Текст книги "Господин директор (СИ)"
Автор книги: Франсуаза о’Лик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)
Константин
Я набрал номер стриптизерши и – в который уже раз? – услышал «Телефон абонента выключен или находится вне зоны доступа». Не дослушав, швырнул телефон на стол. Где она пропадает? Я позвонил ей ещё вчера вечером, хотел порадовать, что комиссия отозвалась о её уроке в положительном ключе. Двое представителей комиссии из пяти сочли одежду немного откровенной, но из-за Хэллоуина не стали придираться.
И вот вместо того, чтобы слушать радостные возгласы стиптизерши, я слушал безжизненное сообщение «телефон абонента выключен».
Вчера вечером я махнул на это рукой. Может отдыхает, расслабляется после напряженных дней. Но утром вторника ко мне пришла завуч Мила Борисовна и сообщила, что ей пришлось искать замену англичанке. Может она заболела? Но она бы предупредила, ведь так? Если только не случилось что-то серьезное.
Последнюю мысль я изо всех сил гнал прочь. Работал, отвечал на звонки и письма, а потом в дверь кабинета постучали, и, не дождавшись моего разрешения, вошёл Артём Самойлов. Я хмуро взглянул на ученика, и он, к моему удивлению, ответил мне тем же.
– Где мисс Варвара? – требовательно спросил он, останавливаясь около моего стола.
Я пару секунд раздумывал над ответом. Сказать правду или солгать? Правда могла посеять панику, а ложь потом будет сложнее объяснять.
– Говорят, ее сегодня с утра не было в школе, – добавил Артём.
Я пожал плечами и выбрал самый нейтральный ответ:
– Я не знаю.
Парень почесал затылок, потом плечо. Потом переступил с ноги на ногу, и я понял, что он что-то знает.
– Рассказывай, – сказал я.
Артём тревожно посмотрел на меня, а потом сел на гостевой стул.
– Я, короче, вечером вчера гулял. Ну, и шёл мимо школы. Увидел мисс Варвару, она из школы вышла. Я остановился около ворот, хотел это… ну, поздороваться, – Артём отвёл глаза, и мне стало ясно, что вовсе не здороваться он собирался. – Но к ней сзади подскочил какой-то бритоголовый тип. Он её обнял, короче, – что, блять?! – И это… затолкал в машину к себе. И уехал.
Я сжал зубы, стараясь не выпустить из него мат. Стриптизерша укатила отрываться с каким-то бритоголовым типом? А я сижу тут и волнуюсь за неё?!
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы заметить выбивающееся из рассказа слово.
– Почему ты сказал, что он её затолкал в машину?
Артем пожал плечами.
– Потому что так это и выглядело. Он её обнял сзади, она вся обмякла, он её подхватил на руки и затолкал в машину на заднее сидение. У неё нога ещё вывалилась из машины, и этот тип всё не мог её нормально пристроить, чтобы дверь закрыть.
– Блять! – я вскочил на ноги. – И ты только сейчас мне это говоришь?! Её, блять, похитили у тебя на глазах!
Артем тоже на ноги вскочил.
– Да я откуда знаю! Может это игры такие! А сегодня она не пришла, и я подумал…
– Подумал он, – зло перебил я. – Где это произошло? Перед входом в школу?
– Не, со стороны парковки.
Я кивнул и позвонил на пост охраны. Охранник переслал мне на почту нужную запись, и мы с Артемом уставились на экран ноутбука.
– Во сколько это было? – спросил я, открывая запись.
– Около шести вечера.
Я перемотал видео на нужное время и вскоре сам увидел всё описанное Артемом. Сомнений не было, стриптизершу реально похитили прямо на территории школы за считанные минуты. Бритоголовый тип был профессионалом своего дела. Во всяком случае, в плане скорости.
Я отправил Артема вон из кабинета, приказав ему оставаться в школе и быть на связи, а сам вызвал полицию. Ситуация была дерьмовой. Прошло много часов с момента похищения и хрен знает что могло произойти со стриптизершей. Я мерил шагами кабинет. Кто её мог похитить? Какие могли быть враги у англичанки? Или может у её семьи? Или это то самое прошлое, про которое она не хотела рассказывать? Кто-то, кто навязал ей откровенную одежду на уроки в школу? А она, придумав Хэллоуин, всё испортила? Но какого черта, ведь Ипполитовича даже не было в составе комиссии!
