Текст книги "Том и полночный сад"

Автор книги: Филиппа Пирс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

Глава 3
В ЛУННОМ СВЕТЕ

Это была настоящая экспедиция. Том надел домашние тапочки, но халат решил не брать, лето все-таки. Он тщательно прикрыл за собой дверь спальни, чтобы та невзначай не хлопнула в его отсутствие. Перед тем как покинуть квартиру, он снял одну тапочку и засунул под дверь, а то если дверь закроется, обратно не попасть.

Лампы на площадке второго этажа и в коридоре уже не горели, все жильцы мирно спали в своих постелях, спала и хозяйка, миссис Бартоломью. Сквозь узкое окно над лестницей проникало немного лунного света. Том ощупью спустился вниз и оказался на первом этаже.

Здесь он остановился. Напольные часы – высокий старинный черный силуэт – выступали из полумрака, но циферблата он разглядеть не мог. Если удастся открыть верхнюю дверцу и нащупать стрелки, можно понять, сколько времени они показывают. Том поковырял сначала с одной стороны дверцы, потом с другой – бесполезно, не откроешь. Он помнил, что та дверца, где маятник, тоже не поддалась в первый день. Похоже, обе заперты.

Быстрей! Быстрей! Казалось, сам дом шепчет эти слова. Время бежит, час проходит…

Том оставил часы в покое и попытался найти выключатель. Куда он запропастился? Пальцы шарили по стенке, ничего не находя.

Свет, свет, нужен свет. Единственный еле видимый лунный лучик пробивался сквозь лестничное окошко, безо всякого толка освещая кусочек стены под подоконником.

Том внимательно смотрел на лунный луч, и тут ему в голову пришла светлая мысль. Ясно, что луна взошла с той стороны дома, где черный ход. Отлично, тогда можно открыть заднюю дверь и впустить немного лунного света. Если повезет, света хватит, чтобы разглядеть циферблат.

Он добрался по коридору до черного хода – при нем эту дверь никогда не открывали, Китсоны пользовались парадной. Они объяснили, что через нее неудобно выходить на улицу, там только узенький мощеный дворик с мусорными баками и навесом, под которым жильцы с первого этажа держат машину.

Том ни разу не пользовался этой дверью и понятия не имел, запирается ли она на ночь. Если она заперта, и ключа в замочной скважине нет… Нет, не заперта, просто закрыта на засов. Он отодвинул засов и медленно, бесшумно повернул ручку.

Быстрей, быстрей, шептал дом, а старинные часы позади тревожно тикали – тик-так, тик-так.

Том открыл дверь пошире и впустил лунный свет. Он хлынул внутрь, и сразу стало светло, словно наступил тот предрассветный час, когда солнце только-только показывается из-за горизонта. Теперь света будет предостаточно. Только Том не спешил обернуться и посмотреть на часы. Вместо этого он вышел через черный ход. Мальчик широко распахнул глаза. Сперва он просто удивился, потом возмутился. Они его обманули, солгали, так вот прямо взяли и солгали. Они сказали: «Там ничего интересного для тебя нет, Том». Пояснили, как бы между прочим: «Там только задний двор, маленький и грязный, со всяким мусором. Нечего и глядеть».

Нечего… Только огромная лужайка и клумбы со множеством цветов, высоченная ель и толстенные, раскидистые тисы вдоль двух сторон лужайки, а с третьей стороны, справа, огромная теплица, чуть ли не с дом величиной. От лужайки вглубь сада разбегаются дорожки, и там еще больше деревьев.

Том непроизвольно шагнул вперед, еле переводя дух от изумления. Наконец он сумел немного успокоиться. Он выберется в сад завтра же, когда рассветет. Они пытались его сюда не пустить, но это им больше не удастся – ни тетушке, ни дядюшке, ни жильцам с первого этажа, ни даже самой миссис Бартоломью. Он будет носиться по траве, прыгать через клумбы, попробует разглядеть через блестящие стекла, что растет в теплице, а то и дверь в теплицу откроет и войдет внутрь. Он залезет в каждый уголок и под каждую низко нависающую тисовую ветку, будет карабкаться на деревья и перебираться с одного на другое по толстым переплетенным ветвям. А когда за ним придут, затаится, незаметный, как птичка, в мешанине густой листвы, узловатых сучьев и толстых стволов.

