Текст книги "ПЫЛЬЦА В КРОВИ"

Автор книги: Фима Кибальчич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Тим не услышал собственный крик и даже не почувствовал, когда безжалостно выдернули из жгучих ветвей Хозяина. Пронзительный механический звук оглушил, и он рухнул в темноту.

Очнулся Граув от того, что по болезненно пульсирующему телу что-то двигается. Попытался сесть. Не получилось. Опустил глаза и увидел сквозь муть самого себя, неприглядно распластанного на операционном столе. Ткань мундира была разрезана, по кровоточащей коже двигался на множестве тонких и гибких конечностей хирургический манипулятор.

– Не нужно! – прохрипел Тим, смахивая устройство.

Над ним появилось сначала чье-то незнакомое лицо, потом всплыла белая от ярости рожа прокурорского сноба.

– Сдурел, капитан?! У тебя из пор кожи сочится кровь!

– Я не хочу, – с трудом выдавил он.

Решительно перевалился на бок и попытался скатиться с чертового операционного стола. Никто не имел права его заставить лечиться, если не было непосредственной угрозы жизни, но даже и в этом случае закон был на его стороне.

Я заслужил эту кровь, сам его попросил.

– Долбаные самоубийцы, искатели острых ощущений! – в бешенстве выплюнул следователь.

Тиму захотелось прикрыть глаза, словно они могли ослепнуть от чужой неконтролируемой ярости.

– Не мог найти способ попроще, Граув?! Большинство заскучавших на этой планете удовлетворяется обычной поножовщиной.

– Вы же хотели от меня доказательств, генерал-майор? Вы их получили. А теперь идите в пределы со своим пафосом.

Тим, пытался собрать на груди заляпанный кровью китель и удержаться от качки на слабых ногах. Болел каждый миллиметр растерзанного тела, голова кружилась, но мир воспринимался так остро, так пьяняще отчетливо. С привкусом сладостной безотчетной тоски.

– Значит, это и было доказательство? – прищурился генерал-майор.

– Да. И вы знаете это.

Сейчас следователь выглядел по-другому. Никакой расслабленности. Застегнут на все пуговицы, собран и зол. Ему явно не понравилось то, что произошло, и он не ожидал этого.

Может, попросить у него глоток коньяка? Нет, теперь вряд ли поймет правильно.

– Дурак! Завтра ты будешь молить меня, чтобы я пропустил к изоморфу.

Тим истерически засмеялся.

– Вы это мне говорите? Вижу, что хорошо изучили материалы по изоморфам, генерал-майор. А знаете, откуда они нарисовались в ваших файлах. Думаете, долбаная аналитика Центрального компьютера? Знали бы, не вызывали меня.

Тим прижал руку к глазам. Образ Ирта под веками вызывал одновременно ужас и сладкое желание принадлежать без остатка, стать удобрением. Ларский пристально смотрел и молчал. И хорошо. Следователь получил все, что ему было нужно, дальше разберется сам.

– Все верно, я захочу к этой твари. Но не так быстро. Пару дней смогу продержаться… Зубами за стенку. А потом пути назад не будет. И у меня еще три года на Дальних Пределах.

Тим помолчал и тихо добавил:

– Я переживал и более страшную ломку.

Следователь комитета межпланетных расследований Никита Сергеевич Ларский просматривал досье капитана второго ранга Тима Граува и матерился сквозь зубы. То, что произошло в камере предварительного заключения, было невероятным и совершенно неожиданным, и главное никак не следовало из той информации, доступ к которой имел Никита для проведения следствия и работы со свидетелем.

Плантиморф, совокупляющийся с человеком. Исходя из особенностей видового развития и размножения этой расы, ничем иным, как совокуплением, это нельзя было назвать. Но это для дела значило только одно – Ирт не мог убить инсектоида. Во всяком случае, таким способом. Проникнув внутрь ростками. Мог только силой в непосредственной драке, но таракана так не возьмешь, да и убили его, не просто оторвав голову.