Я поднял руку и нервно прошёлся рукой по волосам. Надежда только на полицию, потому что у меня идей не было никаких. Что, в сущности, я знал о стриптизерше? Ничего. Ничего, блять.
Три полицейских зашли в мой кабинет в сопровождении охранника. Я показал им запись видеокамеры, объяснил ситуацию. Они осмотрели парковку – разумеется, без толку. Но зато их коллеги из отделения смогли отследить машину бритоголового типа по городским видеокамерам. Когда в кабинете прозвучал адрес остановки машины, я не мог сдержать возглас удивления.
– Это адрес дома ее отца!
Полицеские нахмурились и многозначительно переглянулись. Один из них сообщил мне, что отец стриптизерши проходит подозреваемым по некоторым другим делам и что прямо сейчас они ничего делать не могут. Они должны были получить несколько разрешений и ордер на обыск дома. Я требовал, чтобы они провели операцию немедленно. Угрожал им и обещал много проблем в будущем, но они лишь неохотно сообщили мне, что в доме есть свой человек, и они попробуют через него узнать ситуацию с заложницей.
Заложница – так они называли стриптизершу, а мне от этого слова хотелось их избить. Слепая ярость накатывала на меня волнами, и мне требовалось неимоверное количество усилий, чтобы сохранять адекватность. Наконец, полицейские уехали, сообщив, что свяжутся со мной, как только получат разрешения и ордер. Мне оставалось ждать, и это было чертовски мучительное занятие. Я не мог работать, не мог сосредоточиться ни на чем. Не выдержав, я перенёс все свои дела на более удачный день, и сорвался к дому отца стриптизерши. Я не намеревался глупо рисковать, но хотелось хотя бы посмотреть, разузнать обстановку. Но меня постигло разочарование – высокий глухой забор лишал возможности увидеть хоть что-то.
Я заправил свой рэндж под завязку на ближайшей заправке и стал бесцельно кататься по городу.
Ожидание сводило с ума.
Кажется, я проезжал мимо спортклуба, когда вдруг подумал, что реагирую как-то слишком остро. Меня по очереди накрывали то бешеная злость, то холодная апатия, то жажда крови, то полное бессилие. Это было не плохо, но так не похоже на меня. Я не мог обуздать эти чувства, чтобы не сходить с ума. Я не мог взять под контроль свои эмоции. Я! Человек, который держит под контролем всё с самого рождения!
Стриптизерша так сильно и быстро меня изменила. Но в какой момент это произошло? Помню, как она спросила, может ли быть со мной откровенна, а я ответил – «всегда», имея ввиду реально всегда. То есть вообще навсегда всегда.
Эта дерзкая кошка, вздорная стриптизерша, постоянно бросала мне вызов и вздергивала свой курносый нос, пытаясь из каждой ситуации выйти победителем. Но я-то знал, что на самом деле она была такой нежной и такой ранимой! И там, глубоко внутри, она была не просто ранимой, а уже конкретно израненной кем-то. Я понял это, когда она рыдала на моем плече в студии. Кто мог быть тем ужасным человеком, насилующим хрупкую душу стриптизерши? Неужели её отец?!
Конечно, у многих плохие отношения с родителями. Я и сам не мог похвастать ничем в этом плане. В детстве от меня требовали быть примером для младших братьев, а я всего лишь хотел быть самим собой. Потом и вовсе родители превратили меня в их няньку. За что мне было любить таких родителей?
Но всё же если они хотели видеть меня – то звонили и просили об этом, а не посылали бритоголовых типов на парковку и не увозили домой насильно.
Рассвет я встретил на набережной. Я сидел на скамейке, привалившись спиной к большому камню, и смотрел на воду. Я давно здесь не был, но совершенно ничего не потерял. Река была по-прежнему грязно-коричневого цвета, что-то вроде Нила в Египте, а деревья рядом всё сильнее нагибались над водной гладью. Любила ли стриптизерша бывать на набережной? Я не знал.
