355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Франсуа Лиссарраг » Вино в потоке образов » Текст книги (страница 5)
Вино в потоке образов
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 23:35

Текст книги "Вино в потоке образов"


Автор книги: Франсуа Лиссарраг


Жанры:

   

Культурология

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Большая часть сосудов, которые мы до сих пор видели в кругу симпосиастов, были не расписанными; иногда кратеры были украшены плющом, но изображений на них мы не встречали. Можно подумать, что это металлические сосуды, хотя их тоже часто украшали рельефными фигурами; вернее было бы предположить, что художники не утруждали себя прорисовкой деталей. Или, скорее, снисходили до этого очень редко, но зато результат оказывался весьма любопытным.

На чернофигурном сосуде [77], [204]204
  Чернофигурная ойнохоя; Афины, 1045; Beazley, AВV 186. Также ср. чернофигурную гидрию; Базелъ м.и. М. Auktion 34, NQ 122, pl. 31 (в данный момент в Музее Дж. Пола Гетти). Чернофигурная амфора; Самос; Beazley, ABV151/18.


[Закрыть]
подписанном художником Клейсофом и гончаром Ксеноклом, вокруг катера собрался весьма необычный комос. Комасты едва держатся на ногах; тот, что слева, сидит на земле и пьет; его соседа, уперевшего руку в поясницу, по-видимому, шатает. Рядом с кратером находится флейтист, он стоит перед комастом, который облокотился о подушку и лежит прямо на земле. Еще правее, один пирующий держит на спине своего товарища, который раздвинул ноги и совсем по-раблезиански «баритонит задницей». Действие вина совершенно очевидно; как далека эта картина от сократической безмятежности. В центре изображения, в окружении гуляк, расположен кратер, из которого мальчик зачерпывает вино. Он украшен изображением лошади, искусно процарапанным по черной глазури сосуда; использованная здесь графическая техника отличается от техники самого изображения, здесь применен принцип чернофигурной вазописи, когда все второстепенные детали не прорисовываются, а процарапываются.


78. Краснофигурная гидрия, m. н. художник Никоксена, ок. 500 г.

Симпосиасты ведут себя развязно, в противоположность им само изображение проработано довольно тонко: помимо указанной детали – рисунка на изображенном предмете и его иконографического значения – лошадь означает принадлежность к аристократическому классу всадников; отметим сосуд, который виден над верхним урезом кратера: это охлаждающий сосуд (псиктер),его ставят в кратер [76]; именно в нем содержится разбавленное вино, сам кратер заполнен ледяной водой или снегом [88]. [205]205
  Об этом сосуде см.: DrogouS. Der attische Psykter, Berlin, 1975.


[Закрыть]
Изысканность этих предметов, свидетельствующая о развитом искусстве винопития, не противоречит самому что ни на есть распущенному телесному поведению пирующих. Симпосий –это как раз то самое время, когда возможны свободные переходы от крайней утонченности к крайней развязности, от наивысшей мудрости к полному безрассудству.

Сцена на краснофигурной гидрии [78], [206]206
  Краснофигурная гидрия; Кассель, колл. п. Дирихса; GerckeР. Funde aus der Antike, Kassel, 1981, NQ 56, р. 107–111.


[Закрыть]
где на матрасах, лежащих на земле, пируют два симпосиаста, более сдержанна. Перед ними лежат хлебцы, прорисованные черным. Бородатый пирующий слева совершает характерный для коттаба жест, развернувшись лицом к молодому симпосиасту, который держит чашу и протягивает кувшин. В центре – кратер, украшенный плющом, из которого торчит горлышко псиктера;на кратере изображен бегущий сатир. Это вставное изображение отсылает к воображаемому миру, который окружает Диониса и предлагает пирующему модель дионисийской инаковости.

Подобный же эффект мы встречаем на кратере [79]. · Брюшко разрисовано в шашечку, что подчеркивает объемность сосуда. [207]207
  Краснофигурный кратер; Нью-Йорк, выставлено на продажу; SchauenburgК. Zueinem spätarchaischen Kolonettenkrater in Lugano, NAC11,1982, s. 9-31; БазелъМ.и. М., Auktion 70, № 207, pl. 44·


[Закрыть]
Горлышко декорировано сценой с изображением троих полулежащих симпосиастов и pais’а,находящегося возле огромного кратера в центре фриза; дерево указывает на то, что действие происходит под открытым небом. На горлышке кратера – пунктирный орнамент, по всей видимости надпись; на брюшке нарисован силуэт сидящего Диониса, который держит рог и ветви. Бог присутствует среди пирующих в двух ипостасях: как изображение и как напиток. Избыточность данного образа возрастет еще на порядок, если этот кратер в шашечку тоже, в свою очередь, поместить среди пирующих. Изображение Диониса функционирует по принципу фрактала, отталкиваясь от этой отправной точки, образ бога умножается до бесконечности. Визуальный эффект вскрывает условную природу изображения, усиливая его воздействие. Дионис присутствует здесь, на симпосии,в виде напитка, содержащегося в кратере реальном и, визуально, в качестве изображения на кратере нарисованном, и снова в виде напитка в сосуде, который он держит. Применяя различные графические техники (красно-фигурная сцена, черный силуэт, шашечка), художник выделяет различные изобразительные планы и наглядно показывает, как они иерархически вписаны один в другой. [208]208
  Остальное пространство сосуда декорировано так: горлышко – краснофигурной пальметтой; плоскость закраины – черными силуэтами скачущих всадников и колесниц; под ручками – фигурами сатира и Диониса, также в виде черных силуэтов.


