Текст книги "Сумма теологии. Том IX"

Автор книги: Фома Аквинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 67 страниц) [доступный отрывок для чтения: 24 страниц]

Раздел 6. ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ СТОЙКОСТЬ ГЛАВНЫМ АКТОМ МУЖЕСТВА?

С шестым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что стойкость не является главным актом мужества. В самом деле, добродетели связаны с благим и трудным[15]15
  Ethic. II, 2.


[Закрыть]. Но нападать труднее, чем терпеть. Следовательно, стойкость не является главным актом мужества.

Возражение 2. Далее, способность воздействовать на другого, похоже, свидетельствует о большей силе, чем способность не быть изменённым другим. Но нападать – значит воздействовать на другого, а терпеть – значит сохранять неизменность. Следовательно, коль скоро мужество означает совершенство силы, дело представляется так, что мужеству скорее приличествует нападать, чем терпеть.

Возражение 3. Далее, одна противоположность отстоит от другой больше, чем её простое отрицание. Затем, проявлять стойкость означает просто не бояться, тогда как нападение, которое подразумевает стремление, указывает на движение вопреки этому страху. Следовательно, коль скоро мужество в первую очередь обуздывает страх ума, дело представляется так, что оно скорее связано с нападением, чем со стойкостью.

Этому противоречит сказанное философом о том, что «мужественными почитаются за стойкое перенесение страданий»[16]16
  Ethic. 12.


[Закрыть].

Отвечаю: как было сказано (3) нами и как говорит философ, «мужество больше связано с тем, чтобы обуздать страх, чем с тем, чтобы умерить отвагу»[17]17
  Ibid.


[Закрыть]. Действительно, гораздо трудней обуздать страх, чем умерить отвагу, поскольку опасность, которая является объектом отваги и страха, по самой своей природе склонна препятствовать отваге и увеличивать страх. Но нападение связано с мужеством постольку, поскольку последнее умеряет отвагу, тогда как стойкость последует обузданию страха. Поэтому главным актом мужества является стойкость, которой надлежит скорее оставаться невозмутимой посреди опасностей, чем нападать на них.

Ответ на возражение 1. Стойким быть трудней, чем напористым, и на то есть три причины. Во-первых, та, что стойкость, пожалуй, подразумевает нападение со стороны более сильного, тогда как нападающий считает более сильным себя, а с сильным бороться трудней, чем со слабым. Во-вторых, та, что проявляющий стойкость сознает присутствие опасности, тогда как нападающий считает, что опасность поджидает его только в будущем, а трудней не быть движимым существующим, чем тем, что ожидается в будущем. В-третьих, та, что стойкость подразумевает некоторую продолжительность, тогда как напористость сопряжена со стремительными движениями, а оставаться недвижимым в продолжение некоторого времени трудней, чем быть стремительно подвигнутым на что-то трудное. Поэтому философ говорит, что «некоторые спешат навстречу опасности, но, едва столкнувшись с нею, обращаются в бегство. Но мужественный не таков»[18]18
  Ethic. III, 11.


[Закрыть].

Ответ на возражение 2. Стойкость, действительно, означает телесное претерпевание, но когда душа посредством своего действия решительно прилепляется к благу, она не отступает перед угрозой телесного претерпевания. Добродетель же в гораздо большей степени связана с душой, чем с телом.

Ответ на возражение 3. Стойкий превозмогает страх, непосредственно столкнувшись с причиной страха, в то время как нападающий ещё не столкнулся с этой причиной.

Раздел 7. ДЕЙСТВУЕТ ЛИ МУЖЕСТВЕННЫЙ ЧЕЛОВЕК РАДИ БЛАГА СВОЕГО НАВЫКА?

С седьмым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что мужественный действует не ради блага своего навыка. Ведь в том, что связано с действием, цель, будучи первой в намерении, является последней в исполнении. Но акт мужества в порядке исполнения последует навыку к мужеству. Следовательно, мужественный не может действовать ради блага своего навыка.

