Текст книги "Французская фантастическая проза (антология)"

Автор книги: Франсис Карсак

Соавторы: Андре Моруа,Жозеф Анри Рони-старший,Пьер Буль,Жерар Клейн,Мишель Демют,
сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 36 страниц)

– Мое имя, – объявил я ему, – Оскар Венсан.

– Да-а… В таком случае… Знаешь, ты не обижайся, но уж лучше я буду, как прежде, именовать тебя «друг мой». Итак, я уже говорил, что ваш взгляд на возможность путешествий во времени крайне примитивен. Вот послушай…

Мы сидели за столиком друг против друга, а вокруг было восхитительное монпарнасское лето, и в воздухе уже разлилась предвечерняя прохлада. Рассказ пришельца так захватил меня, что об ужине я и думать забыл. Между тем было уже девять вечера. Бутылки наши давно опустели. Но не успел я приказать гарсону принести нам новые, как вдруг тот самый низенький господин в очках поднялся и, к моему изумлению, обратился к нам также по-латыни:

– О граждане, – сказал он, – не гневайтесь, если я позволю себе прервать вашу беседу. Быть может, вы сочтете меня неучтивым, но я все слышал. Как только ты появился здесь, о мой предок, твоя внешность поразила меня. Невольно я слышал твои первые слова; они все во мне перевернули, и я начал прислушиваться. Но не осуждайте меня, а лучше возблагодарите судьбу за эту встречу, как равно и за поистине необъяснимое пристрастие людей к прошлому, которое побуждает их преподавать латынь в школах в наши дни… Нет, я неправильно выразился. Следовало бы сказать «в мои дни», ибо, о благородные чужестранцы, мы с вами живем в разные эпохи. Пусть это покажется вам невероятным, но знайте, друзья, что перед вами – еще один путешественник во времени. Я, однако, пришел из вашего отдаленного будущего. Ни один из вас не мог и догадываться о моем существовании, ибо мне предстоит родиться, слушай, о парижанин, и ты, бадариец, лишь десять или пятнадцать тысячелетий спустя. Точнее я сказать не могу, потому что подобно тебе, о далекий пращур мой Амун, я оказался в этой эпохе по чистой случайности, после того как понял, что не сумею без промежуточной остановки одолеть временной отрезок в двести веков, как я намеревался это сделать на своей машине времени.

Друзья мои, перед вами доктор Джинг-Джонг, один из наиболее выдающихся ученых Перголийской республики… Но я забыл, что вы не слыхали о моей Перголии, ибо та земля, на которой вырастет и расцветет наша великолепная культура, пока еще скрыта под толщей вод океана, который ты, о парижанин, называешь Тихим. Знайте же, что перголийская Академия наук поручила мне… я хотел сказать – поручит мне совершить с научной целью путешествие в прошлое при помощи нашего новейшего изобретения – машины времени. Мы установим на этой машине двухсотый век по земному времени. Я сам рассчитаю эту дату таким образом, чтобы попасть в эпоху высшего расцвета древнейшей бадарийской цивилизации, следы которой мы недавно обнаружили. Однако случится небольшая неисправность – и вот я среди вас. И весьма тому рад, так как имею возможность познакомиться одновременно с двумя различными эпохами.

Считая по-твоему, парижанин, я здесь вот уже шестой день. Мне удалось выменять перголийскую одежду на то одеяние, что носят сейчас. А вот и моя машина времени.

В его руках появился овальный предмет, в точности похожий на машину Амуна.

– О божественный Джинг-Джонг, – начал было я потрясенно, но не смог более выговорить ни слова из-за волнения, охватившего меня. Подозвав гарсона, я указал перголийцу на стул возле нашего столика и с грехом пополам сумел спросить нового гостя, какой напиток он предпочитает. Оказалось, что питье, называемое «коньяк», вполне ему по вкусу.

– Оно напоминает мне, – добавил он, – один напиток, который я часто употреблял дома… То есть я хочу сказать: который я буду часто употреблять. По правде говоря, я еще не привык жить за десять тысячелетий до собственного рождения, а потому прошу не судить меня строго за то, что я иногда путаюсь во всех этих прошедших и будущих временах. Итак, с твоего позволения, я хотел бы коньяку, слегка разбавленного содовой.