[Закрыть]
Цветовой код находит отражение в игре визуальных перекличек.


79. Краснофигурный кратер; ок. 510 г.


80. Краснофигурная пелика; т. н. художник Сомзе; ок. 450 г.

Подобные графические изыски встречаются не часто. Неудивительно, что они почти всегда связаны с Дионисом или с его окружением. Так, на пелике[80] [209]209
  Краснофигурная пелика; Нью-Йорк, 75.2.27 (GR 593); Beazley, ARV1159/2.


[Закрыть]
изображен сам Дионис, которого можно опознать по канфару в руке, он пирует под виноградным кустом на фоне горного пейзажа, намеченного несколькими штрихами. Справа от него стоит менада с подносом, на котором лежат грозди винограда, а слева – седовласый сатир, опирающийся на палку. У ног Диониса стоит мальчик, в одной руке у него цедилка, а в другой – ойнохоя,он повернулся лицом к кратеру, из которого собирается зачерпнуть вино. На самом кратере изображены силуэты менады с тирсом и танцующего сатира; эти две фигуры, запечатленные в движении, повторяют, в динамике, две «реальные» статичные фигуры, стоящие по обе стороны от Диониса, словно само изображение живее тех, кто на нем представлен. Более того, изображение бога в обстановке, совершенно аналогичной той, что бывает на симпосииулюдей, со всеми его аксессуарами, ложем, подушкой, накрытым столиком и, конечно же, с обязательным кратером и приставленным к нему виночерпием, производит эффект смыслового сдвига – в игре отражений между реальным пирующим и изображением пирующего. На сосуде изображен симпосий,но это симпосийДиониса. Изображение «первой степени» – то, что на самой амфоре, – осуществляет метафорический сдвиг относительно контекста, в который оно помещено; с пира людей мы переносимся на пир бога. Изображение «второй степени» – на нарисованном кратере – производит второй сдвиг, в нем задействован седоволосый сатир, неподвижно стоящий у кратера. Эту смену последовательных планов нельзя назвать просто избыточностью; с каждой ступенью мы приближаемся к Дионису и к состоянию боговдохновенного веселья (enthousiasme) [210]210
  В оригинале стоит слово enthousiasme, отсылающее к греческому enthousiasmos,которое обозначает акт «вхождения» бога в человека, «одержимость богом». (Примеч. пер.)


[Закрыть]
от выпитого вина.


81. Краснофигурная чаша; Макрон, подписана гончаром Иероном; ок. 480 г.

На другом сосуде [81] [211]211
  Краснофигурная чаша; Берлин, 2290; Beazley, ARV462/ 48.


[Закрыть]
предметом изображения становится экстатическое состояние (enthousiasme) менад, выраженное в их коллективном танце вокруг кумира Диониса. По всей поверхности чаши, под мелодию флейтистки, десять женщин неистово пляшут вокруг неподвижной точки – жертвенника и статуи-колонны. Статуя сделана из столба, основание которого едва заметно из-под одежды бога, и закрепленной на нем маски бородатого Диониса. [212]212
  См.: Durandj.L., Frontisi·Ducroux F.Idoles, figures, images: autour de Dionysos, RA,1982, р. 81–108.


[Закрыть]
На статуе одежда, ниспадающая складками; на высоте плеч на ветвях висят большие круглые лепешки. Справа от этого разборного изображения бога стоит жертвенник, видимый сбоку, над ним возвышается треугольный фронтон с пальметтой. Под ручкой, рядом с подписью гончара Иерона [9], стоит украшенный плющом кратер. Пространство, сконструированное на этом изображении, не является симпосиастическим, это пространство женского праздника, связанного с Дионисом и вином. На другой стороне чаши три менады держат в руках палки, украшенные плющом (тирсы); одна из них размахивает рукой, в которой держит маленького олененка; четвертая менада играет на кроталах; пятая держит скифос,который подтверждает присутствие вина в этом ритуале. Скифосукрашен силуэтным бордюром из плюща, двумя пальметтами и фигурой сатира, которая, в рамках вставного изображения, составляет мужское сопровождение женской свите Диониса.

Заметим, что изображение на жертвеннике аналогично изображению «второй степени»: и действительно, фронтон украшен сидящей фигурой, которая держит жезл и ветви: это Дионис. Таким образом, бог представлен на этой чаше дважды: в виде статуи-колонны и в виде изображения на жертвеннике. И еще одна деталь: одежда статуи богато украшена вышивкой – в нижней части можно увидеть квадриги, а в верхней – дельфинов; у нас еще будет возможность подробнее остановиться на связи между этими дружественными к человеку существами, Дионисом и морем – в следующей главе.

