Текст книги "Герман Геринг. Второй человек Третьего рейха"

Автор книги: Франсуа Керсоди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 50 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

Несомненно, при этом он подумал о своей дорогой Карин, которой приходилось оставаться в номере, поскольку она часто теряла сознание и приходила в себя только после инъекции камфары или кофеина. Возможно, гордость мешала Герману признаться жене в том, что его просьбы об аудиенции ни к чему не приводили. Вероятно, он рассказывал ей о многочисленных выдуманных им встречах с дуче, что нашло отражение в письмах Карин своей семье[53]53
  И ввело в заблуждение биографов Геринга, которые восприняли слова Карин буквально…


[Закрыть]. Но доверчивая графиня сохранила достаточно трезвости ума, чтобы понять: пребывание в Италии слишком затянулось, – а хмурость ее дорогого Германа подействовала и на нее. Жизнь в гостинице стала для Карин невыносимой, она скучала по Швеции и общению с сыном, но, как и муж, все еще сохраняла надежду достичь дипломатического успеха: никто из них двоих не хотел признаваться Гитлеру в провале их миссии. Кроме того, они не имели денег на то, чтобы перебраться из Италии в Швецию, и им пришлось вернуться в Венецию, где отель «Британия», единственный из всех итальянских заведений, согласился выдать им кредит…

Карта 5

Маршрут эмиграции, ноябрь 1923-го – март 1925 г.

В конце концов Карин снова взяла инициативу в свои руки: в конце декабря 1924 года, узнав о досрочном освобождении Гитлера, она снова поехала в Мюнхен в надежде уговорить фюрера хотя бы «возместить потраченные ими деньги». Ведь ходили же слухи о том, что он ожидает крупное пожертвование от производителя роялей Бехштейна, к тому же Гитлер должен был получить приличный гонорар за публикацию его книги «Майн Кампф». И вот, предприняв весьма утомительную для нее поездку, слабая здоровьем Карин добралась до Мюнхена, где встретилась с Гитлером, явно посвежевшим после вынужденного отдыха в Ландсберге. Фюрер повел себя очень обходительно, наговорил ей комплиментов, несколько раз поцеловал руку… но этим дело и ограничилось[54]54
  По меньшей мере один из писателей, Леонард Мосли, полагал, что Гитлер все-таки передал Карин несколько банкнот в лирах, марках и австрийских шиллингах. Но Мосли часто ошибался – в том числе относительно даты этой встречи, – а Карин в своих письмах ни разу не упомянула о том, что получила деньги от Гитлера.


[Закрыть]. Остальные руководители партии также не проявили щедрости, но два месяца спустя Карин удалось продать виллу в Оберменцинге (лейтенанту Лару, участнику войны и активисту национал-социалистского движения), отправив перед этим часть мебели в Стокгольм. В середине марта 1925 года она приехала в Зальцбург к мужу, без сожаления покинувшего Венецию. Они отправились на север через Вену, Прагу, Варшаву и Данциг. Потом на небольшом теплоходе пересекли Балтийское море. Наконец 22 марта чета Герингов оказалась в Стокгольме…

Как же приятно снова оказаться дома! Правда, пара смогла снять лишь небольшую квартиру в доме № 23 на улице Оденгатан, зато они вскоре обставили свое скромное жилище мебелью, переправленной за большие деньги из Мюнхена. Но в конечном счете ничто не могло омрачить радость встречи с родными и друзьями. С обожаемым сыном Томасом, который, хотя ему едва исполнилось тринадцать, ростом уже догнал мать. С очень уважаемой и очень щедрой баронессой Хюльдиной фон Фок, чье здоровье за прошедшие два года сильно ослабло. С сестрами Фани и Лили, которые искренне любили Карин и были готовы пойти на любые жертвы ради того, чтобы помочь ей. С сестрой Марией и ее мужем графом фон Розеном, которых совсем не восторгали совершенные ради Адольфа Гитлера подвиги четы Геринг, о чем они скромно намекнули. Наконец, с офицером и джентльменом Нильсом фон Канцовым, который все еще продолжал надеяться на возвращение бывшей жены. У него, впрочем, начали проявляться признаки умственного расстройства, показавшиеся вышестоящему начальству достаточно тревожными, и его уволили его из армии…

