помощь.

Такие слова не нуждались в ответе.

– Пусть завтра каждый захватит из дому что-нибудь съестное. Например, рогалик с маком – он очень любит рогалики, но только мягкие. А еще лучше пирожок. Встретимся в парке за Земским музеем.

– А зачем?

– Понимаете, я хочу взять у одного человека интервью. Это значит, я расспрошу его о всяких вещах, а потом запишу ответы. Поговорим о жизни… ну, и вообще обо всем интересном. Правда, я не понимаю, как все это можно одновременно: расспрашивать и записывать. Вот я и решил, что спрашивать будете вы, а я стану записывать его ответы.

– Страшно интересно! – сказал за всех Штедрый.

Назавтра ребята сидели в парке за мрачной стеной громадного здания музея.

– Вон он! Идет! – воскликнул Ярка.

По дорожке шел старичок. Нельзя сказать, чтоб уж совсем старый, но уже преклонных лет. Таких старичков обычно называют дедушками.

На нем была буро-зеленая куртка, на голове – такая же фуражка, а под носом – такого же цвета усы.

– Да ведь это обыкновенный сторож!

– Ну, тогда слушайте. Это человек эпохи… Хотя нет, пусть он сам вам расскажет, а то скажете, что я вру.

Дед медленно брел по дорожке. Заметив Ярку, он кивнул приветливо головой. А когда Ярка вынул бумажный пакетик с двумя маковыми рогаликами, дед совсем расплылся в улыбке и направился прямо к Ярке.

– Вот так встреча, молодой человек! Ведь мы уже знакомы с вами, не так ли?

– Я принес вам два мягких рогалика с маком.

– И приятелей привели?

– Ага.

– А они, наверное, тоже что-нибудь принесли…

Ребята залезли в свои карманы, и на скамейке появились еще два рогалика, пирожок, оладьи и ватрушки с вишнями.

– Как на рождество, как на рождество! – засиял дед.

– А вы, дедушка, не расскажете ли нам чего-нибудь? – попросил Ярка.

– Ну что может рассказать такой человек, как я? Целые дни я провожу здесь. – И дед махнул рукой на заброшенный парк и темную стену музея с окнами еще более мрачными, чем сама стена. – Вы, люди ученые, знаете во сто раз больше меня.

– Мне бы хотелось, – ответил Ярка, – чтобы вы рассказали моим товарищам…

– Ах, о том советнике, который в нашем музее людей пугает? Ну да, он умер пятьдесят лет назад и приказал перед смертью все свои мундиры, книги, письма и все наряды жены уложить в сундуки и засыпать нафталином. А через сто лет открыть и показать людям, как жили в его время. Говорят, он теперь встает каждую полночь, чтобы посмотреть, все ли в порядке. Так рассказать вам о нем?

– Нет, о советнике не нужно. Лучше расскажите нам про свою молодость. Знаете, о том каменном веке, о котором вы уже мне говорили.

– Вот дьявольщина!.. Не может быть, что и об этом рассказывал! – Дед задумчиво покачал головой.

Но Ярка не позволил сбить себя с толку, сунул опять руку в карман, и на скамейке появились две сигары. (Вечером после ужина пан Кубат немало удивится, когда обнаружит вместо шести сигар всего четыре.) У деда от радости затряслась голова.

– Ба! Да вы и впрямь достойный молодой человек, если не забыли о старике! Расскажу, расскажу все, что пожелаете.

Дед так растрогался, что слезинка навернулась на кончик его носа.

Он осторожно спрятал сигары в карман, аккуратно разложил на скамейке полученные от ребят гостинцы и начал есть и рассказывать. Зубов у него осталось считанное количество, так что жевал он очень медленно и, только хорошенько прожевав, продолжал свой рассказ. Поэтому его рассказ перемежался паузами, так что Ярка сразу научился писать, как настоящий писатель, с точками и с запятыми.

Все это оказало огромное влияние на его будущую литературную деятельность и на выполнение домашних заданий.

– Итак, на чем же я остановился?.. Ага! На том, как все ошибаются, думая, что я просто старик. А я ведь не только старый, я самый древний человек на свете. Мне не меньше десяти тысяч лет. Возможно, какой-нибудь профессор, которому все это известно лучше меня, скажет, что мне даже больше.

