Текст книги "Герман Геринг. Второй человек Третьего рейха"

Автор книги: Франсуа Керсоди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 50 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

Разумеется, Францию тоже затронула эта разносторонняя кампания уговоров и запугиваний. Одной из главных целей ее стал капитан Поль Штелен, только что назначенный на должность военно-воздушного атташе в Берлине. Этот двадцатисемилетний уроженец Эльзас-Лотарингии, красивый собой и прекрасно говоривший на немецком языке, с 1936 года получил особую привилегию тесно общаться с руководителями немецкой авиации, начиная с директора технического управления люфтваффе. «Эрнст Удет подружился со мной, – вспоминал Штелен. – Мне случалось часто заходить к нему в его холостяцкую квартиру, где бар занимал особое место и располагал к откровенности». Среди его знакомых был также генерал Боденшац, военный адъютант рейхсминистра авиации. «Мои отношения с этим важным лицом национал-социалистского режима […] всегда удивляли тех, кто об этом узнавал, – писал Штелен. – Существовавшая между нами огромная разница в возрасте, в звании и в должности, действительно, не могла объяснить эти отношения. […] Не подлежало сомнению, что в основе наших встреч с этим прямым немецким генералом, живым, деятельным, сердечным, порядочным и глубоко преданным Герингу, лежало внезапно родившееся и искреннее чувство дружеского расположения ко мне, молодому офицеру. В течение года с лишним Боденшац говорил со мной только о люфтваффе, о людях военной авиации, о ее развитии, о подготовке летчиков, о тактике, о той мощи, какую авиация должна была вскоре приобрести, о привилегированном положении авиации в системе вооруженных сил Германии».

Все это хорошо, но дружба тут вовсе ни при чем, поскольку в окружении Германа Геринга не принято было давать волю чувствам. Разве что, разумеется, ради пользы для «великого немецкого рейха»… Кстати, этому молодой капитан Штелен не переставал удивляться, тем более что весной 1937 года на одном из посольских приемов случай дал ему возможность познакомиться с родной сестрой Геринга, Ольгой Ригль. Случай действительно много решает, и это знакомство переросло в нежную дружбу, которая позволила молодому офицеру войти в тесный круг семейства Герингов. Совершенно естественно, это позволило ему встретиться со вторым лицом Третьего рейха в неофициальной домашней обстановке. Позже Штелен рассказывал: «Геринг пожал мне руку так сердечно, словно мое появление доставило ему особую радость. И действительно, он говорил со мной по-свойски, интересовался, чем я занимаюсь, как меня принимали в подразделениях люфтваффе, расспрашивал о моих поездках в Париж. “Мне известно, что время от времени вы встречаетесь с Боденшацем и Удетом. Это меня очень радует”, – заметил он. Потом заговорил и про нашу авиацию: “Наше преимущество перед вами состоит в том, что мы вынуждены были все начинать с нуля. Я брал к себе на службу только людей энергичных, имевших воображение и современные взгляды, способных сделать нечто новое, использовать самолеты так, как это следует делать в 1937 году. Я прогнал всех, кто вспоминал о прошлом, про 1918 год, тех людей, каких еще можно найти у вас, во всяком случае, если судить по вашей прессе. […] Между тем, что делаю я, и тем, что вы сейчас имеете, вскоре не будет ничего общего, если, конечно, вы не смените ваших руководителей. Поезжайте на аэродромы, понаблюдайте, как тренируются пилоты, посетите заводы, я от вас ничего не скрываю, и тогда у вас появится более конкретное представление о мощи нашего оружия”». Капитан Штелен именно так и поступил: то, что он увидел, произвело на него сильнейшее впечатление. А после этого направил своим начальникам соответствующие доклады, на что и рассчитывал Герман Геринг…

Что касается Италии, ее больше не требовалось запугивать: Италию надо было уговорить. Потому что война в Эфиопии и участие в войне в Испании окончательно вычеркнули Италию из списка западных союзников и очень сблизили Рим и Берлин. Оставалось лишь обольстить Муссолини, так чтобы он прочно закрепился на немецкой орбите. Именно с этой целью дуче и его свиту пригласили в Германию в сентябре 1937 года и устроили им пышную встречу. Муссолини продемонстрировали огромный промышленный потенциал рейха, самое современное вооружение. Перед ним маршировали солдаты армии и СС, его приветствовали многочисленные толпы восторженных людей. Естественно, ему понравился Каринхалл. Не меньше, чем убедительное красноречие хозяина имения, дуче пришлась по душе скромная супруга Геринга[220]220
  Эмма Геринг сказала Муссолини, что намерена назвать свою дочь Эдда, что очень польстило самолюбию тщеславного дуче, дочь которого носила такое же имя.