Возражение 2. Далее, Августин говорит: «Мы любим добродетели ради блаженства, и всё же некоторые дерзают убеждать нас быть добродетельными без любви к блаженству», то есть стремиться к добродетелям ради них самих. «Если бы они преуспели в этом, то мы бы, конечно же, перестали любить сами добродетели, поскольку мы бы не любили то, по единственной причине чего мы любим добродетели»[19]19
  De Trin. XIII, 8


[Закрыть]. Но мужество – это добродетель. Следовательно, акт мужества определён не к мужеству, а к блаженству.

Возражение 3. Далее, Августин говорит, что «мужество есть любовь, готовая ради Бога претерпеть всё». Но Бог есть нечто гораздо лучшее, чем навык к мужеству, поскольку цель необходимо должна быть лучше, чем то, что определено к цели. Следовательно, мужественный не действует ради блага своего навыка.

Этому противоречит сказанное философом о том, что «для мужественного мужество прекрасно, а такова и цель мужества»[20]20
  Ethic. III, 9.


[Закрыть].

Отвечаю: цель бывает двоякой, ближайшей и конечной. Затем, ближайшей целью каждого действователя является сообщение подобия формы этого действователя чему-то ещё; так, целью огня при нагревании является сообщение некоей пассивной материи подобия теплоты, а целью строителя является сообщение материи подобия его искусства. Всякое же вытекающее из этого благо, если оно наличествовало в намерении, может быть названо отдалённой целью действователя. Далее, подобно тому, как в сделанных вещах внешняя материя формируется искусством, точно так же в исполненных вещах человеческие поступки формируются рассудительностью. Из этого следует, что ближайшей целью мужественного является воспроизведение в действии подобия своего навыка, поскольку он намеревается действовать в соответствии со своим навыком, а его отдалённой целью является блаженство или Бог.

Сказанного достаточно для ответа на все возражения, поскольку первое возражение построено так, как если бы целью являлась самая сущность навыка, а не подобие навыка в акте, о чём уже было сказано. Два других возражения рассматривают конечную цель.

Раздел 8. ПОЛУЧАЕТ ЛИ МУЖЕСТВЕННЫЙ УДОВОЛЬСТВИЕ ОТ СВОЕГО АКТА?

С восьмым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что мужественный получает удовольствие от своего акта. В самом деле, «удовольствие есть беспрепятственная деятельность сообразного естеству навыка»[21]21
  Ethic, VII, 13.


[Закрыть]. Но мужественный поступок проистекает из навыка, действие которого сообразно природе. Следовательно, мужественный получает удовольствие от своего акта.

Возражение 2. Далее, Амвросий, комментируя слова [из «Послания к Галатам»]: «Плод же Духа – любовь, радость, мир» (Ин. 5:22), говорит, что дела добродетели названы «плодами потому, что они освежают человеческий ум святым и чистым удовольствием». Но мужественный совершает дела добродетели. Следовательно, он получает удовольствие от своего акта.

Возражение 3. Далее, более слабое превозмогается более сильным. Но мужественный любит благо своей добродетели сильней, чем собственное тело, которое он подвергает смертельной опасности. Таким образом, удовольствие от блага добродетели превозмогает телесную боль и, следовательно, мужественный делает всё с удовольствием.

Этому противоречит сказанное философом о том, что «мужественному, похоже, его акт не доставляет никакого удовольствия»[22]22
  Ethic, III, 12.


[Закрыть].

Отвечаю: как было сказано нами при рассмотрении страстей (II-I, 31, 3), удовольствие бывает двояким, а именно телесным, которое последует телесному осязанию, и духовным, которое последует схватыванию души. С делами добродетели, в которых мы усматриваем благо разума, в строгом смысле слова связано последнее. Затем, главным актом мужества является стойкость. Причём не только в отношении того, что противно как схватываемое душой, например утраты телесной жизни, которую добродетельный человек любит не только как естественное благо, но и как то, что необходимо для актов добродетели и связанных с ними вещей, но и в отношении того, что противно телесному осязанию, например ударов и ран. Таким образом, мужественный, с одной стороны, в самом акте добродетели и его цели имеет то, что доставляет ему удовольствие, а именно то, что связано с духовным удовольствием. И в то же время, с другой стороны, у него есть причина как для духовных страданий, а именно в связи с мыслями об утрате жизни, так и для телесных мук. Поэтому [в Писании] читаем, что Елеазар сказал: «Я… принимаю бичуемым телом жестокие страдания, а душою охотно терплю их по страху пред Ним!» (2 Мак. 6:30).

