Текст книги "Друиды"

Автор книги: Франсуаза Леру

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Тот же обычай передан в «Глоссарии Кормака»,[330 – Ed. Stokes, «Three Irish Glossaries», 6.] где указывается, что два огня Бельтайна были tene shoinmech, «огнями радости», «двумя огнями, которые друиды зажигали с великими заклинаниями».[331 – См. также К. Meyer, Sanas Chormaic, l2: «Они приводили к этим огням все стада, чтобы уберечь их в этом году от всякой болезни; они проводили.скот 1Дежду огней».]

Один агиографический текст, записанный на латыни, уточняет, со своей стороны, что в этот праздник под страхом смерти запрещалось зажигать какой-либо другой огонь: «У них имелся также некий обычай, введенный на основании наложенного на всех указа: если кто-либо во всех провинциях, будь то близких или отдаленных, зажигал в ту ночь огонь прежде огня в доме короля, во дворце Тары, то он должен был умереть».[332 – Tripartite Life, II, 278-279.]

Если вода, по всей видимости, чаще всего принадлежала к сфере деятельности филидов, то огонь был излюбленной стихией друида, и когда у друидов в «Битве при Маг Туиред» спрашивают, что им подвластно, те отвечают: «Мы бросим огненные облака в лицо фоморам: они не смогут смотреть в небесную высь, и воины, сражающиеся против них, легко побьют их» (§ 113).

Ветер друидов

«Ветер друидов» – еще один аспект их влияния на стихии. Именно с помощью этого средства друиды Туата де Данная пытались воспрепятствовать высадке сыновей Миля на ирландский берег. После первого поражения, когда зашла речь о возвращении на суда, король этих последних, Донн, пожелал возобновить сраженье: «"Если бы послушались вы моего совета, – сказал тогда Донн, сын Миля, – то не бывать бы ничему, кроме битвы". – „И со всем вашим могуществом не воротиться вам обратно в Ирландию“, – сказали друиды племен Богини Дану».

Тогда пошли сыновья Миля на юг от Темры и приблизились к Инбер Феле и Инбер Скене, где были их корабли. Потом отплыли они за девять волн. Тут принялись ирландские друиды и филиды петь против них заклинания, покуда вода со дна моря не выплеснулась на поверхность, ибо воистину могучую бурю подняли они против сыновей Миля. Отнесла она их далеко на запад Ирландии, где, изнуренные, очутились они на морских волнах. «Это ветер друидов», – сказал тогда Донн, сын Миля. – «Так и есть, – сказал Аморин, – наш не дует поверх парусов».

Тогда взобрался на мачту младший в роду Эраннан и упал оттуда на скалы, так что разметало по ним его члены.

«Не дует он поверх парусов», – вскричал Эраннан, когда падал.

И был Эраннан рулевым корабля Донна и воспитанником Аморгена.

«Позор нашим мудрецам, – сказал тогда Донн, – что не могли они всей силой одолеть волшбу». – «Нет в том позора, – молвил Аморген, а потом встал и сказал так: – Стремлюсь я к ирландской земле и т. д.».

И тогда немедля стих над ними ветер.

И сказал Донн:

«Острие моего копья и меча будет над каждым ирландцем, только бы нам добраться до берега».

Тут обрушилась буря на корабль, где были Донн и Айрех, два сына Миля, да на тот, где были Брес, Буас и Буайгне, и утонули они оба у Песчаных холмов».[333 – «Из книги Захватов» – Пер. С. В. Шкунаева. (Lebor Gabala, V, § 415-416).]

Был ли это ветер, вызванный заклинаниями, или действительно «дуновение друидов»? Согласно «Осаде Друим Дамгайре», дуновения друида в самом деле было достаточно для того, чтобы все смешалось: «Когда оба друида заканчивали свою беседу и предрекали войску печальную судьбу, слуги, собаки и конюхи услыхали их и предупредили Кормака. Кормак сказал: „Пойдите, убейте одного из друидов, а второго бейте до тех пор, пока в нем не останется лишь капля жизни“. Друидам открылась опасность, и они расстались. Китруадх вернулся в лагерь, укрывшись под чужой личиной, чтобы не быть узнанным. Другой отправился на юг, – он трижды обращался лицом к войску и с помощью своей магической силы посылал на него дуновение друидов. Все воины обрели тогда его внешность и образ: у всех походка стала важной, как у него, и голова седой, так, что когда они пересекли реку, преследуя друида, то принялись избивать друг друга. Они рвали друг другу волосы, нанося один другому удары в голову и в лицо, так как каждый дерущийся принимал всякого, кого видел, за того друида…».[334 – Rev. celt, 31, 43, 26-28.]