Глядя на качающиеся ветви я, кажется, даже вздремнул. Во всяком случае, разбудил меня горячий луч солнца на щеке и голос Тани.
– Костя?
Я лениво приоткрыл глаза. Так и есть, Таня. Она шла ко мне, закованная в кожаную куртку и узкую юбку, отчего шаги ее были короткими. Мимо проходили другие люди, спешащие по делам. Кто-то пронёс мимо стаканчик с кофе, и я вздохнул. Кофе сейчас не помешал бы.
– Вот это сюрприз. Привет! – Таня радостно села рядом с мной, предварительно крутанув попой почти перед моим лицом.
Сюрприз, и в самом деле, – подумал я. Очередная попытка надавить на меня, чтобы я был с ней? Но как она нашла меня?
– Что ты тут делаешь? – хмуро спросил я, не глядя на Таню.
– Ходила на собеседование, здесь неподалёку, – спокойно ответила она, перебрасывая волосы с одного плеча на другой.
От этого жеста запахло клубникой, и я поморщился. До чего же хотелось ощутить сейчас запах стриптизерши…
– И как? – безэмоционально спросил я, стараясь не дышать.
– Чудесно! Босс такой горячий! – она вытянула губы и подвигала плечами, изображая восторг. – И он сделал мне предложение, от которого я не смогла отказаться.
Я кивнул. Это была хорошая новость – проблем от Тани больше не будет. Но, видимо, спросонья мой мозг недооценил ситуацию, потому что через секунду Таня взорвалась, взвившись на ноги:
– Да что ты за бессердечный человек такой?! Тебе доступны хоть какие-то эмоции?! – она склонилась к моему лицу, заглядывая с яростью в мои глаза. – Как ты можешь быть таким безучастным после всего, что у нас было?!
Как? Да очень просто. Когда наплевать на человека, ещё и не таким безучастным можно быть.
– А что у нас было? – я пожал плечами.
– Мы больше года спали вместе! – она повысила голос.
– Мы ни разу не спали вместе. Мы только трахались, – поправил я Таню.
Не стоит путать понятия.
– Да называй как хочешь! Я все равно не понимаю. Тебе реально на меня плевать?! – она упёрла руки в боки и требовательно смотрела на меня.
– Мы заключили договор, – вздохнул я, объясняя. – И каждый из нас мог аннулировать его в одностороннем порядке.
– Да, но я не думала, что ты сделаешь это первым, – сказала она, отворачиваясь к реке.
Ах вот оно что. Значит, всё же никаких разбитых сердец и растоптанных чувст, как она заявляла. Всего лишь уязвлённое самолюбие. Ну, от этого ещё никто не умирал.
– Почему? – спросила она, стоя ко мне спиной. – Что я сделала не так?
Я прикрыл глаза. Что она сделала не так? Да много чего – опекала меня, считала своим, пыталась руководить. Но, строго говоря, не это главное. Я бы живо поставил ее на место, если бы захотел, и всё вернулось бы на свои места. Но я не хотел.
– Я люблю другую.
Мой ответ прозвучал глухо и опять безэмоционально. Но для Тани он был сродни громыхнувшему выстрелу. Она вздрогнула и прижала руки к груди, круто повернувшись ко мне. Несколько секунд она ошарашенно рассматривала меня, хлопая ресницами. Видимо, пыталась осознать. Что ж, не ей одной было это нужно. Я и сам пребывал в некотором ступоре. Я? Люблю? Это любовь? Вот это? Когда так хочется беречь и защищать, и когда так больно от невозможности это сделать?
– Ох, – только и выдохнула Таня, вновь присаживаясь рядом.
На этот раз обошлось без прокручивания попой.
– Но… что-то случилось? С ней? Поэтому ты тут сидишь такой помятый?
Вопросы посыпались из ее рта, прежде чем я успел бы на них ответить. Впрочем, в них даже присутствовала нотка заботы.
