Текст книги "Доктор Z"

Автор книги: Франк Хеллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Франк Хеллер
«Доктор Z»

О произведениях Франка Хеллера

Произведения Франка Хеллера – для гурманов детективного и авантюрного жанра. Тайна, которая держит читателя в напряжении до последней страницы, изящество и афористичность стиля, блестящие диалоги, обращение к легендарным героям детективного жанра и многое другое превращают их в настоящее интеллектуальное лакомство.

Книги Хеллера изданы на двадцати языках мира, в Швеции его считают «культовым» писателем, его романы экранизируются и инсценируются для театра. Российский же читатель почти не знаком с его творчеством, поэтому краткой биографической справки не избежать, тем более что жизнь Хеллера изобилует такими же необычными сюжетными поворотами, как и его книги.

Гуннар Сернер – таково настоящее имя Хеллера (1886–1947) – был поистине человеком незаурядным. В 15 лет окончив школу, в 23 он уже получил степень доктора философии в Университете в Лунде. Кроме глубоких знаний он был одарен и разнообразными талантами – в частности, способностями полиглота. Перед ним открывалась блестящая карьера ученого. Однако под академической мантией Сернера билось сердце «флибустьера и авантюриста». Он был отчаянным игроком, и эта страсть привела к тому, что, оказавшись в долгах, молодой человек подделал финансовые документы и, спасаясь от правосудия, вынужден был бежать из Швеции. Так прервалась карьера многообещающего ученого Гуннара Сернера и начался долгий литературный путь популярного романиста Франка Хеллера, написавшего более пятидесяти(!) романов, не говоря уже о рассказах, путевых очерках и пр.

Изобретательный мастер замысловатых детективных и приключенческих сюжетов, Хеллер рассыпает на своих страницах блестки остроумия и эрудиции. Он легко переносит читателя из страны в страну (недаром он сам немало скитался по свету): Монте-Карло и Пекин, Менорка и Корсика, Лондон и Копенгаген. Или увлекает нас в путешествие во времени: из эпохи Аттилы в эпоху Марко Поло или Наполеона, судьба которого часто обыгрывается в книгах Хеллера самым неожиданным образом. Ибо нити тайны уводят его героев из настоящего в прошлое, чей мрачный отсвет ложится на события сегодняшнего дня.

Необычны и любимые герои Хеллера – яркие, незаурядные личности, в которых, как и в нем самом, бьется авантюрная жилка. Они проводят собственные детективные расследования и с азартом бросаются в пучину таинственных событий, как амстердамский врач-психоаналитик доктор Циммертюр или члены клуба «Любителей детективов» поэт Эбб, банкир Трепка и историк Люченс. Или просто превращают свою жизнь в сплошное приключение, как alter ego автора, центральный персонаж многих его книг – неотразимый Филипп Колин.

Все это создает неповторимую стилистику книг Хеллера, придает им завораживающее обаяние и аромат. Начав читать один роман, вы дочитаете до последней страницы все его книги…

Юлиана Яхнина

Волшебный прут

1

«Англия – это остров, каждый англичанин – тоже остров», – гласит пословица, и, где бы в целом мире ни обосновался англичанин, из окружающего моря языков сейчас же поднимается остров – британское владение. Когда мистер А. М. Троубридж купил дом на северном побережье Голландии, казалось, что земля, приобретенная им, внезапно поднялась над окрестными дюнами и насторожившимся серым Северным морем и сказала: «Не надо мне земляных валов для защиты, не надо мне маленьких мальчиков для затыкания отверстий в этих валах во время приливов! Hands off! Я – британское владение! Я – Англия!»

Но каким образом попал в английскую крепость темноволосый, смуглый, горбоносый господин с полным, как луна, лицом, выпуклыми веками над живыми черными глазами и черными усами? Каким образом очутился он в архипелаге долговязых, синеглазых, светлоглазых и светлокожих джентльменов с клюшками для игры в гольф? Вот какой вопрос со скоростью ткацкого челнока носился в воздухе между тремя такими джентльменами в один субботний августовский вечер. Помимо левантийского господина на виллу приехало еще пять человек гостей – три англичанина и два англизированных голландца. Приглашенных было, собственно говоря, только четверо, но мистер Троубридж славился гостеприимством, и господин Фермерен не ожидал никаких протестов со стороны хозяина дома, когда он подвел к нему незваного гостя и сказал:

– Мой знакомый, господин Баршьес. Надеюсь, вы ничего не имеете против, дорогой Троубридж!