[Закрыть]. Особенно же впечатлило Муссолини постоянное присутствие дежурного львенка. Во всяком случае, нацистам удалось достичь поставленной цели: на Олимпийском стадионе в Берлине вождь итальянских фашистов, подталкиваемый к этому своим окружением, заключил новый альянс и объявил о «все более тесном сближении двух народов». Он также провозгласил, что «Германия и Италия самые великие и самые демократичные страны мира».

Успех этого визита был чрезвычайно важен для Гитлера, особенно в связи с тем, что благожелательный нейтралитет Италии требовался Германии для успешного проведения давно запланированной акции – аннексии Австрии. Стоит признать, что с лета 1937 года развитие событий весьма этому благоприятствовало: Францию парализовали постоянные политические кризисы, «чистка кадров Красной армии» явно исключала всякое военное вмешательство СССР в дела Восточной Европы[221]221
  В июне 1937 года маршал Тухачевский был приговорен к смертной казни и расстрелян. Это стало началом репрессий, которые привели к физическому уничтожению 35 000 офицеров Красной армии.


[Закрыть]. Италия Муссолини с 1934 года стала дружественной державой. Соединенные Штаты продолжали убаюкивать себя пацифистскими мечтаниями. Япония превратилась в ценного союзника после заключения Антикоминтерновского пакта. Новый премьер-министр Великобритании Чемберлен был готов пойти на уступки, чтобы купить мир, а его новый посол в Берлине, Гендерсон, сказал Герингу в начале июля, что он «вовсе не против того, что Гитлер заберет свою Австрию». В Вене после подписания за год до этого австро-немецкого соглашения канцлеру Курту фон Шушнигу пришлось включить в состав своего правительства людей, благожелательно расположенных к нацистам, из-за чего у него осталось мало шансов для маневра. Гитлер, обладавший хорошо развитым хищническим инстинктом, почуял, что настала пора действовать, хотя долгое время не мог определить, какие для этого нужно использовать средства. Но тут ясно было по меньшей мере одно: Герман Геринг, используя свое происхождение, свои семейные связи[222]222
  Мы помним, что Геринг добрую половину детства провел в Маутерндорфе, где проживал его крестный отец, барон фон Эпенштейн. Кроме того, его сестры, Ольга Ригль и Паула Хубер, были замужем за австрийцами. Наконец, его сводный брат Альберт проживал в Вене.


[Закрыть], свои убеждения, свое влияние, свое честолюбие, свою неуемную тягу к действию и доверие со стороны фюрера, опять оказался в самом центре событий, связанных с присоединением Австрии…

Несколько месяцев премьер-министр готовил почву: в Берлине, в Каринхалле, в Роминтене, в Нюрнберге и в Мюнхене он не уставал повторять своим иностранным гостям: Австрия должна быть присоединена к Германии, потому что она сама этого желает, потому что такова ее судьба, потому что подавляющее число ее граждан имеют немецкие корни, потому что это является главной задачей великого рейха Гитлера и потому что никто не способен этому противостоять. Эти тезисы в различных вариантах слышали поочередно послы Франции, Великобритании, США, Польши, Чехословакии, Италии и Австрии. А также английский лорд-хранитель печати, наследный принц Швеции, царь Болгарии и премьер-министр Канады[223]223
  Между прочим, Макензи Кинг отмечал, что «лев Геринга лизнул его в щеку»…


[Закрыть]. Гвидо Шмидту, министру иностранных дел Австрии, когда пригласил его в свое поместье, Геринг настоятельно рекомендовал обратить внимание на выполненную «под старину» фреску, на которой Германия и Австрия составляли единое государство, а затем прибавил: «Это – прекрасная карта, и мне не хотелось бы ее изменять. Тем более что я распорядился нарисовать ее с учетом вполне ожидаемого поворота событий». Во время посещения Каринхалла в сентябре Муссолини тоже пришлось уделить внимание этой карте…