Но мне не хотелось отвечать. Не Тане, не о стриптизерше. Я неопределенно пожал плечами.
– Тогда… – Таня вздохнула. – Тогда, я полагаю, мне следует уйти.
– Да, – просто ответил я.
Она встала и, нерешительно потоптавшись на месте, сказала:
– До свидания, Костя.
Я кивнул. Таня ждала ответа, но у меня уже слова для неё закончились. Так что, когда она ушла через пару минут, я мог наконец вновь уставиться на реку в тишине и одиночестве.
Сколько я так просидел? Полчаса или час? Не знаю. Я прокручивал в руках телефон, вынутый из кармана. Полицейские по-прежнему не звонили, это значит, что спасение стриптизерши все ещё откладывалось. Как она? Что с ней? Может ей плохо? Может ее мучают? А я вынужден сидеть и ждать звонка полицейских. Как же это нервировало.
– Здорово, братиш, – раздался насмешливый голос Егора, и вскоре рядом на скамейке приземлился брат.
– Иди к черту, – буркнул я.
Он, конечно, опять специально назвал меня «братиш», но мне было абсолютно лень реагировать на это.
– Твоя ассистентка позвонила, сказала, что ты тут сидишь, депрессируешь, – сказал он, протягивая мне пакет из БургерКинга.
Я достал из пакета вкуснопахнущий бургер и сказал, впившись в еду зубами:
– Стриптизерша пропала.
– В смысле настоящая стриптизерша? Или та, которую ты называешь стриптизершей, а на самом деле… – я посмотрел на Егора самым убийственным взглядом, на какой был способен. – Всё, понял-понял, просто уточнял, – Егор поднял руки в примирительном жесте. – А что случилось?
Я вкратце описал ситуацию, заедая сказанное бургером. Брат выслушал меня, нахмурился и почесал затылок.
– Херово.
Я не мог не согласиться. Егор задумчиво потёр переносицу и принялся накидывать идеи по спасению стриптизерши, но все они были слишком посредственные и слабые. Я отмахнулся и сказал, что надо ждать действий полицейских. Егор молча кивнул, принимая мое решение. А потом протянул мне ещё один бумажный пакет, на этот раз ничем не пахнущий и плоский.
– Что это? – спросил я, открывая пакет.
– Фото. Те, которые ты сделал тогда в студии.
У меня в руках оказалась пачка фотографий, с которых на меня смотрела стриптизерша. Соблазнительная, притягательная, нежная.
– Я распечатал лучшие, – продолжил Егор. – Они все хороши, но последняя просто огонь, командос. Я хочу выставить ее на ближайшей выставке.
Я с удивлением посмотрел на него.
– Но это же не твоя фотография.
– Да плевать, – Егор качнул головой. – Я укажу твоё авторство, если хочешь. Но там такие эмоции, что эту фотографию должен увидеть свет.
Я задумчиво перебирал в руках кадры, пока не добрался до последней фотографии. Егор был прав. Эмоции зашкаливали. Это был последний снимок перед тем, как я рванул к стриптизерше. Она запустила руку в трусики и с такой мольбой смотрела в кадр, что у меня невольно напрягались все мышцы, желая рвануть к ней скорее. На фоне кирпичной стены, большого чёрного станка и свисающих позади цепей стриптизерша – тоненькая и в серебристом комбинезоне – выглядела настоящим миражом. От сочетания нереальности ее вида, интимности движения ее руки в трусиках, мольбы во взгляде и голодной позе всего тела хотелось немедленно наброситься на неё и утолить этот ее голод. Что я и сделал тогда, в студии.
Я сунул снимки в пакет, встал и неспешно повернулся к брату.
– Этот. Снимок. Никто. Не. Увидит.
Я сказал это нарочито спокойно и медленно. Егор должен понять эту мысль на все 100 процентов.
– Да ладно тебе, – Егор прищурился, глядя на меня. – Это же шедевр! За него можно срубить такие деньги!
Я склонился к нему и практически прорычал:
– Я сказал НЕТ.
Егор закатит глаза:
– Ладно, ладно. Можешь выключать своего внутреннего командоса.