Ребята на скамейке беспокойно заерзали.

– Как же это так? Десять тысяч! – удивился Соучек. – Вы выглядите гораздо моложе.

Ярка уже держал наготове карандаш и записную книжку.

– Ну, это понятно. Ведь меня только тридцать лет назад откопали в дейвицкой каменоломне. Там и раньше находили немало древних скелетов. И вместе с ними всякие предметы: мечи, молоты, топоры, копья – и все это было сделано из камня. Иглы – из кости, а бусы – из когтей и зубов разных хищных зверей. Ведь мы в древности не знали металла и всё делали из камня и кости. Поэтому-то я и отношусь к раннему каменному периоду. Так вот. Однажды в каменоломне нашли очень много костей. Ученые господа собрали из них целые скелеты и поместили в музее в стеклянных ящиках. Если хотите, можете на них посмотреть: три раза в неделю в музей пускают бесплатно.

Но однажды в каменоломне работали каменщики из Дейеиц, и они нашли… угадайте что? Они нашли целого человека каменного века. С мясом, с кожей, с бородой и ногтями. Только зубов у него было маловато. Они быстренько упаковали его в ящик, пока он не рассыпался, и отвезли в музей. Туда же сбежались все ученые – посмотреть на новое чудо. Попробуйте-ка догадайтесь, что случилось дальше. Полежав немного времени в теплой комнате, человек каменного века согрелся, затем вдруг чихнул, открыл глаза и сел. Ну, а какой-то профессор сразу все объяснил: дескать, глина, в которой находился ископаемый человек, была все время сырой, холодной, не пропускала воздуха, и человек, дескать, пролежал в ней десять тысяч лет, словно в холодильнике. К тому же он вовсе и не думал умирать, а просто прилег себе после обеда вздремнуть, а тут-то его глиной и завалило. Этим человеком каменного века оказался я.

Тут дед добрался до твердой корочки рогалика и принялся усердно пережевывать ее. Поэтому Ярка успел толкнуть Бонди, чтобы тот тоже задал какой-нибудь вопрос. И Бонди спросил:

– Расскажите, пожалуйста, о ваших первых впечатлениях на этом свете.

– Впечатления? Сказать по правде, у меня их почти нет. Сначала меня поместили в музее в шкафу среди других скелетов. Но я заявил этим ученым господам: «Милостивые господа, прошу вас не забывать, что мы, люди каменного века, жили всегда в лесах, на свежем воздухе, и я долго не протяну, если останусь здесь среди скелетов и животных» Они согласились со мной и сделали меня сторожем в парке. Впрочем, я служу сторожем только после пяти часов, когда закрывают музей. До пяти я должен быть на своем месте в музее, чтобы посетители на мне изучали историю. Вот мои первые впечатления, если вы спрашиваете о них, молодой человек. – И дед торжествующе улыбнулся.

У Бонди вопросов больше не было. Но тут нашелся Штедрый. Он простодушно спросил, как жили люди в ту эпоху.

– В наш каменный век люди жили на холмах над Дейвидами. Конечно, тогда там не было ни Ганспаулки, ни Осада-Баба [6]6
  Ганспаулка и Осада-Баба – кварталы Праги.


[Закрыть], вообще не было никаких вилл. Вокруг простирался сплошной девственный лес. В лесу были выкопаны ямы, прикрытые ветвями, а в ямах жили мы. У каждой семьи был свой дом – своя пещера или нора в земле. Да, Прага была тогда совсем другая. Куда ни глянешь – всюду лес и лес, да еще вода и болота. Вот, скажем, надо вам попасть из Дейвиц на Вацлавскую площадь (по ней тогда протекала речка). Проделать такой путь – не шутка. Пока доберешься до Карлова моста, можно раз десять заблудиться в непроходимых лесах и столько же раз утонуть во Влтаве: ведь все Старое Место и вся Мала Страна – это была река. Она тогда разбивалась на множество протоков, заводей и стоячих болот. Вдобавок тебя могли задрать медведи. Они обычно грелись на солнышке Ганавского павильона на Летенском холме или охотились на оленей, которые паслись на наших теперешних стадионах. Но, даже благополучно переправившись через Влтаву, человеку приходилось все время быть начеку: у Прашны Браны очень даже легко было угодить в глубокую трясину…

Ярка посмотрел на Колобка, как учитель на вызванного к доске ученика, с той только разницей, что Колобок должен был не отвечать, а спрашивать сам.

