Текст книги "Грезы Афродиты (СИ)"

Автор книги: Фокс Алексис Джей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

– Мы с тобой люди, так ведь? – Эрик старался выглядеть как можно серьезнее.

– И? – удивилась Эмили.

– Мы, как и все, едим пищу, но иногда… Понимаешь? Не знаю, как это сказать…

– С тобой все хорошо? – искренне озадачилась Эмили.

– Да. Я в порядке. Просто хотел сказать, что люди иногда, особенно когда им с кем-то приятно находиться… они едят вместе, так ведь?

– Наверно. – Эмили как-то странно посмотрела на Эрика.

– В субботу вечером… – Тот нервно крутил указательный палец. – Давай в десять поедим вместе?

– Подожди… – Эмили вопросительно нахмурилась. – Ты имеешь в виду свидание?

В этот момент она посмотрела на Эрика по-новому. На его расстегнутую рубашку и мускулистую грудь с густой растительностью. В его голубые глаза, полные искренности и настоящей заботы. На идеально выбритые подбородок и щеки. «Странно, что я раньше не замечала его красоты… Он бы точно ушел», – вновь повторила Эмили зацикленную сегодня фразу.

Она четко ощущала: сейчас рядом с ним вся боль, вся жгучая ненависть к Биллу плавно размывалась, уступая место приятному теплу. Оно словно оседало на перетянутых струнах ее души, вызывало чувство защищенности и поддержки. Поддержки, которой ей сейчас так не хватало.

«К черту весь этот клуб! И тебя вместе с улиткой туда же! Все! Хватит этих бесполезных пыток, унижений и опасностей! Я так с ума сойду… Да уже схожу. Надо смириться. Не помогу я им. Ничем не помогу. Мне бы… мне бы кто помог? Все. Отныне буду проводить свободное время только с теми… с тем, кто помогает и от чистого сердца всегда заботится», – решительно подумала Эмили и пересела ближе к Эрику.

– Ну… Формально это совместный прием пищи… – Эрик через силу выдавливал слова. – Называют просто так… свиданием.

– Да… Конечно… Да! Я с удовольствием! – Впервые за день глаза Эмили радостно заблестели.

«Я же говорил! Я знал! Знал, что она бы туда не пошла. Эми… – буквально засиял Эрик. – Теперь главное – не ляпнуть ничего лишнего. Да, надо уходить и быстро! А то все опять испорчу», – подумал он и сделал несколько больших глотков омерзительного для него чая.

– То есть ты согласна?

Эмили несколько раз быстро и с улыбкой кивнула.

– Тогда я… – Эрик нежно посмотрел в ее серые глаза. – Я тогда пойду?

– Ты же только пришел.

– Да, но я… на несколько минут, – пробормотал Эрик. – Там еще пара встреч, да и статьи надо утром написать. Так что…

– Хорошо-хорошо, конечно.

– Ничего страшного? Я останусь, если ты захочешь.

– Да успокойся, Эрик. – Эмили попыталась унять его явное волнение. – Попью твои лекарства, поем вкусняшек и на бочок, – посмотрела она на медведя. – Надо прийти завтра вовремя. Кровь из носа вовремя.

– Тогда завтра увидимся?

– Ага, – легко улыбнулась Эмили.

Закрыв за Эриком дверь, она тут же выключила свет и помчалась к окну. Пестрые листочки неспешно падали на тротуар и будто светились в теплом ореоле газовых фонарей.

«Смотрит». – Эрик поднял взгляд на окно четвертого этажа и ответно помахал Эмили на прощание.

Ветер разгонял черные тучи…

Глава 8

Часы показывали десять двадцать утра. В офисе журнала, как всегда, царил хаос и шли пылкие дебаты. Эмили же, снова опоздав после вчерашней работы из дома, неторопливо поливала свой кактус, то и дело отвлекаясь на удаление из рабочей почты целого собрания непрочитанных писем от Билла.

– Уайт! Если тебе график сдвинуть на одиннадцать, ты все равно ведь опоздаешь? – как будто смирившись, ударила писком по ушам проходившая мимо Мартиша.

– Я не специально. – Из-под челки, что небрежно цеплялась за очки, Эмили виновато посмотрела на подозрительно спокойную начальницу.

– Как самочувствие? – продолжила удивлять Мартиша.

Эмили грустно пожала плечами.

– Немножко легче.

