Текст книги "Фотограф (СИ)"

Автор книги: Франсуаза о’Лик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Егор

Я гнал по трассе. Мотор моей машины позволял мне с легкостью обгонять почти всех – и я пользовался этой возможностью по полной.

Не то чтобы у меня был повод торопиться, нет. Я просто ехал к стриптизерше. Слова командоса “не смей называть ее так! Особенно теперь, когда она…” не шли у меня из головы. Что могло на этот раз стрястись с этой эксгибиционисткой?

Мне было любопытно. Может, она решила податься в монашки? Это подходило под слова командоса, но не вязалось с самой стриптизершей. Впрочем, от таких, как она, никогда не знаешь, чего ждать.

В голову внезапно пришла девушка в сером. Как выяснилось, порой и от стесняшек не знаешь, чего ждать! Ее побега из студии я точно не ожидал. Всё шло… так предсказуемо. И разделась, и клубнику с рук съела, и за мороженым нагнулась, и не протестовала, когда я трогал ее грудь – а рука, между прочим, так и просилась обхватить, сжать, поперекатывать! Такую грудь просто преступление не помять.

Но я сдержался. Думал, что нужно уж досмотреть до конца спектакль “я – не такая”, актриса ведь так старалась! И вот мой последний ход – подойти ближе, чуть испачкать мороженым подбородок, стереть сладость пальцем и – по моим планам – либо втолкнуть палец ей в рот, либо поцеловать, но девушка в сером спутала все планы, облизнув меня. Черт, да я чуть не заставил ее встать на колени! Если ее язычок сам предлагал свои услуги, то надо быть конченным идиотом, чтобы отказываться!

И надо быть полной идиоткой, чтобы после всего этого назвать меня “извращенцем”, заявить, что это “отвратительно” и умчаться с видом оскорбленной невинности!..

Стоп. Она ведь не девственница? Да ну, не может быть. Бред. Будь она девственницей, то и дальше бы была послушной и старательной девочкой. Потому что она уже завелась, уже хотела большего, уже была готова – уж мне ли не знать! Я такие вещи видел сразу.

И уж конечно же она бы не стала покупать здоровенный серый фаллоимитатор. Максимум – милый и розовый, больше заботящийся о клиторе, чем о точке g.

Извращенец… сама она извращенка! Завести нас обоих, взглядом чуть ли не умолять взять ее прямо там, на столе, трепетать от случайных прикосновений, робеть и все же так настойчиво исполнять все мои пожелания!.. Нет, решительно, из нас двоих именно она извращенка. А я… я вообще жертва!

Я гнал вперёд, упрямо вдавливая педаль газа в пол и так же упрямо избегая мыслей о том, что возможно где-то я просчитался, где-то ошибся. Привык иметь дело с девушками совсем иного рода – теми, которые любили секс и открыто это показывали, которые не пугались своих и чужих желаний, которые послушно открывали ротики и подставляли свои попки. С ними никогда не выходило осечек, с ними всегда было ясно, что если уж они облизывают твой палец, то всё, расстёгивай ширинку. Или подожди секунду, и голодные до ласк девушки всё сделают за тебя.

Я вздохнул. Девушка в сером была голодна, но от яств отказалась. Почему? Я, черт возьми, не знал ответа.

Въехав в закрытый квартал городских снобов, я подъехал к воротам дома командоса и спустя пару секунд уже парковался под его окнами. Его чёрного рэндж ровера не было, зато стояла алая ауди, принадлежавшая стриптизерше. Кабриолет, разумеется. Чуть поодаль под навесом стояли два их мотоцикла – Дукатти и Ямаха.

Дверь дома открылась, и на пороге я увидел ее – жену Костяныча. Ее черно-синие волосы были собраны в высокий пучок, а из одежды на ней была лишь футболка командоса. “Я люблю пончики” – было написано на ней аккурат между торчащими сосками. На бедре низ футболки был заткнут за тонкую полоску трусиков, отчего хотелось то ли одернуть эту футболку, то ли задрать ее еще выше…

Я поправил на себе штаны – стриптизерша на всех так действовала своим чертовым сексуальным видом.