Как хотелось отправиться туда прямо сейчас! Сад призывно раскинулся перед ним в лунном свете – широкие хвоинки тисов, закрученные лепестки гиацинтов на угловых клумбах в форме полумесяцев. Но Том помнил о положенных десяти часах и о честном слове. Он печально повернулся к саду спиной и вошел в дом посмотреть наконец, который час на старинных часах.

Еще переполненный впечатлениями от увиденного в саду, он перешагнул порог и сразу даже не понял, что и в доме что-то переменилось – перед глазами совсем иные предметы, босая нога по-иному ощущает пол…

Старинные часы стояли все там же, пора уже посмотреть, который час. Наверно, двенадцать или час ночи, посерединке ничего нет и быть ре может. Тринадцатого часа не существует.

Но до часов Том так и не добрался, по понятной причине напрочь забыв об их существовании. Его отвлек звук открывшейся двери – двери квартиры на первом этаже, выходящей окнами на улицу. Оттуда появилась горничная.

Том никогда не видел горничных – только на картинках, но сразу же узнал белый передник, чепчик, манжеты и черные чулки. (Том не слишком разбирался в модах, но ему показалось, что платье чуток длинновато.) Она несла бумагу, щепки для растопки и коробок спичек.

Он мгновенно заметил все эти детали и тут же понял – пора прятаться. Только укрыться было совершенно негде. Сейчас его заметят, значит, лучше заговорить первому и сразу объяснить свое присутствие в неположенном месте.

Горничной он не боялся. Она подошла поближе, и стало ясно – перед ним еще совсем девочка. Чтобы не испугать ее звуком голоса, Том предупредительно кашлянул. Но она не обратила на кашель ни малейшего внимания. Том шагнул ей навстречу, она смотрела в его сторону, но сквозь него, словно мальчика тут нет. Сердце Тома беспокойно забилось. Горничная уже была совсем рядом.

– Эй, я к тебе обращаюсь, – громко окликнул Том, но она, не повернув головы, прошла мимо него к двери той квартиры, что выходила на задний двор. Взялась за дверную ручку и вошла внутрь. В дверь не звонила, ключа не доставала.

Том в себя не мог прийти от изумления, а тут еще и всякие другие совсем непонятные странности – он знал, что пол каменный и холодный, нет же, ноги утопают в чем-то мягком и теплом. Он опустил глаза и увидел коврик в форме тигровой шкуры. На полу лежали и другие ковры. Он оглядел прихожую – все было по-иному, ни корзинки для грязного белья, ни плакатов с видами городов. Стены изобильно украшены разнообразными предметами – высокий, в готическом стиле барометр, веер из павлиньих перьев, огромная гравюра, изображающая какую-то битву (гусары, кони, изрешеченные пулями знамена), и множество других картин. Там же висит обеденный гонг, а рядом с ним обтянутая замшей палочка. Из большой подставки для зонтов торчат зонты и трости, зонтик от солнца, духовое ружье и что-то вроде пары удочек. Вдоль стен на высоте обычного стола расположились подвесные полки, все кроме одной дубовые. Та, что рядом с часами, – белая, мраморная, на ней стоят стеклянные витрины с чучелами птиц и зверей. На холодном мраморе разыгрываются жестокие драмы – сова когтит мышь, хорек гордо смотрит на убитого кролика, в средней витрине рыжая лисица тащит в пасти какую-то птицу.

В заставленной разнообразными предметами прихожей Том узнавал только старинные часы. Он подошел поближе, не проверить время, а просто коснуться футляра – убедиться, что тут осталось что-то знакомое.

Он почти дотронулся до часов, когда услышал за спиной тихий вздох. Это горничная возвращалась обратно, только звук шагов теперь почему-то был гораздо тише, чем раньше. Послышался больше похожий на шепот голос: «Я разожгла камин в гостиной».

Она возвращалась к той двери, откуда сначала вышла. Том проводил горничную глазами. Что-то в ней было очень странное, вот она дошла до двери, взялась за ручку. И тут – да, именно так – исчезла из виду. Не в дверь вошла, а просто растаяла в воздухе, и нет ее.