Я велел гарсону принести бутылку и сифон, после чего молча уставился на вновь прибывшего. Он был мал ростом, одет в мало поношенный черный редингот и при этом лыс как колено. В глазах его плясал сатанинский огонек, и не будь мое внимание всецело захвачено бадарийцем, я уверен, что невероятно массивный череп перголийца сразу бросился бы мне в глаза. Кстати, бадариец не проронил ни единого слова с того самого момента, как пришелец из будущего вмешался в нашу беседу, и сидел насупившись.

Отхлебнув изрядную порцию коньяку, я вновь обрел способность рассуждать здраво.

– Господа! – начал я. – В смысле джентльмены… То есть я хотел сказать: высокоученые мои друзья! Ты, о величайший из бадарийцев, и ты, чья слава затмевает… то есть затмит всех на свете перголийцев! Сегодня – лучший день в моей жизни, и я бесконечно благодарен провидению за эту милость. Я краснею от стыда за свое невежество в сравнении с твоей ученостью, о Амун-Ка-Зайлат, и с твоими будущими познаниями, Джинг-Джонг. Да, моя эпоха не блещет знаниями, и я теперь вижу, что ее смело можно уподобить темному средневековью… Но сжальтесь, умоляю, и просветите меня. Ведь ты, о бадариец, жил на Земле восемь тысяч лет назад, а это значит, что по крайней мере уже семьдесят девять веков как умер. Почему же тогда ты сидишь здесь и я тебя вижу?

– С радостью удовлетворю твою любознательность, хотя вопросы эти поистине наивны. Позволь, я начну с самого начала, как и намеревался сделать в тот момент, когда нас прервал почтенный перголиец… А ты, далекий потомок мой, выслушай мой рассказ, прежде чем я стану внимать твоему.

Доктор Джинг-Джонг кивнул в знак согласия, и бадариец продолжал:

– За много поколений до нас ученые установили, что ускоренное перемещение во времени в сторону будущего теоретически осуществимо. Один физик доказал, что время течет отнюдь не равномерно, и для наблюдателей, «привязанных» к различным системам, движущимся с неодинаковой скоростью одна относительно другой, время идет по-разному. Однако доступны ли эти рассуждения твоему разуму, парижанин?

– Продолжай. Я слыхал об этой теории. Один наш ученый сделал аналогичное открытие.

– Итак, была доказана возможность (теоретическая, повторяю) пребывать во времени, отличном от земного. Однако для ее практического осуществления необходима скорость, близкая к скорости света. Я приведу пример, который будет доступен твоему разумению (у нас его всегда приводят школьникам): путешественник, покинувший нашу планету со скоростью двухсот девяноста девяти тысяч девятисот восьмидесяти пяти километров в секунду и вернувшийся обратно спустя два года, обнаружит, что на Земле за время его отсутствия протекло целых двести лет…

– И это мне известно, – заявил я, гордый своими познаниями. – Профессор Ланжевен прославился тем, что…

– Это хорошо, но постарайся впредь не перебивать меня, ибо я собираюсь поведать тебе о том, чего ты не знаешь.

Открытие, о котором я упомянул, оставалось чисто умозрительным эффектом до тех самых пор, пока не было найдено поразительно простое средство заставить живой организм двигаться со скоростью, почти равной скорости света. С этого момента путешествие во времени стало осуществимым – но лишь в одном направлении. Мы получили возможность «забрасывать» своих посланцев вперед, в будущее: для этого оказалось достаточным отправлять их в космос, а затем с огромной скоростью возвращать обратно на Землю. Но это лишь в общих чертах. На деле же человек, улетевший в космос, полностью выпадал из-под нашего контроля, потому что оказывался вне нашего времени. Ему, таким образом, приходилось действовать по инструкциям, разработанным заранее, и проходить специальную подготовку.