– Уайт… – Мартиша глубоко вздохнула. – Слушай, я тут правда ни при чем…

Та с волнением замерла.

– Я, честно, не знаю, что ей от тебя надо, но повторяю, это не моя инициатива.

– Не понимаю. – Эмили заметно напряглась. – Кому надо?

– Так ты не из-за этого такая вареная?

– Да из-за чего?

– Я думала, тебе уже сказали.

– Да что сказали-то?! – Эмили уже нервничала.

– Лукреция тебя видеть хочет, приказала, как придешь, срочно к ней.

– Увольняют, да? – Эмили, сдерживая накатившие слезы, посмотрела в глаза начальнице. – Мартиша?

– Скажу правду, Уайт. Обычно это так и заканчивается. Да.

«Я не переживу еще и это. Как я без работы-то буду? И Эрик, как назло, еще в Нью-Джерси своем. Вот когда сильно нужен, вечно его нет, – расстроилась Эмили.

– Сейчас идти? – Ее голос задрожал.

Мартиша с несвойственным ей сочувствием кивнула.

– Хорошо, только… – Эмили мокрыми глазами посмотрела на фотографию мамы. – Лейку на место унесу. – Она с хрустом сжала пустой пластиковый стаканчик в руках и опустилась на стул.

– Не оттягивай неизбежное, Уайт, только хуже будет. – Мартиша, как ей показалось, блеснула мудростью и, цокая каблуками, удалилась в свой кабинет.

Несколько минут промчались за секунду, а Эмили все так и сидела. Печально смотрела на проблескивающее среди грузных облаков солнце. В душе она понимала, что это, наверное, конец, что все оказалось зря. Навязчивые мысли сплетались с болью после ночи в клубе, методично высасывали волю и желание жить. «Надо все равно идти», – умело накрутив себя, подумала Эмили и с опустившимся вниз живота сердцем отправилась на неминуемую, как она считала, казнь.

В «сердце журнала» было пугающе тихо, но светло. В воздухе летал нетипичный аромат свежесваренного кофе, а в пепельнице дымился сбитый от дамской сигареты уголек. Сегодня Лукреция выглядела особенно властно. Она гордо стояла у окна в желтом брючном костюме и задумчиво смотрела на Бруклинский мост. Пепельные волосы ее были аккуратно уложены в шишку, а от кожи исходил сладкий запах французских духов.

– Входите, – услышав стук в дверь, спокойно сказала Лукреция, продолжая смотреть в окно.

– Вызывали, мэм? – Эмили робко вошла в кабинет и сразу ощутила тот же страх, что и при первом визите. Он беспощадно давил и сковывал.

– Э-э-эмили, – растянулась в улыбке Лукреция. – Ну наконец-то. – Она не спеша подошла к столу и указала на стул. – Присаживайся-присаживайся.

Эмили мгновенно растерялась от столь непривычной любезности, а затем медленно, будто ожидая подвоха, прошла внутрь и присела.

– Немного остыл… – Лукреция подвинула чашку кофе на край столешницы. – Бразильский. – Она встала рядом и оперлась ягодицами о стол.

Эмили с удивлением взглянула на Лукрецию, а затем на любимый напиток.

– Это точно мне? – Она непроизвольно вдохнула блаженный аромат свежесваренного эспрессо.

– А ты как думаешь? – в своей пугающей холодом манере спросила Лукреция.

– Но…

– Как тебе удалось? – нетерпеливо перебила Лукреция, листая что-то в смартфоне. – Как ты попала в элиту «Афродиты»? – Она показала снимок, на котором Эмили выходила из джипа у своего подъезда.

Это фото… Это отражение нахлынувшего через экран страха, что в ту же секунду проник в Эмили. Он буквально сливался с ней воедино и целиком подчинял. Шел незримым катком по ее истлевшей надежде на то, что никто не узнает… не догадается, что она была в клубе и чем там занималась. Особенно сейчас, когда она твердо решила со своим расследованием завязать. Жуткий стыд и предчувствие того, что ее теперь все будут считать шлюхой, добивали последние остатки самообладания, заставляли отчаянно паниковать.

– Пожалуйста, только не рассказывайте никому! – Эмили тут же вскочила со стула и вцепилась в плечи Лукреции. – Я просто хотела сама… сама все узнать. Я знаю, что могла вас подставить. Знаю, что не должна была так делать…

– Руки… – тут же изменилась в лице Лукреция.