В некотором смысле именно канцлер Шушниг запустил часовой механизм адской бомбы: в надежде добиться ослабления экономического и политического давления со стороны Германии, он 12 февраля 1938 года приехал в Берхтесгаден для встречи с Гитлером. Фюрер в течение двух часов высказывал ему оскорбления и угрожал, а потом предъявил следующие требования: освободить из заключения австрийских нацистов; назначить их лидера Зейс-Инкварта министром внутренних дел, главой полиции и службы безопасности; включить австрийскую НСДАП в правительственную коалицию «Отечественный фронт». В заключение Гитлер сказал, что в случае отказа Австрию ждет военная интервенция… Шушниг сдался, и Гитлер дал семь дней на утверждение соглашения президентом Микласом и его правительством. Шестнадцатого февраля действительно была объявлена амнистия австрийским членам НСДАП, а Зейс-Инкварт стал министром внутренних дел. Но канцлер Шушниг, вынужденный проводить политику, которая ему не нравилась, совершил новую ошибку: вечером 9 марта он объявил о проведении в ближайшее воскресенье, 13 марта, плебисцита по вопросу о независимости Австрии, в ходе которого австрийскому народу предстоит ответить на единственный вопрос: желает ли он иметь «свободную и немецкую, независимую и социальную, христианскую и собственную Австрию?».

Это стало поводом, который так долго искал Гитлер. И 10 марта фюрер приказал войскам быть готовым в течение сорока восьми часов перейти австрийскую границу. Одновременно он поручил принцу Филиппу Гессенскому передать его личное послание Муссолини[224]224
  Принц, женатый на принцессе Мафальде, приходился зятем королю Италии Виктору Эммануилу III.


[Закрыть], в котором объяснял дуче свои намерения. Утром 11 марта Вена получила новый ультиматум Гитлера: немедленно отменить плебисцит. Шушниг снова уступил, но было уже слишком поздно, потому что Герман Геринг, воспользовавшись отсутствием Риббентропа[225]225
  Новый министр иностранных дел Третьего рейха еще не прибыл из Лондона, а его предшественник фон Нейрат был отправлен в командировку.


[Закрыть], взялся сам контролировать переговоры из Берлина. Силы вторжения уже сконцентрировались вдоль границы, а свежеиспеченный маршал авиации, став рупором воли фюрера, принялся направлять работникам немецкого посольства в Вене и всем про-германски настроенным австрийским министрам множество малопонятных и даже противоречивых инструкций того, как заменить законное австрийское правительство нацистской администрацией во главе с Зейс-Инквартом. Эта администрация должна была попросить «помощи» немецкой армии для восстановления порядка в стране. Позже Герман Геринг хвалился тем, что лично организовал аншлюс по телефону. И стенограмма переговоров между Берлином и Веной, которые велись во второй половине дня 11 марта 1938 года, в общем-то подтверждает его слова.

17 часов

Домбровски (посольство Германии): Зейс-Инкварт разговаривал в австрийской канцелярии до 14 часов 30 минут, но он не может распустить правительство до 17 часов 30 минут, потому что это невозможно технически.

Геринг: До 19 часов 30 минут он должен сформировать свое правительство и принять некоторые меры… Я хочу знать, что происходит. Он вам сказал, что по-прежнему является канцлером?

Домбровски: Да. Геринг: Это было вам сообщено?

Домбровски: Да. Геринг: Хорошо, продолжайте. В котором часу он может сформировать правительство?

Домбровски: Около 21 часа 18 минут.

Геринг: Кабинет должен быть сформирован не позже 19 часов 30 минут.

Домбровски: Не позже 19 часов 30 минут?

Геринг: К вам приедет Кепплер[226]226
  Вильгельм Кепплер прибыл из Берлина во второй половине дня на смену фон Папену. Он привез инструкции Гитлера и текст телеграммы с просьбой о помощи, которую должно было отправить в Берлин новое австрийское правительство.


[Закрыть], чтобы проследить за этим… Надо также потребовать легализации партии[227]227
  Имеется в виду национал-социалистская партия, объявленная в Австрии вне закона.


[Закрыть].

Домбровски: Понял…

Геринг: Хорошо, со всеми ее формированиями, СА, СС… Правительство должно полностью состоять из национал-социалистов.

