Текст книги "Чикагский расклад (Чикагский вариант)"

Автор книги: Флетчер Нибел

Соавторы: Чарлз Бейли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– Хорошо, Арчи, обещаю. Увидимся сегодня?

– Не могу: дел куча. Вот что, приходи-ка завтра к нам. Один взгляд на тебя, и я готов буду ринуться в битву!

– Я у тебя вроде устройства для подзарядки аккумулятора, да? Ладно, приду. Спокойной ночи.

Арчи вернулся к своим и вкратце рассказал о допущенной промашке. Кандидат ответил ему теплой улыбкой, и Арчи подумал, что отношение к чужим ошибкам служит истинным мерилом масштаба личности. Министр финансов крайне редко направлял свой гнев на сплоховавших сотрудников. Возможно, он слишком верил в свою способность исправить любой чужой промах.

Оби О’Коннел был куда менее великодушен.

– Боже мой, – закудахтал он, – вот к чему ведет стремление набить себе цену болтовней о политике! Довериться дочери Грейс Оркотт! Ох…

– Мы, кажется, преувеличиваем, – успокоил его Манчестер. – Вряд ли случившееся серьезно повредит нам, разве что укрепит неприязнь ко мне тех делегатов, которые и без того настроены враждебно. Покончим с этим раз и навсегда.

Они поспорили еще с четверть часа, подготовили текст заявления, в котором говорилось о согласии Манчестера с резолюцией комиссии и о том, что он оставляет за собой право ее свободной интерпретации. Наконец все разбрелись по номерам гостиницы, а Арчи отправился в типографию.

Запасшись тремя сотнями копий, он вошел в пресс-центр. Один листок приколол к доске объявлений, после чего обошел все занавешенные кабинки, вручая по экземпляру дежурным операторам или, если дежурных не было, оставляя в пишущих машинках.

Кэлвин Бэррауфс болтал со своим помощником, когда на пороге кабинки появился Арчи и вручил ему одну из копий.

Бэррауфс внимательно прочел текст.

– Значит, ваш босс умывает руки? – спросил он.

– С чего вы взяли? Заявление пронизано духом борьбы. Мы не отступаем ни на пядь.

– Но и не рискуете вынести вопрос на всеобщее обсуждение.

– Это не обязательно, – возразил Арчи. – Пункт правильный, если взглянуть на него нашими глазами.

– Сегодня днем вы, ребята, утверждали обратное и пытались внести поправки в программу партии. Правда, ничего не вышло…

– С тех пор много воды утекло, мистер Бэррауфс, – сказал Арчи. – А что говорят о позиции министра?

– Что он смелый человек, – ответил издатель, стряхнув пепел прямо на пол. – И эта смелость может стоить ему победы на выборах.

– Вы серьезно?

– Более, чем серьезно. За делегатами уже охотятся Дэвидсон из «Юнифордж» и Гас Мэгуайр. Мы выяснили, что они оба в Чикаго и работают на Робертса. К завтрашнему вечеру в промывание делегатских мозгов включатся все военные промышленники.

– Даже не верится…

– Дай мне бог ошибиться. И все же не стоит недооценивать их силу, когда затронут самый чувствительный нерв – бумажник.

– А что думаете лично вы, Бэррауфс? Вы согласны с моим шефом?

– Я много размышлял об этом, – поколебавшись, ответил издатель, – и пришел к выводу, что да, согласен. Можете передать министру, что по крайней мере одного газетчика он заставил пошевелить мозгами. Когда-то мы должны будем провести черту под военным бюджетом. К сожалению, Манчестер, по-моему слишком спешит с этим.

– Однако вы согласились с ним. Что же мешает другим?

– Деньги. До четверга делегаты никак не успеют все хорошенько взвесить. Сейчас они способны только реагировать на состояние своего кошелька, но не осознавать всего значения проблемы.

Оби О’Коннел сидел на высоком табурете за стойкой бара и кипел от злости. Чего ради мотался он по стране? Чего ради накрутил семьдесят пять тысяч миль? Один-единственный прокол на пресс-конференции, к вот уже все его труды, надежды, планы под угрозой провала. А тут еще это заявление! О’Коннел невольно поежился. Беда Манчестера – в его проклятой самоуверенности. С такими людьми всегда трудно разговаривать. Ничего им не втолкуешь! Оби в сердцах брякнул на стойку пустой стакан и заказал вторую порцию дайкири со льдом.

