Текст книги "Большие девочки не плачут"

Автор книги: Франческа Клементис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Марина пыталась вызвать улыбку у Энди, которого никакими силами невозможно было вытащить из глубин отчаяния. Было одиннадцать часов вечера, и они сидели в пабе близ офиса «Спарклиз», где наконец завершились прения.

В целом Пол Джером проявил незаурядную честность, не взвалив всю вину на Энди. Да, идея принадлежала Энди, да, это Энди нанял роскошных блондинок (а может, и агентство, которое этих блондинок поставило). Но Пол согласился с тем, что сам одобрил мероприятие на всех его стадиях и должен поэтому принять некоторую долю ответственности за ужасный итог. К плюсу можно было отнести то, что мужчины, мойщики стекол, являвшие собою образцы мужской красоты, добились большого успеха, пока не произошла пробка. Один из них вымыл ветровое стекло театрального продюсера, и тот пригласил его на пробу в пантомимной версии «Отверженных» Гюго, которую он ставил.

Вывод напрашивался простой: «Толкотня» потерпела крах. Если говорить только о пиаровской стороне дела, то для защиты репутации компании потребуются сотни тысяч фунтов. Вместе с тем «Спарклиз» стала торговой маркой, которую знают во всей стране. Блондинки уже входили в анналы популярной сатиры, а завзятые остряки повсюду выдумывали оригинальные шутки на избитую тему бессловесных красоток.

В тот же вечер была разработана будущая стратегия «Спарклиз». Она казалась эффективной, но с моральной точки зрения несостоятельной. Вину возложили непосредственно на некомпетентных барышень с тряпками. Через несколько дней должна быть запущена телевизионная реклама (не столь масштабная), и эффективность «Спарклиз» решили продемонстрировать в эффектной, но неудачной с творческой стороны сцене, где «Спарклиз» противостоит ведущий конкурент. Вместе с раздачей бесплатных образцов по всей стране это призвано было наглядно убедить покупателей в том, что продукт достойный.

Энди, однако, был безутешно огорчен. Ведь именно ему придется отправиться в кабинет Рика Гиффорда и объяснить, что произошло. Их многолетняя дружба тотчас забудется, как только Рик поймет, что положение ТНСВ скомпрометировано плохо продуманной кампанией.

– Рик убьет меня. Или, что еще хуже, уволит.

Марина сочувственно стиснула ему руку.

– Вряд ли, вы так давно знаете друг друга. Позлорадствует над тобой и напомнит, что он – заместитель директора, тогда как ты… нет, а потом ты напомнишь ему о каких-нибудь расчудесных проделках или что там у вас было в Итоне, и вы опять станете друзьями не-разлей-вода.

Энди не смог сдержаться, чтобы не улыбнуться неумелым попыткам Марины подбодрить его.

– Расчудесных проделках? Не об этом ли читают девушки в пансионах? Спорим, и ты это вычитала, когда училась в школе?

– Да как ты смеешь! – в притворном негодовании воскликнула Марина. – Я воспитывалась строго в духе Шарлотты Бронте. Всякого рода обреченные на неудачу, запутанные отношения, оканчивавшиеся более или менее счастливо, – вот это было мое.

– Представляю себе, – сказал Энди. Его развеселил образ толстушки, которая воображает из себя страдающую героиню. – А вот я воспитывался строго в духе Томаса Харди. Всякого рода обреченные на неудачу, запутанные отношения, оканчивавшиеся полным крахом, – вот это было мое.

Марина рассмеялась.

– Ну уж ты скажешь. Но ведь Томас Харди в списке читателей подростков идет после Бронте?

– Знаю, о чем ты. Сначала мечты, потом действительность.

– Когда человек понимает мечту, как нечто, что имеет счастливый финал, это многое говорит о нем.

– Тогда как действительность…

У каждого из них был опыт общения с действительностью, и оба не раз испытали разочарование. Оба чувствовали, что забыли о своих разочарованиях слишком поздно, и теперь не время раскрывать свои истинные возможности.

