Текст книги "Сумма теологии. Том IX"

1) является ли отвага грехом;

2) является ли она грехом, противоположным мужеству.

Раздел 1. ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ ОТВАГА ГРЕХОМ?

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что отвага не является грехом. В самом деле, [в Писании] сказано о коне, «отважно идущем навстречу оружию»[61]61
  В каноническом переводе: «Идёт навстречу оружию».


[Закрыть] (Иов. 39:21), каковой [конь], по мнению Григория, обозначает отважного проповедника[62]62
  Moral. XXXI.


[Закрыть]. Но порок не может являться основанием для похвалы человека. Следовательно, быть отважным не грех.

Возражение 2. Далее, согласно философу, «решение до́лжно обдумывать [долго], а выполнять быстро»[63]63
  Ethic. VI, 10.


[Закрыть]. Но отвага споспешествует быстрому выполнению. Следовательно, отвага не греховна и заслуживает похвалы.

Возражение 3. Далее, как было сказано (ΙΙ-Ι, 45, 2) нами при рассмотрении страстей, отвага – это страсть, последующая надежде. Но надежда считается не грехом, а добродетелью. Следовательно, и отвагу не до́лжно считать грехом.

Этому противоречит сказанное [в Писании]: «С отважным не пускайся в путь, чтобы он не был тебе в тягость» (Сир. 8:18). Но избегать человеческого общения до́лжно только по причине греха. Следовательно, отвага является грехом.

Отвечаю: как уже было сказано (ΙΙ-Ι, 23, 1; 55), отвага является страстью. Затем, в одних случаях страсть умеряется разумом, а в других она неумеренна, причём со стороны либо избыточности, либо недостаточности, и тогда страсть греховна. Далее, имя страсти иногда указывает на избыточность; так, когда мы говорим о гневе, то имеем в виду не всякий, а именно избыточный гнев, который является грехом, и точно так же отвага как предполагающая избыток отваги считается грехом.

Ответ на возражение 1. В данном случае речь идёт о той отваге, которая умерена разумом, и в этом смысле она относится к добродетели мужества.

Ответ на возражение 2. Заслуживает похвалы быстрое выполнение решения, принятого после обдумывания, которое является актом разума. Но желание действовать быстро без предварительного обдумывания греховно и не заслуживает похвалы, поскольку такое действие опрометчиво, а опрометчивость, как было показано выше (53, 3), является пороком, противным рассудительности. Поэтому побуждающая к быстрым действиям отвага похвальна только в той мере, в какой она направляется разумом.

Ответ на возражение 3. Как замечает философ, некоторые пороки, равно как и некоторые добродетели, не имеют названия[64]64
  Ethic. II, 7; IV, 10–12.


[Закрыть]. Поэтому к некоторым порокам и добродетелям приходится прилагать имена некоторых страстей, причём при определении пороков используются имена тех страстей, объектом которых является зло, как это имеет место в случае ненависти, страха, гнева и отваги. Но объектом надежды и любви является благо, и потому их [имена] надлежит использовать при определении добродетелей.

Раздел 2. ПРОТИВОПОЛОЖНА ЛИ ОТВАГА МУЖЕСТВУ?

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что отвага не противоположна мужеству. В самом деле, избыточность отваги, похоже, следует из превознесения ума. Но превознесение связано с гордыней, которая противоположна смирению. Следовательно, отвага противоположна не мужеству, а смирению.

Возражение 2. Далее, отвага, похоже, заслуживает порицания только в той мере, в какой она причиняет вред или самому отважному, который неупорядоченно подвергает себя опасности, или другим, на которых он либо отважно нападает, либо подвергает опасности [вместе с собой]. Но это, пожалуй, связано с неправосудностью. Следовательно, та отвага, которая обозначает грех, противоположна не мужеству, а правосудности.

Возражение 3. Далее, как уже было сказано (123, 3), мужество связано с отвагой и страхом. Затем, поскольку робость противоположна мужеству со стороны избыточности страха, есть и другой порок, противоположный робости со стороны недостаточности страха. Таким образом, если бы отвага была противоположна мужеству со стороны избыточности отваги, то был бы и другой порок, противоположный ей со стороны недостаточности отваги. Но такого порока нет. Следовательно, отвагу не до́лжно считать пороком, противоположным мужеству.