Мощь дуновения друидов представляется безграничной: «Мой бог обещал мне, что я обращу их в камень, когда настигну, только лишь тем, что подую на них», – говорит Мог Руитх о своих врагах; и в самом деле «он послал им дуновение друидов и обратил их в камни…».[335 – Rev. celt, 43, 113-115.]

Власть над землей

Друиду в равной мере подвластна и земля. Так, в «Осаде Друим Дамгайре», перед великой битвой армий Севера и Юга Мог Руитх заставляет исчезнуть холм, на котором расположилось войско Севера:

«Мог Руитх принялся дуть на холм; ни один из воинов Севера не смог удержаться в своем шатре, так сильна была буря, и друиды не знали, откуда она налетела на них. Продолжая дуть на холм, Мог Руитх произнес такие слова: „Я кружу, я обращаюсь вновь, и т. д…“ И холм пропал тогда, окутанный черными тучами и объятый водоворотом тумана. Вся целиком армия была охвачена ужасом, услыхав вопли воинов, шум, который производили метавшиеся кони и повозки, звон ломающегося оружия, раздавшийся, когда в подножие холма был нанесен удар. Большая часть войска была погружена в смертные муки агонии; все, пав духом, в отчаянье погибли».[336 – Rev. celt, 43, 81.]

Похожее обещание магического вмешательства прозвучало, также, на военном совете прорицателей Туата де Даннан, перед тем, как случилось сражение при Маг Туиред против фоморов: «Луг спросил у колдуна (т. е. – у друида), носившего имя Матген,[337 – От древнекельтского matu-genos, „сын медведя“.] какой он обладает силой. Тот ответил, что своей волей он опрокинет горы Ирландии на фоморов, так, что вершины их падут на землю. Он сказал им что двенадцать первых гор Ирландской земли станут послушны приказам Туата де Даннан и будут за них сражаться…» (§ 78).

В целом, власть друида, независимо от его специализации, распространяется на все стихии, и могущество главы друидов Ульстера Катбада и его помощников описано именно таким образом: «Каждый из тех, кто ему служит, смотрит в небо, наблюдает за облаками и дает ответ окружившему его прославленному войску. Все они, устремив взгляды ввысь, наводят заклятия на стихии, и те сражаются меж собой, и они обращают огненные облака против крепости и лагеря людей Ирландии. „Что это за человек там, о Фергус?“ – спрашивает Айлиль. – „Я знаю его, – отвечает Фергус'. – Это кладезь познаний, тот, что повелевает стихиями, тот, что поднимается в небеса, что ослепляет взор, что способен сковать силу чужаков своим умением друида, это Катбад, прекрасный друид, в окруженьи друидов Ульстера“».[338 – Windisch, Ir. Texte, V, 791-793.]

IV. КОЛДОВСКОЕ ЗАКЛИНАНИЕ

В связи с описанием бурных событий вокруг прибытия сыновей Миля в Ирландию «Книга Захватов» приводит, – что само по себе весьма редко и ценно для нашего исследования, – сам текст заклинания, произнесенного филидом Аморгеном[339 – См. M.-L. Sjoestedt, op. cit, 17. Этот автор видит в данном заклинании выражение «гордости колдуна, который, восторжествовав с помощью своего искусстве над противником, похваляется своими талантами и перечисляет свои возможности…». Такая интерпретация была бы позволительна только в случае, если бы мы могли с уверенностью отделить религиозный факт от его метафизического содержания. Тем не менее, это не так, и этого нельзя сделать ни с одним ирландским мифологическим или эпическим текстом. Впрочем, и название «колдун» применительно к филиду уже является неточным.] после высадки на остров:

«Многорыбное море!

Изобильная твердь!

Тучи рыбы!

Рыб под волнами,

В потоках, словно птиц, —

Клокочущее море!

