Текст книги "Большие девочки не плачут"

Автор книги: Франческа Клементис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Пока они не собирались обнародовать «расхождения» в его бумагах и тем самым устранять возможность того, что этот господин когда-нибудь расплатится с ними. Между тем обнаружился еще один возможный источник получения прибыли.

Им было все равно, как он получит дополнительные средства. Уж кто-кто, а они-то знали, что деньги всегда можно найти, если ты действительно на мели. Ему нужно заплатить им за молчание, пока не будет получена премия. А потом, может быть – может быть! – они согласятся на сумму, покрывающую все разом, и дело закончится к удовольствию обеих сторон.

Он знал, что так не будет. Они всю кровь из него выпустят, держа над ним оружие, которое разрушит-таки его карьеру. Но сейчас он не заходил в мыслях так далеко. Днем его не покидало ощущение, будто он стоит на зыбучем песке. И только ночью Дэвид находил благословенное уединение. Надо все разложить по полочкам. И тогда, быть может, все выстроится само собой. Как уже не раз бывало. Правда, давно, очень давно.

В панику он не впадал потому, что испытывал разочарование в женщинах, которые, как ему казалось, испортили эксперимент своими обманами и неврозами. Ему хотелось убить их всех. Однако вместо этого он решил поговорить с каждой из тех, кто принимал мнимое лекарство. Ему хотелось поскорее увидеть их лица, когда они узнают, как легко их тело и разум заставили изменить модель поведения. Неужели никто не почувствует себя обманутой? – подумал он. Это будет маленькой победой, но пока он может сделать только это.

На этой стадии его не сдерживали никакие соображения этического порядка. Женщины превратили этот эксперимент в посмешище. Но его работу им не разрушить. Он знал, что оксиметабулину другого шанса не дадут. Он слышал, как кто-то говорил, что только что начались испытания двух американских лекарств. Нет, это должно сработать. Он сделает так, что это сработает.

Он был настолько занят, что совершенно забыл позвонить Джейн и узнать, чего она хочет.

Тереза, как и Марина, была обременена несколькими лишними фунтами, а химического препарата, с помощью которого можно было попробовать сбросить этот груз, у нее не было. К тому же в личной жизни у обеих наблюдался вакуум, требовавший пищи. Марина и Энди расстались не по-дружески. Энди узнал, что Марина провела ночь в номере Пола, и не поверил, что она была на краю гибели. Не поверил он и тому, что Пол всю ночь убирал за ней и спал в кресле. Он что – чокнутый? Непохоже.

Его взбесило то, что она оказалась в объятиях соперника, и произошло это лишь через несколько часов после того, как Марина отказалась от него. Еще больше его взбесило то, что и Элеонора отвергла его в ту же ночь. Это была единственная симпатичная женщина в ТНСВ, которая отказывалась переспать с ним, а то, что у нее были какие-то отношения с Полом Джеромом, вызывало у Энди неуемную зависть.

После того как Марина получила свое место в совете, напряжение в ТНСВ спало. После бурных дискуссий ей удалось устроить так, что все сотрудники, ниже уровня директора, должны были получить скромный рождественский подарок, оплаченный из дополнительных средств «Спарклиз», которые ей удалось привлечь во время афинской конференции. Это сделало ее героиней дня. Она немного волновалась по поводу продолжительного отсутствия Энди, однако приписала это приступу меланхолии. Она знала, что он не болен серьезно, потому что Пол видел его на днях. Энди выглядел замечательно и хвастался костюмом.

Марине нравились ее новые обязанности. Она была слишком занята, чтобы все время думать о ночи, проведенной с Полом. После того, как она вошла в совет, один из ее коллег (в отсутствие Энди) принялся просматривать счета день за днем. По взаимному соглашению они временно прекратили все контакты в нерабочее время.

Но она продолжала поддерживать с Полом связь. Они почти каждый день разговаривали по телефону, и Марина всегда заглядывала в дверь, когда он находился в здании. Но никто из них толком не знал, как дать ход отношениям, начало которым было положено в ту ночь в Афинах, месяцем раньше.