Этому противоречит следующее: философ во второй и третьей [книгах] «Этики» говорит, что отвага противоположна мужеству.

Отвечаю: как уже было сказано (126, 2), нравственной добродетели в отношении того, с чем она связана, надлежит блюсти разумную середину. Поэтому каждый порок, который означает недостаточность умеренности в делах нравственной добродетели, противоположен этой добродетели как неумеренное умеренному. Но означающая порок отвага подразумевает избыточность страсти, и эта избыточность называется отвагой. Отсюда очевидно, что она противоположна добродетели мужества, которая, как было показано выше (122, 3), связана с отвагой и страхом.

Ответ на возражение 1. Противоположение порока и добродетели зависит не столько от причины порока, сколько от его вида. Поэтому нет никакой необходимости в том, чтобы отвага была противоположна той же добродетели, что и являющееся её причиной превознесение.

Ответ на возражение 2. Подобно тому, как непосредственное противоположение порока не зависит от его причины, точно так же не зависит оно и от его следствия. И поскольку причиняемый отвагой вред является его следствием, противоположение отваги от него не зависит.

Ответ на возражение 3. Движением отваги является выступление человека против того, что ему противно, и природа склоняет его поступать так во всех случаях, кроме тех, когда этой склонности препятствует страх перед могущим последовать вредом. Поэтому единственной противоположностью порока избыточности отваги является робость. Впрочем, отвага не всегда связана с большой недостаточностью робости, поскольку, по словам философа, «смельчаки в преддверии опасности безоглядны и полны рвения, но в самой опасности отступают»[65]65
  Ethic. III, 10.


[Закрыть], а именно по причине страха.

Вопрос 128. О ЧАСТЯХ МУЖЕСТВА

Теперь нам предстоит исследовать части мужества: во-первых, мы рассмотрим, что именно является частями мужества; во-вторых, мы поговорим о каждой из частей.

Раздел 1. ПРАВИЛЬНО ЛИ ОПРЕДЕЛЕНЫ ЧАСТИ МУЖЕСТВА?

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что части мужества определены неправильно. В самом деле, Туллий усваивает мужеству четыре части, а именно «великолепие», «уверенность», «терпение» и «упорство»[66]66
  Rhet. II.


[Закрыть]. Но великолепие, похоже, относится к щедрости, поскольку то и другое связано с деньгами; а ещё, по словам философа, «великолепный необходимо должен быть щедрым»[67]67
  Ethic. IV, 4.


[Закрыть]. Щедрость же, как уже было сказано (117, 5), является частью правосудности. Следовательно, великолепие неправильно считать частью мужества.

Возражение 2. Далее, уверенность, по всей видимости, суть то же, что и надежда. Но надежда является отдельной добродетелью и не относится к мужеству. Следовательно, уверенность неправильно считать частью мужества.

Возражение 3. Далее, благодаря мужеству человек поступает правильно перед лицом опасности. Но великолепие и уверенность сущностно не подразумевают какого-либо отношения к опасности. Следовательно, их неправильно считать частями мужества.

Возражение 4. Далее, согласно Туллию, терпение означает перенесение трудностей, и то же самое он усваивает мужеству. Следовательно, терпение суть то же, что и мужество, и не является его частью.

Возражение 5. Далее, то, что требуется каждой добродетели, не может считаться частью особой добродетели. Но упорство требуется каждой добродетели, в связи с чем читаем: «Претерпевающий же до конца – спасётся» (Мф. 24:13). Следовательно, упорство нельзя считать частью мужества.

Возражение 6. Далее, Макробий приводит семь частей мужества, а именно «величавость, уверенность, беззаботность, великолепие, постоянство, выдержку и твёрдость». И Андроник насчитывает семь относящихся к мужеству добродетелей, каковы «храбрость, сила воли, величавость, решительность, упорство и великолепие». Следовательно, похоже, что приведённый Туллием перечень частей мужества неполон.

Возражение 7. Кроме того, Аристотель упоминает о пяти частях мужества. Первая – это «гражданское» мужество, которое подвигает на храбрые поступки из страха перед наказанием или позором; вторая – это «военное» мужество, которое подвигает на храбрые поступки по причине владения воинским искусством или опыта; третья – это то мужество, которое подвигает на храбрые поступки по причине страсти, и в первую очередь – ярости; четвёртая – это то мужество, которое побуждает человека поступать храбро потому, что он привык побеждать; пятая – это то мужество, которое побуждает человека поступать храбро потому, что он не ведает об опасности[68]68
  Ethic. III, 11.