– Убери-ка свой толстый зад, Оби, он занимает два стула.

Грузный блондин с шелковистыми волосами оттолкнул ногу О’Коннела и уселся рядом с ним. На соседнем табурете устроился еще один посетитель, костлявый коротышка со слуховым аппаратом за ухом.

– А, Монти… – пробормотал О’Коннел. – Что слышно в Миннесоте? Э, да ты, я вижу, и банкира своего приволок! Привет, Скелет.

Монткольм Андерсен был одним из влиятельных членов миннесотской делегации и проходил по спискам Оби в графе «возможный голос», поскольку симпатизировал Манчестеру. Его спутник Уилфред Крамер, по прозвищу Скелет, делегатом не был, но в партии его хорошо знали как платного функционера. Он слыл докой по части добывания средств в случае каких-то непредвиденных расходов и уже оказал существенную помощь нескольким кандидатам. Часть добываемых им денег прилипала к рукам самого Крамера, и все об этом знали, но никто не роптал, поскольку человеку его способностей полагался кусок пирога. В борьбе между Робертсом и Манчестером Крамер соблюдал нейтралитет, однако О’Коннел нередко советовался с ним. Скелет был прекрасно осведомлен во всех вопросах, но никто точно не знал, из каких источников он черпает свою информацию.

– В Миннесоте-то много чего слышно, – ответил Монти. – Твой подопечный огорчил наших парней, всех до единого.

– «Огорчил» – не то слово, Оби, – добавил Скелет, придвигаясь поближе и поправляя свой слуховой аппарат.

– Чем? – простодушно спросил О’Коннел.

– Перестань, Оби, – махнул рукой Крамер. – Речь идет о ракетах, неужели непонятно?

– Ну, и в чем же не прав мой кандидат? Он высказывает свои взгляды. У нас свободная страна. Или, может, ему так и ходить всю неделю, воды в рот набравши?

– Стоило ему вчера промолчать, его бы выдвинули без разговоров, – возразил Андерсен. – А теперь кто знает, как оно повернется?

– Хватит, Монти, у нас в запасе триста голосов. Никаких проблем.

– Ты так думаешь? А вот послушай, что я тебе скажу, – проговорил Крамер и понизил голос до шепота – великое искусство для человека, пользующегося слуховым аппаратом. – Я только что беседовал с одним делегатом из Колорадо. Ему звонил из дома банкир и просил голосовать за Робертса. «С чего бы вдруг?» – подумал делегат, а потом вспомнил, что самый крупный из заводов в его городе – субпорядчик «Юнифордж». Так-то вот!

– Ну и что? – с наигранной убежденностью запротестовал О’Коннел. – Мало ли кто кому звонит. Не понимаю, какое это имеет значение.

– Мэгуайр и Дэвидсон тоже хлопочут за Робертса.

– На нашей стороне рыбка покрупнее.

– Вернее сказать, была на вашей стороне. А теперь – тю-тю, уплыла, – поправил Крамер. – Особенно после выступления Манчестера перед «пятитысячниками».

– Взгляни правде в лицо, Оби, – призвал Андер^сен. — Твой кандидат в беде. Прав он или нет – дела не меняет. На сцену уже выступили коммунисты.

На этот последний довод у О’Коннела уже давно был готовый ответ.

– Если коммунисты осыпают цветами Манчестера, значит, им по сердцу Робертс. Разве не так? Да и вообще, ребята, неужели вы принимаете за чистую монету всю эту болтовню о ракетах? Мой кандидат – умный стратег, и его цель состоит в том, чтобы оживить конвент, взвинтить темп. Сейчас здесь все кипит, а ему только этого и надо…

– Значит, говорит он одно, а думает другое? – недоверчиво спросил Крамер.

– Все это – съездовский треп. Проникнув в Белый дом, Чарли прикажет досконально изучить «Дафну», выпустит пухлый отчет с массой доказательств необходимости этих ракет и даст проекту зеленую улицу.

– Что-то непохоже на Чарлза Бедфорда Манчестера, – насмешливо произнес Андерсен.