Эмили моментально одернула себя и опустилась на стул.

– Я просто хотела доказать… – Она виновато склонила голову.

– Что, Уайт? Что я не права? Что ошиблась? Это? Это ты хотела доказать? – Лукреция давила ледяным взглядом.

Эмили неуверенно кивнула.

– Не увольняйте, пожалуйста. – Она чувствовала, что от страха не может сдержать слезы.

– Как ты попала в элиту? – повторила свой вопрос Лукреция.

– Я не… – стесняясь правды, теребила пальцы Эмили.

– Уайт?!

– Я не понимаю, про какую элиту вы говорите, – пробубнила под нос Эмили.

– Простых смертных там до дома не довозят. – Понимая, что давление сейчас не лучшая стратегия, Лукреция медленно отошла от стола и села в кресло. – В общем, не суть. Но я должна сказать тебе, хоть это и нелегко…

– Прошу, не надо, я вся в долгах. У меня, кроме этой работы, ничего нет, понимаете? Ничего совсем нет… – испуганно умоляла Эмили. – Ничего…

– Я ошиблась в тебе. – Лукреция вальяжно откинулась на спинку велюрового кресла и закурила длинную сигарету.

– А? – Эмили, округлив глаза, уставилась на начальницу.

– Я про целеустремленность и смелость. – Та медленно выпустила изо рта ровную струйку дыма.

– Так я… – Эмили вытерла под очками одинокую слезинку. – Вы меня не увольняете?

– Я дам тебе должность редактора и авторскую колонку. Но… – Лукреция наклонилась к ней, затмевая аромат кофе смесью парфюма и табачного дыма.

Слова начальницы мощной волной ударили по сознанию Эмили, но моментально разбились о твердые рифы сомнений. Об эти наросты из ошибок и страхов, что намертво склеились с ее существом и, не щадя, вызывали уныние.

– Ты вывернешь это логово наизнанку. Обличишь! Сотрешь в порошок этот гадюшник и доведешь работу Джоанны до конца! – В глазах Лукреции заискрилось яростное предвкушение победы. – Считай это своим экзаменом, – спокойно добавила она и, сделав глубокую затяжку, вновь откинулась в кресле.

– А тот, кто фото делал? Почему он не займется этим? – не могла побороть свои страхи Эмили.

– Флетчер? Во-первых, он просто фотограф, во-вторых, его не пускают в клуб. Он лишь узнал тебя и проследил до дома.

– Просто… – Эмили посмотрела на остывшую чашку кофе. – Я, вероятно, больше не смогу туда пойти, мэм.

– Ты видела своих коллег? – перевела тему Лукреция.

– К чему вы это?

Та задумчиво взглянула в окно.

– А ты присмотрись. Безвольные овощи, покорно плывущие по реке жизни… Без перспектив, без амбиций. Приходят, пишут, уходят. – Взгляд Лукреции потяжелел, и она с отчаянием вздохнула. – И так снова и снова. Вот хоть бы кто ослушался, проявил самостоятельность. Хоть бы кто показал хватку! Настоящую! Понимаешь? Живую такую хватку! – Она крепко сжала кулак и повернулась к Эмили. – Но им это не надо… – Главред журнала снова уставилась в окно. – Тыквенный латте, бейсбол, дети, семьи – вот что их интересует. Но не работа, не эта страсть к правде и разоблачениям… Не она. Сраные хипстеры…

Лукреция расстроенно открыла ящик стола и, достав оттуда бальзам, жадно отпила половину.

– Но ты не такая… – сделав еще глоток, Лукреция, морщась, закрутила крышку. – Иди думай. Пройдись, если надо. К вечеру жду верное решение.

– Мне же работать надо, некогда гулять.

– Пироги твои никуда не убегут. А там, Уайт, там судьбы ломаются. И в твоих силах этому помешать. – Лукреция устало потушила сигарету. – Судьбы, понимаешь?

Эмили вновь посмотрела на холодную чашку с бразильским кофе и, неуверенно кивнув, пошла на выход.

– Не такая ты. Запомни эти слова, Уайт, – вдогонку крикнула Лукреция и, услышав стук закрывшейся двери, подошла к окну. С новой надеждой улыбнулась сбежавшему из плена туч солнцу и опять закурила.