Когда бешеная планетка Орфорт, удаляясь от своего светила, входила в Пояс холода, изоморфы переходили на социальный тип развития и заводили себе партнеров. Хотя данные об этом были самые общие, ученые космобиологи называли таких партнеров симбиотами. За их совокуплением – своеобразным регулярным прорастанием друг в друга и взаимным опылением следовал процесс постепенной трансформации. Особи этого союза, подбирая оптимальную генетическую комбинацию, становились совершенно одинаковыми. На клеточном уровне, а не просто меняли форму в зависимости от того, что испытывали. Как это изначально свойственно всем изоморфам. Дальше пары как-то размножались или срастались в одно существо. Но это вопрос темный, не исследованный.

Важно другое.

Если после первичного совокупления один изоморф не уничтожал другого, они становились постоянными партнерами. Причем, что забавно, – никаких сторонних связей. И пока не пройдет цикл генетической рекомбинации и размножения, плантиморф просто не способен прорасти в другую особь. Хорошо, у людей не так. Ирт и убивать таким способом не может. Никого не порвет в клочки, если только не собственного симбиота. И тогда освободится от этой связи.

Капитан второго ранга Тим Граув стал симбиотом Ирта с планеты Орфорт. Вот только человек под плантиморфа измениться не может. Лишь получит зависимость от его спор, как от наркотиков. И Ирт не в состоянии стать человеком. Будет биться об своего человеческого партнера, как об стену. Хотя кто их разберет…

Мысли вернулись к словам обезумевшего от боли капитана. Он намекнул, что о свойствах плантиморфов узнали не без его участия… И о симбиотической связи с человеком тоже? Действительно, Ларскому не попадались вереницы людей-симбиотов с Орфорта. Никита хмыкнул, думая о столь больной зависимости. Молодому капитану не позавидуешь. Почесав кончик носа, Никита вернулся к досье.

Граув блестяще окончил Военно-воздушное училище. Амбициозный, увлеченный и талантливый, он за два года летной практики наработал впечатляющую проектную историю и приобрел навыки аса в полетах на истребителях. Военно-космическую академию миновал на сверхскорости и в двадцать семь лет уже командовал первоклассным крейсером исследовательской флотилии. Потом одиночный, наперекор прямым приказам прыжок в космос, бесследно исчезнувший корабль и поиски, поиски… Капсулу со спасшимся командиром крейсера нашли спустя почти год. Остальная команда погибла.

Естественно, Тим Граув был полностью разжалован, лишен прав профессионального развития в качестве флотского офицера. Прошел реабилитационный курс. И вот тут начинались проблемы для следователя Никиты Ларского.

Дело в том, что по земным законам служба психологической реабилитации имела право, защищая интересы человека, полностью засекретить данные о лечении. Если по заключению специального военного эксперта по внутренним и межпланетным делам, прикрепленного к медицинскому ведомству, информация о травме пациента никак не могла влиять на безопасность Земли, ее невозможно получить даже высшим офицерам контрразведки. Вертись как хочешь.

Поэтому сведения об особенностях связи человека и изоморфа существовали, а вот их источник оказался закрыт даже от Ларского. До сегодняшнего дня. А Граув вместо рассказа о своем пребывании на Орфорте предпочел наглядное доказательство, как бы ужасно оно не выглядело. Значит, в гостях у Флаа было еще хуже.

Интересно, почему ему позволили вернуться к полетам? Пусть на примитивном корыте службы снабжения и в самом тихом, самом медвежьем углу Дальних Пределов. В нижнем из допустимых для командования кораблем ранге. Но все же позволили.

И теперь Тим Граув, честно исполнив роль свидетеля защиты, приведя неопровержимое доказательство невиновности изоморфа, надеется уползти на свою далекую станцию. Если пройдет предполетную проверку, что сомнительно. Перетерпит ломку и забудет обо всем. Сумеет ли?

Остается вопрос: кто и зачем убил инсектоида – представителя союзнической расы, которая была самой сокрушительной ударной силой альянса сил Федерации в военных конфликтах?