Взяв игру на себя, Оби почувствовал облегчение. Уж теперь-то он сумеет потушить пожар. Если дело идет из рук вон плохо, руководитель избирательной кампании обязан исправить положение, чего бы это ни стоило. И не беда, если вдруг что-то не понравится Чарли.

– Я еще раз повторяю: все, что говорит Манчестер, – часть продуманной комбинации. Льюис Коэн не дурак.

– Давай начистоту, Оби, – потребовал Андерсен. – Ты утверждаешь, что, став президентом, Чарли и не подумает хоронить «Дафну», так?

– Именно.

– Это можно цитировать от имени Манчестера?

– Не будь ребенком, Монти. Ты же знаешь, что нельзя. Зато можешь цитировать меня: я якобы сказал, что Манчестер якобы сказал, что… И так далее. Никаких официальных заявлений, Монти. Только в частном порядке, ясно?

– Ты и Манчестер – не одно и то же, – заметил Крамер.

– Черт возьми, Скелет! Ладно, можешь говорить всем, что я своими ушами слышал, как Чарли обещал дать добро на «Дафну».

– Он знает, что ты распускаешь этот слух? – спросил Монти.

– Да, – решительно сказал О’Коннел, сжигая мосты.

– Должен признать, что это умный ход, – проговорил Крамер. – Он принесет вам голоса сторонников мира, а также почти всех женщин-делегатов. Но и риск велик.

– А это уж моя забота, – отмахнулся Оби. – Дело в надежных руках, не волнуйся.

Простившись с Монти и Скелетом, О’Коннел пропустил рюмочку на дорожку и с легким сердцем зашагал в гостиницу.

«Чарли ничего не знает, – думал он. – Значит, мои действия никак не обернутся ему во вред. Черт возьми, могу я взять на себя ответственность или нет? Когда, наконец, мне дадут играть по своим правилам?»

Вертолет, словно цапля с перебитым крылом, опустился на южный газон. Поток воздуха от огромного винта рвал листья с магнолий, гнул стебли цветов и розовые кусты. Мотор ревел и скрежетал. Агенты секретной службы, полицейские Белого дома и газетчики стояли поодаль и выступили вперед лишь после того, как утихомирился маленький ревущий вихрь. Ровно в девять тридцать утра дверца темно-зеленого вертолета морской пехоты США распахнулась, и на короткий трап шагнул Фредерик Стюарт, возвратившийся из своей загородной резиденции Кэмп-Дэвид.

Президент осторожно спустился на землю. Стюарту исполнилось шестьдесят шесть, но выглядел он по крайней мере десятью годами старше: мучившие его недуги потушили блеск глаз, иссушили тело.

Аккредитованные при Белом доме журналисты почтительно окружили старика. Все лето между ними действовал джентльменский уговор: газетчики не докучали президенту в Кэмп-Дэвиде, за что он каждый понедельник уделял им пять минут.

– Доброе утро, господин президент. Как погода в горах?

– Чудная. Солнце…

– Что вы думаете о происходящем в Чикаго, сэр?

– Похоже, намечается веселый спектакль, – с улыбкой ответил Стюарт. – Во всяком случае, Белый дом и пальцем не шевельнет, чтобы повлиять на исход республиканского конвента.

– Однако два месяца назад сенатор Флоберг заявил о вашей симпатии к Манчестеру, и вы не опровергли его слов.

– Это так, – подтвердил президент, уже усталый, несмотря на ранний час. – Чарли Манчестер – член кабинета министров. Будь я делегатом, мой голос принадлежал бы ему, однако это вовсе не попытка диктовать съезду свою волю.

– Вы одобряете намерение Манчестера заморозить ракетные контракты, сэр?

– Честно говоря, я не совсем понимаю, о чем идет речь. Я ведь загорал на солнышке и с Чикаго не связывался. Надеюсь, Чарли скоро позвонит мне и объяснит, что у него на уме.

– Вас удивило его выступление?

– Да, такой концовки пресс-конференции я не ожидал.

– Благодарим вас, господин президент!

Очутившись в Овальном кабинете, Стюарт с облегчением опустился в кресло и пригласил секретаршу.

– Сьюзи, найдите мне, пожалуйста, Грэма и сварите кофейку.

Грэм Реддиг, специальный консультант Белого дома и личный представитель президента на съезде республиканской партии, нашелся через две минуты.

– В чем там у вас дело, Грэм? – спросил его президент.