Тьма на полотне буквально окутывала, всасывала в себя тлеющие огоньки надежды, что из последних сил пытались сохранить свое яркое пламя на темно-синем небосклоне, и грозными волнами разбивала их о пустоту. Билл, словно статуя, окруженная белыми стенами, стоял у главной экспозиции Музея современных искусств и упирался взглядом в «Звездную ночь» Ван Гога.

– Может, все-таки на Анну обратишь внимание? – К Биллу подошла его мать – Анжелика Свифт. Ухоженная и элегантная леди пятидесяти пяти лет с короткой русой стрижкой. В вечернем зеленом платье с разрезом, красиво обрамляющим ее длинные ноги, она встала рядом и, недовольно посмотрев на картину, пригубила из фужера шампанское.

– Не до нее, – пробурчал Билл, продолжая всматриваться в отражение своей души.

– А я говорю, взял и подошел к ней. Не для того отец устраивал это мероприятие, чтобы ты тут мазню разглядывал.

– Это Ван Гог.

– Отца не подводи, я сказала.

Нельзя сказать, что Билл не любил семью, наоборот, он очень тепло относился и к матери, что всегда холила и лелеяла его, и к отцу, давшему все – статус, деньги, возможности, покровительство. Но свободу… свободу он любил еще больше и наотрез отказывался принимать участие в этой его политической игре, ставкой в которой было место в нижней палате Конгресса. К слову, и Анна не была ему отвратительна, наоборот – женственная, умная, аристократичная блондинка. Немного худощавая, высокая, с длинным, как ему казалось, носом, но в ее случае этот изъян скорее украшал и придавал шарма, нежели отталкивал. А вот обязательство вступить с ней в брак ради будущего семьи и карьеры отца виделось ему пережитком средневековья и, конечно же, отвращало.

– Нет, – холодно ответил матери Билл.

Его душа и сердце сейчас неистово страдали. Чувство вины, казалось, уже вросло в душу, а понимание того, что он, вероятно, навсегда потерял Эмили, разрушало и погружало в депрессию.

– Чува-а-а-а-ак! – В беседу вмешался давно знакомый Биллу мелодичный голос. – Миссис Свифт, – положив руку на сердце, поклонился известный в своих кругах рэпер – чернокожий парень небольшого роста с африканскими косичками, что сильно напоминали засохший на грядке зеленый лук.

– Пипи? – удивился Билл и тут же отбил доброму другу пятюню. – Ты чего тут забыл?

– Пипи, рада тебя видеть, – влезла Анжелика. – Может, хоть у тебя получится его убедить? Анна ведь и правда хорошая партия для него.

– Чу за Анна, бро? И чу я не в теме? – Пипи поддернул спадающие джинсы с висячей до колен мотней.

– МАМ, – тут же повысил голос Билл.

– Ухожу-ухожу, – махнула рукой Анжелика. – Пипи, прошу, повлияй, – не унимаясь, кивнула она.

– Ща Пипи въедет в тему, миссис Свифт. Альфа-бро ему все обрисует. – Рэпер скрестил руки и растопырил пальцы с крупными перстнями, а когда проводил взглядом уходящую Анжелику, повернулся к Биллу.

– Ты от темы не уходи. Что тут забыл?

– Ты чу? Пипи – знатный искусствовед! Не обижай черного бро, это подло… – Пипи сделал обиженную мину и горделиво задрал подбородок.

– Сколько ты опять проиграл? – зная лучшего друга как облупленного, спросил Билл.

– Ну чу ты сразу начинаешь? Это были стратегические поддавки.

– Словарь, что ли, купил?

– Вот не надо снова обижать черного бро. Я птица гордая! Могу и клюнуть, – театрально возмутился Пипи. – Двадцать штук, чуви, отдам через месяц.

– Отдашь, как будут. – Билл потянулся в карман, а затем прямо на стене выписал чек.

– Пипи не забудет, бро. – Рэпер дружески похлопал Билла по плечу. – Слышь? Пипи все помнит! Ну так чу? Чу за Анна? Чу с цыпой не то?

– Пройдемся.

Друзья быстро отошли от посторонних ушей и остановились в сквозном переходе. Подавленный Билл оперся на перила со стеклянными вставками и с высоты пятого этажа уставился вниз.

– Все плохо, Пипи. – Голос Билла звучал неестественно для него – дрожа. – Все просто хреново…

– Бро, а ну давай выкладывай, чу там с тобой. Пипи ща порешает. Кто наехал? – Рэпер выпрямился и отработал двоечку в воздух.