– Я раньше не говорил об этом, Марина, потому что боялся, что мне от тебя достанется, но ты выглядишь здорово, ну просто здорово.

Он увидел выражение сомнения на ее лице.

– Я правду говорю. Ты и сама знаешь, как отлично ты теперь выглядишь. Это видно по твоей походке, по тому, как ты улыбаешься, когда тебе кажется, что никто не смотрит на тебя.

Марине показалось странным, что тот, кто еще недавно был ее противником, испытывает по отношению к ней что-то помимо профессионального интереса. Она задумалась – ей это странно и приятно или непонятно и приятно, и тут почувствовала, как Энди обхватил ее руку. Она быстро прикинула, сколько они оба выпили. Раза четыре заказывали, не больше, это точно. Просто чтобы расслабиться, и не так много, чтобы принимать совсем неверные решения.

Она уже почти склонялась к тому, чтобы проявить симпатию к этому монстру, но прежде чем ринуться в пучину умиротворения, ей предстояло еще кое-что узнать.

– Это ты «потерял» текст моего выступления в Нью-Йорке, так ведь?

Он не отвечал. Да ему и не нужно было это делать.

Марина пожала плечами.

– Ну да ладно. Знаю, что ты. Мне даже польстило, что ты настолько испугался меня, что вынужден был прибегнуть к грубому саботажу, лишь бы только погубить меня.

– Не согласен! Саботаж был не грубый!

Марина захихикала. Она запьянела. Теперь ей становилось понятно, что Тереза нашла привлекательного в Энди. Вся устрашающая тирания, которой он подвергал ее в продолжение лет, растаяла в ее памяти вместе с жиром. А здесь она себя контролировала.

– Кстати, как прошла вчера презентация нового бизнеса?

Энди немного приободрился.

– Все было хорошо. Пообещали сделать взнос. Но очень небольшой. Четверть миллиона. И не в союзе со «Спарклиз».

Марина знала, о чем он говорит. После попытки саботажа в Нью-Йорке Энди почувствовал неловкость, чему удивился. Будучи не в силах извиниться, он вместо этого сосредоточил свои усилия на более позитивном подходе к улучшению своего положения в состязании за повышение. Он трудился изо всех сил в деле привлечения новых средств в агентство. И хотя он отчаянно искал пути привлечения капитала в агентство, все-таки занимал неважнецкое второе место вслед за Мариной – это он хорошо понимал.

Ему это повышение было нужнее, чем Марине. Он это чувствовал. Она моложе его. И уже добилась впечатляющего успеха в этом году. Ее новый внешний вид наверняка откроет перед ней еще много дверей. А через несколько лет в совете неизбежно появится еще одно место.

У нее еще есть время, а вот у Энди его не было.

Марина видела, как он упорно работает, и восхищалась его решительностью. Она была уверена, что добьется повышения, и могла себе позволить такое великодушие. Вместе с лишним весом ушла и ее ненависть к нему.

В этот вечер он страдал. Марине не хотелось, чтобы его затянуло еще глубже.

– А у меня сегодня день рождения, – сказала она вдруг.

– С днем рождения, – поднял Энди бокал в ее честь и тут увидел, что оба их бокала пусты. – Слушай, у тебя день рождения, а у меня сегодня худший день во всей моей карьере. Почему бы нам не взять бутылочку шампанского и не утонуть сегодня, чтобы возродиться завтра? Моя квартира всего в пяти минутах отсюда. Как ты думаешь?

Было 5.59 утра, когда зазвонил мобильный телефон. Оба вытянули свои ослабевшие руки и принялись нащупывать аппарат, нарушивший их покой. Телефон оказался Маринин. Она села на кровати, мгновенно проснувшись.

– Алло? – ответила она, с беспокойством думая о том, кто бы это мог звонить так рано.

– Слушай, Корова Му, где ты была всю ночь? Я тебе звонила, звонила домой. Нет, не надо ничего объяснять, некогда. Слава Богу, что ты в здравии! Я не спала полночи, тебя нигде нет, и я совсем забыла, что у тебя есть мобильный, и вот только сейчас вспомнила. О, Му, это ужасно, не знаю, что и делать…

– Сюзи, успокойся и объясни, что случилось.