Пока же обратим внимание на исключительное богатство этой игры образами, которая отсылает, в рамках дионисийского праздника, и к сатирам, и к самому богу, и к морскому пространству. Прорисовка всех этих деталей, объединение в едином художественном пространстве разных типов изображения (статуя, рисунок на жертвеннике, вышивка на ткани и разрисованный сосуд) напоминают в конечном итоге о значении, которое греки придают визуальной культуре. Все эти объекты отсылают друг к другу и явно пронизаны единым иконографическим замыслом, ненавязчиво оттеняющим изображенную на чаше сцену.


82. Краснофигурная чаша; т. н. художник Посейдона; ок. 500 г.

Видимо, греков увлекали художественные возможности подобного рода вставных изображений и, в частности, рисунков на воинских щитах – episemes.В сцене выступления в поход в трагедии Эсхила «Семеро против Фив» семантической значимости рисунков на воинских щитах отведено особое место: каждый отдельный мотив, изображенный на щите, что-то проясняет в образе его владельца, а совокупность мотивов образует единое целое. [213]213
  См.: Zeitlin F.Underthe Sign ofthe Shield. Rome,1982, и Vidal Naquet P.Les Boucliers des heros / / Vernantj.·P., Vidal NaquetР. Mythe et tragedie, deux. Paris, 1986. Р. 115–147.


[Закрыть]
Весьма примечательный с этой точки зрения образец мы находим на медальоне краснофигурной чаши [82]. [214]214
  Краснофигурная чаша; Люцерн, выставлено на продажу; Beazley, АRV136/10.


[Закрыть]
Мы видим на нем молодого эфеба, который кружится под звуки флейты [58]. Вооруженный легким щитом пелтаста, с копьем в руке, он исполняет военный танец, пиррику. [215]215
  О пиррике см.: Scarpi Р. La Pirricheо [е armi della persuasione,DArch., 1979, р. 78–97, и Poursаt J.-С. Les Representations de 'а danse агmее dans 'а ceramique attique / / ВСН 92, 1968. Р. 550–615


[Закрыть]
Этот танец исполняется во время некоторых ритуальных празднеств; по всей видимости, рисунок на щите юного эфеба как раз и отсылает к обстановке такого праздника: на нем изображен танцующий, как на симпосии,персонаж, у ног которого стоит большой кратер. Таким образом, в изобразительном пространстве этого продолговатого по форме щита представлена картина пира, с которым иногда ассоциируется танец эфебов. На этом медальоне игра отражений между пирующим и изображением пирующего ведется не напрямую, через сосуд, а посредством изображения «второй степени» – через отсылку к воинскому танцу эфебов. И снова семантика зрительного образа представляется исключительно богатой и проработанной, свидетельствуя не только о том, сколь важную роль изображение играло на симпосии,но также и о том, насколько хорошо это осознавали художники.

Изображения на сосудах, циркулирующих среди симпосиастов, являют собой одну из составляющих симпосия,наравне с вином, поэзией и музыкой. Симпосиипредставляется чем-то вроде места актуализации как визуальной, так и поэтической культуры, которая основана на памяти – песенной и изобразительной. Весь этот изобразительный арсенал хранится в памяти художников, которые обмениваются иконографическими сюжетами и видоизменяют их, а также в памяти пирующих, которые опознают как представленные сцены, так и свое собственное отражение в зеркале сосудов.

Материальные свидетельства визуальной греческой культуры по большей части утеряны: ткани не сохранились, живопись осыпалась, большинство статуй пережжено на известь или разбито. Чтобы познакомиться с греческой живописью, приходится полагаться исключительно на описания, сделанные античными путешественниками; это все равно что рассуждать о флорентийской живописи, располагая только описаниями из туристического путеводителя. Мир античной Греции бесконечно чужд нам, и писать историю греческой живописи – это все равно что писать историю призрака слов. Тем не менее вазопись до нас дошла, и это позволяет нам делать выводы о значимости изобразительной составляющей в аттической культуре, разработавшей целый ряд художественных приемов – зеркальных отражений, вставных изображений и изображений «второй степени».

Естественно, это впечатление частично обусловлено определенной выборкой аттических артефактов. Большинство анализируемых здесь изображений украшает винные сосуды, чаши или кратеры, которыми пользовались на симпосии.Если мы хотим оценить значение зеркального принципа, нужно постараться, насколько это возможно, охватить весь доступный материал. Какая часть вазописи посвящена сюжетам, связанным с вином? Какие сюжеты и в каком соотношении используют вазописцы? Ответы на эти вопросы найти нелегко, их поиск вывел бы нас за рамки данного исследования; впрочем, в трудах Дж. Д. Бизли можно найти по крайней мере приблизительные указания на сей счет. [216]216
  Сложно установить соотношение между аттическими вазами, атрибутированными Бизли, и вообще всеми известными вазами. Компьютерная обработка данных, ведущаяся в Оксфордском Архиве Бизли, дала бы возможность установить точные цифры. Первый опыт тематической классификации можно найти в труде: Webster T.B.L.Potter and Patron in Classicl Athens. London, 1972, однако автор, основываясь на каталогах Бизли, не принимает во внимание имен художников.