Перекрестки

Авиетка летела над городом. С невыносимой резкостью под прозрачным куполом мелькали картины Манилы. Слишком четкие, слишком детальные. Время от времени Тим переводил взгляд на стойку управления, которой был совершенно не нужен, и закрывал глаза. Голова лопалась от количества лезущих прямиком в измученный мозг прожилок матовых стен каюты, прозрачных пылинок в воздухе, выпирающих отовсюду внутренностей авиетки.

Этот хаос мог превратиться во что-то целое только невозможным, мучительным напряжением воли. Но сил не хватало. Мир распадался на бессвязные фрагменты. И Тим почти сходил с ума. Результат отравления спорами изоморфа. Нужно просто закрыть глаза и переждать. Эта волна безумного послевкусия Ирта в крови должна схлынуть еще до того, как он доберется до корабля. Там будет другое. Там он остро ощутит, как бессмысленно его существование без Хозяина.

Древний, а возможно античный прозаик что-то говорил о жестоких способах выдавливания из себя раба. Надо бы найти и почитать. Но вряд ли это поможет.

Не с Иртом. Нужно было остаться в его клетке. Вместе улететь на Орфорт. И жизнь бы стала простой и понятной.

Когда около двух лет назад на курсе реабилитации Тим пытался объяснить психологу периодически охватывающее его желание служить Ирту Флаа, быть поглощенным, переработанным, растерзанным, – его не понимали. И непонимание психолога, молодой очень внимательной женщины с чуть раскосыми черными глазами, было окрашено тревогой, почти страхом. Она пыталась разобраться, приводила неловкие сравнения его потребности с желанием служить на флоте, отдать жизнь за человечество, если понадобится. Погибнуть за Землю. Но это было другое.

В его глупых мечтах о подвигах и дальних полетах жила уверенность в себе, в том, что он может сделать что-то важное для всех – землян, марсиан, гуманоидных рас. А на Орфорте он ощутил, насколько ничтожен и совершенно бесполезен. Когда Хозяин проникал в него, приходила острая жажда полной зависимости и подчинения как единственного смысла существования для такого никчемного существа. А еще было изматывающее желание ярких вспышек боли, калейдоскопа цвета и форм. Все это он получал от Ирта. И это наполняло жизнь.

После того как Тим попытался объяснить своему психологу, что счастье – это когда много боли, женщина с встревоженным темным взглядом исчезла, и вместо нее появился совсем другой специалист. Со знаками воинских различий, медленными движениями и постоянно полуприкрытыми глазами. Словно от желания спать. Новый психолог разваливался на диване напротив и лениво спрашивал: «Так… расскажите мне, что же интересного вы знаете о боли, молодой человек?». Спустя десяток таких познавательных бесед, Тиму стало лучше. Или кровь очистилась от Иртоцветения. Но свинья найдет грязь, а Чага – Хозяина. И никакие процедуры, психологи, Дальние пределы и доводы разума не помеха.

Граув словно со стороны услышал собственное горловое бульканье.

Как же я выгляжу, если так смеюсь?

Возвращение из прокуратуры капитана Граува после изощренных пыток в белоснежных застенках законности и коньяка. Зря не залил в желудок стакан-другой, когда предлагали. Набрался бы смелости выложить все язвительному генералу про свои подвиги на Орфорте, а не проперся бы к Ирту, как побитая собачонка. Лизать его блестящие туфли.

Не открывая глаз, Тим снова рассмеялся. Звук больше напоминал отчаянные попытки вдохнуть воздух пробитыми легкими.

Я просто трусливая псина. Сэм беспокоился обо мне, а я все просрал.

Тим стиснул интерком на запястье, чувствуя, как поверх боли, рвущей его изнутри, распространяется жар стыда. Он был слишком взвинчен и, приняв роковое решение, забыл отключить Сэма от связи, от получения данных о Грауве.

Кэмпбелл меня убьет! И правильно.

Авиетка развернулась и чуть накренилась, заходя на посадку. Тим разлепил веки. Мир вокруг: изгибы шероховатых светло-серых поверхностей, дробящиеся до мелких насекомых голограммы – все назойливо лезло в мозг.