Домбровски: Хорошо, это уже тоже отрегулировано, до 19 часов 30 минут надо будет…

Геринг (перебивая его): Об этом следует доложить не позже 19 часов 30 минут, а Кепплер сообщит вам несколько фамилий для включения в состав правительства. Партия действительно уже легализована?

Домбровски: Но это… само собой разумеется.

Геринг: Со всеми ее организациями?

Домбровски: Со всеми ее организациями в стране.

Геринг: С правом ношения формы?

Домбровски: С правом ношения формы.

Геринг: Хорошо… […] Надо, чтобы у Кальтенбруннера была в распоряжении служба безопасности. […]

17 часов 20 минут

Геринг (своему шурину Францу Ульриху Хуберу): Слушай, Франц, ты возьмешь Министерство юстиции, и фюрер хочет, чтобы ты временно взял также Министерство иностранных дел. Позже тебя заменят. Правительство надо сформировать не позже 19 часов 30 минут, иначе все окажется бесполезно. Без этого события станут развиваться сами собой, будут приняты совсем другие решения…

Зейс-Инкварт: Президент принял отставку [Шушнига], но считает, что только федеральный канцлер повинен в истории с Берхтесгаденом и в ее последствиях. Поэтому он хочет назначить канцлером кого-нибудь вроде Эндера.

Геринг: Да… Ладно, слушай! Это все меняет. Президенту или кому-то другому следует сообщить, что все это полностью противоречит тому, что нам сообщили. Вы поручили Домбровски передать нам, что канцлером назначены вы… Что партия легализована, что СА и СС взяли на себя функции полиции и так далее.

Зейс-Инкварт: Нет, это не так. Я попросил президента назначить канцлером меня. Обычно на все это уходит два или три часа…

Геринг: Нет, так не пойдет! Ни в коем случае! Все уже запущено, поэтому надо немедленно сказать президенту, чтобы он назначил тебя канцлером, и утвердить правительство в таком составе, в каком было предусмотрено…

Пауза. После получения сообщения о том, что президент Миклас отказался встречаться с эмиссарами нацистов, Геринг снова звонит.

Геринг: Соедините меня с Зейсом.

(Зейс-Инкварту): Итак, запомни следующее: немедленно отправляйся с генералом Муффом[228]228
  Германский военный атташе в Вене.


[Закрыть] к президенту и скажи ему, что, если известные тебе условия не будут немедленно приняты, войска, которые уже стоят на границе или неподалеку, получат приказ сегодня же ночью начать продвижение по всему фронту, и Австрия перестанет существовать… Немедленно сообщи нам о реакции Микласа. Скажи ему, что шутки кончились… Вторжение будет остановлено и войска останутся на границе только в том случае, если мы здесь получим информацию о том, что Миклас назначил тебя федеральным канцлером… Потом обратись с призывом к национал-социалистам страны. Они теперь должны быть на улицах. И помни: я должен получить доклад не позднее 19 часов 39 минут… Если Миклас не может это понять целых четыре часа, мы заставим его понять за четыре минуты.

Зейс-Инкварт: Договорились.

18 часов 45 минут

Геринг: Ну, как все прошло?

Зейс-Инкварт: Да, гм… Президент стоит на своем. […]

Геринг: Надо все делать быстро… В противном случае тебе придется захватить власть. […]

20 часов 03 минуты

Зейс-Инкварт: Доктор Шушниг только что сообщил по радио, что правительство рейха выдвинуло ультиматум.

Геринг: Я слышал его выступление.

Зейс-Инкварт: А правительство самораспустилось…

Оно ждет прибытия войск.

Геринг: Ты его сместил?

Зейс-Инкварт: Нет, его никто не смещал, правительство само решило уйти, чтобы события развивались сами собой.

Геринг: И тебя канцлером так и не назначили? Он отказался это делать?

Зейс-Инкварт: Отказался, как и раньше. Они ждут вторжения и полагают, что, если оно состоится, исполнительная власть будет передана другим…

Геринг: Ладно, сейчас отдам приказ о вторжении, а ты постарайся захватить власть. Сообщи руководителям, что любой, кто окажет сопротивление или организует сопротивление, незамедлительно предстанет перед судом военного трибунала – трибунала сил вторжения. Это ясно?

Зейс-Инкварт: Да. Геринг: Включая первых лиц государства. Никакой разницы не будет.

Зейс-Инкварт: Да, они уже отдали приказ не оказывать сопротивления.

