Текст книги "Правила счастья"
Автор книги: Фиона Уокер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 30 страниц)
– Мы хотели сделать Шону сюрприз: его введут с завязанным глазами, а когда повязку снимут, он увидит всех своих друзей за столом с бокалами шампанского в руках.
– Да, да, что-то припоминаю, – неуверенно соврал он, поглядывая на часы.
– Помнишь, да?
– Ну конечно, девочка, конечно, – подтвердил он, дотронувшись до ее руки. – А почему бы нам не отправиться в «Рац»? Продолжишь свой рассказ за ужином. Предадимся, так сказать, воспоминаниям.
– Ты действительно считаешь, что сегодня у тебя больше шансов пройти туда, чем в прошлый раз? – прорычала она.
– То есть? – непонимающе взглянул он.
– День рождения Шона праздновали в «Раце», Джон.
– Не может быть! – он искренно удивился. – Ты ошибаешься, ягодка. Я никогда не ужинал в «Раце», клянусь.
– Да, ты не ужинал с нами в тот день, – спокойно сказала она.
– Как это?
– Когда мы приехали в ресторан, тебя не пропустили, потому что ты был без галстука, – она посмотрела на его футболку с логотипом «Лидс Юнайтед», который расплывался у нее перед глазами, полными слез.
– Неужели?
– Они требуют, чтобы мужчины были в галстуках. Это глупо, но ничего не поделаешь, у них такой дресс-код: не допускаются мужчины без галстуков, не допускаются женщины в брюках, не допускаются посетители в темных очках. Я ужасно нервничала из-за нашего опоздания, и забыла проверить, в галстуке ты или нет.
– А я был без галстука? – его ошарашила эта история.
– Без галстука. На тебе была футболка с надписью «Мерзкий Гарри, ты слопал мои бутерброды».
– Точно, моя любимая футболка! – его глаза расширились при этом приятном воспоминании. – И что же дальше?
– Ты сделал вид, что ужасно оскорблен отказом метрдотеля пропустить тебя без галстука, – Джуно изо всех сил старалась не расплакаться, даже челюсть заболела от напряжения. – Ты настоял, чтобы я пошла без тебя: ведь это был день рождения моего брата. Ты сказал, что быстренько смотаешься в Клапам, наденешь смокинг с бабочкой, вернешься на такси обратно и покажешь этим гадам, кто есть кто.
– Вот как? Неплохо придумал, по-моему, – он был доволен собой.
– Но ты не вернулся, Джон. И когда я пришла домой в полночь, тебя не было дома. Я ждала, гадая, что с тобой: напился ты или попал под машину. Ты ввалился в два часа ночи, ты на ногах не стоял, и разговаривать с тобой было бесполезно. Утром ты сказал, что по дороге домой встретил старых друзей, заболтался и потерял счет времени.
– Неужели? – Джон закашлялся.
– Да, – Джуно сжала зубы. – Но ты был совсем не с друзьями. Ты был с Дебби.
Он опустил голову от стыда.
– Ты совсем забыл этот вечер, да?
– Ну, только то, что касается ресторана, – с подкупающей честностью признался он. – Вот сейчас, когда ты рассказала мне, я восстановил в памяти какие-то эпизоды. Помню, как этот идиот не пускал меня без галстука. Черт, сегодня же тоже нужно было надеть галстук! Какой я дурак, правда, ягодка?
Джуно посмотрела вверх, на ставший уже знакомым потолок с сияющими люстрами.
– Прости меня, Джон, но я не могу пойти с тобой сегодня в «Рац», – спокойно сказала она и перевела взгляд на его лицо – лицо маленького мальчика. – Как там поется в песне: «Я не могу пойти с тобой, ведь эта нить оборвалась».
– Фил Коллинз. «Жизнь после разлуки». 1985 год, – грустно угадал он.
– Милый Джон… – она вздохнула, целуя его в щеку. – Милый Джон… – Она поправила свое шикарное платье и, громко стуча высоченными каблуками туфель, купленных специально ради «Дж.», вышла из бара «Око».