Марину настораживало ее собственное поведение. Когда на следующее утро она проснулась в постели Пола, одетой, волосы выпачканы рвотой, ее еще раз стошнило, но на этот раз ей стало стыдно. От его заверений в том, что он не стал хуже о ней думать, ей сделалось и вовсе не по себе. Хоть то, что одежда на ней, говорило о том, что ничего предосудительного не произошло. И потом, она достаточно хорошо знала Пола, чтобы быть уверенной в том, что он не воспользуется тем полубессознательным состоянием, в каком она оказалась.

Расстались они неловко. Марина возвратилась в номер Сюзи, куда перебралась после ссоры с Энди. Нет нужды говорить о том, что Сюзи там не было.

До окончания конференции она старалась избегать общества Пола. Он не давал ей повода чувствовать себя неловко, но в свете отягощающего ее чувства собственного достоинства ей было очень трудно принять его безупречную порядочность.

Вот так они и встретились с Терезой вечером в субботу в спортзале. Дома их никто не ждал, никто не мешал им есть всю ночь, никто не заботился о том, толстые они или тонкие. И вместе с тем Марина понимала, что ее положение гораздо лучше, чем у Терезы.

– Что ты будешь делать?

– И сама не знаю. Во взрослой жизни я не приняла ни одного решения без Рода. Я не думала, что когда-то буду жить одна. Я всегда была частью действа, где заняты двое. И это заставляло меня думать о многих других вещах.

– О детях? – осторожно спросила Марина.

– О детях. У меня было какое-то время, чтобы обдумать, что сказал Род. Поэтому я раньше и не говорила тебе об этом. Мне нужно было избавиться от гнева и вернуться к реальности.

– А в чем состоит реальность?

Тереза задумалась, поджав нижнюю губу.

– В том, что именно я не хотела детей. Род был прав. Если бы мне действительно нужен был ребенок, то он бы у меня был. Когда живешь с человеком столько, сколько я прожила с Родом, то знаешь, что к чему. Не обязательно все говорить вслух. Я знала, что, если забеременею, он примет это. Я чувствовала это в глубине души. Поэтому мне следует признать, что не сделала я этого именно потому, что не хотела.

– Еще не поздно, если ты этого хочешь.

Тереза покачала головой.

– Знаю. И еще я знаю, что это не то, чего я хочу. Скверно у него все это вышло. Надо ему было со мной поговорить. А может, мне поговорить с ним. Только я не знаю, когда это нужно было сделать. Все думаю о том, когда я должна была понять, что наш брак держится на неправде. Но не могу.

– Значит, все кончено? – спросила Марина.

– О да. Очень похоже на то.

Сказав это, Тереза не заплакала.

Скоро, думал Рик, очень скоро я ей все расскажу. У него опять застучала кровь в висках. Так больше продолжаться не может.

Сейчас, подумал он, сейчас все расскажу. И, точно его зов услышал какой-то безжалостный бог, входная дверь открылась, и он различил девичьи шаги Джилли, которая бежала к нему.

– Рик, дорогой! Я вернулась домой. Где ты? У меня фантастические новости!

– Я в кабинете, Джилли. Иди сюда. Нам надо поговорить.

ГЛАВА 22

В декабре женщины наконец набрались смелости, чтобы вернуться в ТФБП. В течение минувших недель подопытные кролики компании «Перрико» поддерживали друг с другом контакт. Глядя, как вес возвращается, несмотря на все их усилия контролировать свой рацион, они приходили во все большее отчаяние.

Марина первой указала на то, что было очевидно.

– Да неужели вам не ясно? Вот что мы делаем не так. Сколько раз Гейл объясняла нам? А ведь она была права. Как только вы попробуете контролировать свой рацион, он станет контролировать вас. А контролируют только плохие привычки.

Все вздохнули, прослушав в очередной раз эту резкую обличительную речь.

– Мы это уже слышали, Марина. Правильные слова, но что в них толку? – сказал кто-то от имени всех.

– Разве вы не помните, как все было? Когда вы были частью ТФБП, полностью разделяя ее философию, то ваш вес оставался стабильным. Разве это не справедливо по отношению к нам всем?

