Текст книги "ПЫЛЬЦА В КРОВИ"

Автор книги: Фима Кибальчич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Теперь изоморф и человек стояли на черном полированном столе, и под их ногами плелись трава и корни.

Можно ли это назвать поцелуем?

Тело Граува, вдруг показавшееся тонким и хрупким, изгибалось и льнуло к требовательно склонившемуся изоморфу. Колено упиралось в подставленную ногу. Бедра ложились на бедра. На запрокинутое вверх, совершенно белое лицо падали длинные пряди Ирта, скрывая подставленный рот. «Поцелуя» не было видно, да и не нужно. Впечатление складывалось очень определенное от одного вида сбоку: у края ничего не видящего глаза копилась влага и текла струйкой вниз, к обнажившейся ушной раковине.

Никита не мог назвать это поцелуем. И не только потому, что не привык видеть целующихся мужчин. Дело было в другом. Граув притащился к следователю затянутый в белый армейский мундир, как и у всех здесь за столом. Прорези лампасов и прошивка на обшлагах были красными, почти багровыми, как это принято в интендантских частях. На голограмме Тимоти трясло от боли, и багровый цвет проступал бесформенными пятнами на сияющей белизной одежде. Словно это не кровь, а какая-то зараза от прикосновения к изоморфу, к его губам и рукам. К багровой, как пятна и лампасы, шелковистой рубахе. Но Граув все равно цеплялся за мучителя дрожащими пальцами. Его пожирали, а он цеплялся. Скользил белым обшлагом вверх по предплечью инопланетной твари.

Нет, это не поцелуй.

Никита свернул изображение. И почувствовал взгляд. На него смотрел Алекс Треллин. Пристально и с невысказанным вопросом в глазах.

– Что за дрянь вы нам показали? – рыкнул Краузе и опять выдвинул вперед челюсть.

– Очень наглядная дрянь, – вкрадчиво протянул Марра. – Изоморф не убивал.

Маршал устало потер лоб, но кто-то из не знакомых Никите армейских, с раскосой китайской физиономией, растерянно спросил:

– Почему не убивал?

Никита вздохнул и пояснил:

– Изоморф завел симбиота, вступил в брачную связь. Задолго до этой сцены и убийства. Он не сможет никого разорвать в клочья, пока не размножится, ну… или не уничтожит своего партнера. Так они устроены.

– Похоже, он не оставляет надежды, ну… – Марра иронично улыбнулся, – размножиться.

Никита пожал плечами.

– Допрашивать орфортца мы не можем, задерживать тоже. В общем, вернулись в точку начала.

– Ох! Окружной путь – самый длинный и утомительный, – с наигранным сочувствием протянул Алекс. – Зато надежный.

Стервец.

– Вы же знаете об этом, генерал! – Никита поддался вперед, не в силах сдержать гнев. – Это ваш офицер. Как вообще под его командованием оказался корабль?

– Бывает, – тонко улыбнулся Алекс, и в черных глазах зажглись насмешливые искры. – Какая-то бюрократическая путаница. Знаете, Никита Сергеевич, сейчас так много бумаг и отчетов. А у нас, хозяйственников, – больше всех. Это, конечно, серьезная недоработка. Будем разбираться.

Разберутся, как же.

Ходили слухи, что каждые полгода в интендантской службе проходили учения с интригующим названием «Холодный след». Никита иногда сожалел, что ничего подобного не водилось в прокуратуре.

– Бумаг много, а толку нет. Если бы не дурацкое правило защиты информации о психологической травме, мы бы знали изначально, что Ирт Флаа не мог убить.

– Прокуратуре неймется забраться в каждый шкафчик с грязными подштанниками.

Ларский с усилием выдохнул и настроился на решительный игнор наглого интенданта.

– Нужно, чтобы изоморф рассказал все, что произошло с инсектоидом. На него можно надавить? – спросил генерал Рёмер.

Немец был старше всех из присутствующих флотских. Дотянул уже до размена второй сотни лет и последние двадцать собирался на пенсию.

Никита откинулся на спинку стула и качнулся на задних ножках. Поверхность стола скользила под горячими ладонями.