ГЛАВА 22
Джуно ужасно не хотелось возвращаться домой. Балансируя на своих каблуках, она обшарила сумку по дороге к метро и обнаружила три фунта монетами, пригоршню мелочи и месячный проездной билет. Часы на станции показывали пять минут одиннадцатого.
Она села на поезд, идущий в южном направлении, намереваясь добраться до Вест-Энда и подождать появления Элли и Дункана в «Меццо». Стакан минеральной воды она сможет себе позволить. А когда они придут после спектакля, она займет у них немного денег. Приставить же к их столику еще один стул – не большая проблема. Финлэю будет интересно посмотреть на нее в новых тряпках, кроме того, ей не терпелось узнать, что Элли с Дунканом думают о нем. Элли была, естественно, несколько удивлена, когда Джуно позвонила ей – довольно пьяненькая – из клуба «Неро» и сообщила, что она не сможет пойти в театр, но пришлет вместо себя одного совершенно нового человека.
– Но кто он, Джуно? – спросила Элли, рядом слышалось лепетание Чайны. – Это тот самый Финлэй из «Иммедиа», который похож на Эйвана Макгрегора и который дружит с Лидией?
– Да, и мне ужасно интересно узнать, как вы его найдете, потому что… – Джуно так и подмывало сказать, что на самом деле он не просто дружит с Лидией, а он безумно влюблен в Лидию, и хочет завоевать ее, и спасти, и правда ведь, ужасно романтично? Но удержала свой обычно непослушный язык. – Мне кажется, он должен понравиться вам с Дунканом, – спокойно закончила она.
Элли засмеялась так же ласково и всепрощающе, как всегда. Большинство людей на ее месте выразили бы неудовольствие, недоумение, задали бы кучу вопросов. Но Элли была самым легким человеком из всех, кого знала Джуно, и она просто согласилась, издав, впрочем, вздох удивления:
– Хорошо, передай ему, что встречаемся в баре возле театра в семь. Если он выглядит как Эйван Макгрегор, я думаю, мы без труда его узнаем. И все-таки, Джуно, ты ведешь ужасно странную жизнь.
Джуно ехала в метро, разглядывая рекламу на стенках вагона и размышляя, как они там втроем провели этот вечер в театре.
Но минуту спустя она выскочила в Камден-Тауне, сообразив, что, во-первых, она должна Финлэю двадцать фунтов, во-вторых, она ему обещала, что снова сделает Джея своим любовником этим вечером. Она прекрасно понимала, какой долг важнее. У Джуно часто заканчивались наличные, и она занимала. Она всегда возвращала долги – в конечном итоге. Беда заключалась в том, что она вспоминала, кому и сколько должна только тогда, когда вновь возникала необходимость занять.
Джуно сделала пересадку. Не обращая внимания на заигрывания пьяного соседа, она сидела на деревянной скамейке, закрыв глаза и гадая: вернулся Джей домой или нет. Два предыдущих вечера она сумерничала одна, предаваясь приятным мыслям о том, что он влюблен в нее, что он из-за своей застенчивости боится встретиться с ней лицом к лицу до их «свидания», что он проявляет удивительную предусмотрительность, нигде не пересекаясь с ней. А он просто-напросто избегал ее. Он был все тот же скрытный и язвительный Джей Маллиган, который приехал неделю назад, навел в квартире идеальный порядок, а ее жизнь перевернул вверх тормашками.
Джуно шла от метро к дому мимо кафе «Фло». На противоположной стороне улицы за столиками сидели парочки, они наклонялись навстречу друг другу, разговаривали, смеялись, держались за руки. Интересно, для кого из них это первое свидание? Из-за слез она видела их будто сквозь туман. Как она мечтала об этом вечере – о вечере первого свидания с Джеем. Тоже сидя за уличным столиком, она бы вглядывалась в его лицо, освещенное мерцанием свечи, слушала его, отвечала на вопросы и мечтала, чтобы он обнял ее.
Внезапно Джуно осознала, что ей мучительно хочется именно поболтать с ним, даже сильнее, чем всего прочего. Да, она хотела, чтобы он снова касался ее кожи, хотела почувствовать вкус его языка, погладить его теплую, влажную от страсти грудь и вновь уснуть рядом с ним. Но еще больше хотелось, чтобы он поговорил с ней.