Она почувствовала, как мужчина, находившийся рядом, поворачивается к ней лицом.

– С детьми ведь ничего не случилось? Или с Кеном? Все здоровы?

– Да, с ними все в порядке. С ними всегда все в порядке. А вот со мной нет. Я не в порядке.

– Что произошло? Если не расскажешь, я не смогу тебе помочь.

– Му, я вешу одиннадцать стоунов.

Кому-то, возможно, покажется, что это не такой уж серьезный повод для раннего утреннего звонка, но Марина прекрасно все поняла. При росте в пять футов четыре дюйма одиннадцать стоунов веса не так-то легко скрыть, как ни оденься. Это этапный вес, вроде этапного дня рождения. Тридцатый, сороковой или пятидесятый день рождения можно рассматривать просто как еще один день в жизни, но вместе с тем эти дни полны большого значения. Знаменательный день рождения заставляет вас пристальнее всмотреться в будущее, подытожить прошедшее, дать ему оценку, переосмыслить его или попросту принять, каков он есть. Вот и Сюзи. Когда она весила десять стоунов тринадцать фунтов, то обманывала себя тем, что, пожалуй, еще не набрала лишнего. Но одиннадцать стоунов…

После той встречи в ресторане Марина не виделась с Сюзи. Ее забавляла мысль о том, что Сюзи семь лет стимулировала лактацию, чтобы не растолстеть, и вместе с тем такое ненормальное поведение изумляло ее. Она мало что во всем этом смыслит, но все-таки интересно, что этот затянувшийся период грудного кормления сделал с гормонами Сюзи? И что будет теперь, когда она остановилась? У нее, наверное, голова идет кругом от свободы; эти гормоны, должно быть, ходуном ходят, напоминая о себе, обнаруживая свое недовольство тем, что все эти годы с ними неважно обращались. Неудивительно, что она не может больше контролировать свое тело; оно воспользовалось возможностью, чтобы в конце концов взять контроль над ней.

– О, Сюзи, мне так жаль. Знаю, каково тебе сейчас. Я почти всю жизнь испытывала то же самое, так что мне все понятно. Но не надо психовать. Почему бы нам не встретиться и не пообедать?

– Пообедать? – завизжала Сюзи. – Чтобы смотреть, как я толстею? Да ты что, с ума сошла? Это Дэвид во всем виноват.

Марина переменила позу.

– Почему? Он-то что сделал?

Сюзи удержалась, чтобы не выложить подробности происшествия, хотя все уже закончилось. Да и не это доставляло ей страдания.

– Не дает мне таблетки. Я-то вижу, что они с вами со всеми сделали, а веса у меня лишнего чуть больше нормы, так что ему не нужно давать мне много таблеток, но этот мерзавец вообще ничего не дает! Я его умоляла, угрожала…

– И чем ты ему угрожала?

– Да так… ничем. Просто пообещала, что скажу Кену, как он разбрасывается деньгами, или еще что-нибудь. Он стал плести что-то про этику, очень смешно в его устах, как ты думаешь?

– Сюзи, выпей чашку чая, я тебе позвоню, когда встану и приду в себя. Все будет хорошо, я это знаю.

– Да нет же, хорошо уже никогда не будет. Если, конечно, только… ну да!

– О чем это ты? – спросила Марина, почувствовав подозрение и тревогу одновременно. – Что ты собралась сделать?

– Это настолько очевидно, что не знаю, почему мне это не пришло в голову раньше! Рожу еще одного ребенка! Когда ты беременна, никто не замечает, какая ты толстая, а как только малышка родится…

Когда она произнесла эти заветные слова, в голосе ее послышались мечтательные нотки.

– Я буду кормить его грудью. Мне пора, Му. Кен встает. Ну и сюрприз я ему приготовила!

И она повесила трубку. Марина в изнеможении откинулась на подушку.

– Полагаю, это была Сюзи? – с иронией спросил он.