[Закрыть]. Но все эти виды мужества не входят ни в одно из вышеприведённых перечислений. Следовательно, эти перечисления частей мужества неправильны.

Отвечаю: как уже было сказано (48), у добродетели может быть три вида частей: субъектные, неотделимые и потенциальные. Но мужество как особая добродетель не может иметь субъектных частей, поскольку оно, будучи связано с особой материей, не может быть разделено на несколько отличных по виду добродетелей. Однако у его неотделимых частей могут быть как бы неотделимые и потенциальные части в отношении тех вещей, согласие с которыми необходимо для акта мужества. А также потенциальные части, поскольку то, к чему прибегает мужество перед лицом наибольших испытаний, а именно смертельных опасностей, некоторые другие добродетели используют в случае тех или иных меньших затруднений, и тогда эти добродетели присоединяются к мужеству как вторичные добродетели к главной.

Затем, как было показано выше (123, 3, 6), акт мужества бывает двояким, нападением и стойкостью. Далее, акту нападения необходимы две вещи. Первая относится к приуготовлению ума и состоит в том, что ум является готовым к нападению. Поэтому Туллий говорит об «уверенности», которая, по его словам, «укрепляет и обнадёживает ум в отношении великих и благородных свершений», Вторая относится к самому поступку и состоит в надлежащем завершении того, что было уверенно начато. В связи с этим Туллий упоминает «великолепие», которое он описывает как «обдумывание и направление», то есть исполнение, «возвышенных и величественных дел с надлежащим размахом и благородством намерений», чтобы сочетать исполнение с величием цели. Таким образом, если эти две [вещи] ограничиваются надлежащим предметом мужества, а именно смертельными опасностями, то они являются его как бы неотделимыми частями, поскольку без них никакое мужество невозможно. А если они имеют дело с другими, связанными с меньшими трудностями предметами, то тогда они суть добродетели, отличающиеся по виду от мужества и присоединённые к нему как вторичные добродетели к главной. Так, философ усваивает «великолепию» большие траты и «величавости», которая, похоже, является тем же, что и уверенность, большой почёт[69]69
  Ethic. IV, 4–7.


[Закрыть].

Второму акту мужества, а именно стойкости, тоже необходимы две вещи. Первой является та, что ум не сокрушается страданием и не утрачивает своего достоинства перед лицом грозящего опасностью зла. В связи с этим он говорит о «терпении», которое описывает как «добровольное и продолжительное перенесение трудного и неприятного ради добродетели или пользы». Другой является та, что человек под гнётом продолжительных страданий не изнемогает настолько, что утрачивает свою храбрость, согласно сказанному [в Писании]: «Чтобы вам не изнемочь и не ослабеть душами вашими» (Евр. 12:3). В связи с этим он говорит об «упорстве», которое описывает как «твёрдо установленное и непрерывное постоянство в отношении хорошо обдуманной цели». Если эти две [вещи] ограничиваются надлежащим предметом мужества, то они являются его как бы неотделимыми частями, а если они имеют дело с другими трудностями, то тогда они суть добродетели, отличающиеся от мужества и присоединённые к нему как вторичные [добродетели] к главной.

Ответ на возражение 1. Великолепие сообщает щедрым поступкам некоторое величие, что связано с понятием трудности, являющейся объектом раздражительной способности, которая приводится к совершенству в первую очередь благодаря мужеству, в каковом смысле оно и принадлежит указанной добродетели.

Ответ на возражение 2. Как уже было сказано (17, 5; ΙΙ-Ι, 62, 3), надежда, посредством которой человек полагается на Бога, считается теологической добродетелью. Посредством же уверенности, которую в настоящем случае мы рассматриваем как часть мужества, полагающийся на Бога человек надеется на себя.

Ответ на возражение 3. Отважиться на что-то великое, похоже, означает подвергнуть себя риску, поскольку неудача в подобных вещах чревата немалыми бедствиями. Поэтому хотя великолепие и уверенность связывают со свершением или решимостью совершить любое великое дело, тем не менее, они некоторым образом принадлежат мужеству по причине неизбежной опасности.