Белый град.

Сотни лососей,

Громадных китов!

Гавани песнь —

Тучи рыбы,

Многрыбное море.»[340 – «Из книги Захватов». – Пер. С. В. Шкунаева.]

Ирландская литература даже в большей мере, чем эти тексты, доносит до нас технические пояснения или подробности применения заклинаний, среди которых наиболее интересным для нас аспектом являются, без сомнения, сами наименования магических действий, заклятий или прорицаний. Одним из самых эффективных таких средств, по-видимому, было glam dicinn, «импровизированное проклятие», которым, к примеру угрожает филид Кайрпре перед решающим сраженьем: «Врагов прокляну я (glam dicinn) и стану хулить да порочить, так что властью своей отниму у них стойкость в сраженье».[341 – «Битва при Маг Туиред», § 115. – Пер. С. В. Шкунаева.]

«Glam Dicinn»

Это заклятье, пусть даже импровизированное, требовало, тем не менее, значительной подготовки. Вот как описывает эту процедуру «Книга Баллимота»,[342 – Folio 284а, 24-51.] в которой можно наблюдать любопытную смесь христианства с язычеством: «Вначале соблюдался пост на земле короля, ради которого слагалась поэма; затем совет из тридцати мирян, тридцати епископов и тридцати филидов должен был сочинить сатиру… Поэт должен был сам пуститься в путь с шестью спутниками, носящими звания шести рангов филидов, наименования которых таковы: фохлак (fochloc), мак фурм ид (mac fuirmid), досса (doss), кана (сапа), кли (cli), анрад (anrad), оллам (allam). Этот последний, ведущий остальных, на закате солнца поднимался на вершину холма на границе семи областей. Там каждый из сановников, устремлял взгляд на оллама, а оллам смотрел на страну того короля, над которым он хотел надсмеяться. Все они обращались спиной к кусту боярышника, который должен был расти на вершине холма. Когда ветер задувал с севера, каждый из них, держа в руке камень из пращи и ветвь боярышника, пропевал над этими предметами строфу сатиры против короля. Оллам запевал первый, и остальные по очереди продолжали вслед за ним. После того, каждый клал свой камень и свою ветвь на корни куста боярышника. Если они были неправы, то их поглощала земля холма; если, напротив, неправ был король, то холм поглощал его, вместе с его женою и сыном, его конем, его оружием, снаряжением и с его собакой. Проклятье мак фурмида падало на собаку; проклятье фохлака – на снаряжение; проклятье досса – на оружие; проклятье кана – на его жену; проклятье кли – на сына; проклятье анрада – на страну; проклятье оллама – на самого короля».

«Imbas forosnab u „Dichetal do Chennaib“

Другой архаический способ прорицания фигурирует в «Глоссарии Кормака» под названием imbas forosnai, то есть, если верить ирландскому составителю глоссария, «озаряющая наука». На самом деле слово, – bas обозначает здесь ладонь руки, как это становится ясно из описания наложения заклятья, приводимого самим писцом.[343 – Cm. Thurneysen, «ZCP», 19, 163 и Loth, «Rev. celt.», 37, 311-314.]

«Филид разжевывает кусок мяса красной свиньи, собаки или кошки, который кладет затем на плоский камень позади дверей; он приносит его в жертву богам на жертвеннике, сопровождая эту процедуру пением заклинаний; после того он взывает к своим идолам; если назавтра он не находит их (?), то налагает заклятье на свои ладони и вновь призывает к себе своих идолов, дабы сон его не был нарушен, и он держит ладони у себя на щеках до тех пор, пока не уснет. Тогда его стерегут, чтобы никто не помешал и не побеспокоил его прежде, чем ему все до конца откроется, то есть до исхода девяти дней или двух или трех, в зависимости от того, как было сочтено необходимым во время жертвоприношения.[344 – Stokes, „Three Ir. G.“, 25. В известной мере можно было бы сопоставить с этим памятник из Мавилли (Код д'Ор) (Е. Thevenot, „Latomus“, 14, 75 и далее, pi. II).]

