Текст книги "Заклинатель"

Автор книги: Фиона Э. Хиггинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА 33
Вечерняя встреча Заболткинса

Алуф Заболткинс прибавил шагу, проклиная промозглый холод. Было очень темно, и только один фонарь на всю улицу; однако, даже не видя кругом ни души, Алуф кожей чувствовал, как из черных дверных провалов за ним наблюдает множество глаз. Чуть далее по той же улице настежь распахнулась дверь грязной таверны, и из нее вывалились двое гуляк, дабы продолжить пьяную драку в канаве. Алуф начал всерьез сомневаться, стоит ли продолжать путь. Он уже пожалел, что согласился провести этот сеанс краниальной топографии. Он предпочитал принимать приглашения из-за реки. Что бы там он ни думал о северянах, у них были несомненные достоинства – чистые улицы и роскошные жилища.

Но Алуф был человек слова. Он уже подтвердил, что придет, и отказываться было поздно. Он взял себя в руки и с притворной уверенностью дошагал до дома номер пятнадцать. Постучал в дверь и стал ждать. Примерно минуту спустя дверь приоткрылась, и он одарил своей самой очаровательной улыбкой возникшую на пороге старую каргу.

– Вам кого? – каркнула та.

Алуф собрался с духом, изо всех сил стараясь успокоиться, и сообщил, что «явился для встречи с мистером Змежабом».

– Ась? – каркнула старуха.

– С мистером Змежабом.

– Хто?

– Зме-жаб, говорю!!! – крикнул Алуф, склонившись прямо к ее восковому уху.

– Верхний этаж.

– Премного благодарен, – сказал Алуф, вежливо коснувшись шляпы.

Он шагнул через порог и прикрыл за собой дверь. Все его существо тут же охватили чувства раскаяния, страха и отвращения. Запах, который царил в коридоре, был полной противоположностью того, что наполнял коридоры в доме миссис Сытвуд. Стены, которые то и дело приходилось задевать плечами, были липкими, а пол под ногами подозрительно мягким; посмотреть на него Алуф так и не решился: он не хотел знать, на что наступает.

– Вечер добрый.

Из комнаты слева по коридору вынырнул вертлявый, жуликоватого вида парнишка. Он протиснулся мимо, и Алуф инстинктивно схватился за кошелек – и правильно сделал, ибо почувствовал, как ловкие пальцы ощупывают его жилет. Парень иронически ухмыльнулся и выскользнул на улицу. Алуф вздохнул с облегчением.

– Делаю это в первый и последний раз, – пообещал он себе, поднимаясь по лестнице. – Отныне работаю только на северном берегу, никаких исключений.

На сей раз он согласился лишь потому, что надеялся: Деодонату сеанс понравится – уж об этом Алуф позаботится – и он скажет пару одобрительных слов в «Ведомостях». Кто ж мог подумать, что Змежаб живет в таком жутком квартале! Алуф всегда говорил: дурной славы не бывает. Оставалось гадать, доживет ли он до того времени, когда сможет насладиться ее плодами.

Он шел, осторожно ставя ногу на каждую ступень и постепенно сбавляя шаг по мере приближения к верхнему этажу. Подойдя к двери, расположенной приблизительно в середине коридора, он занес руку, чтобы стукнуть в нее костяшками пальцев, но сделать этого не успел – дверь медленно приоткрылась.

– Полагаю, вы мистер Заболткинс.

– К вашим услугам, – ответил Алуф, вглядываясь в темноту. – А вы мистер Змежаб?

– Да, – последовал ответ. Дверь отворилась пошире. – Входите.

Голос был грубый, хриплый и неприветливый, обладатель его говорил приглушенно и, как отметил для себя Алуф, с незнакомым выговором – ни южным, ни северным. Комната была очень дурно освещена: на стене горели две короткие свечи да камин едва тлел. Несколько секунд Алуф постоял на пороге, дожидаясь, пока глаза привыкнут к полумраку. Само помещение оказалось просторным и прибрано было на удивление аккуратно, за исключением письменного стола, на котором были навалены кипы новостных журналов и газет и стояло множество пустых чернильниц.

Голос раздался из дальнего угла – того, что находился справа от окна, возле камина.

– Ну валяй, хватит глазеть. Делай свою работу.

– Разумеется, мистер Змежаб. Что именно вы желаете?

– Слышал, ты по шишкам будущее предсказываешь, – бесцеремонно заявил тот. – Желаю знать, что ожидает меня в этой убогой жизни.