– Да если бы… – Билл тяжело вздохнул. – Понимаешь, у меня выбора не было. И теперь она думает, что я сволочь. – Он продолжал смотреть вниз. – Не отвечает на звонки. Игнорирует.

– Ни хера не понял. Чу за выбор? Кто гасится? Давай весь расклад, чуви.

Пипи, делая умное лицо, уже пятую минуту стоял и вдумчиво кивал. Периодически почесывая волосинки, которые он гордо называл бородой, рэпер старался как можно детальнее вникнуть в полный боли и сожаления рассказ Билла.

– И что теперь делать? – расстроенно спросил Билл.

– А можешь мне туда билет взять?

– Пипи, я серьезно.

– И я, бро.

– Ладно, но все равно спасибо, что выслушал. А то носил в себе, думал, свихнусь, сейчас немного отпустило хоть.

– Да забей, бро! Эта чика сама накосячила, а ты теперь влетел.

– Я ее предал, понимаешь? И… кажется, люблю.

– А она тя не. Поэтому завязывай в надеждах шары по трусам раскатывать и найди запаску.

– Не могу я так, Пипи! Просто не могу.

– Билл? Билл Свифт? – вмешалась в разговор девушка тридцати лет. Ее длинные белокурые волосы достигали лопаток, а белое в синий горошек платье изящно облегало стройную фигуру.

– Анна? – удивился Билл.

– Да. – Та немного засмущалась. – Твоя мама попросила позвать, – неуверенно продолжила она.

– Спасибо, но я сейчас занят. – Билл с уважением кивнул и повернулся к другу.

– Извини. – Девушка слегка покраснела и растерялась.

– Так вот чу за Анна, – подал голос Пипи. – Ну не, чуви, ее надо в хороший ресторан вести, не порть ей живот китайским.

– Ресторан? – неловко переспросила Анна.

– Пипи, бл… – вовремя одернул себя Билл.

– Да тут бро совета насчет тебя просил, – сложил руки на груди Пипи. – Стесня-я-яется, – шепотом протянул он. – А я ему и говорю, только крутой ресторан, бро. Только крутой!

– Это… – Анна застыла. – Так неожиданно… Я даже не знаю. – Она радостно посмотрела на Билла. – Конечно, конечно, я согласна!

В глазах Анны вовсю блестели искорки счастья.

– «Илевен Мэдисон Парк» в десять вечера, красотка. Бро там будет, – уверенно произнес Пипи.

– Билл? – сверкнула глазами она.

Образ Эмили, словно липкое наваждение, продолжал подавлять разум Билла. Он бездушно размывал само существование Анны и вызывал жуткое чувство вины, страха… страха ее потерять. Билл не хотел отпускать Эмили, не хотел никого слушать и не переставал надеяться, что все как-нибудь да исправит.

– В воскресенье в десять, – понимая, что сейчас лучше соврать, а потом все отменить, уверенно произнес он.

– Синди обзавидуется! Ой! Я это вслух, да? – Анна суетливо достала смартфон. – Так, мне в дамскую комнату. – Она окинула взглядом удивленных друзей. – Срочно…

Анна быстро развернулась и почти бегом бросилась в туалет.

– Пипи, мать твою, ты чего творишь?

– Бро, не гони. Пипи знает, как разруливать дерьмо, – вновь скрестил руки и растопырил пальцы рэпер. – Просто развейся, чувак… Полегчает… Оки-чпоки?

– Да не могу я перестать о ней думать, как тебе еще это сказать-то?

– Оки-чпоки, бро? – Пипи смотрел на друга непреклонным взглядом.

– Ай, ладно, все равно не отвяжешься, – понимая, что Пипи и мертвого из могилы поднимет, вновь слукавил Билл.

– Во, это другой базар, бро. Другой базар…

Яркое октябрьское солнце, что уже полностью освободилось из плена назойливых облаков, ослепляло. Смешивалось с отражениями серых небоскребов и ровными кругами от прыгающих по воде плоских камешков расползалось по лазурной глади водоема Центрального парка. Уютный шелест еще не опавшей листвы золотистых осин и огненных кленов ласкал слух, а тихий хруст мягкой подстилки из опавших пестрых листьев, как и пение птиц вдалеке, приятно успокаивал. Эмили сделала еще один взмах рукой и, запустив очередной камешек в, казалось, оживающее от этих отскоков озеро, облокотилась спиной о дерево.