Все нехотя согласились.

Марина продолжала.

– Ладно, мы прибавили в весе, но мы, все мы, теперь гораздо худее, чем в то время, когда начался эксперимент с лекарством. Может, нам и не удастся похудеть до размера, о котором мы мечтаем, но мы можем остановить неизбежное сползание к тому, с чего начинали.

Всем было ясно, что это разумно. Если вернуться к философии ТФБП, то можно будет попытаться сохранить свой нынешний вес. Разумеется, это лучше, чем ничего.

И именно это предложение они намеревались донести до Гейл, когда тем вечером заходили в зал еп masse[41]41
  Гуртом, толпой (фр.).


[Закрыть]. Это был один из открытых вечеров ТФБП, поэтому они на него и пришли. Столы с едой не планировались, так что можно будет избежать потенциальной территории конфликта. Не было и нужды говорить Гейл заранее, что придут все. Не хотелось, чтобы у нее появилась возможность не пускать их.

Насчет проявления осторожности они были правы. Гейл с радостью выгнала бы их вон, но по этому случаю собралось много представителей СМИ. Результаты исследования оксиметабулина должны быть обнародованы шестого января, и группа ТФБП уже выступила с критическими замечаниями по поводу эффективности лекарства.

Как следствие, Гейл стала своего рода знаменитостью. Марина тщательно осмотрела ее лицо и тело, стараясь обнаружить, какое воздействие на нее произвело столь пристальное внимание, но ничего не заметила. Гейл выглядела такой же, как всегда. Казалось, она была счастлива, как обычно, толще она не стала, но сказать ей было что. Ее улыбка исчезла, едва она увидела толпу давших усадку женщин, которые нервно толпились возле дверей. Камеры следили за ее взглядом. Было очевидно, что приподнятое настроение, царившее среди собравшихся, как раз в эту минуту пошло на убыль.

Гейл бесшумно двинулась им навстречу, старательно сдерживая свой гнев. Она подошла как можно ближе к Марине, чтобы журналисты не услышали ее первых слов. Те едва поспевали за этой энергичной женщиной.

– Что вы здесь делаете? Вас здесь не ждут.

– Гейл, мы здесь, потому что так надо. Нам нужна твоя помощь. Теперь мы поняли, что ты была всегда права. Ну вот, я и сказала это. Ты была права, а мы нет. Если хочешь, скажи это твоим приятелям из СМИ.

Гейл искоса посмотрела на Марину.

– Я уже слышала все это, помнишь? Когда ты отдала себя на нашу милость после твоего так называемого кризиса в Нью-Йорке. «О, Гейл, это было так ужасно! Я не могу кутить, хотя мне это хочется! Только ты можешь сделать так, чтобы почва не уходила из-под ног, и помочь мне совладать с конфликтом!» Помнишь?

Марина помнила. Эта неумелая пародия заставила ее съежиться. Но Гейл еще не закончила.

– И мы все помогли тебе. Мы поговорили, выразили тебе сочувствие, поставили себя на твое место, выслушали тебя. К концу вечера ты обрела подобие спокойствия. Разве не так?

Так и было.

– И что ты после этого сделала? Взяла свои маленькие пилюли, подключилась к программе, посвятила всю себя тому, чтобы стать Королевой таблетки для похудения, и назад не вернулась. Мы с сочувствием отнеслись к твоей проблеме, заполнили огромную эмоциональную пустоту, которую лекарство не могло восполнить, и дали тебе возможность продолжить участие в миссии «Перрико», чтобы ты изменилась. И после этого ты вернулась? И ждешь, что мы поможем тебе прекратить делать то, что ты делаешь, и не расставаться с четырнадцатым размером? Ну уж нет!

И она пошла прочь, не заботясь о том, что ее снимают в невыгодных ракурсах. Марина пошла за ней. Она схватила Гейл за руку и заставила ее выслушать себя.

