Текст книги "Смешение карт: воспоминания о разрушительной любви (ЛП)"
Автор книги: Франклин Во
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
8
Когда мой друг Гай переехал в Тампу, в нашей дружбе началась новая глава. Вскоре мы начали несколько совместных проектов. В 1995-ом году мы основали малотиражный журнал под название Xero, наполнявшийся рассказами, статьями и рисунками о киберпанке, BDSM, технологии, поэзии и всём, что казалось нам интересным. Мы сделали девизом журнала фразу «цвет телеэкрана, включенного на мёртвый канал», отсылающую к первому предложению киберпанковского романа Уильяма Гибсона Нейромант. Xero по стандартам малотиражных зинов имел умеренный успех. Мы никогда не получали с него ощутимых денег и первые несколько выпусков дались нам с трудом, но он в целом окупался, что являлось редким случаем в мире зинов. Мы продолжали делать его, выпуская несколько номеров в год, и он приобрёл небольшой, но весьма лояльный круг поклонников. Более важным оказалось то, что мы с Гаем обнаружили, что нам хорошо работается вместе, а наша дружба стала ещё теснее.
Программирование было моим хобби с того самого времени, как мой дядя купил мне в 1977 году TRS-80. Этот компьютер был менее мощным, чем то, что сейчас можно найти в микроволновке, но он направил меня на путь восхищения подобной техникой. Я провёл очень много времени, самостоятельно учась программировать его, сначала на поставлявшейся с ним медленной и ограниченной версии BASIC, а потом на ассемблере процессора Z80. Я разбирал и собирал его обратно бесчисленное число раз, изучая функции каждой микросхемы и учась изменять их. Я придумывал и делал с нуля новые периферийные устройства. Мои отношения с программированием, растянувшиеся на всю жизнь, начались с этой крохотной и маломощной машинки.
Итак, в 1995 годы я решил научиться программировать для Макинтошей. Я уже некоторое время пользовался Маками. Во-первых, настольные издательские системы тогда были исключительной прерогативой этих компьютеров и работать в предпечатной подготовке означало работать на Макинтошах. Я был хорошо знаком с ними, но никогда не пробовал их программировать.
Я разработал компьютерную игру под названием Onyx в качестве способа начуиться программировать под Маки. В соответствии с моими увлечениями, это была сексуальная игра, требующая от двух до шести участников. Игроки ходят вокруг виртуальной игральной доски, покупая и продавая собственность. Программа учитывает пол, сексуальную ориентацию интересы и границы игроков, и когда игрок оказывается на участке, принадлежащем другому игроку, он должен оплатить «аренду» или, если пол и ориентация игроков совместимы, «отработать» долг. Если игрок выбирает «отработать», программа случайным образом выбирает для них сексуальный акт, основываясь на их полах, границах и степени раздетости, введённой игроками в своих профилях. Это значило, что мне надо было создать грандиозную библиотеку описаний разнообразных сексуальных актов, категоризованных по полу участников, их числу, склонности к кинку и многим другим параметрам.
Оказалось, что создать библиотеку из сотен точно классифицированных и описанных сексуальных актов куда сложнее, чем это может показаться. Долгое время я всё время носил с собой небольшую тетрадь. Каждый раз, когда я придумывал какой-то новый сексуальный акт, я кратко записывал его в тетрадь. Потом, оказавшись перед компьютером, я вносил свои заметки в программу, тщательно размечая условия, при которых он подходит, какая степень раздетости для него требуется и всё такое.
Неожиданно, Onyx стала хитом. У меня не было по поводу неё никаких планов, кроме изучения программирования, но она полюбилась людям, которым я давал её на тестирование. Я выложил её для бесплатного скачивания на веб-сайте Xero, встроив в неё ограничение: если пользователь не заплатил регистрационный взнос, доступны только довольно обычные сексуальные акты. Это заработало. Вскоре, плата за разблокирование игры стала существенной частью моего дохода (и остаётся ею до сих пор).
Окрылённый успехом своей игры, я пришёл к идее сделать новое устройство: секс-игрушку, управляемую через Интернет. Когда Белла переехала, я сделал прототип вибратора, управляемого через пейджер. Мы немного поэкспериментировали с ним, но его возможности были слишком ограничены: я мог включать и выключать его, посылая текстовое сообщение, и это всё. Так что я сделал более сложное устройство, предназначенное для секса по телефону. В нём имелся звуковой декодер, телефонный разъём и несколько маленьких разъёмов, к которым можно было подключать вибраторы. В процессе разговора можно было управлять вибраторами, нажимая кнопки на телефоне.
