Текст книги "Новеллы"
Автор книги: Франко Саккетти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 37 страниц)
Новелла 118
Священник прихода Джоголи обманут своим слугой, который необычайно забавным образом съедал сам хорошие фиги, а худые носил священнику. По истечении нескольких дней обман был обнаружен и доставил всем большое развлечение
Не так давно в приходе Джоголи,[310]310
[310] Приход Сан-Александро а Джоголи находится в коммуне Галлуццо, в 4 милях от Флоренции.
[Закрыть] близ Флоренции, жил священник, у которого был слуга, исполнявший для него всякие нужные работы вплоть до стряпни. Стоял сентябрь; в саду у священника была прекрасная смоковница, и так как на ней росли великолепные фиги, то священник сказал однажды утром названному слуге: «Ступай, возьми корзину и отправляйся к такой-то смоковнице; я видел на ней вчера прекрасные фиги; принеси их мне».
Слуга взял корзину и пошел к названной смоковнице. Влезши на нее, он увидел прекраснейшие фиги, и немалое количество, висящих как серьга и со слезой. Он набил себе ими рот так, как будто ему нужно было этим отплатить кому-нибудь. И когда он срывал, чтобы съесть ее, одну из таких фиг со слезой, то приговаривал: «Не плачь: мессер тебя не съест», и отправлял ее в свой желудок. И если ему пришлось съесть этих фиг со слезой с тысячу, он приговаривал каждый раз: «Не плачь: мессер тебя не съест», и съедал ее сам.
В корзину он клал жесткие фиги или фиги раскрытые, которые едва ли стали бы есть даже свиньи. Их он относил священнику. Видя их, священник спрашивал: «Это фиги с той смоковницы, о которой я тебе говорил?»
Слуга отвечал: «Да, мессере».
Несколько раз посылал священник по утрам названного слугу, и никогда не мог получить хорошую фигу. Однажды утром, послав слугу за названными фигами, священник сказал своему клерику: «Влезь-ка на такой-то виноградный трельяж, да смотри, чтобы слуга тебя не заметил, и погляди, какие фиги он мне приносит и что он делает, потому что, конечно, один только бог может устроить так, чтобы фиги, которые он мне приносит, были с того дерева, про которое я ему сказал».
Клерик влез на трельяж и засел в засаду, приблизившись, насколько мог, к смоковнице, на которой находился слуга. Пока слуга находился на дереве, клерик совершенно отчетливо разглядел, что, срывая самые лучшие фиги, которые плакали по поводу обмана их синьора, он их ел целиком, приговаривая перед каждой: «Не плачь: мессер тебя не съест».
Разглядев и услышав все, что творилось, клерик удалился потихоньку и, вернувшись к священнику, сказал: «Мессере, это самый замечательный анекдот, который вы когда-либо слышали. Ваш добрый малый действительно ходит к той смоковнице, к которой вы его посылаете, но прекрасные фиги, которых вы хотите и у которых на кончике слеза, он съедает все сам; а кроме топ, делает и нечто похуже: он издевается над вами, потому что по поводу каждой из этих фиг, попадающих к нему в руки, он приговаривает: „Не плачь: мессер тебя не съест", и таким образом поедает их все».
Священник говорит тогда: «Разумеется, это превосходный анекдот; то-то я говорил, что этого не может быть». После этого он ждет возвращения приятеля с фигами; и вот тот возвращается.
Священник открывает корзину и находит в ней одни только жесткие и раскрытые фиги. Тогда он обращается к слуге: «Ох, чтобы тебе от меча умереть! Что касается меня, то я достаточно страдал. Что это за фиги, которые ты мне приносчл по утрам в течение нескольких дней?»
Слуга отвечает: «Мессере, они с того дерева, куда вы меня посылали».
Тогда священник говорит: «Ты говоришь правду; но из тех, которые напоминают плач Магдалины,[311]311
[311] Речь идет о фигах «со слезой». Мария Магдалина – евангельский персонаж, одна из почитательниц Христа.
[Закрыть] ни одна не дошла до меня».
Слуга отвечает на это: «Какое отношение имеют фиги к Магдалине?»
– «Ты отлично знаешь, – сказал священник, – как ты утешал те из них, которые были со слезой, ты, который так сожалел о проливаемых ими слезах, что съел их все».
Слуга хотел возразить; но, услышав слова священника, поддержанные свидетельством клерика, убедился, что хитрость его открыта, и сказал: «Мессер священник, то, что я делал, я делал, думалось мне, в наших же интересах. Я приносил вам фиги, которые разделились и были раскрыты. А почему я приносил вам фиги раскрытые и разделившиеся? Потому что вы всегда делите их, когда едите. Значит, для того, чтобы вам не приходилось их делить и трудиться над этим; что же касается меня, то я их никогда не делю, а потому я ел те, которые были цельными. Другой причиной, почему я приносил вам те, которые были раскрыты, оставляя себе и съедая те, которые были со слезой, состоит в том, что, как мне известно, веселые вещи должны принадлежать синьорам, а печальные слугам. Я приносил вам фиги веселые, которые смеялись от души во весь рот так, что, если бы у них были зубы, то их можно было бы все пересчитать; себе же я оставлял те, которые плакали и были все в слезах».
Священник ответил на это: «Несомненно ты привел все основания, так как знаешь, наверно, отлично Ринфорцато»,[312]312
[312] Вторая книга «Пандектов» или «Свода законов» (Corpus juris) Юстиниана
[Закрыть] и сам про себя очень забавлялся этим анекдотом, однако не настолько, чтобы несколько дней спустя не уволить названного слугу, который приносил ему ущерб на кухне, ссылаясь при этом на текст из Кодекса.[313]313
[313] Насмешка над адвокатами, которые без надобности ссылаются на статьи законов.
[Закрыть] Названный священник был гораздо более опытным и осторожным.
Новелла 119
Когда мессер Джентиле да Камерино послал войско в Мателику, то некоторые пехотинцы, будучи пьяными, напали на скирду соломы, и, в конце концов, когда они срывали вишни, все были взяты в плен
Мессер Джентиле да Камерино[314]314
[314] Джентиле был племянником Родольфо Варано (см. прим. 3 к нов. 38) и был в Мателике в 1377 г. По свадебной записи можно уточнить, что Джентиле Варано да Камерино был сыном Венанцо.
[Закрыть] приказал однажды объявить в своих владениях, чтобы столько-то человек от каждой сотни населения явилось вооруженными, и оповестить всех, что он собирается отправить войска в Мателику.[315]315
[315] Мателика – крепость к северу от Камерино.
[Закрыть] Повинуясь приказу, каждый подвластный Джентиле приготовился выступить с войском, и наряду с другими коммунами и поселениями отправилась к названной Мателике и молодежь из местности, называемой приходом Бовельяно.[316]316
[316] Нынешняя Бовильяна находится в 20 км к югу от Камерино.
[Закрыть] Из этой местности собралось идти к войску тридцать с десятком добрых пехотинцев. Хорошо вооружившись, они двинулись в путь и через некоторое время подошли к кабачку, где отряд передохнул. Выпив весьма основательно и совершенно охмелев, они отправились на гумно, где стояла большая скирда соломы, и стали валяться в ней, кто где. Тогда один из них, по имени Наццетто, сказал: «Товарищи, мы направляемся к войску в Мателику. Но если мы, прежде чем явиться в Мателику, не испытаем себя, то мы не будем знать, что нам делать, и опозоримся там. А потому я полагаю, что нам лучше всего вступить в бой с этой скирдой, вообразив, что это замок. И как мы будем действовать здесь, так будем действовать и в Мателике».
Все согласились с предложением, и, вооружившись павийскими круглыми щитами, самострелами и копьями, бросились на названную скирду, крича в один голос: «На город, на город!» А кое-кто и «Сдавайтесь, несчастные!» Они крепко вонзали в солому копья и пускали стрелы из луков, отличаясь необычайно в борьбе со скирдой.
Но лучшим бойцом оказался Нанцьуоло ди Надзарелло:[317]317
[317] Это имя образовано на основе имени Венанцио (Венанцетто, Венанциуло, Венанцарелло), который был «святым покровителем» Камерино.
[Закрыть] он вонзал свое копье в скирду по самое древко. Под словами «по самое древко» разумеется на просторечии Марки, когда железный наконечник копья вонзен во что-нибудь целиком. Сражались эти воины до тех пор, пока не опрокинули скирды; а потом они повалились спать тут же на соломе в таком беспорядке, что ноги их переплелись между собой. Когда они пробудились, то один из них, взглянув на ноги и увидев их в таком положении, сказал, обращаясь к товарищам: «Братцы дорогие, как же нам быть, если не найдется человека, который разберет нам наши ноги? Я не знаю, которые мои!» Кто-то другой ответил: «Клянусь чудесами божьими! Ты говоришь правду: нам не признать никак, какие ноги чьи».
Тогда один стал давать обеты св. Венанцию, другой – св. Дживинджо, третий – св. Иемину,[318]318
[318] Вернее, см. Джинезио, св. Джемино.
[Закрыть] словом, кто кому, если они спасут и вернут им ноги. В это время мимо них проходил один из жителей Сан-Дженаджо,[319]319
[319] Может быть, название Сан-Дженаджо придумано, Сан-Джинезио находится в 20 км от Камерино.
[Закрыть] по имени Джованни ди Казуччо, украшенный с головы до ног серебряными пуговицами; они позвали его и сказали: «Мы просим тебя, разбери-ка ты наши ноги и верни каждому свои».
Подойдя к ним, названный Джованни сказал:
«А что вы мне за это дадите, если я их разыщу?»
Столковались дать ему по десять сольдо с человека. Воины были довольны и уплатили ему деньги вперед: кто дал денег, а кто – залог. Когда было покончено со всеми, Джованни взял палку и швырнул ею поперек ног этих болванов. Увидев это, каждый стал тотчас вытаскивать свои ноги из-под чужих, каждый вернул себе свои и признал свои. После этого они похвалили названного Джованни как мастера своего дела и воздали хвалу св. Венанцию и другим святым, попечению которых они себя поручили, пославшим им такого человека, что им не пришлось опозорить себя. Затем каждый из них взял свое оружие и ноги, и они пошли в Мателику.
На следующий день, после того как они явились в лагерь, тридцать с десятком добрых пехотинцев из прихода Бовельяно отправились на виноградник поесть вишен. Кто влез на дерево, а кто стоял на земле. В это время из Мателики вышли люди, чтобы завязать стычку. Когда они выстрелили из самострела, то один из стоявших на земле принялся кричать и жаловаться, говоря: «Ой, товарищ, помоги мне: я умираю». Прижимая к себе оружие, он считал, как сказано, что уже мертв, и это от одного только звука выстрела из самострела.
Товарищ его спустился с вишни, посмотрел на него и спросил: «Что с тобой?»
Тогда он сказал: «Посмотри, в кого это попало то, что было в воздухе?»
Товарищ посмотрел и ответил: «Здесь ничего нет».
На что первый воин заметил: «Если не здесь, так значит в той густой изгороди».
Пока они таким образом спорили, подошли к нашему отряду люди из Мателики и из тридцати с десятком добрых пехотинцев забрали в плен тридцать и одиннадцать. У кого вырвали зубы, кому отрезали уши, и, чтобы выйти из тюрьмы, они уплатили все, что имели. Так-то попались эти молодцы, которые, вооружившись молодым вином, сражались с соломой; а затем, не оказав ни малейшего сопротивления, были побеждены под вишней.
Новелла 120
Однажды ночью некий глашатай, будучи послан по делу, проезжал мимо границы дома Барди во Флоренции. Забравшись туда по некоторым делам, клерик начинает кричать, а глашатай пускается бежать, полагая, что это душа умершего
В то время, когда Флоренцией управлял герцог Афинский,[320]320
[320] С 8 сент. 1342 г по 3 авг. 1343 г.
[Закрыть] умер один рыцарь из рода Барди. Его положили в склеп у св. Марии над Арно, который и сегодня еще можно видеть в стене переднего фасада, поднимающегося над улицей.[321]321
[321] Находится ниже Старого моста, в начале нынешней Виа де Барди. О Барди см. прим. 2 к нов. 63.
[Закрыть] С наступлением ночи какой-то клерик влез в склеп, поднял крышку гробницы и забрался внутрь, чтобы ограбить названного мертвого рыцаря. По какому-то случаю в тот же час ночи герцог послал глашатая. Когда тот, исполнив свое поручение, доехал до улицы, проходящей под склепом, то находившийся в нем в эту минуту поднимался из гробницы и, вылезши из нее наполовину, ударил в ладоши и крикнул: «Так, так, так!»
Увидев выходящее из гробницы тело и услышав шум и крики его, глашатай пришпорил лошадь и помчался, словно на нем сидела тысяча дьяволов, уверенный, что души умерших поднялись из гробницы и произвели этот шум! И каждого он уверял затем, что из гробницы поднялась несомненно душа и сказала: «Так, так, так» и до такой степени напугала его, что он не только не надеялся больше объявлять свои указы, но что у него сперло в груди дыхание и он был близок к смерти.
На следующий день вся Флоренция отправилась глазеть на названный склеп; один таращил глаза на него с одной, другой – с другой стороны. Наконец решили, что у глашатая зарябило в глазах и что он сам не знает, что говорит. Узнав о случившемся, герцог захотел лично выслушать по этому делу глашатая и, наконец, решив, что тот сделал все это, чтобы смутить население Тосканы, собирался уже его повесить. Но так как глашатай оказался затем как будто одержимым и обеспамятел, то он спасся от смерти: герцог велел оставить его, так что он никогда уже больше не был глашатаем; но пострадавший был этим очень доволен.
Необычайное происшествие изумило герцога и всех граждан и привело к тому, что глашатай едва не был повешен. На этом и на многих других случаях можно видеть, как часто судьба делает жалким того, кто чувствовал себя до того совершенно уверенным.[322]322
[322] Ср. новеллу об Андреуччо да Перуджа (Декамерон, день II, нов. 5).
[Закрыть] Так и этот человек: был он глашатаем, а чуть не лишился жизни.
Новелла 121
Маэстро Антонио из Феррары, проиграв в Равенне в дзару,[323]323
[323] Дзара – игра в кости.
[Закрыть] попадает в церковь, где находятся останки Данте, и взяв две свечи, стоявшие перед распятием, относит их к гробнице Данте и ставит перед ней
Маэстро Антонио из Феррары был одним из достойнейших людей, почти поэт,[324]324
[324] Петрарка называл Антонио из Феррары человеком «неплохого, но странного дарования». Он был участником быстрой смены событий в северной Италии (первая половина XIV в.). Саккетти, очевидно, хорошо его знал, о чем можно судить по данной новелле, а также по нов 229. Вопрос о датировке событий новеллы решался по-разному, но одно несомненно, что это – конец 40 – 50-х годов XIV в., время синьории Бернардино да Полента. Примечательна любовь Антонио к Данте. Мнение Саккетти об Антонио как о «почти поэте» высказывали и другие современники.
[Закрыть] но было в нем нечто от потешника; он был человеком с большими пороками и большим грешником.
Находясь в Равенне, в пору, когда ею правил мессер Бернардино да Полента,[325]325
[325] Бернардино да Полента – синьор Равенны с 1346 по 1359 г.
[Закрыть] названный маэстро Антонио, бывший большим игроком, случайно играл однажды и проиграл почти все, что имел. И вот, в полном отчаянии, войдя как-то в церковь братьев миноритов, где находится гробница флорентийского поэта Данте,[326]326
[326] В церкви ев Франциска гробница Данте находилась до 1482 г.
[Закрыть] он увидел древнее распятие, почти наполовину сгоревшее и закопченное от большего количества свечей, которые перед ним ставили; так и тогда было перед ним зажжено много свечей. Быстро подойдя к распятию, маэстро Антонио схватил все горевшие свечи и огарки и столь же быстро, пройдя к гробнице Данте, поставил их перед нею со словами: «Возьми их, потому что ты гораздо более достоин свечей, чем он».
Увидев это, люди в изумлении спрашивали: «Что это значит?» И все смотрели друг на друга.
В тот час по церкви проходил эконом синьора и видел случившееся. Вернувшись во дворец, он рассказал о поступке маэстро Антонио. Синьор Полента, подобно другим синьорам, большой любитель таких вещей, дал знать архиепископу равеннскому о том, что сделал маэстро Антонио, прося архиепископа потребовать маэстро Антонио к себе и для вида учинить против него дело, как против злонамеренного еретика патарена. Архиепископ тотчас же поручил вызвать Антонио к себе; тот явился. Когда ему прочли обвинительный акт, потребовав, чтобы он оправдался, он не отрекся ни от чего, а наоборот, во всем признался и сказал архиепископу: «Я не сказал бы вам ничего другого, даже если бы вы грозили меня сжечь. Я всегда просил помощи у этого распятия, но оно всегда делало мне зло. И теперь, видя перед ним столько свечей, что оно едва не сгорело от них целиком (жаль, что так не случилось!), я взял все эти свечи и поставил их перед гробницей Данте, который, по-моему, заслуживает их больше него. Если вы мне не верите, то посмотрите писания того и другого. Вам будет ясно, что писания Данте чудесны и сверхъестественны для человеческого ума, а то, что рассказано в евангелии, грубо. И даже если бы там заключались вещи высокие и чудесные, то не великое дело, когда тот, кто видит все и обладает всем, раскрывает в писании часть этого. Но великое дело, когда маленький человек, как Данте, не обладающий не только всем, но и какой-либо частью всего, увидел и описал все. А потому мне кажется, что он более достоин свечей, нежели распятый, и ему-то впредь я и хочу поручать себя; а вы исполняете свои обязанности и вам легко, потому что из любви к нему вы избегаете всяких затруднений и живете как лентяи. Когда вы захотите получить от меня более подробные разъяснения, то я дам вам их в другой раз, если не проиграю всего, что у меня еще есть».
Архиепископу показалось, что он запутaлcя, и он сказал: «Значит вы играли и проиграли? Приходите в другой раз».
Маэстро Антонио ответил: «Если бы вы и все вам подобные проиграли то, что у вас есть, я был бы этому очень рад Вернуться к вам – дело мое; но вернусь ли я или не вернусь, вы найдете меня в таком же расположении духа или худшем».
Тогда архиепископ сказал: «Идите-ка с богом или, если хотите, с дьяволом, и если я пошлю за вами, не приходите. Ступайте и поделитесь, по крайней мере, с нашим синьором теми цветочками остроумия, которыми вы поделились со мной». На этом они расстались.
Когда синьор узнал о происшедшем, доводы маэстро Антонио ему понравились. и сн наградил его, так чтобы тот мог играть. В течение нескольких дней синьор развлекался с ним разговором о свечах, поставленных в честь Данте, а затем уехал в Феррару, вероятно в лучшем расположении духа, чем в каком находился маэстро Антонио.
В те годы, когда умер папа Урбан V,[327]327
[327] Папа Урбан V умер в 1370 г.
[Закрыть] я видел, как перед изображением его в церкви одного большого города горел целый факел весом в два фунта, тогда как перед находившимся невдалеке распятием стояла ничтожная свечечка в один динарий. Антонио схватил этот факел и, поставив его перед распятием, сказал: «Проклятье нам, если мы захотим опрокинуть и изменить власть небесную, подобно тому, как мы ежедневно меняем власть земную».[328]328
[328] Т. е. Рима.
[Закрыть]
И с этими словами он ушел домой. Это были самые прекрасные и замечательные слова, когда-либо высказанные в подобном случае.
Новелла 122
Мессер Джованни да Негропонте, проиграв в дзару все, что у него было, собрался отомстить за это и убил человека, изготовлявшего игральные кости
Мессер Джованни да Негропонте,[329]329
[329] Об этом персонаже ничего неизвестно.
[Закрыть] проиграв однажды в дзару все, что у него было, и будучи величайшим и известным потешником и крайне горячим человеком, разгневанный и возбужденный игрой, отправился, вооружившись ножом, к некоему человеку, изготовлявшему игральные кости, и убил его. Когда его схватили и привели к синьору тех мест, деспоту…, желавшему отнять у него за это все его достояние, синьор спросил его: «Ах, мессер Джованни, что побудило вас убить простолюдина и привести к смерти себя?»
Джованни ответил: «Дорогой синьор, исключительно привязанность к вам, основанная на любви, которую вы проявляете ко мне. А доводы мои такие. Я проиграл все, что имел, и был на волосок от самоубийства; решившись, однако, на человекоубийство, но учитывая любовь вашу ко мне и то, что без меня вы не обойдетесь, я, чтобы не лишать вас себя, а себя вас, пошел и излил свой гнев на того, кто делает игральные кости, считая, что это самая достойная месть; ведь много синьоров и равных вам людей налагают часто наказания на игроков; однако, учитывая какое великое зло происходит от игры, я думаю, что было бы много лучше, чем оставлять в живых, вообще стереть с лица земли всех делающих кости, уничтожив их так, как я уничтожил одного из них. Подумайте только, какое зло проистекает от игры, и доводы мои, быть может, вам понравятся».
Синьор, бывший благороднейшим человеком, признал доводы мессера Джованни да Негропонте превосходными и издал закон, карающий владельца игральных костей и лиц, которые делают их для кого-нибудь, и, кроме того, разрешающий безнаказанно убивать всякого, кто их делает; тот же, у кого их найдут, уплачивает в наказание тысячу лир или лишается руки, а если кто играет в кости там, где они уже есть, наказание получает и владелец их и игрок. Таким образом, по всем своим владениям он уничтожил это злое семя и корень зла, который приводил к хулам на бога, растрате богатства, объединению гордости и гнева, к воровствам и грабежам из-за алчности, к убийствам и к обжорству, к необузданному сладострастию и всем другим порокам, какие способна создавать природа. Мессер Джованни да Негропонте был прощен; а тот, кто делал игральные кости и за то был убит, понес, таким образом, наказание.
Новелла 123
Витале да Пьетро-Санта предлагает по наущению своей жены сыну своему, изучавшему право, разрезать каплуна по правилам грамматики. Тот разрезает его таким образом, что за вычетом его части другим достается очень мало
В замке Пьетро-Санта, в области Лукки, жил некогда кастелян по имени Витале.[330]330
[330] Замок Пьетра-Санта находится в 30 км от Лукки; кого имел в виду Саккетти под именем Витале – неизвестно.
[Закрыть] По тем местам он был зажиточным и почтенным гражданином. Когда жена его умерла, оставив ему сына двадцати лет и двух дочерей в возрасте от семи до десяти, то он надумал отправить сына, который был уже отличным знатоком латыни, изучать право и послал его в Болонью. В то время, как сын находился в Болонье, названный Витале женился вторично. В пору сожития Витале с новой женой он, как это бывает, начал получать по временам вести о том, что сын его становился выдающимся человеком; и когда ему нужны были деньги на книги или на прожиток, отец посылал ему то сорок, то пятьдесят флоринов; дом сильно оскудевал деньгами. Жена Витале и мачеха молодого человека, учившегося в Болонье, видя, что муж очень часто посылает сыну деньги, и считая, что тем самым уменьшается ее пребенда,[331]331
[331] Prebenda (вместо l'etitrata), что значит «доход».
[Закрыть] стала ворчать и говорит мужу: «Бросай на ветер те деньги, которые у нас еще остаются, посылай их неведомо кому».
На что муж отвечает: «Жена, что значат твои слова? Разве ты не думаешь о том, какие это принесет плоды? И честь и пользу? Если сын мой сделается судьей, то он сможет получить потом степень доктора наук, и мы будем вознесены на веки вечные».
Жена сказала тогда: «Какие такие веки – не знаю. Думаю, что ты ошибся и что тот, кому ты посылаешь все, что можешь собрать, – просто „мертвое тело", а ты-то ради него стараешься!»
И, таким образом, жена столь привыкла говорить: «это мертвое тело», что всякий раз как муж собирался посылать сыну деньги или что другое, она схватывалась с ним, говоря: «Посылай, посылай! Старайся хорошенько, чтобы передать этому „мертвому телу" то, что у тебя есть».
Так продолжалось это дело, пока до ушей учившегося в Болонье молодого человека не дошло, что в препирательствах своих с мужем мачеха называет его «мертвым телом». Молодой человек запомнил это. Пробыв несколько лет в Болонье и весьма преуспев в изучении гражданского права, он приехал в Пьетро-Санта навестить отца и прочих членов семьи. Увидев его и крайне обрадовавшись, отец велел заколоть каплуна и зажарить его, а затем пригласил к ужину местного приходского священника.
Когда настал час и все уселись за стол со священником во главе, а подле него отец, затем мачеха, далее обе девушки, которые уже были на выданье, то молодой студент поместился отдельно на скамье. Когда явился на стол каплун, то мачеха, смотревшая злобно на пасынка, стала с искаженной физиономией шептать мужу: «Отчего ты не скажешь ему, чтобы он разрезал каплуна по правилам грамматики? Тогда было бы видно, чему он научился?»
Простак-муж говорит сыну: «Ты сидишь отдельно на скамье. Тебе следует разрезать каплуна; только мне хочется, чтобы ты его разрезал нам по поавилам грамматики».
Молодой человек, который понял, в чем дело, отвечает: «Очень охотно».
Он ставит перед собой каплуна, берет нож и, отрезав гребень, кладет его на тарелку и передает священнику, говоря: «Вы – наш отец духовный, вы носите тонзуру, и потому я даю вам макушку каплуна, т. е. гребешок».
Затем он отрезает голову и таким же образом передает ее отцу, говоря: «А вы – глава семьи, и потому я даю вам голову».
Затем он отрезал ножки и передал их мачехе, говоря: «Ваше дело ходить в доме по хозяйству взад и вперед, а этого нельзя делать без ног. Поэтому я даю их вам».
Затем он отрезал концы крыльев, положил их на тарелку перед своими сестрами и сказал: «Им придется скоро оставить дом и улететь из него. Поэтому им нужны крылья, и я даю их им. Я же – мертвое тело. Если это так, а это я утверждаю, то я возьму для себя это мертвое тело», и он принимается разрезать каплуна и есть его молодцом.
И если мачеха раньше смотрела на него злобно, то теперь стала смотреть на него исподлобья, говоря: «Вот сокровище!» и шепотом, обращаясь к мужу: «Прекрати теперь делать те расходы, на которые ты ради него шел!»
Можно было немало ворчать, так как все присутствующие предпочли бы, чтобы каплун был разрезан попросту, в особенности же священник, с которым приключился как будто митрит[332]332
[332] Митрит – вероятно, столбняк или апоплексический удар.
[Закрыть] и который неподвижно уставился на свой гребень.
Через несколько дней после этого, когда молодому человеку пришлось возвращаться в Болонью, он разъяснил в шутливом тоне, почему он разрезал каплуна таким образом, в особенности же мачехе, которой он в полушутливых словах показал ее ошибку. После этого он расстался с прочими и с нею по-хорошему. Тем не менее я думаю, что про себя она должна была сказать: – «Ступай, и не возвращайся другой раз».