Святой Патрик запретил обращенным филидам применять это заклинание. Писец, вероятно, по своей щепетильности, и, несомненно, в силу своих познаний, добавляет: «И (ideo „imbas“ dicitur (поэтому называется „irnbas“)), то есть, две его ладони (одна ладонь впереди, другая – позади) на щеках. И Патрик отменил или запретил этот обряд, так же, как и teinm laegda („озарение песни“), и постановил, что всякий, кто прибегнет к нему, не обретет ни неба, ни земли, ибо утратит крещение. Что касается dichetal do chennaib („заклятие кончиками костей“), то он все же дозволил им совершать его по правилам: их искусства, а причина была в том, что этот ритуал не требует принесения жертвы демону, но представляет собой лишь обряд, во время которого поэт получает откровение путем непосредственного прикосновения кончиками пальцев.

Dichetal do chaime cnaime, или «заклятье кончиками костей», – как звучит его наименование в полном виде, – был, по всей видимости, сравнительно прост в исполнении, хотя описание его и не слишком ясно: Жогда филид завидит вдали человека, идущего к нему, или просто показавшегося, он тотчас слагает о нем строфу с помощью кончиков своих костей (то есть, своих пальцев) или в уме, без подготовки, тогда как он одновременно поет и совершает действия».[345 – Ancient Laws, I, 44.]

«Teinm Laegda»

Teinm laegda, или «озарение песни», оставляет нас в еще большем замешательстве. Именно с помощью «озарения песни» король-герой Финн мак Кумалл, согласно тому же «Глоссарию Кормака», сумел отыскать убийцу своего шута Ломны. Для этого «Финн положил в рот большой палец своей руки и запел „песнь озарения“». Нам известно несколько вариантов. Следовало либо опустить прутья на предмет, по поводу которого требовались разъяснения, либо, как Финн, положить в рот большой палец руки, касаясь им зуба мудрости, прикусить его, сочинить экспромтом четверостишие и, в конце, принести жертву богам.[346 – Stokes, op. cit, 34 и «R.I.A. Dictionnary», I/I, 118.] Также именно «песнь озарения» помогла Финну осознать, что настал конец его жизни: «Однажды Финн вышел из Альма и оказался в месте, называвшемся adharca iuchbadh в Оффалей; он подошел к источнику на холме и выпил глоток из него; он положил большой палец руки под „зуб познания“ и запел „песнь озарения“; и тогда ему открылось, что пришел конец его времени и его жизни, и он спел это четверостишие…».[347 – Silva Gadelica, I, 91.]

«Озарение песни» использовалось при. публичном разгадывании загадок и в совершенно светских играх. Когда Лугайду, слепому филиду, поднесли маленький череп, выброшенный морем на берег, и спросили, какому существу он принадлежал, тот велел: «Положите сверху кончики прутьев», затем, после раздумья, заявил, что это была голова маленькой собачки Брекана: «Это лишь малые останки, – сказал он, – ибо Брекан был утоплен вместе со всей семьей в этой пучине».[348 – Stokes, Three Ir. G, 14.]

Существовали и другие заклинания, длуи фулла (dlui fulla), например, осуществлявшееся с помощью соломины, которую достаточно было бросить в лицо намеченной особе, чтобы та сделалась безумной. Уже упоминавшийся трактат «Соответствие имен» (§ 183), прибегая к игре слов, объясняет это действие с помощью имени короля: «Нуада Фуллон: Фуллон – таково было имя друида, который вырастил его, а он был первым друидом, наложившим заклятье на соломинку, чтобы сделать человека безумным. Потому у ирландцев и называют этот обряд длуи фулла».

Такие действия нередко производились со злым умыслом: «Дреко, дочь Калемаеля, сына Картана, сына Коннайта, была друидессой и слагательницей рифм (Banliccerd). Она-то и приготовила отравленную жидкость для двадцати четырех сыновей Фергуса с красным боком; они все умерли, и то место, где они почили, было названо Nem tenn („сильный яд“)».[349 – Dinshenchas de Rennes, Rev. Celt, XVI, 34.]

Заклятие могло и само по себе убить человека, – таково, к примеру, бриамон сметрайге (briamon smethraige), налагавшееся одним филидом, когда кто-либо противился его воле: «Он (филид) может двумя пальцами потереть мочку уха человека, и тот, над кем проделано это действие, умирает. И это естественно: как ухо расположено у человека снаружи, так и человек, над которым произведено такое действие, оказывается вне человечества…».[350 – Sanas Chormaic. P. 22.]