Так мы «забросили» в будущее десять человек, одного за другим. Первый недавно вернулся. Его маршрут был рассчитан так, чтобы он прилетел спустя двадцать пять лет по земному времени, прожив всего лишь несколько секунд по своему собственному. Возвратился он в полном здравии и был весьма удивлен, встретив собственного сына, который за это время успел стать ровесником отца. Что касается прочих путешественников из числа десяти, то нам о них ничего не известно: ни один пока не возвращался.

Если ты внимательно следил за моим повествованием, то мог заметить существенный недостаток в наших опытах: все эти люди могли достичь любой временной точки в будущем, по при этом не имели ни малейшей возможности вернуться обратно в наше время. Открытие было неполным. Посланец, заброшенный в будущее, мог наслаждаться плодами всех открытий и усовершенствований, сделанных земной наукой за время его путешествия, однако был не в состоянии поделиться всем этим со своими современниками, оставшимися в прошлом. Приходилось ждать, пока они «поравняются» с ним или «догонят» его во времени, а заодно и в познаниях… Это было совсем не то, чего мы хотели. И все сильнейшие умы Бадари посвятили себя работе над проблемой возвращения.

Я горд, что мне удалось внести свой вклад в решение проблемы «полного» цикла. Отныне в наших руках имеется средство, позволяющее двигаться вверх по течению веков, несмотря на то, что некоторые ученые предсказывали невозможность такого путешествия ввиду необратимости времени. Однако выяснилось, что на самом деле время таковым не является… Но я не намерен вдаваться в детали: тебе, парижанин, все равно их не постичь, а что до тебя, перголиец, то само твое присутствие среди нас доказывает, что открытие наше известно и тем, кто находится в будущем. Когда я пожелаю вновь перенестись в Бадари, мне будет достаточно перевести небольшой рычажок на машине времени. И тогда мое тело, обладая комплексной скоростью, понесется вдоль мнимой оси пространства-времени в обратном направлении, и в определенный момент я вновь окажусь у себя дома. Первые опыты дали отличные результаты. Как я уже упоминал, предыдущий посланец доставил нам интереснейшие данные из времен Римской империи.

Я благоговейно внимал каждому его слову. Джинг-Джонг временами одобрительно кивал головой. Когда Амун-Ка-Зайлат умолк, перголиец воскликнул:

– Сколь славна перголийская мудрость, которой предстоит вернуть к жизни все эти чудеса! После твоего повествования, бадариец, мне осталось добавить совсем немного. И нам тоже удалось… то есть удастся овладеть секретом головокружительных скоростей. Мы также постигнем тайны комплексных движений и мнимых измерений. Твое путешествие, о мой предок, отличается от моего лишь направлением перемещения во времени. У нас будет принято решение отправить человека в прошлое. И тогда, тщательно настроив машину, я устремлюсь в бадарийскую эпоху, воодушевляемый напутствиями всех моих сограждан. Я отправлюсь в путь через двенадцать тысяч лет. И я прибыл сюда пять дней назад после нескольких часов пути…

Такие выражения, как «комплексная скорость» и «мнимое измерение», я еще так-сяк вытерпел, но вынести непрерывное смешение настоящего, прошедшего и будущего времени оказалось выше моих сил. Борясь с охватившей меня нервной дрожью, я заказал еще вина и смиренно проговорил:

– Простите, что перебиваю вас, о друзья мои, но дайте же мне время хоть немного привыкнуть ко всему этому. Не так быстро, умоляю вас… Итак, – продолжал я, стараясь навести порядок в своих мыслях, – ты говоришь, Амун-Ка-Зайлат, что можешь двигаться навстречу потоку времени и достичь того самого момента, когда пустился в путь?

– Именно так.

– Но позже, когда ты будешь уже мертв, твое путешествие будет все длиться в будущем? И люди нашего века, например я сам, смогут лицезреть тебя несмотря на то, что тебя давно нет в живых?

– В этом нет ни малейшего сомнения, – отвечал бадариец.

– Что же здесь странного? – вмешался Джинг-Джонг. – Ведь вот я сижу перед тобой, хотя я еще и не родился на свет.

– Это верно, – задумчиво проговорил я, – об этом я как-то не подумал… Но в таком случае откуда мне знать, что ты в настоящий момент не мертв… то есть именно так – вполне очевидно, что ты мертв.