Марина посмотрела на красивое лицо всего лишь в нескольких дюймах от ее лица и ощутила новый прилив сил. Она прижалась к Дэвиду и принялась гладить по голове, хотя он и говорил ей, что это его раздражает. Итак, она похудела. А если уж ты похудела, то можно позволить себе делать то, что вызывает раздражение. Людям, мужчинам, ты даже больше нравишься, когда вызываешь у них раздражение. Марина чувствовала свою власть, и ей это нравилось.

– Не говори больше ничего, – прошептала она.

Страстно целуя Дэвида, она чувствовала себя совершенно счастливой.

ГЛАВА 14

За десять дней Марина переспала и с Энди Клайном, и с Дэвидом Сэндхерстом. Таким образом, общее число ее любовников составило три.

Ее первым и единственным бойфрендом был университетский товарищ, как это и бывает в университете. Его звали Фрэнк, и в нем не было ничего привлекательного. Она познакомилась с ним в первый же день и оставалась до последнего дня. Они вместе спали, жарили на сковородке котлеты разными способами, помогали друг другу с конспектами, дважды в день вежливо говорили: «Я тебя люблю», а потом Фрэнк отправился в Базилдон[34]34
  Город в составе Большого Лондона.


[Закрыть], где занялся вопросами планирования в городском совете, а Марина уехала в Лондон.

Пребывая с тринадцати лет в уединении и блюдя непорочность, она была благодарна ему за внимание. Он же был признателен ей за сексуальную покорность и, кажется, не имел ничего против ее лишнего веса. Именно это равнодушие и придало ей уверенности, когда она обратилась с просьбой принять ее на работу в ТНСВ. За четыре университетских года она уверилась в том, что можно подняться выше образа, создаваемого телом. Она развила в себе качества, которые помогли ей стать открытой, свойской натурой, не кичащейся собственным достоинством, – за это ее и любили в рекламном мире. Раз Фрэнк никогда не заводил разговор о том, что она толста, то она и позабыла о том, что это может быть серьезной проблемой.

Секс с Фрэнком был безрассудно смелый, но она всегда вела себя пассивно, неизменно беспокоясь о том, как бы не раздавить его или не предстать перед ним в безыскусной фотографической откровенности, которую являет собою обнаженное тело. Нельзя сказать, что она совсем не получала удовольствия. Секс давал ей возможность чувствовать себя нормально, а для Марины это было редкое чувство.

Она удивилась, как просто оказаться в постели Энди Клайна. В подобной ситуации она не была десять лет, а наблюдая за эволюцией секса по кинофильмам, убедилась, что в нем стало больше аэробики и акробатики, чем раньше, на узкой односпальной кровати в общежитии.

Как это ни смешно, ночь прошла как в кино. Музыкальной заставкой была группа «Supertramp» (что естественно для тридцатидевятилетнего Энди), свет был притушен. Энди даже зажег свечи. Это ужасно польстило Марине. Для нее это означало, что Энди смотрел на нее как на редкую бабочку, которую, может, поймаешь, а может, и нет. А она не из тех, кто запросто дается в руки. Это уже не истосковавшееся по вниманию создание, которое будет спать с любым, кто выкажет ей хоть чуточку внимания. Энди понял, что Марина стала наконец женщиной, которая любит себя. Ей больше не нужно ни от кого подтверждения этого. Ее нужно увлечь.

И он увлек ее в спальню, где, как это ни удивительно, не было признаков присутствия мачо. Спальня была декорирована со вкусом. В оформлении были использованы различные оттенки зеленого цвета, а в целом впечатление было приятное, ничем не отягощенное, вызывающее мягкую улыбку.

Марина позволила ему раздеть себя, однако напрягла все мышцы тела, не переставая беспокоиться о том, что складки кожи могут выползти из укромных мест. Полностью она расслабиться так и не смогла. Она поймала себя на том, что опять чувствует себя как девятнадцатилетняя барышня. На боку она старалась не лежать, зная, что иначе ее живот низвергнется каскадом на матрас и растечется желейной рекой. Голову откинула назад, чтобы не было (уже не существующего) двойного подбородка, и закинула ногу на ногу, чтобы создать впечатление длинной, стройной линии тела.