– Если в двух словах, сэр, то Манчестер устроил тут переполох. Люди Робертса распустили слух, будто Чарли вас надул. Естественно, всех интересует ваша реакция.

– Чарли уже давно планировал поднять эту проблему, – сказал президент. – Я раздражен лишь тем, что он не посоветовался со мной, не предупредил. Даже в субботу утром – ни слова. Мы обсуждали сельскохозяйственную программу, а об обороне он вообще помалкивал.

– Ребята из «Юнифордж» начали обработку делегатов, – сообщил Реддиг. – И профсоюзные функционеры Мэгуайра тоже.

– Мне казалось, что Гас за Манчестера.

– Был до вчерашнего дня. А теперь он и Дэвидсон не жалеют сил, чтобы вытащить Робертса.

– Не нравится мне это, – со вздохом сказал президент. – И в особенности позиция профсоюза. Мне стоило огромных усилий заставить Мэгуайра отвернуться от демократов на прошлых выборах, а теперь Чарли ставит под угрозу все наше дело. Если его выдвинут кандидатом в президенты, в ноябре Мэгуайр покинет нас. Перебежит к демократам и глазом не моргнет.

– Вы, конечно, уже осведомлены о реакции Москвы, сэр?

– Да. Как это восприняли в Чикаго?

– Разумеется, многие делегаты теперь отвернулись от Манчестера, хотя кое-кто уже начал задумываться, какова истинная цель русских.

– Сама идея благословения коммунистами республиканского кандидата тревожит меня, – сказал Стюарт. – Этого не случилось бы, промолчи Чарли о ракетах.

– У вас будут какие-нибудь указания, сэр? – спросил Реддиг.

– Нет, просто держите меня в курсе, – президент положил трубку.

Когда пять минут спустя секретарша принесла кофе, старик мирно дремал в своем кресле. Приоткрыв глаза, он вопросительно посмотрел на Сьюзи.

– Манчестер звонил?

Она покачала головой, и президент со вздохом потянулся к кипе бумаг на углу стола.

На двери, обитой листом дюраля, черной жирной краской было выведено: «Вход воспрещен». К ней поднималась шаткая лестница, бравшая начало у покрытой толстым слоем уличной гари входной двери. Фасадом дом смотрел на Кларк-стрит и размещался между комиссионной лавкой и сомнительным кабаре под названием «Тропический остров».

Грейс Оркотт на цыпочках поднялась по истертым ступеням, и в нос ей ударил запах кислого пива, смешанный с запахом дешевой дезинфекции. Грейс оглянулась на сопровождавших ее троих мужчин. Один из них нажал кнопку звонка, и запретная дверь тут же отворилась. За порогом стоял низкорослый суетливый мужчина с копной рыжих волос.

– Входите, входите, – пригласил он. – Вас четверо? Хорошо: все в сборе. Меня зовут Арт Сегунда, – бодренько представился рыжий, вводя гостей в на удивление чистый кабинет. – Я здешний руководитель и лучший друг Оскара. Сейчас я вам его покажу. Начнем прямо с этого.

– А кто он такой? – спросила Грейс Оркотт.

– Оскар – не кто, а что. Однако первым делом хочу вас предупредить: наша контора засекречена. Занимаемся мы тем же, чем испокон веку занимались все кандидаты – слежкой за делегатами. Точнее, сбором сведений о них. Вся разница в том, что вместо картотеки у нас Оскар.

Роджер Аббот кивнул лысой головой и широким взмахом руки указал на собравшихся.

– Все останется между нами, Арт, – пообещал он. – Давай, показывай, что у тебя там.

Сегунда провел гостей в соседнюю комнату, где стояла машина, возле которой суетился молодой человек в футболке.

– Знакомьтесь, это мистер Уаймер, выпускник Калифорнийского технологического и мой студент. А вот Оскар! Мистер Уаймер помогает мне общаться с ним. Оскар – лучший в мире портативный компьютер, хранящий в своей памяти нужную нам информацию и выдающий ее в режиме семьдесят строк печатного текста в минуту.

– Очень интересно, – проговорил один из гостей. – Только зачем он нужен тут, на съезде?

