Текст книги "Сумма теологии. Том IX"
Автор книги: Фома Аквинский
Жанр:
Религия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 67 страниц) [доступный отрывок для чтения: 24 страниц]
Раздел 5. ТОЛЬКО ЛИ ВЕРА ЯВЛЯЕТСЯ ПРИЧИНОЙ МУЧЕНИЧЕСТВА?
С пятым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что только вера является причиной мученичества. Ведь сказано же [в Писании]: «Только бы не пострадал кто из вас как убийца, или вор, или злодей, или как посягающий на чужое, а если как христианин, то не стыдись, но прославляй Бога за такую участь» (1 Петр. 4:15-16). Но человек почитается христианином потому, что он исповедует веру Христову. Следовательно, только вера в Христа сообщает пострадавшим славу мученичества.
Возражение 2. Далее, мученик является своего рода свидетелем. Затем, в свидетели призывают ради подтверждения правды. Но мучеником назовут не того, кто свидетельствует о всякой правде, а только того, кто свидетельствует о божественной правде, в противном случае мучеником был бы всякий, кто пострадал за положения геометрии или какой-либо иной созерцательной науки, что представляется нелепым. Следовательно, только вера является причиной мученичества.
Возражение 3. Далее, лучшими добродетельными поступками считаются те, которые определены к общему благу, поскольку, согласно философу, «благо народа прекрасней, чем благо индивида»[46]46
Ethic. I, 1.
[Закрыть]. Поэтому если бы причиной мученичества были какие-то иные блага, то тогда бы, похоже, главными мучениками были те, которые погибли, защищая свою страну. Однако это не соответствует установлениям Церкви, поскольку мы не чествуем как мучеников погибших на праведной войне. Следовательно, только вера является причиной мученичества.
Этому противоречит сказанное [в Писании]: «Блаженны изгнанные за правду» (Мф. 5:10), что, согласно глоссе и комментарию к этим словам Иеронима, принадлежит мученичеству. Но с правдой связана не только вера, но и другие добродетели. Следовательно, причиной мученичества могут быть и другие добродетели.
Отвечаю: как уже было сказано (4), мучениками называются те, которые являются свидетелями, поскольку, принимая телесную смерть, они свидетельствуют о правде, но не о всякой правде, а о той, которая связана с благочестием и сообщена нам Христом, по каковой причине мученики Христовы свидетельствуют о Нём. Но эта правда является истиной веры. Следовательно, причиной любого мученичества является истина веры.
Затем, истина веры состоит не только во внутренней вере, но и в исповедании её вовне, которое проявляется не только в словах, посредством которых исповедуют веру, но и в поступках, посредством которых человек показывает, что обладает верой, согласно сказанному Иаковом: «Я покажу тебе веру мою из дел моих!» (Иак. 2:18). В связи с этим о некоторых людях сказано: «Они говорят, что знают Бога, а делами отрекаются» (Тит. 1:16).
Таким образом, все добродетельные поступки в той мере, в какой они совершаются ради Бога, являются исповеданием веры, посредством которой мы знаем, что Бог требует от нас совершения этих поступков и вознаградит нас за них, вследствие чего они могут являться причиною мученичества. Поэтому Церковь чтит мученичество блаженного Иоанна Крестителя, принявшего смерть не за отказ отречься от веры, а за осуждение прелюбодеяния.
Ответ на возражение 1. Христианином является тот, кто Христов. Но человека считают Христовым не только потому, что он верит в Христа, но и потому, что он приводится к добродетельным делам Духом Христовым, согласно сказанному [в Писании]: «Если же кто Духа Христова не имеет, тот – и не Его» (Рим. 8:9), а ещё потому, что в подражание Христу он умер для греха, согласно сказанному [в Писании]: «Те, которые Христовы, распяли плоть со страстями и похотями» (Гал. 5:24). Следовательно, для того, чтобы пострадать, как подобает христианину, мало пострадать только за словесное исповедание веры, но нужно ещё пострадать и за совершение какого-то доброго поступка или за отказ от любого греха ради Христа, поскольку всё это свидетельствует о вере.