Но в каком бы родстве с Карин ни состояли и как бы ни симпатизировали Герману, все эти люди не могли не заметить необычную перемену в облике щеголеватого капитана, который пять лет назад вызывал восхищение молодых шведок во время танцев и авиационных шоу. Осмотревший его в то время врач с удивлением констатировал, что тридцатидвухлетний Геринг «имел тело пожилой женщины с большим количеством жировых отложений и кожей молочно-белого цвета». Старый знакомый Карин, адвокат Карл Оссбар, удивился не меньше. Он вспоминал: «Передо мной стоял очень упитанный мужчина в белом костюме, плохо гармонировавшем с его внешностью, и я подумал: кто же это может быть? Человек представился, назвавшись Германом Герингом, и только тогда я понял, что передо мной один из самых прославленных воздушных асов Германии, кавалер ордена “За заслуги”, награды, которой удостаивались единицы». И дальше: «Капитан Геринг и его супруга намеревались пригласить меня на обед. […] Я несколько раз бывал у них дома; их маленькая квартира на улице Оденгатан казалась тесной и загроможденной мебелью. Складывалось впечатление, что они живут там временно. Геринг, естественно, не смог удержаться от того, чтобы не заговорить о политике. Он предложил мне сблизиться с национал-социализмом, но я сказал ему, что он напрасно тратит время, старясь привлечь меня под свои знамена. Это вызвало у него смех. […] У меня сложилось впечатление, что его нацизм был всего лишь некой формой выражения признательности Гитлеру: в некотором смысле Геринг не хотел предавать своего товарища».

Адвокат также описал свои впечатления от новой встречи с Карин: «Она была раньше, вне всякого сомнения, одной из красивейших девушек Стокгольма, на балах и на светских приемах ее постоянно окружали мужчины. […] Когда я снова встретился с ней в 1925 году, она выглядела заметно постаревшей. Она показалась мне странноватой, мистически настроенной. Карин уверяла, что видит будущее. Из всего ею сказанного было трудно понять, что правда, а что выдумка. Зная Карин долгие годы, я не мог не отметить явное изменение склада ее ума. А что же Герман Геринг? Так вот, он делал все, что она хотела. Для него желания Карин были приказами. Я бы не назвал его ее рабом, но он был близок к этому. Их супружеская жизнь казалась счастливой, но из них двоих Геринг любил явно сильнее: он ее обожал».

Однако невозможно жить только любовью и пить только холодную воду, так что капитану Герингу пришлось в срочном порядке искать средства к существованию. Национал-социалистская партия, снова легализованная в Баварии, явно забыла о своем командире отрядов СА, и Герман Геринг горько сетовал на это в письме лейтенанту Лару[55]55
  Тот самый офицер, который купил виллу Герингов в Оберменцинге.


[Закрыть]: «Никто из давних товарищей по партии и пальцем не пошевельнет, чтобы мне помочь. […] До сегодняшнего дня я не получил ни пфеннига ни от Людендорфа, ни от Гитлера, ничего, кроме множества обещаний и фотографий с дарственной надписью». Поэтому он начал искать работу в единственной знакомой ему сфере – в авиации. Компания «Свенска люфттрафик» давным-давно разорилась, зато в стране появилась новая авиакомпания «Нордиска Флюгредерит»[56]56
  Филиал немецкой авиакомпании «Люфтганза».


[Закрыть], открывшая тем летом авиалинию Стокгольм – Данциг с использованием гидросамолета. В начале июня 1925 года капитан Геринг был принят на работу в качестве линейного пилота, и его летные навыки надолго запомнились некоторым пассажирам «Нордиски». Например, Фредерик Нюстрем вспоминал, что «во время перелета летчик Геринг не смог устоять перед искушением, войдя в пике, имитировать атаку на воображаемый корабль». Но за это на него никто не обиделся: какой другой пилот гидросамолета мог позволить себе подобную фантазию?