[Закрыть]
Атрибутировав изображения, чаще всего анонимные, как вышедшие из-под кисти того или иного художника, этот видный английский ученый упорядочил афинскую вазопись: выделил стилистические группы, классифицировал художников и выявил взаимосвязи между ними в рамках истории аттической керамики. Основываясь на каталогах Бизли, можно сосчитать количество сцен, посвященных тому или иному сюжету, и таким образом оценить их относительную значимость.

Возьмем, к примеру, Дуриса. [217]217
  Beazley, ARV427–448. Buitron D.Douris, Diss. New York, 1976.


[Закрыть]
Ему приписывают около трех сотен сосудов; от многих остались лишь небольшие фрагменты, так что их сюжет установить не удалось; оставшаяся часть, учитывая, что на одну сохранную чашу приходится три сцены, дает в сумме триста восемьдесят семь сцен. Среди них сорок одна сцена посвящена комосу и сорок две – симпосию,к ним можно прибавить еще двадцать шесть сцен, носящих дионисийский характер, иными словами, четверть от общего количества сцен непосредственно связана с вином. Выборка довольно представительная. На многих изображениях мужчины и женщины или мужчины и юноши ведут беседу; таким образом, сто шесть изображений данного типа посвящены моменту встречи, обмену любовными речами и обольщению. Пятьдесят сцен посвящены упражняющимся атлетам; шестьдесят две – бойцам, которые облачаются в доспехи или сражаются. И наконец, пятьдесят шесть сцен представляют различные мифологические сюжеты.

Бизли приписывает Макрону триста тридцать девять сосудов; [218]218
  Beazley, ARV458–480. Bothmer D. von.Notes оп Makron, in The Eye of Greece(Mélanges Robertson), Oxford, 1982, р. 29–52.


[Закрыть]
за вычетом фрагментов, остается четыреста двадцать пять полных сцен: восемьдесят посвящены комосу, тридцать девять – симпосию,семьдесят девять – дионисийским сюжетам, что в сумме составляет сто девяносто восемь сцен: то есть почти половину от всей продукции. Сцены встречи мужчин с женщинами или юношами также весьма многочисленны: их сто тридцать семь. Зато меньше атлетов (двадцать две сцены), очень мало воинов (семь), мифологические сюжеты также представлены более скромно (сорок пять). Сравнив этих двух вазописцев, можно констатировать, что количество сцен, посвященных комосу и симпосию,в обоих случаях выглядит внушительным, равно как и количество сцен, посвященных беседе или встрече. Другие сюжеты представлены неодинаково; Макрон предпочитает изображать Диониса, Дурис – атлетов и войну. Видно, что художники отбирают свои сюжеты; однако их творчество необходимо подчиняется вкусу эпохи: предпочтение отдается симпосиюи комосу, изображению отношений между людьми, которые проводят время за чашей вина, встречаются в палестре, на агоре, у учителя музыки или в доме у гетер.

Для интереса продолжим этот беглый обзор, взяв в качестве примера художника, расписывающего не чаши, а большие сосуды. В этой связи примечателен так называемый художник Клеофрада. [219]219
  Beazley, ARV181-192.


[Закрыть]
Ему приписывают сто двенадцать сосудов, полностью сохранилось сто двадцать шесть сцен. Большинство представленных сцен (пятьдесят) посвящено мифологическим сюжетам; ситуация противоположна той, что мы наблюдали у Дуриса и Макрона. Всего одна сцена связана с симпосием,шесть – с комосом, двадцать – с Дионисом: то есть всего лишь пятая часть сюжетов посвящена вину и богу вина. Пятнадцать атлетических сцен, шестнадцать воинских: то же соотношение, что и у Дуриса. Десять сцен с изображением юношей и четыре с изображением кифаредов не имеют аналогов у художников, расписывающих чаши. Таким образом, по выбору сцен художник Клеофрада определенно отличается от двух предыдущих вазописцев, однако внимание, которое он уделяет Дионису, вполне соответствует явному интересу к этому вазописному сюжету, прославляющему вино, виноград и бога, который ему покровительствует.

Помимо изображений, связанных с вином и симпосиеми занимающих в вазописи значительное место, на пиршественной посуде часто встречаются изображения атлетов. Одна из первостепенных задач вазописи состоит в том, чтобы показать красоту человеческого тела, часто подчеркиваемую надписью kalos.Красота юношей считается даром, ниспосланным богами, божественным знаком совершенства. [220]220
  См.: Vernant J.·P.Mythe et pensee chez les grecs, Paris, 1985, р. 348; id.,«Corps obscur, corps eclatant», in Corps dRsDieux. LeТemps de la Réflexion7, 1986, р. 19–45·


[Закрыть]
Совершенная красота – это красота статуи, как напоминает Платон, описывая юного Хармида:

…все созерцали его, словно некое изваяние (agalma).[…]

– Как нравится тебе юноша, мой Сократ? Разве лицо его не прекрасно?

– Необыкновенно прекрасно, – отвечал я.

