Текст книги "Роман с натурщиком"

Автор книги: Филис Хаусман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

2

Оглядев зал ресторанчика, Сирил не обнаружила ни одного свободного не только столика, но и даже места. Внимание ее привлекло какое-то движение в дальнем углу помещения.

Длинный, загорелый до бронзового цвета палец указывал ей на свободный стул. Сирил, оскорбленная таким фамильярным жестом, хотела развернуться и уйти прочь, но тут разглядела, кто ее зовет: «эллинский бог» призывно махал рукой и широко, во весь рот, улыбался.

По счастью, он сидел не один, а в обществе другого присяжного – поджарого брюнета-лирика. Лирик читал очередную книгу, одновременно налегая на чили. Сирил вспомнила, что всегда отличалась хорошими манерами и умением войти в контакт с любыми партнерами, а потому подчинилась зову желудка и двинулась в направлении столика.

Скользнув в кресло между коллегами-мужчинами, она как ни в чем не бывало заказала официантке салат, рогалик и кофе.

За это время она успела унять пустившееся было вскачь сердце и натянуть на лицо маску хладнокровия. Затем любезно кивнула каждому из мужчин, ничем не выдав, что присутствие одного из них выбивает ее из привычной колеи.

– Рад видеть вас с нами! – громыхнул голос того, кто так притягивал и пугал ее.

– Ну, выбор был не так уж велик… Я имею в виду, что все места заняты… Так что спасибо за отзывчивость.

– Мы и для себя старались, правда ведь, Тернер?

Худосочный брюнет оторвал туманный взгляд от толстенной монографии, на обложке которой золотились слова «Завоевание Мексики и Перу». Карие глаза его скользнули по лицу Сирил, затем по ее полупрозрачной блузке, задержавшись там, где сквозь ткань проглядывали кружева бюстгальтера.

Резким движением он захлопнул том.

– Ваш к-коллега, присяжный заседатель М-мэтт Тернер, – запинаясь от волнения, представился он.

Привычная со всеми своими клиентами и натурщиками общаться на короткой ноге, Сирил без промедления протянула руку:

– Здравствуйте, я – Сирил Адамс.

Почти тут же она осознала, что совершила стратегическую ошибку: подав руку одному, она неизбежно должна была ту же любезность проявить и в отношении другого.

Пожатие бронзовой руки колосса ее удивило и даже чуть-чуть озадачило: вместо железной хватки, – а ладонь была мозолистой и натруженной, и ее ручка утонула в этой лапище, – прикосновение его пальцев оказалось чудесно мягким и осторожным, если не сказать – волнующим.

Словно искра пробежала по ее телу, щеки разрумянились как два яблочка.

– Шон Стивенс, Сирил, – прогромыхал великан без пауз, словно их имена были каким-то образом связаны в одно целое.

– Да, знаю… – обмолвилась Сирил и тут же пожалела о своем признании. В янтарных глазах напротив что-то мелькнуло.

– Знаете? – Он выжидающе приподнял бровь.

– Да, конечно, еще с процедуры отбора, – заявила Сирил, памятуя, что лучшая оборона – это наступление. – Помните, адвокаты спрашивали нас, что мы делали в ночь на четвертое января в три утра?

– И перестали ли мы бить наших жен! – воодушевленно встрял Мэтт Тернер.

– Вот именно! – рассмеялась Сирил. – Я даже припоминаю, что вы по профессии учитель, Мэтт.

Слава Богу! Она, оказывается, помнит кое-что и о других присяжных, а не только имя Шона Стивенса. Кстати сказать, до сих пор и оно не всплывало в ее памяти. Интересно, в чем тут дело: может быть, это своеобразное табу, страх назвать вслух имя дьявола и тем накликать на себя беду?..

– А вы, мистер Стивенс? – повернулась она к Шону, переступив через суеверный страх.

Теплые золотистые глаза Шона дружески рассматривали ее лицо, после чего его божественные губы расплылись в озорной улыбке.

– Да, действительно, а как же я?..

– В-вы… вы имеете какое-то отношение к строительству!.. Я правильно запомнила?

Еще бы не правильно, когда она ловила буквально каждое слово по ходу его опроса – как, впрочем, и любая другая женщина в зале суда.

– И работаете вы то ли с цементом, то ли со сталью, то ли… – Сирил для большей убедительности поморщила лоб.