Пассажиры рейса Стокгольм – Данциг были бы менее уверены в пилоте, если бы знали о других его привычках. Дело было в том, что капитан Геринг впадал во все большую зависимость от морфина: теперь ему приходилось делать себе шесть инъекций в день, да и этого едва хватало для того, чтобы заглушить боли. Подобные дозы не могли не сказаться на его профессиональных качествах, и несомненно именно этим объясняется, что «Нордиска Флюгредерит» в конце июля предпочла отказаться от его услуг. В то время Геринга отличало ненормальное поведение: у него случались приступы безумия, во время которых он швырялся всем, что попадалось под руку, он угрожал Карин и Томасу, однажды даже пытался выброситься из окна… Карин пришлось перебраться в дом родителей, чтобы избежать припадков безумия мужа. А тот, прекрасно понимая, в каком состоянии оказался, уступил настояниям тестя и семейного врача и 6 августа 1925 года добровольно явился в медицинский центр Аспуддена, пригорода Стокгольма, чтобы пройти курс лечения от наркотической зависимости.

Вначале все шло хорошо: Геринга стали лечить эвкодалом, болеутоляющим препаратом на базе морфина, использовавшимся в качестве его заменителя. Он проявлял желание вылечиться, и цель была почти достигнута: Геринг уже думал о том, как выйдет из больницы здоровым, похудевшим и полным энергии, достаточной даже для того, чтобы отправиться в горы Норвегии заняться альпинизмом. Но в конце августа его состояние резко ухудшилось, что засвидетельствовала 2 сентября санитарка Анна Тернквист в своем отчете, предоставленном главному врачу Йелмару Энестрему. Она написала: «Довожу до Вашего сведения некоторые данные, касающиеся поведения капитана фон Геринга [именно так!] за последние 48 часов моего пребывания в медицинском центре Аспуддена. До того времени все было спокойно, даже несмотря на то, что пациент проявлял крайнее раздражение и настойчиво просил дать ему дозу.

– В воскресенье, 30 августа, капитан фон Геринг потребовал очень сильную дозу эвкодала и принялся настаивать, чтобы ему ввели именно то количество лекарства, какое он сам для себя определил. Около 17 часов он взломал шкаф с лекарствами и самостоятельно сделал себе два укола двухпроцентного раствора эвкодала. Шесть санитарок не решились ему препятствовать, так как его поведение было угрожающим. Приехавшая в центр супруга капитана фон Геринга сказала, что считает необходимым дать ему то, что он просил, потому что она опасалась, как бы он кого-нибудь не убил в припадке безумия. […]

– В понедельник, 31 августа, в присутствии доктора Энестрема он обязался принимать только прописанные ему дозы.

– Во вторник, 1 сентября, около 10 часов пациент повел себя очень агрессивно и потребовал дополнительное количество лекарства. Он вскочил с кровати, оделся и стал кричать, что хочет уйти из клиники и как-нибудь покончить с собой, потому что у того, кто убил сорок пять человек, оставался лишь один выбор: убить себя самого. Поскольку дверь на улицу была заперта, он вернулся в свою палату и схватил трость, оказавшуюся на деле чем-то вроде шпаги… Когда нам на помощь пришел ассистент, капитан разозлился еще сильнее и заявил, что готов на него напасть, если тот не уйдет немедленно. […] Когда около 18 часов приехали полицейские и пожарные, он отказался следовать за ними. После долгих переговоров его пришлось увести силой. Он пытался оказывать сопротивление, но быстро понял, что это бесполезно».

Таким образом, 1 сентября Германа Геринга привезли в больницу «Катарина» в смирительной рубашке. Там он пробыл совсем недолго, как свидетельствует запись в больничной книге: «Когда пациента доставили сюда вечером 1 сентября, его сразу успокоили с помощью гиоцина, и он вскоре заснул. Но прошло несколько часов, он проснулся и повел себя агрессивно. Он начал бурно протестовать против помещения его в больницу, заявляя, что хотел бы увидеться со своим адвокатом, и пр. и потребовал, чтобы ему ввели достаточную для унятия его боли дозу эвкодала. Придя в себя, он вел себя спокойно и разумно, полностью владел собой. Он сказал, что считает себя жертвой несправедливости. После этого вел себя спокойно.