И мистер Троубридж ответил, пожимая руку, с сияющей улыбкой:

– Друзья моих друзей – мои друзья. Добро пожаловать, господин Баршьес!

– Впрочем, – продолжал господин Фермерен, – я привез сюда господина Баршьеса не только по собственному почину. Он сам просил меня об этом. И не будь у него того веского основания, что он давно знает вашу виллу, я не решился бы взять его с собой.

– Вот как? – проговорил хозяин дома. – Вы и раньше знали эту виллу, господин…

– Да, – с улыбкой ответил непрошеный гость, – и беру на себя смелость заявить, что в каких бы далеких странствиях я с тех пор ни находился, вилла эта не выходила у меня из памяти.

– Очень приятно слышать! – приветливо воскликнул новый владелец виллы. – Вилла называлась «Solitudo», когда я купил ее, и я сохранил за ней это название. Но надеюсь доказать вам, что уединение не есть пустыня. Джон, подайте коктейль! Господа!

И движением стакана он приветствовал гостей.

У подножия каменной террасы начиналась неглубокая зеленая водная равнина, по которой пробегали длинные волны, точно порывы слабого ветра на полях. Далеко на западе, за узким, утыканным морскими знаками фарватером истекало кровью солнце, похожее на осыпающийся цветок мака. Пять облачков, поднятых кверху ветром, были его оторвавшимися лепестками.

– Добро пожаловать, господин Баршьес! Я понимаю вас. Кто хоть раз видел эту картину, тот не может ее забыть.

У балюстрады, в стороне от других, стоял византийский господин. Кто он такой? Никто не знал этого, а у хозяина дома не было привычки знакомить своих гостей.

– Забавный тип, – заметил мистер Стонхендж. – Похож на музыканта. Может быть, Троубридж собирается угостить нас концертом после еды? Меня музыка не интересует.

– По-моему, он больше напоминает профессора черной магии, – рассуждал мистер Крофтон. – Это было бы забавнее.

– Я скажу вам, на кого он похож, – решил мистер Кроуэл. – Я бывал в Константинополе. Он похож на доктора из какого-нибудь гарема.

Обеденный гонг пробил брешь в общем разговоре. Места занимали в том порядке, в каком подходили к столу, и человек восточного вида очутился на конце стола между мистером Стонхенджем и мистером Кроуэлом. Вначале разговор шел не очень оживленно, но потом вдруг разгорелся и с достойной удивления многосторонностью стал перескакивать с одного предмета на другой, задевая самые разнообразные темы: от вопроса об осушке Зюдерзее к вопросу о том, существовала ли когда-нибудь Атлантида; далее, через роман Бенуа, к дебатам о литературном плагиате и его праве на существование; потом к мистическим изображениям на острове Св. Пасхи и внутренней связи культур. У левантийского господина были свои взгляды и мнения по поводу каждого из этих вопросов. Излагал он их голосом сравнительно приятным, пока владел собой, но крикливым и каркающим, как только начинал увлекаться. Его взгляды, всегда обоснованные и подчас оригинальные, проигрывали оттого, что он отстаивал их с таким невероятным упорством. От внимания более светлокожих гостей не могло ускользнуть, что разговор, собственно, вел он. Когда возникла минутная пауза, мистер Кроуэл наклонился к мистеру Крофтону и пробормотал:

– Кто он, этот тип? Кто-нибудь должен знать его?

– Что-то непохоже. Никто, кажется, кроме Троубриджа. Троубридж глотает каждое его слово. Но во всяком случае он не христианин.

– Следующий раз ты, чего доброго, скажешь, что он и не горбоносый?

Сумерки быстро сгущались, небо почернело, и судовые огоньки на Северном море походили на тюльпаны фантастической клумбы. Постепенно перешли к портвейну, составлявшему одну из традиций дома. Человек восточного вида продолжал вести разговор, совершенно не осознавая, что злоупотребляет своим талантом. Мистер Крофтон наклонился к мистеру Кроуэлу и заявил решительным тоном:

– Мало того, что он не христианин. Он еще и не джентльмен.