– То ли с деревом, хотите сказать? – добродушно закончил он.

– Ну конечно же! Вспомнила: вы плотник!

– Что-то вроде того, – скупо отозвался Шон. – А вы, Сирил? Почему я ничего не помню о вас?

Его голос возбуждал как физическая ласка.

– Я стояла в списке первой, так что мне выпала честь вызнать все про всех остальных коллег, – пояснила Сирил, усмехнувшись. – Поскольку вы, ребята, отбирались во второй шестерке, на моем допросе вы не присутствовали.

– Так кто же вы по профессии? – спросил Мэтт.

– Нет, ничего не говорите, Сирил! Посмотрим, сумеем ли мы сами определить, – вмешался Шон.

– Ну, это несложно! – заявил Мэтт. – Сирил – топ-модель в каком-то иллюстрированном журнале.

Он с плохо скрытым удовольствием окинул взглядом ее фигуру. Сирил не смутилась – скорее, ей стало смешно. Зато когда то же самое проделал Шон, реакция ее была почему-то совершенно иной…

– Нет, не думаю! – тряхнул золотой гривой Шон. – Конечно, у нее рост, сложение… и глаза… Но фотографы предпочитают других – тех, про которых можно сказать «кожа да кости», а Сирил явно не из этой категории.

Стараясь не показать, как прекрасно она понимает, на что намекает Шон, Сирил дружелюбно улыбнулась – и только.

– Ну, тогда она стюардесса! – не унимался Мэтт.

Прежде чем Сирил успела посетовать, что Мэтт подходит к ней с весьма шаблонными мерками, перед ними выросла официантка и поставила на стол салат.

– Боюсь, у нас не хватит перерыва на еще один десяток попыток, Мэтт, – снизошла она. – Я готова сейчас слона слопать, а потому прекращаю турнир и объявляю: я – коммерческий художник.

С минуту она сосредоточенно ела, а потом, заморив червячка, повернула голову к Мэтту:

– Где вы преподаете?

– В одном из колледжей округа Ориндж. Всю эту четверть – по вечерам, почему, собственно, и оказался среди присяжных. В будущем году я стану школьным инспектором и смогу другим учителям и детям сказать, что честно исполнил свой гражданский долг. – Мэтт улыбнулся. – Кроме того, – не стану отрицать, – быть присяжным доходнее, чем преподавать в колледже.

Шон издал сочный басовитый смешок, очаровавший Сирил еще в зале.

– Вы это про те несчастные двадцать пять баксов, которые мы получаем за каждое заседание?

– Ну, в сумме получается не так уж мало, а потом плотник, конечно, имеет больше возможностей подзаработать, чем преподаватель колледжа. Кстати, для вас эта неделя заседаний не обернется ведь прорехой в бюджете?

– Не-ет, наша компания к каждому работнику подходит индивидуально, так что я ровным счетом ничего не теряю, – неторопливо отозвался Шон, не спуская глаз с Сирил, и откинулся в кресле, позволяя официантке забрать со стола посуду и поставить кофе.

В этот момент Сирил почувствовала прикосновение его большой, твердой как камень ноги. Первой мыслью было: случайность. Но когда официантка перешла к ней, а носок кожаного ботинка продолжал поддевать подъем ее ноги, совершая при этом некое ласкающее движение, Сирил доняла, что не спит и не бредит.

Стараясь держаться как можно небрежнее, Сирил элегантно подвинулась, подобрала под себя ноги и, мстя Шону Стивенсу за его неслыханный, оскорбительный моветон, обратила всю силу своего обаяния на бедного, недалекого и доверчивого Матиаса Тернера.

– Кстати, Мэтт, какое интересное совпадение! Мой отец тоже был учителем рисования в колледже и работал там тридцать лет, – еле слышно прошелестела она на ухо Мэтту.

Она подчеркнуто игнорировала присутствие рядом с собой загорелого титана, притворившись, что целиком ушла в беседу с учителем.

Шон сидел и не знал, что ему теперь делать. Конечно, эта мальчишески нелепая выходка с играми под столом – далеко не поступок джентльмена, но он никогда раньше и не оказывался в такой ситуации. А что еще хуже: чем больше он смотрел на Сирил – тем больше убеждался, что она именно та единственная, которая ему нужна.