– Скажите, пожалуйста, а на кого и как вы охотились? – задал свой вопрос Колобок.

– Ну что ж, послушайте, – начал дед, – что приключилось со мной, когда я поймал своего самого большого оленя. Это был громадный зверь с ветвистыми рогами. Умей я считать больше чем до пяти, я бы сразу определил, что оленю было шестнадцать лет. Я припрятал его на холме, на Летной. Там, где теперь стадион «Спарты». Но однажды, когда я решил отрезать от оленя кусочек на завтрак, вдруг, откуда ни возьмись, медведь! Что тут делать? Я быстренько забрался на огромный дуб и спрятался в листве. И знаете, ребятки, мне пришлось там просидеть голодным целых три дня, пока мой медведь не сожрал всего оленя и не убрался восвояси. Этот дуб рос как раз на том месте, где теперь ворота, налево от главной трибуны. И сейчас, когда я иду на футбол, мне всегда приходит на память эта история, и я каждый раз чувствую зверский аппетит.

Ловили мы и других зверей. А иногда звери ловили нас. В Стромовке, например, водилась рысь, и нам частенько приходилось от нее прятаться. А из Смихова и Коширжей к нам зимой наведывались волки. Ну, и рыбу мы, конечно, ловили. В заводях Влтавы на Кларове попадались окуни килограммов на пять, а на Староместской площади каждой весной брали лососей, да столько, что еле уносили. Или раки! Лучшими раками славилась Нерудова улица на Малой Стране. Ну и раки там были – одно удовольствие!

Одежду мы добывали на площади Масарика: там строили свои домики бобры, а у них самый теплый мех. А за мясом мы забирались на самый Смихов, к костелу, там в болотах бродили стада зубров. Но на такую охоту никто не решался один. Где там! И вообще, никто не шатался без дела по Праге, как сейчас. Мужчины отправлялись на охоту все вместе, а дома оставались лишь старики, дети и женщины.

Однажды мы узнали, что на Ольшанском кладбище пасется стадо лосей. Нас отправилось на охоту девятнадцать. А знаете, сколько времени мы добирались из Дейвиц до Страшниц? Целых три дня. И то еще спешили. По дороге, из-за нынешнего театра на Виноградах, выскочил дикий кабан и разодрал мне левое бедро. Ну и охота выдалась! О ней рассказывали еще наши правнуки!

Отправиться дальше за Смихов и дойти до Хухле или перебраться на другой берег Влтавы за Вышеград никто не отваживался. Ни за что на свете! Там среди скал жили совсем) дикие люди, они ели сырое мясо. Мы, конечно, были цивилизованные и сырым ели мясо, только когда были голодны. А сытые мы его вообще не ели. Почему я говорю все время о мясе? Иногда его было много, и мы не знали, что с ним делать. Вялили его, жарили и коптили. А иной раз мяса не оставалось ни кусочка, и тогда мы голодали: в общем, как когда, и все-таки ужасно надоедает все время есть одно мясо и лишь изредка какие-нибудь корешки. Потому-то я так люблю сейчас все мучное: пирожки, ватрушки, рогалики; по-моему, это самое лучшее, что придумали люди с тех пор.

Теперь настала очередь Соучека задать вопрос:

– А что вы делали, когда не охотились?

Дед минуту раздумывал.

– Ей-богу, ребятки, не так-то легко сказать, что мы делали, если мы ничего не делали. Обычно мы спали. А если не спали, то вели разговоры, перемывали косточки знакомым, которых не было при разговоре (этим занимались в основном наши женщины). Или жаловались на плохие времена (в этих разговорах участвовали все). Занимались и политикой (преимущественно мужчины), поругивали вождя племени и тяжелые налоги, сетовали, что слишком много отдаем ему кож, оленьих рогов, красивых кабаньих клыков и медвежьих когтей для ожерелий. Говорили, что наш вождь – рохля, и что нам нужен другой, более энергичный человек. И для этого необходимо что-то предпринять. Но, конечно, все оставалось без изменений; как говорили наши старики, если прежний вождь плох, то новый обычно еще хуже.