Мало-помалу она пришла к выводу, что ей не нужно напрягаться, чтобы доставить удовольствие Энди. Он был так доволен Мариной, что не имел ничего против того, что она уводила его руки от проблемных мест к более безопасным зонам. Он даже интерпретировал это как содействие, которое ему страшно нравилось.

Потом Марина стала ждать, что вот-вот возникнет неловкость. Он ведь, в конце-то концов, коллега, да к тому же скверно вел себя по отношению к ней в последнее время. Оба ждали повышения по службе и претендовали на первенство в деле привлечения капитала. Но никакой неловкости не возникло. Они во всех отношениях были довольны друг другом – вместе посмеялись, поговорили о книгах, о кино, о житейских проблемах. Вероятно, новый образ Марины и сделал возможным то, что они соединились таким неожиданным образом.

Единственная тучка набежала за завтраком. Марина вспомнила, что оставила дома таблетки. Внутри у нее что-то зашевелилось, когда она подумала о том, не проявит ли ее аппетит все свое бесконтрольное многообразие без немаркированной маленькой белой таблетки. Когда Энди достал из холодильника круассаны вместе с маслом (настоящим, не заменителем с низким содержанием жира) и клубничный джем (сплошные углеводы) и даже налил ей в чай жирное молоко, Марине захотелось опрокинуть стол и убежать.

Энди заметил, что она ни к чему не притронулась, и немного рассердился.

– Только не говори мне, будто сидишь на диете. То есть, я хочу сказать, это замечательно, что ты сделала, Марина, и выглядишь ты здорово, но не слишком увлекайся.

Увидев, как она расстроилась, он смягчился.

– Мы отлично провели ночь. Не будем ее портить. Давай вместе позавтракаем, да и глупо смотреть друг на друга, как на рекламе мюсли! И потом, тебе не кажется, что ночью мы сожгли достаточно калорий, чтобы позволить себе некоторые излишества?

Она заставила себя съесть круассан, но решительно отказалась притронуться к маслу.

Марина заглянула домой, чтобы переодеться, и когда она пришла на работу, оба стали вести себя так, будто этой ночи и не было, заранее договорившись, что так будет разумно, пока в агентстве существует конфронтация. Прежде чем предстать перед Риком Гиффордом, Энди выпил две чашки очень крепкого кофе.

– Ну что, завалил дело?

Энди напустил на себя свою самую обезоруживающую улыбку, надеясь уменьшить масштаб головомойки, которую должен был получить.

– Ну, не знаю, мы ведь на первых страницах всех бульварных изданий, и даже «Телеграф» выделила место для «Спарклиз» на третьей странице.

– На этот раз у тебя ничего не выйдет, Энди. Шутками не отделаешься. Работа выполнена плохо, и выполнил ее плохо ты. У тебя родилась грандиозная идея, ты продаешь ее клиенту, а потом просто сидишь и ждешь, когда все сработает само собой. Ты лентяй, Энди, и всегда им был. В нашем деле мало быть умным. Победители от побежденных отличаются тем, что обращают внимание на детали… тебе скучно это слушать?

Энди с трудом подавил зевок.

– Нет, извини, Рик. Вчера поздно лег спать. Пытался выяснить отношения с Полом Джеромом.

Рик покачал головой.

– Да ты и вправду большой счастливчик. Я только что с ним разговаривал, и он настроен на удивление порядочно. Но мне все же пришлось гарантировать выплату судебных издержек «Спарклиз», когда все эти ненормальные водители подадут в суд.

При этих словах Энди вздрогнул.

– Значит, не видать мне моей премии.

– Ты так ничего и не понял? Премии никому не видать. На это уйдет, наверное, весь годовой доход, если нам не придется отдать и то, что мы заработаем в последующие пять лет. Ты обошелся нам очень дорого. Ты собираешься объяснить всем остальным сотрудникам, что в этом году не будет ни премии, ни повышения зарплаты?

Весть об этом разнеслась по агентству еще до обеда. Одна секретарша расплакалась.