На самом деле это устройство не очень-то хорошо подходило для секса по телефону. На практике же громкие звуки, издаваемые телефоном при нажатии на кнопки действовали обескураживающе и полностью отбивали всё настроение, как это мог бы сделать большой и раздражённый медведь, вламывающийся в спальню через окно на самом интересном месте.
Но устройство было легко переделать от управления через телефон к управлению через компьютер. Я переделал прототип и показал его Гаю. «Вау» – сказал тот. «Нам надо начать производить их!»
Так мы и сделали. Я создал маленькую компнию, назвав ей Symtoys, а гаджет назвал Symphony (вы можете управлять чувствами своей любовницы с помощью пульта управления, понимаете?). Мы с Гаем научились делать пластиковые корпуса и паять платы. Я разработал печатную плату и заплатил за изготовление нескольких сот штук. Мы нашли патентного юриста и заполнили заявку на патент и это стоило примерно как первый взнос за дом.
Мы купили оптом в Китае огромное количество вибраторов. Они прибыли в огромных коробках, почти способных вместить холодильник. Таким образом я узнал, что пятьсот вибраторов это очень много. Я думал, что знаю, как должно выглядеть такое количество секс-игрушек. Я был не прав. В конце концов, мы с Целести сложили их в шкаф в холле… и в шкаф в спальне… и в кладовку.
Подготовив и запустив производство, мы с Гаем обнаружили, что мир полон людьми, готовыми сказать: «О Боже, вибратор, управляемый через Интернет – великолепная идея! Я бы хотел иметь такой!», и гораздо менее полон людьми, готовыми заплатить нам, когда мы говорим: «Прекрасно, мы можете купить его за сто пятьдесят долларов». Нам не слишком помогало и то, что у нас было мало денег. Мы не могли позволить себе нормальный маркетинг и даже нормальное производство. Каждый экземпляр изготовлялся вручную в задней комнате магазина Гая. Процесс сборки оказался куда более заковыристым и требовал гораздо больше времени, чем мы ожидали, и продажи шли медленно. Подсчитав итог, мы обнаружили, что зарабатываем таким образом чуть больше доллара в час. Проект вскоре загнулся, оставив на своём пути горы пустых пластиковых корпусов, холмы наполовину законченных печатных плат и множество вибраторов.
После того, как мы бросили проект Symphony, я переделал веб-сайт компании Symtoys, сделав его домом своей игры Onyx. Я начал писать и публиковать там руководства по кинку: как обвязывать человека верёвками, как выбирать плётку. Кинк, как и полиамория, был плотно вплетён в ткань моей жизни и я хотел это обсуждать. Я уже писал на сайте Xero о теории кинка: как заговорить с партнёром о BDSM, как отличить кинк от насилия… Сайт Symtoys стал местом, где я писал в более практическом стиле: это можно сделать так-то и так-то.
В 1996-ом году, в день Святого Валентина, после того, как мы с Целести прожили вместе десять лет, я сделал ей предложение. Она сердилась на меня с утра, совершенно уверенная в том, что я забыл – что это за день. Мы садились в машину, чтоб поехать обедать. «Ты совсем забыл, так ведь?» – сказала она. «Ни открытки, ничего. Это день Святого Валентина! Как ты мог забыть подарить мне открытку?»
Я улыбнулся и полез в карман. «Ты совершенно права. Я не купил тебе открытку. Но что это? Хмм, это не открытка. Может быть, тебе надо взглянуть?»
Я передал ей баночку от 35-мм фотоплёнки. Целести, озадаченно взяла её. Но выражение её лица изменилось, как только она заглянула внутрь. Это было фамильное кольцо. Мой отец подарил его моей матери, а его отец – его матери.
– Думаю, предполагается, что я должен задать вопрос…
– Да! – ответила она.
Мы поженились в июне в парке на краю большого заповедника в Тампе. Мы написали собственные клятвы, исключив часть про «отказаться от всех прочих», но добавив про то, что мы ставим наши отношения превыше всех остальных. После свадьбы Целести подняла палец, показывая кольцо и произнесла: «Теперь у меня есть Кольцо, чтоб повелевать ими всеми.»