Что же, наконец, представлял собой «узел друидов», о котором нам известно по загадочному упоминанию в повествовании «Беседы двух Мудрецов» из «Книги Лисмора»:

«Я вспоминаю три холма, они не подвержены возрасту, и нет в них изъяна; – серый олень с тремя молодыми рогами перебегал там со склона на склон; – я вспоминаю три церкви, принадлежавших доброму наставнику. В них не звучал колокольный звон, но они были окружены узлом друидов».[351 – Windisch, Ir. Texte, IV, 27.]

Ордалии

В «Приключениях Кормака в земле обетованной» перечислены десять знаменитых ордалий, основные из которых описаны исчерпывающим образом. Так, воротник Моранна душил надевшего его, если тот выносил на суде несправедливое решение и, напротив, становился широким, когда приговор был хорош. «Котел правды» представлял собой: «серебряный сосуд из серебра и золота, позволявший различать правду и ложь; его наливали кипящей водой и погружали в нее руку подсудимого. Если тот был виновен, рука его оказывалась ошпаренной. Если же на нем не было вины, то это не причиняло никакого вреда. Ибо язычники более всего доверяли трем вещам: котлу правды, дереву и прикосновению к жертвеннику».

Техника применения «железа Лухты» весьма похожа: «Лухта-друид отправился обучаться в Бретань (армориканскую). Там увидел он странную вещь, позволявшую отличать правду от лжи: кусок железа, освященный друидами, держали в огне, пока он не покраснеет, и налагали его на ладонь подсудимого. Если подсудимый был виновен, то железо его обжигало. Если нет, – оно не причиняло ему вреда. Лухта сказал бретанцам: „Мы, люди Ирландии, нуждаемся в таком, дабы отличать правду от лжи“. И он увез с собой этот священный кусок железа, который стал помогать отличать истинное от ложного. Вот отчего ирландцы всегда вершат суд железом…».[352 – Windisoh, Ir. Texte, III, 192-193.]

Ордалия с помощью дерева, или «бросания дерева Сина, сына Айге», примечательна своей необычностью: «В воду бросали три куска дерева: дерево господина, дерево оллама и дерево обвиняемого. Если этот последний был виновен, то его кусок дерева опускался в воде на дно. Если невинен, – он оставался на поверхности».[353 – См. наст. изд. стр. 149, 200.]

Галлы в своих ордалиях иногда использовали воронов: «Но следующий рассказ Артемидора о воронах еще более фантастичен. „Есть, – рассказывает он, – какая-то гавать на океанском побережье, называемая „Два ворона“; там появляются два ворона с беловадым правым крылом; люди, имеющие спор о чем-либо, приходят, сюда, кладут на высоком месте доску и затем бросают туда куски ячменной лепешки, причем делают это каждый отдельно; птицы прилетают и расклевывают часть лепешки, другую разбрасывают; выигрывает тяжбу тот человек, чья ячменная лепешка разбросана“».[354 – Strabo, IV, 4 – Пер. Г. А. Стратановского.]

Ограда друида. Посвящение богу

Случалось, что с помощью магии, чаще негативной, нежели позитивной, друид создавал непроходимую ограду: «Фраехан, сын Теннис-сана, сделал ограду друида для Диармайта, и Туатан, сын Димана, поставил ограду друида».[355 – O'Conor, Rerum hibernicarum scriptores, II, 142.]

После уничтожения этой магической ограды армия Диармайта была разбита.[356 – Rev. Celt, 17, 143-144, см. выше.]

Случалось также, что друид соглашался обратиться в корову, и когда враг приносил эту корову в жертву, сторона друида одерживала победу.[357 – Anecdota from Irish Manuscripts, I, 23, 7.]