– Я так рассчитывала на эту премию к свадьбе. Теперь нам придется все отложить.

Многие регулярно перебирали суммы со своих кредитных карточек, залезая в долги, надеясь расплатиться премиальными. Энди весь день ловил на себе недружелюбные взгляды. Пока еще он занимал высокую должность, так что младшие сотрудники не осмеливались врезать ему по первое число, отчего у них стало бы лучше на душе. Да в физическом насилии и не было нужды. Для человека, живущего популярностью, изгнание – лучшее наказание.

Он нашел утешение в Марине, которая явилась для него источником нескончаемого восторга. Он уже давно не разговаривал с возлюбленной. В тот первый уикенд они даже ездили к морю и провели день в идиллическом настроении, которое он всегда так осуждал: гуляли по пляжу, строили замки из песка, смотрели на Большую Медведицу и бросали монеты в игровые автоматы, сосали леденцы и хрустели чипсами, целовались на вершине холма и, держась за руки, бродили вдоль пирса.

Энди не похудел на четыре стоуна, но в Марининых глазах и он изменился. Примирившись со своим новым образом, она решила, что и Энди должен быть другим, не похожим на того человека, который так долго мучил ее. К принятию этого решения она подошла осторожно, но рискнуть, по ее мнению, стоило.

Это был лучший уикенд в жизни Энди. Да и у Марины тоже.

Так зачем же она переспала с Дэвидом спустя два дня?

Дэвид пригласил ее на обед, чтобы поделиться своими тревогами по поводу Эммы. Она не должна была взвешиваться еще две недели, и он искренне думал, что Эмма до этого времени умрет. Поскольку Марина была первой из ТФБП, с кем он познакомился, то всякий раз, когда у него возникали проблемы в общении с другими членами группы, он предпочитал обращаться к ней.

Лишь только Марина села за столик, как он понял, что это совсем другой человек. Он не видел ее со времени последнего взвешивания. Когда она приходила к нему в кабинет, он неизменно смотрел на нее как на крупное бесполое существо, которое ему представили в декабре прошлого года на ужине у Сюзи. Он с удовольствием наблюдал за тем, как она худеет, но никогда не соотносил цифры с изменениями, происходившими с этой женщиной. Даже измеряя толщину жира на руках, ногах и животе, он не связывал его сокращающиеся объемы с оживавшей привлекательностью.

Он впервые по-настоящему разглядел Марину. Он легко вжилась в свой новый образ и уже привыкла выбирать соответствующее оформление для него, без усилий обнаруживая вкус. Несколько разных вариантов макияжа подчеркивали ее индивидуальность, при этом казалось, что она вообще не пользуется косметикой.

Дэвид пристально смотрел на нее. Его взгляд, не задерживаясь на незнакомом лице, скользил по всему телу этой обновленной сирены. Его глаза быстро раздели ее. О Господи, да откуда взялось это тело, спрашивал он у самого себя, а найдя ответ, едва громко не рассмеялся. Да ведь это я ее сотворил! Это мое создание! Я гений. С моими таблетками толстушку можно превратить в фантазию!

А Марина вся светилась оттого, что она любима и желанна. Это придавало ей еще больше привлекательности, и Дэвид еще сильнее утвердился в своем первоначальном намерении: я должен переспать с ней.

– Марина! Не знаю, что и сказать. Ты выглядишь просто божественно. Не могу поверить. Да ты ходячая реклама оксиметабулину. Вау.

Марине нравилось, что при ее появлении глаза на лоб лезут. Она тоже вспомнила тот ужин, когда впервые встретилась с этим мужчиной, который вознамерился столь кардинально изменить ее жизнь. Тогда все было по-другому. Они занимали разные ступеньки в общественном мнении. Марина недвижимо сидела внизу, тогда как он летал в стратосфере подобно Питеру Пэну из сериала, который показывают по Эй-би-си-1. Она недостойна была даже находиться с ним в одной комнате. Он следовал правилам, а она всем своим существом презирала их.