– Можно. Обещать ему Граува за показания. Обещать не депортировать.

– В смысле? – нахмурился маршал. – Скормить изоморфу землянина?

– Не обязательно. Поставим условия и будем следить. Только дернется – депортируем. Или обманем. Граув, конечно, немного понервничает. Но ему не впервой.

Вокруг зашумели.

– Это опасная игра, генерал-майор.

– Мы же ничего толком не знаем об изоморфах! Кто предскажет его поведение?

– Он может быть угрозой для людей!

– Судейские вас сожрут за нарушение прав человека.

– Это не вариант. Совершенно незаконно.

Никита развел руками. Проклятый Совбез! И еще считают себя армейскими! Хорошо хоть Марра молчал, задумчиво разглядывая Никиту. Впрочем, и Треллин тоже молчал.

Никита успел бы и сам провернуть это дельце, если бы не этот дурацкий слет на Канаверале. А врать на прямой вопрос – слишком рискованно для будущих толстых погон.

– То есть Планетарная прокуратура Ирта Флаа просто отпускает? – спросил он в общем гомоне.

Вояки замолкли.

– Боюсь, у вас нет выхода, – устало ответил Руазсов. – Попробуйте запустить полную информационную обработку убийств, используя мощности Центрального компьютера. Разложите все по частицам, сравните убийства. Сделайте расширенный контекстуальный поиск за пару лет. Нет, за три. Вдруг что-то всплывет.

Информационно-транспортное кольцо Центрального компьютера Земли ложилось спиралями под поверхностью планеты и обеспечивало все основные процессы жизнедеятельности. Как древняя доменная печь, Центральный компьютер Земли работал не останавливаясь.

– По первому случаю мы все это делали и ничего не нашли.

– Проклятие, Ларский, – маршал ударил ладонью по столу. – Теперь убийств – два! А это что-то уже меняет. Работайте с Марра.

– Плохо то, что убийства такие разные, – взял слово Марра. – В первый раз сработала хрономина, причем такая, что ни мы, ни инсектоиды, так и не поняли, откуда именно появился труп и изоморф. На Земле ли он вообще погиб. А второй раз все было штатно, есть записи основных перемещений на Луне. Мы знаем точно, что и кто находился на базе. Инсектоид был совершенно один в двухсотметровом радиусе. И превратился в фарш.

– Что вы хотите сказать, генерал-лейтенант?

– Нельзя отпускать изоморфа. Пока он наш единственный след. А ситуация тревожная. Я бы сказал – это угроза нашей безопасности, а источник не ясен.

– И что предлагаете делать?

– Обвинить его в нападении на человека и подать иск в Межгалактический суд Федерации. Пока они разбираются, он посидит под колпаком и, может, заговорит.

– Нападение на Граува во время следствия? Капитан, скорее всего, не согласится подписать этот иск. Он видит это иначе.

– Согласится, не согласится. Надавите, генерал-майор. Он же хочет летать, особенно на крейсере, хочет, чтобы в интендантской службе терялись файлы и папки.

Дьявол поймет, чего он хочет. Он захватил нож и сцепился с Майклом Стэнли. Это мало похоже на светлую мечту о полетах. Больше напоминает опухоль в голове.

– Хорошо, я попробую.

– Через пару часов у меня будет посол инсектоидов. Я запрошу всю информацию об их погибшем офицере.

– Что там можно запрашивать? – сморщил нос Алекс. – Родился, стал частью колонии, окреп и выполнял задания роя.

– Может, первый и второй погибшие были на общих операциях?

– Не были, но у них там все общее, даже мысли порой.

– Но не причины случившегося. Плохо то, – негромко проговорил Руазсов, – что оба случая произошли, по сути, на Земле и нигде более. Ни на одном из форпостов инсектоидов или других представителей союзнических рас подобного не было.

– Может, это все-таки какая-то скоротечная болезнь, – подал голос адмирал с лошадиным лицом и густыми бровями. Ливада, вспомнил Ларский, его зовут Ливада и, кажется, он американец.

– Наши спецы убеждены, что нет, – покачал головой маршал. – Никаких следов, кроме мгновенного разрыва тканей. Только виновник уничтожения – невидимка. Ростки изоморфа были идеальным объяснением.