Жизнерадостная и красивая, умная и нежная… Что еще нужно мужчине? Ничего. Вот только бы этот Мэтт здесь не околачивался и не путался под ногами… То, что это чучело гороховое горит энтузиазмом, – полбеды: хуже то, что Сирил, кажется, увлечена им ничуть не меньше.

Что это – месть Фортуны? Мать не раз предупреждала, что он еще заплатит за те девичьи сердца, которые беззаботно разбивал в бытность старшеклассником. Да, если быть честным, он сполна пользовался тогда своей выигрышной внешностью… Но ведь это была беспечная жестокость подростка, не более того!

А став взрослым, он был добр и внимателен к родителям и вообще к старшим. Он любил детей, собак… и женщин – особенно тех, что обращались с ним как с каким-нибудь Квазимодо. Другое дело: что он не припомнит, когда в последний раз женщина так откровенно пренебрегала им.

Но даже если это и Божья кара, Шон не собирался сдаваться без боя. Хочет Сирил того или нет, но она заметит его присутствие рядом!

В разгар своего затянувшегося обмена двусмысленностями с Мэттом Сирил, вздрогнув, ощутила железные пальцы на своем колене. Как ни шевелила она ногой, – стряхнуть ладонь Шона или помешать его большому пальцу ласкать ее бедро не удавалось.

Разумеется, устраивать сцену она не собиралась: к двадцати семи годам за плечами у нее был богатый опыт обращения с такими зарвавшимися молодчиками. Все так же оживленно беседуя с учителем, она приподняла свободную ногу и с размаху вонзила острый каблук в ступню Шона.

Прошло несколько мгновений – и Сирил с изумлением констатировала, что ее контрудар не произвел ни малейшего впечатления на оппонента. И лишь когда она уже собралась капитулировать и покинуть ресторан, с губ его слетел смешок, после чего рука Шона, напоследок пожав ей колено, тихо вернулась на свое исходное место за столом.

Сирил тут же убрала каблук с его ступни и спрятала торжествующую ухмылку, пригубив бокал с водой.

Мэтт явно не догадывался о протекавшей под столом схватке, но вдруг спохватился, что за столом их как-никак трое, и бросился извиняться:

– Боже, Стивенс, я как всегда вошел в раж и позабыл обо всем на свете! Вам надо было остановить меня. Учителя, когда дорвутся до слушателя, становятся просто невменяемыми! Я вовсе не думал игнорировать вас! – пылко воскликнул он, не сводя, впрочем, преданного взгляда с Сирил.

– Все в порядке, Тернер. Лучше оставаться незамеченным, чем получать шпильки в ногу. – Шон высокомерно усмехнулся, глядя в недоуменное лицо учителя.

При виде чарующих ямочек на его щеках Сирил тихонько застонала.

Шон тем временем взглянул на часы и присвистнул.

– Ничего себе! Когда от души веселишься, время летит со скоростью света, – он подмигнул Сирил. – Ребята, у нас всего пять минут, чтобы добежать до здания суда!

Движением руки он подозвал официантку, чтобы рассчитаться за всех, и пресек протесты товарищей по обеду.

Торопясь за устремившимися вперед мужчинами, Сирил поблагодарила свои длинные ноги. Она бросила взгляд на Шона – тот шагал легко и непринужденно, словно никуда не спешил. У него вообще была на редкость грациозная походка для человека его роста и комплекции. «Лев в пустыне… Хищник, охотящийся скрадом…» – подумала Сирил и тут же покраснела при мысли о том, кто может оказаться его очередной жертвой.

Тихий стон отчаяния и разочарования вырвался у Сирил, когда вошла судья и пристав разрешил присутствующим сесть.

– С вами все в порядке? – прорвался в сознание Сирил озабоченный голос мистера Барроу.

– Вам дурно? – снова спросил он, торопливо подхватывая ее под локоть и помогая сесть.

– Все в порядке! – живо заверила Сирил толстяка, сжимая пальцами очередную свернутую записку. – Просто мне пришлось пробежать целый квартал, чтобы успеть к открытию заседания.

Последние слова она произнесла шепотом, потому что адвокат ответчика приступил к перекрестному допросу Джеймса Роберта Говарда.

Разумеется, все было далеко не в порядке. Сирил пребывала в полном замешательстве, более того – чувствовала себя расстроенной. Едва она сузила круг своих корреспондентов-воздыхателей до двух сегодняшних сотрапезников, втайне надеясь, что автор посланий – один из них, и втайне страшась, что им может оказаться другой, как все опять приходилось начинать с нуля. При входе в зал Шон и Мэтт галантно пропустили ее вперед, и когда она приблизилась к своему креслу, записка уже мирно и терпеливо ожидала ее появления.