– Привет любительнице матросов! – махнул я ей.

– Приветствую на борту, – она радушно развела руками, словно приглашала, словно имела ввиду своё тело.

В этом была вся она, и как же чертовски сложно было сдерживаться рядом с ней!

Я как обычно поцеловал ее в висок – это был наш личный ритуал – и щекой почувствовал ее ответный вздох.

На секунду наши взгляды пересеклись – взгляды двух людей, которые знали о желании друг друга, которые давно могли бы переступить черту, но слишком уважали третьего, имеющего гораздо больше прав на тело одного из них.

Стриптизерша как всегда первой разорвала зрительный контакт.

– Проходи, у нас полный холодильник отвратной пиццы.

Она пошла в сторону кухни, позволяя мне насладиться видом сзади – ее длинными ногами и нет-нет да мелькающей из-под футболки попкой.

– Вы теперь питаетесь отвратной пиццей? – чуть хрипловато уточнил я, выдавая себя и свои чувства с головой.

Стриптизерша – не девушка в сером. Она в секунду считывала желания других, особенно если они – эти желания – касались ее тела. Мне казалось, что ей просто нравилось возбуждать всех вокруг, но мне всегда хотелось надеятся, что меня она выделяла из бесконечного сонма ее возжелателей. Второе место после командоса меня бы устроило.

– Это ты у господина директора спроси, – фыркнула она. – Пять коробок пиццы с оливками – о чем он вообще думал? Они даже закрытые пахнут тошнотворно!

– Не знал, что ты не любишь оливки.

– Ненавижу, – с чувством проговорила она. – Разогреть тебе несколько кусков?

– Давай, – кивнул я и плюхнулся на стул на кухне.

Стриптизерша открыла холодильник и полезла за пиццей. И я, черт возьми, планировал полюбоваться на ее попку – ведь футболка должна была на ней задраться – но вместо этого, как полный кретин, вдруг вспомнил девушку в сером. Как она склонилась к морозилке – естественно и без жеманства, но в то же время с долей удовольствия от происходящего и от того, как я смотрел на нее. Ведь она чувствовала, должна была чувствовать, как я смотрел, глазел, прожигал ее взглядом!

И всё равно она умчалась после этого.

Я сквозь зубы чертыхнулся, вскочил на ноги и, чтобы отвлечься, выхватил тарелку из рук стриптизерши.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ – Я помогу.

Закинув еду в микроволновку, я принялся ждать. Любительница матросов ошарашено стояла на месте с совершенно круглыми от удивления глазами.

– Что? – спросил я, повернувшись к ней.

– Ты никогда не помогал мне с едой, предпочитая поглазеть на меня сзади, – откровенно сообщила она. – Что случилось сегодня? Ты болен? – ее ладошка коснулась моего лба. – Ну точно. У тебя жар. Будь я твоим личным лечащим врачом, то выписала бы сеанс чувственного секса.

Я фыркнул:

– Такое я и сам себе могу прописать! Если бы ещё некоторые девушки не сбегали…

– О Боже, – притворно ахнула стриптизерша, прижав руки к груди. – Что произошло? Ты должен мне рассказать!

Я сначала раздраженно пожал плечами, не желая рассказывать и вдаваться в подробности, но потом подумал, что жена Костяныча могла понять причину поведения девушки в сером.

– Да короче, ничего такого. Была у меня в студии одна… одна птичка. Всё шло хорошо, она была в одних трусах и футболке, и я уже думал нагнуть ее, как она сообщила, что я извращенец, что это всё отвратительно и сбежала.

– Ты хочешь сказать, что снял перед ней трусы, а она сказала, что это отвратительно, и убежала? – еле сдерживая смешок, уточнила стриптизерша.

Я бросил на неё уничижительный взгляд.