Даже не сводя глаз с двери, Том почувствовал, что вокруг него что-то незаметно и тихо происходит. Он огляделся: прихожая менялась на глазах, исчезали картины, ковры и мебель. Они еще не совсем исчезли, но их словно почти уже не было. Барометр, например, еще висел на стене, когда он повернулся посмотреть на рыжую лисицу. Снова взглянул на барометр и заметил, что тот еще на месте, но очертания начинают расплываться, и сквозь него виднеется стена. Тут и лисица пропала в неведомые дали, а вслед за ней и другие создания. Резко повернув голову к барометру, Том и его уже не обнаружил.

За пару секунд прихожая вернулась к прежнему виду. Ошеломленный, мальчик замер на месте. Очнулся он от сквозняка, холодившего спину. Тут он вспомнил, что дверь в сад еще открыта. Что бы там ни происходило, дверь он открыл, и теперь ее надо запереть. А еще нужно попасть в спальню.

Последний разок бросив взгляд на сад, он закрыл дверь. «Я вернусь», – молчаливо пообещал он деревьям, лужайке и теплице.

Наверху, лежа в постели, он размышлял обо всем, что видел в прихожей. Может, это был сон? Еще одно возможное объяснение – привидения. Наверно, в этом-то и дело – привидения. В прихожей обитают призраки – горничной, барометра, набитого чучела лисы, совы и кучи других предметов. Если прихожая – прибежище призраков, там от них просто не протолкнуться.

Привидения… Том высунул руку из-под одеяла, проверить, стоят ли волоски дыбом. Нет, не стоят. И гробового холода он не почувствовал, когда заметил, как маленькая служанка глядит, не видя, сквозь него.

Собственные объяснения его не удовлетворили, и вообще, зачем понадобились какие-то объяснения? Да и прихожая его не так уж заинтересовала, есть там горничная и куча барахла или нет ничего. Дело было в саде. Сад был настоящим. Завтра он туда пойдет, он уже почти чувствует ладонями кору дерева, на которое заберется. Он уже почти ощущает запах гиацинтов на клумбах по углам лужайки. Он помнит их запах – дома мама к Рождеству и Новому году выращивала гиацинты в цветочных горшках, а в их маленьком садике на единственной клумбе они расцветали в конце весны. Мальчик заснул, мечтая о родном доме.

Глава 4
ПРИ СВЕТЕ ДНЯ

Утром Том проснулся и, пока не вспомнил про сад, никак не мог сообразить, почему ему так весело. Теперь призраки в прихожей казались совершенно невероятными, но сад все еще стоял перед глазами. Он, однако, опасался, что пробраться в сад будет не так легко, как представлялось ночью. Дядя и тетя, безусловно, постараются помешать, они явно не хотят, чтобы он там гулял, иначе почему про сад и словом не обмолвились.

Тут Том пришел в совершенную ярость, уж он их пристыдит, это точно. Надо только хорошенько сыграть роль – якобы невинными замечаниями бить в одну точку, пусть поймут, что он все про сад знает и намерен немедленно туда отправиться.

Он начал наступление во время завтрака.

– Как вы считаете, врать всегда нехорошо?

– Конечно, Том, – ужаснулась тетушка. – Всегда!

– Я хочу сказать, в некоторых случаях ложь может оказаться правильным делом?

– Бывает ли ложь оправдана? – дядюшка обожал подобные дискуссии. Он сложил салфетку и прочистил горло. – Я полагаю, Том, ты спрашиваешь о явлении, повсеместно известном как ложь во спасение?

– Пожалуй, нет, – покачал головой Том. – Скорее, когда от кого-то скрывают что-нибудь особенно приятное, потому что не хотят ему об этом рассказать. Ну скажем, одни люди даже прямо заявляют, что ничего подобного не существует, лишь бы тот человек до этого не добрался.

Тетя Гвен явно не понимала, о чем он толкует:

– Не добрался? Одни люди не хотят, чтобы другие люди узнали и смогли до чего-то добраться? До чего?

– Один человек, а не другие люди, – поправил Том. – А эта штука… она…

– Грелка с горячей водой, например? – предположила тетушка.