Но теперь все изменилось, и Марине нравилось смотреть на Дэвида сверху вниз, а тому оставалось взирать на нее снизу вверх и сопеть от желания. У нее немного ушло времени на то, чтобы по достоинству оценить положение красивой женщины на рынке секса. Глядя на хорошеньких девушек и симпатичных юношей, она раньше считала, что они в силу своей привлекательности в равном положении, но теперь поняла, что это не так.

Нет, красивая женщина уровнем всегда выше симпатичного мужчины, и с точки зрения эволюции для этого, кажется, нет весомых причин. Это скорее следствие время от времени происходящих у мужчин позывов страсти, требующих удовлетворения, прежде чем он примется за осуществление более высоких целей. Но женская красота преходяща, такова судьба красивых женщин в глазах отчаянно преследующих их мужчин. Мужчины – упаси Бог! – не женятся на них, а используют, пока не появится женщина, на которой можно жениться.

Более просвещенные мыслители-феминистки, возможно, придут в ужас от столь поверхностного вердикта отношениям между мужчинами и женщинами, но Марину это в ужас не приводило. Ее прекрасно устраивало то, что ее рассматривают как объект эфемерной похоти. Она еще не до конца свыклась со своим новым образом, и все, что ей было нужно, это отношения типа «en route»[35]35
  По пути (фр.).


[Закрыть].

Между тем это не объясняет, почему она позволила Дэвиду соблазнить себя, да и Энди тоже, если уж на то пошло. Оба мужчины, относившиеся к ней презрительно, когда она была толстой, с ума посходили от обожания ее нового тела. Она могла бы дать тому и другому пощечину, закричать: «Я тот же человек!» – и сокрушить их лицемерие категорическим отказом. Но вместо этого она с головой бросилась в омут физического наслаждения, получая несказанное удовольствие от удовольствия, которое она дает тем, что стала сама собой.

По сути, она простила их, потому что поняла их. Когда Марина была толстой, она презирала свое тело. Она наказывала себя едой, и на каждое брошенное в ее сторону оскорбление карала себя в миллион раз больше. Как личность она себе тоже не нравилась, поскольку была слабой, неспособной даже аппетит сдерживать. Весь ее ум, остроумие и восприимчивость мало значили для нее, когда она видела свое лицо склонившимся над тарелкой с холодными равиоли.

Так что новая фигура – это не просто новая оболочка. Она означает гораздо больше, и мужчины это понимали. Подразумевалось, что она сильная, умеет владеть собой. Имелось в виду, что она считает себя достойной присоединиться к остальной части общества. Новая фигура говорила: «Эй, насчет меня не волнуйтесь! Со мной все в порядке, я такая же, как вы, так что не переживайте».

То, что в действительности все это было достигнуто путем медицинского вмешательства, казалось Марине несущественным, как, по правде, и Дэвиду с Энди.

Она сделала вид, что не замечает выражения лица Дэвида и его легкомысленного взгляда.

– Ты сказал, что тревожишься насчет Эммы. И в чем же проблема?

Дэвиду пришлось вернуться к своим заботам.

– Ах да, Эмма. Когда ты видела ее в последний раз?

Вспомнив, что они не виделись с того дня, когда пару месяцев назад обедали вместе, Марина почувствовала себя виноватой. И дело не в том, что они не были настоящими подругами – даже это не оправдание. И она, и Тереза чувствовали, что Эмма в беде, что она слишком резко и быстро худеет, что налицо все признаки полного самоуничтожения. Но у обеих своих проблем хватало. Тереза была уверена, что Род с кем-то встречается, а Марина была вовлечена во все усиливавшуюся борьбу с Энди.

С тех пор они даже на собрания ТФБП не ходили. Говорили, что слишком заняты. Слишком похудели, думали про них.

Дэвид ждал ответа, и ждал с удовольствием, поскольку получил еще несколько секунд, чтобы получше рассмотреть сидевшее перед ним чудо химического воздействия.

– Думаю, месяца два. Да мы все в ТФБП далеко не лучшие подруги, – словно в свою защиту прибавила она.

– И как она тебе показалась?

– Меры не знает. Явный перебор с диетой.