Геринг: Но это ничего не меняет. Президент тебя не назначил, и это тоже можно рассматривать как сопротивление. […]

В этот момент канцлер Шушниг объявил по радио о своей отставке и попрощался с австрийским народом, сказав: «Мы уступили силе… Да хранит Господь Австрию!» Геринг снова снял трубку телефона.

Геринг (генералу Муффу): Передайте Зейс-Инкварту: мы понимаем так, что он не подал в отставку, хотя правительство подало. Поэтому он должен продолжать исполнение служебных обязанностей и принять необходимые меры от имени правительства. Теперь начинается вторжение, и мы заявим, что все те, кто окажет сопротивление, понесут за это ответственность… Надо постараться избежать хаоса.

Муфф: Зейс это сделает. Он уже выступает с речью.

Геринг: […] Хорошо бы и Миклас подал в отставку.

Муфф: Да, но он не хочет этого делать… Я пятнадцать минут внушал ему это. Он заявил, что ни в коем случае не поддастся нажиму.

Геринг: О, он не хочет уступать силе… Что это значит? Он хочет, чтобы его вышвырнули вон?

Муфф: Да, он не желает никуда уходить.

Геринг: Конечно, человека с четырнадцатью детьми трудно заставить перемещаться! Ладно, скажите Зейсу, чтобы он взял бразды правления в свои руки.

Зейс-Инкварт по радио призвал население соблюдать спокойствие и не оказывать сопротивления немецким войскам.

20 часов 48 минут

Кепплер: Правительство приказало армии не оказывать сопротивления.

Геринг: Мне на это начхать.

Кепплер: Позвольте спросить, не желает ли кто-нибудь из высокопоставленных лиц в Берлине добавить несколько слов в обращение к австрийскому народу?

Геринг: Гм… Не знаю. Слушайте, самое главное, чтобы Зейс взял в свои руки бразды правления, чтобы он заполнил собой эфир…

Кепплер: Теперь правительство – это мы…

Геринг: Да, точно, теперь вы правительство. Слушайте внимательно: Зейс-Инкварт должен послать телеграмму такого содержания: «Временное австрийское правительство, видя свой долг в установлении спокойствия и порядка в стране, настоятельно просит поддержки германского правительства, чтобы избежать кровопролития. Мы просим германское правительство как можно скорее прислать в Австрию немецкие войска».

Кепплер: На улицах маршируют бойцы СА и СС, но в городе все спокойно.

Геринг: […] Зейс-Инкварт должен взять власть… и назначить нескольких человек, тех, кого мы ему рекомендуем. То, что может сказать на этот счет президент, не имеет никакого значения… Наши войска сегодня перейдут границу.

Кепплер: Да. Геринг: Он может и не посылать нам телеграмму, вы просто покажите ему то, что вы записали, и пусть он скажет: «Я согласен!» Вы поняли?

Кепплер: Да. Геринг: Сделайте это побыстрее и позвоните мне или фюреру. Ну, все, действуйте! Хайль Гитлер!

С чувством выполненного долга Геринг около 21 часа отправился в рейсхканцелярию. Там царило крайнее напряжение, которое внезапно спало после получения в начале одиннадцатого вечера телеграммы из Рима, в которой говорилось, что Муссолини понимает и одобряет инициативу Германии. Гитлер явно обрадовался и несколько раз повторил: «Я всегда знал, что могу рассчитывать на Муссолини!» Потом он отправил итальянскому диктатору ответную телеграмму: «Дуче, я никогда не забуду о том, что вы для меня сделали!» Но для Геринга, охваченного огненной жаждой деятельности и постоянно занятого представительскими функциями, ночь еще не закончилась: он пригласил в «Дом авиаторов» тысячу гостей – включая дипломатический корпус в полном составе – на прием и последующий балет. Премьер-министра ждали там очень долго; когда появился чуть позже 22 часов 30 минут, он явно наслаждался «наэлектризованной атмосферой», царившей в зале. Гости ничего не знали о событиях в Вене. Но в полночь посыльный принес Герингу записку, которая закрепила его триумф: испытывая угрозы Берлина, перед лицом яростных выступлений австрийских нацистов и вследствие отставки канцлера Шушнига, президент Миклас сдался и назначил Зейс-Инкварта федеральным канцлером. На рассвете немецкие танки перешли границу: судьба Австрии была решена…