2 сентября. Сегодня во время обхода больных д-ром Э. пациент с возмущением высказался о том, каким образом его сюда доставили: он считал, что это было сделано незаконно. Потом отказался принимать гиоцин, потому что решил, что мы воспользуемся его бессознательным состоянием и признаем умалишенным. […] Не желает видеть санитаров мужского пола, против которых настроен очень агрессивно и которых грозит поколотить».

Врачи больницы «Катарина» выслушали от Геринга достаточно, чтобы понять, что его случай не входит в их компетенцию. Вечером того же дня Геринга перевезли в психиатрическую больницу в Лангбро, южнее Стокгольма…

Клиника в Лангбро была намного лучше оборудована для лечения подобных пациентов, хотя в то время наркоманы в Швеции были редкостью. Как только увидел врача, Геринг закричал: «Я не сумасшедший! Я не сумасшедший! Я не сумасшедший!» – но в первый же день он подписал свой медицинский формуляр. Конечно же потому, что об этом его попросила Карин. Но зато он отказался фотографироваться для истории болезни – явно заботился о будущем… Лечение началось с того, что его продержали несколько дней в строгой изоляции в палате, где была только привинченная к полу кровать. Затем перевели в более удобную палату и полностью лишили лекарств в соответствии с довольно примитивной методикой лечения того времени. Наблюдавшие за ним в течение пяти следующих недель врачи сделали такой коллективный вывод: «Лангбро, 2 сентября – 7 октября 1925 года. [Пациент] трудный, угнетенный, стонущий, хнычущий, боязливый, приводящий в отчаяние своими постоянными требованиями, раздражительный и легко поддающийся внушению (простого укола хлористого натрия достаточно, чтобы унять его боль). Подавлен, говорлив, считает себя жертвой некоего еврейского заговора, враждебен по отношению к доктору Энестрему, которого якобы подкупили евреи, чтобы он поместил его в клинику. Считает, что станет “политическим трупом”, если о его пребывании здесь станет известно в Германии. […] Слишком явно демонстрирует симптомы отчуждения. Склонен к истерии, эгоцентричен, чрезмерное самолюбие. Ненависть к евреям, считает целью своей жизни борьбу с евреями, был правой рукой Гитлера. Галлюцинации: привиделись Авраам и святой Павел – “самый опасный из всех евреев”. Авраам предложил ему простой вексель и пообещал подарить трех верблюдов, если он перестанет бороться с евреями. Авраам вонзил ему раскаленное железо в спину, какой-то врач-еврей хотел вырвать ему сердце. Яркие зрительные галлюцинации сопровождаются криками. Попытки самоубийства (способом повешения или удушения). Агрессивное поведение, обманным путем завладел железной гирей, чтобы использовать ее в качестве оружия. Видения, слуховые галлюцинации, презрение к себе».

Индивидуальные диагнозы лечащих врачей не менее интересны: один из них описал Геринга как «злобного истерика с очень слабым характером», другой увидел в нем «человека сентиментального, лишенного фундаментальной моральной смелости». А третий отметил «нестабильность личности» и констатировал: «Он представляется одним человеком в данный момент и совершенно другим несколько минут спустя. Сентиментален по отношению к родным, но совершенно бесчувственен к остальным». Все это, конечно, правильно подмечено, но люди науки забыли при этом указать, что их пациент целых пять недель подвергался таким жестоким лишениям, каких многие другие пациенты не выдержали. А вот Герман Геринг выжил…

Мучения его закончилась 7 октября 1925 года: Геринг покинул Лангбро недолеченным, но по крайней мере временно успокоенным. В кармане у него лежала справка, которая явно была написана по его просьбе. Вот ее текст:

«Я, нижеподписавшийся, свидетельствую о том, что капитан Г. фон Геринг [так!] был принят в больницу Лангбро по его личной просьбе. И подтверждаю, что при поступлении в больницу, во время лечения и при выписке он не проявлял признаков умственного расстройства.