– Вино твое превосходно, парижанин, башка же твоя тверже, чем череп мамонта. Все ведь очень просто: для тебя я мертв, но в своем собственном времени я жив, раз сижу тут. Моя смерть относится к моему будущему, хотя одновременно она находится в твоем прошлом. Мне предстоит умереть, если желаешь знать, чуть меньше восьмидесяти твоих столетий тому назад. И никакого противоречия здесь нет.

– Да-да… Но предположим, что ты совершил путешествие на два года вперед (я имею в виду два земных года). Проведя несколько дней в этом новом времени, ты возвращаешься назад и больше никуда из своей эпохи не отлучаешься. Тогда, если только я чего-нибудь не напутал, два года спустя ты встретишься с самим собой там, где уже бывал… где побываешь двумя годами раньше… то есть позже.

– Да, все это именно так, и встреча с самим собой – лишь один из парадоксов, которыми столь богаты подобные перемещения. Вполне ясно, что после осуществления недолгого замкнутого цикла и при условии, что я буду продолжать существовать на Земле, мне придется встретиться лицом к лицу с самим собой, подобно тому как я сейчас сижу перед тобой.

– О моя голова! – вскричал я в отчаянии. – А ты, Джинг-Джонг, когда ты родишься… после того, как ты родился… Словом, родившись в будущем, ты вернешься сюда, в Париж, где уже бывал… то есть где уже имел быть, и тогда ты вспомнишь, что посещал эти места за двенадцать тысяч лет до своего рождения?

– Вряд ли, – возразил Джинг-Джонг. – Ты забыл, что мне предстоит родиться лишь по отношению к тебе, в то время как для самого себя я уже родился некоторое время тому назад, иначе я не сидел бы здесь. К нынешнему моменту я помолодел всего часа на два-три, а поскольку мне от роду шестьдесят лет, то и появился я на свет шестьдесят ист назад, считая по перголийскому времени.

Так мы сидели на террасе кафе и рассуждали. Коньяк помогал мне сохранять некоторое достоинство, хотя я продолжал позорно путаться в употреблении времен глаголов. Ночь была прекрасна. Вокруг кипела бурная монпарнасская ночная жизнь, как в довоенные времена. В толпе прохожих то и дело мелькали иностранцы разных цветов кожи и в самых невероятных облачениях. На бадарийца в римской тоге никто и не глядел.

«И никто – думалось мне, – никто и не догадывается, что в настоящую минуту свершается историческое событие колоссальной важности. То есть не свершается, а свершится… или, вернее сказать, уже свершилось. Мне, Оскару Венсану, выпало на долю стать его очевидцем и участником! О всеблагое провидение!»

Переполненный признательностью к милостивому провидению, я робко спросил пришельцев, не угодно ли им будет отведать напитка, весьма ценимого в наших краях, и заказал две бутылки шампанского. Мы чокнулись. Амун-Ка-Зайлат благосклонно похвалил напиток. И продолжил:

– Странное ощущение, друг мой, – внезапно перенестись на восемь тысяч лет вперед по отношению к своей эпохе. Я не хотел бы чернить век, в котором ты живешь, парижанин, хоть он и погряз в невежестве. Следует признать, что дышится в нем легко, все кругом радует глаз, и я по какой-то причине испытываю непривычное тепло во всем теле. Я глубоко признателен тебе за гостеприимство от своего имени и от имени пославшей меня Академии наук… Хотел бы я знать, чем заняты сейчас мои ученые друзья в Бадари? Или, выражаясь точнее, чем они занимались восемьдесят веков тому назад? Разумеется, они с волнением ждали моего возвращения. И их ожидания не будут обмануты. Я вернусь с богатой добычей знаний, и этот момент станет важнейшей вехой в истории науки… Но было бы непозволительно сладко дремать теперь, погрузившись в чересчур материальные удовольствия твоего века, друг мой; я должен выполнить свою миссию. Поставленная цель будет достигнута; эта цель – побывать в твоем времени, Джинг-Джонг. Не исключено, о перголиец, что я окажусь там в течение срока твоей жизни и тогда, быть может, мы с тобой встретимся. Но ты не узнаешь меня, ибо к тому времени еще не успеешь пережить нашу нынешнюю встречу. Надеюсь, однако, что ты окажешь мне гостеприимство по примеру нашего парижского друга, и еще надеюсь, что высокое искусство виноделия будет в чести и в твое время.