Гай председательствовал на свадьбе, используя вместо традиционной Библии атлас мира. Мы выбрали атлас потому, что исследовали новую территорию, пытались научиться состоять в браке, допускающем других любовников. Гай читал сценарий, вложенный примерно в середину атласа, на странице с картой мира.
Присутствовавшие на свадьбе родители Целести приветствовали моё вхождение в семью объятиями и поцелуями. В тот момент, когда мы поженились, я мгновенно стал подходящим, а все их предыдущие возражения против наших отношений исчезли, по крайней мере с их точки зрения. Со моей же точки зрения, я по-прежнему не очень любил их.
После церемонии мать Целести пришла в нашу квартиру для того, чтоб помочь Целести подготовиться к празднованию. По причине, которую я до сих пор даже не пытаюсь понять, она прошла в спальню, и приподняла одеяло с аккуратнейшим образом застеленной кровати. Под одеялом, находились надёжно закреплённые в углах кровати большие проушины, на которых всё ещё были закреплены кожаные «наручники».
Она осторожно положила одеяло обратно на проушины и, не говоря ни слова, вышла их спальни: глаза вперёд, губы плотно сжаты. Это был последний раз, когда она заходила в спальню любого места, где мы жили.
После свадьбы я стал замечать у наших друзей странное поведение. Это выглядело так, как будто вся это немоногамность была хороша, пока мы не были женаты, но как только мы сделали это, настало время отбросить глупости и начать настоящие отношения.
Однажды ночью, около двух часов, мне позвонил Уилл, который был нашим другом уже около шести лет. Он был завсегдатаем на наших вечеринках и я много раз, вставая утром на работу, обнаруживал его спящим на диване.
Уилл встречался с женщиной по имени Виктория, которая тоже была нашей подругой уже несколько лет. С самого начала разговора было ясно, что он хочет поговорить о Виктории, но мне потребовалось время для того, чтоб понять – что он имеет в виду.
– Подожди, ты говоришь, что это всё моя вина? Что именно моя вина?
– Виктория. Я расстался с ней. Я поймал её на измене.
– Ой, это хреново. Я совершенно понимаю тебя. Это не круто.
– Это твоя вина. Твоя и Целести. Это ваша вина, что я с ней расстался.
– Что?
– Это ваша вина. Когда я обнаружил, что она мне изменяет, мне пришлось расстаться с ней, и это ваша вина. У вас с Целести открытые отношения. Это даёт пример, с которым я не могу ужиться. Когда я обнаружил, что она изменила мне, я почувствовал неуверенность, потому, что я не могу жить так, как живёте вы с Целести. Ты можешь забирать её себе, если хочешь.
– Подожди, что? Что ты имеешь в виду, что я могу забирать её?
– Мы больше не вместе. Если хочешь её – действуй.
– Стоп, почему ты думаешь, что я собираюсь сделать это?
– Ты не моногамен. Вы с Викторией нравитесь друг другу, а мы с ней больше не встречаемся.
Разговор продолжался в этом духе около часа и закончился без какого-либо результата. Всё, что я уловил из него, это то, что Уиллу больно, его любимая предала его и почему-то именно я несу ответственность за все грехи мира. Вскоре Уилл вообще перестал разговаривать со мной.
Это было моё первое столкновение с тем, что социолог Элизабет Шефф, почти двадцатью годами позже, назвала «страхом возможности полиамории», тем, что просто живя немоногамно, я становлюсь громоотводом для чужих обвинений, неуверенности и враждебности. Но не последнее. Со временем это стало повторяющейся историей: люди обнаруживали, что мы с Целести женаты, но не моногамны и решали, что это каким-то образом делает нас ответственными за все проблемы, с которыми они сталкиваются в собственных отношениях.
9
Я впервые столкнулся со словом «полиамория» в начале 1990-х. Я заинтересовался новостными группами Usenet, ранней и довольно примитивной формой общения в Интернете, и нашёл группу, называющуюся «alt.polyamory», посвященную обсуждения необычного нового подхода к отношениям.
Я стал общаться в этой группе, размещая там свои мысли о полиамории и вступая в дискуссии с другими людьми, которые разделяли со мной этот новый способ строить отношения. Большинство тех, с кем я там общался, делали приблизительно то же, что и мы с Целести: у них были «основные» отношения, часто брак, и «дополнительные» отношения. Обычно основная пара устанавливала границы того, на что должны быть похожи прочие отношения, порой – очень жёсткие. Право вето, то есть возможность одному участнику пары прекратить отношения другого, встречалось особенно часто. Пары без права вето попадались очень редко.