– Видите ли, – начал Алуф, – я ведь не совсем предсказатель…

– А кто? – перебил Деодонат. – Раз ты будущее не предсказываешь, чем ты вообще занимаешься?

– Ну не то чтобы я не предсказываю… – осторожно возразил Алуф. Ведь в конце концов, если Деодонату нужно именно это, отчего ж не помочь человеку. – Я бы сказал, профессиональный краниальный анализ даст вам больше уверенности при выборе грядущего пути.

– А я вроде о том и прошу, – огрызнулся Деодонат. – Валяй.

«Хм, – подумал Алуф. Он ожидал несколько иного. – Надо быть осторожнее и внимательнее. Сомнительно, чтобы Деодонат Змежаб купился на лесть. Он слишком умен».

– А нельзя ли прибавить света?

– Нет, нельзя, – отрезал хозяин.

Алуф чувствовал себя совершенно не в своей тарелке.

– Ясно, – сказал он, сам удивляясь собственному самообладанию. – Но перед началом сеанса обычно полагается задаток.

– На столе, – ответил Змежаб. – Бери сколько полагается, но не вздумай дурачить меня. Я помню, сколько там было.

– Даже в мыслях такого не имел, мистер Змежаб, – заверил его Алуф. – Уверен, к утру об этом было бы уже напечатано в «Ведомостях».

Алуф подошел к столу и пошарил в поисках денег. Да уж, он привык работать совершенно в иных условиях. Наконец его пальцы наткнулись на горку монет. На ощупь вроде бы по одному шиллингу. Он ссыпал их в карман, каждую секунду чувствуя на себе острый взгляд пары пронзительных глаз.

– Поскорей! – прорычал Деодонат. – Думаешь, у меня вся ночь впереди?

Алуф подошел к креслу, в котором сидел Змежаб. Он почувствовал на руках что-то липкое и украдкой отер их о брючину. В это мгновение луна вышла из-за туч, и он разглядел в ее бледном свете силуэт Деодоната. Глазам его предстало удивительное зрелище: сильно выступающий лоб, нос картошкой, шишковидный подбородок аж лежит на груди. У Алуфа дыхание перехватило от страха, но ему удалось сохранить самообладание.

– Не могли бы вы сесть немного прямее, – попросил он клиента, и с удивлением отметил, что говорит едва не фальцетом.

Деодонат послушался, и Алуф приступил к делу. Он положил руки Змежабу на голову.

– Какие у вас густые волосы! – начал он; в голове у Деодоната явно ползали какие-то твари.

Тот лишь хрюкнул в ответ.

– Замечательно, – кивнул Алуф, радуясь, что нет необходимости в светской болтовне.

Он стал медленно прощупывать кончиками пальцев слежавшиеся волосы, испытывая странное удовольствие от сознания, что одновременно отирает с рук грязь.

– У вас увеличена затылочная доля.

– И что это значит? – спросил Деодонат.

– Ну, – осторожно начал Алуф, – вообще-то, это хорошо. Значит, у вас есть способности к… способности к сбору информации… к распространению разных идей… мыслей… и так далее. Вы не замечали, что люди слушают очень внимательно, когда вы говорите?

Деодонат хмыкнул:

– Не так часто я болтаю с людьми в последнее время. По моему прежнему опыту – ничего интересного они вам не скажут. Глазеть им всегда нравилось больше.

– Как на Прожорное Чудище, – не думая, ляпнул Алуф. – Там есть на что посмотреть. Полагаю, вы посетили…

Он запнулся на полуслове и внутренне застонал. Что он делает?! Он ведь только что фактически сказал мистеру Змежабу, что тот напоминает чудовище, известное своей уродливой внешностью и омерзительными гастрономическими предпочтениями.

Ухмылка, прорезавшая лицо Деодоната, расползлась еще шире, так что верхняя губа почти что коснулась ноздрей, – звучит это гораздо невероятнее, чем было на самом деле, учитывая, насколько близко эти два органа располагались на его удивительной физиономии.

– Прожорное Чудище… – пробормотал он. – Да-да, я его видел – и нюхал.

Он обернулся, уставив взгляд водянистого глаза на Алуфа, который при виде лица, украшавшего голову, которую он в этот момент щупал, едва не задохнулся от отвращения.

Деодонат нервно прочистил горло:

– Полагаю, ты считаешь вполне справедливым, что люди имеют право глазеть на несчастных, которым меньше повезло в жизни?