Переходя через дорогу, Джуно задалась вопросом: а почему, собственно, она не рассказала никому из своих друзей всю правду о том, что произошло между ней и Джеем? Получился бы классический анекдот от Джуно Гленн. И, подумав, она ответила на этот вопрос: скорее всего, потому, что, рассказывая о своей личной жизни друзьям, она обесценивала ее. А Джей не подлежал уценке. Возможно, потому она и вела себя с ним так нелепо. В ту первую ночь, когда они спали вместе, он сказал: «Поклянись, что не полюбишь меня». А Джуно всегда была девочкой «наоборот».
Оказавшись теперь совсем рядом со столиками, Джуно заметила группу мужчин за одним из них. Она решила, что будет выбивать клин клином. Попробует влюбиться в совершенно незнакомого человека, а не в этого молчаливого скрытного американца, который ненавидит ее. Один из мужчин смотрел на нее с явным одобрением. Коренастый, броско одетый, как клубный промоутер, с живыми карими глазами, подстриженный под горшок, он напоминал средневекового жулика и безусловно заслуживал улыбки, брошенной мимоходом. Джуно лучезарно ему улыбнулась, получила в ответ слепящую россыпь белоснежных зубов, и тут чуть не пустилась бежать со спринтерской скоростью. За столиком рядом с ним, спиной к Джуно, закатав рукава полинявшей футболки так, что видна была кельтская татуировка на правом бицепсе, сидел Джей.
Джуно не стала оборачиваться, чтобы выяснить, оглянулся ли Джей посмотреть, с кем это его приятель обменивается улыбками.
Дома ее приветствовал радостным воплем Пуаро: он с важным видом прогуливался по дубовому столу, на котором Джей обычно держал свой компьютер. К счастью, компьютера там сейчас не было, но Пуаро сжевал пару проводков для подключения компьютера к аккумулятору или еще к чему-то и в припадке неприязни к Джею сбросил на пол все оставленные им дискеты. Джуно постаралась скрыть причиненный ущерб, посадила Пуаро в клетку, накрыла перуанской рубахой и вытащила из-под раковины в ванной Убо, которая залезла туда, страдая без воды.
– Прости меня, малышка, – Джуно виновато посадила ее в аквариум, поцеловав в макушку и погладив плавники.
Затем она обвела взглядом комнату, чтобы найти пульт и выключить телевизор, прооравший весь вечер. Ее внимание привлек включенный автоответчик. Но едва она начала слушать первое сообщение, как внизу хлопнула входная дверь и кто-то начал подниматься по лестнице.
Сообщение было от Шона:
– Привет, Джуно и Джей. Говорит ваш хозяин. Я… – и тут она нажала кнопку «стоп» и замерла, прислушиваясь к шагам на лестнице.
Но это вернулась в сопровождении мужчины с низким голосом одна из хорошеньких итальянок, живших на первом этаже.
Вечер пятницы тянется медленно, грустно подумала Джуно и пошла на кухню за печеньем, забыв дослушать сообщения на автоответчике, потому что ее голову целиком занимали печальные мысли о Джее и о свидании, которого не было.
Она заварила себе большую кружку чая, взяла печенье, захватила свой талмуд с заповедями, как женщине завоевать место под солнцем, стопку журналов и уединилась в своей комнате.
В гостиной зазвонил телефон. Джуно виновато подумала, что наверняка звонит кто-то из ее друзей, но не вышла из комнаты и не сняла трубку из опасения, что Джей вот-вот вернется.
Прошло десять минут, входная дверь безмолвствовала, и Джуно рискнула пробраться в гостиную и прослушать сообщения на автоответчике. На дисплее значилась цифра «5». Все пять сообщений предназначались ей, и это подтверждало ее предположение, что Джей уничтожает адресованные ей послания, если ему удается первым перехватить их.
Все звонки были от обеспокоенных знакомых, которые взывали к ней: «Ну где же ты?» в надежде, что она присоединится к ним в выходные, и называли ее обормоткой за то, что она просила развлечь себя, а сама исчезла. В качестве фона доносились музыка, смех, шум и болтовня, потому что все спешно звонили по мобильному телефону или по таксофону из самой гущи пятничной ночной жизни. Слушая эти звуки в мрачной тишине квартиры, Джуно почувствовала себя безмерно, безысходно одинокой.