По легкому хлопку Тим понял, что сработали челночные фиксаторы и с трудом поднялся из кресла. Оно невесомо развернулось, пропуская капитана. На спине было мокро. От выступившей крови или пота? Надо было позволить себя вычистить, не переться сюда в таком виде. Прямиком в руки негодующего Сэма. Попытавшись сделать шаг к боковому створу, Тим споткнулся и упал.

Я не встану. Почему рядом нет Ирта? Я не смогу обойтись без него.

Паника капитана для системы управления стала приказом. Невидимые ячейки корпуса челнока под телом Тима перестроились, раздвинулись, и оно соскользнуло в образовавшийся сток прямо под брюхом авиетки.

Правильно, не можешь выйти, я тебя выплюну. После того, что я устроил, даже машина со мной не церемонится.

– Граув! Ты… ты!

Сэм всплыл рядом почти сразу, видимо, уже ждал его появления в парковочном шлюзе. Кэмпбелл открывал и закрывал рот и от возмущения не мог подобрать слов. Все в докторе пыхтело, раздувалось, а в синих глазах горел праведный гнев.

Тиму стало смешно и страшно одновременно.

– Сэм…, – проблеял он.

Друг с гневом ткнул ему пальцем в грудь. Тим зашипел от дернувшей тело боли.

– Ты пошел к нему, Граув! – обличительно провозгласил он. – Мне сказал, что не пойдешь, а сам пошел.

Слова прозвучали с таким обвинительным пафосом, словно Кэмпбелл самостоятельно раскрыл страшный заговор, а не просто получил на интерком все данные о повреждениях капитана.

– Я… – Тим мучительно пытался сообразить что-нибудь оправдательное. – Я сейчас встану.

– Не смей даже шелохнуться, – железным голосом отрезал Сэм, и через мгновение Граув почувствовал под спиной упругость воздушной подушки.

Его тело поплыло вглубь корабля, а корабельный врач грозно вышагивал рядом. В голове стоял гул, почти избавляющий от чувства вины.

– После того, что ты сделал, я тебя знать не желаю, Граув!

– Но ты меня уже знаешь, – жалостливо возразил Тим.

Сэм фыркнул, всем видом демонстрируя незначительность этого факта.

В медотсеке мягко мерцал свет и опустившиеся к нему волокнами лапок роботы-манипуляторы выглядели отвратительным насекомыми. По поверхности кожи прошла волна болезненного покалывания. Скосив вниз глаза, Тим увидел грудь и живот, полностью голые, в красных разводах. Похоже, полковник от медицины не стал церемониться с истерзанным капитанским кителем и аннигилировал его к чертям. Сочащиеся кровавым соком трещинки кожи походили на заразную болезнь, а уж никак не на раны после боя. Или сношения с изоморфом.

Кэмпбелл не должен смотреть на меня. На мое тело.

Тим сжал кулаки, пытаясь справиться с тоской и внезапно нахлынувшим раздражением по отношению к Сэму. Чувства и мысли, казалось, не зависели от него, заползали откуда-то снаружи. Хорошо, что корабль пуст, и народ, вернувшийся с Дальних пределов, рванул к родным и близким, на курорты или в казино. Никто не сунет сюда любопытный нос.

– Не переживай, капитан, я сохраню эту запись и буду показывать практикантам.

– Сэм, ты что, читаешь мои мысли?

– Пытаюсь не слушать твой бред. Особенно слово «Ирт», которое ты повторил десяток раз.

– Извини.

– А это слово только пять раз. Как-то нечестно.

Тим открыл рот, чтобы извиниться. Еще один, дополнительный раз. Но ощутил, как его мягко стягивает уже забытый реабилитационный кокон. Вращение мыслей и образов в голове ускорилось, превращая все в неразличимое мелькание пятен. Глаза закрылись, а тело потеряло чувствительность. Очень быстро черная дыра поглотила Чагу.

Тимоти Граув приоткрыл глаза. Он выспался и чувствовал себя по-настоящему отдохнувшим, только живот стягивало острым, режущим голодом.