– Не сказал бы, что считаю это правильным, – осторожно возразил Алуф, массируя Змежабу макушку. Он уже всерьез задумался, к чему ведет этот разговор. – Но это прекрасное развлечение, а… м-м-м… в общем, людям нужны развлечения, – закончил он несколько неубедительно.

Теперь нахмурился Деодонат:

– Ах, развлечение, значит? Стоять и глазеть на зверюшек, которые заперты в клетки, потому только, что существа по одну сторону решетки считаются нормальными, а по другую сторону – отвратительными?

– Что ж, надо признать, если рассуждать таким образом, ситуация кажется менее приемлемой, это бесспорно. – Алуф попытался сменить тему разговора. – А что скажете о Заклинателе Костей?

Но Деодонат не желал отвлекаться.

– Ба! – воскликнул он, – Шарлатанство, и только! Впрочем, нельзя не признать, он настоящий виртуоз, этот Бенедикт Пантагус. Ну а Чудище? Неужели оно не заслуживает сочувствия?

В этот самый момент Алуф наткнулся на необычайно крупную шишку, и когда он на нее надавил, Змежаб издал такой вопль, что разбудил бы и мертвого. Он взревел, словно раненое животное, и буквально взлетел со своего кресла. У Алуфа сжалось сердце.

– Мистер Змежаб, – пробормотал он, пятясь к дальней стене, – прошу, примите мои глубочайшие извинения! Весьма необычная шишка, она наверняка что-то значит!

– Ой… как… же… больно! – прорычал Деодонат сквозь сжатые зубы, вновь опускаясь в кресло. – Будь уж так добр, больше не трогай эту шишку.

– Конечно-конечно, разумеется! – засуетился Алуф. – То, что у вас такая крупная шишка именно в таком месте, указывает, что вы необыкновенно чутки к людям.

– Ха! – Змежаб аж фыркнул. К этому моменту он был уже решительно не в духе. – Чуток к людям? Это я-то? Как нелепо устроен мир! Ведь в нем нет ни одной человеческой души, которая отнеслась бы чутко ко мне! Знаешь, как меня называли в детстве?

– Нет, – честно признался Алуф, от души желая лишь одного: поскорее убраться из этого омерзительного места и поскорее вернуться к миссис Сытвуд.

– Меня называли Жабенком.

– Почему?

– А ты как думаешь, идиот? Потому что я похож на жабу!

– Что ж, возможно, нужно просто, чтобы вас поцеловали, – предположил Алуф, – например, какая-нибудь принцесса.

От страха мысли его смешались, как яйца в омлете у миссис Сытвуд. В ответ на эти слова Деодонат излил на него весь свой сарказм:

– Позвольте полюбопытствовать, мистер Заболткинс, где вы найдете такую принцессу, которая согласилась бы поцеловать мне подобного? – Он вскочил с кресла, снял свечу с настенного канделябра и поднял ее высоко над головой.

Алуф сглотнул и отступил назад. Никогда еще в жизни ему не приходилось видеть ничего ужаснее перекошенной физиономии Деодоната Змежаба.

– Клянусь Юпитером и всеми богами Олимпа! – патетически воскликнул он. – Да вам повезло даже меньше, чем Прожорному Чудищу!

– Аааарррр! – взревел Деодонат, и Алуф почувствовал на щеках брызги слюны. – Убирайся отсюда, ты… ах ты жалкий шарлатан! Может, я и урод, но не дурак! Ты не говоришь людям правду о будущем, если эта правда колет глаза!

Уговаривать Алуфа не пришлось. Он одним прыжком пересек комнату, распахнул дверь и выскользнул в коридор. Прыгая через три ступеньки, он слышал, как сверху вдогонку ему летят вопли Деодоната, крики и топанье по скрипучему полу. Змежаб из окна проследил, как Алуф бежал прочь от дома. Затем он выдвинул ящик письменного стола, достал складное зеркало и раскрыл его. Медленно он поднес его к самому лицу и посмотрел. Через пару секунд зеркало полетело на пол, где разбилось на сотню осколков.

– Ну и дурак же я! – выругал он сам себя.

Взгляд Деодоната задержался на двух листках бумаги, лежавших на столе. Он швырнул их в огонь. Затем сел, достал из ящика чистый листок и принялся писать. Перо старательно скрипело, то и дело прорывая бумагу, а Змежаб неустанно бормотал и лопотал что-то себе под нос. Наконец он свернул лист трубочкой, обвязал бечевкой и позвонил. Как только мальчик забрал статью, Деодонат, завернувшись в плащ, обмотав шею шарфом и нахлобучив шапку, вышел на улицу и исчез в ночной тьме.