Словоохотливый гость закончил анекдот про Дюма-отца, выпил глоток портвейна и фамильярно обернулся к мистеру Крофтону. Лицо у него было такое же улыбающееся, как у луны на четырнадцатый день.

– Простите, – шепотом проговорил он, – как зовут того господина, который приехал сюда вместе с господином Фермереном? Мне кажется, я видел где-то его лицо, но…

Мистер Крофтон ответил ему холодным взглядом.

– Не знаю, – сказал он наконец, – меня с ним не знакомили, точно так же, как и с вами.

Выстрел попал в цель. Лицо странного гостя мистера Троубриджа медленно приняло окраску портвейна. Он сразу умолк, и разговор понесся по разным направлениям, точно упряжка лошадей, не сдерживаемых рукой кучера. Но вот послышался голос хозяина:

– Когда вы были здесь в последний раз, господин Баршьес?

Непрошеный гость старался вспомнить:

– Года три-четыре тому назад, насколько я помню… Нет, кажется, пять!

– Вы хорошо знали прежнего владельца?

– Совсем не знал. То обстоятельство, что я помню эту виллу, объясняется ее местоположением и… причинами личного свойства.

– I see!

Господин Фермерен был, по-видимому, удивлен.

– Как, вы не знали прежнего владельца? Разве вы не говорили мне в клубе, когда просили взять вас с собой, что бывали у него?

Господин Баршьес, у которого было смуглое красивое лицо с необыкновенно белыми зубами, улыбнулся и энергично замотал головой:

– Вы не так поняли меня, дорогой мой!

Румяный хозяин дал понять своим гостям, что пора вставать из-за стола, и все перешли в курительную комнату пить кофе.

То ли кофе был слишком крепок, то ли виной этому было меланхолическое завывание осенней бури, поднявшейся над Северным морем, но когда около одиннадцати часов закончилась игра в бридж, разговор, точно по уговору, перешел на темы о сверхъестественном. Оказалось, что и мистер Крофтон, и мистер Кроуэл были убежденными спиритами с твердой верой во всякого рода чудеса. Мистер Стонхендж был верующий, но не зилот, господин Фермерен – грубый материалист. Его друг Баршьес поразил всех, присоединившись к позиции Крофтона и Кроуэла.

– Как, вы, солидный голландец! – воскликнул мистер Троубридж. – Я считал, что все вы – или материалисты, как Фермерен, или скептики, как доктор Ц.

– Как кто? – переспросил господин с белыми зубами.

Мистер Троубридж сделал движение рукой в сторону гостя с восточной наружностью.

– Доктор Ц., – сказал он. – Я называю его так потому, что имя его невозможно выговорить. Неужели я забыл представить его? Доктор, доктор…

– Циммертюр, – помог с улыбкой тот, кого представлял хозяин дома, в то время как мистер Крофтон наклонился к мистеру Кроуэлу и пробормотал:

– Разве я не прав? Он не христианин.

– Итак, вы скептик, доктор? – спросил господин Баршьес.

– Моя профессия сделала меня им, – отвечал доктор. – Я психоаналитик. Правда, я видел на своем веку много странных явлений и сделал много необычайных открытий, но ни разу до сих пор мне не приходилось сталкиваться с явлением, требующим объяснения сверхъестественного порядка.

– Что вы понимаете под словом «сверхъестественный»? – спросил господин Баршьес с почти покровительственным взглядом в сторону маленького полного ученого.

Доктор Циммертюр поднял плечи и развел руками движением, свойственным его нации.

– Почтеннейший! – воскликнул он, и в голосе его послышались каркающие нотки. – Почтеннейший! Я знаю, что вы хотите сказать. Мы являемся чудом в мире чудес. Мы, люди, – противоречащее разуму соединение духа и материи, носящееся в пространстве, которое должно быть бесконечным, – ибо что может быть вне его? – и которое поэтому кажется нам непостижимым. Мы движемся во времени, которое должно быть вечным, – ибо что могло быть до него? – но явления которого говорят о том, что оно преходяще. Мы не знаем, откуда мы пришли и куда мы идем. Как же мы, окруженные всеми этими тайнами, можем сказать: это сверхъестественно? Или: это естественно? И тем не менее человек измерил невообразимые расстояния и пространства, человек исследовал не один из тех законов, которые управляют ходом вещей. И точно так же, как человек изучил законы, управляющие внешним миром, точно так же он начал исследовать и законы внутренние, – что я и пытаюсь делать по мере сил своих, и до сих пор, почтенный господин Баршьес, до сих пор я еще не встречал такого явления, которому нельзя было бы найти объяснения, затратив на это, конечно, некоторую долю умственного напряжения и терпения.