– А захоти он снять с себя одежды, ты и не заметил бы его лица – настолько весь облик его совершенен. [221]221
  Платон. Хармид, 154C-d (пер. С. Я. Шейнман-Топштейн). Цит. по: Платон. Диалоги. М., 1986. См.: Marrou H.I.Histoire de l'éducation dans l'Antiquité, 1, Paris, 1981, р. 79–81.


[Закрыть]

Именно в палестре между взрослыми мужами и мальчиками завязываются эротические отношения.

 
Счастлив, кто может любовной гимнастике тело свое
Предавать ежедневно с мальчиком славным, —
 

восклицает Феогнид. [222]222
  Феогнид, 1335–1336 (пер. В. Темнова).


[Закрыть]
Упражняющиеся атлеты – это зрелище, а палестра – как раз такое место, где есть чем усладить взор. Вазописные сюжеты воспроизводят это зрелище, идеализируя его, и еще одно измерение греческой эстетики включается в пространство симпосия.

Наконец, не меньшее отношение к той же культурной традиции имеет зрительное отображение мифологических сюжетов, которые вторят звучащим на пирах стихам. Это не иллюстрации как таковые, в узком смысле слова, а переложение сюжета на иной лад, иногда со значительными вариациями. Так на симпосии вазописные сюжеты вступают в резонанс с визуальным опытом пирующих и с их поэтической памятью.

Винное море

В гомеровских поэмах для описания моря и того, как оно выглядит, используется выражение «виноцветное море», [223]223
  В переводе В. Жуковского в указанных строках это выражение не сохранено. – примеч. пер.


[Закрыть]
oinops pontos. [224]224
  Одиссея, V, 132,221; VII, 250, и т. д.


[Закрыть]
Эта метафора, объединяющая две жидкости, была широко распространена и многократно обыгрывалась греческими поэтами. [225]225
  См.: SlaterW.Symposion atsea, HSCP80,1979, р. 161–170; id.,«Реасе, the Symposion and the Poet» ICS6, 1981, р. 205–214. Peron]Les Images maritimes de Pindare, Paris, 1974. И в особенности см. превосходную статью: DaviesМ. Sailing, Rowing and Sporting in One's Cup on the Wine· Dark Sea, in Athenscomes of Age. From Solon to Salamis,Princeton, 1978, р. 72–90.


[Закрыть]
В греческой культуре часто проводятся аналогии между вином, морем, мореплаванием и симпосием.Пиндар в стихотворении, адресованном Фрасибулу, говорит о том беспечном моменте симпосия,когда пирующие уплывают в счастливые дали:

 
Когда отлетают от сердца
Бременящие заботы, —
Все мы вровень плывем по золотым морям
К обманчивому берегу,
И нищий тогда богат, а богач… […]
И набухают сердца,
Укрощенные виноградными стрелами…. [226]226
  Пиндар у Афинея, XI, 48 °C (= [г. 124 Snell; пер. М.Л. Гаспарова).


[Закрыть]

 

Все пирующие словно бы состоят в одной команде, отправляющейся в поездку по морю. В одном фрагменте из стихотворения Дионисия Халка пирующие названы гребцами Диониса:

 
Те, что вино подливают, пока воспевают гребцы Диониса,
Пира команда, чаши гребцы […].
 

Этот текст, отрывочно процитированный Афинеем, [227]227
  Дионисий Халк у Афинея, Х, 443С (= fr. 5 West; пер. В. Темнова).


[Закрыть]
не позволяет понять, как функционирует данная метафора, однако аналогия между вином и морем, кораблем и пиршественной залой вполне очевидна. Также и Геракл в «Алькесте» Еврипида, расхваливая пиршественную жизнь, говорит о мерных всплесках в чаше, которую подносишь к губам, и использует греческое слово pitulos,которым описывается жест гребца, налегающего на весло. [228]228
  Еврипид, Алькеста, 798.


[Закрыть]
И наконец, разбитая чаша – это знак недавно произошедшего кораблекрушения, как указывает Херил:

 
Чаши разбитой в руке держу я осколок,
Пира обломок: мощно дохнул Дионис
И на брег Безрассудства бросил корабль. [229]229
  Херил у Афинея, XI, 464b (= fr 9 Кinkel; пер. В. Темнова).


[Закрыть]

 

Пирующий часто тонет из-за порывов могучего ветра – опьянения:

 
Уже и носом мне клевать приходится:
Фиал, что выпил я за Бога Доброго,
Все силы у меня забрал до капельки,
А тот, что Зевсу посвятил Спасителю,
Ко дну – гляди – меня пустил, несчастного. [230]230
  Ксенарх у Афинея, XV, 69Зb (= fr. 3 Kock; пер. В. Темнова).


[Закрыть]

 

Всем этим симпосиастам везет на попутный ветер, задувающий в паруса. Афиней, из сочинений которого процитировано большинство данных отрывков, в начале своей книги пересказывает занимательную историю, основанную на тех же аналогиях и сходным образом уподобляющую моряков и пирующих:

Тимей изТавромения [FHG.I.221] говорит, что в Акраганте один дом назывался триерой, и вот по какой причине.