– Зачем? А вот зачем. Какие сведения содержатся в обычной картотеке? Что собой представляет эта картотека? Коробку из-под башмаков, набитую бумажками. А на бумажках написано, как зовут делегатов, где они работают, кому симпатизируют, больше ничего. Оскар же знает о каждом выборщике буквально все: адрес, вероисповедание, семейное положение, работа, банковский счет, лучшие друзья, вкусы и симпатии, мнение о кандидатах, взгляды на жизнь. Вот, например, в пятницу мистер Аббот просил выяснить, сколько делегатов имеют доход менее десяти тысяч в год. Мы ответили ему мгновенно: триста семьдесят шесть человек. Обычный показатель для республиканского съезда. Зачем, кстати, вам были нужны эти сведения?

– Для выработки налоговой программы, – быстро ответил Аббот.

– Могли бы обойтись и без машины, – произнес кто-то из гостей.

– Допускаю, – согласился Сегунда. – Но вот вчера нам подкинули задачку потруднее: сколько делегатов представляют районы, где размещены заводы «Юнифордж» и другие ракетостроительные предприятия? Через час ответ был готов.

– А где вы взяли входные данные? – спросил кто-то.

– Ума не приложу. Наверное, фирма предоставила. Карл Флейшер прислал их с одним из своих парней. Интересно другое: как только мы выдали имена всех делегатов из этих районов, Карл запросил на них дополнительные сведения – место работы, счет в банке, друзья и так далее. Видимо, это нужно, чтобы подъехать к делегатам, но сие меня уже не касается. Я всего лишь смотритель при Оскаре.

Грейс Оркотт сделала шаг вперед и внимательно оглядела компьютер.

– Покажите его в деле, – попросила она. – Но только вопросы должны быть такими, чтобы я могла проверить ответы.

– Пожалуйста, – согласился Сегунда. – Ваше имя?

– Грейс Оркотт, из Техаса.

– Стойте, стойте! – вмешался Аббот. – Арт, оставь эту затею. Часть сведений, хранящихся в памяти машины, имеет конфиденциальный характер и не подлежит использованию…

– Ничего страшного, – возразил Сегунда, которому не терпелось похвастаться способностями своего электронного питомца. – Мы просто затребуем распечатку, а читать не будем. Подарим миссис Оркотт на память.

Через несколько секунд послышалось стрекотание печатающего устройства, и Сегунда вручил Грейс карточку. Та пробежала ее глазами и запихнула в сумочку.

– Все точно, – сказала она. – И досконально.

Роджер Аббот предложил расходиться поодиночке, чтобы не привлекать внимания. Вернувшись в отель, Грейс уселась в баре и стала поджидать дочь. Она рассеянно вытащила из сумки листок и поднесла его к глазам. На карточке было напечатано:

«Оркотт, Грейс: Лаймен-бульвар, 8365, Даллас. Замужем.

Годовой доход – 38 000 долларов, сбережения – 15 000 долларов, займы – 4300 долларов.

Муж – генеральный подрядчик.

Дети: 1. Кэтрин, род. 29 февр. 1948.

2. Джордж-младший, род. 4 мая 1950, ум. 8 мая 1950».

– Не нравится мне это, – пробормотала потрясенная Грейс. – Ох, как не нравится. Надо будет поговорить с Флейшером. При первой же возможности. Тут пахнет гнусностью…

Оби О’Коннел и Карл Флейшер нетерпеливо и бесцельно кружили по фойе отеля «Моррисон». Оба ждали конца закрытого заседания делегации Уилкокса и встретились близ фонтанчика с питьевой водой. Когда стало известно, что Пенсильвания намерена выдвинуть в кандидаты своего губернатора и держать голоса до последнего момента, Флейшер проглотил одну из своих известных всем газетчикам пилюль, оглядел сквозь не менее знаменитые дымчатые очки пухлое потное лицо О’Коннела и с улыбкой сказал:

– Не везет нам, Оби. Ну да всех к себе не перетянешь, верно?

О’Коннел ответил лишь равнодушным взглядом, мысленно послав по адресу губернатора Пенсильвании крепкое словцо.

– Мы ничего не потеряли, – неуверенно проговорил он. – В четверг Пенсильвания будет с нами, ты отлично знаешь этих самоуверенных парней, убежденных, что именно они выводят в короли простых смертных.