Ответ на возражение 4. Терпение сохраняет спокойствие перед лицом не только смертельных опасностей, с которыми связано мужество, но и вообще любых тягот или опасностей. В последнем отношении оно считается присоединённой к мужеству добродетелью, а в первом – его неотделимой частью.

Ответ на возражение 5. Упорство как означающее постоянство в исполнении доброго дела вплоть до его завершения может являться условием любой добродетели. О том же, в каком [именно] смысле оно является частью мужества, было сказано нами выше.

Ответ на возражение 6. Макробий приводит все четыре упомянутые Туллием добродетели, а именно уверенность, великолепие, выдержку (так он называет терпение) и твёрдость (так он называет упорство). К ним он добавляет ещё три, две из которых, а именно величавость и беззаботность, включены Туллием в определение уверенности. Однако список Макробия более точен, поскольку уверенность означает надежду человека на великое, а надежда предполагает, что желающая способность простирается своим желанием на великое, и всё это связано с величавостью. В самом деле, нами уже было сказано (ΙΙ-Ι, 40, 2) о том, что надежда предполагает любовь и желание того, на что надеются.

А ещё лучше сказать, что уверенность относится к несомненности надежды, в то время как величавость связана с величием того, на что надеются. Но если не устранить то, что противоречит надежде, ей будет недоставать твёрдости, поскольку подчас надеющийся теряет свою надежду из-за препятствующего ей страха, который, как было показано выше (ΙΙ-Ι, 40, 4), противоречит надежде. Поэтому Макробий упоминает об избавляющей от страха беззаботности. Он также добавляет и третью часть, а именно постоянство, которое можно рассматривать как часть великолепия. В самом деле, для совершения великолепных поступков необходимо обладать постоянством ума. Поэтому Туллий говорит, что великолепие состоит не только в исполнении величественных дел, но и в благородном обдумывании их в уме. Постоянство также может быть отнесено к упорству, поскольку человека можно назвать упорным, если его не останавливают препятствия, и постоянным, если его не останавливают любые другие обстоятельства.

Что же касается перечня Андроника, то он, похоже, аналогичен вышерассмотренному. Действительно, вместе с Туллием и Макробием он упоминает «упорство» и «великолепие», и вместе с Макробием – «величавость». «Сила воли» есть то же, что и терпение, или выдержка, поскольку, по его словам, «сила воли является навыком, который сообщает готовность, следуя суждению разума, исполнять то, что до́лжно, и претерпевать то, что до́лжно». А храбрость, похоже, есть то же, что и твёрдость, поскольку он определяет её как «крепость души при стремлении к своей цели». Решительность, по всей видимости, есть то же, что и уверенность, поскольку, по его словам, «решительность – это навык уверенности в себе в том, что кается добродетели». Помимо великолепия он упоминает «andragathia», то есть человеческую добродетель, которую можно назвать «усердием». В самом деле, великолепие состоит не только в неукоснительном исполнении величественных дел, что связано с постоянством, но также и в своего рода мужественной рассудительности и заботе об этом исполнении, и это принадлежит усердию. Поэтому он говорит, что «andragathia» – это добродетель, посредством которой человек продумывает полезные поступки.

Из сказанного очевидно, что все эти части могут быть сведены к четырём основным частям, о которых говорит Туллий.

Ответ на возражение 7. Пять упомянутых Аристотелем [видов] не соответствуют истинному понятию добродетели. В самом деле, как было показано выше (123, 1), они связаны с совершением [внешнего] акта мужества, но отличаются со стороны причины, и потому их до́лжно полагать не частями, а модусами мужества.

Вопрос 129. О ВЕЛИЧАВОСТИ

Далее мы исследуем каждую из упомянутых Туллием частей мужества, за исключением уверенности, которую мы заменим величавостью, о которой рассуждал Аристотель. Таким образом, мы рассмотрим, во-первых, величавость; во-вторых, великолепие; в-третьих, терпение; в-четвёртых, упорство. В отношении первого мы поговорим, во-первых, о величавости и, во-вторых, о противоположных ей пороках.