– Насчет последнего не сомневайся, мой пращур. В остальном же ты, увы, заблуждаешься самым жестоким образом. Ты никак не сможешь отыскать меня в Перголии, потому что если бы такая встреча действительно состоялась, то она находилась бы в моем прошлом и я знал бы о ней. Между тем лицо твое мне незнакомо.

– Это верно, о будущий мудрец, об этой детали я как-то не подумал… Однако мне пора Не мог бы ты, парижанин, оказать мне еще одну услугу? Мне не хотелось бы взлетать посреди толпы людей, ибо это не пройдет незамеченным. Отведи меня в уединенное место, откуда я мог бы улететь, не внося смуту в умы окружающих.

Я поднялся, чтобы проводить его. Джинг-Джонга я попросил обождать меня здесь, в кафе, потому что мне не терпелось продолжить беседу.

– Не тронусь с места, – отвечал перголиец, – пока ты не вернешься. Отлет я наметил лишь на завтра. Что же до тебя, о предок мой Амун, то я желаю тебе счастливого пути. Не надо ли, кстати, передать что-либо от твоего имени твоим современникам на тот случай, если я сделаю остановку в вашей эпохе, что вполне вероятно?

– Скажи им тогда, что повстречал на своем пути Амун-Ка-Зайлата, что путешествие его проходит успешно и вскоре он вернется домой. Vale!

Немного пройдя по бульвару, мы свернули в переулок, ведущий к Люксембургскому саду. Пока мы шли, бадариец говорил:

– Прости, друг, что я ретировался столь внезапно, но у меня не лежит душа к этому коротышке перголийцу. Мне кажется, он замыслил недоброе. Страна наша – Бадари – богата и привольна, и во все века тянулись к ней жадные лапы врагов. Многих неприятелей побили мы в былые годы. Что же будет, когда весть о процветании нашем докатится до грядущих поколений? И если эти поколения равны нам силой и знанием (а эти перголийцы, по всей видимости, именно таковы), то не захотят ли они прилететь к нам в прошлое и завладеть нашими богатствами? Мне очень подозрительны форма черепа этого Джинг-Джонга и хилое его телосложение. В свое время я изучал взаимосвязь между внешним обликом и духовной сущностью, и теперь нахожу в нем явные признаки коварства… Парижанин, я открою тебе еще один секрет, ибо знаю, что ты не станешь выдавать меня. Хотя в целом мое путешествие носит научный характер, в то же время оно преследует некоторые, скажем, информационные цели. Овладев сокровеннейшими тайнами мироздания, исполненные сознанием своего величия, а также несравненной мудрости нашей цивилизации, мы, бадарийцы, стремимся нести плоды своей культуры народам всех веков, чтобы и они смогли воспользоваться ими. Опасаюсь, однако, что перголийцы воспрепятствуют этому.

Решение мое твердо. На своей машине я установлю время, когда жил этот субъект. Я намерен провести в его эпохе несколько недель, разузнать, какие коварные замыслы там вынашиваются, и затем, вернувшись домой, обо всем доложить его величеству королю Бадари. И тогда мы успеем заранее принять надлежащие меры.

Мы стояли совсем одни в глухом переулке. Он достал из кармана машину времени и принялся тщательно налаживать ее.

– Готово, – сказал он через некоторое время.

– Неужто, – воскликнул я с грустью, – появившись столь ненадолго, ты покидаешь меня навсегда? Возможно ли, что я потеряю тебя на веки вечные именно сейчас, когда ты открыл моему воображению такие чудеса? У меня осталось бесчисленное множество вопросов. Ты даже не рассказал мне как следует о вашей изумительной бадарийской цивилизации.

– Быть может, мы встретимся еще, и раньше, чем ты думаешь, – улыбаясь ответил Амун-Ка-Зайлат. – Я даю тебе обещание, что непременно вновь остановлюсь в твоей эпохе по пути домой.