– При чем тут грелка, скорее… – Том задумался, пытаясь вообразить что-нибудь посерединке между грелкой и огромным зеленым садом. – Скорее скамейка такая, большая, рядом с домом посидеть.

– Большая такая скамейка? – недоуменно протянула тетушка.

– Не важно, что это такое, Гвен, – нетерпеливо перебил ее дядюшка. – Если я правильно понял Тома, речь идет о ситуации, в которой какой-то человек или несколько людей лгут просто для собственного удовольствия, чтобы навредить другому человеку или нескольким людям сразу. Да, Том?

– Именно. Просто интересно, может ли такая ложь быть правильным делом? Просто интересно.

– Из всех возможных форм лжи, – важно произнес дядя Алан, – подобная ложь ни за что не может быть оправдана. Вот именно, ни за что и никогда не может быть оправдана.

Он строго посмотрел на Тома и добавил:

– Даже удивляюсь, почему ты об этом спрашиваешь.

Дядюшка собрал газеты и утреннюю почту и отправился на работу.

– Он не сердится, Том, – сказала тетя Гвен. – Просто у дяди Алана высоко развито чувство справедливости. Он сам так говорит. Когда вырастешь, у тебя тоже будет хорошо развито чувство справедливости.

– У меня оно уже развито, – возмутился Том. – А вот у кое-кого другого его явно не хватает.

Без дяди Алана Том не собирался заводиться с тетей Гвен – она казалась слишком легкой добычей. Это было проявлением благородства с его стороны, но даже благородству не всегда удается устоять под напором мелочной досады, не говоря уже об обуревавшей Тома ярости. Он во всем прав, а его выставляют виноватым. И кто? Те самые люди, которые сами кругом виноваты перед ним.

Том помог убрать со стола и устроился рядом с раковиной – вытирать посуду. Настроение у него было боевое.

– Тетя Гвен!

– Да, Том?

– Как мило с вашей стороны поставить мне в комнату цветы.

– Дорогой мой, я даже не надеялась, что ты заметишь.

– Вы их купили, да?

– Конечно, но тебе не надо беспокоиться по этому поводу.

– Наверно, проще было бы срезать цветы в саду.

– Это уж точно, только сада у нас нет.

– Нет?

– Что ты имеешь в виду, Том?

– Я хотел сказать, какая жалость. Вот бы рядом с домом оказался сад – с лужайкой, деревьями, цветами, даже с теплицей.

– Еще лучше, если б мы умели летать.

– Вот бы сейчас, в эту самую минуту, выйти через черный ход, оказаться на лужайке и нарезать живых гиацинтов с цветочных клумб, маленьких таких клумб, похожих на дольки апельсина. Как бы вам это пришлось по вкусу, тетя Гвен? Что скажете?

Он разве что ей прямо не сказал, что все знает про сад. Открыто бросил вызов.

Тетя Гвен даже не покраснела и ни капельки не смутилась, просто рассмеялась:

– Начать с того, что вряд ли бы удалось срезать гиацинты с клумбы прямо сейчас.

– Как так?

– В это время года гиацинты на клумбах не цветут, их пора – самое-самое начало лета. Смотри, куда тебя завело твое воображение!

– Но я в-в-видел гиацинты на клумбе как раз в это время года, – Том даже заикаться начал от испуга.

– Нет, милый, не мог ты их видеть. Они уже все отцвели.

Том положил на стол тарелку – еще не вполне вытертую – и кухонное полотенце:

– Я спущусь вниз, хорошо?

– Зачем, Том?

– Просто так. Я ничего дурного не замышляю.

– Только не сегодня. Сегодня миссис Бартоломью пойдет в прихожую заводить напольные часы.

Тетушкино предупреждение только сильнее разозлило Тома – он уже не сомневался, что она старается подольше удержать его в неведении и не пустить в сад. В душе у него шевельнулся страх, хотя боялся он вовсе не миссис Бартоломью.

Спускаясь вниз, он представил себе гиацинты – закрученные лиловые лепестки стояли у него перед глазами, он, казалось, ощущает их аромат. Ночью он точно гиацинты видел, самые настоящие гиацинты. Стоит только открыть дверь в сад, и они там снова окажутся. Гиацинты и все остальное.