Она составила список людей, перед которыми нужно будет завтра извиниться, и вернулась к себе в комнату изучать главу из своего талмуда. Она пришла к выводу, что относится к так называемому оральному психологическому типу: для утешения она выкурила пару сигарет, попила чаю и погрызла печенья.
Вдруг ее охватило навязчивое беспокойство: ей стало казаться, что она неправильно процитировала Джону строчку из песни Фила Коллинза. Она сказала: «Я не могу пойти с тобой, ведь эта нить оборвалась». А нужно было: «ведь эта ложь оборвалась». Или все-таки нить? Она уже сто лет не слушала эту проклятую песню.
Джуно решила обследовать собранную Шоном богатейшую коллекцию пластинок и записей. Модная альтернативная музыка, панк стояли на видном месте. Старые исполнители, купленные в пору отрочества, были спрятаны подальше от посторонних глаз, но иногда по ночам Джуно отчетливо слышала звуки песен Криса де Бурга или «Квин», доносившиеся из комнаты Шона. Где-то среди них, в алфавитном порядке, пристроившись между Джо Кокером и «Кул», стояла наверняка и пластинка Фила Коллинза. Плохо одно: Шон хранил коллекцию звукозаписей в своей – а теперь Джея – спальне.
Решив про себя, что она не будет подглядывать, Джуно, не зажигая света, направилась прямиком к большому шкафу, в котором обитала музыка второго сорта (или, как Шон ее деликатно называл, «ироническая антология»). Джуно стала быстро просматривать конверты в слабом свете луны и уличных фонарей, проникавшем в комнату через окно.
– Бог ты мой! У него ест Шина Истон, Дюран Дюран – с ума сойти, Дана!
И вот, наконец, пластинка с избранными песнями старины Фила. Она хотела было выскользнуть из комнаты, не оставив ни малейших следов своего пребывания, но тут сообразила, что единственный проигрыватель, имевшийся в доме, стоит перед ней.
Джуно не хотелось хозяйничать в этой комнате, источавшей запах Джея, одолевая при этом соблазн немножко здесь пошпионить, но ей необходимо было убедиться в том, что она правильно процитировала строчку. Это был вопрос чести и самоуважения. Она подошла к окну, чтобы рассмотреть конверт, – но текстов песен не было ни на нем, ни на вкладыше с портретом Фила.
Она прислушалась, не доносится ли звук шагов с лестницы, потом поставила пластинку в проигрыватель и включила его.
Зазвучала «Это, конечно, любовь».
– Боже, я не слышала этого сто лет, – обратилась она к темноте, пропитанной незнакомым запахом, словно обитатель этой комнаты лежал на кровати и ждал ее.
Ей вспомнилось, как она танцевала в обжимку на вечеринках, когда ей еще не исполнилось восемнадцать (или, что случалось гораздо чаще, наблюдала за тем, как танцуют ее подружки), как безнадежно влюблялась в шестиклассников, которые даже ни разу не взглянули в ее сторону, как покрасила волосы в розовый цвет, а ресницы в черный. Воспоминания обрели такую реальность, что можно было ощутить их запах.
– А он совсем не дурак, старина Фил, – Джуно присела на краешек кровати и начала притопывать носками в такт, забыв про осторожность от нахлынувших эмоций.
А вот «Еще одна лишь только ночь»: Фил умоляет любимую в последний раз сбросить платье. Джуно тихонько шмыгала носом, забившись в уголок кровати. Что бы с ней сталось, если бы Джей не разбудил в ней женщину и не показал, как много она потеряла за эти годы. Секс с Джоном никогда не представлял собой пьесу из пяти актов, а в конце и вовсе превратился в маленькую комедию. Они редко занимались любовью в последние месяцы, а когда это случалось, то каждый раз все происходило по одной и той лее схеме, словно заученный ритуал. Постепенно ритуал сокращался. Сначала исчезли поцелуи, поглаживания, ласковые слова, затем они перестали пользоваться языком – и в конце концов исчезло все, что предшествовало «вводу».