– А были ли какие-нибудь странные случаи на Дальних Пределах последнее время? – спросил Никита, покачиваясь на стуле. – Какая-нибудь агрессия внутри Федерации? Конфликты?

– Нет, – покачал головой Марра, – все тихо. Ситуация выглядит совершенно безопасно.

– О, конечно, безопасно! – воскликнул Алекс, потом дурашливо заглянул под стол и обвел взглядом присутствующих. – Если бы была хоть малейшая угроза безопасности, то за этот стол бы пригнали и великого гросс-адмирала. А так – господин Руазсов и бакланы флотского болота!

– Прекратите паясничать, господин интендант, – холодно произнес Ливада. – Если здесь собрались бакланы, то вы – если вспомнить историю с португальским флотом – обычная сорока-воровка.

Ларский хрюкнул, услышав про португальский флот, в историю с которым был непосредственно вовлечен как представитель прокуратуры. Хотя флоты, как правило, не имели национальной принадлежности и строились из планетарного или федерального бюджета, все же если обнаруживались обученные именно по национальной квоте контр-адмиралы без флотов, те или иные территории могли профинансировать создание дополнительных, отданных под их командование кораблей.

Так однажды Португалия заявила о желании приобрести три боевых крейсерских соединения. Требовалось срочно снабдить ими безлошадных португальских офицеров. А вот денег у Португалии хватало только на два межпланетных крейсера… с половиной.

Генералы интендантской службы пожали плечами и продали… три. День торжественного старта был назначен, ленточка разрезана и, вспыхнув фотонными ускорителями, крейсеры рванули к звездам. Когда притяжение Земли было преодолено, стало доминировать притяжение Луны, один из крейсеров вдруг замедлился, заковылял и стал безнадежно заваливаться куда-то в сторону Моря Спокойствия. Позорный старт до глубины души возмутил совет Португалии, они пылали желанием разобраться, подозревали или диверсию, или махинацию. И не зря.

Отправившаяся на Луну прокурорская комиссия сделала потрясающий вывод. Если не считать внешнюю оболочку, крейсер был пуст как консервная банка. Почти. Примитивные коммуникации временного ремонтного комплекта, которыми была завалена интендантская база на мысе Доброй Надежды, позволили ему доползти до Луны, но дальше лететь он не мог.

На документах сдачи и приемки трех крейсеров стояли подписи несуществующих военачальников, никто ничего не знал, поскольку в день сделки все уважаемые и уважающие себя высшие армейские чины были на межгалактическом многоборье. В самом злосчастном крейсере обнаружили практически не идентифицируемых клонов.

Португальцы задохнулись от возмущения, когда бойкие и технично умывшие руки офицеры-интенданты предложили отправить клонов на пожизненное, а пока идет расследование, подключить к этим двум оплывающим биомассам системы жизнеобеспечения. Пока шла вся эта шумиха, недоделанный крейсер валялся Луне. Возиться с его транспортировкой никто не хотел, денег на его достройку у Португалии не было, а поскольку виновных так и не нашли, третьего португальского контр-адмирала пристроили в теплое местечко, то про корабль быстро забыли.

Возможно, он все еще лежал на темной стороне Луны…

– Ну почему я – обычная сорока-воровка? Удачливая, изворотливая и наблюдательная – так сказано в моем личном деле. Но гросс-адмирала среди здесь собравшихся все равно не наблюдаю.

– Что вы хотите сказать этим вашим «не наблюдаю», Треллин? – нахмурился маршал. – Вы же знаете, он пока не доступен.

– Да, застрял где-то в медвежьем углу галактики и не доступен. Связь утрачена, маршрут не известен. И слава богу! У нас в кои веки наступил покой, никто не дурит и не болеет, и не стреляет из ионных пушек по скоплениям астероидов. Если бы еще тараканы не дохли!

Ларский нахмурился. Намек был совершенно очевиден – по странному стечению обстоятельств первое лицо военно-морских сил отсутствовало. Тень нехорошего предчувствия возникла около сердца, и он задумчиво провел большим пальцем правой руки по подушечкам четырех других.