Я внимательно посмотрел на него, удостоверился, что он говорит серьезно, и вновь сел рядом.
– Весь бизнес ломаешь, – пробормотал Егор и добавил еще тише. – Я потом у Варвары все равно спрошу разрешение.
– Блядь, только попробуй, – я резко повернулся к нему и с силой схватил брата за плечо, чуть выворачивая его.
– Да что такого-то, командос?!
– Не хочу, чтобы на фото любимой женщины дрочили пол-города! – рявкнул я в ответ. – Это нормальная причина, блядь?! Убедительная?!
Егор выпучил глаза от удивления.
– Любимой женщины? Командос, ты болен.
– Если бы, – я с раздражением оттолкнул его плечо и откинулся спиной на камень.
Это – не болезнь, от которой можно вылечиться. Это – настоящие чувства, от которых все внутренности завязывались узлом.
Варвара
В чем измеряется время в заточении в отсутствии часов или окна? В бесконечной веренице мыслей. Что было бы если бы… Почему именно со мной… Как пережить происходящее…
С последним было сложнее всего. Я не знала, чем себя занять, чтобы не сойти с ума. Спорт? Да, пусть с наручниками, но хоть что-то. Пытаться считать дни? Да, хотя даже на стене царапать палочки не чем. Придумывать и воображать? Это сколько угодно, но поможет ли мне это сохранить рассудок?
От скуки я начала умножать и делить в уме. Ненадолго занимало, но смогу ли я провести так целый год?
В прошлый раз я, помнится, иногда оставляла что-то из еды, чтобы хоть чём-то занять руки. Например, макароны засыхали, и перебирая их я, можно сказать, медитировала. Но после сна обнаружила, что их забрали. Никаких развлечений! Даже сухих макарон.
Вообще, кормили меня достаточно вкусно и сытно, но было сложно оценить в полной мере работу повара, будучи прикованной цепью к стене. Как будто мало было наручников!
Глухонемая женщина, которая приносила и забирала поднос, смотрела на меня с бесконечной жалостью, чем знатно злила меня. Меньше жалости, больше действия! – хотелось мне крикнуть ей. Как, интересно, ей объяснили моё присутствие здесь?
Шесть или семь приемов пищи спустя я сидела на полу, уперев локти в кровать и пыталась причесать руками волосы. Они были уже грязными, и мне страшно хотелось в душ. Я как раз вспоминала свой шоколадный шампунь, как вдруг услышала странный шум в доме. Что-то упало, потом снова. Раздались хлопки больше всего похожие на выстрелы. Рваные крики, снова падения, удары. Что-то происходило в доме, и я с тревогой смотрела на дверь. Нападение? Или помощь? Меня найдут? Или не заметят?
Спустя пару минут мне наконец были предоставлены ответы на вопросы. Дверь с грохотом отлетела в стену – её выломали и сорвали с петель. В комнату ворвались три мужчины в форме спецназа. Их лица скрывали маски, в руках они держали разное огнестрельное оружие, и все трое внимательно смотрели на меня. Один из них чуть склонил голову и сказал, видимо, в рацию:
– Заложник у нас.
– Жива? – послышался треск из динамика.
– Да, – коротко ответил мужчина и затем спросил меня. – Идти можешь?
Я прочистила горло.
– Да, но… – я шевельнула руками, показывая наручники и цепь.
Второй мужчина быстро вытащил из кармана маленький топорик и одним махом перерубил цепь по середине.
– С наручниками разберёмся на улице, – сообщил он мне.
Я кивнула и встала, не задавая лишних вопросов.
Мы гуськом пошли из комнаты. В доме будто ураган прошёлся. Запах пороха, перевёрнутая мебель. Разбитые окна, статуэтки, вазы, валялись вещи. Я аккуратно шла, стараясь ни на что не наступить, ведь я была без обуви. Поэтому я не сразу заметила дыры от пуль в стенах и лежащих на полу людей, с растекающимися красными лужами. Где-то в глубине дома продолжалась перестрелка, и я поняла, что там прячется отец. Никаких эмоций по этому поводу не было. Только надежда – чтобы он не сбежал.