Наплевав на свой гражданский долг и правила хорошего тона, Сирил, не мудрствуя лукаво, развернула сложенную прямоугольником бумажку. Почерк на этот раз показался ей не столь безупречным – очевидно, автор писал свое послание в спешке, – но страстность, поэтическая сила строк по-прежнему била в цель.

«Любовь моя, жизнь моя, я скорее умру от голода, чем соглашусь есть в твоем отсутствие! Я не найду покоя, пока не уверюсь, что ты будешь моей, – лучше сегодня же вечером, но в крайнем случае я готов какое-то время подождать. Верь: судьба свела нас, и любовь наша предопределена на небесах!»

Сирил сидела оглушенная, объятая вихрем мыслей и чувств. Это было уже слишком! Ею вдруг овладело страшное раздражение.

К черту Мартина Коллинза с его дебильными сроками и Шона Стивенса с его наглыми лапищами!! Она при исполнении, и ее моральный долг – внимательно следить за всем происходящим в зале, чтобы обеспечить вынесение справедливого и взвешенного решения по делу. Если она начнет заочно влюбляться в каждого встречного поэта-анонима – конец всему!

Перекрестный допрос, устроенный будущему доктору философии мистером Барсоном, адвокатом доктора Кернса, оказался достаточно напряженным, чтобы захватить ее внимание до конца заседания. Опытный и искушенный в процессах мистер Барсон всеми мыслимыми и немыслимыми средствами пытался вырвать у Джеймса Говарда признание, что факта плагиата, а стало быть и основания для тяжбы, в природе не существует.

Юный физик, однако, умудрился выстоять вод этим натиском – при своевременной поддержке своего адвоката, в самые напряженные моменты заявлявшего протест и дававшего Говарду тем самым возможность собраться с мыслями и выстроить нужный ответ. В конечном счете истец ни разу не прокололся и ни на йоту не уступил в своих претензиях.

Однажды, после особенно напряженной серии неожиданных вопросов, мистер Стерн, погладив бороду, даже кивнул, явно восхищенный стойкостью своего подзащитного, и мельком взглянул на присяжных, проверяя их реакцию. Увиденное, судя по всему, произвело на него благоприятное впечатление, и лицо адвоката расплылось в улыбке, адресованной почему-то Сирил. Сирил вдруг поняла, что в списке ее кандидатов стало одной фамилией больше: в самом деле, почему ее корреспондентом может быть только присяжный заседатель? Чем хуже адвокат? Или судебный пристав? Или кто-то из зрителей?

«Они все домогаются моего тела!!!» Сирил усмехнулась своей невероятной мысли. Развить ее она не успела, потому что судья Каррера объявила об окончании заседания, еще раз предупредив о недопустимости обсуждения дела с кем-либо во время выходных, и назначила следующее заседание на утро понедельника.

Минут через десять Сирил, уже вставив ключ в дверцу своей машины, увидела Шона. Он неторопливо шел к крытому грузовику, припаркованному через ряд от нее. Забыв обо всем на свете, Сирил кинулась к нему, маневрируя среди машин и крича его имя.

Шон развернулся и поймал ее в руки прежде, чем она успела врезаться в него. Несколько секунд Сирил стояла так, тяжело дыша. Унизительность положения, в котором она очутилась, сломала ее гордость, и на какое-то время она позабыла о напускной деловитости, обретенной за четыре года руководства своей крохотной компанией.

– Мистер Стивенс! – выпалила она в лицо изумленному мужчине. – Я прощаю вам выходку за ланчем и надеюсь, что не слишком повредила вашу ногу своим каблуком. Мы как-то сразу взяли в отношениях друг с другом неверный тон, но дело в том, что на эти выходные я отчаянно нуждаюсь в вашем теле. Мне нужен хоть кто-то, потому что в моем распоряжении всего два дня – суббота и воскресенье. Если вы согласитесь, я смогу решить одну очень важную проблему и мне не придется судиться с Мартином Коллинзом!

Последние слова она проговорила на одном дыхании.