Однако чувственная телесная мука может лишить духовного удовольствия добродетели, если ей не будет противостоять благодать Божия, которая одна может восхитить душу к божественному, которое доставляет ей удовольствие гораздо большее, чем способна сокрушить телесная боль. Так, блаженный Тибуртий, пройдя босиком по раскалённым углям, говорил, что ему казалось, что он ступает по розам.

Впрочем, и сама добродетель мужества не даёт разуму быть полностью поглощённым телесной болью, а удовольствие добродетели преодолевает духовное страдание, поскольку человек предпочитает благо добродетели жизни тела и всему, что с нею связано. Поэтому философ говорит, что «мужественный не обязательно получает удовольствие, но он, по крайней мере, не страдает»[23]23
  Ethic, II, 2; III, 12.


[Закрыть].

Ответ на возражение 1. Сила действия или претерпевания одной способности препятствует действию другой, и потому страдание чувств мужественного препятствует его уму получать удовольствие от подобающей ему деятельности.

Ответ на возражение 2. Дела добродетели доставляют удовольствие в основном по причине их цели, но при этом они по своей природе могут быть сопряжены со страданием, как это чаще всего и бывает в случае мужества. Поэтому философ говорит, что «не для всех добродетелей удовольствие от их проявления имеет место, разве только в той мере, в какой достигается цель»[24]24
  Ethic. III, 12.


[Закрыть].

Ответ на возражение 3. В мужественном духовное страдание превозмогается удовольствием добродетели. Но коль скоро телесная мука более чувственна, а чувственное схватывание для человека более очевидно, из этого следует, что при наличии большого телесного страдания доставляемое целью добродетели духовное удовольствие, если так можно выразиться, угасает.

Раздел 9. ИМЕЕТ ЛИ ДЕЛО МУЖЕСТВО В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ С ВНЕЗАПНЫМИ ОПАСНОСТЯМИ?

С девятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что мужество не имеет дела в первую очередь с внезапными опасностями. Действительно, быть внезапным, похоже, значит быть непредвиденным. Но Туллий сказал, что «быть мужественным – значит сознательно смотреть в лицо опасностям и переносить трудности»[25]25
  Rhet. II.


[Закрыть]. Следовательно, мужество не имеет дела в первую очередь с внезапными опасностями.

Возражение 2. Далее, Амвросий говорит: «Мужественный не беззаботен в отношении того, что может случиться; он готов заранее предпринять необходимые меры и наблюдает за происходящим из своего рода дозорной башни ума, чтобы встреть будущее во всеоружии и не дать самому себе повода говорить: “Это произошло со мной потому, что я не предполагал, что так может случиться”». Но нельзя подготовить себя к будущим внезапным опасностям. Следовательно, мужество не имеет дела с внезапными опасностями.

Возражение 3. Далее, философ говорит, что «мужественный надеется на лучшее»[26]26
  Ethic. III, 10.


[Закрыть]. Но надежда имеет дело с тем будущим, которое не связано с внезапными событиями. Следовательно, деятельность мужества не связана с внезапными опасностями.

Этому противоречит сказанное философом о том, что «мужество в первую очередь связано с внезапными и смертельными опасностями»[27]27
  Ethic. III, 11.


[Закрыть].

Отвечаю: в деятельности мужества до́лжно усматривать две вещи. Первая из них связана с выбором, и в этом смысле мужество не имеет дела с внезапными опасностями, поскольку мужественный предпочитает заранее обдумать возможные опасности, чтобы потом ему было легче или противостоять им, или сносить. В самом деле, как говорит Григорий, «удары, которые мы ожидаем, бьют с меньшей силой, и потому нам легче сносить земные невзгоды, если мы выступаем против них, вооружившись щитом предвидения»[28]28
  Hom. XXV in Evang.


[Закрыть]. Вторая вещь, которую нужно усматривать в деятельности мужества, связана с обнаружением навыка к добродетели, и в этом смысле мужество в основном имеет дело с внезапностями. Действительно, навык к мужеству, согласно философу, в первую очередь связан с внезапными опасностями, и так это потому, что навык действует подобно природе. Поэтому когда человек, ничего не предвидя заранее, при возникновении внезапной опасности поступает так, как велит ему добродетель, это свидетельствует о том, что мужество по навыку утверждено в его уме.