Дэвид вздрогнул, услышав это ненароком произнесенное запретное слово. Марина осознала свою ошибку и пошла на попятную.

– Когда я сказала «диета», я не имела в виду диету как таковую. Знаю, никто из нас не должен был сидеть на диете. И уверена, никто и не сидел. В прямом смысле. Нет, просто я хотела сказать, что каков бы ни был эффект от этих таблеток, они заставляли ее… принимать пищу несколько… осторожно.

Дэвид покачал головой.

– Ох уж эти мне женщины. Ты, наверное, меня за дурака принимаешь. Я знаю, что вы почти все изменили свой подход к питанию. Не забывайте, что у меня уже было представление о том, насколько в среднем оксиметабулин помогает сбросить вес, но вы переплюнули эти показатели.

Марина с глупым видом смотрела на него.

– Ладно, не переживай, – продолжал Дэвид. – Я нашел этому объяснение. Когда женщина впервые существенно сбрасывает вес, психологически это оправдано. Кто-то скажет, что у всех женщин изначально есть мотивация для того, чтобы либо начать программу похудения, либо продолжать ее, если они успели убедиться, что стали лучше выглядеть. Это то же самое, как если у вас завелись глисты и вы неделю не едите. Вы запросто сбрасываете стоун веса, и вам кажется, вау, это так просто, может, я и дальше буду худеть?

Марина вынуждена была согласиться, что в том, что он говорит, есть доля правды, но и ее ограниченных научных познаний было довольно, чтобы увидеть недостатки подобного подхода. Это вроде той ситуации, когда явно манипулируют результатами, чтобы привести их в соответствие с заданной предпосылкой.

– Ну да ладно, вернемся к Эмме. Меня уже давно тревожит, как она выглядит. А больше всего меня беспокоит то, что таблетки могут оказывать на нее негативное воздействие. Но я решил подождать еще один месяц, раз уж она не при смерти.

– А когда ты ее видел?

– Вот в этом-то и закавыка. В прошлом месяце она не приходила взвешиваться. Сказала, что простыла. Особо подчеркнула, что таблетки тут ни при чем. Все вокруг ходят простуженные, всякое такое. И с тех пор ничего.

– Что значит – ничего?

– Она не снимает трубку и не перезванивает мне. Я уже стал было нервничать, потому что просто-напросто не могу заполнить пустые графы в своем отчете. Поэтому вчера пошел к ней домой, что с профессиональной точки зрения совершенно недопустимо; но я не знал, что можно еще предпринять.

– И?

– Никто мне не открыл. Но когда я вернулся к машине, она подошла к двери. Я и не догадался, что это она, пока не увидел ее. Тощая как палка, просто ужасно. Хотя было жарко, она была в пальто, чтобы скрыть свою худобу.

– Так сильно отощала?

– Я бы сказал, что она весит что-то около шести стоунов.

– О Боже. Бедняжка.

– Волосы спутаны, и я так и не понял, они просто у нее всегда такие или Эмма не мыла и не расчесывала их несколько недель.

– Мне надо повидаться с ней. Может, я чем-то помогу.

– Напрасно потеряешь время. Она посмотрела сквозь меня и решительно отказалась со мной разговаривать.

– Но если она не пришла на последнее взвешивание, значит, у нее точно больше нет таблеток.

– Согласен, но эксперименту это не поможет. Мне все равно придется написать в отчете о ее результатах и объяснить, почему она больше не участвует в эксперименте. Я могу предложить только одно объяснение, которое не будет дискредитировать программу.

– И что это за идея?

– Я могу сказать, что она беременна.

– Но это же явная ложь! Комитет по этике, или как там они сами себя называют, наверняка не согласится с этим.

– А им и не нужно будет выяснять, так ли это на самом деле. Марина, ты только подумай. У Эммы, прежде чем она приступила к программе, явно было какое-то заболевание. Мне бы, наверное, следовало обратить на это внимание, но я химик, а не психоаналитик. Мне пришлось согласиться с ее заявлением, что режим питания ее устраивает и что она и дальше будет продолжать в том же духе в ходе всего эксперимента.