Франтик Иру, сидевший до сих пор тихонько, как мышь, теперь вдруг выскочил с вопросом:

– А школы, дедушка? Школы у вас были?

– А как же (Франтишек был разочарован.) Конечно, были. Едва парнишка подрастал, его заставляли вызубрить наизусть все молитвы нашему богу. А бог наш был высотой добрых пять метров: почерневший от времени дуб. А верхушка у него была – не знаю, сам ли он так вырос или кто в давние времена так его подстриг – похожа на голову медведя. Вызубрив молитвы, мальчуган учился обращению с оружием. Главным образом кидаться камнями. И до тех пор, пока он не умел закинуть сухую еловую шишку метров так на сто, его не переводили в следующий класс, где он получал в руки уже каменное копье.

Еще обучали у нас истории. Ребятам рассказывали обо всех знаменитых охотничьих вылазках, битвах, о прославленных вождях. Проходили в нашей школе и естествознание: что можно есть, а что нельзя; занимались арифметикой: считали на пальцах до пяти. И, наконец, учили обдирать и выделывать шкуры. Шить из этих шкур одежду обучали наших девочек. Они еще учились готовить, плести корзины, рогожки и вообще всякие предметы домашнего обихода. Да, люди всегда должны были учиться, во все времена. А иначе они остались бы такими дикими, как жители скал на Барандове и в окрестностях Подольской живодерни, которые питались сырым мясом.

– А битвы и сражения тогда тоже были? – спросил Штедрый, который, как мы знаем, обладал воинственным духом.

– Вот видите, я чуть не забыл рассказать об этом! Наша деревня была над Дейвицами, а над Либне, за Влтавой, жили первобытные люди другого племени. Ужасно противные люди. Во-первых, они не были так красивы, как мы; волосы у них были совсем черные, а у нас рыжие. Во-вторых, они зимой надевали какую-нибудь шкуру и застегивали ее под мышкой, а мы тоже надевали шкуру, но застегивали ее над плечом. За божество они почитали смешную ольховую жердь с каким-то здоровенным черепом наверху. Теперь я знаю, что это был череп мамонта. Хотя тогда мы не были такими образованными, череп все равно казался нам слишком большим и отвратительным. И разговаривали они друг с другом на каком-то варварском языке. Например, встречаясь, они кричали друг другу «гей», в то время как мы, люди воспитанные, приветствовали друг друга возгласом «эй». Иногда на все это было смешно смотреть, а иногда просто противно. А когда наши женщины рвали на берегу Влтавы тростник для циновок и если в это время на другом берегу стояли черноволосые женщины с Либне, то, само собой разумеется, наши кричали им все, что о них думают, а те, вместо того чтобы помолчать, тоже не оставались в долгу. Потом, конечно, наши женщины приходили домой и жаловались. И, конечно, мы прямо закипали от злости. Разве можно спокойно слушать, как эти либенские все время говорят «гей», спокойно любоваться на их истукана на палке и покорно сносить, что они обзывают нас рыжими, когда мы всего лишь назвали их черномазыми?

Поэтому мы тихонько переходили вброд Влтаву под Главковым мостом и просто-напросто нападали на них. Особенно они действовали нам на нервы весной, когда у нас уже не оставалось в запасе шкур, а у них еще кое-что сохранялось. Каждый раз мы забирали у них все шкуры. Бывало, мимоходом и прихлопнешь несколько человек. Разумеется, нападали мы на них ночью, неожиданно. Ведь они были совершенно никудышными людишками, не заслуживающими никакой жалости. Почти каждую осень эти негодяи нападали на нас без всякой причины. Причем крадучись, по ночам: днем у них не хватало смелости. Они забирали у нас все мясо, которое мы припасали на зиму. Однажды один из этих черногривых стукнул меня дубинкой по зубам. Видите, четырех не хватает, вот здесь. Даже сейчас, через десять тысяч лет, когда я вспоминаю о потерянных зубах, меня такая злость берет, что, попадись мне сейчас этот парень в руки…

– А как вам нравится современная Прага? – Ярка оторвался от блокнота и сам задал вопрос.