– Ты не дала мне закончить. Эксперименту конец. Мы использовали эту возможность, потому что нам хотелось, чтобы из этого что-то вышло. Лекарства ничего не решили. Правда в том, что все произошло так быстро. Все. Мы все похудели быстрее, чем смогли осознать, что у нас новые стройные тела. Но мозги-то у нас остались такие же толстые. Постойте-ка, вы, толстушки, кричали они, что это там происходит? Что это вы себе вообразили, прыгая по улицам в узких джинсах?

Гейл набросилась на Марину, невежество которой вывело ее из себя.

– Да разве может умная женщина быть такой дурой? Что-то ведь привело к тому, что у тебя был огромный размер? Не еда, даже если ты думаешь, что это так. Ты предпочитала быть толстой. Сама того не ведая. Ты должна была быть толстой. Начав принимать эти таблетки, ты уничтожила защитный слой, который существовал в силу очевидных причин. Но причины-то никуда не делись. До сих пор. Иначе ты не оказалась бы здесь.

Это все равно что принимать аспирин, когда вовсю истекаешь кровью. Все равно умрешь, может, правда, не будет так больно. Но если ты локализуешь источник кровотечения и остановишь его…

Она подняла руки. Больше ничего не нужно говорить.

Марина кивнула. Она все это знала. Она не знала, почему предпочитала быть толстой, но наконец была готова узнать, чтобы разобраться со всеми причинами.

– Гейл, мне нужна твоя помощь. Пожалуйста, помоги мне. Знаю, ты, должно быть, ненавидишь меня за то, что я продалась так быстро, но, по-моему, ты единственный человек, который поможет мне сойти с этого зыбучего песка.

Гейл обдумала эти слова. И сдалась, как уже бывало раньше. Ибо, в отличие от Дэвида и фармацевтических компаний, стремившихся сделать состояние на несчастье толстушек, она не могла оставаться равнодушной.

– Мне выступать через несколько минут. Занимайте-ка лучше места, вы все, пока их не заняли. Сами видите, сегодня полно народу.

Когда она заговорила перед аудиторией, состоявшей почти из двухсот женщин, то говорила без бумажки, без пауз. После красноречивого изложения целей и задач ТФБП она перешла к более частным темам.

– Знаю, о чем вы все думаете. Я и сама об этом уже думала. Вы думаете, что приятно все это слушать, но ведь так и не настанет день, когда вы освободитесь от уз еды. Вы так и не сможете питаться без того, чтобы не отмечать калории на внутреннем калькуляторе, который пищит, когда их число измеряется четырьмя цифрами.

И я знаю, что вам нужно. Потому что и мне это было нужно. Вы хотите стать стройными.

По рядам прошелся недовольный ропот.

– Нет-нет, не спорьте. Это именно то, чего вы хотите. Или хотели. Но вы должны спросить у себя, почему вы хотите стать стройными. Для себя? Вы что, руку отдергиваете от отвращения всякий раз, когда прикасаетесь к своему телу? Не думаю. Вы хотите стать стройными, потому что вам сказали, что вы должны хотеть стать стройными.

Толстушки ведь никому не нужны, правда? Ни СМИ, ни нетболу[42]42
  Род баскетбола для девочек.


[Закрыть], ни тем парням, которые набирают команды регби. Нужны тонкие. И именно об этом вы думаете, когда смотритесь в зеркало. Только вы знаете, почему продолжаете вести тот образ жизни, что делает вас несчастными, но у меня есть теория, которая, быть может, покажется некоторым из вас знакомой.

Думаю, многие из вас исключают себя из людского сообщества, потому что оставаться там – чертовски трудно из-за конкуренции. Скольким из вас пришлось прекратить заниматься спортом после школы, потому что у вас мало что получалось?

Повсюду закивали.

– Разве вам не нравилось заниматься спортом? Конечно, нравилось! Все дети любят играть в игры, бегать под солнцем, ощущать свою принадлежность к команде. Так почему же вы все бросили? Потому что всегда проигрывали. Вы подводили и себя, и свою команду и в результате переживали. Никому не нравится проигравший. Никто не хочет быть проигравшим.