Он добрался до задней двери, дернул за ручку. Заперто. Он, как прошлой ночью, нащупал засов, только теперь он не был задвинут. Металлический, шершавый на ощупь, весь покрыт какой-то коростой. Ржавчина – откуда за одну ночь взялось столько ржавчины? Том попытался сдвинуть засов, но тот застрял намертво. Сразу можно было догадаться, он тут много лет ржавеет.

Дверь, оказывается, заперта на самый обычный автоматический замок, Том отпер замок, но дверь не открыл. У него даже живот заболел, будто он что-то не то съел за завтраком – может, лучше вернуться наверх и лечь в постель? Голова немножко кружится и познабливает.

– Не будь дураком, – прикрикнул он на самого себя. – Он тут, говорю тебе. Сад тут!

Он рывком распахнул дверь и замигал от яркого солнца.

Перед ним узкая мощеная полоска дворика, деревянный заборчик с воротами, выходящими в переулок. Пять мусорных ящиков, рядом старый автомобиль, из-под которого виднеются ноги в брюках. По двору носится залетевший снаружи обрывок газеты, отсюда ему некуда деться. Маленький двор пропах раскаленным на солнце камнем, ржавчиной и креозотом, которым пропитаны доски забора.

На звук открывшейся двери человек, лежавший под машиной, выбрался наружу. Короткая рыжая бороденка, а так ничего особенного.

– Привет, – спросил рыжебородый. – Ты кто такой?

Том не ответил.

– Знаю, знаю, парнишка со второго этажа, у Китсонов живешь. Заскучал тут, небось?

– Да. А вы на первом этаже живете?

– Ага, – кивнул рыжебородый и внимательно взглянул на Тома – больно странный у мальчика был голос.

– И у вас служанка есть, камины вам разжигает?

– Что?

– И у вас… у вас тоже нет сада?

К полному изумлению рыжебородого, мальчишка, не дожидаясь ответа, громко заревел.

– Эй, парень, что с тобой такое?

– Отвяжитесь от меня! – Том взялся за ручку двери.

– Постой… А ну, постой. Слушай… – повелительным интонациям в голосе трудно было противостоять.

Том всхлипнул и затих.

– Так-то лучше, – мягко сказал рыжебородый.

В тишине слышно было тиканье старинных часов внутри дома. Кто-то шаркал ногами, спускаясь по лестнице.

– Это старая миссис Бартоломью, – шепнул рыжебородый. – Спешит завести свои драгоценные часы. Негоже тебе с ней сталкиваться. Тут никогда детишек не было, ей это может прийтись не по вкусу.

Том отодвинулся от двери, чтобы его из прихожей не заметили. Он все еще, стесняясь слез, закрывал щеки ладонями, но глаза уже широко раскрыл.

Шаркающие шаги приближались, показалась маленькая фигурка миссис Бартоломью, сгорбленной старушки, одетой во все черное.

Она подошла к часам, вынула из сумочки ключ и открыла ту дверцу, за которой находился маятник. Достала изнутри что-то маленькое и блестящее, похожее на рукоятку, которой заводят моторчик игрушечного автомобиля. Снова засунула руку внутрь и на этот раз нажала на рычажок, открывающий стеклянную дверцу отделения с часовым циферблатом. Та распахнулась настежь.

Старушка вложила часовой ключ в особую скважину в правой половинке циферблата и принялась ее поворачивать. Раздался тонкий мелодичный звон. Слева была такая же скважина, и миссис Бартоломью повторила завод.

Потом она закрыла стеклянную дверцу, убрала заводной ключ-рукоятку в отделение с маятником, заперла большую дверцу и удалилась шаркающей походкой, унося ключ от часов. Слышно было, как она взбирается по лестнице на второй этаж. Наконец, и шаги затихли.

Следя за тем, как старушка заводит часы, Том успел прийти в себя. Теперь он мучительно пытался понять, что же случилось с садом. Выходит, утром никакого сада нет. Но ночью-то он был, с гиацинтами и всем прочим. Мальчик обернулся, еще раз оглядел дворик, стараясь найти хоть какую-нибудь связь между ночным садом и утренним двором. По другую сторону забора теснились малюсенькие садики, а за ними особнячки из розоватого кирпича на две семьи. В одном из садиков рос старый-престарый тис. Видно было, что когда-то, давным-давно, его стригли, чтобы придать нужную форму.