– Да как вам сказать… – отозвался ископаемый дед. – Прага сейчас ничего себе. Но если б вы, ребятки, видели прежнюю Прагу!.. Вот это была красота! Вы даже не представляете себе, что за леса, что за болота тогда были. А какой воздух! Влтава бог весть какая широкая, и всюду – сплошной тростник, а в тростнике – птицы! Сколько всяких речек и ручейков, а воды-то в них! Посередине Вацлавской площади можно было спокойно окунуть голову в лужу и напиться. Живи где угодно, топи чем нравится, лови все что хочется. Да, в наше время Прага была хороша! Теперь она уже не та, не та… Ну, на сегодня, ребятки, хватит. Приходите завтра и захватите старику чего-нибудь мучного. А я вам опять что-нибудь расскажу. А теперь мне нужно идти сторожить парк, раз уж это мое нынешнее занятие.

Дед собрался уходить, и Ярка закрыл свою записную книжку, которую исписал почти до половины. Он посмотрел с благодарностью на друзей.

– Простите, – неожиданно сказал Штедрый, – мне бы очень хотелось получить на память какое-нибудь оружие каменного века. Не могли бы вы мне его достать?

Дед поглядел на ребят:

– Думается мне, что и каждый из вас тоже не отказался бы? Не так ли?

– Да! Да! – закричали хором ребята.

Дед забрался в кустарник – сторож мог себе это позволить – и через минуту вернулся, что-то неся в шапке. Он сунул в нее руку и протянул каждому по круглому камешку:

– Это камни – самое любимое наше оружие. Берегите их. Им не меньше десяти тысяч лет.

Ребята горячо поблагодарили деда, осторожно завернули драгоценные подарки в носовой платок и положили в карман.

А потом медленно побрели домой.

– Может, пойдем посмотрим с Ригеровых садов на Прагу? – предложил кто-то.

И они пошли. Забрались на самую высокую террасу, откуда как на ладони была видна вся Прага. Соучек вынул из кармана оружие каменного века и стал им рисовать на песке план старой Праги каменного века. Ярка дополнял этот план по своим записям. Вон там была дейвицкая деревня, тут водились медведи, а здесь – окуни. А вот здесь – бобры, дикие кабаны и зубры, а вот там – черноволосое племя, с которым воевали наши рыжие из Дейвиц.

Под волнистой поверхностью пражских крыш ребята, словно наяву, видели зеленые холмы и низкие черные трясины.

Свою статью, которая называлась «Прага в эпоху каменного века по рассказам очевидца, записал Ярослав Кубат», автор кончил так:

«Как прекрасна была тогда Прага! Но от старых дремучих лесов сохранились сегодня лишь парки на Петршине и на Летной, а от болот – только Байкальский пруд на Дейвицкой площади. И это все! Единственное наследство деревянной Праги каменного века! Но зато люди с успехом заменили природную красоту множеством прекрасных домов, улиц и трамваев. Взгляните на сегодняшнюю Прагу с какого-нибудь высокого места, и вы увидите крыши, слуховые окна, трубы, вывески, много башен и куполов, а надо всем этим, как гора на горе, возвышаются Град и храм Святого Вита. Все вместе это очень красиво. Одним словом, Прага меняется, но остается неизменно прекрасной».

ГЛАВА VII
БРАТСТВО ПРИНИМАЕТ ЗАБЛУДШЕГО

так, животный мир нашего сада, если говорить о его постоянных обитателях, состоит из: семи осиных гнезд, одиннадцати птичьих, в том числе три гнезда – черного дрозда, два – обыкновенного дрозда, одно – домашней горихвостки, одно – пеночки, два – хохлатых жаворонка, еще два – не знаю чьи, не считая воробьиных. Кроме того, имеются медяницы, жабы, пара ежей с потомством, уйма ящериц, а полевых мышей не сосчитать.