В темной комнате Джея послышались звуки «Расставаться с тобой мне легко», они заставили Джуно и плакать, и смеяться одновременно. Она вспомнила, как уходила из Клапама, сжимая в руках аквариум с Убо.
Да, эпоха жизни и любви с Джоном позволила ей на время почувствовать себя лебедем, которым она всегда стремилась стать. Но по-настоящему счастливой она может быть, только уплыв подальше от Джона. Окончательно понять это она смогла лишь теперь, когда эта эпоха завершилась. В течение многих лет она мечтала о мужественном, ярком мужчине, как те полубоги с шелковистыми волосами, в которых она всегда так мучительно влюблялась. И Джон был одним из них. Мускулистый, обаятельный – и неглубокий, как лужа. Она думала, гадким утятам лужи по душе, а на поверку оказалось, что этого мало. И ей даже ходить далеко не пришлось: чудо явилось само и поселилось под одной с ней крышей. И вот она сейчас сидит в его комнате, на его кровати.
Наконец началось вступление к «Жизни после разлуки». Замерев в напряженном ожидании нужной строчки, Джуно осознала, как точно слова песни ложатся на ее собственную жизнь: у нее даже уши вспыхнули. И вот она вздохнула с облегчением, когда услышала нужные слова: «Я не могу пойти с тобой, ведь эта нить оборвалась».
– Эта девчонка никогда не перепутает ни строчки, – с гордостью похвалила себя Джуно.
Она свернулась было калачиком на одеяле и замурлыкала в такт следующей песне «На улице сегодня», как услышала хлопок двери, ведущей в парадную, и говор быстро приближающихся голосов.
Неужели Джей не один?
Сомнений нет, несколько человек поднимались, шагая через ступеньку.
Царапая пластинку, Джуно перекинула иголку на место и выключила проигрыватель. Времени снять пластинку и положить ее в конверт не оставалось, поэтому она захлопнула проигрыватель крышкой, а конверт сунула под кровать.
Она выскочила в холл, когда дверь уже открывалась. Ее спальня была напротив входа, и Джуно шмыгнула в ванную.
ГЛАВА 23
Джуно сидела в ванной на крышке унитаза, сердце рвалось из груди, как борзая за зайцем. Сквозь его бешеный стук она с трудом разбирала звуки шагов, проследовавших в гостиную, звонок мобильного телефона и мужской смех.
Вот позор-то был бы, если бы Джей застукал ее в своей комнате, в темноте, впавшей в экстаз и проливающей слезы от песен Фила Коллинза. Слава богу, ей удалось этого избежать. Оставалось еще пробраться в свою комнату незамеченной. Для этого нужно невидимкой пересечь холл мимо открытой двери гостиной. Джуно подумала, что это невыполнимая задача для упитанной и неспортивной женщины, затянутой корсетом.
Восседая на унитазе и кусая ногти, она думала, что следует освободить место прежде, чем кто-либо из гостей почувствует зов природы. Судя по разноголосице различных тембров и акцентов, с Джеем пришли еще не меньше трех человек (сердце постепенно успокаивалось, и она обретала способность лучше слышать). Женщин, похоже, среди них не было. Джуно так обрадовалась этому, что даже стала противна сама себе.
Ну что ж, придется держаться нахально и развязно, иного выхода нет, решила она. Подумаешь, что тут особенного, если она появится дома в вечернем платье в пятницу, примерно в то время, когда люди возвращаются из ресторанов и клубов? В этом нет ничего странного, компрометирующего или постыдного. Она просто с царственным видом проплывет мимо гостиной, приветливо кивнет им и загадочно улыбнется.
Она быстренько оценила свое отражение в зеркале над раковиной. Ее боевая раскраска ничуть не пострадала, если не считать губной помады. Волосы пребывали в живописном беспорядке. Потерялась, правда, одна сережка, но в целом она выглядит весьма эффектно – приободрила себя Джуно.
Напевая «На улице сегодня», она в качестве алиби спустила воду в унитазе и, покачивая бедрами, прошествовала в холл.