Сэм сидел неподалеку, поставив локти на стол, заваленный какими-то файлами, странного вида устройствами и коробочками. С дымящейся чайной чашкой посередине всего хлама. Голову Кэмпбелл печально поддерживал ладонями, а в серо-синих глазах стояла обида.

Он моргнул, почувствовав взгляд Тима, и выдвинул вперед круглый подбородок.

– Хорошо, что очнулись, капитан. Физически вы в порядке. Китель я синтезировал новый, – копия прежнего. Висит у выхода. А мне пора улетать.

Сэм с решительным видом поднялся, а Тим сел, чувствуя, как с него соскальзывает почти невесомая, но теплая ткань.

– Сэм, пожалуйста, постой, послушай!

Кэмпбелл замер у стола и всем своим видом демонстрировал, что уже вышел и закрыл за собой дверь. Но не двигался. Похоже, выслушает.

– Я просто не смог по-другому. Этот следователь… ему нужно было знать. Он собирался скачать у меня из головы весь проклятый Орфорт. Рассматривал, как будто я… ну, насекомое какое-то, что ли. Я просто не мог позволить сделать это.

– Но ты же знал, что будут спрашивать обо всем? Знал, что придется рассказать. А не показать. Обещал не встречаться с этой тварью.

– Пойми, все это так…

Тело внезапно показалось беззащитным, Тим подтянул простыню и плотнее завернулся в нее.

– Ты не все знаешь, Сэм. Я всего не рассказывал. Не мог. Если бы следователь подключился к нейронам, в памяти всплыло бы все до деталей. К счастью, забытых. Или рассказывать самому и видеть его ухмылку.

– Но ты же сам, сам говорил, что так будет лучше! – воскликнул Кэмпбелл.

– Я так думал и… Прости, ошибся.

Врешь, Чага, ты врешь. И я, и ты знаем, как давно тебе хочется почувствовать меня каждой своей ничтожной клеткой, нейроном, или как там у вас эта чушь называется.

Нет, это не так. Я сказал правду.

Вспомни, когда ты только забирался в авиетку, то уже знал, что обманешь докторишку. Ты лживый земной уродец, которого я подобрал для своей забавы и попытался немного улучшить. Но ты — Чага. Улучшать тебя – бесполезное дело.

Чувствуя, как лицо заливается краской, Граув потер щеки ладонями. Простыня опять поползла вниз.

– Ладно. Не хотел тебя, Тим, расстраивать. Но сам психанул.

Сэм подошел и обхватил теплой рукой запястье. Изобразил ободряющую улыбку.

– Я скоро уеду, Сэм. Изоморфа депортируют, и все станет нормальным.

– Тьфу, после такой дозы ты не пройдешь предполетную проверку. Ни психологическую, ни физическую. Тебя никуда не выпустят, не то что на Дальние пределы.

– Пройду.

– С чего бы? Будут неадекватные реакции и дрянь в клетках. Я мог бы обновить кровь, но это не поможет. Нужно обновлять ткани, а на это нет времени.

– И это тоже не поможет, – прошептал Тим.

Что только ни делали с ним в реабилитационном центре, но Ирт врос очень глубоко – в кости, в мозг, в основы личности Чаги. Иногда Тиму казалось, что его кровь, обновляясь, воспроизводит Ирта снова и снова. Хотя на Дальних пределах стало легче. Не иначе как помогал целебный разреженный газ нерожденной вселенной по соседству.

– Это тебе следователь сказал, что улетишь?

– Ничего он не сказал. Этому пройдохе плевать. Я сообщил, что улетаю, и возражений не было. Ведь первый раз меня выпустили, выпустят и второй. Возможно, он это понимает.

– Тим Граув, – официальным тоном проговорил Кэмпбелл. – Заявляю как врач, что вы проверку не пройдете. Ещё ладно бы как-то, в составе исследовательской группы, например, но в статусе капитана – не пройдете.

– Капитана интендантской службы, – усмехнулся Тим.

– Ну и что, что интендантской? – брови над строгим взглядом поползли вверх.

– Ничего, полковник медицинского корпуса Сэмюэль Кэмпбелл, ничего. Просто интендантской службы.