Ответ на возражение 2. Истина других наук никак не связана с поклонением Божеству, и потому она не может быть названа истиной благочестия. Поэтому её исповедание не может являться непосредственной причиной мученичества. Однако коль скоро всякая ложь греховна, о чём уже было сказано (110, 3), избегание лжи независимо от того, какой именно правде она противна, может являться причиной мученичества постольку, поскольку ложь [как таковая] является грехом, который противен божественному Закону.
Ответ на возражение 3. Хотя благо страны является высшим из человеческих благ, тем не менее, являющееся надлежащей причиной мученичества божественное благо возвышеннее человеческого блага. Однако коль скоро человеческое благо может стать божественным, например, когда оно обращено к Богу из этого следует, что любое человеческое благо в той мере, в какой оно обращено к Богу может являться причиной мученичества.
Вопрос 125. О ПРОТИВОПОЛОЖНЫХ МУЖЕСТВУ ПОРОКАХ [И В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ] О СТРАХЕ
Далее мы исследуем противоположные мужеству пороки: во-первых, страх; во-вторых, бесстрашие; в-третьих, отвагу.
Под первым заглавием наличествует четыре пункта:
1) является ли страх грехом;
2) противоположен ли он мужеству;
3) является ли он смертным грехом;
4) может ли он оправдать грех или облегчить его.
Раздел 1. ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ СТРАХ ГРЕХОМ?
С первым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что страх – это не грех. Ведь страх, как было показано выше (ΙΙ-Ι, 23, 4; 42), является страстью. Но, как сказано во второй [книге] «Этики», «за страсти мы не заслуживаем ни похвалы, ни осуждения»[47]47
Ethic. II, 4.
[Закрыть]. Следовательно, коль скоро любой грех заслуживает осуждения, страх не является грехом.
Возражение 2. Далее, то, что предписано божественным Законом, не может быть грехом, поскольку «Закон Господа совершен» (Пс. 18:8). Но страх предписан Законом Божиим, в связи с чем читаем: «Рабы, повинуйтесь господам своим по плоти со страхом и трепетом» (Еф. 6:5). Следовательно, страх не является грехом.
Возражение 3. Далее, то, что в человеке естественно, не может являться грехом, поскольку, согласно Дамаскину, грех противен естеству[48]48
De Fide Orth. III.
[Закрыть]. Но страх для человека естественен, в связи с чем философ говорит, что «вообще ничего не страшиться, ни землетрясения, ни наводнения, может разве что только бесноватый или тупой»[49]49
Ethic. III, 10.
[Закрыть]. Следовательно, страх не является грехом.
Этому противоречит сказанное Господом: «Не бойтесь убивающих тело» (Мф. 10:28); и ещё читаем: «Не бойся их и не бойся речей их» (Иез. 2:6).
Отвечаю: о человеческом акте говорят как о греховном по причине его неупорядоченности, поскольку, как уже было сказано (109,2; 114, 1), благо человеческого акта состоит в порядке. Затем, надлежащий порядок заключается в том, что желание должно быть подчинено разуму, и [именно] разум предписывает то, чего следует избегать и к чему стремиться. Причём как в отношении того, что до́лжно избегать, он предписывает избегать одного больше, чем другого, так и в отношении того, к чему до́лжно стремиться, [он предписывает] к одному стремиться больше, чем к другому. И чем больше до́лжно стремиться к [некоторому] благу, тем больше до́лжно избегать противоположного ему зла. Вследствие этого разум предписывает стремиться к некоторым благам больше, чем избегать некоторых зол. Поэтому в тех случаях, когда желание избегает, в то время как разум предписывает претерпеть, чтобы не лишиться того, к чему надлежит стремиться, страх является неупорядоченным и греховным. С другой стороны, когда желание, страшась, избегает, и разум предписывает избегать, желание не является ни неупорядоченным, ни греховным.
Ответ на возражение 1. Страх в родовом значении этого слова означает избегание в целом, и потому в указанном смысле он не содержит в себе понятия добра и зла, и то же самое можно сказать о любой другой страсти. Поэтому философ говорит, что страсти не заслуживают ни похвалы, ни осуждения (ведь хвалят или винят не за то, что гневаются или боятся, а за то, что делают это упорядоченно или неупорядоченно).