Штедрый делал сообщение об обитателях сада. Его население с весны значительно увеличилось. Франтик Иру пустил как-то в траву пару кроликов. Они вырыли себе норку и к лету обзавелись потомством. Колобок принес гусыню. Пани Брожова (вы ведь знаете – это мама Колобка) получила ее в подарок от каких-то деревенских родственников. Пусть, дескать, она выкормит гусыню в Праге! Легко сказать «выкормит»! Это в Праге-то! Мама ни за что не взяла бы гусыню, если бы не Колобок. Он поклялся, что выкормит сам и маме не будет с ней никаких хлопот. Какие там хлопоты! Колобок принес гусыню в сад, и та сразу же принялась щипать крапиву. Ребята назвали ее Клотильда, и она всегда отзывалась. Ну, если и не всегда, то уж наверняка в тех случаях, когда ребята приносили ей булку или что-нибудь в этом роде. Стоило тогда кому-нибудь позвать: «Клотильда!» – и протянуть кусочек хлеба, как гусыня сразу бросалась навстречу, смешно покачиваясь из стороны в сторону. Кролики тоже оказывались очень умными, когда ребята захватывали из дому салат или капусту.

Но теперь ребята приходили в сад не каждый день. Во-первых, задавали много уроков; во-вторых, начались футбольные состязания; в-третьих, купались в Влтаве; в-четвертых, у Бонди было двое учеников, которых он учил играть на фортепьяно.

Самым частым гостем в саду был Соучек. Ведь дома так трудно учить уроки, когда в одной комнате собирается четверо ребятишек! И Соучек брал учебники, завтрак и отправлялся в сад. Поэтому Братство сделало его хранителем ключа.

В субботу после обеда Соучек пришел, как обычно, в сад. Конечно, без учебников, раз это была суббота. Зато с фляжкой кофе и двумя булочками в кармане. Пани Соучекова приготовила эти булочки на воскресенье, но для детей она ничего не жалела. Да и зачем? Все равно у отца теперь хватало работы на целый день.

Обещали прийти Штедрый и Франтик Иру. Остальные разъехались на воскресенье.

Итак, Соучек вошел в сад, захлопнул калитку и повернулся, чтобы запереть ее на ключ, как вдруг кто-то положил ему руку на плечо. Конечно, он испугался.

Позади стояла меховая шуба. Густая темно-коричневая шуба. Такая большая, что Соучеку пришлось поднять голову, чтобы рассмотреть, на чем же она держится. Но тут он окончательно струсил: шуба была надета на медведя.

Ну, конечно, если это не шутка и если Соучек еще разбирается в естествознании, то позади стоял настоящий медведь. Нет, это не было шуткой. Тяжелая лапа чуть не придавила Соучека к земле. А вторая тянулась к фляжке, которую бедняга держал в руке. Соучек застыл, окаменел, помертвел. У него лишь хватило сил протянуть страшному зверю свою фляжку. Медведь тут же убрал лапу с плеча, схватил фляжку и опустошил ее с поспешностью благовоспитанного, но страдающего жаждой человека. Кофе забулькал в его глотке, но, в отличие от человека, он потом облизал себе лапы.

Пока медведь пил, Соучек лихорадочно повторял про себя естествознание. Медведи умеют быстро бегать, значит от него не удерешь. Медведи лазают по деревьям, значит там тоже не спрячешься. Но медведи большей частью животные травоядные. Может быть, он не съест второклассника, если у него под рукой будет что-нибудь повкуснее? И сообразительный Соучек вытащил из кармана мамину булочку и протянул медведю. Тот ее понюхал и отправил прямиком в пасть. Соучек стал размышлять дальше: только бы не раздразнить этого зверя. Никакой паники! Только спокойные, неторопливые движения. Сейчас он не спеша подойдет к беседке и постарается там запереться. И Соучек двинулся к беседке. Но тут за спиной Соучек явственно различил тяжелое сопение. Он чуть-чуть обернулся и увидел, что медведь, тяжело переваливаясь на всех четырех лапах, тянется к его карману. Да, пришел черед второй булки. Соучек, не останавливаясь и даже не оборачиваясь, отдал медведю булку. Медведь, тоже не останавливаясь, съел ее на ходу. Теперь Соучек понял: в беседку ему не попасть. Коленки у него задрожали, и он скорее упал, чем сел на траву прямо под первым каштаном. А медведь? Он в тот же миг повалился на землю рядом с Соучеком, повертел головой, потом положил ее Соучеку на колени и задремал.