Он растопырил все десять пальцев и закончил свою речь нотой простуженного ворона.

Мистер Кроуэл наклонился к мистеру Крофтону и проговорил шепотом:

– Разве я вам не говорил? Он не джентльмен.

– Хорошо, – начал господин Баршьес, – но как же вы тогда объясните такой случай?

И разговор естественным путем перешел с призраков к телепатии, когда часы вдруг пробили час и румяный хозяин дома разогнал своих гостей по постелям, угостив их на ночь стаканом грога.

2

Воскресное утро было посвящено гольфу на собственном поле мистера Троубриджа. Психоаналитик, облаченный в красный с желтым свитер, тоже принимал участие в игре, проявляя при этом энергию, достойную восхищения. Его короткие руки вертелись, словно крылья одной из знаменитых голландских мельниц, и он низвергал обильные атмосферные осадки на газон мистера Троубриджа. Стонхендж, Кроуэл и Крофтон наблюдали за ним с веселостью, которую они даже не находили нужным скрывать. Он путался, спотыкался о свои собственные ноги, с неиссякаемой энергией посылал мяч по всем направлениям, кроме того, куда его нужно было послать. Но веселость своих партнеров он встречал широкой улыбкой полной луны.

– Я хочу сказать вам кое-что, – прошептал мистер Стонхендж. – Он не джентльмен, иначе он умел бы играть в гольф. Но в гольф он играет как джентльмен.

Когда они возвращались на виллу, господин Баршьес приготовил обществу сюрприз.

Поле для гольфа являлось естественным продолжением сада, прилегающего к вилле. В том месте, где сад переходил в песчаные дюны, помещался старт с белым флагом. Там росло несколько деревьев и кустов.

Господин Баршьес обернулся к доктору, который в своем красно-желтом свитере походил на яркого экзотического жука, и совершенно неожиданно спросил:

– Доктор, вы верите в волшебную палочку?

Доктор Циммертюр вытер лоб отливающим красками шелковым платком и отвечал:

– Благодаря этому чудесному спорту я сделался настоящим англосаксонцем. Я верю во все, что угодно.

Господин Баршьес загадочно улыбнулся.

– Я забыл упомянуть кое о чем вчера вечером, когда мы говорили о так называемых сверхъестественных явлениях. Я сам немного медиум и обладаю некоторой сверхчувствительностью и в других областях. Устраивать спиритический сеанс с таким отъявленным скептиком, как доктор Циммертюр, не имеет никакого смысла. Но если бы мне удалось показать доктору действие волшебной палочки, то это было бы… Итак, доктор, вы не верите в волшебную палочку?

– До сих пор мне никогда не приходилось встречаться с явлениями, которые заставили бы меня уверовать в нее, – любезно отвечал доктор. – Но ничто не доставило бы мне большей радости, чем поражение моего неверия. Вы рассчитываете найти здесь воду? Но имея в виду обилие воды на Голландском побережье, я берусь найти ее и без волшебной палочки.

Сзади раздался приглушенный смех мистера Троубриджа. Но господин Баршьес, по-видимому, ничего не слышал.

– Моя чувствительность распространяется не на воду, – проговорил он холодно, – а на металлы.

– Боюсь, что на открытие рудников в этой местности надежды мало, – пробормотал мистер Стонхендж, окидывая взглядом окрестности.

– Но ведь могут быть и зарытые металлы, – заметил хозяин дома, который с интересом прислушивался, широко раскрыв глаза.

Господин Баршьес кивнул.

– Вот именно: кто знает, что здесь происходило на протяжении времен? Земля в этих местах может скрывать в своих недрах римский бронзовый щит, она может таить в себе испанские латы эпохи герцога Альбы, она может скрывать какое-нибудь старинное ружье наполеоновского времени… почем знать? Наша страна была свидетельницей стольких вторжений!

– Она может скрывать также и несколько ржавых гвоздей и колесо телеги нашего времени, – дополнил доктор. – Но я не мелочен. Валяйте!