Ответ на возражение 2. Апостол учит испытывать тот страх, который сообразован с разумом, а именно что рабы должны бояться дурно служить своим господам.
Ответ на возражение 3. Разум предписывает нам избегать тех зол, которым мы не в силах противостоять и претерпевание которых не может принести нам никакой пользы. Поэтому в страхе перед ними нет никакого греха.
Раздел 2. ПРОТИВОПОЛОЖЕН ЛИ ГРЕХ СТРАХА МУЖЕСТВУ?
Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что грех страха не противоположен мужеству. Действительно, мужество, согласно сказанному нами выше (123, 4), связано со смертельной опасностью. Но грех страха не всегда соединён со смертельной опасностью. Так, глосса на слова [Писания]: «Блажен всякий, боящийся Господа» (Пс. 127:1), говорит, что «страх претерпеть чувственные опасности или утратить мирские блага есть боязнь человеческого». А глосса на слова [Писания]: «Помолился в третий раз, сказав то же слово» (Мф. 26:44), говорит что «зло страха трояко: страх смерти, страх боли и страх позора». Следовательно, грех страха не противоположен мужеству.
Возражение 2. Далее, человека хвалят за мужество в первую очередь потому, что он подвергает себя смертельной опасности. Но иногда человек умерщвляет себя из страха перед рабством или позором. Так, Августин повествует о том, что Катон умертвил себя, не желая быть рабом цезаря[50]50
De Civ. Dei I, 23.
[Закрыть]. Следовательно, грех страха в чём-то схож с мужеством, а не противоположен ему.
Возражение 3. Далее, страх порождает отчаяние. Но мы уже показали (20, 1; ΙΙ-Ι, 40, 4), что отчаяние противоположно надежде, а не мужеству. Следовательно, не противоположен мужеству и грех страха.
Этому противоречит сказанное философом о том, что страх противоположен мужеству[51]51
Ethic. II, 7; III, 10.
[Закрыть].
Отвечаю: как уже было сказано (19, 3; ΙΙ-Ι, 43, 1), все страхи возникают из любви, поскольку каждый боится противного тому, что он любит. Но любовь не ограничивается каким-либо частным видом добродетели или порока. В самом деле, упорядоченная любовь присутствует в каждой добродетели, поскольку добродетельный любит приличествующее его добродетели благо, а неупорядоченная любовь присутствует в каждом грехе, поскольку неупорядоченная любовь используется неупорядоченным желанием. Поэтому и неупорядоченный страх присутствует в каждом грехе; так, жадный боится потери денег, невоздержанный – потери удовольствия и так далее. Но больше всего, как доказано в третьей [книге] «Этики», боятся того, что угрожает смертью[52]52
Ethic. III, 9.
[Закрыть]. Следовательно, неупорядоченность [именно] этого страха противоположна связанному со смертельной опасностью мужеству. Антономазически же противоположной мужеству принято считать робость.
Ответ на возражение 1. В приведённых цитатах речь идёт о неупорядоченном страхе в родовом значении этого слова, атакой страх может быть противоположен различным добродетелям.
Ответ на возражение 2. Как уже было сказано (ΙΙ-Ι, 1, 3; ΙΙ-Ι, 18, 6), человеческий акт получает своё определение от цели, а мужественный готов подвергнуть себя смертельной опасности ради блага. Но если человек подвергает себя смертельной опасности ради того, чтобы избежать рабства или тягот, то он превозможен тем страхом, который противен мужеству. Поэтому философ говорит, что «умирать, чтобы избавиться от бедности, вожделения или какого-нибудь страдания, свойственно не мужественному, а, скорее, трусу, поскольку бегство от тягот свидетельствует об изнеженности»[53]53
Ethic. III, 11.
[Закрыть].
Ответ на возражение 3. Как уже было сказано (ΙΙ-Ι, 45, 2), страх является началом отчаяния, и точно так же надежда является началом отваги. Поэтому подобно тому, как мужество, которое использует умеренную отвагу, предполагает наличие надежды, точно так же, с другой стороны, отчаяние проистекает из некоторого страха. Однако из этого следует не то, что любой вид отчаяния порождается любым видом страха, а только то, что [отчаяние определённого вида порождается] страхом того же вида. Но то отчаяние, которое противоположно надежде, связано с божественными вещами, тогда как тот страх, который противоположен мужеству, связан с другим видом, а именно с опасностью смерти. Следовательно, [приведённый] аргумент бездоказателен.