Эта группа новостей была моим первым контактом с людьми, пытающимися делать то же, что и я. Внезапно, практически за одну ночь, я перешёл от одиноких попыток самостоятельно создать новый вид отношений к общению с другими людьми, со множеством людей, которые прокладывают этот новый путь вместе со мной.
Возможность делиться своими переживаниями была крышесносной. Я чувствовал себя примерно так же, как когда-то в Небраске я, склонившись над своим древним компьютером с модемом на 300 бод, мог впервые связываться с другими людьми, похожими на меня.
Потом, в 1997 году произошло нечто важное.
Сайт xeromag.com первоначально появился в качестве места, где мы с Гаем писали о нашем зине. Тогда он был маленьким, кривоватым и мало посещаемым, если не считать энтузиастов из сообщества зинов.
Мы договорились написать на сайте немного о нас самих и нашей личной жизни, так что каждый из нас сделал по странице. Я выложил в своём разделе сайта некоторое количество своих фотографий. Я всё ещё участвовал о группах Usenet, которые становились всё менее пригодными к использованию из-за нарастающего потока спама. И, так как я продолжал много думать о полиамории, я решил написать там немного и о ней.
Я писал не для аудитории. Я мысленно разговаривал с самим собой десятилетней давности, с тем человеком, который только начал пытаться строить отношения таким образом и так много делал неправильно. Я хотел сказать более молодому себе: «Это нормально. Ты не один. Хотеть того, что ты хочешь – нормально.»
Я писал о выученных мной уроках. Я писал о подходах к отношениям, которые виделись мне удачными и о тех, что приводили к краху. Я не писал подробностей о своей личной жизни, отчасти потому, что моей аудиторией была более молодая версия меня, отчасти – потому что писать об этом всём было и так достаточно страшно. Вместо я этого я сосредоточился на выводах из своего опыта, на техниках и инструментах, с которыми я познакомился в процессе поддержания открытых отношений.
Я также писал о BDSM, освещая мой собственный опыт в области кинка и то, чему я научился, путешествуя по миру нетипичного секса. Я писал об обсуждении кинка с моими партнёршами. Я писал о том, как непохож оказался этот опыт на то, каким я его себе представлял. Я писал списки того, что может попробовать новичок в этой области.
Эти страницы, посвящённые полиамории и кинку оказались куда более популярными, чем я мог представить. Люди ставили на них ссылки. Они становились посещаемыми, куда более посещаемыми, чем весь остальной сайт, посвящённый журналу. Постепенно сайт превратился в «идеи Франклина о необычных отношениях… да, что-то там ещё о журнале.»
А я стал получать электронные письма. Множество писем. Письма от людей, описывавших свой собственный опыт в области немоногамии. Вопросы о кинке. Просьбы о советах по поводу отношений. Громкие слова о том, как я разрушаю мораль. Предложения секса.
Однажды пришло приглашение посетить ежемесячную дискуссионную группу под названием ПолиТампа. Она была создана в 1997 году лесбийской тройкой, столкнувшейся с сильнейшим неприятием со стороны сообщества геев и лесбиянок из-за их немоногамных отношений. Многие их товарищи были в ярости, некоторые даже обвиняли их в том, что они отбрасывают назад движение за равные права. Так что они создали собственную группу, в которой люди, интересующиеся немоногамией могли бы встречаться, разговаривать и поддерживать друг друга.
Я показал письмо Целести: «Что ты об этом думаешь? Прямо здесь, в Тампе есть другие люди, у которых открытые отношения, совсем как у нас! Мы должны пойти!»
Она отнеслась к этому скептически: «То, что у нас открытые отношения – не важно. Но я не уверена, что хочу общаться с толпой чудаков.»
Мы разговаривали об этом неделями. Я полагал, что может быть полезно обсудить то и сё с другими людьми, похожими на нас. Целести опасалась оказаться среди сексуальных извращенцев. В конце концов она согласилась попробовать. Когда пришло время ежемесячной встречи, мы пришли в дом к одной из основательниц первой в нашей жизни полиамурной дискуссионной группы.