Чушь собачья!

На Землю никто давно не нападал, да и это вообще невозможно. Земляне, конечно, участвовали в конфликтах, но далеко-далеко отсюда. Вот в одном таком чудесном месте надолго застрял гросс-адмирал Соединенного гиперфлота «Альфа».

Тухлая история.

Заседание было окончено, и участники отправились по авиеткам и челнокам. Попрощавшись с Марра, Никита вдохнул ставший теплым и влажным воздух и обвел взглядом просторы мыса, пытаясь отвлечься от дурных предчувствий. Не вышло.

Генерал Треллин вырос прямо перед носом и взялся беспардонно разглядывать генерал-майора. Он был выше на целую голову, чем особенно раздражал.

– Вам чем-то помочь? – сухо брякнул Ларский.

– Нет. Но знаете… – вдруг заговорщически улыбнулся Алекс. – Мне ваша идея понравилась больше.

– Какая идея?

– Отпустить Ирта Флаа. Пообещать и отдать ему капитана Граува. За информацию.

А тебе плевать на законы и правила. И на своего офицера тоже?

– А я-то думал, вы за него сильно волнуетесь, – хмыкнул Никита. – Теряете бумажки, отдаете корабли.

– Конечно, волнуюсь! Я за всех своих офицеров волнуюсь, ночи не сплю. Но Орфорт, м-да…, боюсь, он сильно повлиял на него.

На подвижном лице появилось выражение глубокой и слишком показной печали.

Сколько же ему лет? А ведь, похоже, он сверстник капитана.

– Вы знаете, что вчера Тимоти Граув устроил поножовщину? Причем напал на Майкла Стэнли.

– Лидера запредельщиков? – оживился Алекс.

– Да, на него.

– Не может быть!

Глава интендантской службы на мгновение в задумчивости отвел глаза, потом шагнул ближе к Никите и коснулся длинными тонкими пальцами обшлага мундира.

– А знаете, генерал-майор, не готовьте этот иск сегодня. И не говорите с Иртом Флаа. Просто, если к вам придет капитан Граув, сначала послушайте его и поступите, ну… по закону. А не как предлагал тут наш любитель полярной рыбалки.

– Что вы имеете в виду? – нахмурился Никита.

– Ничего. Я просто хотел сказать, что ваша идея мне нравится больше.

Парень резко развернулся и пошел прочь. Ларский с удивлением заметил, что на крайнем стапеле молодого генерала ждал небольшой пестро раскрашенный скутер.

Сейчас Никита отчетливо вспомнил, как запрашивал у интендантской службы дополнительную информацию по еще не прибывшему на Землю Грауву и получил в качестве ответа убедительную голограмму – сложенный кукиш на горке расплывающегося масла.

Не отправить ли ему ту же картинку Алексу Треллину?

Неизбежность

Мое имя? Не могу вспомнить. И где я теперь?

Волна тревоги накатила внезапно, вызывая желание забиться глубже внутрь, в кокон собственного тела и забыть о том, кто он и что должен делать. Но узнаваемые и неприятные образы собственной жизни быстро оживали в памяти. А вместе с ними и паника от того, что он должен принимать какие-то решения, куда-то идти, с кем-то разговаривать.

Где я?

На Земле.

Совершенно один.

Тим нехотя разлепил веки, уже отчетливо вспомнив, как над ним нависла длинная лошадиная физиономия парня с пузырящейся у губ кровью, а потом в голове что-то хрустнуло, и внезапно стало хорошо и спокойно.

– Вот и второй очнулся, – осуждающе хмыкнул кто-то сбоку.

Тим осторожно повернул голову. Ну, конечно. Операционный модуль. Привычное местечко. Только здесь рифленые поверхности стен поблескивали лазоревыми искорками, а операционных столов, оснащенных генераторными кольцами, было больше десятка, и все они пустовали. Похоже, это была одна из станций городской скорой помощи, а унылый хмырь с крючковатым носом и осуждающим взглядом – дежурный врач.

Сэм уехал, а я взял с собой нож и устроил драку.