– Но где и как тебя найти?

– Доверься, друг, мудрости бадарийцев… А сейчас удались на несколько шагов.

Запахнувшись в тогу, он сделал мне какой-то знак рукой, который я понял как прощальный, и нажал на кнопку. Вспыхнуло лиловое пламя, сверкнула белая молния, раздался долгий свист, словно при запуске пороховой ракеты, и ночное небо прорезал светящийся след. Секунду спустя кругом все опять было тихо и темно. Стоя в одиночестве у решетки Люксембургского сада, в безмолвном волнении я сжимал в руках чугунные прутья.

Какое-то время я не двигался. Но не успел я прийти в себя после пережитого потрясения, как вдруг новая вспышка озарила ночную тьму. В небе вновь пролег яркий след, и передо мной опять возник мой друг Амун-Ка-Зайлат, причем стоял он на том самом месте, откуда улетел, но на этот раз был затянут в черное.

– Что случилось? – вскричал я в тревоге. – Во имя неба, что означает твое поспешное возвращение? Разумеется, я счастлив вновь лицезреть тебя, однако что за неожиданность расстроила твои планы? Быть может, в механизм попала песчинка и он испортился?

Бадариец снисходительно улыбнулся.

– Никакой неожиданности не было, парижанин. Все прошло как нельзя лучше. Не говорил ли я тебе, что загляну сюда на пути домой? Как видишь, слово свое я держу крепко. Я только что из Перголии. Целый месяц провел я в этом краю, который мне решительно не по сердцу, и теперь рад и счастлив, что вновь обрел уют и тепло Парижа.

И снова я не мог скрыть своего недоумения:

– Но ведь ты улетел отсюда едва ли минуту назад?

– Это так. Ну и что тут странного? Сколько раз надо повторять тебе, что с того мгновения, когда я оказался в космосе, время мое пошло по-иному? В Перголию я прибыл менее чем через час после отлета, что соответствует примерно одиннадцати тысячам земных лет. Там я провел около месяца, как и намеревался, и должен тебе доложить, что с превеликим трудом терпел неудобоваримые кушанья и тошнотворные напитки, которыми меня пичкали в этом двадцать девять тысяч сто пятьдесят третьем году. А потом я полетел обратно, предварительно настроив машину на твою эпоху, как и обещал. Поскольку день и час нашей первой встречи оставили во мне приятные воспоминания, я сделал так, чтобы вернуться в этот самый момент. Мне это удалось без труда. И вот я здесь. В моей жизни прошло около месяца, а для тебя едва промелькнуло несколько секунд. На Земле же пробежало за это время одиннадцать тысячелетий, сперва в одну сторону, а потом в другую, – но, разумеется, только по отношению ко мне. Все это предельно ясно. Я, кстати, подумывал, не вернуться ли назад чуть раньше нашего расставания. Но потом я пожалел твои нервы, ибо вижу, что ты еще не успел привыкнуть к относительности времени.

– Нет, я понимаю, – проговорил я несколько растерянно, – я все понимаю… Спасибо, что передумал и вернулся муть позже. Но неужели ты и вправду побывал в двадцать девять тысяч сто пятьдесят третьем году, или как ты там сказал? А видел ли ты там… то есть увидишь ли… О, послушай, умоляю, давай будем пользоваться привычным мне прошедшим временем, хотя это и неверно по сути! Итак, видел ли ты, какова эта Перголийская республика, один из граждан которой сидит сейчас в кафе за бутылкой шампанского и дожидается моего возвращения?

– Видел, не сомневайся. Я там побывал и везу с собой плохие новости. Назревают серьезные неприятности. Я все подробно тебе расскажу, но не могли бы мы прежде сесть за столик в одном из заведений, где подают дивный напиток, вкус которого остался на моих губах даже месяц спустя? А что касается твоего Джинг-Джонса, то пусть себе подождет, тем более что он негодяй и мерзавец.