«Cetal», «Cantalon»

Стертая и как бы механическая форма этих разнообразных приемов не должна помешать нам распознать в них интеллектуальное и религиозное основание: судьи, которые в «Сенхус Мор» поставили филида в один ранг с королем или с епископом, не ошиблись в этом. Все такого рода формулы как правило пелись: cetal, air-chetal, forchetal, dichetal, – так с усилительным префиксом или без оного обозначались заклинания. От этой же самой западной индоевропейской основы бретонский язык образует свое устаревшее название «урок»: Kentel, тогда как латынь сохранила глагол сапеге, «петь». «Иккавос, сын Оппианоса создал канталон для Бригиты» (Icavos oppianionos ienru Brigindonae can-taton), – сообщает галльская надпись из Оксей. Как уже было показано слово «кантолон» не обозначает столб, как это полагал Вандри, но, скорее, оно по аналогии прилагалось к памятной стеле в честь совершения религиозной церемонии, во время которой исполнялся гимн.[358 – Ch.-J. Guyonvarc'h, Ogam, XI, 288-293.] Что касается наименований, то филид носит одно такое имя, которое можно сопоставить со словом, обозначающим песню: cainte, «Сатирик».[359 – См, например, Лейнстерскую Книгу, 120в, 45, несмотря на «Глоссарий Кормака» (Stokes, 31), который производит это слово от лат. canis (собака).]

Друид и похоронный обряд

Галльское cantalon, возможно, связано также с погребальным плачем, который исполнял филид от лица всех на похоронах героя, и который, при твердо установленном культе, следовало повторять в каждую годовщину. Такой обычай существовал, по крайней мере, в Ирландии: в конце «Разрушения Дома Да Хока» (§ 65), филид Аморген берется оплакать Кор-мака Коинлонгаса, погибшего в сражении, и то же самое происходит после смерти Конле, сына Кухулина:. «Тогда совершили погребальный плач, сделали могилу и стелу, и до истечения срока в три дня к коровам в Ульстере не подпускали ни одного теленка».[360 – Ogam, IX, 121.]

Мемориальная осианическая поэма на смерть Кайрпре непременно содержит призыв к огаму – хранителю памяти погибшего героя:

«Огам, высеченный на камне, вокруг него падали герои, раненые насмерть. Если жив Финн – воин, память огама будет жить долго».[361 – Windisch, Ir. Texte, I, 158.]

Друид лично наблюдал за погребальным обрядом: когда после злосчастной битвы хоронили короля Мунстера: «Друид Дергдамса сделал могилу для Мог Нейда; он похоронил его вместе с оружием; с его копьем, с его палицей и со шлемом».[362 – Cath Maighe Lena, изд. К. Jackson, с. 14.]

Один уникальный отрывок, относящийся к описанию торжественных похорон брата одного из верховных королей Ирландии, содержит даже формальное предписание, очень близкое к данным галльских текстов:[363 – См. наст. изд. стр. 108-109.] «Пусть будет вырыта ему могила, пусть совершает по нем погребальный плач, пусть забиты будут его стада».[364 – Windisch, op. cit, I, 122.]

Тело перед погребением омывали в реке, – это являлось ритуальной процедурой, поскольку обозначавшее ее слово, fothrucad,[365 – Sanas Chormaic, ed. Meyer, 49.] в той же мере относилось к целебной ванне, что и к омовению мертвого тела. Затем, по окончании погребения, следовало оплакивание и похвальное слово умершему, на месте слагавшиеся друидом.[366 – The Death of Muirchertach, Rev. celt, 23, 424-425.] Самый значительный обряд похорон осуществлялся напоследок: он представлял собой cluithi cainteach, или «погребальные игры»: «Похоронили сына короля Ульстера, вырыли ему могилу, положили камень, и герои Ульстера справили по нем погребальные игры».[367 – Cath Finntraga, ed. Meyer, 28.]

За играми, по случаю, следовали и другие процедуры менее развлекательного характера: «Когда он достиг места, называемого Форрах, в Уи Мак Кнаисе в Миде, Фиахра умер от ран. Ему вырыли могилу, положили камень, справили по нем погребальные игры, и имя его было написано огамическим письмом. Заложников, которых он привел с Юга, живьем погребли вокруг его могилы, дабы люди Мунстера всегда несли на себе этот позор и были побеждены. И каждый человек произносил: осп, осп (?), когда его живым предавали земле. „Это для for uch (?) вырыли они эти могилы“, – говорили они все. „Пусть же имя им будет „Форрах“, – сказал друид…“.[368 – Rev. celt, 24, 184.]