– Ты что-то от меня скрываешь? – нахмурился Сэм.

– Возможно. Но ты в отпуске и к проверке отношения не имеешь. А еще ты мой друг и тебя ждет Лулу.

– Пытаешься манипулировать?

– Как? Сижу осуждаемый тобою, голодный и в одной простыне и не способен манипулировать даже пивом. Кстати, ты обещал этой бурдой угостить.

Сэм всплеснул руками и бросился к дальней стене отсека.

Когда корабль приблизился к солнечной системе, и члены экипажа повыползали из камер глубокого сна, Кэмпбелл взялся самостоятельно варить пиво. До Земли было рукой подать, энергии на корабле хватало, и можно было синтезировать пиво на хорошую попойку для всей команды. Но все это, как заявил Сэм, будет подделка и штамповка, а он приготовит натуральный продукт.

Кэмпбелл насиловал синтезатор добрые несколько часов, заставляя его плеваться каким-то хмелем, разными зернами, имбирем и прочими дурацкими специями. Потом прямо в медотсеке взялся кипятить пивную смесь, вынуждая каждого члена экипажа хотя бы разок заглянуть на одуряющий запах. Сам доктор гостей совершенно игнорировал, прыгал, как мячик, в стерильной операционной с ложкой наперевес и бормотал под нос что-то маловразумительное. Потом изменил пространство медотсека и устроил в стене небольшую прохладную нишу. Она быстро приобрела статус священного места, к которому нельзя приближаться, не приняв стерилизующий с ног до головы душ.

Но пережив, переволновавшись весь многообещающий процесс варки и ускоренного брожения пива, команда ни глотка не попробовала. Кэмпбелл что-то там не рассчитал и в обещанные пару дней не уложился. После приземления твердо заявил, что пиву еще стоять минимум сутки, и он не позволит осквернять продукт просто потому, что они прилетели раньше, чем он ожидал. Народ разочарованно поворчал, но Земля манила сильнее, и Сэмюэль остался с Тимоти расхлебывать добрую сотню литров эксклюзивного варева.

И вот час настал.

Полковник службы спасения медицинского корпуса Сэмюэль Кэмпбелл торжественно внес две высоких, пенящихся янтарем кружки. В глазах пивовара отражалась такая же янтарная, нескрываемая гордость своим творением. Видок был смешной, но Тим принял возвышенный вид, протянул руку, и холодное запотевшее стекло приятно легло в ладонь. По спине пробежал озноб.

– Пробуем.

Кэмпбелл сделал добрый глоток. Зрачки в голубой радужке расширились от удовольствия. Тим поправил на груди простыню и осторожно поднес к губам пенную шапку. Наверное, любые другие слова, кроме «пробуй», были бы неуместны сейчас – Сэм прошел долгий путь до этого «пробуй». Влага ласкающе скользнула по языку и потекла в горло, в живот. Голова закружилась от свежего бархатистого великолепия.

– Потрясающе, Сэм!

Глоток торопился за глотком, от вкусового наслаждения не оторваться. Напиться бы в пальто. Но разве нектар может вымыть яд и мучительное желания рвануть к личному монстру?

Сэм все же уехал к Лулу и увез с собой литров тридцать пива – хотя на весь отпуск ему все же не хватит. Зато останется для нескольких космоисследователей, которые появятся завтра на корабле, и трех новых членов команды интендантского судна. Из прежнего состава собирался и надеялся вернуться в Дальние пределы только Тим. Если завтра он не свихнется и не потащится в прокуратуру жалобно блеять и проситься в клетку к Ирту. Завтра ему станет хуже. Хотя день будет достаточно насыщенным, чтобы суметь продержаться. Придется отправиться в интендантскую службу за новым предписанием по грузу и маршруту. А еще раньше нужно увидеть Алекса, чтобы он снова помог ему улететь. Вот только чего это будет стоить теперь…

Пустой, шелестящий системой жизнеобеспечения, тестирующий сам себя корабль, казалось, наблюдал за собственным капитаном, прислушивался к его перемещениям, мыслям. Стоило только подумать о плавных движениях Хозяина, о нелепых лаковых туфлях на влажной земле между корнями, вспомнить, как горячо стало во рту, когда плотный, похожий на человеческий язык отросток пополз в горло, как корабль начинал осуждающе скрипеть и вспыхивать в отсеках яркими огоньками тестовых голограмм.