ГЛАВА 34
Под личиной

По обледенелым мостовым они шли в сторону мастерской мистера Гофридуса. По пути Пин со всеми подробностями поведал Юноне о том, что видел и слышал в гостях у Алуфа; глаза у девушки то и дело расширялись от удивления.

– И Алуф собирается рассказать об этом Коггли сегодня же вечером, – закончил Пин.

– Между прочим, самому Коггли не помешал бы удар огниво-тростью, – рассмеялась Юнона. – Но как это поможет отыскать Серебряное Яблоко?

– Ну, – стал объяснять Пин, – я много об этом думал. Если нам удастся выяснить, кто успел купить эти самые трости, можно будет выследить и убийцу.

Юнона удивленно подняла брови:

– Интересно, и как мы это сделаем?

– Мы могли бы обратиться в редакцию «Ведомостей», – предложил мальчик, – и спросить у них, кто дал объявление.

Юнона отнеслась к этой идее скептически:

– А что, если убийца купил трость не по объявлению в газете, а у кого-нибудь с рук? Или вообще… – Она секунду поколебалась, прежде чем продолжить: – Или Алуф и есть убийца!

Пин рассмеялся и покачал головой:

– Нет, он явно слишком высокий!

Они свернули в Скорбный переулок. Юнона замедлила шаг и потянула мальчика за рукав:

– А ты уверен, что мистера Гофридуса сейчас нет?

– Совершенно уверен, – подтвердил Пин. – Сегодня вечером там никого не будет, только мертвец! – Однако, прежде чем отпереть дверь своим ключом, Пин внимательно посмотрел на окно мастерской.

Они с Юноной проскользнули внутрь, мимо отполированных гробов и мраморных надгробий, и спустились в подвал. Пин зажег лампу. Юнона обвела взглядом мастерскую, инструменты, разложенные на верстаке, недоделанные гробы, составленные друг на друга или прислоненные к стене. Она подошла к двери, ведущей в целла-морибунди, но открывать ее не стала.

– Расскажи, кто там.

– Его зовут Альберт, – просто ответил Пин. – Парень довольно крупный, надо сказать. Смотри, вот его гроб. Мне пришлось делать его по особой мерке.

Мальчик махнул рукой в сторону гроба, который отличался от прочих гораздо большей глубиной и шириной; он был стоймя прислонен к стене.

– Пошли, – сказал Пин, желая поскорее приступить к работе, за которую получал деньги, – идем в целлу.

Юнона пошла за ним следом, подняв повыше свечу.

– Ух какой холод! – Она поежилась.

– К этому привыкаешь довольно быстро.

Пин зажег свечи, прикрепленные к стенам, и комната вдруг ожила: по ней замелькали неровные тени.

Альберт, похожий по габаритам на небольшую гору, лежал на столе.

Юнона подошла поближе, чтобы внимательнее рассмотреть покойника.

– Отчего он умер?

– Его лягнула собственная лошадь, ударила прямо в голову, – объяснил Пин. – Но по внешности не догадаешься. Мистер Гофридус, как всегда, отлично поработал.

Это была истинная правда. Благодаря стараниям мистера Гофридуса мистер Альберт X. Калекли выглядел очень покойно и мирно, несмотря на ужасные мучения, которые ему пришлось вынести перед смертью. Затем Юнона переключила свое внимание на многочисленные шкафы и комоды; она открывала дверцы, выдвигала ящики и засыпала Пина градом вопросов, на которые тот с готовностью отвечал, следуя за девушкой по пятам и аккуратно укладывая все на место.

– Ну а как твои успехи с разгадкой тайны костяной магии? – вдруг спросила Юнона, угрожающе щелкая железными щипцами.

Пин бросил на нее косой взгляд, раскладывая по местам иглы для покалывания пяток: каждая из них имела собственное название и располагалась в особой ячейке, в зависимости от длины и толщины.

– Вообще-то, я пока не сдаюсь. Мы уйдем вместе, попомни мои слова.

– Не исключено, что ответ у тебя прямо под носом, – непринужденно и в то же время как-то загадочно проговорила Юнона.

Пин поднял голову:

– Что ты хочешь сказать?

– Сам увидишь.