Вы рано успели почувствовать вкус поражения, и он вам не понравился. Поэтому вы застраховались на тот случай, чтобы быть уверенными – больше это не повторится. Вы написали себе письмо, в котором подробно изложено, почему вы не будете участвовать в житейских играх. Извините, сказали вы как-то раз своим товарищам по команде, не могу сегодня играть, слишком толстая. Не могу танцевать, слишком толстая. Не получу эту работу, слишком толстая. Жить не могу, толстая слишком.

Но ведь это, по-вашему, несправедливо, правда? Вы смотрите в окно, видите, как развлекаются другие дети, как они веселятся. И что вы делаете? Вы не решаетесь выйти и присоединиться к ним. Не хватает сил. Они могут посмеяться над вами. Обозвать как-нибудь. И у вас возникает желание. Вам хочется, чтобы изменился мир. Да, это самое лучшее. Я останусь такой же, а все остальное изменится в угоду моим интересам.

А потом вы услышали о ТФБП. Ага, говорите вы, это то, что надо! Вот и ответ. Они изменят все. Изменят меня, а если и не изменят, то могут изменить мир. В любом случае я не проиграю.

Но этого не будет. Я не собираюсь вас изменить. Только вы сами можете сделать это. Только вы можете разобраться со своими злыми духами, набраться смелости, чтобы отогнать их. К еде это не имеет никакого отношения. Это имеет отношение к тому, почему вы предпочитаете еду. И мы не собираемся менять мир. Конечно же, нет. А журналисты, все эти писаки… Да они все бросятся к своим издателям с политкорректными статьями о том, что толстым быть хорошо, а тонким – плохо. Организуют на своих страницах показ мод с участием женщин в рейтузах шестнадцатого размера, а потом все отретушируют, дабы пощадить чувства читателей. Но когда вы пойдете по улице, эти читатели все равно будут вас жалеть.

Нет, мы не можем изменить мир. Все, что мы можем сделать, это привлечь внимание мира к его жестокости. Помогите нам, помогите друг другу. Но битва всегда персонифицирована. Каждый толстый человек должен бороться со своими страхами, а каждый тонкий – со своими предрассудками.

У Марины дух перехватило от такой проницательности. Гейл будто прямо к ней обращалась. Но стоило Марине оглядеться, и она увидела по восхищенным лицам, что то же самое чувствовали и многие другие. Осознание того, что глубоко укоренившееся в ней несчастье не уникально и не так сложно, огорчило и одновременно утешило ее. Она почувствовала, что вела себя глупо, всю жизнь пытаясь развязать довольно незамысловатый узел, и вместе с тем находила утешение в том, что была не одинока в своей глупости.

Когда раздались аплодисменты, перед Мариной пролетела вся ее жизнь, со всеми унижениями и разочарованиями. У нее голова шла кругом от сознания того, сколь безыскусны были ее побуждения и поступки. Гейл спросила, есть ли вопросы. Ее незаурядная личность и громадный интеллект, по обыкновению, внушали страх аудитории, и никто не осмеливался заговорить. Но Марина нашла в себе силы поднять руку. Гейл внимательно посмотрела на нее.

– У меня вопрос, Гейл. Ты, очевидно, понимаешь, что заставляет многих женщин толстеть. Полагаю, ты и себя включаешь в эту группу.

Гейл жестом дала понять, что именно так обстоит дело. Марина продолжала.

– И как же так получается, что ты не изменилась, хотя и понимаешь это? Очевидно, ты больше не боишься жизни. Никто не станет обвинять тебя в том, что ты простой наблюдатель. Так почему же ты не сбросила лишний вес?

Гейл вздохнула, тряся головой.

– Я так разочарована в тебе, Марина. После твоего путешествия, твоего бесполезного путешествия, предпринятого с целью обойти эмоциональный стержень конфликта с миром и убрать только жир, который безропотно повиновался твоим подсознательным указаниям, ты по-прежнему думаешь, будто все делается для того, чтобы похудеть.

Марина ощетинилась.

– Нет, я так не думаю. Мой вопрос гораздо проще. Вот о чем я спрашиваю. Если тебе больше не нужно быть толстой, то почему ты толстая?