Компания молодых людей как-то раз пьянствовала в этом доме. Разгоряченные вином, они до того одурели, что вообразили себя плывущими на триере и застигнутыми в море жестокой бурей. И до того они обезумели, что стали выбрасывать из дому всю утварь и покрывала: им казалось, что они швыряют все в море, по приказу кормчего разгружая в непогоду корабль. Даже когда собралось много народу и стали растаскивать выброшенные вещи, и тогда еще молодые люди не переставали безумствовать.

На следующий день к дому явились стратеги и вызвали юношей в суд. Те, все еще страдая морской болезнью, на вопросы стратегов ответили, что буря уж очень им досаждала и что поэтому они вынуждены были избавиться от лишнего груза. Когда же стратеги подивились их смятению, один из молодых людей, который, казалось, был старше других, сказал: «А я, господа тритоны, со страху забился под нижние скамьи корабля и лежал в самом низу».

Судьи, приняв во внимание невменяемое состояние юношей и строго-настрого запретив им пить так много вина, отпустили их. Все они поблагодарили судей, и один из них сказал: «Если мы спасемся от этого страшного шторма и достигнем гавани, то на родине рядом с изображениями морских божеств поставим статуи вам – нашим спасителям, столь счастливо нам явившимся». Вот почему дом и был прозван триерой. [231]231
  Тимей у Афинея, II, 37b·е (=FgrНist 566 F 149; пер. Н.Т. Голинкевича, под ред. М.Л. Гаспарова). Цит. по: Афиней. Пир мудрецов…


[Закрыть]


83. Фигурная чаша,V век.


84. Рог в форме корабля, покрытая черной глазурью, середина VIII века.

То, что было всего лишь метафорой, для пьяных пирующих становится реальностью. Вино сбивает их с толку, и они больше не отличают реальности от фантазии, меняя их местами. Они полностью находятся во власти дионисийского наваждения и в этом состоянии разоряют дом. Эта история повторяет, в комическом ключе, историю царицы Агавы из «Вакханок» Еврипида. Охваченная дионисийским безумием Агава принимает своего сына Пенфея за льва и разрывает его на части. Ослепление насылает Дионис, и оно может быть совершенно различного рода. В трагедии бог наказывает Пенфея, который не желает признавать его власть, за неверие; в комической сценке о пирующих в Акраганте он превращает пространство пиршественной залы в затерявшийся в море корабль. Однако никакой реальной метаморфозы не происходит, Дионис прибегает к технике метафоры; он насылает безумие – манию –на молодых людей, они перестают видеть реальность и не воспринимают ничего, кроме иллюзии. Возвращения в нормальное состояние так и не происходит, наваждение продолжается на протяжении всего рассказа, вплоть до финальной сцены, когда молодые люди выражают благодарность магистратам, которых они приняли за богов, явившихся, чтобы спасти их: epiphaneis.A Дионис как раз и является богом самых захватывающих эпифаний. [232]232
  Об этой стороне Диониса см.: DetienneМ. Dionysos а ciel ouvert,Paris, 1986.


[Закрыть]
Забавный случай в Акраганте – работа ему под стать!

Помимо поэтических метафор (которых не в меру увлекшиеся вином симпосиасты воспринимают буквально) в греческом словаре, как и во французском, обыгрываются всевозможные аналогии между «посудой» и «судном». Ряд сосудов носит названия кораблей, и комические поэты используют эту двойственность, обыгрывая слова akatos, kymbion, olkas, tneres,которые одновременно обозначают и форму посуды, и тип корабля. [233]233
  См.: об этих названиях у Афинея в ХI книге: nаus, 474b; akatos 782f; kymbion,481f; olkas,481С; trieres,500f. См. также в делосских отчетах упоминание малопонятного термина krateres trieretikoi(ID, NQ 104, 1.131).


[Закрыть]
Термин kantharosтакже полисемантичен: он обозначает сосуд Диониса с двумя вертикальными ручками [7, 76]; так же называют одну из разновидностей майского жука, а еще – часть порта Пирей (снова морское пространство!), и, наконец, одного из Гигантов, который на фризе сокровищницы сифнийцев в Дельфах изображен в шлеме, украшенном сосудом в форме канфара: так, визуально замыкается круг вербальных аналогий. [234]234
  Аристофан, Мир, 145 и схолии adlос. О дельфийском фризе см.: MastrokostasЕ. Zuden Namenbeischri[ten des Siphnier·Frieses, MDAI(A),71,1976, s. 74–82.


[Закрыть]

Этот ряд можно продолжить словом скифос.Название этой глубокой чаши выводит нас на две словесные ассоциации: skyphos/skythes,то есть скиф – а скифы жадно пьют неразбавленное вино, [235]235
  О пирующих скифах: см. здесь главу 1, прим. 17; Анакреонт у Афинея, Х, 427а·Ь (=[г. 11/356 Page), и Ахей, ibid.(=Тг. Сг. Т. Sne119). Словесные ассоциации: Афиней, XI, 49ge-f.