Входная дверь была выбита, а ворота, похоже, были и вовсе взорваны. За воротами стояли тонированные джипы, полицейские машины, машины скорой помощи. Меня подвели к последней и передали на руки врачам. Меня начали осматривать прямо там, на улице – светили в глаза фонариком, считали пульс, давление, задавали вопросы, а я… Я улыбалась, не веря в происходящее. Дышала свежим воздухом и не могла надышаться. Смотрела на деревья, людей, дорогу, на вечернее небо и не могла налюбоваться.
– Варвара, вы меня слышите? – допытывался медик, ощупывая меня. – Вас избивали? Наносили телесные повреждения? Насиловали?
– Что? – не скоро опомнилась я. – А, нет, нет.
– Руки, – один из спецназовцев подошёл ко мне и расстегнул наручники.
Я со вздохом облегчения потёрла запястья. До чего же прекрасное чувство свободы!
– Спасибо! – поблагодарила я мужчину.
Он ничего не ответил, развернулся и ушёл. Я проследила за ним взглядом и вдруг увидела как из дома вывели отца. Он был ранен, рукав рубашки окрашен красной кровью. Но на лице была по-прежнему его привычная властная маска. Будто его не силой выводят из дома, а наоборот он еле дождалсяя, когда подадут машину. Он увидел меня, но никак не отреагировал. Ни один мускул не дрогнул, ни одна эмоция не проскочила! Как если бы я была лишь деревом в его дворе.
Отца усадили в машину, но я не смогла увидеть остальное – на меня вихрем налетел директор и сжал так сильно, что у меня чуть кости не треснули.
– Куколка! – выдохнул он мне в ухо.
Я прикрыла глаза и улыбнулась. Почему-то именно в этот момент, когда тело было зажато между рук директора, когда я чувствовала его тепло и его дыхание, именно в этот момент я поняла, что спасена. Что я не проведу год в запертой комнате, что на руках не будет наручников, что я не сойду с ума. И от осознания своей полной свободы я вдруг взяла и разревелась. Или может от осознания, что меня спасли, что директор рядом. А может от всего вместе.
Директор не ожидал подобных чувств, я видела это по промелькнувшей панике в его глазах. Может он решил, что я уже сошла с ума?
– Я-я в по-порядке, – заикаясь и давясь рыданиями, сказала я.
Директор прижал меня к себе и стал гладить по волосам и по спине. Кто-то накинул мне на спину плед, и директор замотал меня в него. Он шептал мне какие-то утешительные слова. А потом и вовсе подхватил на руки и утащил в свой рэндж ровер. Багажник был открыт, и директор сел прямо на бортик вместе со мной.
Я залила слезами всю рубашку директора и никак не могла остановиться. Должно быть это стресс, отстранённо подумала я.
Вечер плавно перетек в ночь, а место действия перетекло из дома отца в отделение полиции. Меня допрашивали несколько людей. Они представились в начале беседы, но я не запомнила ни имена, ни звания. Один из них был настолько мил, что принёс мне непонятные тапочки и стаканчик кофе из автомата. Я была рада и этому вниманию и постаралась рассказать всё, что могла. Они спрашивали про моё заточение, про бритоголового, про отца. На самом деле почти все вопросы были про отца и про его криминальные дела. Я была в недоумении – я совсем ничего не знала, я ведь просто сидела в комнате! А перед заточением практически свела общение с отцом на «нет». Один из полицейских сжалился надо мной и сказал, что моё похищение – лишь незначительная часть огромного дела против моего отца. Они вели его давно, но кто-то по-крупному сдал отца на днях, так что у полиции появилось много материала. Выяснив, что я действительно ни черта не знала, а лишь скромно преподавала английский язык в школе, меня отпустили.
Я вышла из отделения на рассвете. Воздух был насыщен запахом опавших листьев. Пряный и тёплый, он буквально опьянил меня. Я долго смотрела на светлеющее небо на горизонте. Я ведь думала, что уже лишилась этой простой красноты!
Сбоку подошёл директор, и я взглянула на него.