Впрочем, благодаря умению предвидеть события задолго до их наступления даже лишённый навыка к мужеству может так подготовить свой ум к отражению опасности, как это делает мужественный в случае необходимости.

Сказанного достаточно для ответа на [все] возражения.

Раздел 10. ИСПОЛЬЗУЕТ ЛИ МУЖЕСТВЕННЫЙ В СВОЁМ ДЕЙСТВИИ ГНЕВ?

С десятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что мужественный не использует в своём действии гнев. В самом деле, нелепо использовать в качестве инструмента своих действий то, что нельзя использовать по своей воле. Но человек не может использовать гнев тогда, когда хочет, по своей воле гневаясь и успокаиваясь. Ведь сказал же философ, что когда телесная страсть приходит в движение, она не прекращается сразу же по одному только желанию. Следовательно, мужественный не должен использовать в своём действии гнев.

Возражение 2. Далее, если человек способен сделать нечто сам, то ему нет нужды обращаться за помощью к чему-то более слабому и менее совершенному. Но разум способен самостоятельно совершать дела мужества, а гнев нет, и потому Сенека говорит: «Одного разума вполне достаточно для того, чтобы не только подготовить нас к действию, но и исполнить его. Можно ли представить себе большую глупость, чем обращение разума за помощью к гневу? Неколебимого к изменчивому, надёжного – к не заслуживающему доверия, здорового – к больному?». Следовательно, мужественный не должен использовать гнев.

Возражение 3. Далее, люди проявляют большее усердие в совершении мужественных поступков не только благодаря гневу, но также и благодаря страданию и влечению, в связи с чем философ говорит, что звери противостоят опасности от страдания или боли, а блудники совершают много дерзкого, повинуясь влечению[29]29
  Ethic. III, 11.


[Закрыть]. Но мужество не использует в своём действии ни страдание, ни влечение. Следовательно, оно не должно использовать и гнев.

Этому противоречит сказанное философом о том, что «гнев содействует мужественному»[30]30
  Ibid.


[Закрыть].

Отвечаю: как уже было сказано (ΙΙ-Ι, 24, 2), мнения перипатетиков и стоиков относительно гнева и других страстей разнились. Так, по мнению стоиков, гневу и другим страстям нет места в уме мудрого и доброго человека, в то время как перипатетики, вождём которых был Аристотель, усваивали добродетельному гнев и другие душевные страсти, хотя и умеренные разумом. Впрочем, не исключено, что они расходились не столько во мнении, сколько в способе изложения. В самом деле, мы уже говорили (ΙΙ-Ι, 24, 2) о том, что перипатетики называли «страстями» все движения чувственного желания, которые подчас бывают вполне достойными. И поскольку чувственное желание подвигается предписанием разума так, что оно может способствовать более быстрому исполнению действия, они полагали, что добродетельные люди вправе использовать гнев и другие душевные страсти в том случае, если они умерены разумом. Стоики же, со своей стороны, называли «страстями» только неумеренные волнения чувственного желания, по каковой причине называли их слабостями или болезнями и полностью исключали возможность их [взаимодействия] с добродетелью.

Следовательно, мужественный в своём действии использует умеренный гнев, а неумеренный – не использует.

Ответ на возражение 1. Умеренный разумом гнев подчинён предписаниям разума, и потому человек может использовать его по своей воле, чего нельзя сказать о неумеренном [гневе].

Ответ на возражение 2. Разум использует гнев в своём действии не потому, что нуждается в его помощи, а потому, что он использует чувственное желание, равно как и телесные члены, в качестве инструмента. И при этом нет ничего несообразного в том, что инструмент менее совершенен, чем основной действователь (ведь молот менее совершенен, чем кузнец). Кроме того, Сенека был последователем стоиков, и эти его вышеприведённые слова направлены непосредственно против Аристотеля.