С надеждой в глазах Том уставился на дерево.

– Какая муха тебя укусила, парень?

– Никакая, – буркнул Том. – Спасибо, что предупредили насчет миссис Бартоломью. До свидания.

Он задумчиво вернулся в прихожую. А вдруг дерево – связующее звено? Только до него не добраться, там чужой сад. Конечно, сам дом тоже связующее звено, но толку от этого еще меньше. Он уже ступил на первую ступеньку лестницы, когда бой часов напомнил – часы, вот главная зацепка.

Он вернулся к старинным часам и принялся их внимательно изучать. Футляр совершенно обыкновенный, ничем не украшенный. На циферблате двенадцать цифр, не меньше и не больше. Но сам циферблат поразил воображение Тома. Под полукруглой аркой стояло некое человекоподобное существо с огромными широко раскинувшимися крыльями. Тело укутано во что-то белое, лицо – золотой круг, а между золочеными ногами циферблат. Одна нога на зеленеющем лугу, другая уходит в море – Том заметил нарисованных рыбок, лебедя и водоросли. В руке существо держало открытую книгу.

Если бы он, Том, оказался за спиной у крылатого существа, смог бы он прочитать, что написано в книге?

Мальчик все еще не понимал, что ему говорят часы, и решил пока о них не думать – тис, растущий прямо за забором, был куда интереснее. «Совсем невысокий заборчик, легко перелезть», – пробормотал он себе под нос.

Весь день Том вынашивал будущий план. А еще он принялся сочинять письмо Питеру – первый отчет о важных событиях. Том со всеми возможными подробностями рассказал брату о ночных происшествиях, написал и о планах на следующую ночь. Он постарается залезть на дерево, потому что оно – без сомнения – одно из тех, что росли в саду. Залезет на него, все изучит, может, найдется какая подсказка.

Закончив письмо, Том написал сверху крупными буквами П. П. С. – «после прочтения сжечь». С этой минуты на всех письмах к Питеру будут стоять эти три буквы. Только открытка из Или осталась без такого указания, и только она не подвергнется уничтожению.

Вечером Том в положенное время отправился в постель, но теперь он и не пытался заснуть. Вечерние приготовления ко сну заняли у тети с дядей целую вечность! Том дважды впадал в дремоту, мгновенно просыпался, подкрадывался к двери и выглядывал в коридор – под дверью их спальни все еще виднелась полоска света. На третий раз свет, наконец, погас. Том с трудом заставил себя для верности еще чуток подождать, а потом на цыпочках, как прошлой ночью, спустился на первый этаж. Когда он был еще на лестнице, начали бить часы – наверно, наступила полночь.

«Хорошо, если луна еще не зашла, – подумал Том. – В темноте по двору пробираться куда труднее – вдруг начну греметь всеми этими мусорными баками или на машину наткнусь».

Старинные часы ударили тринадцатый раз в тот самый момент, когда он потянулся к автоматическому замку. Но замка-то он никак не мог нащупать – не было его. Он шарил снова и снова – замок пропал.

В недоумении Том попробовал потянуть засов – тот оказался задвинут в паз, вот почему дверь не открывалась. Теперь все понятно! Дрожащими пальцами мальчик принялся отодвигать засов, свежесмазанный, безо всякой ржавчины.

Часы продолжали бить. Бой часов разбудил Алана Китсона, он сел в кровати и раздраженно пожал плечами:

– Полночь. Что они себе думают! Сколько раз можно бить?

Жена ничего не ответила.

– Отбивают какое-то несуществующее время. Одна надежда – миссис Бартоломью сейчас тоже мучается бессонницей.

Алан Китсон расстроился бы, узнай он, что миссис Бартоломью сладко-сладко спит. Вставные зубы в стакане с водой на прикроватной тумбочке злобно скалились в лунном свете, но беззубый рот счастливо улыбался приятному сну. Старушке снилось детство.

А напольные часы продолжали бить, словно потеряв счет времени. Прислушиваясь к их ударам, Том радостно отодвинул засов, повернул ручку и вышел в сад, уже ждущий за дверью.