– Я такого не говорил, но может я сниму трусы перед тобой, и ты посмотришь?

– О, ты такой милый, – стриптизерша ласково потрепала меня по волосам. – Мне будет ужасно жаль, если ты умрешь. Потому что преждевременная смерть от руки старшего брата – вот что будет ждать тебя в этом случае.

– То есть сама-то ты не против, да? – хмыкнул я.

Стриптизерша оказалась загнана в угол и сделала крайне независимый вид.

– Сама я доверяю твоей девушке…

– Она не моя девушка, – я перебил ее, поворачиваясь к пикающей микроволновке.

– … и если она сказала, что это – отвратительно, то я не хочу подвергать себя такому стрессу и смотреть на это. Особенно теперь, когда…

Стриптизерша замолчала, и я, вытащив тарелку с дымящейся пиццей, переспросил:

– Когда – что?

Она секунду разглядывала еду, а потом бросилась прочь из кухни, с ненавистью выдавив на ходу:

– Меня просто тошнит от оливок!

Мила

Луна освещала своим холодным светом мою постель, и я, не отрываясь, смотрела на неё. Эрик не любил лунный свет и всегда задергивал шторы, если ночевал дома. К счастью, делал он это редко, большую часть недели ночуя в отеле около офиса. Так что сегодня я снова была сама себе хозяйка и наслаждалась видом Луны.

И воспоминаниями.

Конечно, я была очень зла на Егора. Он меня разыгрывал, вёл свою партию, как по нотам, и я чуть не попалась в его ловушку. А Лора ещё говорила, что он не делает “ничего такого”. Ну-ну! Может, для Лоры это и было “ничего такого”, но для меня… для меня это всё было важно.

Потому что он играл, а я чувствовала по-настоящему.

Это было настоящее возбуждение, мое самое первое в жизни настоящее желание! Вызванное обманом.

Какой же он наглец! Для него это наверное было привычным делом! Да что там, после того, что я видела в ту пятницу…

От новой порции воспоминаний загорелись щеки и потяжелел низ живота. Да. Это было плохо, стыдно и отвратительно, но мне это нравилось. Нравилось испытывать жаркий шар там внизу, нравилось чувствовать влагу, нравилось, как сердце начинало ускоренно биться в груди.

Это было ужасно, но я представляла, что могло бы быть, если бы на лице Егора не появилось той победной ухмылки. Как он мог бы притянуть меня к себе, как мог бы мягко поцеловать, как мог бы погладить попу, как мог бы…

Я лежала на постели, скинув одеяло на пол от жара собственного тела. Всё это было мерзко, но я представляла и… и помогала себе. Конечно, закрыв глаза.

Я приспустила трусики и представляла, как это могли бы быть пальцы Егора, аккуратно ласкающие меня между ног. Как он нежно двигал бы ими, задевая…

Честно говоря, я плохо представляла, что нужно было делать. Так что я просто раздвигала ноги в стороны и гладила себя пальцами, иногда соскальзывая внутрь. Там было горячо и тесно, но непонятно – должно быть одних пальцев было мало для меня. Возможно, фаллоимитатор, тот, серый, который нёс мне Егор и который так влажно поблескивал, словно был немного мокрым… возможно, он бы подошёл…

И я представляла, как разворачиваюсь и нагибаюсь, а Егор вставляет его в меня… и двигает им во мне… и я ощущаю его в себе…

Мне хотелось иметь и сейчас что-то такое подходящее, чтобы представлять как следует, но мне приходилось довольствоваться собственными пальцами и фантазиями.

Это возбуждение было преступным, но тем горячее оно было. Простыни подо мной были мокрыми, и пальцы тоже были мокрыми и пахли… непривычно. Мне хотелось довести всё это до конца, но я не знала, как. Просто не умела. И я наконец заснула, устав от этого жаркого напряжения.