Как будто кто-то имеет право его осуждать.

Тим был не в состоянии усидеть на месте и, сделав несколько кругов по секторам транспортника, решил прошвырнуться на Филиппины. Сходить в какой-нибудь игорный зал для истомившихся от скуки чиновников или наоборот устроить себе физическую стресс-перегрузку. Было бы неплохо поучаствовать в воздушной драке на имитационной площадке. На истребителе там, или боевом крейсере.

Только не десант, только не симуляция высадки на новую планету.

Впрочем, улетел он недалеко. Где-то через пару километров авиетка уперлась носом в стандартную смотровую платформу, неподвижно висящую над серой гладью океана. На разместилось более сотни зрителей. Кто-то сидел на креслах, что поднимались несколькими рядами вверх. Некоторые толпились прямо у бортиков, полупрозрачных, искрящихся, словно хрусталь, от лучей заходящего солнца.

Тим коснулся пальцем экрана управления, заставляя машину зависнуть, и присмотрелся. Люди прилетели поглазеть. Многие задирали головы, смотрели вверх и что-то оживленно обсуждали друг с другом. Ветер трепал длинные волосы девушек, пытался стащить шляпы с каких-то щеголей. Хотя были дамочки, прикрывшиеся для уюта личным силовым полем, и поэтому сохранявшие идеальные прически и скульптурные складки длинных светлых платьев вокруг щиколоток.

Позади платформы висели легкие одиночные скутеры, куда более удобные для передвижения по воздуху на короткие расстояния, нежели навороченные фасетчатые авиетки. Хотя, видимо, большинство зрителей прилетели прямо на экскурсионной платформе. И теперь наблюдали за космодромом, ожидая чего-то интересного. Меньше всего Тима мог развлечь космодром. Но толпа притягивала, и Граув припарковался позади скутеров и рядом с небольшой авиеткой ярко-зеленого цвета.

Одна из обслуживающих платформу лифтовых энергосекций приблизилась к борту, и Тим легко прыгнул в нее. Тело казалось сильным, послушным, как будто несколько часов назад никто не проникал ему под кожу, не рвал развилки тонких сосудов, не оглушал болью до полного растворения личности.

Тим усилием воли вырвался из муторного наваждения от воспоминания. Шагнул на платформу и поднял голову. Что ж, не такое частое зрелище – грузовой трансгалактический крейсер шел на посадку. Эти параболические, вытянутые, как перо, космические гиганты были редкими гостями на Земле. Их строили чаще всего на Луне и грузили на земной орбите. Чтобы такой зверь опускался на Землю, нужна была веская причина. Самая очевидная – особый груз, который нельзя разобрать по частям и шаттлами доставить на Землю. Что это могло быть?

Но еще более удивительным то, что он приземлялся именно здесь, где с правого края подковы космопорта стоял в доке небольшой корабль интендантской службы. Капитан Граув считал, что этот космопорт был маломощным и слишком близко расположенным к населенным пунктам, чтобы принять такую махину, но, похоже, ошибался. Что-то изменилось в инфраструктуре за последние несколько лет. Или это был совсем особый случай.

– Первый раз вижу, как такое здесь садится.

Тим вздрогнул от удивления, что слова сказал не он сам. Худощавый парень в черной под горло водолазке, с совершенно лысой головой и высокими обветренными скулами стоял, привалившись к изгибу хрустального борта, и быстро водил стилосом по планшету. Движения выглядели странно, словно он выписывал сложные формулы или иероглифы. Трудно понять. Со стороны черный корпус и экран планшета казались мертвыми – ничего не отображали. Или не были предназначены для постороннего взгляда. Вот если бы лысый пользовался пальцами и проекцией, как это все обычно делали. А так – непроницаемый лист под кончиком стилоса – ничего не разобрать. Парень словно что-то пытался скрывать у всех на виду.