Флейшер приблизил губы к уху О’Коннела и зашептал:

– Оби, правда ли, что Манчестер не собирается прикрывать «Дафну»? Ходят такие слухи…

– Чарли этого не говорил, – ответил Оби, чувствуя, что его план начал работать. – Мало ли чего болтают на съезде?

Флейшер увлек своего противника подальше в угол.

– Слушай, Оби, давай заключим сделку, а? Ты знаешь, что от Миссисипи приехало две делегации. Одна – за твоего парня, вторая – за Робертса. У штата тринадцать голосов, которые висят в воздухе, потому что мандатная комиссия никак не может решить, какую из делегаций регистрировать. Назревает всеобщее обсуждение. Обе делегации поливают друг дружку грязью, намекают на полученные взятки, посулы и прочее. В мандатной комиссии покатываются со смеху, глядя на их перепалку, но решить ничего не могут.

– Что ты задумал? – спросил О’Коннел.

– Давай поделим Миссисипи.

– Каким образом? Голосования по фракциям не бывает, Карл.

– Если вопрос вынесут в зал, ты проиграл, Оби.

– А почему не ты?

– Давай посмотрим правде в глаза. Твое поражение обернется ощутимым ударом. Мое – так, царапина.

О’Коннел еще вчера знал, что его противник прав: Робертс споро шел в гору, и Оби уже сам начинал подумывать о сделке, однако колебался, зная, что, если калифорнийцы заговорят первыми, ему будет легче торговаться.

– Ладно, – согласился он. – Бери пятерых.

– Издеваешься? Будь умницей, Оби: твой спасательный пояс теряет воздух, как шарик со свистулькой.

– Чего ты хочешь?

– Чтобы пятерых взял ты, – деловито ответил Флейшер. – А мы подберем оставшуюся восьмерку. И запомни: если этот вопрос вылезет на всеобщее обсуждение, ты потеряешь все тринадцать голосов. Этот удар станет первым шагом к поражению.

– Я не согласен, – сказал Оби, не двигаясь с места.

– Слушай, – зашептал Флейшер, – хочешь одну вещь по секрету? Бин уже снял вас с крючка, и вы теперь у нас в долгу. Мы готовили рекламный листок, который поднял бы вас на воздух, но не пустили его в ход. Робертс запретил.

– Это говорит лишь о том, что он не одобряет твоих грязных трюков, – спокойно сказал Оконнел.

– Не об этом речь. Подумай, что будет, если я шепну, кому надо, и эти листовки хлынут сюда дождем.

– Ты шантажист, Карл, – беззлобно проговорил Оби. – Ну да ладно: шесть – вам, семь – нам. Это, конечно, чересчур великодушно с нашей стороны…

– Наоборот, Оби, семь – нам.

Принять такие условия было бы опасно психологически, и О’Коннел знал это. Но не принять – опасно вдвойне. На всеобщем обсуждении наверняка будет решено, что у сторонников Робертса больше оснований представлять штат, и это повлечет огромный урон. Проигрыш в мандатной комиссии равносилен смерти.

– Ладно, – Оби протянул руку. – Будь по-твоему. Только пусть мне скостят налоги за то, что я занимаюсь благотворительностью.

– Давай позвоним председателю комиссии, – предложил Флейшер.

– Придется. Видит бог, без моего подтверждения он не поверит, что тебе так пофартило.

Через час ЮПИ сообщило, что места в делегации Миссисипи поделены и большинство досталось Робертсу. В заявлении агентства одновременно подчеркивалось, что министр финансов получил новый ощутимый удар в виде отказа делегации штата Пенсильвания поддержать его кандидатуру.

Зал «Мак-Кормик Плейс» был набит битком и продолжал поглощать все новые порции прибывающих. Набережная оказалась на протяжении нескольких кварталов запружена автобусами и такси. В зале уже сидело или стояло около пятнадцати тысяч человек, а народ все валил и валил.

Над секциями делегатов стлался табачный дым, поднимавшийся к креслам для зрителей. В проходах толпились зеваки. Над партером покачивалась огромная подвесная платформа с телекамерами и операторами, на полу, по обе стороны главного помоста, расположились газетчики.

Арчи дю Пейдж облокотился о перила, за которыми в ложе для почетных гостей сидела Кей.

– Привет, Арчи! Впечатляет, правда? – воскликнула она.

– Ничего тут сегодня не будет, кроме пустой болтовни, – ответил он. – Давай встретимся после заседания.