Раздел 3. ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ СТРАХ СМЕРТНЫМ ГРЕХОМ?
С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что страх не является смертным грехом. В самом деле, мы уже говорили (ΙΙ-Ι, 23, 1) о том, что страх находится в раздражительной способности, которая является частью чувственности. Но, как уже было сказано (ΙΙ-Ι, 74, 4), в чувственности может наличествовать только простительный грех. Следовательно, страх не является смертным грехом.
Возражение 2. Далее, любой смертный грех полностью отвращает сердце от Бога. Но со страхом дело обстоит иначе, поскольку, согласно глоссе на слова [Писания]: «Кто – боязлив и робок…» и т. д. (Суд. 7:3), «человек боязлив, когда его бросает в дрожь самая мысль о борьбе, однако в сердце своём он ещё не настолько поддался страху, что уже не в силах овладеть собой и воспрянуть духом». Следовательно, страх не является смертным грехом.
Возражение 3. Далее, смертный грех является отпадением не только от совершенства, но и от предписания. Но страх побуждает отпасть только от совершенства, но никак не от предписания; так, глосса на слова [Писания]: «Кто боязлив и малодушен» (Вт. 20:8), говорит: «Из этих слов мы узнаём, что нельзя становиться на путь созерцания или духовного подвижничества, пока не преодолён страх перед утратой земного богатства». Следовательно, страх не является смертным грехом.
Этому противоречит следующее: муки ада, которые [являются наказанием] за смертный грех, ожидают боязливых, согласно сказанному [в Писании]: «Боязливых же, и неверных, и скверных… участь – в озере, горящем огнём и серою (это – смерть вторая)» (Откр. 21:8). Следовательно, страх – это смертный грех.
Отвечаю: как уже было сказано (1), страх греховен тогда, когда не упорядочен, то есть побуждает избегать того, чего, согласно предписанию разума, избегать не до́лжно. Затем, подчас неупорядоченность страха не выходит за пределы чувственного пожелания и не получает согласия со стороны разумного желания, и тогда он является не смертным, а только простительным грехом. Подчас же эта неупорядоченность страха достигает разумного желания, называемого волей, которая намеренно избегает чего-либо вопреки предписанию разума, и такая неупорядоченность страха в одних случаях бывает смертным, а в других – простительным грехом. В самом деле, если человек из страха перед смертельной опасностью или любым другим преходящим злом намеренно совершает запрещённое или не совершает предписанное божественным Законом, то такой страх является смертным грехом; во всех же других случаях он является грехом простительным.
Ответ на возражение 1. В этом аргументе речь идёт о не выходящем за пределы чувственности страхе.
Ответ на возражение 2. Эту глоссу тоже можно понимать как имеющую в виду тот страх, который находится в пределах чувственности. Однако лучше сказать, что страх овладевает всем человеческим сердцем тогда, когда он лишает его мужество возможности что-либо исправить. Но даже в тех случаях, когда страх является смертным грехом, подчас случается так, что человеческую волю не настолько обуял ужас, что его нельзя убедить побороть свой страх (как подчас человек, поддавшись похоти, склоняется к смертному греху, но затем бывает удержан от исполнения задуманного).
Ответ на возражение 3. Эта глосса говорит о страхе, отвращающем человека от того блага, которое необходимо не ради исполнения предписания, а ради совершенства совета. Такого рода страх не является смертным грехом, но в одних случаях является простительным грехом, а в других – и не грехом вовсе, например, когда речь идёт об обоснованном страхе.
Раздел 4. МОЖЕТ ЛИ СТРАХ ОПРАВДЫВАТЬ ГРЕХ?
С четвёртым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что страх не может оправдывать грех. В самом деле, как уже было сказано (1), страх – это грех. Но грех не оправдывает грех, скорее он его отягчает. Следовательно, страх не может оправдывать грех.