[Закрыть]
– и skyphos/skaphos,подводная часть судна; последний термин, в свою очередь, применяется в сходном контексте к Киклопу, персонажу одноименной пьесы Еврипида: он только что выпил вино, которым угостил его Одиссей, и, выйдя из пещеры, воскликнул:

 
Мой живот, ей-ей, товаром
Полон доверху, как барка [236]236
  Еврипид, Киклоп, 505–506 (пер. И. Анненского).


[Закрыть]

 

85. Краснофигурная чаша; в манере Дуриса; ок. 490 г.


86. Чернофигурный динос; ок. 510 г.


87. Краснофигурная чаша; т. п. художник Лондон-Е 2; ок. 490 г.

Если в нашем языке возможен оборот «залиться по самую ватерлинию», [237]237
  Фр. «ecluser ип godet» – букв. «пропустить через шлюз». – примеч. пер.


[Закрыть]
то грек скажет «вычерпать чаши». [238]238
  Ферекрат у Афинея, VI, 269С (>fr. 108,31 Kock).


[Закрыть]
Схожая метафора встречается на маленьком недекорированном сосуде, полностью покрытом глазурью [83], [239]239
  Франкфурт; R. Hackl in Munchener Archiiologische Studien(Melanges А. Furtwangler), München, 1910, s. 104.


[Закрыть]
на ручках которого читаем процарапанную надпись: lembos onoma,«меня зовут лодкой»; форма сосуда, без всякого лепного орнамента, отдаленно напоминает по форме челнок. В игре в коттаб, как мы видели, на воду, словно кораблики, спускают маленькие блюдца, которые нужно потопить, попав в них остатками вина. [240]240
  См. главу 4 и Афинея, XV, 667е.


[Закрыть]

Иногда гончары придают сосуду весьма отчетливую форму корабля. Так, геометрический фигурный сосуд [84] [241]241
  Бостон, 99.515. FairbanksA.Catalogue, 1928, NQ 227, р. 83. Ср. Париж, Лувр, СА 577; CVA17 (26), pl. 22 (1145), 3–4 et р. 27–28.


[Закрыть]
сделан в форме корабельного корпуса на трех ножках. Носовая часть, наподобие некоторых чаш, украшена глазом-оберегом. На палубе на месте мачты располагается горлышко, через которое сосуд можно наполнить вином, а корма представляет собой носик. Таким образом, порядок вещей перевернулся; теперь не корабль плавает по морю, теперь из корабля вытекает вино.

В свою очередь, Геракл, большой любитель выпивки, с которым никто не мог сравняться, оказывается в такого рода корабле во время своего очередного подвига, десятого по списку Аполлодора. [242]242
  Аполлодор. Мифологическая библиотека, II, 10,4.


[Закрыть]
Герой должен доставить коров трехтуловищного великана Гериона с лежащего за океаном острова Эрифия. Страдая от палящих лучей солнца, нетерпеливый Геракл прицелился, чтобы пронзить небесное светило стрелой; и Гелиос, восхитившись его смелостью, подарил ему золотой кубок, в котором Геракл и пересек океан. Мы видим его плывущим по обильному рыбой морю в большом диносе[10], с луком в руке и с палицей, закинутой на плечо [85]. [243]243
  Краснофигурная чаша; Ватикан; Beazley, ARV 449/2.


[Закрыть]
И снова визуальный эффект этого изображения создается путем смешения разных регистров: на медальоне чаши изображен сосуд для смешивания вина с водой; но никакого смешивания нет и в помине, вместо этого мы видим в сосуде Геракла, плывущего по «виноцветному» морю. В этом чудесном плавании емкость и ее содержимое, вопреки всем ожиданиям, меняются местами.



88. Краснофигурный псиктер; Ольт; ок. 510 г.

Иногда художники воспринимают метафору буквально, превращая вино в сосудах в настоящее морское пространство. Действительно, горлышко некоторых кратеров украшено – не с внешней стороны, обращенной ко всем пирующим, а с внутренней, со стороны напитка – фризом из длинных кораблей, которые плывут по кругу, прямо по разбавленному вину [86]; [244]244
  Чернофигурный динос; Бостон, 90.154; CVA2 (19), pl. 66 (900), и текст на с. 9–10.


[Закрыть]
когда сосуд заполнен вином вровень с нарисованными триерами, создается впечатление, что они плывут по вину, в котором еще и отражаются. Вино становится зеркалом, которое удваивает изображение и делает художественную иллюзию еще более выразительной. Вино оборачивается морем, и метафора становится реальностью; вино и рисунок совместными усилиями превращают гомеровский эпитет в образ, оживающий прямо на глазах у симпосиастов.

Тот же эффект встречается на чаше, предназначенной для одного пирующего. На ней, с внутренней стороны, изображены четыре корабля, которые плывут по кругу один за другим, а на медальоне – молодой комаст с амфорой [87]. [245]245
  Краснофигурная чаша; Лондон, ВМ Е2; Beazley, ARV225/1. См.: SchauenburgК. Zu attisch-schwarzfigurigen Schalen mit Innenfriesen, AntK Beibeft7, 1970, s. 33–40 (и о кратерах с изображением кораблей с. 34, прим. 21).