Она кивнула, и агент по связям о прессой нырнул в толпу, расталкивая людей локтями. Он направлялся к группе из двух дюжин делегатов, с которыми, согласно указаниям О’Коннела, должен был встретиться сегодня вечером.

Роджер Аббот стоял возле знамен штата Массачусетс и спорил с одним из делегатов. Карл Флейшер сидел в кресле на помосте, изучая листок бумаги, а по другую сторону Оби О’Коннел шептал что-то в трубку телефона, который связывал его с десятком функционеров, работавших внизу, в зале.

В центральном проходе Гас Мэгуайр с повязкой официального курьера на рукаве свежеотутюженного пиджака с серьезным видом беседовал с каким-то мужчиной, сдвигаясь под нажимом толпы то в одну, то в другую сторону.

Ровно в восемь часов миллионы людей заняли места у телевизоров, по залу «Мак-Кормик Плейс» разнесся громкий призыв очистить проходы, который, впрочем, не возымел никакого действия, хотя его повторяли каждые полминуты. Люди продолжали сновать туда-сюда, гул голосов не стихал.

Джозеф Терьюн, председатель национального республиканского комитета, взобрался на трибуну. Седая грива волос и словно высеченное из камня лицо делали его похожим на капитана застигнутого бурей корабля. Стук председательского молотка тоже остался без внимания. Терьюн смирился и, решившись, заговорил речитативом в свой микрофон:

– Тридцатый республиканский конвент объявляется открытым. Партия Линкольна, Теодора Рузвельта, Эйзенхауэра и Стюарта собрались сегодня здесь, чтобы назвать имя следующего президента Соединенных Штатов!

Традиционное предсказание исхода ноябрьских выборов было встречено ревом одобрения. О’Коннел и Флейшер, откинувшись на спинки кресел, обменивались усмешками, а процедура тем временем пошла своим чередом. Пропели национальный гимн, чикагский архиепископ сказал речь, с молитвой и прочими мелкими ритуалами было в интересах телезрителей покончено довольно быстро. Карл Флейшер встал и направился в буфет, где его облепили десятка три газетчиков, горевших нетерпением узнать подробности сделки с делегатами от Миссисипи.

В центре зала, возле канзасского знамени, Гас Мэгуайр присел на корточки рядом с Роджером Абботом, изучавшим какой-то список.

– Девять из каждого десятка – членов профсоюза у нас в кармане, – сказал он. – Я уже говорил со всеми и выяснил, что теперь Чарли им не по нутру.

– Как Дэвидсон? – зашептал Аббот, дергая кадыком. – Акционеров тут куда больше, чем членов профсоюза.

– У него порядок. Два крупных банка уже поддают жару. Мы можем победить, Роджер.

– Да, если не будем спать до самого четверга – последнего дня конвента.

Джейк Манчестер снял ноги с журнального столика, встал и выключил телевизор. Пэтси тряхнула соломенными волосами.

– Зачем ты это сделал?

– Сегодня там больше ничего не будет. Как только поиссякнет пыл этих великих ораторов, все разбредутся по гостиницам.

– У тебя неприятности, Джейк?

– С чего ты взяла?

– Ты не произнес и двух десятков слов с тех пор, как вернулся домой.

– Мы же слушали ослиные крики этого типа Терьюна.

– Жаль, не дождались комментариев обозревателей: могли бы узнать, как дела у нашего старика. Он не слишком горячится, как ты считаешь?

– А чего ты ждала? Видишь, сколько людей не согласно с ним.

– И ты тоже?

– Я этого не говорил. Просто он не царь, чтобы издавать указы. Тут надо брать в расчет все: рабочие места, инвестиции, оборонный потенциал…

– Опять двадцать пять! Он же сказал, что у нас вполне достаточно бомб и ракет. Чего ты еще хочешь?

– Его соперник Робертс в тысячу раз умнее, когда утверждает, что такие вопросы должны решаться в Вашингтоне, а не в римском цирке.

– Джейк! – Пэтси поставила свой стакан и отодвинулась в угол кушетки. – У нас еще демократия. Всякий политический лидер обязан вслух высказывать свои мысли.

Манчестер-младший молча допил коктейль и принес с кухни новый стакан.