Это повторялось уже несколько ночей подряд, и, я… даже немного привыкла к собственному… возбуждению. Оно переставало казаться мне преступным и плохим, и, укладываясь спать, я даже немного… предвкушала, как раздвину ноги и скользну руками туда, где было так… так горячо и уже мокро…

Так было и в эту ночь… почти.

Сквозь сон я не услышала, как щелкнули замки и открылась дверь. Как Эрик, шумно умывшись, зашёл в спальню. Как он разделся.

Мне снился Егор – точнее, Егор и я – как он уложил меня грудью на стол на той кухне, как он широко развёл мои ноги и вошёл в меня одним движением. Я не сразу поняла, что толчки во сне были толчками в реальности, что я и правда лежала на животе, что мои ноги раздвинуты, а лодыжки привязаны к изножью кровати.

Я стонала, перепутав сон и реальность. Я приподнимала попу чуть выше, перепутав двух мужчин. Мое возбуждение билось жарким клубком, и я даже… немного наслаждалась этим.

– Ты течёшь, как сучка!.. Для меня! Такая мокрая, блядь! – довольным голосом прорычал откуда-то сверху… нет, не Егор!

Эрик!

Я застонала от обиды и разочарования, от собственной беспомощности и подлости своего организма, который был возбуждён и радовался… любому крупному предмету между ног. Это было унизительно – чувствовать удовольствие от этого… процесса, который был начат как всегда без моего согласия.

Муж воспринял мой стон иначе и совсем скоро, толкнувшись последний раз, замер, а затем завалился на бок рядом со мной.

– Наконец-то, – выдохнул он и уснул.

Я смотрела на него с отчаянием. Это… это всё было на самом деле отвратительно! И во всем был виноват Егор!

Подождав пока Эрик уснёт покрепче, я села и развязала ноги. Теперь уже не чувствовалось никакого жара – один только замогильный холод, и я пересела в кресло, укутав в плед своё ледяное и предательское тело.

Эрик был таким всегда. Он просто переворачивал меня на живот – спящую или засыпающую – раздвигал и привязывал мои ноги и входил в меня одним движением. По-началу я плакала от боли и обиды. Я умоляла его не трогать меня… не входить в меня… Рыдая, я каталась в его ногах, моля сжалиться надо мной. Но муж только туже привязывал мои лодыжки к кровати и говорил, что своими слезами я удлиняю процесс, что он не хочет видеть заплаканное лицо, что хочет видеть лишь мою готовую задницу, а значит… значит надо было молчать, лежать и ждать. Я кусала подушку, сдерживая крики и стоны, кусала губы, стараясь не зажиматься, потому что так было ещё больнее, и только и ждала того момента, когда муж наконец выйдет из меня…

Вероятно, что-то подобное случилось и в нашу первую брачную ночь. Я не помнила. Я лишь проснулась утром с неприятным жжением между ног, лёжа на животе. Свадебное платье и белье было, очевидно, разрезано вдоль спины. Нижние юбки были испачканы кровью. Как и внутренняя поверхность бёдер. Это меня напугало.

Конечно, мне стоило пойти к отцу, но он уже был так плох тогда… Мне не хотелось его тревожить. Я спросила у Эрика, и он со смехом сообщил мне, что я была пьяна и сама предложила эту затею с разрезанием платья. Что до остального, то он уверял меня, что мне понравилось.

На свадьбе я действительно пила – я так волновалась. Но я не думала, что выпила настолько много.

Так или иначе с тех пор Эрик брал меня только так – со спины и привязав ноги. А я… со мной видимо было что-то не так, раз уж я… была такой сухой. И я терпела, потому что давать мужу то, что он хочет, – это ведь супружеский долг. Значит я была обязана давать.

Но теперь после Егора, после его слов, взглядов, прикосновений… после моих фантазий… и после этой ночи с Эриком – впервые без боли и беззвучных слез… я поняла две вещи.

Во-первых, я умела возбуждаться.

Во-вторых, если возбуждаться, то будет не больно.