– Мы слишком близко к посадке, – невпопад проговорил Тим.

– Раз подпустили, значит безопасно, – хмуро буркнул худощавый и даже не поднял глаз.

Тим пожал плечами и отвернулся.

Нечего глазеть по сторонам. Ты – Чага и принадлежишь Ирту Флаа.

Борясь с навязчивыми мыслями и болезненной пульсацией в голове, Тим вцепился в гладкое прохладное ограждение и принялся ритмичного гонять воздух.

Грузовой крейсер находился достаточно низко, чтобы различить, как из десятков сопел вырывается плазма, направляемая лепестками окружающего ее силового поля. Огромное тело корабля выглядело нечетким – словно воздушный поток, проходя вдоль длины волна за волной, искажал великолепные формы крейсера, превращал в видение.

Три молодые женщины неподалеку живо обсуждали крейсер на незнакомом Тиму гортанном наречии. Видимо, редком. За время учебы в Военно-воздушном училище, а потом Военно-космической академии в голову загрузили более ста используемых в Федерации языков, и Тим мог мгновенно перейти на любой. Люди гражданских профессий обычно обходились десятью-двадцатью и общались на них в зависимости от места или ситуации. Они с Сэмом чаще всего болтали на хинди, с Алексом и Реем на русском, а вот лысый парень на платформе сказал свою первую фразу на английском, и Тим ответил так же.

Граув вернул взгляд к крейсеру. Космический красавец не снизился, маневрировал, чтобы попасть точно в центр посадочной подковы. До зрителей донесся отчетливый хлопок, затем другой. В центре подковы веером закрывались лепестки черной, гладкой, как обсидиан, воронки, уходящей где-то на полтора километра в глубину.

Как только закроется с хлопком последний лепесток, из воронки будет отсасываться воздух, и все, что могло попасть лишнего. Пока не останется чистейший вакуум – дыра совершенной черноты и пустоты.

– Я никак не могу вообразить этот вакуум, – часто говорил Рей Кларк. – Ведь даже это ничто – это что-то, что отличает его от всего другого.

– Перестань, Рей, – отмахивался Тим. – В наше время такие глупости не говорят даже дети. Ничто – это и есть ничто. Вот и главное отличие от нечто.

– Нет, ты не понимаешь. Нам кажется, что ничего нет. Мы не видим, не знаем, что это есть. Не знаем и все. Просто удачно пользуемся. Но когда-нибудь узнаем, вот увидишь.

Рей вечно хотел увидеть в самом привычном новое. Надеялся найти, поэтому и уговорил тогда Тима отправиться в составе десанта на планету Гризион. Все страшное, что случилось потом на Орфорте, родилось на Гризионе, на забавной и жутко утомительной планете.

Прошло два года с тех пор, как Граув и Кларк окончили военно-воздушное училище. Были бесконечные налеты и учения, новые тактики пилотирования, которые они проектировали и отрабатывали, и никто из них совершенно не планировал записываться в пехотинцы. Обычно просто ржали, когда рассматривали изображения всех этих братушек – достойных представителей морской пехоты. Хоть и космической, но по античной традиции – морской.

Пехотинцы представляли собой минимум двухметровую гору мышц, увенчанную устрашающей мордой – мощные челюсти, нависающие надбровные дуги. Без впечатляющей косметической и внутренней обработки тела в десантники не брали. Прокаченная мышечная масса, сухожилия на графите. Многое меняли в теле. После всех процедур даже милые девушки превращались в оживших людоедок, а уж запечатанные в экзоскафандрах – нагоняли ужас не меньше, чем инсектоиды.

И они с Реем записались в чертову пехоту, чтобы попасть на Гризион. Хотели первыми встретиться с новой формой жизни. В том, что она есть на Гризионе, не сомневался почти никто. Еще бы, разведка зарегистрировала на его орбите искусственные спутники нетипичной геометрической формы. Судя по первичным данным, жизнь там зародилась не на углеродной, а на кремниевой основе.