– Да что стряслось, Джейк, скажи наконец! Дуган учинил тебе разнос?

Джеймс Дуган был заместителем управляющего Национальным коммерческим банком Брэдбери и ведал кадрами.

– Разнос? – переспросил Джейк. – Нет, хуже. Он пригласил меня к себе, угостил сигарой, а потом завел речь об отце и его взглядах на проект «Дафна». Хотел узнать, что я об этом думаю.

– И что ты ему сказал?

– То же, что и тебе. А он заявил, что Брэдбери манипулирует акциями «Юнифордж» на сумму двести миллионов долларов.

– И все?

– Нет. Завел песню об ответственности банка перед вкладчиками, о необходимости следить за политикой и о том, что высоко ценит мои родственные отношения с ведущим кандидатом.

– Это мягко говоря, – вставила Пэтси.

– Пытался выяснить мои личные настроения. Деликатно, разумеется.

– А ты?

– А я сказал, что не обязан во всем соглашаться со стариком только потому, что он мой отец.

– Ты не хочешь, чтобы он стал президентом?

– Не в этом дело… – Джейк посмотрел на жену и, увидев, что собираются тучи, торопливо заговорил, словно надеясь убежать от грозы: – Видишь ли, Дуган спрашивал, не знаю ли я, часом, делегатов, которые…

– Которые что?

– Черт возьми, Пэтси!

– Которые могут переметнуться к Робертсу, так?

– Нет… Но если Дуган прав… Если заказы на ракеты так много значат для нашего банка…

– Словом, ты обещал позвонить своим знакомым делегатам.

– Ничего подобного! Я только сказал, что знаю лично всего одного делегата и не собираюсь ему звонить…

– Полагаю, речь шла о Джиме Стэделе, так?

– О нем. Но Дуган не просил меня звонить, не спрашивал фамилию делегата. Он просто посетовал, что отец слишком рано заговорил о сокращении военного бюджета…

– Джейк, я впервые в жизни слышу такую омерзительную историю, – возмутилась Пэтси. – Неужели ты не размахнулся и не двинул в нос своему Дугану?

– Да за что?

– Господи, Джейк, мы оба знаем, куда он гнул. В кого ты превращаешься? Твой босс практически предлагает тебе идти против родного отца, а ты… согласился!

– Это ложь!

– Это святая правда, а в какие слова она облечена, не имеет значения. Ты… ты!

– Что, по-твоему, я должен был сделать? Уйти с работы?

– А хоть бы и так!

– Ишь ты, какая смелая, пока сидишь на диване со стаканом коктейля в руке!

– Помолчи! Сам-то каков? Сколько ты в себя влил для храбрости, прежде чем решился рассказать мне все это? И что за мужа мне бог послал…

– Да послушай же!

– Не смей орать! – взвилась Пэтси. – Иди, звони своему Стэделу. Скажи ему, пусть голосует за Робертса и конец света!

Плача, она вскочила и убежала в спальню. Джейк слышал, как хлопнула дверь и повернулся ключ.

Он часа два просидел на маленьком балконе, нависавшем прямо над водами залива. Сумерки превратились в ночь, с океана приполз туман, стало сыро и холодно. Джейк вернулся в комнату и поднял трубку желтого телефона.

– Соедините меня с Чикаго. Мне нужен мистер Джеймс Стэдел, делегат республиканской партии на конвенте. Его можно найти в отеле, где остановилась делегация Массачусетса.

Выйдя из машины раньше Манчестера, Арчи увидел их первым. Он двинулся к группе, на ходу бросив через плечо:

– Не стоит вам болтаться тут, босс.

Вдоль фасада отеля расхаживало человек двадцать с транспарантами на груди. «Голосуйте за разоружение!», «К чертям «Дафну»!», «Сначала – Человечество, Робертс – потом!», «Не дадим распять род людской на ядер-ном кресте!» – было начертано на плакатах. Маленькие дети, мальчик и девочка, размахивали флагами США и ООН.

Манчестер вылез из машины, и тут же защелкали камеры двух фотографов, спешивших запечатлеть выражение невольной растерянности на лице кандидата.

– Быстрее! – прошипел Арчи, прикрывая Манчестера собой и проталкиваясь к подъезду. На ходу он едва заметно кивнул полицейскому, и тот со знанием дела оттеснил манифестантов от входа.