Днем 12 марта 1938 года, когда немецкие войска вошли в Вену, Гитлер задержался в Линце, где навестил могилу матери. На всех дорогах Нижней Австрии его приветствовали восторженные толпы местного населения. На следующий день после триумфального въезда в Вену фюрер объявил, что Австрия станет провинцией «великого немецкого рейха»[229]229
  В ходе состоявшегося вечером 12 марта телефонного диалога с Риббентропом, немецким послом в Лондоне, Геринг в течение сорока минут описывал, какой восторженный прием оказали фюреру жители Вены, как братались немецкие и австрийские солдаты, как сотрудничали австрийские министры, как плохо повел себя Шушниг и тому подобное. Этот разговор, разумеется, был организован для того, чтобы его перехватила британская служба прослушивания.


[Закрыть]. Франция и Великобритания ограничились скромными заявлениями протеста, а большая часть населения Австрии превозносила фюрера до небес[230]230
  В ходе проведенного в апреле 1938 года плебисцита почти 99 процентов жителей Австрии высказались за вхождение страны в состав Третьего рейха.


[Закрыть]. Мало кому было известно, какую роль сыграл Геринг в бескровном захвате соседней страны, но Гитлер знал, чем он обязан своему верному паладину. И той весной 1938 года шансы маршала занять пост рейхсканцлера необычайно выросли. К тому же Геринг как уполномоченный по выполнению четырехлетнего плана стал полноправным хозяином австрийской экономики. Это следовало из его заявления, которое он сделал во время поездки в Австрию в конце марта: «Здесь будут построены электростанции, новая автодорога, военные заводы, новые фабрики, порты и осуществлены социальные преобразования. Безработица будет полностью ликвидирована». Свобода тоже… Разумеется, все рудники, металлургические предприятия и заводы по производству вооружений очень скоро поглотил концерн «Рейхсверке Герман Геринг».

Маршал-победитель не мог покинуть Австрию, не заехав в Маутерндорф, где все его помнили, особенно баронесса Лили. Но проживавшая в одиночестве в своем замке вдова доктора Эпенштейна не испытывала удовольствия от прихода немецких войск: она опасалась нацистов и беспокоилась за своего протеже, Альберта Геринга. Дело было в том, что сводный брат Германа Геринга, руководивший киностудией в Вене, вполне мог заинтересовать гестапо, так как имел еврейские корни и нелестно высказывался о Гитлере. Герман Геринг пообещал защитить Альберта, но баронесса не успокоилась и спросила: «Войны ведь не будет, не так ли? Мне кажется, что я этого не вынесу». Геринг ее успокоил: разумеется, войны не будет…

Для Чехословакии присоединение Австрии к Германии оказалось настоящей катастрофой: теперь она на западе, на севере и на юге граничила с территорией Третьего рейха. Занимая ключевое положение в созданной Францией системе союзов, Чехословакия с точки зрения стратегической и экономической была чрезвычайно уязвима. К тому же на западной ее границе 2,7 миллиона судетских немцев яростно требовали автономии. Берлин поддерживал их в этом тем более активно, что мощно укрепленная Судетская область была единственным бастионом Чехословакии, способным противостоять нападению немцев. Хотя вечером 11 марта в «Доме авиаторов» Геринг заверил чешского посла Мастны в том, что аншлюс был «чисто семейным делом» и что Чехословакии опасаться абсолютно нечего. Но в конечном счете Герман Геринг всего лишь выражал идеи своего хозяина – а кто мог поверить Адольфу Гитлеру?