Господин Баршьес закрыл глаза как бы для того, чтобы оградить себя от неприятных впечатлений. Затем выбрал ветку на ближайшем кусте, отломил ее, очистил от листьев и сучков, так что у него получилась совершенно голая ветка в форме Y. Любопытные мальчуганы не могли бы следить за ним с большим интересом, чем эти пожилые английские джентльмены. Потом он взялся обеими руками за концы ветки, прижал локти к телу и, слегка наклонившись вперед, стал медленно двигаться по газону. На лице его было отсутствующее выражение. Англичане следовали за ним на почтительном расстоянии, а в некотором отдалении от них, точно Мефистофель по стопам верующих ангелов, шел доктор Циммертюр. Земля виллы «Solitudo», по-видимому, не скрывала в своих недрах больших богатств металла, потому что господин Баршьес ходил по всем направлениям, и все безуспешно: волшебная палочка молчала. Он выпрямился, провел рукой полбу и с виноватой улыбкой обернулся к своим спутникам:

– Ну конечно, здесь и не может быть ничего. Я знал, что задача предстоит нелегкая, но тем больше было бы торжество, если бы…

Он снова схватился за концы ветки, закрыл глаза и возобновил свои поиски. На его красивом лице было такое напряженное выражение, что доктор пробормотал про себя:

– Много шуму из-за пустяков!.. Но как бы то ни было, а он, видимо, верит в свою сверхъестественную силу.

На этот раз поиски были не так продолжительны. Странствия привели господина Баршьеса к плакучей иве, ветви которой поднимались и опускались на ветру, словно ритм стиха в элегии. Вдруг ветка в его руке резким движением опустилась книзу. Казалось, какая-то магнетическая сила потянула ее к подножию ивы. Он остановился, провел рукой по лбу и затем обернулся к своим спутникам, точно пробудившись от сна.

– Здесь! – проговорил он.

Волнение его английских спутников было так велико, что не прошло и секунды, как клюшки для гольфа заработали в сырой земле. Будут ли вознаграждены их старания? Натолкнутся ли металлические головки клюшек на другой какой-нибудь металл? По-видимому, нет. В течение нескольких минут слышно было только глухое: плупп-плупп. Но вдруг мистер Кроуэл вскрикнул: его клюшка наткнулась на что-то твердое, ответившее металлическим скрежетом. Полминуты спустя он держал в руке какой-то предмет: большую жестянку из-под табака. Доктор собирался было улыбнуться, но улыбка его умерла в зачатке. Мистер Кроуэл вскрыл жестянку ударом клюшки, и на зеленую голландскую траву полился настоящий золотой поток – золотые монеты, золотые монеты и опять золотые монеты!.. Хорошие голландские десятигульденовики, сверкающие, желтые и круглые, как солнца… Сколько их могло быть? По меньшей мере, триста, четыреста штук – три или четыре тысячи гульденов!

Воцарилось минутное молчание, после чего британский флегматизм растаял в солнечном сиянии золота. Мистер Кроуэл закричал «ура», мистер Крофтон, мистер Стонхендж, мистер Троубридж и даже более чем флегматичный господин Фермерен подхватили его:

– Браво, господин Баршьес, браво! Что вы на это скажете, доктор?

Доктор Циммертюр развел руками, точно пестрый жук крыльями.

– Я скажу, – широко улыбаясь, отвечал он, – что господину Баршьесу следовало бы поехать в Клондайк. Если он проделывает это с простой ивовой веткой в Голландии, то каких только дел он не наделает там?

Господин Баршьес, видимо, устал после произведенного им опыта. Он рассеянно улыбнулся.

– Я рад, если мне удалось пробить хотя бы маленькую брешь в скептицизме нашего милейшего доктора. На небе и на земле, кроме этого…

Он замолчал, собрал золотые монеты в жестянку и рыцарски протянул ее хозяину дома:

– Тут не так много, – сказал он, – но меня радует, что…

Мистер Троубридж с удивлением посмотрел на него.

– Что вы этим хотите сказать?

– Земля ваша, дорогой друг, и все, что находится на или под поверхностью земли англичанина…

Мистер Троубридж отмахнулся от него обеими руками.

– Не будь вас, это золото пролежало бы там, где оно лежало, до скончания века. Чье бы оно ни было, но оно во всяком случае не мое. Господа, нас ждет ланч!