Но в то же время было и ещё кое-что, маячившее смутным пятном на окраине подсознания. Егора я… я хотела. Я была готова для него и из-за него. А для Эрика – нет. Значило ли это… что это в сущности значило? Что я развратная изменщица? Что я… что я как те девушки, которые с такой готовностью подставляли себя под разных мужчин? Что мне и самой место среди них? Что та древнейшая профессия – это мое призвание?

Мне было страшно, и слёзы рвались из глаз. Я убежала в душ и принялась отчаянно смывать с себя всё – все влажные следы своего возбуждения и того, что потом делал Эрик. Я мылась долго и тщательно, так, словно вообще ни разу не мылась до этого. Мне хотелось смыть и мысли о Егоре, но это было не подвластно обычному мылу.

Утром я притворилась спящей, когда услышала будильник Эрика. Муж собирался на работу спокойно и деловито. Один раз он замер, склонившись ко мне, и я испугалась, что он решит повторить ночное… дело. Но он только хмыкнул и наконец ушёл.

В ту секунду, когда я ожидала привычного переворота на живот и раздвигания ног… в ту секунду я поняла, что не хочу больше чувствовать ту боль. И если мое развратное и похотливое тело-бревно возбуждается от мыслей о Егоре… что ж, пусть так. Эрик об этом никогда не узнает, а от слез я уже устала.

После этого случая каждый вечер перед сном я представляла Егора и себя. Сначала мои фантазии были достаточно просты – я лишь вспоминала то, что было на кухне в его студии, и немного домысливала. Со временем мое воображение стало подкидывать мне сцены с той пятничной фотосессии, свидетельницей которой я невольно стала. Я и не думала, что запомнила так много деталей!

Всё это возбуждало меня так сильно, что, казалось, простыни подо мной не высыхали никогда.

Эрик, раньше ночевавший дома от силы две ночи за неделю, теперь стал приходить гораздо чаще и давал мне отдых лишь раз или два за неделю. Иногда он приходил вечером, но в большинстве случаев – среди ночи, когда я уже спала, бесстыдно раскинув ноги после своих преступных шалостей. Он все так же переворачивал меня на живот, всё так же привязывал ноги, все так же входил слишком резко, но с каждым разом его хватало на всё более долгий промежуток времени, и мне ничего не оставалось делать, как воображать Егора, чтобы по-прежнему быть мокрой.

Эрик рычал, жестко хватал меня за бёдра, заставлял выгибаться, а однажды и вовсе засунул мне палец в рот и потребовал… потребовал сосать. Я растерялась, я не умела этого делать, но у меня не было выбора. Я закрыла глаза и представила… впервые в жизни я представила себя на месте одной из увиденных мною девушек в студии, которая дарила удовольствие одновременно двум мужчинам, стоя между ними на четвереньках.

Эрик выругался как-то очень витиевато и вскоре, к моему облегчению, слез с меня.

На следующий вечер к нам в гости пришёл его друг. Они много пили и болтали, и в какой-то момент Эрик отправил меня в магазин за закуской, которая у нас закончилась. Когда я пришла домой, то услышала странный разговор:

– Ну так и как? Действуют таблетки-то? – пьяно спросил друг.

– Ага! Сам не ожидал, – рассмеялся муж. – Она теперь всегда течёт, считай, всегда готова! Только щёлкни пальцами!

Ужас липкими веревками скрутил меня, а тошнота моментально подступила к горлу.

Таблетки?! После которых… после которых между ног было постоянно влажно?.. И это он говорил обо мне?! Он… подсыпал мне возбуждающие таблетки?!

– Ну и отлично, – друг хлопнул Эрика по плечу. – А ты переживал. Бревно-бревно…

– Только ее ж теперь из дома надолго выпускать опасно, – заметил муж.

– Почему?