Клиника Лангбро, 7 октября 1925 г. Олоф Кинберг, профессор». В квартирке на улице Оденгатан выживший капитан обнял свою дорогую Карин, которая с трудом скрыла от мужа, что состояние ее здоровья опять ухудшилось: к проблемам с сердцем и легкими добавились резкие понижения артериального давления и эпилептические припадки, естественно спровоцированные недавними событиями.

Их жизнь снова вошла в привычную колею, став еще более спокойной, но и более экономной, чем раньше. Лечение Карин стоило очень дорого, а у Германа не было ни малейшей перспективы найти работу. Поэтому пришлось продать с молотка мебель или отдать под залог. Это стало тяжелым испытанием для Геринга, испытывавшего необходимость в комфорте. Но вырученных денег оказалось недостаточно – пришлось занимать у родных до лучших времен[57]57
  Лили, младшей сестре Карин, даже пришлось продать свой рояль, чтобы помочь ей заплатить за лекарства.


[Закрыть]. И лишь визиты юного Томаса, обожавшего мать и восхищавшегося отчимом, были лучом света во мраке отчаяния…

Увы! Этот просвет грозил новой бурей. Нильс фон Канцов, очень снисходительный отец Томаса, заметил, что сын регулярно посещает Герингов, пропуская занятия в школе, и что это весьма негативно сказывается на его учебе. И этот сознательный офицер написал весьма деликатное письмо бывшей жене, попросив ее сделать так, чтобы Томас навещал ее чуть реже. Он также проинформировал Карин, что отныне Томас будет ходить в школу с сопровождающим, или он сам будет провожать сына. Но на это весьма разумное письмо Карин отреагировала очень резко и довольно неразумно: она подала в суд заявление о возбуждении процесса, желая добиться, чтобы сына воспитывала она. Может быть, мягкосердечный Нильс фон Канцов вскоре сам передал бы ей это право, но он знал, что Геринги испытывают затруднения: квартира их совсем маленькая, Карин серьезно больна, Герман долгое время не работает. Но главное, ему было известно о наркотической зависимости Геринга, сопровождавшейся приступами насилия. И с того дня Нильс фон Канцов сделал основной упор в деле об опеке на то, что мать не имеет возможности создать необходимые условия для воспитания четырнадцатилетнего мальчика. И суд прислушался к его доводам. Таким образом, в апреле 1926 года Карин процесс проиграла. Но материнская любовь не слышит доводов рассудка, поэтому Карин и решила подать апелляцию[58]58
  В следующем году она проиграла и этот процесс. Но ей было разрешено видеться с сыном чаще. Этого же результата она могла бы добиться намного раньше, и без всяких судов…


[Закрыть]. Все это, естественно, стоило ей очень дорого, тем более что она не могла рассчитывать на финансовую поддержку семьи, которая, что совершенно логично, встала в этом деле на сторону отца. «В конечном счете, – сказала позже ее сестра Мария, – это было в интересах мальчика».

Разумеется… К тому же в то время капитан Геринг, продолжая мучиться от болей в бедре, пристрастился к эвкодалу. Однако, как и обещал врачам, он по своей воле вернулся в Лангбро, чтобы пройти новый курс лечения от наркозависимости. В истории болезни, которую врачи завели 22 мая 1926 года, во время вторичного пребывания Геринга в клинике, содержатся лишь короткие наблюдения: «Угнетен, частая смена настроения, эгоцентричен, легко поддается внушению, боли в спине». Но на этот раз лечение продлилось всего полмесяца и оказалось весьма эффективным: вернувшись домой 5 июня (с новой справкой[59]59
  «Капитан Герман Геринг, проживающий в Стокгольме по адресу ул. Оденгатан, д. 23, в мае 1926 года был принят по его просьбе в клинику Лангбро на лечение, проведенное нижеподписавшимся. Во время пребывания в клинике пациент прошел курс лечения зависимости от эвкодала. Капитан Геринг покинул клинику в начале июня 1926 года полностью избавленным от зависимости от этого препарата и свободным от тяги к употреблению других лекарств на базе морфина. Я подтверждаю это моим честным словом, находясь в полном рассудке. Стокгольм, 21 июня 1926 года. К. Франк, врач-интерн клиники Лангбро». Герингу предстояло побывать в Лангбро третий раз в сентябре 1927 года, незадолго до возвращения в Германию. Это был его последний курс лечения от наркотической зависимости. Во всяком случае, в Швеции.