Медвежья голова была тяжелой, как камень. И в эту минуту откуда-то появилась Клотильда. Она что-то громко прогоготала и заковыляла прямо к Соучеку.

«Ах ты, моя голубушка, ничего у меня нет! Все съел этот обжора», – подумал про себя Соучек. Подумал, но даже не прошептал, чтобы не разбудить зверя. А Клотильда не переставала гоготать до тех пор, пока не разбудила медведя. Тот приоткрыл один глаз, посмотрел на гусыню, потом снова закрыл и опять захрапел. Он храпел совсем как… папа Соучека. А Клотильда заковыляла восвояси, не переставая что-то громко гоготать. По всей вероятности, она ругалась.

Выступление гусыни придало Соучеку смелости. Он решительно сбросил медвежью голову со своих колен. Ведь ноги просто онемели. И тут на улице раздался знакомый сигнал.

Что делать? Как предупредить друзей? Те просвистели ему раз десять, а потом скрипнула калитка. Он даже не успел ее запереть! Что теперь будет! Штедрый и Франтишек захлопнули за собой калитку и крикнули:

– Ты что, оглох или заснул?

Но Соучек молчал, не сводя глаз с медведя: как-то он будет реагировать на человеческие голоса? Но зверь только приоткрыл один глаз и потом снова его закрыл. И все. А в это время ребята прошли те несколько шагов, которые отделяли их от поразительного зрелища.

И вот оно перед их глазами. Конечно, ребята вскрикнули, завтраки выпали у них из рук, а сами они бросились наутек в противоположный угол сада. Медведь приподнялся, уселся, ну прямо как человек, и стал с глупым видом озираться по сторонам. И тут Соучек от страха, злости и отчаяния прикрикнул на него, как на собаку:

– Лежать, болван!

А медведь?

Лег.

Тогда Соучек проворно вскочил на ноги, словно ему все это уже надоело, и закричал друзьям:

– Эй вы, трусы несчастные, чего испугались?

Из кустов робко высунулись две головы.

– Идите сюда! Раз он меня не сожрал, так и вас не тронет. Вы ничуть не вкуснее.

Медведь снова покосился на Соучека.

– Лежать, болван! – повторил тот.

И медведь покорно склонил голову и даже закрыл глаза.

Ребята медленно подошли:

– Откуда ты его взял?

А в Соучеке все так и ликовало: каждый раз, когда он кричал: «Лежать!» – медведь все плотнее и плотнее прижимался к земле.

– Отец собирается зимой делать новую игрушку – медведя, вот и купил для образца. Мы его обычно держим в угольном подвале. Что это вы принесли?

– Да вот захотели есть и купили полбатона.

– Вот это хорошо! Отрежьте себе по куску, один оставьте мне, а то он сожрал весь мой завтрак, остальное отдайте ему в честь знакомства.

Пока ребята отрезали три куска, медведь снова поднял голову, жадно втягивая носом запах свежего хлеба. Штедрый с Франтишеком подошли к медведю и осторожно протянули ему издали внушительную горбушку. Медведь повернулся к Соучеку, словно спрашивая его разрешения, и, так как приказания «лечь» не последовало, взял хлеб. Взял аккуратно, обеими лапами, честное слово, ну прямо как человек! Штедрому это так понравилось, что он погладил медведя по голове. Медведь не рассердился. Франтишек похлопал его, как коня, по спине. А медведь не только не рассердился, но даже почесался о его коленки, повалил его на землю и с блаженным видом растянулся рядом.

И тут вдруг на Соучека напал дикий смех. На глазах у него выступили слезы, он хлопал себя по ногам, подпрыгивал и снова хохотал, так что чуть не свалился на землю. Он смеялся над своим собственным страхом, смеялся от радости, что все так хорошо кончилось. Все его тело сотрясалось от смеха, и когда наконец Соучек перевел дух, то рассказал друзьям, что это совершенно незнакомый медведь и что он его просто нашел. После этих слов ребята слегка попятились от медведя, но совершенно зря. Медведь снова придвинулся к ним и начал тереться головой об их ноги. Они его погладили, и он, довольный, улегся у их ног.