«Она хочет, чтоб я догадался! – радостно подумал Пин. – Но если настаивать, толку от нее не добьешься». Она продолжала рыться в ящиках, и Пин наконец забеспокоился.

– Думаю, хватит, – сказал он. – Тут есть шкафы, куда даже мне запрещено заглядывать.

– Ладно, – сказала Юнона. – Посмотри только на это. Оно лежало не в шкафу, а за шкафом. Я случайно нашла.

В руках у девушки поблескивало какое-то хитрое изобретение. Пин побледнел и отшатнулся.

– Что случилось? – спросила Юнона. – Что-то не так?

Пин почувствовал, как ребра в его груди плотно сдавили сердце.

– Вот черт! – прошептал он. – Это же огниво-трость!

Мгновение оба молчали, размышляя о том, что может значить это неожиданное открытие.

– О боже! – пробормотала Юнона. – Ты думаешь…

Но не успела она договорить, как оба подняли взгляды к потолку: над головой у них раздались шаги.

– Мистер Гофридус, – прошептал Пин. – Больше некому. Быстро. Нужно спрятаться.

Пин схватил Юнону за руку, выволок в мастерскую и затолкал в первый попавшийся гроб – по чистой случайности это оказался гроб мистера Альберта X. Калекли. Едва успел он водрузить на место крышку, как дверь отворилась.

Из всех гробов, в которых теоретически можно было спрятаться, Пин выбрал самый подходящий. Благодаря внушительным размерам ящика они с Юноной легко в него втиснулись, не испытывая даже особого неудобства. Крышка прилегала очень плотно, и Пин беззвучно благодарил судьбу за то, что успел просверлить дырочки для таблички с именем покойного и для ручек. Благодаря этому, во-первых, в гроб поступал свежий, прохладный воздух, а во-вторых, им с Юноной было хорошо видно, что происходит в комнате.

Мистер Гофридус вошел в мастерскую и занялся теми делами, которые уместны только тогда, когда человек полагает, что в помещении больше никого нет. Он вытер нос, потом почесался под мышкой, подтянул подштанники, которые в последнее время то и дело сползали. Выполнив эти манипуляции и оставшись довольным, он направился прямиком в целла-морибунди.

– Пин! – позвал он. – Ты здесь?

Дверь за ним закрылась.

– Я, кажется, сейчас чихну, – прошептала Юнона. – Очень пыльно.

Пошарив в кармане, Пин достал носовой платок.

– Вот, прикрой нос, – сказал он, сунув его в руку Юноне.

– Как думаешь, может, нам лучше сбежать? – спросила девушка сдавленным, глухим голосом.

– Не уверен, что успеем.

Опасения Пина были вполне справедливы: в этот самый момент мистер Гофридус вышел из целла-морибунди. В руках он держал огниво-трость. Пин почувствовал, как рука Юноны крепко сжала его ладонь, и понял: она тоже видит. Мистер Гофридус остановился прямо возле гроба, где они прятались. По его лицу, как всегда, невозможно было что-либо понять, однако Пин заподозрил, что хозяин недоумевает, почему гроб закрыт. Юнона крепко зажмурилась, ожидая, что крышка вот-вот откроется, но мистер Гофридус только головой покачал и направился к верстаку; там он остановился и внимательно осмотрел трость. Затем, подняв ее повыше, гробовщик стал крутить ручку, и Пин с Юноной в ужасе застыли, наблюдая, как по комнате полетели стаи искр. В то же мгновение все сомнения улетучились. Оба были абсолютно убеждены, что перед ними не кто иной, как Серебряное Яблоко.

И тут случилось страшное. Пин кашлянул. В общем-то, совсем тихо, едва слышно. Мистер Гофридус действительно ничего не услышал, даже когда Пин кашлянул во второй раз. Зато в третий получилось уж слишком громко – тогда и начались неприятности.

Мистер Гофридус застыл на месте и вперился взглядом в крышку гроба. Затем стал медленно приближаться, размахивая огниво-тростью. Запертые в своем мрачном укрытии, Пин и Юнона были совершенно беззащитны. Мистер Гофридус подходил все ближе и ближе. Дождавшись, когда злодей окажется всего в шаге от гроба, Пин сильным ударом ноги выбил крышку. Мистер Гофридус отлетел назад и повалился на верстак – и впервые за все время их знакомства Пину показалось, что на лице гробовщика отразилось легкое удивление.

– Бежим! – крикнул Пин, схватил Юнону за край плаща и поволок к выходу. – Бежим, скорее!