– Так того и гляди ляжет под первого встречного. У неё ж там, поди, зуд нестерпимый, вот и течёт. Кто ее поманит, перед тем и юбку задерёт, – друг хохотнул, а Эрик продолжал. – И ей теперь наверно одного мало. Я ее вчера трахал, а она мне ещё и пальцы сосала, да с такой страстью, словно хотела сразу ещё и член отсасывать.

– Ну, с этой проблемой я тебе точно помогу, – снова рассмеялся друг.

Пакет выпал из моих рук, громко приземлившись на пол. Разговор прервался, а Эрик выглянул в коридор.

– Ты чего так долго? – недовольно спросил он.

– Очередь… – прошептала я. – Очередь на кассе.

Муж, недоверчиво хмыкнув, осмотрел меня и отпустил:

– Иди давай. Сериалы посмотри или что ты там обычно делаешь.

Егор

Девушка в ярко-розовых трусиках склонилась к морозилке. Серая футболка на ней была свободной и с моего ракурса позволяла разглядеть мягкую округлость груди.

– Вот так? – нежно спросила она, взглянув на меня через плечо.

В ее взгляде было ожидание в перемешку с предвкушением. Ее губы были приоткрыты и изгибались чуть игриво.

– Мгм, – ответил я, делая очередной кадр.

Птичка была несомненно хороша и притягательна, как и те две до неё. Но ни одна из них не смогла выдать мне хотя бы половину эмоций девушки в сером.

Прошло уже почти две недели с того воскресенья, когда я был прозван извращенцем. Девушка в сером не объявлялась – никаких извинений или чего-то в этом роде – и я в отместку не отправил ей ее фотографии. Да я даже не обрабатывал их!

Но проблема была в том, что кадры оказались хороши и без обработки. Я иногда открывал их и… не мог насмотреться. Особенно мне нравилась одна из последних фотографий, когда девушка в сером открыла глаза и облизнула мой палец. Взгляд ее был так красноречив, так насыщен, так ярок, что… я начинал беситься. Какого черта она сбежала?! Как можно было чувствовать всё это, несомненно чувствовать и удрать?!

– Его-ор, – протянула птичка, опираясь руками о кухонный островок так, чтобы сильнее выставить грудь вперёд.

– Что? – резко спросил я.

– Что-то не так? Может мне попробовать другую позу?

Я глубоко вздохнул и покачал головой:

– Нет. Это всё. Ты свободна.

Она недовольно надула губки, но я уже подхватил фотоаппарат и пошагал в кабинет. Заказчик ждал результат сегодня, и я не мог задерживать фотографии или искать другую птичку. Мне оставалось только сесть и, скрипя зубами, обработать то, что вышло. То, что мне совсем не нравилось. То, что не было идеалом.

Я пытался перенести хотя бы часть атмосферы, часть эмоций девушки в сером на фотографии других птичек, но выходило плохо, и я злился ещё сильнее.

Когда в кабинет зашла Снежка, я был готов разбить экран монитора.

– Егор, не забудь, что сегодня надо отправить рекламу кухни… – заявила она с заботой в голосе.

– Да помню я, помню! – прорычал я. – Над чем, по-твоему, я тут работаю?!

Снежана не ожидала такого тона и, буркнув что-то себе под нос, ретировалась из кабинета.

Ещё час я пытался добиться чего-то лучшего от своих кадров, а затем, устав, плюнул на них и переслал с десяток Снежке, чтобы она отправила их заказчику. Будь что будет. В крайнем случае – верну деньги. Неприятно, конечно, но я понимал, что ни одну из фотографий нельзя назвать блестящей.

Был уже вечер, когда я вышел из студии – слишком издерганный, слишком взъерошенный для неспешного приятного вечера. Поэтому я погнал в клуб, а по дороге позвонил друзьям. Они подъехали спустя полчаса, когда я уже успел выпить пару стопок. Вместе мы оккупировали лучший столик в углу и вскоре были уже пьяны. Один из друзей достал из кармана белые кругляши, и мир расцвёл чудесными красками. Мы дергались на танцполе, обнимали каких-то птичек, залезали к ним под юбки, смеялись и чувствовали себя королями вселенной.