Возражение 2. Далее, если бы какой-нибудь страх и оправдывал грех, то это в первую очередь был бы страх перед смертельной опасностью, субъектом которой, как уже было сказано, является мужественный. Однако дело представляется так, что этот страх не может служить оправданием. Ведь смерть, как известно, необходимо приходит ко всем, и потому она, похоже, не может являться объектом страха. Следовательно, страх не может оправдывать грех.
Возражение 3. Далее, все страхи связаны со злом, или преходящим, или духовным. Но страх перед духовным злом не может оправдывать грех, поскольку он не побуждает к греху, а уклоняет от него. И страх перед преходящим злом не оправдывает грех, поскольку, согласно философу, «не следует страшиться ни бедности, ни болезней, ни вообще того, что бывает не от порочности»[54]54
Ethic. III, 9.
[Закрыть]. Следовательно, похоже, что никакой страх не оправдывает грех.
Этому противоречит сказанное в «Декреталиях» о том, что «тот, кто был посвящён еретиками насильственно и против своей воли, очевидно, может быть оправдан».
Отвечаю: как уже было сказано (3), страх греховен в той мере, в какой он противоречит порядку разума. Затем, согласно суждению разума одних зол нужно избегать больше, чем других. Поэтому если ради избежания большего зла не избегают того зла, которого, согласно суждению разума, следует избегать меньше, то в этом нет никакого греха; так, нужно предпочесть избегание телесной смерти утрате преходящих благ. Следовательно, если человек обещает отдать или отдаёт что-то грабителю из страха перед смертельной опасностью, то это оправдывает его грех, но если он предпочитает отдать что-то дурному человеку, а не доброму то в таком случае он виновен в грехе. С другой стороны, если из-за страха человек избегает того зла, которого, согласно суждению разума, он должен избегать меньше, и вследствие этого не избегает того зла, которого, согласно суждению разума, он должен избегать больше, то это не оправдывает его грех в целом, поскольку в таком случае страх является неупорядоченным.
Далее, душевных зол до́лжно бояться больше, чем телесных, а телесных зол больше, чем внешних. Поэтому если кто-либо принимает на себя душевное зло, то есть грех, чтобы избежать телесного зла, например бичевания или смерти, или зла внешнего, например утраты денег, либо же если он принимает на себя телесное зло, чтобы избежать утраты денег, то его грех не может быть в целом прощён. Однако и такой грех может быть несколько облегчён потому, что сделанное из страха является не вполне произвольным, поскольку охваченный страхом человек как бы принуждается им делать то-то и то-то. Поэтому философ говорит, что совершаемые из страха поступки не просто произвольны, а смешанны, то есть отчасти непроизвольны и отчасти произвольны[55]55
Ethic. III, 1.
[Закрыть].
Ответ на возражение 1. Страх извиняет со стороны не своей греховности, а своей непроизвольности.
Ответ на возражение 2. Хотя смерть необходимо приходит ко всем, тем не менее, укорачивание преходящей жизни является злом и, следовательно, объектом страха.
Ответ на возражение 3. Стоики полагали, что преходящее благо не является благом человека, из чего делали вывод, что и преходящее зло не является злом человека, и потому его никоим образом не нужно бояться. По мнению же Августина преходящее может быть благом [человека], но наименее ценным [из его благ], и такого же мнения придерживались перипатетики. Поэтому того, что ему противоположно, бояться следует, но не настолько, чтобы ради этого отказываться от благ добродетели.
Вопрос 126. О БЕССТРАШИИ
Теперь нам надлежит рассмотреть порок бесстрашия, под каковым заглавием наличествует два пункта:
1) греховно ли быть бесстрашным;
2) противоположно ли оно мужеству.
Раздел 1. ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ БЕССТРАШИЕ ГРЕХОМ?
С первым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что бесстрашие не является грехом. В самом деле, то, за что хвалят праведника, не может быть грехом. Но в похвалу праведнику сказано: «Праведник не ведает страха, он смел, как лев»[56]56
В каноническом переводе: «Праведник – смел, как лев».
[Закрыть] (Прит. 28:1). Следовательно, в бесстрашии нет греха.