Основания для таких жестоких экзекуций были просты; строго говоря, они не являлись исполнением приговора: предание человека земле не рассматривалось в качестве возмездия, – впрочем, само понятие возмездия чуждо религии кельтов, – но лишь как средство восстановления мистического равновесия: «Невозможно умилостивить бессмертных богов, считают они, не отдав человеческой жизни в обмен на жизнь человека…», – отмечает Цезарь.[369 – Cm. наст. изд. стр. 107.] Нам понятно, в силу какой космологической необходимости друид был вынужден принимать участие в подобных церемониях: будучи повелителем стихий и, в то же время, руководителем жертвоприношения, он являлся непременным посредником в отношениях между людьми и богами.

Вмешательство друида

Иногда, в наиболее тяжелых ситуациях, сообщество друидов осуществляло вмешательство в государственные дела ради соблюдения оказавшихся под угрозой интересов государства или даже своих собственных интересов: «Тогда они (Карман и ее сыновья) отправились в Ирландию, с тем, чтобы навредить людям Туата де Даннан и уничтожить на острове (Ирландия) все хлеба. Это не понравилось Туата де Даннан. Ай, сын Оллама, из их поэтов, Криденбел из их сатириков, Луг Лаебах из их друидов и Бе Куилле („жена орешника“) из их колдуний, (собравшись вместе) вышли петь заклинанье против них; они не оставляли их до тех пор, пока не заставили троих сыновей уйти обратно в море. Те же оставили Карман (фею-богиню), свою мать, в заложницах и отдали все семь предметов (которыми обладали) в залог того, что не вернутся более в Ирландию, пока море пребудет вокруг нее».[370 – Rev. celt, 15, 311. См. наст. изд. стр. 195-196 о празднестве Карман, составляющем часть праздника Лугназад.]

V. ПРЕДСКАЗАНИЕ И САТИРА

Наука и предсказание

Обосновывая правомерность своего особого, выдающегося положения, кельтское жреческое сословие ссылалось на свои широкие политические возможности и широту своих познаний. Примечательно, что из четырнадцати «ручьев», которые, согласно «Книге Лейнстера» (30а, 30-37), насчитывала их наука, три представляли собой заклинания:

«Учтивость и достоинство,

работа сообща и генеалогия,

«озаряющая наука» и «заклятие кончиками костей»,

anamain[371 – Название поэтического размера, пользоваться которым мог исключительно оллам или филид высшего разряда, «Archiv fur Celtische Lexicographies, 1/3, 92.]и судопроизводство,

"озарение песни» и океан пения,

чистота руки и брака,

чистота губ и обучения…»

В I веке – веке тревог для Рима – друиды Галлии предсказали конец Римской империи во время пожара, который опустошил город в правление Нерона: «Одержимые нелепыми суевериями, друиды твердили им, что Рим некогда был взят галлами, но тогда престол Юпитера остался нетронутым, и лишь поэтому империя выстояла; теперь, говорили они, губительное пламя уничтожило Капитолий, а это ясно показывает, что боги разгневаны на Рим и господство над миром должно перейти к народам, живущим по ту сторону Альп».[372 – Tac, Hist, IV, 54. – Пер. Г. С. Кнабе // Корнелий Тацит. Сочинения в двух томах. Т. П. История (Под ред. С. Л. Утченко. Л, 1969).]

В Ирландии прорицание является общим обычаем, оно играет свою роль как в управлении провинциями, так и в бурно развивающихся отношениях между государствами; к тому же оно считается божественным даром. Особенно интересны бывали предсказания накануне войны; почему – понять нетрудно, и именно поэтому в начале «Похищения быка из Куальнге», королева Мэдб, правительница Коннахта неустанно выспрашивает у прорицательницы Фейдельм: «Поведай же, о Фейдельм-ведунья, что видишь ты, глядя на войско?

– Красное вижу на всех, алое вижу».[373 – Пер. С. В. Шкунаева.] Она стала предсказывать и пророчить людям Ирландии о Кухулине, и запела:

«Вижу мужа, что битву вершит,

Многими ранами он покрыт,

Светятся брови его во мгле

Знак достоинства на челе».[374 – Windisch, Ir. Texte, V, 35. – Пер. В. Швыряева.]