Проходя мимо открытой двери гостиной, она обернулась как бы случайно, предусмотрительно придав лицу выражение «ну-ка, ну-ка, а что у нас тут происходит?».
Трое мужчин окружили Джея, который сидел за дубовым столом и нажимал на клавиши своего компьютера. Кажется, сжеванные Пуаро провода не стали Джею помехой, с облегчением отметила Джуно. Все мужчины были обращены к ней спиной. Она помедлила в полумраке, чтобы получше их рассмотреть.
– Отличный вид отсюда открывается, парень, – каким-то шутовским голосом сказал один из гостей, растягивая слова на эссекский манер, – он глядел в окно на тающие в небе очертания Лондона. Даже со спины Джуно узнала его – это был тот самый крепыш, стриженный под горшок, с белозубой улыбкой, которому она сегодня строила глазки у кафе «Фло». Тот еще типчик, наметанным глазом определила Джуно.
Рядом с ним стоял высокий мужчина в очень дорогом костюме, и, даже не оборачиваясь, он вызвал у Джуно перебой пульса. Он был сложён как супермен из мультика, у него были густые блестящие волосы цвета кофейных зерен, очень коротко остриженные на затылке, переходившем в стройную крепкую шею, и уложенные гелем в строгие волны на макушке. Из-за плеча, обтянутого полосатой тканью безупречно сшитого костюма, поднимался дымок сигары. От него пахло деньгами и сексом, и этот запах Джуно могла обонять, даже стоя в холле.
По другую сторону от Джея расположился мужчина более худой и менее высокий, и, пожалуй, больше остальных интересовавшийся тем, что делал Джей на компьютере. Его волнистые лысеющие волосы были собраны на макушке в лошадиный хвост. Он заговорил, и от его гнусавого голоса, напоминавшего жужжание москита, Джуно стало не по себе.
– Так тебе удалось продать этот снимок Майкла Кэйна в пятнадцати разных странах, причем меньше, чем через два часа после того, как ты его сделал? И это, черт возьми, в пятницу вечером? – недоверчиво прогудел москит.
– Вот именно, – ответил Джей. Его мягкий хрипловатый голос коснулся ушей Джуно как живительный бальзам. – Посмотри-ка сюда, Дормус, вот классное фото.
– Согласен, – прожужжал Дормус, на этот раз довольно обиженно. – Я все-таки не понимаю, как тебе удалось связаться со всеми так быстро. Моему агенту потребовалось бы для этого несколько дней.
– Цифровые камеры, Дормус, цифровые камеры. За ними будущее. Не надо пленки, не надо фотолабораторий, не надо слайдов, не надо курьеров на мотоциклах, никаких потерь времени, – спокойно объяснял Джей. – Я переслал фотографии Кэйна моему агенту в Лос-Анджелесе с помощью компьютера, модема и мобильного телефона через десять минут после того, как сделал их. Если б я сделал их пораньше днем, я смог бы их послать и на Западное побережье. Проблема лишь в разнице часовых поясов. Гораздо чаще я посылаю фотографии непосредственно художественному редактору, если знаю, что у него разыгрался аппетит и он готов платить за эксклюзив.
Джуно вздрогнула, потому что у крепыша зазвонил мобильный телефон. Он отошел чуть в сторону и ответил, по-прежнему стоя к ней спиной, поэтому она не покинула своего укрытия.
– Теперь ясно, почему ты так свихнулся на этом волшебном ящичке, – Дормус поскреб залысину.
– Это не волшебный ящичек. – Резко ответил Джей. – Это мое орудие производства.
Супермен повернулся к Дормусу, открыв идеальный, как у древнегреческой статуи Аполлона профиль, омраченный лишь одним недостатком – незагорелым шрамом, пересекавшим бровь безупречной формы. У Джуно снова перехватило дыхание, когда она увидела, что ему не больше двадцати пяти лет.
– Неужели твои коллеги, Паркер, не используют цифровые технологии? – судя по американскому произношению, но без нью-йоркского акцента, супермен был соотечественником Джея.
– Ну, может быть, несколько специалистов, связанных с королевским двором, – Дормус неодобрительно хмыкнул. – Мы, охотники за знаменитостями, более консервативны.