Тим обхватил себя руками и согнул обнаженные ноги в коленях. Тело, в котором боль прошла без следа, вновь показалось ему чужим.

Они все чинят и лечат. Делают новым. Зачем?

– А что с первым? – неловко спросил Тим.

– Он соблаговолил очнуться раньше, и я его уже выставил, – буркнул врач. – Вы отправитесь следом. Наверху ваша авиетка.

Тим сел, и его ноги коснулись теплого гладкого пола. Но все равно кожа покрылась мурашками, как от холода. Вчера он сидел точно также, только теперь не было ткани, в которую он мог бы обернуться. Спрятаться.

На поверхности справа и слева от него, изогнув лепестки, головки и конечности, теснились неподвижные манипуляторы. У изголовья стола приткнулось потухшее генераторное кольцо. А напротив, развалившись в кресле и вытянув ноги на операционный модуль между ними, сидел доктор и бесцеремонно рассматривал Тима. На нем был тонкий серый скафандр, который плотно облегал мускулистое тело. Шлем сложно было различить – его линия повторяла обводы головы, чуть выступая перед крючковатым носом.

– Шлем не нужен, я не заразный, – поежился Тим и стал озираться в поисках одежды.

– Не уверен. Были у психолога?

– Нет. Я просто…

– Что просто?

Просто хотел, чтобы снова стало больно.

Подумаешь, ерунда.

Просто… мне нужно к Ирту. Очень нужно к Ирту. Прямо сейчас!

– Можно, я пойду, – Тим не услышал свой голос, потому что в ушах шумело, но он знал, что сказал именно это.

– Идите… капитан Граув.

Можно избавиться от интеркома, от формы с идентификаторами, но кровь тебя выдаст. Твое имя и биография приписана к крови, и скрыться от прошлого невозможно.

Доктор наклонился и через секунду швырнул в него комок одежды. Бежевая ткань расправилась в руках, и Тим узнал костюм, в котором он отправился в казино, но даже не добрался до побережья.

И до Ирта.

От плеча к середине рукава тянулся бесформенный лоскут.

– Я сделал этим тряпкам ионную чистку и только, – скрипуче сообщил врач. – Непрочный вы выбрали материал для того, чтобы пойти и подраться.

Тим провел рукой по шероховатой поверхности хлопка. Древняя ткань.

Там, на Орфорте, у него было что-то вроде мешка, сплетенного из стеблей растений, мертвых, но жгущих своими невидимыми колючками. Он тогда впервые узнал, что одежда может терзать кожу, даже ту, под которую не забирался Ирт.

– Спасибо, я… – он попытался что-то сформулировать, но не вышло. – Спасибо.

– Не за что. Советую сразу отправиться в службу психологической реабилитации. Вы же недавно из дальнего космоса? И сразу поножовщина.

– Да, да, конечно, – пробормотал Тим, торопливо натягивая штаны. Большой палец попал в какую-то прореху, нога застряла в ткани, и раздался треск.

Поножовщина вовсе не сразу. Сначала было другое… Не режущее, но очень глубоко проникающее.

Доктор, прищурившись, наблюдал за ним. Глаза навыкате под невидимым шлемом на миг показались белесыми, и Тим инстинктивно поджал пальцы голых ног.

Рубашка облегала тело свободно, как мешок, а вот своей обуви он не видел.

– Э-э, извините, а где…?

– В подъемнике. Приказал роботу-транспортировщику оставить их снаружи. Можете идти к выходу и наверх, – и врач махнул рукой за спину Тима.

Граув развернулся, неуклюже качнувшись. Быстро провел руками по глазам, усилием воли пытаясь избавиться от липнущего к изнанке век образа изоморфа, от имени, которое кто-то повторял в его голове. Осмотрелся. Над столом у стены шла работа. Манипуляторы бесшумно двигались по поверхности, быстро наклоняя умные головки к чему-то темному, распластанному в центре. Тим вспомнил Сэма и его медотсек, всегда пустовавший на станции.