Первая встреча оставила противоречивое впечатление. В то время полиамория была тесно связана с нео-языческой духовностью. Многие из пионеров немоногамных отношений были, подобно Блоссом, свободомыслящими адептами религий Нью-Эйдж, рассматривавшими полиаморию как следующий логический шаг, развивающий идеи хиппи о свободной любви из 1960-х и 1970-х. Однако, ни я ни Целести совершенно не интересовались всем этим. Нас совершенно не волновали магия кристаллов, нео-язычество, поклонение Матери Земле и всё прочее, что в те далёкие годы шло рука-об-руку с полиаморией.
Встреча началась с медитации и дыхательных упражнений. Я сжал руку Целести, а она в ответ сжала мою. Мы оба чувствовали себя не на месте.
Но не все там были таковы. Среди тех, кто был на встрече, я узнал девушку, которую я встречал на разных посвящённых научной фантастике конвентах, в том числе на том, на который мы брали с собой Ньютона, что привело к проведению RufusCon-а. Я указал на неё Целести: «Мы её встречали! Тут не только Нью-Эйджеры!»
ПолиТампа была первым случаем, когда я оказался окружён людьми, которые сознательно отвергли моногамию и искали другой способ жить. Конечно, была группа в Usenet, были письма, которые я получал от людей со всей страны. Но встретить других людей, разделяющих мои эксцентричные взгляды на отношения лично, целую комнату таких людей? Это было странно и чудесно.
Была некоторая проблема в том, что многие из этих людей имели опять же эксцентричные идеи по поводу таких вопросов как связь болезней с бактериями и эффективность кусочков кварца при лечении простуды. Это, в некотором смысле, омрачило радость от того, что я нашёл людей, с которыми мог бы в противном случае идентифицироваться. Я всё ещё чувствовал себя чужаком – увлечённый компьютерами рационалист среди нео-хиппи. Но сам факт, что я мог поговорить с людьми, которые знали, которые могли понять мои чувства, был сногосшибателен.
И он добавлял уверенности. До 1990-х полиамория не была чем-то таким, чем занималось много людей и полиаморное сообщество, если и существовало, то всё равно ещё не было вооружено рекомендациями, основанными на опыте. Полиамория была практически исключительно тем, что делают пары. Люди, которых мы встречали на этих ранних встречах ПолиТампы, за некоторыми исключениями склонялись к тоже же подходу, что и мы с Целести: встретить кого-нибудь, влюбиться, объявить эти отношения главными, после чего строить другие, меньше отношения, жёстко ограниченные и всегда подчинённые отношениям главной пары. Дополнительные партнёры могут получить в этой структуре столько пространства, сколько им позволит основная пара и только до тех пор, пока она позволяет.
Мы с Целести стали завсегдатаями ПолиТампы. Группа становилась всё больше. На нашей первой встрече было меньше дюжины людей. Годом позже обычным числом было тридцать. Ещё год спустя не было ничего необычного, если собиралось сорок пять человек. И по мере повышения популярности группы, в ней появлялось всё больше людей, с которыми я мог идентифицироваться. Студенты, «белые воротнички», компьютерщики и подрядчики по ремонту кровель – все собирались, чтоб поговорить об открытой немоногамии.
Встречи всегда проходили в домах участников. Когда тройка, которая начала проводить эти встречи, уехала в процессе построения своих карьер, мы с Целести взяли проведение встреч на себя. Количество людей всё увеличивалось. Целести полюбила проводить эти ежемесячные встречи. Иногда, по специальным случаям, она готовила на всех огромную лазанью. Её лазанья стала в местном поли-сообществе легендарной. В течении двух дней она любовно готовила всё вручную, в том числе лапшу.
Примерно тогда же, когда ПолиТампа переехала к нам, а я по-прежнему встречался с Беллой, я познакомился на конвенте с Марианной. Она была остроумной, живой и чертовски сексуальной. Мы разговорились на вечеринке в чьём-то гостиничном номере и мгновенно оказались сражены. Она сказала, что ищет отношений, которые не мешали бы её научной работе и карьере и дала мне свой номер телефона. Я дал ей свой. Вскоре мы стали любовниками.
Марианна любила флиртовать и обладала необычным чувством юмора. Она, как и я любила тосты. Я помню её, входящую однажды днём в спальню с клубничным тостом в руке, одетую в одну только футболку. «У тебя на кухне остался только один тост» – сказала она, обхватывая меня ногами. «Я трахну тебя за это!»