В какой-то момент ко мне подошёл администратор и попросил освободить столик.

– Что?! Какого черта? – проорал ему в ухо я, перекрикивая музыку.

– Через полчаса столик нужно уступить тому, кто его забронировал, – пояснил администратор.

– Пусть катится к чертям!

В дело, конечно, ввязалась охрана, и нам с друзьями пришлось таки освободить лучшее место в клубе. Остальные столики были уже, разумеется, заняты. Мы стояли у барной стойки и недовольно смотрели на любителей резервировать. Какие-то сорокалетние мужики расселились на наших местах и принялись глазами ощупывать птичек на танцполе.

– О, а я одного из них знаю, – заметил друг.

– Которого?

– Вон того, посередине. Рейлиц или Рейниц… Какая-то такая идиотская фамилия, вечно путаю в ней буквы.

Я был пьян, чертовски пьян, но фамилию эту вспомнил. Девушка в сером носила такую же. Так это что, ее батя?

– И кто он?

– Владелец приличного количества недвижимости в центре города. Точнее стал им, когда женился на дочке своего босса.

Я потёр виски, отчаянно пытаясь протрезветь.

– Что за босс? И какая у него дочка?

– Ну, босс-то уже умер, а дочка у него точно не в твоём вкусе, – хмыкнул друг. – Серая мышь, такую в дождь и не заметишь, сливается со всем вокруг.

Голова поплыла от попыток проанализировать сказанное другом. Серая мышь… девушка в сером… была замужем?!

– Я видел ее как-то, – продолжал друг. – Она и сама серая, и одежда была тогда серая на ней, и себя она вела, как… да вообще никак! Муху и то легче заметить и запомнить, а эта… пустое место! Да и он, – друг кивнул на мужика за нашим столиком. – Вообще никакой. Просто оказался в нужном месте и в нужное время. Подлизал боссу, охмурил его дочку и получил чудное наследство. А теперь стрижёт бабосики и чпокает свою мышь.

Друг заржал, а я как идиот взмахнул кулаком, чтобы врезать ему как следует за это пренебрежительное “чпокает мышь”. Черт знает что во мне взыграло! Но я был пьян, промахнулся и чуть не упал. Друзья, и сами по-прежнему пьяные, кое-как подхватили меня и усадили на барный табурет. Они ничего не поняли, а я уже и не хотел никого бить.

Разве что только себя.

Девушка в сером что, разводила меня на бесплатную фотосессию? Всё ради красивых кадров для соцсетей? А потому и сбежала, не стала оставаться – у неё же муженёк был! К чему ей я.

Вообще-то обычно мне было плевать замужем-не замужем. Да хоть три мужа сразу! Если птичка сама намекает и просит, то почему бы и нет? Но с девушкой в сером ситуация была иной. Возможно потому что мне и в голову не могло прийти, что она замужем? Потому что она вела себя не как чья-то жена? Возможно потому что я ей поверил? Кажется, впервые в жизни девушка обвела меня вокруг пальца, а я выступил в роли доверчивого индюка.

От гадких мыслей меня оторвал звонок телефона. Звонила Снежка со срочным сообщением от заказчика – он был в восторге от одной из фотографий. Настолько в восторге, что перевёл на мой счёт бонус и запрашивал мое разрешение для публикации рекламы кухни в нескольких журналах, а так же в интернете. Мне было плевать. Я сказал Снежке, чтобы подтвердила всё от моего имени, а от меня отвязалась.

Я положил трубку и двинулся на танцпол. Пора было уже забыть о девушке в сером – которая так блестяще отыграла свою роль! Хорошо, что я не отправил ей готовые кадры, и она не получила то, что хотела от меня.

Ха.

Актриса она превосходная, но как игрок – не очень. Просчиталась, мышка.