По тому, как округлились глаза Шона, Сирил поняла, что выразила свое желание, мягко говоря, двусмысленно, а потому поспешила пояснить:

– Нет-нет, не подумайте, что я к вам клеюсь! Просто никого из моих постоянных партнеров нет под рукой. Пожалуйста, не молчите, скажите, что у вас нет никаких особых дел на выходные! – умоляюще говорила она.

– Особых дел? Хотел бы я понять, что это значит… – пробормотал Шон и уже громче сказал: – Да, кроме домашних дел я ничего на выходные не планировал.

– Так почему вам не принять мое предложение? Я буду платить вам по ставке – двадцать пять долларов за час. Если учесть, что работать нам придется два полных дня, сумма получится вполне приличная.

– Но почему я, Сирил? После сегодняшнего ланча я уже смирился с тем, что ваш фаворит – Мэтт Тернер.

– Ну, мистер Стивенс, Мэтт, конечно, интеллигентный и милый человек, но, между нами, он не обладает нужными физическими данными. Меня интересует именно ваше тело!

Сирил профессиональным взглядом окинула его фигуру. Какого он вообще роста? С четырнадцати лет она привыкла смотреть глаза в глаза большинству мужчин, но тут ей пришлось задрать голову.

Шон покачал головой, сбитый с толку.

– Неужели это недостаточная сумма? – горячо спросила Сирил. – Обычная такса для новичков!

– Новичков? Прошу прощения, – хмыкнул Шон, – но я к новичкам себя никак не отношу.

– Вы профессионал?! Тогда мне фантастически повезло! Ну да! Плотник – работа сезонная, и почему бы вам в свободное время не заниматься чем-то еще… В таком случае пусть ваш агент вечером позвонит мне, и мы договоримся об условиях.

Она вытащила из кармана визитную карточку.

– Я привыкла работать в своей домашней мастерской. Вы можете приехать завтра к восьми. Я живу в Малибу.

Она вырвала из блокнота листок и только собралась написать адрес, как Шон схватил ее за руку.

– Погодите, не надо пороть горячку! Я еще ни на что не согласился. Во-первых, мисс Адамс, в том, что касается моего тела, я привык обходиться без посредников. В этом отношении я, если можно так выразиться, вольный стрелок. И вообще, все это очень забавно, но не могли бы вы, моя милая Сирил, объяснить, почему вы так жаждете моего тела? Хотя бы пару слов, даже намек! Мы, плотники, только с виду такие дубоватые и непонятливые.

– Извините, если я вас чем-то оскорбила, мистер Стивенс, – впадая в панику, пробормотала Сирил. – Помните, я говорила вам, что работаю коммерческим художником? Так вот, мне неожиданно выставили новые, очень жесткие сроки окончания работы. Если в воскресенье вечером я не представлю свои эскизы, я могу столкнуться с большущими неприятностями. Из-за этого суда я не смогла вовремя договориться с моими постоянными натурщиками, и положение у меня хуже некуда. Кроме того, ваши физические данные идеальны для образцов одежды, эскизы которых мне необходимо сделать, а это очень важно!

В янтарных глазах напротив заплясали веселые искры. Радостно распрямившись, Шон сказал:

– Ага, так мне предстоит позировать вам! Не знаю, не знаю… Куда пойдут эти рисунки?

– Они будут опубликованы во всех иллюстрированных журналах и в газетах…

– В газетах?! Да меня же ребята на работе засмеют! Стоит ли идти на такие жертвы? – Он колебался.

– А что скажете о сорока долларах в час? Это ставка профессионального натурщика! Кроме того, я изменю ваше лицо так, что на рисунках вас и мать родная не узнает.

Сирил поняла вдруг, что кривит душой: невозможно было не узнать это тело, однажды увидев его, и смена лица по существу ничего не меняла.

– Ну пожалуйста, мистер Стивенс!.. Если вы не согласитесь, я пропала…

Словно поняв наконец всю остроту момента, который она переживала, Шон ласково поймал руку Сирил.

– Если дело обстоит так серьезно, я готов согласиться, но на двух условиях: первое касается стиля нашего общения, второе – гонорара. – Он сделал выжидательную паузу.

– Ну же! – не вытерпела Сирил.

– Вы будете обращаться ко мне на «ты» и называть по имени, точно так же я буду поступать по отношению к вам.