Алуф Заболткинс проходил в этот момент всего в паре кварталов от дома гробовщика – и тоже очень спешил. Грозя пальцем в темноту ночи, он сердито беседовал сам с собой. «Нет, больше никогда! – повторял он снова и снова. – Никогда, ни за что!» Начисто позабыв, что собирался заглянуть к Коггли, он свернул в Кальмарный проезд и почти что вбежал в дверь пансиона. Едва переступив порог, он подумал, что, входя в этот дом, никогда еще не испытывал такой сильной радости, как теперь. В четыре шага пролетев лестницу, он буквально ворвался в кухню. Бьяг, Бенедикт и миссис Сытвуд, все как один, подняли на него удивленные взгляды.

– Клянусь Юпитером! – воскликнул Алуф. – До чего же я счастлив вас видеть!

– Мистер Заболткинс, – забеспокоилась миссис Сытвуд, – здоровы ли вы?

– Полагаю, он первый раз в жизни сказал одной из своих милых дам правду. – Бьяг начал было язвить, пытаясь дотянуться до большой деревянной тарелки со свининой, но, заметив, насколько друг взбудоражен, расстроен и одновременно разгневан, тут же осекся.

Тяжело опустившись на стул, Алуф с драматическим видом провозгласил:

– Знаешь, Бьяг, если бы то была милая дама… Ах, если бы! Вы представить себе не можете, в какую я попал передрягу!

– Расскажите же нам, – попросил Бенедикт, подавшись вперед в кресле, стоявшем у очага. – Вы же знаете, здесь все любят интересные истории.

– Дело было так, – начал Алуф, скидывая свой длинный сюртук и аккуратно вешая его на спинку стула (что бы ни случилось, он никогда не бросал одежду абы как – всегда бережно складывал). – Я получил приглашение не от кого-нибудь – от Деодоната Змежаба. Он захотел, чтобы я осмотрел ему голову. Разумеется, я согласился. Подумал, будет интересно. Но в результате… По-моему, мне крупно повезло, что я вообще оттуда ноги унес. Этот парень чокнутый.

– Хм-м-м, – задумчиво протянул Бьяг. – Мне всегда казалось, что он несколько… чудаковат. Но чтоб уж совсем чокнутый… Наверное, за печатным словом он прячет свою истинную сущность.

– Слава богу, он и себя самого прячет! – с чувством воскликнул Алуф и даже поежился – до того неприятно было воспоминание о внешности этого человека.

– Что вы хотите сказать? – спросила миссис Сытвуд; от любопытства она перестала даже мешать суп в котле.

Алуф поправил галстук:

– Очень странный субъект, надо сказать. В комнате почти не зажигает света, кутается с ног до головы, и я выяснил почему. Этот человек – настоящее чудище. Ему место – в одной клетке с Прожорным Чудищем! – Драматическим жестом он вытер пот со лба, и на коже осталась блестящая полоса.

– Что это у вас на голове? – спросил Бенедикт.

Миссис Сытвуд подошла поближе, чтоб посмотреть.

– Да у вас и вся брючина тоже испачкана!

– Чернила, наверное, – рассеянно ответил Алуф, желая поскорее продолжить свою печальную повесть. – До чего ж неприятный человек!

Но больше ничего он сказать не успел, потому что сверху донесся страшный грохот и топот бегущих ног, и пару секунд спустя в кухню влетела Юнона:

– Помогите! Скорее, на помощь! На Пина напал убийца! Серебряное Яблоко!

В следующее мгновение кухня опустела. Вся компания высыпала на улицу, где Пин отчаянно пытался вырваться из цепких рук мистера Гофридуса. Бьяг поднырнул под дерущихся и скрутил гробовщику руки; Алуф схватил его за лодыжку. Пин вскочил на ноги и приставил огниво-трость к самому носу мистера Гофридуса, который выглядел несколько озадаченным – или рассерженным?

– Знакомьтесь! – провозгласил Пин с таким торжественным видом, которому мог позавидовать даже Алуф. – Перед вами – Серебряное Яблоко!

Мистер Гофридус забился в крепких руках Бьяга и Алуфа, пытаясь вырваться и встать на ноги.

– Если бы вы согласились меня выслушать, – пролепетал он, – я бы, может быть, все объяснил.

Бьяг смерил его недоверчивым взглядом, угрожающе взвешивая на ладони картофелину.

– Ну валяй.

– Я не убийца, – заявил мистер Гофридус. – Я только делаю огниво-трости.