– Ты пещерный человек, Дормус, – Джей рассмеялся, но вполне доброжелательно. – Я встретил тут не меньше десятка парней, которые работают с цифровой техникой. Конечно, они не так хорошо оснащены, как я, но фотолаборатория им уже ни к чему.
Стоя в сумраке холла, Джуно поняла, почему в фотолаборатории Шона по-прежнему царит оставленный им беспорядок: Джей не пользуется фотопленкой. Она как-то читала о том, что существуют цифровые фотоаппараты и камеры, которые сохраняют изображение в карте памяти; эту карту можно вставить в компьютер, переписать файл на жесткий диск и просмотреть картинку на экране компьютера, а потом переслать по модему в любой конец света.
Джуно в задумчивости закусила губу. Значит, он все-таки приехал в Англию, чтобы фотографировать. У нее словно камень с души свалился. Но при чем тут Майкл Кэйн? Может, он делает портреты знаменитых кинозвезд. Опять зазвонил мобильный телефон. Она быстро отступила назад, пока ее не заметили.
Закрывая за собой дверь в комнату, она успела расслышать за спиной шутовской голос с эссекским акцентом:
– Тимон, дружище, тут одна пташка стоит на пороге. Это твоя подружка, Джей? Аппетитная, ничего не скажешь.
– Ты что, спятил? – едко рассмеялся Джей.
Очень интересно, почему этот тип спятил? Спятил, потому что назвал ее подружкой Джея? Или спятил, потому что назвал ее аппетитной? В любом случае, Джей – сукин сын.
Джуно в ярости металась по спальне. Ей безумно хотелось присоединиться к компании в гостиной и доказать – прежде всего, Джею, – что она на самом деле очень, очень аппетитная. Она такая аппетитная, что Джон хочет ее вернуть. Барфли ее обожает. И даже Финлэй сказал, что просто влюбился в нее в этом платье – великолепный Финлэй, который любит Лидию до безумия. Уж это наверняка доказательство того, что она аппетитная.
И если она пообщается с приятелями Джея, они смогут объяснить ему, что она очень аппетитная, – вон, пожалуйста, крепыш уже так считает. Джуно была готова переменить свое мнение о нем – несомненно, он человек преуспевающий, умный. Джей должен уважать такого человека и прислушиваться к его оценкам.
До нее доносились голоса, звонки мобильного телефона, мужской смех – самый сексуальный из всех звуков на свете, когда раздается в ответ на твои шутки, и самый оскорбительный, когда мишенью для шуток являешься ты.
Джуно хотелось выйти из своего убежища и отвоевать себе место под солнцем. Ей хотелось познакомиться со всеми, узнать, кто они такие, чем занимаются, особенно Тимон-супермен, который до смешного напоминал Джона Кеннеди младшего, коллекционирующего яхты, особняки и блондинок. Дормус с гнусавым голосом (он напугал Джуно больше, чем помойная крыса) – тоже, безусловно, фотограф. А вот мясистый крепыш с эссекским акцентом имел повадки махинатора и проныры, который и грязными делишками вряд ли гнушается. Все трое абсолютно не подходили друг другу, и Джуно умирала от желания понять, что их всех связывает с Джеем. Эти трое – словно фрагменты головоломки, которой является для нее жизнь Джея. Черт подери! Джуно потерла лоб тыльной стороной ладони. Она ненавидела Джея за то, что попала в такую зависимость от него, но ничего поделать с собой не могла. Ей хотелось только одного: быть рядом с ним, участвовать в его жизни. Ей невыносимо было оставаться в стороне.
В гостиной зазвонили два мобильных телефона одновременно. В ее практике люди звонили в пятницу вечером другим людям только для того, чтобы сообщить, в каком клубе/баре/ресторане они так классно веселятся, и пригласить присоединиться к ним.
Значит, в любой момент эти гости могут уйти. И Джей, может быть, никогда больше их не позовет. И его жизнь останется для нее такой же неразгаданной тайной, как и сейчас.