Возражение 2. Далее, согласно философу, самое страшное – это смерть[57]57
Ethic. III, 9.
[Закрыть]. Но не нужно бояться ни смерти, согласно сказанному [в Писании]: «Не бойтесь убивающих тело» (Мф. 10:28), ни вообще ничего из того, что может причинить человек, согласно сказанному [в Писании]: «Кто ты, что боишься человека, который умирает?» (Ис. 51:12). Следовательно, быть бесстрашным не грех.
Возражение 3. Далее, как уже было сказано (125, 2), страх рождается из любви. Но совершенству добродетели не приличествует любить что-либо земное, поскольку, согласно Августину, «любовь к Богу и уничижение себя делает нас гражданами небесного града»[58]58
De Civ. Dei XIV, 13.
[Закрыть]. Следовательно, в бесстрашии перед земным, похоже, нет никакого греха.
Этому противоречит сказанное [в Писании] о неправедном судье, что он «Бога не боялся и людей не стыдился» (Лк. 18:2).
Отвечаю: коль скоро страх рождается из любви, о любви и страхе, похоже, следует судить одинаковым образом. Так вот, ныне мы ведём речь о страхе перед преходящим злом, который рождается из любви к преходящему благу. Затем, каждый человек обладает естественным образом укоренённой в нём любовью к своей собственной жизни и ко всему, что определено к ней. А также [желанием] поступать в соответствии с этим, соблюдая надлежащую меру, то есть любить это не как то, что является его целью, а как то, что нужно использовать ради достижения конечной цели. Следовательно, утрата надлежащей любви к ним противоречит естественной склонности и в силу этого является грехом. Впрочем, полностью утратить эту любовь невозможно, поскольку нельзя полностью утратить то, что естественно, в связи с чем апостол говорит: «Никто никогда не имел ненависти к своей плоти» (Еф. 5:29). Поэтому даже самоубийцы убивают себя из любви к своей плоти, которую они желают избавить от имеющегося налицо страдания. Таким образом, подчас человек боится смерти или иного преходящего зла меньше, чем до́лжно, поскольку он любит их[59]59
Под «их» здесь следует понимать те блага, которые противоположны смерти и другим видам преходящих зол.
[Закрыть] меньше чем, до́лжно. Однако при этом то, что он их не боится, не может являться следствием полной лишённости любви, но для этого также необходимо, чтобы он думал, что его не может сокрушить противное любимому им зло. В одних случаях это обусловливается гордыней души, превозносящейся и презирающей других, согласно сказанному [в Писании]: «Он сотворён бесстрашным; на всё высокое смотрит смело» (Иов. 41:25-26), а в других – тупости; так, философ говорит, что «кельты по недостатку ума ничего не страшатся»[60]60
Ethic. III, 10.
[Закрыть]. Отсюда понятно, что бесстрашие является пороком, порождаемым или недостатком любви, или душевной гордыней, или же тупостью разумения (впрочем, последняя всё-таки может оправдывать грех в том случае, когда она непреодолима).
Ответ на возражение 1. Праведника хвалят за то, что в нём нет страха, уклоняющего его от блага, а не за то, что он не ведает страха вообще, поскольку, согласно сказанному [в Писании], «не имеющий же страха не может оправдаться» (Сир. 1:21).
Ответ на возражение 2. Перед смертью и всем тем, что может быть причинено смертным человеком, не до́лжно испытывать такой страх, который мог бы принудить нас отказаться от правосудности, но их до́лжно бояться как то, что препятствует человеку совершать добродетельные поступки, касающиеся либо его собственного совершенства, либо возможности усовершить других. В связи с этим [Писание] говорит: «Мудрый боится и удаляется от зла» (Прит. 14:16).
Ответ на возражение 3. Преходящие блага до́лжно презирать как то, что препятствует нам любить Бога и служить Ему, и в этом же смысле не нужно бояться [преходящих зол], в связи с чем [Писание] говорит: «Боящийся Господа ничего не устрашится» (Сир. 34:14). Но преходящие блага не до́лжно презирать как то, что инструментально содействует нам в достижении относящихся к божественному страху и любви вещей.