Ответ на возражение 3. Мужество, как было показано выше (6), обладает двояким действием, а именно стойкостью и нападением, и оно использует гнев не в действии стойкости, поскольку это действие разум исполняет сам, а в действии нападения, предпочитая в нём гнев другим страстям. Действительно, гнев стремится нанести удар по причине страданий, и потому именно он содействует мужеству при нападении. С другой стороны, страдание по своей природе уступает тому, что причиняет боль, хотя акцидентно и оно может содействовать нападению либо как являющееся причиной гнева, о чём было сказано выше (ΙΙ-Ι, 47, 3), либо как делающее человека готовым подвергнуть себя опасности ради избежания страдания. И точно также влечение по своей природе склонно к доставляющему удовольствие благу, которое противоположно противостоянию опасности, хотя акцидентно и оно подчас содействует нападению, а именно в той мере, в какой человек предпочитает рискнуть, чтобы не лишиться удовольствия. Поэтому философ говорит: «В тех случаях, когда мужество является следствием страсти, мужество от гнева, похоже, самое естественное, а если при этом человек проявляет мужество осознанно и ради [прекрасной] цели, то тогда это – истинное мужество»[31]31
  Ibid.


[Закрыть].

Раздел 11. ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ МУЖЕСТВО ГЛАВНОЙ ДОБРОДЕТЕЛЬЮ?

С одиннадцатым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что мужество не является главной добродетелью. Так, мы уже показали (10), что гнев – это ближайший союзник мужества. Но ни гнев, ни связанная с мужеством отвага не считается главной страстью. Следовательно, не до́лжно считать главной добродетелью и мужество.

Возражение 2. Далее, объектом добродетели является благо. Но непосредственным объектом мужества является не благо, а зло, поскольку мужество, по словам Туллия, смотрит в лицо опасностям и переносит трудности. Следовательно, мужество не является главной добродетелью.

Возражение 3. Далее, главная добродетель связана с тем, вокруг чего постоянно вращается человеческая жизнь подобно тому, как дверь вращается вокруг петли. Но мужество связано со смертельными опасностями, которые в человеческой жизни редки. Следовательно, мужество не должно считаться главной, или основной, добродетелью.

Этому противоречит следующее: Григорий[32]32
  Moral. XXII.


[Закрыть], Амвросий в своём комментарии к [Евангелию от Луки] (Лк. 6:20), а также Августин называют мужество одной из четырёх главных, или основных, добродетелей.

Отвечаю: как уже было сказано (ΙΙ-Ι, 61, 3), главными, или основными, считаются те добродетели, которые в первую очередь вправе притязать на всё то, что принадлежит добродетели в целом. А одним из того, что принадлежит добродетели в целом, является то, что она, как сказано во второй [книге] «Этики», «действует устойчиво»[33]33
  Ethic. II, 3.


[Закрыть]. Но мужество более всех остальных [добродетелей] заслуживает похвалы за устойчивость [или стойкость]. И при этом проявляющий стойкость заслуживает тем большей похвалы, чем более настоятельно его побуждают пасть или отступить. Затем, человек побуждается отступить от сообразного с разумом посредством как доставляющего удовольствие блага, так и доставляющего неудовольствие зла. Однако телесное страдание побуждает гораздо сильнее, чем удовольствие. Так, Августин говорит, что «к избежанию страдания стремятся сильнее, чем к получению удовольствия. Ведь даже самые дикие звери из страха перед страданием удерживаются от наибольших удовольствий»[34]34
  Qq. LXXXIII, 36.


[Закрыть]. А из всех умственных страданий и опасностей главным образом боятся тех, которые приводят к смерти, и именно в отношении них стоек мужественный. Поэтому мужество является главной добродетелью.

Ответ на возражение 1. Отвага и гнев не содействуют мужеству в акте стойкости, который более остальных заслуживает похвалы за устойчивость, а между тем именно благодаря этому акту мужественный обуздывает страх, который, как было показано выше (ΙΙ-Ι, 25, 4), является основной страстью.

Ответ на возражение 2. Добродетель определена к благу разума, которое ей надлежит охранять от нападения зол. И мужество определено к телесному злу как к тому, чему оно противостоит, и к благу разума как к цели, которую оно предназначено охранять.

Ответ на возражение 3. Хотя смертельная опасность возникает редко, тем не менее, возможности для такой опасности возникают часто, поскольку по причине правосудности, к которой стремится человек, равно как и по причине других добрых дел, он наживает себе смертельных врагов.