Сейчас она, как никогда раньше, понимала, что это, возможно, единственный шанс, который выпадает только раз в жизни. Эмили будто сливалась с этим осознанием, с этой уверенностью, что если она дойдет до конца, то не просто поможет людям и гарантированно получит должность мечты, но и вырастет в глазах Лукреции. Станет кем-то… кем-то, кого она уважает. Но цена… Плата за эту мечту – другая. Счастье с человеком, образ которого она рисовала в голове перед сном годами. С тем самым любимым, что наконец подарит семью. Новую. Ту настоящую, искреннюю, светлую, наполненную заботой и теплом, которого у нее так давно не было… и не будет. Никогда не будет после того, как все узнают, на что ей пришлось пойти, по их мнению, ради повышения. А то, что об этом узнают все, Эмили почему-то не сомневалась.

«А если я заблуждаюсь? Если я просто накручиваю и всем, как сказала Жюстин, на меня плевать? Заводят же порноактрисы семьи, да и другие тоже… Черт возьми, да сейчас вообще у каждой третьей «Онлифанс», а каждая вторая меняет мужиков как перчатки, постит полуголые фотографии в «Инстаграме» и радуется жизни. Не переживает, что ее осудят. А я? Сижу тут и убиваюсь, выбираю, когда на кону столько невинных судеб, моя мечта и клятва маме. Даже красный браслет вон дали, еще и хозяин так тепло ко мне относится, может, и правда на кого-то ему дорогого похожа? Так почему тогда не пойти? Никто меня уже точно не тронет. Расследуй на здоровье, Эмили. Что не так-то со мной? Почему я не могу побороть этот страх? Да даже смириться, что этот индюк с улиткой – козел, тоже не могу… А Эрик? Блин, он же еще не простит. Или простит? Да и как я ему в глаза смотреть-то буду? А он ведь единственный, кто меня понимает, помогает, заботится, вообще кажется, что любит… А я? Нравится, конечно, но любить… Или я ошибаюсь и, может, поэтому не хочу идти в клуб? На что-то надеюсь? На что-то, что появится позже, потом?» – не торопясь размышляла Эмили на фоне мешающих гармонии с природой сирен спасательных служб.

На часах в «сердце журнала» было без пяти минут шесть. За дверью уже утих шум работы, а устало сползающее за горизонт солнце отливалось в окне пунцовым светом. Лукреция почти лежала в кресле и нервно стучала по столу красным ногтем.

– Открыто, – выпрямилась она, услышав долгожданный стук в дверь.

Эмили неуверенно вошла внутрь и встала напротив.

В кабинете воцарилась тишина, прерываемая лишь громким тиканьем старинных английских часов на столе Лукреции.

– Я так полагаю, твой ответ – нет? – прервала она минутное молчание.

Эмили всем нутром ощущала себя трусихой, безвольной и виноватой овечкой. Страх перед начальницей сковывал все ее напряженное тело и вынуждал стыдливо отвести глаза, а затем просто кивнуть.

– Почему, Уайт? – откинулась в кресле Лукреция. – Сначала сама туда идешь, хочешь проявить себя передо мной, а когда я иду тебе навстречу, заметь, как никому ранее, ты отказываешься? Что с тобой не так? Я не пойму.

– Я не думала тогда о последствиях и о том, что… – Эмили на миг вспомнила о событиях последней ночи в клубе. – Мне придется в этом участвовать. Я так не могу, понимаете? Я не хочу быть той, на кого все будут пальцем тыкать… шлюхой обзывать и…

– Глупости, – резко перебила Лукреция.

– Эрик так не думает, – вырвалось у Эмили.

– Эрик, значит… Эрик… – Лукреция задумалась. – Это тот блондин-соплежуй, что ли? В нем все дело?

– Н-н-нет. Или… Не знаю я, мэм! Не знаю я, в чем дело! Я просто не могу так! Не могу больше, и все! – сорвалась Эмили.

– Присядь, Уайт, – заботливо сказала Лукреция и подошла к ней. – Рассказывай.

– Что мне вам рассказывать-то?

– Все, Уайт. Все…

Часы показывали полседьмого, а Эмили, сдерживая слезы вывернутой наизнанку души, не отводила свой подавленный взгляд от окна.

– Я уснуть теперь не могу, в холодном поту просыпаюсь. Я хочу все это забыть, понимаете? – Она закончила свой рассказ и посмотрела на Лукрецию. – Просто забыть.