Огромная, не слишком населенная станция была, наверное, самой скучной из всех подобных, разбросанных по Дальним Пределам, – незачем наблюдать и не с кем поболтать. У границ станции только галактика разреженного газа – пространство нерожденной звезды. Посеревшие от тоски ученые брали какие-то пробы и что-то высчитывали, и от результатов расчетов лица их еще больше вытягивались, а речь становилась невнятной.

Впрочем, Тим со школьной скамьи именно так и представлял ученых.

Сам он время от времени отправлялся до ближайшей сортировочной станции, где разгружались крупные транспортники, и развозил грузы по паре-тройке таких же скучных местечек, как и их собственное. А вот Сэм… Он что-то вечно читал, чем-то занимался. Имел очень серьезный и загадочный вид. Иногда закрывал шлюз в медотсек прямо перед носом Тима и отвечал односложно.

Однажды, после такой игры в прятки, впустил Тима. С гордым видом. Внутри одуряюще пахло выпечкой и миндалем, а короб синтезатора стоял впритык к операционному столу.

– Что ты делаешь, Сэм?

– Я? Совершенно ничего, – он плюхнулся широкой задницей на затертое кресло, демонстративно сложил пальцы на животе и вытянул ноги.

Манипуляторы суетились, мелькали около синтезатора, который сначала плевался кругляшами аппетитной выпечки, а потом выдвинул из своего брюха влажно поблескивающий крем. На стерильной операционной поверхности вырастало что-то сладкое, аппетитное, миндально-шоколадное. И все зажимы, держатели, скальпели были заляпаны тягучим кремом.

– Сэм, что такое у тебя творится?

– Миндальный торт, капитан Граув. Он называется «Спящая в гнезде ворона». И заметь – я ничего не делаю.

Кулинарное сооружение, правда, напоминало ворону. Но только не спящую, а сдохшую. И подохла она от того, что на нее наступил слон. Хотя слонов на станции не водилось, как и ворон. Они с Сэмом съели дохлую ворону с жадностью, отламывая лакомые куски и облизывая пальцы. Сэм просто сиял от удовольствия.

Тиму стало смешно. Врач станции скорой помощи развлекался, используя пустующее оборудование, как и Сэм, – совсем не по назначению. Только здесь была не выпечка, а какая-то сложная вязка.

Тим обернулся перед появившимся перед носом треугольным проемом.

– Спасибо, док! Не скучайте здесь.

– Сам не скучай, Тимоти Граув, – недовольно проскрипел врач, но все же поднял руку в прощальном жесте.

Я бы с удовольствием поскучал. До конца жизни.

Тим шагнул в полукруг просторного подъемника.

На бело-красных башнях скорой помощи всегда находились парковочные площадки. Сюда опускались реанимационные транспортировщики и здесь цеплялись машины пациентов.

Операционный и рекреационный модуль, откуда поднялся Тим, был устроен на верхнем уровне – сразу под парковкой. Первый уровень башни обычно занимали силовые и энергетические установки, второй – материалы для синтезирования, протолекарства, заготовки тканей.

Тим не особо разбирался в этой медицинской белиберде, но за время однообразной жизни на станции наслушался несчетное количество пространных рассуждений Кэмпбелла о том, что значит правильно организованное лечение, и какими значками настоящие медики, а не всякие шарлатаны, размечают медицинское оборудование. Теперь эти бессвязные сведения всплывали пятнами, как клочки серых мхов на скалах Орфорта.

Тим обхватил себя руками и шагнул на залитую солнцем площадку. Его ждали. Тот самый парень в черном с экскурсионной платформы. Он стоял, привалившись к прозрачному кокпиту скутера, раскорячившегося у края башни на подогнутых крыльях, и смотрел прямо и вопросительно. Граув остановился, на мгновение опустил глаза. Уперся взглядом в уродливое темно-красное пятно на носке кроссовка и поднял голову:

– Извини… я сожалею, правда.

Рука опустилась в карман, но ножа там не было. Странно, куда он мог деться. Хотелось сжать его рукоять.

– О чем именно? – спросил парень напряженно и, оттолкнувшись от скутера, сделал несколько шагов навстречу Тиму.

Его руки тоже были в карманах, плечи, затянутые в темное, чуть сутулились, а на груди зияла здоровая прореха. Кожа под ней выглядела пронзительно белой, как и лысая голова.