Вопрос был задан прямой, но оттого он показался более спорным, чем был на самом деле. Вопрос совершенно правомерный, и все с нетерпением ждали ответа. Гейл окинула взглядом лица собравшихся, ища хоть одного человека, кто без лишних слов понимает ее позицию. Такого человека она не увидела, и тем самым подтвердилось ее растущее в последнее время подозрение, что годы работы в ТФБП прошли даром.

– Удивительно, что мне приходится объясняться, особенно перед вами, посещавшими собрания ТФБП какое-то время. Еще более удивительно, что вы, женщины, посвятившие годы причудам диеты, так и не разобрались в физиологической арифметике снижения веса.

Я остаюсь толстой, потому что не хочу садиться на диету. Нет, я больше никого на свете не боюсь. Я открыла нужные двери и стала членом всех клубов, всех команд. Когда они говорили, что я им не нужна, я силой вошла внутрь и заставила их принять меня, даже если они этого не хотели. Я сама себя приняла. И сама себя принимаю. Зачем терпеть все эти мучения, если в конце концов мне придется себя переделывать? Я могла с таким же успехом сесть на диету в самом начале и стать членом клуба, следуя правилам членства.

У Марины был озадаченный вид. Гейл прочитала ее мысли.

– Да, Марина, я хочу сказать, что меня устраивает мой вес. Я толстая, потому что таково мое предпочтение. Предпочтение. Я не против того, что я толстая. Я каждый день смотрюсь в зеркало и искренне, откровенно и неподдельно подтверждаю мое решение оставаться таким же человеком. Судя по выражению твоего лица, ты мне не веришь.

– Просто мне трудно поверить, что можно жить с твоим весом, если ты не переедаешь.

– Что за глупости! Конечно, переедаю! Я ем все, что только захочу. Потому что неважно, что я ем. Важно лишь, имеет ли какое-то значение вес. А мой вес не имеет для меня никакого значения. Если бы я хотела похудеть, то стала бы следить за тем, что ем. Именно так и худеют. Тебе ведь это известно, не так ли?

Марина покраснела, услышав это саркастическое замечание. Она вспомнила теорию Эммы насчет того, почему Гейл боится худеть, но больше в нее не верила. Неожиданно она испытала зависть к Гейл, притом такую сильную, что это ее напугало и одновременно воодушевило. Вот такой ей хочется быть. Не бояться жизни. Не бояться есть. Не бояться своего тела. Ей захотелось подпрыгнуть со вскинутыми руками, точно ее коснулся Святой Дух на собрании евангелистов. Ей захотелось поцеловать Гейл, встать рядом с ней…

В тот самый момент, когда она обдумывала для себя эту возможность, в конце зала открылась дверь. Она оглянулась, чтобы узнать, кто это там явился перед самым окончанием собрания. Это была еще одна толстая женщина, которая шла ссутулившись, чтобы не привлекать к себе внимания. И только когда эта женщина подошла ближе, разыскивая свободное место, Марина узнала ее.

Это была Эмма.

_____

Час спустя Гейл, Марина и Эмма оказались в пабе. Потребовалось немало усилий, чтобы уговорить Гейл присоединиться к ним. Марине показалось, что сделать это было бы еще труднее, если бы Эмма похудела так же сильно, как потолстела.

Эмма была радостной и оживленной. Чрезмерно. Но не убедительно.

– Ты отлично выглядишь, Марина. На сколько ты похудела?

Марина чувствовала, как ремень на юбке врезался ей в тело. Она вздохнула полной грудью, чтобы возобновилась циркуляция крови.

– Ну, не знаю. После последнего посещения «Перрико» я и не взвешивалась. Я прилично поправилась с тех пор, как перестала принимать таблетки. Наверное, я вешу стоунов одиннадцать. Что-то около того.

– Да, я тоже прибавила немного после программы.

Гейл и Марина обменялись взглядами. Обе знали, что она не была в «Перрико» после того, как отказалась от программы несколько месяцев назад. Обеих тревожили изменения в ее облике и поведении. Марина предоставила Гейл право начать разговор. Та знала ее лучше, и было меньше вероятности, что она скажет что-то такое, что может травмировать Эмму.