– Прости за честность, я правда сочувствую тебе, но ты этого не забудешь. Никогда не забудешь. Как и того, что струсила. – Лукреция отошла к окну. – А ведь ты – ты, Уайт, – возможно, для кого-то последняя надежда. Вот возьми свою Мэй. Она разве не заслужила спасения? Она ведь положилась на тебя, доверилась, а ты? Что с ней теперь будет? Что будет с другими? Сколько, Уайт, еще людей станут жертвами этой гнили?!

– Я не смогу ей помочь. – Эмили виновато посмотрела на Лукрецию. – Понимаете? Ну не могу я там никому помочь!

– Если бы не могла, то тут бы не сидела. Или ты думаешь, мне больше делать нечего, как время с тобой терять? Выслушивать нытье и вытирать слюни закапывающей свой потенциал, талантливой и дерзкой журналистки?

– Дерзкой?

– Да я даже по пальцам одной руки не смогу пересчитать тех, кто бы решился на то, что ты, Уайт, уже там сделала. В этой редакции их нет! Понимаешь, нет тут таких. А я уже в возрасте… – Лукреция грустно вздохнула. – Не могу.

– А как же репутация?

– Хах-ха-ха-ха. – Лукреция разразилась звонким смехом. – В настоящей журналистике репутация всегда плохая, Уайт. Потому что настоящий журналист всегда пишет правду, идет ради этой правды на все. Не качество текста и речи определяет его уровень, а то, на что он готов пойти, чтобы раскрыть миру правду. Вот кто такой настоящий журналист, – хлопнув по столу, сказала Лукреция. – Именно в тебе я и вижу сейчас этого журналиста – себя.

– Я не хочу так… становиться шлюхой.

– Шлюхой? Ты мне скажи, Уайт, а кому какое дело, сколько у тебя было мужчин? С чего ты взяла вообще, что женщина не имеет права на удовлетворение? Кто вообще тебе такое сказал, что сексом надо заниматься только с тем, с кем ты под венец собралась?

– Никто… Просто я уважаю себя и не могу с первым встречным. Для меня важно без стыда смотреть в глаза тому, с кем захочу провести жизнь.

– А он без стыда будет смотреть тебе в глаза? Или ты думаешь, что мужики так же думают, как ты? – покачала головой Лукреция. – И почему ты, Уайт, так себя принижаешь?

– Потому что я такая!

– Ладно, попробую сказать тебе проще. Вот возьмем Эрика твоего.

– Он не мой.

– Не твой? Но ты ведь ради него хочешь угробить свою карьеру.

– Не ради него.

– А если потом он уйдет, найдет кого-нибудь… Все они находят. – Лукреция печально вздохнула. – И что потом? Что ты делать будешь потом? Искать нового? А кто сказал, что он не поступит так же? А потом к сорока годам останешься сидеть с кошками и вязать свитера, так и не добившись в жизни ничего?

«Да почему мне все сильнее кажется, что они с Жюстин правы? Это ведь на самом деле мой шанс», – поймала себя на мысли Эмили.

– Ты проклинать себя потом будешь и этот день, когда могла, но, поджав хвост, убежала, – убедительно продолжила Лукреция.

– Я просто не хочу, чтобы Эрик знал… по крайней мере пока… пока я не придумаю, как ему это сказать, если вообще решусь, – неуверенно произнесла Эмили.

– Не узнает. Переведу тебя на удаленку. Ни одна душа не будет знать, чем ты занимаешься.

– Мне еще деньги понадобятся. Я и так… – Эмили посмотрела на Лукрецию. – Вся в долгах теперь.

– Считай этот вопрос решенным, – уверенно сказала Лукреция. – Что-то еще, Эмили?

Услышав свое имя в этом кабинете, та невольно вздрогнула и приятно удивилась.

– А почему именно этот клуб? Почему вы в него вцепились? – чувствуя, как страх начал уходить, спросила Эмили.

В кабинете снова воцарилась тишина. Лукреция резко отошла от Эмили и грустно уставилась в окно.

– Он убил мою сестру, – холодно произнесла она.

– Как? Кто убил? – моментально засуетилась Эмили.

– Блэквуд.

– Поч… почему вы сразу-то не сказали?

– Что бы это изменило? Доказательств у меня нет, только ее записки. – Лукреция тяжело вздохнула. – Я их нашла недавно, решила отдать в приют вещи… расстаться с прошлым… Хранила на чердаке. – Она сделала паузу. – Рассталась…

– А в полицию почему не пошли?!