Хорошее место для удара. Даже сейчас.

Тим неопределенно пожал плечами, стараясь избавиться от мыслей об Ирте. Да и сказать ему было нечего: сожалел он о многом.

– Понятно… Твоя авиетка приписана к кораблю?

Вдоль борта белой машины в красном цвете интендантского ведомства переливалось имя корабля. Когда три года назад Алекс сказал, что у него для капитана второго ранга есть одна неплохая посудина под названием «Прыжок мужества», Тим наотрез отказался даже проверять, существует ли эта посудина или над ним просто издеваются. А вот имя «Маленькие радости», хотя звучало не менее издевательски, вполне его устраивало, и этот корабль наполнил его жизнь без остатка.

Пока он не вернулся на Землю.

– Ты недавно из космоса?

Голос пробился сквозь смуту образов, крутящихся в голове.

– Да, – выдавил Тим и оглянулся через плечо, сам не понимая зачем, кого именно он ожидает там увидеть, потом добавил, – меня зовут Тимоти Граув.

Парень помолчал, словно надеясь на еще какие-то разъяснения, но давать их Тиму не хотелось.

– Я – Майкл Стэнли.

И лысый протянул руку с интеркомом на запястье, чтобы обменяться контактами, установить связь. Тим пожал плечами – пусто, ножа и того не было.

– Ладно, – тряхнул головой Майкл и развернулся к скутеру.

Прозрачный верх крошки отполз назад, Стэнли наклонился, чтобы забраться в кабину, но в последний момент снова посмотрел на Тима.

– Впрочем, можешь и так найти меня, если захочешь пырнуть кого-нибудь.

– Кого-нибудь или тебя? – искривил губы Граув.

– Ну да, – кивнул парень невпопад и вдруг широко улыбнулся. – Стэнли из Братства запредельщиков.

Коробочка скутера, похожая на важно рассевшуюся лягушку, неуклюже перевалилась через край башни и взмыла вверх. Тим остался один на пустой площадке. Он, авиетка и город. Город разворачивался зеленью, синим небом, разноцветными небоскребами, призрачно мерцающими вдалеке флоотирами, куполами приземистых частных строений, и монорельсой, петляющей между зданиями без начала и конца. Красиво. Только он здесь – нелюбимый и нежданный пасынок. Тело разом заныло, требуя жалящих прикосновений. Словно червь в мозгу крутилась мысль, что он может оказаться у Ирта всего через несколько, пусть и очень длинных минут.

Я смогу справиться. Не поеду к нему… через пару секунд.

Граув заставил себя вернуться мыслями к «Маленьких радостях» и к тому, что его единственно правильный выбор – отправиться к Алексею и уговорить его снова помочь. Авиетка довезет быстро, но неприятный разговор так и хотелось отложить. Нельзя. Через силу Тим проковылял к машине.

– В Дублин, – проговорил он медленно.

Мыслеприказам уже не доверял. Крутившееся в голове имя личного монстра задало бы неверное направление. Когда ремни застегнулись, Граува ощутимо затрясло. Ломка. Она скоро пройдет, а потом снова вернется и снова…

Как это всегда было на Орфорте.

Хозяина не было долго, слишком долго. Он отправился на охоту в Просторы. Трехдневная трясучка у Чаги уже прошла, но ему все равно было плохо. Съев разваренное корневище рауда, которое ему по приказу Ирта раз в день выдавали у заднего входа в Ниши Пира, он выбрался наружу и стал карабкаться вверх.

Чага старался выискивать проходы и местечки, затянутые шевелящимся пылевым мхом и поэтому безопасные. Когда голая ступня попадала на черную поверхность камня, тонкие прозрачные вкрапления подрезали кожу, и пятна крови шипели на скальных уступах, из красных становясь розовыми. Боль его отвлекала, рождала ощущение близости Хозяина, но все же он не мог потерять слишком много крови. Иначе не хватит сил забраться наверх, чтобы ждать возвращение. Иначе Ирт не войдет в него сразу, как вернется, скажет, что Чага слишком дохлый для этого.