Как он сюда попал? – удивлялись ребята. Определенно удрал откуда-нибудь. Но откуда? Из зверинца на Граде? Нет, там медведи совсем другие, поменьше, пожалуй, не такие солидные. Цирка в городе сейчас нет. По крайней мере, медвежьего. А может быть, он откуда-нибудь из дальних краев и прошел бог весть через сколько гор и рек? Неужели на всем пути именно их сад пришелся ему по вкусу?

Проще было ответить на вопрос, как он попал в сад. Ясно: перелез через стену.

– Да, но тогда он, должно быть, порезал себе лапы, – рассудил Штедрый.

Соучек принялся разглядывать медвежьи лапы, каждая из которых была с доброго поросенка. И правда, перелезая через стену, утыканную сверху битым стеклом, медведь порезал себе лапы. Бедняжка! А что надо сделать, если порежешься? Залить ранку йодом. У ребят в беседке оказалось немножко йоду; медведь при этой процедуре держался не хуже любого мальчишки.

– Я думаю, в следующий раз он будет осмотрительнее и не полезет через стену. По крайней мере, не убежит из сада, – проговорил с надеждой Соучек.

День, полный забавных и волнующих приключений, близился к концу. Ну и завидно будет завтра тем членам Братства, которых сегодня не было в саду!

Как трудно разлучаться с медведем на целую ночь! Но Соучек пообещал, что завтра чуть свет принесет ему что-нибудь поесть, а Штедрый и Иру придут после обеда.

Перед уходом Соучек привел медведя в беседку, приказал: «Лежать!» – и он послушно опустился на землю.

Такая дисциплинированность ребятам особенно понравилась.

– И сиди здесь, а то тебя еще украдут, – сказал Соучек на прощание.

В воскресенье медведь лежал на своем месте в беседке. Соучек явился туда ровно в восемь и принес ему две свежие булки. Сам он вполне довольствовался и сухим хлебом. И еще принес пучок моркови, которую стянул где-то на кухне. Даже бутылка кофе была у медведя – ее принес Штедрый чуть ли не в шесть часов утра.

Медведь с радостью покинул свое заключение. Конечно, он мог и раньше одним ударом лапы разрушить беседку, но оказался, по-видимому, зверем осмотрительным. Проглотив с аппетитом булки и кофе, он принялся за морковь. И ничего не сказал, когда прискакавшие сюда кролики стянули у него кусочек.

После обеда Иру принес ему куриные косточки; он выпросил их в соседнем ресторане «На сливках». Косточки он обещал приносить ежедневно.

Штедрый захватил из дому свою порцию кнедликов с капустой. И еще кое-что.

– Я знаю, что он любит мед. Вот я и купил ему на две кроны медовой халвы.

Медведь тотчас же доказал, что умеет облизывать лапы не хуже любого члена Братства.

За воскресеньем наступил понедельник. Когда Ярка узнал в школе о медведе, он чуть не удрал с уроков, чуть не помчался сразу в сад. Как и Бонди. Как и Колобок. До часу дня время тянулось ужасно медленно. Наспех закусив дома, ребята выскочили из-за стола и бросились на улицу. Конечно, с запасами продовольствия.

Первым в сад вошел Соучек и приказал медведю, пролежавшему всю ночь и все утро в беседке, чтобы он встал и вышел. Медведь послушно вылез и, увидев сразу столько мальчишек, всех по очереди обнюхал. А потом протянул лапы. На этот раз он получил больше чем достаточно. А от Ярки – даже старое одеяло. Конечно, не для еды, а просто чтобы мягче спалось. У Бонди будто ничего не было. Но это только на первый взгляд: оказалось, его карманы битком набиты сахаром.

В этот же день у медведя появилось имя «Отто». Нельзя же, в самом деле, его вечно называть «болван», хотя он и не обижался. Вскоре обнаружилось, что Отто умеет не только ложиться, но и вставать и ходить по команде. «Ну прямо как собака!» – восторгались ребята, и больше уже ничему не удивлялись.