Она была склонна к экспериментам и восхитительно раскована. Как то раз, в начале наших отношений, мы решили поиграть в игру: «Давайте посмотрим, сколько времени Франклин сможет удерживать Марианну возбуждённой и на грани оргазма, однако не переходя её». Ответ оказался шестью часами тридцатью семью минутами. Именно столько времени прошло к тому моменту, когда она поняла, что ей надо идти домой, чтобы встать завтра утром на занятия. Я проводил её до дверей, по-прежнему дрожащую и неудовлетворённую. Однако, несмотря на это и другие очаровательно ужасные вещи, которые я делал, она продолжала возвращаться.
Марианна представляла собой пример идеального дополнительного партнёра. Ей требовалось довольно мало моего времени. Её основное внимание было приковано к тому, чтоб завершить обучение, а потом заняться карьерой, так что она не была заинтересована в том, чтоб жить со мной или строить более тесные отношения. Как она говорила, её основным партнёром была карьера и это был очень требовательный партнёр. Он оставлял очень мало пространства для традиционной личной жизни.
Во многих смыслах наши отношения выглядели скорее похожими на «друзей-любовников», чем на «любовь». Не было никаких ожиданий постоянства. Мы проводили время вместе тогда, когда наши расписания позволяли это. Мы любили друг друга, но не считали, что нам надо двигаться в сторону традиционных постоянных отношений.
Я не пытаюсь сказать, что это был только секс. Мы делали и некоторые вещи, которые люди обычно ассоциируют с отношениями. Например, мы наслаждались объятиями. Марианна была обнимателем мирового класса, она могла бы получить золотую олимпийскую медаль, если бы только такие соревнования проводились. Мы подолгу прогуливались по пляжу, мы запускали большой воздушный змей с укрепленной на нём управляемой камерой, и она управляла этой камерой по радио. Мы, взявшись за руки, бродили по ночному городу, разговаривая о наших мечтах и надеждах.
Но у нас не было ожиданий друг от друга. И это работало. Мы оба были по-настоящему счастливы. Ни один из нас не чувствовал потребность съезжаться или обеспечивать какие-нибудь привычные отличительные признаки типичного романа. Ни один из нас не нуждался в переходе к «нормальному» пути, по которому обычно двигается любовь.
Целести нуждалась во мне. Марианна – нет. Было ясно, что она может быть счастлива без меня, но она хотела меня. Она выбрала быть со мной потому, что ей нравилось моё присутствие в её жизни, а не потому, что оно было необходимо. И это было здорово. Со мной такого раньше не случалось, и было отрадно быть с кем-то потому, что это был её выбор, а не потому, что она чувствует, что у неё нет другого выбора.
В конце 1998 года у меня начались отношения на расстоянии с Элейн. Она жила в Калифорнии, и мы познакомились в сети за несколько лет до этого, когда она ответила на приглашение бета-тестеров для игры Onyx, которое я поместил на веб-сайте Xero. Её сексуальная креативность была безграничной, захватывающей, она то внушала благоговение, то пугала. Она прислала мне список идей для игровой библиотеки сексуальных актов, и я был сражён наповал её оригинальностью и воображением.
Мы с Элейн продолжали общаться и после окончания бета-тестирования Onyx. Мы проводили один или два вечера в неделю общаясь по сети о сексе, любви, отношениях, компьютерных играх, Шекспире, шахматах, семье и писательстве. Я узнал нечто новое: сексуальная близость может вести к эмоциональной близости, даже если сексуальная близость заключается всего лишь в тексте на экране компьютера. Чем больше я узнавал её, тем больше она мне нравилась.
Мы начали общаться по телефону, не только о сексе (хотя о нём, определённо, немало), но о наших надеждах и мечтах, наших прошлых любовях, о миллионах мелких деталей нашей повседневной жизни. Весь первый год наших отношений, мы общались лишь дистанционно.
И эта дистанция невероятно огорчала нас обоих. Как бы креативны мы ни были, с реальностью разделявших нас трёх тысяч миль мы ничего поделать не могли. Одно дело – говорить с любовником по телефону и совсем другое – проснуться рядом с ним, чувствуя всем телом его тепло. Опасность отношений на расстянии заключается в том, что они могут легко перерасти ограничения, накладываемые расстоянием и, если это происходит, отношения становятся источником боли.
На тот момент я был женат на Целести, встречался с Беллой, состоял в дружески-любовных отношениях с Марианной и общался с Элейн в сети. Целести часто говорила о том, как я был счастлив: «Похоже, ты создан именно для того, чтоб у тебя были жена и три девушки».