– Спасибо, – шепнула я, боясь разрушить окружающую магию.
Он кивнул и приобнял меня за плечи. Он был уставший, я разглядела это теперь. Под глазами залегли темные круги, волосы непривычно взлохмачены. На подбородке темнела колючая щетина, а в чуть расстёгнутом вороте рубашки виднелась испачканная белая футболка.
– Поехали домой, – сказал он и добавил. – Ко мне.
Я кивнула. Директор и не спрашивал, как всегда, но я бы не смогла быть у себя дома одна. Не после моего заточения.
Мы молча сели в его рэндж ровер. Мотор низко заурчал, и машина поехала вперёд. В салоне было тихо и как-то даже уютно. В дверцах стояли пустые бумажные стаканчики, и от них приятно пахло кофе. Работал подогрев сидения, и я забралась на него с ногами. Те дурацкие тапочки я оставила в отделении полиции. Разглядывая улицы, я прислонилась к двери и незаметно для себя провалилась в сон.
Проснулась я в уже знакомой спальне. Солнце светило в окно и пекло мне спину. Я хотела перевернуться, но не смогла – меня прижимали к постели нога и рука директора. Я повернула голову к нему. Спящий директор терял весь свой диктаторский вид и становился беззащитным и даже мягким. Я вытащила руку и провела ладонью по его лицу. Щетина оцарапала ладонь, и я вздохнула от этого приятного чувства. Директор спал со мной, я спала с директором – и это чувствовалось особенно хорошо после одиноких ночей в запертой комнате. Я легонько подула на его лицо, желая увидеть его глаза, его сонный взгляд. Но он не проснулся, только тёмные ресницы дрогнули сквозь сон. Возможно, директор устал не меньше меня.
Я осторожно сползла с кровати. На мне не было одежды, и я, хмыкнув, пошла в ванную комнату. Настроила самую горячую воду на грани терпимости и стояла под ней бесконечно долго. Потом долго намыливала волосы шампунем директора. Шампунь приятно холодил кожу, и я, не сдерживая себя, выдавила на ладонь почти половину бутылька и намылила себя целиком. Как же приятно было чувствовать себя чистой и свежей!
Я стояла под струями, разомлев и разнежившись. В голову стали приходить воспоминания вчерашнего спасения – как спецназовцы ворвались в комнату, как меня вывели на улицу, как мимо провели отца, как ко мне подлетел директор и схватил в охапку. Как много радости и счастья было в его глазах. Как эмоции заставили его сжать меня так сильно, что было трудно дышать. Каким уставшим он был на рассвете возле отделения – а я даже подумать не могла, что он не будет там меня ждать. Всё это время я воспринимала его нахождение рядом, как нечто естественное.
Но сейчас я поняла, что он, во-первых, не обязан был там присутствовать и ждать меня, а во-вторых, насколько сильно я была ему дорога, раз он сделал всё это. Мы не говорили с ним об отношениях между нами, но после произошедшего необходимость в разговоре отпала. Он обнажил свою душу передо мной своими поступками, и на моем лице невольно расцветала улыбка, а в груди разливалось тепло. Я была нужна директору, а директор был нужен мне. И сегодня мы были вместе.
Внезапно я подумала о том, что никогда не называла его по имени. Впрочем, как и он меня. Господин директор и стриптизерша. Я усмехнулась. Мне нравилось. Это было гораздо интимнее, чем имена.
После душа я завернулась в полотенце и почистила зубы найденной на полке новой щеткой. В гардеробной директора я сменила полотенце на синюю толстовку. Она была большой и доходила мне до середины бёдер. В ней я и отправилась на кухню.
Там было чисто не той чистотой, когда часто прибираются, а той, когда редко пользуются. Однако содержимое холодильника меня порадовало – там было всё, что нужно для оладьев, которые мне захотелось съесть. Я выудила с верхней полки яйца, чуть ниже нашла молоко. В шкафчике рядом отыскала муку, масло и разрыхлитель. Я поставила на плиту сковороду и взбивала смесь для оладьев в миске, когда за спиной раздался хриплый голос директора:
– Доброе утро.