Я взглянул на бадарийца. На нем теперь было, как я уже говорил, черное одеяние, облекавшее безупречные формы античной статуи. Я повел его в небольшой бар в квартале Сен-Жермен-де-Пре, надеясь, что необычный внешний вид моего друга не привлечет там ничьего внимания. Так оно и оказалось. После того, как мы заказали выпить, он продолжал:

– Да, сын мой, хотя Перголия и достигла довольно высокого уровня в физике и математике, это не тот край, где я хотел бы окончить свои дни. Люди там неприветливые, чурающиеся радостей жизни. К тому же они злонамеренны и, как я и предполагал, замышляют послать войско на мою милую родину Бадари. Позволь, однако, я расскажу по порядку все, что произошло со мной. А вещи там приключились преудивительные.

Как тебе известно, я отправился в путь, основываясь на указаниях Джинг-Джонга, с тем чтобы попасть во времена Перголии. И таково совершенство моей машины, что я вмиг оказался в нужном мне времени, да еще в самой столице их республики – городе Бала. Надо сказать, что это самый отвратительный из всех городов, куда только ступала нога благородного бадарийца.

Я смешался с местным населением, никому не раскрывая тайны своего происхождения. Мне удалось выменять тогу на этот дикий перголийский наряд, который оскорбляет мое чувство прекрасного. В считанные дни я выучился перголийскому наречию, а затем стал предпринимать попытки проникнуть в среду ученых, которая составляет там настоящую элиту. Счастливый случай помог мне. Я сумел наняться слугой в дом одного из членов перголийской Академии наук. И там я узнал, что попал – о всемогущая наука! – не только в эпоху Джинг-Джонга, но, более того, в тот самый момент, когда он возвращался из своего путешествия во времени. Предвидя твои замечания, напомню, что прошедшее время я употребляю здесь чисто условно, только чтобы не раздражать тебя, а на самом деле мне следовало бы сказать «когда он вернется из путешествия». Помнишь, когда я говорил Джинг-Джонгу о возможности нашей встречи в будущем, этот коротышка справедливо заметил, что, если бы ему доводилось встречать меня в Перголии, то он бы об этом помнил? Так вот я все-таки виделся с ним в Перголии, только это после нашей встречи здесь, после его путешествия в прошлое, то есть в Бадари, и после его возвращения оттуда. По этой причине он ничего и не мог помнить, ибо встрече нашей еще только предстоит произойти в его будущем. Понятно ли я выражаюсь?

Продолжай, – ответил я, залпом опорожнив свой бокал.

– О чем бишь я? Ах да! Так вот, стало быть, я оказался в будущем в момент возвращения Джинг-Джонга. Незабываемый миг, ко да он узнал меня и – следи внимательно за моими словами! – понял, что, хотя мы с ним дважды имели случай видеться в твоем веке (дважды потому, что совсем скоро мы свидимся во второй раз), он во время нашей второй встречи еще ничего не знал, что в Перголии мы уже виделись (по отношению ко мне, но можно сказать также «еще увидимся», и это будет по отношению к нему) одиннадцать тысяч лет спустя (прошу прощения за неловкий оборот). Однако я-то об этом прекрасно знал, и в результате сумел обвести его вокруг пальца!

– Но как же… Как же. бормотал я.

– Да, понимаю, все эти временные отношения сразу постичь нелегко, но постарайся, прошу тебя. Повторяю, сейчас мы вновь увидимся с ним. Мне это известно, поскольку он сам, ослепленный гневом, проговорился об этом в двадцать девять тысяч сто пятьдесят третьем году. Сегодня он не знает, что я присутствовал при его возвращении в город Бала. Однако, когда эта встреча в Перголии, уже пережитая мною в моем прошлом, сбудется наконец и для него, он осознает, что сегодня я был в курсе всех обстоятельств нашей грядущей встречи и потому сумел перехитрить его. Так оно, кстати, и произошло в дальнейшем, и он горько упрекал меня за вероломство. Но не потерял ли ты нить моей мысли?

– Продолжай. Мне примерно ясно, что ты имеешь в виду.