Гейл повела себя осторожно и тактично.

– Где ты была все это время, Эм? Мы беспокоились. Я беспокоилась. Думала, не попала ли ты в беду.

Эмма так громко рассмеялась, что они обе подпрыгнули.

– Что за глупости! Не о чем беспокоиться. У меня была реакция на эти таблетки, вот и все. Я слишком сильно похудела, что сказалось на здоровье.

Гейл озадаченно смотрела на нее.

– И что ты сделала?

– Отправилась домой.

– Что значит «домой»?

Эмма снова рассмеялась. Ее смех внушал тревогу, ибо в нем не было ничего смешного.

– Непонятно, что ли! Домой – значит домой. Домой. К маме, папе и всем прочим. Они были очень рады видеть меня!

Она пила очень быстро, но трудно было сказать, как это на нее действует, поскольку она и так находилась в возбужденном состоянии. Марине не хотелось подрывать уверенность Эммы заявлением, что она знает о ее трудной жизни дома, поэтому сделала вид, что ничего не знает.

– Это хорошо. У вас близкие отношения?

Гейл сверкнула глазами, недовольная тем, что Марина подняла эту провокационную тему, но та не обратила на нее внимания. Что-то с Эммой было не так, и ей хотелось узнать, что именно. Это была их обязанность – заставить ее раскрыться, предложить себя в качестве звуковых отражателей, лишь бы она высказала все, что тревожит ее. Эмма, похоже, была не против ответить на этот вопрос.

– О да, очень! Они так гордятся мною. Они, правда, не совсем понимают, что я делаю, но я посылаю им копии всех моих статей. Всякий раз, когда у меня появляется возможность, я навещаю их. Я уже давно не была дома, поэтому решила нанести короткий визит, чтобы мама за мной поухаживала, как тогда, когда я была маленькой девочкой.

Марине захотелось расплакаться, обнять эту бедную девочку и попросить ее больше не притворяться. Но она не могла этого сделать.

– Это хорошо. И она за тобой ухаживала? – спросила она, надеясь, что ужасных родителей Эммы так тронул бы вид их похудевшей, вызывающей жалость дочери, что они принялись ухаживать за ней с любовью, которой ей так не хватает.

Эмма еще раз рассмеялась тем же смехом. Он становился все громче и пронзительнее и внушал все больший страх.

Она подняла руки, чтобы было видно ее располневшее тело.

– А ты как думаешь? Конечно, ухаживала! Кормила всем домашним, а больше мне ничего и не надо. Я уже и забыла, как мне не хватает маминой еды. Мы все сидели за одним столом. Как в старые добрые времена! Все, конечно, переженились. Кстати, знаете что? Я теперь тетушка. Мне и сказать об этом забыли, наверное, потому, что слишком заняты!

Гейл осторожно взяла Эмму за руку. Эмма тотчас отдернула руку, сделав вид, будто ей понадобилось снять с блузки несуществующую ниточку.

– Я очень рада за тебя, Эмма, правда. Выглядишь ты хорошо. А как с журналистикой? В последнее время я что-то не вижу твоих статей. Во всяком случае, в знакомых журналах.

– А я занимаюсь историей с оксиметабулином. Ни на что другое времени нет. Устроила себе продолжительный отдых. Ко мне даже с Би-би-си обращались. Хотят сделать документальный фильм. Прямо в восторг пришли, когда узнали, что я была одним из подопытных кроликов!

Марина с тревогой посмотрела на нее.

– А они знают, что ты вышла из программы?

Эмма посмотрела на часы и стала собираться.

– Прости, что ты сказала? Ах, да. Уверена, что-то насчет этого им сказала. Да это и не важно. Им от меня нужно было только одно. Не Бог весть что. Смешно, право. Но совершенно понятно. Я их отлично поняла.

Гейл почувствовала, как у нее заныло где-то внизу живота.

– И что же это?

Эмма весело рассмеялась.