Джуно взглянула в зеркало. На ней было платье, «внушающее любовь», которое помог ей выбрать Финлэй. Она купила его для Джея, и несмотря на тяжелое разочарование, пережитое, когда выяснилось, что никакого свидания он не назначал, ей все-таки хотелось показаться ему в этом платье. В конце концов, на прошлой неделе он уже предостаточно видел ее в перуанском балахоне. Пусть теперь он будет ошеломлен. Она не сдастся без боя, отказавшись выполнить данное Финлэю обещание разжечь любовь в сердце Джея. Если Джей и не полюбит ее сразу, как только увидит в этом платье, то хоть поймет, какой аппетитной она может быть.
Но ей нужен предлог, чтобы выйти. Нужна уловка, которая позволит ей продемонстрировать, какая она обворожительная и вместе с тем недоступная, неотразимая и вместе с тем ускользающая, сексапильная и вместе с тем очень, очень разборчивая.
И тут ей пришло в голову: они ведь понятия не имеют, что она одна. А может быть, у нее в комнате гость. Чем это не законный повод надеть вечернее платье в пятницу вечером? Эврика! Просто, естественно и эффективно: это заставит Джея взглянуть на нее совсем другими глазами – возможно, сверкающими от дикой ревности глазами!
Не размышляя о возможности более серьезных последствий выбранной стратегии, Джуно вставила подходящую кассету в магнитофон, вытащила пару грязных бокалов из кучи грязной посуды, скопившейся у нее в комнате, бросила контрольный взгляд в зеркало и открыла дверь.
И тут весь ее план чуть не рухнул, потому что она уткнулась носом в кожаный пиджак крепыша, который в темном коридоре разговаривал сразу по двум мобильным телефонам.
Джуно быстро захлопнула за собой дверь, пока тот не успел заметить, что ее комната пуста. Одной рукой она сжимала ручку двери, другой – грязные бокалы и виновато улыбалась.
– Привет! – крепыш белозубо улыбнулся в ответ и возобновил телефонный разговор, не сводя порочных карих глаз с ее лица. – Нет, не могу дешевле пятидесяти. Пойми, это идет на вес золота. Ты живешь здесь? – он перевел взгляд на ее грудь. – Нет, Жустин. Двадцать я не хочу. Дюжина максимум. Прекрасное платье. Меня зовут Вилл.
– Спасибо, – ответила она оживленно и приветливо. – А меня Джуно. Вы заняты, простите, что помешала.
Приближаясь к гостиной, она услышала, как в кармане его пиджака зазвонил третий телефон.
Компьютер стоял в гостиной на столе и заряжался. Дормус зачарованно смотрел на Убо, а любимица Джуно, в свою очередь, бесстрастно изучала Дормуса. Между ними существовало несомненное внешнее сходство: крючковатый нос, выпученные глаза, срезанный подбородок. Супермен Тимон сидел на шелковом диване, согнувшись, как шахматист, обдумывающий ход, над кофейным столиком, и постукивал по нему пальцами. Джея в комнате не было. Джуно споткнулась на пороге, бокалы звякнули у нее в руке. Ее охватил внезапный ужас: господи, что она затеяла?
За спиной раздался отчетливый звонок четвертого мобильного телефона – на этот раз начальные аккорды Пятой симфонии Бетховена. Это не человек, а телефонная станция!
В этот момент Дормус отвел взгляд от немигающих глаз Убо и заметил Джуно.
– Кто такая? – грубо спросил он.
– Меня зовут Джуно. Я здесь живу, – обворожительно улыбнулась она. – А кто вы?
– Знакомый Джея, – сказал он так, будто дал исчерпывающий ответ.
Его большие, близко посаженные глаза делали его слегка похожим на психа.
Джуно кивнула и сделала несколько осторожных шагов вперед, чувствуя себя при этом нарушителем границ, хотя была у себя дома.
– А где же он сам?
– В сортире, – Дормус критически покосился на ее платье.
– Вы тоже фотограф? – любезно спросила она.
– Что, похож? – его взгляд достиг ее босых ног, а затем опять поднялся наверх. Он посмотрел ей в глаза с насмешкой. – А у вас лак на ногтях облупился.
– Дело в том, что у меня закончился флакон. Это мой любимый цвет, – Джуно ласково посмотрела на него.