– Итак, Джинг-Джонг вернулся домой. Разумеется, я поначалу затаился. Этот предатель делал свой доклад на заседании Академии наук в доме моего хозяина. Спрятавшись за шкафом, я прослушал все от начала до конца. О, сын мой, что за гнусные замыслы кипят в мозгу этих извращенных людей и какие неисчислимые бедствия сулят они моей родине Бадари!

Конечно, я рад был узнать из его доклада, что мое путешествие окончится благополучно. Дело в том, что Джинг-Джонг прибыл в Бадари чуть позже того момента, когда я вернулся. Здесь я решительно сомневаюсь, чтобы ты был способен уловить всю тонкость положения. Должен признаться, впрочем, что и у меня самого слегка путаются мысли… Но это ничего. Повторяю, мне было лестно услыхать, да еще из уст моего соперника, известие о счастливом завершении предприятия, еще не начатого мною к тому времени, и о событии, которое по сей день остается неизвестным ему самому. Но хватит об этом: мне жаль тебя. Одним словом, все окончилось как нельзя лучше.

Итак, я рассказывал тебе о сообщении Джинг-Джонга. Он красочно описал прелести бадарийской цивилизации, рассказал о счастливой, безмятежной жизни и о глубокой мудрости немногочисленных обитателей моей страны. Говоря о бескрайних просторах Бадари, он сравнивал ее с Перголией, страдающей от скученности и перенаселения. Это для них самое больное место. Бездумно размножаясь, как велит им слепой инстинкт, и не заботясь о будущем, перголийцы в итоге оказались в страшной тесноте, подобно крысам, что в мое время кишели в кое-каких зарубежных странах. Их земля не в силах прокормить всех живущих на ней. Об этом я догадывался и раньше и, к несчастью, оказался прав. И вот эти треклятые перголийские ученые замыслили дьявольски хитрый план: направить в прошлое войска и покорить Бадари.

Доклад Джинг-Джонга еще более воодушевил их. Они тут же развернули серийное производство машин времени. Интенсивную подготовку проходит целый легион конкистадоров. В эту минуту, быть может, их передовые отряды уже в пути… Но нет, это абсурд! Я, кажется, гоже начал заговариваться! Перголия возникнет лишь спустя одиннадцать тысячелетий! Джинг-Джонг никуда еще не отправлялся. Он все так же ожидает тебя на террасе заведения, в котором мы были с тобой сию минуту, месяц назад… Да, видно, я устал, друг мой. Подобные путешествия изменяют самый строй мыслей, а это не всякому разуму под силу. Ситуация осложнилась и запуталась до предела… Но позволь, я продолжу.

Итак, я стоял за шкафом, не замечаемый никем, и слушал, что говорит Джинг-Джонг. Он продемонстрировал своим коллегам сокровища, недрогнувшей рукой похищенные им из музеев Бадари. Потом он пустился в подробное описание гнусных опытов, которые производил в моей стране. С научной целью, по его словам, он вступал в плотскую связь с бадарийскими женщинами, имея целью выведение гибридной расы людей… Это было уж слишком. Слушая эти мерзости, я пришел в такое исступление, что, потеряв всякую осторожность, выскочил из своего укрытия и, представ перед этим недостойным ученым, принялся гневно укорять его в неприглядных поступках. Он узнал меня и сразу догадался о том, что я несколько минут назад силился тебе втолковать. Указав на меня пальцем, он вскричал: «Вот он, этот человек, который встречается мне на каждом шагу! Везде и всегда! Вот он, этот бадариец, что осмелился предпринять путешествие во времени еще за двадцать тысяч лет до меня! Дважды сталкивался я с ним в двадцатом веке по христианскому летосчислению. И сюда добрался он, чтобы шпионить за мной, пока я доверчиво сижу в городе, называемом Парижем, на террасе кафе и жду его возвращения! Но пока я не успел увидеть его здесь, он, недостойный, поспешит в Париж, будучи уже в курсе всех моих планов! Там он попытается заморочить голову бедному дурачку, которого нривлек на свою сторону. При пособничестве этого Оскара Венсана он захочет опоить меня и похитить мою машину времени. Но провидение не дремлет! Я расстрою его планы, и вот доказательство – я выполнил свою задачу в Бадари и теперь стою перед вами!»