– Да ходила я! Ходила! – закричала Лукреция, обернувшись. – Они мне сроком за клевету пригрозили и посоветовали заткнуться.

– И вы хотите отомстить ему, разрушив его репутацию и клуб?

– Это все, что я могу.

– А как же спасение людей? Вы наврали, да?

– Нет, Эмили… Не наврала. Просто для меня это не главное, а вот для тебя – да. Ты ведь не стала бы мне помогать из-за сестры.

– А?

– Вот и я про это. Просто сделай свою работу. А я тебе все для этого дам. – Лукреция отошла от окна и грустно опустилась в кресло.

Эмили в первый раз увидела Лукрецию такой. Подавленной, изможденной, беспомощной женщиной, что так умело скрывалась под маской ведьмы.

– А как он…

– Софи была его мачехой… В записках сказано, что она чувствовала, что он за ней следит, что ли. Я так и не поняла, о чем она. Но она хотела уйти. Потом я узнала, что она упала с лестницы… Несчастный случай… Но я полиции не верю. Не верю теперь ни одному их слову…

– Что-то еще, может, мне стоит знать? – настороженно спросила Эмили. – Я слышала, как Жюстин говорила, что я на кого-то похожа. Может быть, на нее?

«А на кого еще? Конечно, на нее, ты ведь ее копия, Эмили. Самая что ни на есть копия. Возможно, поэтому к тебе там так и относятся», – поймала себя на мысли Лукреция.

– Нет. И близко не похожа, – холодно соврала Лукреция.

– А то мне даже как-то жутко стало сейчас, – сжалась на стуле Эмили.

– Не накручивай. У вас нет сходства. – Лукреция снова достала бальзам и, сделав большой глоток, закурила сигарету. – Статью уже начала? – Она небрежно выдохнула в потолок струйку дыма.

– Не успела, – виновато ответила Эмили. – Пироги же…

– Тогда начинай, а о пирогах забудь. Теперь считай это уже своей новой должностью, – уверенно сказала Лукреция. – Звонить по любому вопросу сюда. – Она написала на бумажке свой номер и подвинула его по столу к Эмили. – Тут десять тысяч, – достав из стола конверт, продолжила она.

– Это же много. – Эмили взяла в руки полный новеньких стодолларовых купюр конверт.

– Моя блузка дороже, девочка, так что немного, – со смешком произнесла Лукреция. – Это все, больше не держу, будущий редактор рубрики «Секреты закулисья», – подбадривая, подмигнула она.

– Я поняла. Постараюсь не подвести вас.

– Уволить?

– Я не подведу вас, мэм, – тут же исправилась Эмили и в первый раз за день улыбнулась.

– Растешь. – Лукреция растянулась в ответной улыбке и посмотрела вслед уходящей Эмили. – Постой.

– А?

– Спасибо.

Эта краткая благодарность, это признание трудов и жертвы Эмили по-настоящему согревало. Лечило раны и придавало уверенности. Она не могла поверить, что совсем недавно стояла тут и краснела, выслушивала истеричный смех, сгорала со стыда, а сейчас… Сейчас она ощущала лишь приятные волны тепла от пусть небольшой, но победы, что поднимали самооценку и просто успокаивали. Эмили робко кивнула и вышла из кабинета. Вышла в этот уже новый для нее мир.

Часы в квартире на четвертом этаже дома в Бушвике показывали почти девять. За окном уже вовсю правила темнота, а сквозь нее нежным свечением пробивалась любопытная голубая луна. Она ярко сияла на ночном звездном небе и будто подглядывала за Эмили. С интересом наблюдала, как та при тусклом свете кухонной подсветки усердно искала в мусоре смятое приглашение.

«Ну наконец-то», – с облегчением подумала Эмили, доставая мокрую и склизкую голубую бумагу.

Морща нос, она быстро отсняла зловонное приглашение на смартфон и, как можно скорее вернув его обратно в ведро, подбежала к окну. Свежий октябрьский ветерок, что просачивался через приоткрытую сверху створку, приятно охлаждал и перебивал своим осенним запахом, казалось, въевшуюся в нос вонь от бытовых отходов.

Удобно усевшись на кровати, Эмили укуталась в мягкие лапы медведя и внимательно прочитала правила дресс-кода.