[Закрыть]), Геринг перестал жаловаться на судьбу, энергично принялся искать работу и вскоре трудоустроился…

Новая работа как нельзя лучше подходила ему: мюнхенская компания «БМВ» («Байерише моторен верке»[60]60
  «Баварские моторные заводы».


[Закрыть]) поручила капитану Герингу продажу своих авиационных двигателей во всей Скандинавии. И этот посредственный дипломат и неудачливый революционер так умело взялся за дело, что вскоре получил выгодный заказ от шведского правительства на двенадцать моторов! Счастье редко приходит в одиночку, и Герман Геринг почти одновременно стал эксклюзивным продавцом в Скандинавии парашюта автоматического действия шведской фирмы «Торнблад». Дела пошли в гору, и он начал ездить по разным странам от Финляндии до Турции, провел неделю в Лондоне[61]61
  Там ему в голову пришла нелепая идея торжественно возложить венок к мемориалу летчиков Королевских военно-воздушных сил Великобритании. Потребовались неимоверные усилия посла Германии, МИД Англии и командования британских ВВС, чтобы его от этого отговорить…


[Закрыть] (вел переговоры по заключению контрактов) и через некоторое время уже принялся выплачивать самые неотложные долги…

Но в Германа Геринга очень скоро вновь вселился демон политики. На самом деле, если исключить периоды его бреда, он никогда и не переставал интересоваться политикой. Действительно, ситуация в Германии за четыре года его отсутствия сильно изменилась: после введения в оборот рентной марки галопирующая инфляция стала кошмарным воспоминанием, экономическая ситуация в стране начала стабилизироваться, сепаратисты утихомирились, а немецкие власти нашли общий язык с бывшими противниками в мировой войне, в результате чего рейхстаг ратифицировал «план Дауэса», а Германия подписала Локарнские договоры. Однако национал-социалистическая партия, вновь став легальной и получив в рейхстаге четырнадцать мест, оказалась в это время без финансовой поддержки и потеряла большую часть своей аудитории, так как Гитлеру, остававшемуся неоспоримым вождем НСДАП, все еще было запрещено выступать на массовых собраниях. Отряды же СА, расплодившиеся по всей Германии, отметились только в нескольких уличных драках с коммунистами. А шведская пресса постоянно говорила о подспудном противостоянии между радикальными мюнхенскими националистами и берлинскими представителями левого, социалистского, крыла НСДАП[62]62
  Имеются в виду братья Грегор и Отто Штрассеры.


[Закрыть].

После смерти Фридриха Эберта в 1925 году блок правых партий добился избрания президентом Веймарской республики старого генерал-фельдмаршала Пауля фон Гинденбурга. Тот инициировал принятие закона о всеобщей политической амнистии: политзаключенные получили свободу, а политэмигранты могли теперь вернуться на родину. И в мае 1926 года было прекращено преследование Германа Геринга по обвинению в государственной измене. Теперь бывший путчист мог наконец вернуться домой. Германия была уже очень далека от опасностей 1922 года, но Герман сохранил в себе неукротимую потребность действовать, быть на первых ролях, он жаждал признания и уважения соотечественников. Эту потребность могла удовлетворить только политика.

Второго ноября 1927 года Карин пришла на центральный вокзал Стокгольма, чтобы проводить своего любимого мужа. Она не могла ехать с ним, потому что была вынуждена продолжить лечение в Швеции. Но Герман пообещал забрать ее сразу же, как только комфортно устроится. Поэтому любящие супруги расстались, веря в благополучное будущее. Когда поезд тронулся, Карин без сознания упала в объятия сестры Фани, и ее пришлось срочно госпитализировать…