Конечно, ему не добраться до самого верха Стен Флаа. Но даже с середины крайней горы – Башни Предупреждения он мог видеть через черную, выжженную землю Пояса Спокойствия разворачивающиеся вдаль Просторы.

Он нашел безопасный пятачок серости и сел, подобрал к груди колени, стараясь не касаться спиной режущих каменных выступов. Мешок, который он носил на теле, теперь полностью укрывал его ноги, и Чага подоткнул его края под кровоточащие ступни. Так он чувствовал себя незаметным, спрятавшимся от чужого интереса, и мог ждать.

Просторы менялись каждый день. Иногда они становились яркой радугой, сложенной из выступов и впадин, иногда вдруг серели, выцветали под яростным, почти белым светом далекой звезды. Самые ядовитые цвета: ультра желтый, зеленый и синий, а иногда и затягивающий в бездну черный появлялись и исчезали в Просторах за считанные часы. То с одного, то с другого края Просторов можно было увидеть вздыбленные вверх отростки, причудливые спирали тех существ, кто зарождался, менялся и погибал там.

За границей Пояса Спокойствия Чаге не было места. Любое, даже самое маленькое и смешное создание, вросшее корнями в землю этой планеты, превратит его в кровавые ошметки. Он был жив, потому что так решил Хозяин.

Возможно, смутно знакомый Чаге Тим Граув смог бы пройти сквозь чащобу Просторов – он хорошо стрелял, быстро думал и летал, как бог. А еще смеялся над опасностью.

Дурак!

Но он умер, захлебнулся в крови друзей, которых привел в это гиблое место. Друзья ему доверяли. А Граув мечтал доказать свою правоту. Чтобы мир ему аплодировал.

Дурак!

Тим возомнил себя Богом, и поэтому в аду ему самое место. Адскими муками правит совсем другой Бог. Хозяин. Которого он ждет каждый день.

В этом мире было еще несколько Стен – горных массивов, окруженных пустошами безопасности. Стены были домами разных семей, но самыми мощными на планете оставались Флаа. И только Ирт Флаа имел для Чаги значение. А вот Тимоти Граув считал важными многие другие вещи. На Орфорте изоморфы были разумной расой, все силы которой уходили на сохранение природного баланса и собственного господства на бешено меняющейся планете. Просторы рождали все новые и новые формы жизни, которые пожирали друг друга не столько для энергии, сколько для порождения других, еще более совершенных форм. Чтобы оставаться на вершине эволюции, изоморфы каждые тридцать дней покидали Стену и отправлялись на охоту. Здешний мир пугал своей изменчивостью и непредсказуемостью.

На Орфорте не было правил, Чага понял, что везло тем, кого забирали на Стены. Тогда все становилось просто. Место и смысл жизни определялись. Смерть переставала быть внезапной. Одиночество исчезало. Он знал, что был недостоин этой жизни и даже разваренного рауда по утрам, потому что оказался самым бесполезным созданием в этом мире.

Об этом ему однажды сказал Ру Флаа:

– Я не хочу, чтобы ты оставался подле моего сына, землянин. Тебе следует вовремя умереть. До наступления холода.

– Господин?

Чагу не хватало духу поднять глаза на серую громадину, бесшумно перемещающуюся вдоль дальнего антрацитового свода Ниши Изысканий. Ру Флаа продержал его несколько часов голого в стеклянной, изумрудного цвета ванне. Чага сидел по шею в густой тягучей жиже, наполненной мелкими тварями. И, зажмурив глаза, чувствовал, как липнут к нему горячие присоски, а живые тонкие иглы проникают под кожу и ползают где-то внутри. Его уродливое тело ритмично вздрагивало, как от электрических разрядов.

Когда все закончилось, Ру приблизился, и от ствола его массивного тела отделилась гибкая рука с вытянутой ладошкой без пальцев. Она коснулась поверхности жидкости, и мелкие твари разных форм стали забираться на гладкую, словно резиновую кожу, и растворяться на ней, впитываться внутрь. Изоморф несколько мгновений стоял неподвижно, размышляя, потом на верхней скругленной части ствола появилось несколько отливающих розовым прорезей.