Но еще перед тем Мэдб отправилась к друиду: «Когда Мэдб пришла в то место, где пребывал друид, она просила его о знании и предсказании: „Многие оставляют сегодня своих друзей и близких, – сказала Мэдб, – родные края, отца и мать. На меня падет хула и проклятье, коли не все воротятся живыми. Все ж, хоть иные уйдут, а иным суждено оставаться, всех мне дороже сама я. Скажи мне, вернусь ли сюда? И отвечал ей друид: – Да ты вернешься, что б ни ждало остальных“».[375 – Windisch, Ir. Texte, V, 27. – Пер. С. В. Шкунаева.]

Поскольку предзнаменования были неблагоприятны, друиды, согласно одной из версий «Книги Бурой Коровы»,[376 – Fol. 55a, 27–34.] еще более пятнадцати дней задерживали армию: «Тогда все четыре провинции Ирландии (Коннаэст, Мунстер, Мит и Лейнстер) были собраны в Круахане.[377 – Резиденция королевы Медб.] Их прорицатели и друиды не позволяли им выступить в течение пятнадцати дней, ожидая благоприятного знака. После того Мэдб сказала своему возничему, в какой день они выйдут в путь. „Каждый из тех, кто разлучится нынче с дорогими ему людьми и со своими друзьями, станет проклинать меня, ибо это я затеяла сей поход“. – „Это непростое дело“, – сказал возничий и повернул колесницу вправо, дабы возвращению их сопутствовала сила знамени».[378 – О значении ориентации см. наст. изд. стр. 217-220.]

Друид Катбад предсказывает своей жене Несс, что ее сын Конхобар станет королем Ульстера, но при одном условии: «О женщина, если в твоей это власти, пусть лишь завтра, а не сегодня, принесет твое лоно то, что хранит оно. Будет тогда твой сын королем Глада и даже всей Ирландии, и слава о нем навеки сохранится в наших землях».[379 – Пер. Т. Михайловой.]

Восхваление и хула, Сатира и ее последствия

Как отмечает Диодор Сицилийский,[380 – Diod, V, 31, см. наст. изд. стр. 102.] поэт волен хвалить и порицать. Сатира – это магическое изречение, произносимое друидом или, чаще, филидом против человека, преступившего то или иное правило своей общины. Вот при каких обстоятельствах, согласно «битве при Маг Туиред» (§ 39-40), была произнесена первая сатира в Ирландии: «Как-то раз пришел ко двору Бреса филид Племен Богини по имени Корире, сын Этайп. Затворился он в сумрачной, тесной и темной каморке, где не было ни огня, ни сидений, ни ложа. Три маленькие черствые лепешки подали ему. Поднявшись наутро, недоволен он был. И, проходя по двору, молвил Корире:

Без пищи, что явится быстро на блюде,

Без молока коровы, в утробе которой теленок,

Без жилья человечьего в темени ночи.

Без платы за песни поэтов прибудет Брес. —

Нет отныне силы у Бреса.

И было это правдой, ибо ничего, кроме пагубы, не знал он с того часа. Вот первая песнь поношения, которую сложили в Ирландии».[381 – Пер. С. В. Шкунаева.]

Королю Бресу посчастливилось, что он так легко отделался, – без серьезного материального ущерба или телесного увечья. Король Коннахта Кайер оказался не столь везучим. Вследствие сатиры, произнесенной, его племянником Неде, он увидел у себя на лице три прыща, что вынудило его отречься от королевской власти: «Кайер усыновил Неде, сына своего брата Адне, поскольку у. него не было собственного сына. Но мысли жены Кайера обратились к Неде, и она дала ему серебряное яблоко в уплату за его дружбу. Неде не соглашался на то, о чем она просила. Тогда она посулила ему царскую власть после Кайера, если он пожелает прийти к ней. „Как же я смогу наследовать королю?“ – спросил он. „Это нетрудно, – ответила женщина, – сотвори против него сатиру, его поразит недуг, а человек, страдающий недугом, не может оставаться королем“. – „Мне трудно сделать так. Кайер никогда не даст мне повода к этому своим отказом, ведь нет ничего на свете, чего он не отдал бы мне“. – „Я знаю, – отвечала женщина, – одну вещь, которую он тебе не подарит, – это щит, привезенный ему из Шотландии: он не оставит его тебе, потому что ему запрещено расставаться с ним“.