Под первым заглавием наличествует восемь пунктов:

1) связана ли величавость с почётом;

2) связана ли величавость только с большим почётом;

3) является ли она добродетелью;

4) является ли она особой добродетелью;

5) является ли она частью мужества;

6) о её отношении к уверенности;

7) о её отношении к беззаботности;

8) о её отношении к благам удачи.

Раздел 1. СВЯЗАНА ЛИ ВЕЛИЧАВОСТЬ С ПОЧЁТОМ?

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что величавость не связана с почётом. В самом деле, величавость находится в раздражительной способности, о чём свидетельствует самое её имя, поскольку «величавость» указывает на величие ума, а «ум» [в свою очередь] указывает на раздражительную часть, как это явствует из третьей [книги трактата] «О душе», в которой философ говорит, что «в чувственном желании – стремление и ум»[70]70
  De Anima III, 10.


[Закрыть], то есть вожделеющая и раздражительная части. Но почёт – это вожделенное благо, поскольку он является наградой за добродетель. Следовательно, похоже на то, что величавость не связана с почётом.

Возражение 2. Далее, коль скоро величавость является нравственной добродетелью, она необходимо должна быть связана либо со страстями, либо с деятельностями. Но она не связана с деятельностями, поскольку в таком случае она была бы частью правосудности, из чего следует, что она связана со страстями, а почёт не является страстью. Следовательно, величавость не связана с почётом.

Возражение 3. Далее, природа величавости, похоже, в большей степени связана со стремлением, чем с избеганием, поскольку о человеке говорят как о величавом потому, что он стремится к великому. Но добродетельного хвалят не за стремление к почестям, а за их избегание. Следовательно, величавость не связана с почётом.

Этому противоречит сказанное философом о том, что «величавость относится к чести и бесчестью»[71]71
  Ethic. IV, 7.


[Закрыть].

Отвечаю: самое слово величавость означает простирание ума на нечто великое. Затем, добродетель имеет отношение к двум вещам: во-первых, к материи, которая является полем её деятельности, во-вторых, к присущему ей акту, который заключается в надлежащем использовании этой материи. И так как добродетельный навык, как правило, получает своё имя от акта, о человеке говорят как о величавом в первую очередь потому, что он склонен производить некий великий акт. Далее, акт может считаться великим двояко: во-первых, соотнесённо, во-вторых, абсолютно. Акт может считаться великим соотнесённо даже в том случае, если он состоит в использовании какой-то незначительной или обычной вещи, как, например, когда кто-либо пользуется ею очень хорошо, но просто и абсолютно акт является великим только тогда, когда он состоит в наилучшем использовании величайшей вещи.

Затем, вещи, которыми пользуется человек, это внешние вещи, и величайшей из них является почёт, причём как потому, что он наиболее сроден с добродетелью, поскольку, как уже было сказано (103, 1), он является удостоверением человеческой добродетели, так и потому, что он воздаётся Богу и всему наилучшему. А ещё потому, что ради обретения чести и избежания бесчестья люди готовы отказаться от всего остального. Но человека полагают величавым только тогда, когда он имеет дело с просто и абсолютно великим, что подобно тому, как и мужественным его полагают только тогда, когда он имеет дело с тем, что является просто трудным. Таким образом, из этого следует, что величавость связана с почётом.

Ответ на возражение 1. В строгом смысле слова благо и зло связаны с вожделеющей способностью, но в той мере, в какой к ним добавляется аспект трудности, они связаны с раздражительностью. Таким образом, почёт связан с величавостью ввиду того, что честь, если так можно выразиться, обладает аспектом великого и трудного.

Ответ на возражение 2. Хотя почёт не является ни страстью, ни деятельностью, тем не менее, он является объектом страсти, а именно надежды, которая устремлена к труднодостижимому благу. Поэтому величавость непосредственно связана со страстью надежды и опосредованно с почётом как объектом надежды, что подобно тому, как и мужество, согласно сказанному (123, 4), связано со смертельными опасностями постольку, поскольку они являются объектом отваги и страха.

Ответ на возражение 3. Тот, кто презирает богатство так, что не желает его излишне и ради его обретения не совершает ничего предосудительного, заслуживает похвалы. Но тот, кто презирает почёт так, что не желает совершать достойные почестей поступки, заслуживает порицания. Таким образом, величавость связана с почётом в том смысле, что человек стремится совершать достойные почестей поступки, но не ради того, чтобы быть почитаемым людьми.