Действительно, уже 18 марта фюрер произнес в рейхстаге длинную речь, в ходе которой заявил: «Германия не может оставаться безучастной к судьбе 10 миллионов немцев, которые живут в двух соседних странах… Германское правительство будет добиваться объединения всего немецкого народа». Поскольку в Австрии проживали 6,5 миллиона немцев, всем стало понятно, что теперь под прицелом нацистов оказалась другая «соседняя страна» – Чехословакия. С того дня пропагандистский аппарат тоталитарного режима начал работать на полную мощь: лидер нацистов в Чехословакии Конрад Генлейн выступил с требованием предоставления полной автономии судетским немцам («Восемь карлсбадских требований»), а доктор Геббельс начал вещать об участившихся столкновениях между чешской полицией и судетскими немцами. Геринг принялся за дипломатов: Гендерсону он заявил, что «вхождение Судет в состав рейха так или иначе обязательно состоится». А у посла Франсуа-Понсэ он спросил, что могла бы предпринять Франция, «если Германия отрежет у Европы аппендикс». С королем Швеции, прибывшим с визитом в Каринхалл, он обсуждал вопросы «оттеснения чехов в сторону России, откуда они и пришли». Именно Геринг взялся провести переговоры с представителями Будапешта и Варшавы, чтобы побудить их предъявить территориальные претензии Чехословакии – потребовать возвращения зон, заселенных венграми и поляками, а затем начал уговаривать их принять участие в нападении на Чехословакию. То, что это произойдет, ни у кого не вызывало ни малейших сомнений: 28 мая в ходе совещания с участием Кейтеля, Браухича, Рёдера, Геринга, Риббентропа и начальников штабов основных видов вооруженных сил Гитлер прямо сказал: «Мое непоколебимое решение – стереть Чехословакию с карты». И добавил, что вся подготовка должна завершиться до 1 октября 1938 года…

За неделю до этого отделы ОКВ уже получили приказ достать из папок наброски операции «Грюн» – разработанного в 1937 году плана превентивного нападения на Чехословакию[231]231
  В то время «зеленый план» предусматривал быстрое выведение Чехословакии из вооруженного конфликта во избежание вероятной войны на два фронта, если Франция нападет с запада.


[Закрыть]. Появление новых баз в Австрии теперь позволяло напасть на Богемский четырехугольник с севера, юга и запада одновременно. Сухопутные войска были тайно мобилизованы и обучены действовать согласно этому плану. Поскольку гористая пограничная зона была хорошо укреплена, особая роль отводилась авиации: в операции планировалось задействовать 400 истребителей, 600 бомбардировщиков и 200 пикирующих бомбардировщиков «Штука». Авиация должна была действовать с баз в Центральной и Восточной Германии, в Баварии и в Австрии. Одновременно с этими ударами 250 транспортных самолетов «Юнкерс-52» должны были сбросить воздушный десант вблизи основных оборонительных рубежей, транспортных развязок и узлов связи. Гитлер явно делал основной упор на эффект внезапности и на испуг, надеясь заставить чехов быстро капитулировать. Одновременно с этим он приказал возвести западный вал – укрепленную полосу шириной около 35 км, состоящую из 17 тысяч долговременных оборонительных сооружений, расположенных в три-четыре ряда, – вдоль границы с Францией, чтобы предотвратить любую попытку нападения французских войск в ходе операции на востоке. Генералу Мильху было поручено усилить этот оборонительный рубеж «зоной противовоздушной обороны» из множества зенитных батарей. В целом нацистские стратеги предусмотрели все до мельчайших подробностей, в том числе и «провокацию», которая позволила бы напасть на Чехословакию с целью принятия ответных мер…

В рейхсканцелярии и в Министерстве авиации все полагали, что чехи будут быстро побеждены и Германия не подвергнется нападению. Ни французы, ни англичане, ни русские, ни американцы выступить против Германии не посмеют. Гитлер неоднократно говорил Герингу: «Мы разделаемся с Чехословакией, и тогда у нас будет в запасе четыре года». А раз фюрер так говорил, Геринг начал ему вторить: 8 июля он сказал собравшимся в Каринхалле руководителям немецкой авиационной промышленности: «Нет никаких сомнений в том, что ни Великобритания, ни Франция не станут ввязываться в войну из-за Чехословакии». А на другой день он заверил начальника Генштаба сухопутных войск Италии Альберто Париани: «Англия и Франция не станут помогать Чехословакии».

И все же можно, публично высказывая непоколебимую уверенность, в глубине души сомневаться… Именно сомнения и чувствовал Герман Геринг, и на то у него имелись некоторые основания. Во-первых, даже в ходе бескровного захвата Австрии немецкая военная машина давала сбои: имели место задержки, моменты плохой координации – а мощные фортификационные укрепления чехов не позволяли надеяться, что предстоящая операция станет легкой прогулкой. Во-вторых, Геринг прекрасно знал, что строительство на западе укрепленного «вала» для сдерживания французов должно закончиться лишь осенью и что он вряд ли сдержит массированное наступление. И в-третьих, люфтваффе было еще довольно слабо. Война в Испании показала, что бомбовые удары по наземным объектам с использованием самолетов «Хейнкель-111» малоэффективны из-за неточности; что касается «Юнкерс-88», на которые возлагались большие надежды, эти самолеты пришлось полностью переделать по просьбе генерала Удета, поэтому их серийное производство еще даже не началось.