Я криво усмехнулся сам себе и положил ладони на талию первой попавшейся блондиночки. Она бросила на меня взгляд через плечо и, игриво вильнув бёдрами, продолжила танцевать. Намёк понят, птичка! Ладони съехали на ее бёдра и притянули цыпочку ближе. Так близко, что ее попка, обтянутая блестящей мини-юбкой начала тереться о меня.

От блондинки приятно пахло. Я развернул ее к себе лицом и сжал в ладонях ее попку. Грудь птички от движений слегка выскакивала из слишком большого выреза топа, а губки послали шаловливый воздушный поцелуй. Ладонью я провёл вверх по ее телу – по талии, задев грудь, провёл по шее и замер на щеке, поглаживая большим пальцем губы птички. Она чуть приоткрыла ротик и лизнула палец – совсем как девушка в сером, но при этом… совсем не так. Да к черту!

Я втолкнул свой палец птичке в рот, и она принялась ласкать его своим язычком. Вот где точно не было игры! Вот где была предельная честность.

Я сжал попку девушки ещё раз и, прикусив мочку ее уха, шепнул:

– Поехали ко мне, птичка.

Блондиночка не возражала. Она вообще оказалась, что надо: не задавала дурацких вопросов и не болтала ерунды, а вместо этого раздвинула ножки для ласок на заднем сидении такси. Потом и мне повезло немного, но мы к сожалению слишком быстро доехали. Я привёз ее домой – не в студию – что случалось со мной крайне редко. Видно я и впрямь был слишком пьян.

Вместе с птичкой мы расшатали коридорную тумбу, а потом переместились на кровать. Я не удержался и сделал пару кадров – нас обоих, потому что даже в зеркале напротив мы выглядели отлично. Удивительно, что она не возражала. Удивительно, как надолго ее хватило. Удивительно, как много она была готова кончать.

Удивительно, что, засыпая, я обнял ее и мысленно пообещал себе утром узнать ее имя и номер телефона. Таких птичек надо было сохранять – в телефонной книге.

Но утром меня разбудил Никитос, младший брат. Он оборвал дверной звонок, а когда я наконец ему открыл, – ворвался как ураган, тыча мне в лицо своим телефоном.

– Это же твой снимок? Твой? Тут подписано, что твоя студия. Скажи мне, кто она?! Я должен знать!

– Чего? Черт возьми, Никитос, отвянь, – вяло отмахнулся я, пытаясь сообразить, где мои штаны. – Ты на часы-то смотрел? Завалился ни свет, ни заря и орешь…

– Сейчас два часа дня, Егор, – строго ответил мелкий. – Ты должен сказать мне, кто она! Это жизненно важно! Можно сказать, моя судьба на кону!

– Да откуда ж мне знать, – я заглянул в спальню, убедился, что птичка ещё спит, и прикрыл дверь. – Пошли на кухню, нормально всё расскажешь.

На кухне я включил чайник и повернулся к брату. Он шагал туда-сюда и был очень взволнован.

– Садись и рассказывай.

Никитос сел на подоконник и серьезно взглянул на меня:

– Да рассказывать-то нечего. Я просто серфил по интернету, ничего конкретного. Ну, ты знаешь, как это бывает. А потом открыл какой-то сайт, там реклама вывалилась. И с рекламы смотрит на меня она…

Он замолчал, и я спросил:

– Кто?

– Да я не знаю! В этом-то и проблема! Но у меня такое ощущение, будто мы с ней… ну знаешь, родственные души. Будто я знал ее когда-то… всю жизнь. Будто она – та самая, кого я так долго искал. Ну, понимаешь?

Я скептически покачал головой. Не верил я в это родство душ! Сказки для старых дев.

– Ну и?

– Ну и я начал искать, что за снимок, кто модель, кто фотограф. Имя девушки не узнал, зато выяснил, что студия – твоя, и что реклама запустилась только сегодня утром. Так ты знаешь ее?

С этими словами Никитос вновь показал мне экран своего телефона. С него на меня смотрела девушка в сером, облизывающая мой палец.