Такое требование противоречило правилам, которых Сирил до сих пор неукоснительно придерживалась, но ради спасения заказа можно было пойти на такую пустяковую уступку: в конце концов, это будет первый и последний сеанс, и после воскресенья их ничто не будет связывать.

– Хорошо, мистер… Хорошо, Шон. Принимается. А что там насчет гонорара?

Она приготовилась услышать умопомрачительную сумму – пятьдесят, семьдесят, может быть, даже сто долларов – услышать и согласиться, как вдруг обнаружила, что Шон одной рукой взъерошил ее длинные рыжие волосы, а другой гладит щеку.

– Я принимаю твою ставку, но в дополнение к этому за каждый час работы получаю право на поцелуй. Ты нуждаешься во мне, Сирил, а потому пойдешь на это, – добавил он негромко.

– Ты… ты законченный ублюдок, скотина, наглец!.. – взорвалась она, но тут же прикусила язык. Его логика была железной. – Зачем тебе это?

– Ты во мне нуждаешься, а я тебя хочу, Сирил, – простодушно пояснил Шон.

– Ты просто давно не получал по рукам, в этом все и дело! Видит око, да зуб неймет – слышал такую поговорку? И почему именно я? Ты же знаешь цену своей внешности! Выйди на улицу, свистни – и найдется десяток женщин, готовых пойти на все ради одной возможности дотронуться до твоего тела. Да что там на улице – в суде все бабы только на тебя и пялились!

– О, какая наблюдательность! Уж не ревность ли это, Сирил?

Шон склонил голову так, что его рот оказался в дюйме от ее губ, но в то же мгновение на стоянке появились двое полицейских. Шон отпустил голову Сирил, и та, потеряв равновесие, привалилась спиной к грузовику.

– Все нормально, мисс? – спросил один из полицейских.

Шон отступил на шаг, спокойный и невозмутимый. На лице его играла дружелюбная улыбка.

– Порядок, ребята, – услышала свой собственный голос Сирил и выпрямилась. – Маленькая дискуссия об условиях трудового соглашения.

Полицейские переглянулись, потом поглядели на Шона.

– В общем так, – сказал один из них, постарше и покоренастее, – закругляйтесь со своей беседой и идите на все четыре стороны.

Когда полицейские скрылись, Шон расцвел самой обворожительной из своих улыбок.

– Итак, мы обо всем договорились!

Сирил скрипнула зубами.

– Будьте вы все прокляты – и ты, и Мартин Коллинз, и этот чертов Жак Гулар!

Шон чуть приподнял бровь, ожидая ответа, и Сирил капитулировала.

– Ладно, по рукам! Поцелуй за час – но не надейся на какие-либо чувства с моей стороны! И запомни: если попытаешься посягнуть на что-то большее, я выпущу штихелем кишки из твоего живота, даже охнуть не успеешь, ты, плотник!..

Шон, пропустив мимо ушей все эти эскапады, вкрадчиво шагнул к Сирил. Он навис над нею как башня и прогромыхал:

– Готов принять первоначальную ставку – двадцать пять баксов – в обмен на то, чтобы немедленно скрепить нашу сделку поцелуем!

Прежде чем Сирил успела сказать хоть слово, одна рука Шона обвилась вокруг ее талии, а другая обхватила ее голову.

Но тем более неожиданной оказалась нежность этого похожего скорее на дуновение ветра поцелуя. Лишь когда язык Шона раздвинул ее приоткрывшиеся губы, Сирил поняла, как далеко зашла в своей капитуляции, и попыталась высвободиться – разумеется, тщетно. Более того, сопротивление лишь еще больше распаляло Шона, а ее собственное тело охватывало сладостное бессилие. Ничего подобного она не переживала со времен своего неудачного романа с Полом!

Вздохнув, она запустила пальцы в его золотистую гриву, лаская другой твердую как скала грудь Шона. К великому стыду Сирил, даже когда он отпустил ее, она продолжала стоять на месте, прильнув к его телу и положив голову ему на плечо.

– Которая из тачек твоя, милая?

Сирил, помедлив, кивнула в направлении своего «порше». Шон за руку довел ее до Машины, усадил за руль, проверил, чтобы она застегнула ремни безопасности, и только после этого помахал ей рукой.

– Утром в восемь, Сирил! Не тревожься ни о чем: я не стану требовать поцелуя, не отработав его. Честный труд – честная оплата!

Он рассмеялся, и смех его преследовал Сирил всю дорогу домой.