[Закрыть]
Между кораблями, придавая изображению еще большую динамику, ныряют дельфины. Можно представить себе, какое впечатление производят корабли, плывущие по вину, налитому в такую чашу. Смешение разных графических техник – чернофигурные корабли, краснофигурный юноша с амфорой – позволяет разграничить различные изобразительные планы. Черный цвет поверхности этой чаши, которому темное вино придает еще более насыщенный оттенок, не прерываясь, переходит на корабли. Юноша, отделенный от остального изображения медальоном, выполнен в значительно более крупном масштабе. Эти два плана, объединяющие мореплавание и транспортировку вина в амфоре, перекликаются друг с другом, но не смешиваются. Поэтическая заряженность соположенных таким образом элементов достаточна для реализации метафоры. Художник ассоциирует с вином корабли и юношу, несущего амфору; стоит лишь налить в чашу вина, и изображение тут же заиграет на глазах у пирующего.


89. Чернофигурный лекиф; т. н. художник Тесея; ок. 510 г.


со. Чернофигурный лекиф; ок. 510 г.

Другие сосуды позволяют иначе обыгрывать отражение в вине. Так, псиктердля охлаждения вина погружают в кратер [77, 78]· Его брюшко, почти сферической формы, держится на достаточно высокой цилиндрической ножке, которая придает ему устойчивость и выполняет роль киля. Псиктерывстречаются редко. Мода на этот сосуд продержалась недолго, видимо, это был в некотором роде предмет роскоши, свидетельствующий о развитом искусстве винопития, об особой утонченности застольной культуры. Псиктерыиногда бывают украшены изображениями атлетов, редко – мифологическими сценами, но чаще всего – изображениями Диониса, пира или комоса.

Псиктер,приписываемый художнику Ольту [88], [246]246
  Краснофигурный псиктер; Нью-Йорк, колл. Шиммеля, на хранении в ММА, L. 1979.17.1; Beazley, ARV1622/7bis, Para326. Greifenhagen A.Delphinreiter auf einem Psykter des Oltos, Pantheon23, 1965, р. 1–7. См. здесь в целом главу 5, прим. 20.


[Закрыть]
свидетельствует о высоком мастерстве организации изображения. Мы видим шестерых бородатых персонажей, которые едут верхом на дельфинах: в шлемах, кирасах и кнемидах, вооруженные щитами и копьями, и у каждого впереди, рядом со ртом, надпись – epidelphinos,«оседлавший дельфина». Экипированные как гоплиты воины сами себе дают определение, именуя себя всадниками необычного рода. Если поместить этот псиктерв кратер, воины отразятся в жидкости, и возникнет впечатление, что дельфины тоже плывут по винному морю. И круг пирующих, афинских граждан-воинов встретится со своим собственным отображением: не со всадниками из афинской аристократии, а с хороводом из шести воинов, которые плывут один вслед за другим по хмельному морю. [247]247
  Греческий глагол thoresso,«одевать в броню», также употребляется в среднем залоге/пассиве для обозначения пьяного человека; см. Феогнид 470 и 413.


[Закрыть]
Рисунки у них на щитах можно распределить по двум категориям: сосуды (чаша, кратер и канфар) и круговые меандры (меандр из трех ног, крылатый трехголовый зверь – лев, конь, грифон, и колесо с четырьмя спицами, обод которого состоит из дельфинов). [248]248
  О рисунках на щитах см.: ChaseС. Н. Тhе Shield Devices of the Greek, Cambridge Mass., 1902. О круговых меандрах см.: Beazley.An Anlphora bу the Berlin Painter, AntK,4, 1961, s. 58–67.


[Закрыть]
Здесь мы обнаруживаем дельфина в качестве вставного изображения: он вертится колесом, как будто подчеркивая «круговую» тему вращающихся меандров на щитах.


91.  Краснофигурная чаша; ок. 500 г.


92.  Краснофигурный лекиф; т. н. художник Бодуэна; ок. 490 г.

Серия винных сосудов охватывает все аспекты симпосия:кратер напоминает о смешивании вина с водой, чаша – о винопитии, канфар – о присутствии Диониса. Сосуды так же значимы, как и круговые меандры, потому что напоминают о циркуляции и равном распределении вина между пирующими, под эгидой Диониса. Эта двойная серия изображений отнюдь не носит чисто декоративного характера и совмещает два плана – пространство симпосияи пространство войны, совсем как на чаше с изображением юноши, танцующего пиррику [82], или на сосудах с изображением сатиров [58]. Сообщество мужчин – граждан – предстает, таким образом, то в одном, то в другом качестве, участвуя в двух коллективных практиках – войне и сгшпосии, –между которыми есть сходные, а отчасти и общие моменты и которые отсылают друг к другу, отражаясь в вине. Наконец, в изображении актуализируются различные виды круговращения: меандров на щитах, самих щитов, а также плывущих на дельфинах воинов. Это круговращение напоминает воинскому сообществу о фундаментальном аспекте симпосия:о равенстве пирующих, которое подобно равенству гоплитов в строю.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю