Текст книги "Новеллы"

Автор книги: Франко Саккетти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 37 страниц)

Новелла 87

Маэстро Дино да Олена, врач, ужиная однажды вечером с флорентийскими приорами, в бытность гонфалоньером юстиции Дино ди Джери Чилъямоки, поступает так, что названный Дино не ужинает и хочет затем отправить в ссылку названного маэстро Дино

Дино ди Джери Чильямоки был гражданином Флоренции, купцом, часто бывавшим во Фландрии и в Англии. Он был очень высок ростом и худ, и был у него чрезмерно большой кадык. Он очень не любил слышать или видеть неприятные вещи, а потому, когда об этом люди болтали, то он вел себя странно. Будучи гонфалоньером юстиции, он пригласил как-то к ужину маэстро Дино, а этот маэстро Дино был еще более странным человеком, чем названный Дино. За столом уселись: на первом месте названный гонфалоньер, подле него – маэстро Дино, а кроме того, здесь находился Дино ди Бернардо дАнсельмо,[234]234
  [234] Дино ди Бернардо д'Ансельмо – выдающийся гражданин Флоренции С 1358 по 13Ь9 г занимал различные должности (четыре раза был приором, четыре раза гонфалоньером правосудия). Возглавлял партию гвельфов, во яр" Л1я восстания чомпи – рыцарь Ради обрисовки остроты столкновения важных должностных лиц Саккетти в этой новелле не соблюдал исторической достоверности.


[Закрыть] бывший тогда приором и вероятный соучастник маэстро Дино в том, о чем рассказывается далее в настоящей новелле.

Когда стол поставили, то был подан телячий желудок. Лишь только принялись разрезать его, маэстро Дино и говорит Дино: «Что бы вы взяли, чтобы есть из чашки, где в течение нескольких месяцев находились испражнения?»

Дино смотрит на него и отвечает, смутившись: «Это гадость для того, кто плохо воспитан; похуже, уноси».

Маэстро Дино продолжал: «А что представляет собою то, что подано на стол? Это еще похуже».

Дино начинает мутить. – «Что это за слова?»

А маэстро Дино отвечает: «Они соответствуют тому, что было подано на стол в виде первого блюда. Сознайтесь: разве этот желудок не есть сосуд, в котором содержались испражнения животного со времени его рождения? И вы, синьор, едите такие грязные блюда?»

– «Это гадость, это гадость. Унесите блюдо, – говорит он слугам. – Клянусь создателем: больше вы этого есть не будете».

С тех пор Дино не ел ни желудка, ни чего-либо другого. Когда названное блюдо было унесено, подали вареных куропаток, и маэстро Дино сказал: «Этот отвар из-под куропаток воняет», и, обращаясь к эконому, спросил: «Где ты их купил?»

Эконом ответил: «У торговца птицей Франческе».

Маэстро Дино заметил на это: «За последние дни их было в продаже много, и один из моих соседей купил их, полагая, что они свежие, а они оказались затем все в червях. Эти, вероятно, такие же».

Тогда Дино сказал: «Какая гадость, какая гадость. В недобрый час и еще такое безобразие», и он вернул свою чашку слуге со словами: «Убери».

Тогда маэстро Дино заявляет: «Надо же мне, однако, поесть, если я хочу жить; оставь!»

Дино надулся и не ест и сидит с видом святого. После того как убрали второе блюдо, подали сардинки в соусе. Маэстро Дино говорит: «Гонфалоньер, я вспоминаю, когда дети мои были маленькими, как у них выходили сзади черви».

Тогда Дино встает и говорит: «Какая гадость для того, кто не привык к таким вещам. Клянусь парижской богоматерью, что вы своими мерзкими словами не дали мне сегодня вечером поесть. Но даю слово, вы не придете больше в эту гостиницу».

Маэстро Дино засмеялся и стал просить его вернуться к столу; но ничто не помогало, и он пошел в свою комнату, говоря: «Да пошлет вам господь плохой день, негодный человек явился в такой дом и держит себя как знаменитый музыкант; речи его напоминают больше речи негодяев, опустошающих сады, чем слова людей, которые должны служить примером и поучать. Таким примером должен был бы служить и этот старик, но, на мой взгляд, он скорее похож на человека, дурно прожившего свою жизнь».

Гино ди Бернардо вместе с другими приорами, получившими от всего происшедшего большое удовольствие, встали из-за стола и отправились туда, где находился Дино, и застали его в большом расстройстве, причем он ни за что не хотел видеть маэстро Дино. Однако им удалось несколько усмирить его; маэстро Дино постарался войти в его расположение, и гонфалоньер примирился с ним. Но это длилось недолго. По истечении некоторого времени маэстро Дино задумал уехать. Тогда Гино ди Бернардо и говорит ему: «Маэстро, проститесь с Дино и откланяйтесь ему».

Маэстро Дино берет за руку Дино и говорит ему: «Мессер гонфалоньер, с разрешения вашей милости, позвольте вас просить отпустить меня». Дино протягивает ему руку, а маэстро Дино, взяв ее, тотчас же оборачивается и, спустив с себя штаны, в один и тот же миг обнажает перед гонфалоньером седалище и голову.

Этого было достаточно. Дино бросается, чтобы схватить маэстро, и кричит: «Хватайте его, хватайте его!» Гино и прочие говорят: «Дино, не кричите. Пойдем на заседание, и там сделаем то, что нужно».

Маэстро же Дино говорит: «Синьоры, поручаю себя вам, чтобы мне не погибнуть за то, что я откланялся должным образом», и, сойдя по лестнице, он уходит с богом.

Взбешенный Дино в тот же вечер идет на заседание, созывает товарищей и, как старшина, ставит на голосование, чтобы послать уведомление исполнителю судебных постановлений и выслать маэстро Дино. Предложение ставится, ставится раз и другой, но не получает большинства голосов. Видя это, Дино, у которого вздулась шея, зовет слуг и велит им зажечь факелы, так как он хочет идти домой. Товарищи смеялись до упаду и сказали: «Ах, Дино, не уходите нынче вечером».

Дино же, не умерив нимало своего гнева, быстро отправился к себе домой. Наутро за ним послали; но на следующий день нельзя было никакими способами добиться того, чтобы он вернулся во дворец. Тем временем один из приоров нарисовал на стене в малом зале заседаний углем фигуру, очень похожую на Дино, с большим кадыком и длинной шеей, так что это был точь-в-точь гонфалоньер. Вечером, когда Дино не хотел возвращаться во дворец, приоры послали за ним сера Пьеро дела Риформаджони[235]235
  [235] Пьеро ди сер Грифо да Поатовеккьо (Риформаджони) был нотарием народного правосудия, в 1378 г. был освобожден от должности О нем встречается упоминание в документах в 1379 г.


[Закрыть] с тем, чтобы он попросил Дино вернуться, так как дела коммуны не могут оставаться без управления; а кроме того, так как маэстро Дино должен быть наказан за совершенный им проступок. После продолжительных переговоров Дино позволил себя убедить, и на следующее утро вернулся во дворец. Но когда он явился утром в малый зал заседаний и увидел в присутствии Гино ди Бернардо изображение, сделанное на стене, то посмотрев на него, он стал вздыхать, а Гино и говорит ему: «Ах, не обращайте внимания на эти вещи и не огорчайтесь».

На это Дино ответил: «Какого черта говоришь ты мне это, когда меня нарисовали здесь на стене? Если ты мне не веришь, взгляни сюда».

Гино, еле сдерживавший себя, так ему хотелось смеяться, сказал: «Как это вы можете, добрый вам час, сердиться из-за этого рисунка и говорить, что он изображает вас? Здесь уже довольно давно была нарисована голова короля Карла I, бывшего человеком худым и длинным, с горбатым носом.[236]236
  [236] Карл 1 Анжуйский (1220–1285) – король Неаполя и Сицилии.


[Закрыть] Но простите мне, Дино, я слышал от многих граждан, что лицо у вас совершенно такое же, как у короля Карла I».

Дино поверил этим словам и утешился, почувствовав свое сходство с королем Карлом I. Через некоторое время он вернулся с маэстро Дино и, явившись на заседание, снова поставил на голосование оповещение и высылку, но, не получив большинства голосов, опять очень огорчился. Тогда, наконец, Гино сказал: «Так как голосование не дает вам большинства, то поручите двоим из нас послать за маэстро Дино и сказать ему то, что следует, нагнав на него хорошего страху». Так и сделали.

Послать за маэстро Дино было поручено Гино и еще другому лицу. При появлении маэстро Гино стал смеяться и сказал ему, наконец, что Дино хотел бы видеть его мертвым и что он простил бы ему все и успокоился, если бы он не спустил с себя штанов. На это маэстро Дино заявил: «Существует в мире страна, очень большая, и есть там король, являющийся набольшим, а под ним находится много князей, и называется этот король королем Сары.[237]237
  [237] Сказочный король, вроде царя Берендея.


[Закрыть] Когда кто-либо делает поклон одному из этих князей, то он снимает капюшон; когда же кто-либо делает поклон королю – набольшему, то он снимает сразу и капюшон и штаны. Учитывая, что гонфалоньер юстиции есть старший синьор, и не только в этой провинции, но во всей Италии, и желая сделать ему поклон, я поступил таким же образом, как поступают в той стране».

Услышав это объяснение, оба приора расхохотались еще больше и, вернувшись к Дино и прочим, рассказали, как они порицали маэстро Дико, и как крепко выругали его, и как он сослался в свое оправдание на какой-то обычай, существующий в такой-то стране. Если так, то, по их мнению, он не совершил уже такого большого проступка, и они попросили Дино, чтобы тот не огорчался и предоставил им кончить это дело. Коротко говоря, Дино забыл мало-помалу оскорбление маэстро Дино, но все же в течение нескольких лет не разговаривал с ним. А маэстро Дино радовался этому и говорил: «Если он не разговаривает со мной, так мне нечего ходить к нему лечить его, когда он хворает». Так продолжалось дело долгое время, пока, наконец, маэстро Томмазо дель Гарбо не устроил им однажды вечером ужин и, угостив их желудком и куропатками, не помирил их.

Необходимо всегда, чтобы среди синьоров и в обществе находился человек, который мог бы развлечь остальных. Названный Дино был из таких людей: не по причине какого-нибудь недостатка, а по привычке, он не выносил грязных вещей и не хотел о них слышать. А так как маэстро Дино забавлялся этим сам, то он позабавил тем самым и синьоров. Поэтому благодарение богу, если у кого такой желудок, который выносит все.

Новелла 88

Некий крестьянин из Декомано приходит к мессеру Франческа Медичи жаловаться на то, что один из его близких хочет отнять у него виноградник, и приводит при этом такие забавные доводы, что мессер Франческа устраивает так, что виноградника у него не отнимают

Несколько лет тому назад жил в Декомано весьма зажиточный крестьянин, владения которого простирались вплоть до пределов Виккьо.[238]238
  [238] Виккьо – селение в районе Муджелло.


[Закрыть] Здесь он обрабатывал своими руками прекрасный виноградник, который у него хотел отнять один из Медичи, и ему это почти что уже удалось. Когда крестьянин, которого звали, кажется, Ченни, увидел, что дело его плохо, он решил отправиться во Флоренцию жаловаться старшему, в роде Медичи. Так он и сделал. Однажды утром, сев на коня, он поехал во Флоренцию, и, узнав, что старшим является мессер Франческо,[239]239
  [239] Может быть, Франческо ди Биччи, который в 1343 г. пытался осуществить реформы после изгнания герцога Афинского. Франческо ди Биччи умер в 1363 г


[Закрыть] он направился к нему и, придя, сказал: «Мессер Франческо, я обращаюсь к богу и к вам, и прошу вас, ради бога, сделать так, чтобы меня не обокрали, если только меня не следует обокрасть. Один из ваших присных хочет отнять у меня виноградник, который я считаю для себя потерянным, если вы не поможете мне. И скажу я вам, мессер Франческо так, что если ему надлежит иметь его, то пусть он его имеет; я скажу вам, каким образом. Вы должны знать, вы, который много прожили, что мир наш находится во власти поветрий; то это оспа, то моровая язва, то поветрие, от которого портятся все вина, то таксе поветрие, что в короткий срок лишается жизни много людей или не соблюдаются права человека. И, таким образом, бывает, что находит то одно, то другое поветрие. А потому, возвращаясь к предмету своей речи, я скажу, что от поветрий нельзя защититься. Совершенно так же и в том случае, о котором я хочу теперь вас просить, ради бога, и который заключается в следующем. Если нынче поветрие отымать виноградники, то пусть ваш присный владеет спокойно моим виноградником, ибо от поветрия я не могу, да и не хочу защищаться… Но если поветрия отымать виноградники нет, то я прошу вас сердечно сделать так, чтобы у меня моего виноградника не отымали».

Выслушав шутку крестьянина, мессер Франческо спросил его, как его зовут. Тот назвал себя, а потом Франческо и говорит: «Добрый человек, близкий мой никак не прав в отношении тебя, а потому будь уверен, что есть поветрие там или нет, но виноградник твой отнят у тебя не будет», и прибавляет: «Так и быть, подожди уж немного».

И он послал за четырьмя старшими в доме Медичи, рассказал им эту забавную историю, а затем велел позвать Ченни и сказал: «Повтори-ка им то, что ты сказал мне». Тот повторил слово в слово.

Тогда все присутствовавшие с общего согласия послали за тем своим присным, который был уверен, что виноградник будет принадлежать ему, и стали упрекать его в этом. Скоро они освободили виноградник из рук фараона,[240]240
  [240] Фараон здесь упоминается как синоним всемогущества и произвола.


[Закрыть] сказав ему, что Ченни ссылается на поветрие в такой форме, что он не мог быть неправ, что он творил о деле так, что они ни на минуту не почувствовали здесь какой-либо тяжбы. Тот обещал им освободить виноградник, так как никакого поветрия не было, и не продолжать своих домогательств.

Нет сомнения, что закон в течение долгого времени не восстановил бы прав Ченни, что сделало его словечко насчет поветрий, и пусть рассказа этого не сочтут за шутку, ибо кто внимательно вдумается в дело, увидит, мне кажется, что свет подвержен поветриям, креме одного случая, когда надо действовать по-хорошему. На все остальные бывало поветрие, и это длилось долгое время.[241]241
  [241] На эту же тему Саккетти написал народную песенку – фроттолу «о событиях, изменившихся к худшему» (1391–1392 гг.).


[Закрыть]

Новелла 89

В то время как священник из Монте Уги идет с телом Христовым к больному, он видит на своей смоковнице человека и кричит на него, обращаясь к нему со странными и непристойными словами, нимало не думая о той святыне, которая находилась у него в руках

В церкви св. Мартина на Монте Уги, близ Флоренции. служил не так давно священник по имени сер…, человек мало набожный и скорее преступный. Между прочим, он не чинил церковной крыши, и над алтарем она была в худшем состоянии, чем где-нибудь, так что в день церковного праздника на алтарь лил как-то дождь, и соседи и другие говорили: «Ай, ай, батюшка, что же ты не покроешь церковь крышей, чтобы дождь не лил на алтарь!»

А священник отвечал на это: «Так богу и надо, если он хочет, чтобы на него лил дождь. Он же сказал „fiat",[242]242
  [242] Да будет (лат.).


[Закрыть] и сотворился мир; так он может сказать и «покройся», и у церкви будет крыша, и на него не будет лить дождь.

И такого же дурного нрава был этот священник и во всем остальном.

Как-то случайно, в летнюю пору, смертельно заболел один из прихожан, и послали за священником, прося принести причастие. Взяв тело христово, священник отправился причащать больного. Отойдя немного от церкви, он взглянул на свое поле и увидел на одной из смоковниц мальчика, который ел и собирал фиги. Будучи неверующим католиком и не обращая внимания на то, что шел с причастием в руках, он, как отпетый разбойник, закричал, обернувшись к мальчику: «Если дьявол мне поможет ссадить тебя, я обработаю тебя так, что эти фиги окажутся худшими из всех, какие ты когда-либо ел».

Мальчишка, который был злым, и, может быть, также захотел заставить священника сказать что-нибудь похуже, ответил: «О Domine,[243]243
  [243] О господи (лат.).


[Закрыть] вы несете тело господне et ego vado in tentatione ficorum».[244]244
  [244] А я вошел во искушение фиг. (лат.).


[Закрыть]

На это священник сказал: «Даю обет богу, что ты смеешься надо мной. Что ты скажешь? Сходи с дерева, чтоб тебе от меча умереть!»

Мальчишка, который успел уже набить себе живот, ответил: «Ну, ладно! Я схожу и возвращаю тебе твои фиги», и при этом он издал звук, напомнивший бомбарду. Священник, рассерженный, продолжал после этого свой путь. Такие-то почести были возданы господу нашему рассудительным священником и молодым обжорой на дереве, а больной оказался приобщенным достопочтенным пастырем, находившимся в столь добром расположении.

Что же сталось с этой благословенной остией,[245]245
  [245] Остия – облатка, даваемая при причастии.


[Закрыть] освященной и несомой столь набожным клириком? Что касается меня, то я не стал бы клясться, что она была истинным телом Христовым, не будучи уверенным, что дурное дерево может принести добрый плод. И весь-то свет полон таких людей, что один бог знает, в какие он попал руки.[246]246
  [246] Последние строки новеллы в рукописи даны с пробелами. Они заполнены Фолличи, по тексту которого и сделан перевод. В рукописи Мальябейкьяны новелла кончается иначе, а именно: «Однако этот недостойный пастырь не остался безнаказанным за свои грехи. Когда он вернулся домой и положил пресвятое тело господне в дарохранительницу, то поднялась жесточайшая буря с градом огромной величины. Градины, падая через дырявую крышу церкви, ударили по голове недостойного священника и убили его; и совершенно то же произошло и с мальчишкой, собиравшим фиги; он был убит грозой неподалеку от этого места».


[Закрыть]

Новелла 90

Некий башмачник из Сан-Джинеджо собирается отнять землю у мессера Ридольфо да Камерино. Когда это дошло до ушей Ридольфо, то он с помощью прекрасных слов заставляет башмачника отступиться от своей ошибки и прощает его

Мне приходится опять вернуться к одному из рассказов о мессере Ридольфо да Камерино, который имеет следующее содержание.

Некий сапожник из Сан-Джинеджо,[247]247
  [247] Сан-Джинеджо – селение в Марке, в 20 км от Камерино. Марка – область средней Италии.


[Закрыть] принадлежавшего мессеру Ридольфо, проявил однажды такую дерзость, что стал говорить против названного мессера Ридольфо и строить всякие козни для его ниспровержения. Это дошло до ушей Ридольфо. Когда он находился в названной местности и узнал сущность дела, то он не пришел в ярость, подобно многим глупым людям, и не захотел, чтобы вещи эти обнаружились иначе, как через самого башмачника. А кроме того, желая оказаться не низким, а скорее великодушным, он сделал вид, что отправляется по Сан-Джинеджо на прогулку, и, пройдя туда, где была мастерская башмачника, мессер Ридольфо останавливается и говорит: «Зачем ты занимаешься этим ремеслом?» Башмачник отвечает: «Синьор мой, чтобы прокормиться». А мессер Ридольфо говорит: «Ты не можешь прокормиться им: это не твое дело и ты не умеешь его делать»; после чего он берет его колодки и приказывает унести их.

Многое мог башмачник сказать, чтобы не очутиться без колодок; но, не зная, как быть, и не в состоянии догадаться о том, что Ридольфо хотел сказать, он неоднократно ходил к нему для того, чтобы потребовать обратно свои колодки. В конце концов он направился однажды к мессеру Ридольфо и застал его в обществе достопочтенных людей. Сообразив, что, если он потребует свои колодки в присутствии стольких людей, ему легче будет получить их обратно, и учитывая, что мессер Ридольфо вернет их ему скорее из стыда, он подходит к нему и говорит в присутствии всех: «Синьор, прошу вас вернуть мне мои колодки, потому что иначе я не могу работать и заниматься своим ремеслом».

Мессер Ридольфо смотрит на него и говорит: «Я сказал тебе, что не твое дело шить туфли и делать обувь».

Тогда сапожник сказал: «О, если это не мое ремесло, раз я всегда занимался им, то какое же мое?» Мессер Ридольфо ответил: «Ты хорошо сделал, что спросил. Твое дело – жить в этом прекрасном дворце и заниматься вещами более высокими; а я хочу оставить себе колодки, чтобы заняться шитьем и, если нужно, делать башмаки и обувь».

Так как башмачник продолжал спрашивать, а мессер Ридольфо отвечал ему странно и загадочно, то находившиеся при нем были как бы ошеломлены требованиями башмачника, чтобы ему вернули его колодки, и теми ответами, которые давал синьор. Постояли они так некоторое время, а мессер Ридольфо и говорит им: «Этот башмачник, которого вы видите, строил козни, чтобы лишить меня владений. Зная это и видя, что душа у него должна быть великой и что ему не пристало вытягивать зубами кожу, а подобает скорее быть сильным и сидеть в этих дворцах, я взял у него колодки, потому что если он стремится к сапожному ремеслу и ему кажется, что оно должно быть его занятием, то это не его дело, ибо это не его ремесло: оно слишком жалко и низко для такой великой души».

Башмачник принялся оправдываться и стал дрожать. А мессер Ридольфо говорит: «Не оправдывайся в недобрый час, так как я знаю все и хочу осудить тебя в присутствии этих людей», и затем велит одному человеку сходить за колодками.

Услышав это, сапожник решил, что синьор убьет его, наверное, этими колодками. Когда колодки явились, мессер Ридольфо говорит: «После того как ты перед всеми этими людьми признал, что это твое дело, а я хочу тебе верить, я возвращаю тебе колодки. Но оставь в покое мое дело, которое не касается ни тебя, ни тебе подобных, и в этот недобрый час иди опять кроить и шить башмаки: ступай и делай в отношении меня самое худшее, что ты можешь!»

Башмачник, едва переводя дух, сказал, опустившись на колени: «Синьор, я молю бога, чтобы он даровал вам долгую и хорошую жизнь, а за милость, которую вы мне сделали, да воздаст он вам в меру вашей добродетели и вашего сострадания. Что касается меня, то я не в силах когда-либо отплатить вам за сделанное вами. Но будьте уверены в одном, что душа моя и все мои силы целиком отданы вам».

И ушел он в тот час с таким чувством, что никогда больше не думал, ни на словах, ни на деле, ни о чем другом, кроме восхваления своего синьора. Названный же мессер Ридольфо стал благодаря этому столь любимым своими подданными, что все они казались как бы прикованными к его нуждам горячей любовью.

О, сколь следует хвалить синьора, если он, когда какой-нибудь низкий человек причинит ему подобную обиду, справится с нею так, как справился этот человек, показав свое великодушие и широту своего сердца, делающую его великим и возносящую его до звезд за то, что он пренебрег и презрел те вещи, которые многие низкие люди преувеличивают, боясь, что всякая муха причинит им обиду.

Новелла 91

Слепой Минонна Брунеллески ведет другого человека ночью воровать персики; другие кражи, совершенные им забавным образом

Минонна Брунеллески[248]248
  [248] Некий Джованни Брунеллески, по прозвищу Минонна, упомянут в акте 1362 г.


[Закрыть] из Флоренции жил в мое время; он был слепым, но во многих вещах превосходил зрячих настолько, что, например, не было у него такого соседа, чтобы он, если ему нужно было поставить к бочке для вина кран, не послал бы за Минонной, чтобы тот его устроил. И я много раз видел, что он никогда не проливал и капли вина, играл в дзаку[249]249
  [249] Дзака – игра в кости (см.: Данте. Чистилище, VI, 1).


[Закрыть] и ходил один без провожатого. У него было имение в Панке,[250]250
  [250] Район в 2 милях к северу от Флоренции.


[Закрыть] и там соседом его был Джованни Манфреди, прозванный Джого.[251]251
  [251] Об этом персонаже ничего неизвестно.


[Закрыть] Минонна выследил, что у этого Джого в винограднике имеются персиковые деревья, усыпанные прекрасными плодами. И вот однажды поздно вечером позвал он двух товарищей и сказал им: «Не хотите ли вы пойти со мною в такое-то место за персиками?»

Те сказали, что они попали к нему в дом случайно и что они флорентийцы: «Мы не знаем этого места».

Минонна говорит тогда: «Об этом не беспокойтесь; вы пойдете, куда я вас проведу, но захватите этот мешок».

Товарищи переглядываются и говорят: «Это замечательно: обыкновенно зрячие водят слепых, а этот слепой хочет вести зрячих».

Им загорелось тогда пойти, и они сказали: «Пойдем, посмотрим на такую небывалую вещь».

Они пошли; Минонна повел их отлично с поля на поле. Когда они пришли ко входу в виноградник, где находились персики, то оказалось, что он обрыт хорошей канавой и обнесен изгородью. Тогда Минонна говорит: «Дайте, я пойду вперед; спускайтесь вниз, потому что там в изгороди есть потайной проход». Товарищи идут за ним.

Когда они подошли к проходу, Минонна говорит: «Теперь проходите здесь и держитесь правой руки, и там увидите персики».

Те поступают так и находят все так, как говорил Минонна. Минонна оказался у персиков в то же время, что и они. Он набрал плодов столько, сколько они вдвоем. Наконец они наполнили мешок, и Минонна захотел, чтобы они взвалили его ему на спину. Те не хотят, берут мешок сами, как могут, возвращаются домой и ложатся в постель.

Наутро Минонна вместе с ними отправляется во Флоренцию, а так как. двое товарищей не могли не разгласить этого небывалого случая, то он дошел до ушей Джованни Манфреди. Так как Манфреди никак не мог успокоиться, то, не говоря ни слова, он отправляется на следующую ночь с одним человеком в огород Минонны и срезает там много отличных кочнов капусты, забирает, сколько мог унести, овощей и наносит, какой только смог, ущерб.

Весть об этом доходит до Минонны; он сейчас же решает, что это должен был сделать Джованни Манфреди, и принимается нюхать воздух, как раненый кабан, своим горбатым носом, а своим горбом за плечами, наподобие подставки для книги, напоминая дельфина, когда он бросается в море, втягивал в себя воздух и старался угадать, будет ли буря. Тотчас же пускается он в путь, покрыв голову капюшоном так, как он это делал, когда ходил в Панке. Проходя стремительно мимо лавки Капероццоло,[252]252
  [252] Сведений об этом персонаже не имеется; может быть, его надгробие находится в кафедральном соборе Флоренции.


[Закрыть] где на улице стоял на столе бочонок, не знаю для чего приготовленный, для медицинской ли пасты или какого-то соуса, он толкает его так сильно, что и бочонок, и стол, со всем, что там было, падает на землю. После чего сам он продолжает свой путь. Капероццоло или его рабочий, который толок что-то в лавке, увидев это, выходит из нее и, смотря вслед Минонне, кричит: «Чтоб тебе от меча умереть! Разве ты ничего не видишь? Чтоб глаза твои пропали!»

Минонна сделал вид, что не слышит, идет дальше, приходит в Панке, входит в огород, ощупывает капусту и все прочее и принимается громко жаловаться, в особенности по поведу капусты, из которой он часто ел суп. Так он провел у себя несколько дней, делая вид, что не знает, кто бы это мог сделать. В конце концов Минонна решил, что дело на этом кончиться не может. Однажды вечером он позвал двух крестьян и попросил их остаться у него. С наступлением ночи они, взяв два мешка и ножи, пошли в огород Джованни Манфреди, где имелась площадка, засаженная необычайно хорошим чесноком, о котором названный Джованни постоянно говорил. Они выдрали один за другим весь чеснок, отрезали у него головки и сложили их в мешки, а перья снова воткнули в землю; так они выдрали весь чеснок, унесли головки и оставили перья на том месте, где они сидели раньше.

Через два дня после этого, когда Джованни и Минонна находились на Треббио,[253]253
  [253] Неподалеку от площади Санта-Мария.


[Закрыть] куда оба они ходили, Минонна стал жаловаться по поводу своей капусты. Джованни Манфреди и говорит: «Я хотел бы, чтобы у меня лучше взяли мой чеснок, чем портить его так, как, видимо, его испортили».

Минонна отвечает: «Как? Разве он был так хорош?»

А тот и говорит: «Он совершенно уже высох сегодня».

Минонна говорит тогда: «Вероятно, его съел червь».

Манфреди уходит, отлично понимая, что Минонна проделал что-то с ним, и, войдя в огород, выдергивает один чеснок, выдергивает два; он мог бы выдернуть еще много, но ни у одного не нашел бы головки. Тогда он тотчас сообразил, в чем дело, и на следующий день, будучи на Треббио, Джого не мог удержаться от того, чтобы не спросить: «Минонна, ты, может быть, оставил хоть сколько-нибудь?»

Минонна ответил: «Что ты с ума сошел?»

Джого сказал: «Наверное тогда, когда ты вытащил у меня чеснок».

Минонна спрашивает его: «Ты говоришь о моей капусте? Не послал ли ты ее для продажи к Чакке?»[254]254
  [254] Прозвище мелкого торговца-зеленщика.


[Закрыть]

– «Какой Чакке? Чтоб ему от меча умереть!»

– «Лучше тебе!»

– «Лучше тебе», и так они нападают друг на друга.

Обоим вместе им было сто пятьдесят лет, причем один был слепой, а у другого уши были завернуты и казались подшитыми багрецом. Собрался народ: заставили их помириться. У Минонны остался чеснок, у Джого – капуста… и никогда между ними впредь не было доброжелательных отношений; постоянно они ворчали друг на друга… и никто из них не хотел исправиться. Ноги у них стояли уже в гробу, а они воровали чеснок и капусту: они охотно взяли бы и другое, потому что раз «собака лижет золу, не доверяй ей муки».