Её наблюдения в относительно моего счастья были точными – я действительно был счастлив. Честно говоря я вообще обычно был счастлив, независимо от того, на что была похожа моя жизнь. При отсутствии текущих серьёзных проблем, счастье всегда было моим основным эмоциональным состоянием. Но я чувствовал удовлетворение. Как оказалось, моя способность любить не была бездонной. Похоже, что мои отношения дошли до точки насыщения.
Однако, была одна сложность. Элейн идентифицировала себя как строго моногамную. Расстояние делало наши различные подходы к отношениям совместимыми, так как накладывало ограничения на то, что ей было разумно ожидать от меня. Но она опасалась Марианны. В те дни, когда Элейн знала, что я провожу время с Марианной, она была замкнута и не в настроении. И предпочитала ничего не слышать о том, что происходит между мной и Марианной. За исключением этой проблемы (честно говоря, довольно серьёзной), мы вполне подходили друг другу.
Однажды Элейн пригласила меня прилететь к ней в Калифорнию. Я провёл с ней неделю. Это было прекрасное время. Притяжение, сформировавшееся через посредство компьютера, легко превратилось в настоящее лично притяжение. Мы запускали воздушных змеев на пляже, смотрели на уток в парке (что оказалось несколько пугающе, так как утки – отвратительные, злобные животные, нападающие друг на друга с ужасающей регулярностью), и неудивительно, что мы полюбили друг друга ещё безумнее. Когда я вернулся домой, мы провели множество поздних вечеров, разговаривая по телефону.
В то время, как мои отношения с Элейн развивались, росло и какое-то странное напряжение в моём социальном окружении. Мой друг Гай начал встречаться с женщиной по имени Джессика, с которой он встретился в сети. Через несколько месяцев она переехала к нему в Тампу. Когда мы с Марианной начали встречаться, если это слово подходит для описания наших странных отношений без ожиданий, она прямо-таки пришла в ярость.
Заметьте, она не сердилась на меня. Она была обижена на Гая. Они целыми днями ругались о моих отношениях с Марианной, очевидно потому, что Джессика боялась, что Гай тоже может счесть Марианну привлекательной. Так как я женат, но всё равно могу встречаться с Марианной, думала она, что помешает Гаю захотеть этого же? Что если Гай посмотрит на мой брак и потребует такого же для себя? Не было никаких свидетельств того, что Гай хотел чего-то подобного, что это было не важно – это не мешало Джессике расстраиваться.
Я пожимал плечами и считал это одной из этих странных вещей, которые иногда делают люди, вроде как когда обвиняют меня в своих расставаниях или рассказывают, что предпочитают измены честным отношениям. «Что за странные обычаи у этих людей», – думал я, продолжая поступать по своему.
К осени 2000-го года странные реакции со стороны людей, находящихся за пределами моего круга, уменьшились, жизнь текла очень приятным образом. Вокруг меня образовывалась социальная сеть полиаморных людей. Мы с Гаем были лучшими друзьями. Журнал Xero давал выход нашей креативности и создавал нам уважение в сообществе любителей зинов. Популярность веб-сайта Xero росла со скоростью взрыва. Я получал огромное число писем, в которых говорилось, что мои статьи о полиамории, те самые, что я на самом деле писал для самого себя, являются лучшим ресурсом по полиамории во всей Сети. Люди писали мне о том, как мои статьи помогали им решать проблемы и вообще делали их жизни лучше.
Эти письма продолжали приходить. Люди рассказывали мне интимные детали своих жизней, описывая сложности, с которыми они столкнулись и ища моего совета. Некоторые из этих историй разрывали сердце: измены, разрушенное доверие, дурное обращение со стороны партнёров. Хотя я мало писал о деталях своей собственно личной жизни, похоже, я казался людям близким. Иногда было немного странно, что незнакомцы писали мне как близкому другу, рассказывая о своих тайных радостях и боли, о потерях и триумфах. В течении какого-то времени, я пытался отвечать на каждое письмо. В какой-то момент их просто стало слишком много.
У нас с Беллой были самые стабильные отношения, какие только могли существовать в тех условиях. Мы с Целести были женаты. С Марианной мы виделись всегда, когда это позволяли наши расписания. С Элейн я разговаривал почти каждый вечер.