– Просто они мне сказали, что хотят, чтобы я немного похудела.

Эта фраза так и повисла в воздухе, и понимай ее как хочешь, а Эмма между тем принялась рыться в сумочке, чтобы занять свои трясущиеся руки.

– Ах, Эмма, – грустно произнесла Гейл.

– Да ведь это не проблема. То есть спроси у Марины. Она тебе расскажет, как быстро я сбросила вес, когда участвовала в программе. И я уверена, что принимала мнимое лекарство, потому что мне казалось, что оно не настоящее. Да мне и понадобится всего несколько недель. А посмотрите на все это с их точки зрения. История вышла бы гораздо более интересной, если бы я похудела. Они уже попросили у меня фотографии, где у меня самый большой вес. Всем нравится рассматривать фотографии «до и после».

– Но, Эмма, если ты принимала мнимое лекарство, тогда было бы правильнее показать, что ты не похудела. Это ведь и было главной задачей исследования.

Марина пыталась говорить так, чтобы Эмма посмотрела на вещи здраво. Но та была далека от этого.

– Но ведь я похудела. Ты видела. Я была худой, так ведь? Дэвид сказал, что я похудела быстрее всех остальных, – с гордостью прибавила она. – И потом, я решилась. Хватит вкусных маминых соусов.

У Марины в голове нарисовалась картина: зловредная женщина кладет ложку сала в и без того неаппетитное варево, дабы наказать свою дочь за оригинальность.

– Теперь я питаюсь разумно и делаю упражнения. Спущу вес до восьми стоунов, и все будет в порядке. Никаких чрезвычайных мер. Не волнуйтесь, глупостей я не наделаю.

– И чей же он? – спросила Марина у Сюзи.

Сюзи была изумлена до крайности. Они с Мариной и не разговаривали о том уикенде в Афинах.

– Кена, разумеется. В Афинах ничего не было. Выяснилось, что я уже была беременной, когда туда поехала! Смешно, правда? Наверное, поэтому я и вела себя так безумно!

Марина прикусила губу. Теперь ей требовалось только разъяснить подноготную всех других безумных дней в жизни Сюзи, и тогда все встанет на место. Она подавила в себе сарказм и обняла Сюзи, пустившись в поздравления. Она была рада снова видеть свою подругу счастливой. И почувствовала облегчение.

Кен тоже был рад беременности, главным образом потому, что Сюзи была рада. Ее ужасное настроение он приписал предродовому неврозу, охватившему ее из-за того, что она не могла обрадоваться ребенку так быстро, как ей того хотелось. Он согласился с тем, что в семье будет еще один ребенок. Все лучше, чем жить с кричащей старой ведьмой, в которую превратилась Сюзи.

Сюзи принялась рыться в хозяйственных сумках, горой лежавших вокруг нее на полу.

– Посмотри-ка, Му!

Сумки были забиты вещами для беременных. Ни для Кена, ни для детей там ничего не оказалось. Марина была рада, что Сюзи тратит время и деньги на себя, однако не была уверена, что это самое здоровое проявление самосознания.

Сюзи быстро поменяла не украшающие ее рейтузы и мешковатые блузки, которые носила, чтобы скрыть свою слоновью талию, на дизайнерскую одежду для беременных. Лучшее в беременности то, что с молчаливого согласия окружающих можно было толстой. Она неуклюже передвигалась, с гордостью выставив живот, хотя и была только на втором месяце. Ей хотелось, чтобы люди останавливали ее на улице. «Сюзи, Бог ты мой, – хотелось ей от них услышать, – да ты не потолстела ли?» На это она бы рассмеялась. «Ну да, – сказала бы она, – потолстела, потому что я беременна!» И они станут извиняться за свою ужасную ошибку и примутся охать и ахать по поводу ее положения. Да, предстоящие месяцы обещают быть хорошими.

А в конце их – кормление грудью!

– Ну, а ты как, Му? Мне это кажется, или у тебя тоже есть для меня новости?

Марина смутилась, но потом поняла, что Сюзи имеет в виду. Она покраснела от отчаяния и злости.