Но самое главное было другое: вот уже несколько месяцев программа быстрого возрождения немецкой авиации сталкивалась с непреодолимыми материальными трудностями: не хватало стали и алюминия, бензина производилось недостаточно. Уполномоченный по реализации четырехлетнего плана ничего с этим не мог поделать: с одной стороны, Гитлер требовал, чтобы железные дороги строились без задержек, с другой – руководители НСДАП и гауляйтеры сооружали для себя шикарные дворцы, и на все это уходило баснословное количество стали. К тому же политика автаркии тоже начала себя исчерпывать. Получаемый из каменного угля синтетический бензин не годился для авиационных двигателей, работавших на высокооктановом топливе[232]232
  Температура горения которого составляет 1000 °C, то есть на 200 °C выше, чем температура горения синтетического бензина.


[Закрыть]. Покрышки колес шасси самолетов, изготовленные из синтетического каучука «Буна», оказались ненадежными: их приходилось менять после нескольких посадок. Даже такой самонадеянный человек, каким был Герман Геринг, считал, что начинать масштабную военную операцию, имея при этом уязвимые тылы, можно только при условии, что в конфликт не вмешается третья сторона. Но Геринг сомневался, что англичане и французы не станут ничего предпринимать. Он знал, что в Англии началось ускоренное перевооружение авиачастей, что Франция готовится последовать примеру британцев, что генштабы этих стран активизировали контакты[233]233
  Геринга в то время также беспокоила реакция американцев и русских.


[Закрыть]. В конце мая фельдмаршал не посмел высказать свои опасения, потому что, как сам признался, он не мог этого сделать в присутствии фюрера. Но перед конференцией 28 мая он тайком спросил у адъютанта Гитлера: «Видеман, скажите, фюрер действительно полагает, что французы ничего не станут предпринимать, если мы войдем в Чехословакию? Читает ли он отчеты “исследовательского центра”, которые я ему направляю?»

Несмотря ни на что, у Германа Геринга были свои взгляды на то, как избежать потенциальной опасности: он решил пригласить в Германию эскадрилью британских истребителей для восстановления доверия. Но обстановка была слишком напряженной, и этот план провалился. В середине июля 1938 года Геринг тайно навел справки о том, может ли он приехать в Лондон, чтобы встретиться там с новым министром иностранных дел Великобритании лордом Галифаксом. Тот не возражал, но Гитлер похоронил эту затею, сказав всего одно слово: «Исключено!»[234]234
  Как это уже случалось раньше – и повторялось позже, – Гитлер категорически возражал против любой поездки Геринга в Великобританию, желая лично контролировать отношения с этой страной, по его мнению, чрезвычайно важные. Но все подобные ходы умеренного Германа Геринга лишь поднимали его авторитет в глазах Лондона и в кругах немцев, составлявших оппозицию Гитлеру.


[Закрыть] Но у Геринга была еще одна карта, которую он намеревался разыграть: он вспомнил, что капитан Штелен, военно-воздушный атташе Франции в Берлине, уже не раз служил ему посредником для передачи некоторых сведений французским властям. В начале июня генерал Боденшац по указанию Геринга увиделся со Штеленом и сообщил тому о проекте строительства «западного вала». «Немецкое руководство хочет обеспечить себе свободу действий на востоке, – сказал он, – и для этого оно намерено сначала устранить опасность со стороны Чехословакии на своей южной границе. На востоке мы хотим одновременно отвести советскую угрозу от Европы и обеспечить себе жизненное пространство, необходимое для процветания Германии и для ее существования как великой державы. Не могу вам сказать, как далеко простираются планы фюрера в этом великом деле, которое должно дать нам возможность распоряжаться богатствами Украины, столь слабо разработанными и плохо используемыми. У нас и мысли нет об агрессии против Франции, и, разумеется, мы никоим образом не стремимся затронуть интересы Великобритании. […] Строительство укрепленного района на западе, повторяю вам, является материализацией нашего дружественного расположения к вашей стране».