Текст книги "Паутина любви"

Автор книги: Филиппа Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

– Это своего рода шутка, – продолжил он. – Нас отделяет от англосаксов река Тамар, и мы считаем себя другой нацией.

– Подобно шотландцам и валлийцам, – сказала я.

– Да, – подтвердил молодой человек. – У нас есть собственная гордость.

– Какой ужас… – произнесла с наигранным отчаянием Дорабелла. – Я думала, что разговариваю с соотечественником…

Юноша посмотрел на нее в упор и сказал:

– Так оно и есть. Я рад нашей встрече.

– Расскажите нам о Корнуолле, – попросила я. – Вы живете близко от моря?

– О да. Так близко, что порой кажется, будто мы живем прямо в море.

– Это поразительно…

– Я люблю родной полуостров. А где находится ваш дом?

– В Хэмпшире.

– Далековато от Корнуолла.

– Вы собираетесь уезжать домой? – спросила Дорабелла.

– Нет, еще немного побуду здесь.

– Значит, завтра вас можно будет увидеть?

– Вполне возможно. Я бываю здесь каждый день. Мне стало ясно, что Дорабелле понравился молодой человек.

Она оживленно рассказывала ему о Кэддингтоне, и он слушал с неподдельным интересом.

Юноша сказал нам, что его зовут Дермот Трегарленд – это типичная корнуоллская фамилия. Они все начинаются либо на Тре-, либо на Пол-, либо на Пен-. Даже есть такая пословица: «Когда услышишь Тре-, Пол-, Пен-, знай, что это корнишмен».

Так мы сидели и разговаривали, пока я не сказала, к огорчению Дорабеллы, что нам пора возвращаться в замок.

Мы попрощались с Дермотом и отправились домой. – Что это ты так резко снялась с места? – сердито спросила сестра.

– А ты посмотри на часы, – ответила я. – Нас ждут не дождутся. Ведь мы собирались уйти еще до того, как появился Дермот.

– Какое это имеет значение? – возразила Дорабелла и, помолчав, добавила: – Он ничего не сказал о том, как мы встретимся снова.

– Ты считаешь, что он должен был это сделать?

– Ну, я надеялась…

– Ах, Дорабелла, – сказала я, – это всего лишь случайная встреча. Юноша подошел к нам только потому, что услышал английскую речь.

– Ты уверена, что этим все и объясняется? – улыбнулась она.

Следующий день был почти осенним. Курт с Эдвардом собрались отправиться в одну из горных деревень и хотели, чтобы мы сопровождали их.

Однако Дорабелла заявила, что ей необходимо сделать кое-какие покупки в городке. Я-то прекрасно понимала, чего она хочет. Ей хотелось сидеть за столиком возле кафе и ждать того молодого человека, с которым мы беседовали вчера. Я не могла оставить ее одну и тоже отказалась от поездки.

Мы проводили Курта и Эдварда, бездумно провели утро и после завтрака отправились в городок.

Пройдясь по лавочкам и купив сувениры, мы оказались возле кафе. Официант приветливо улыбнулся нам. Мы сели за столик. Дорабелла нервничала, и я решила, что лучше посидеть с ней и дождаться, чем все кончится.

Она села так, чтобы можно было наблюдать за улицей. Мы болтали о всякой ерунде, и Дорабелла все глубже погружалась в уныние.

По улице проехала рессорная двуколка, а за ней две девушки верхом на лошадях в сопровождении инструктора. Затем к нашему кафе подъехал фургон, из которого вышел молодой человек с большой коробкой. Мне показалось, что я уже где-то видела его. Он исчез в кафе, но вскоре вышел оттуда с кипой бумаги. Его сопровождал официант. Они остановились у дверей. Я пригляделась к молодому человеку.

– Посмотри-ка, – сказала я Дорабелле. – Ты узнаешь, кто это? Это Эльзин кавалер.

Мысли Дорабеллы витали где-то далеко. Она взглянула на меня с отсутствующим видом.

– О ком это ты? – спросила она.

– Видишь того молодого человека, который разговаривает с официантом? Это Эльзин ухажер. Помнишь, мы видели их из окна? Ну тогда, поздно вечером. Они обнимались…

– Да… я вспомнила, – равнодушно ответила Дорабелла. Молодой человек ее нисколько не интересовал.

В этот момент он подошел к фургону, обернулся и крикнул официанту по-немецки:

– Увидимся завтра вечером!..

– Кажется, они с официантом друзья, – сказала я. – Они должны где-то встретиться завтра вечером.

– Ну и что из этого? – раздраженно спросила сестра.

– Ничего особенного, – ответила я. – Меня это слегка заинтриговало. Только и всего.

Дорабелла продолжала с грустью глядеть вдоль улицы.

– Мы не можем сидеть здесь до вечера, – сказала я.

Дорабелла нехотя согласилась со мной и встала. Было видно, что она ужасно расстроена.

Мы медленно пошли по дороге к замку. В воздухе веяло холодом и сыростью.

– Мне не хочется идти домой, – сказала Дорабелла. – Может, погуляем чуть-чуть?

– Хорошо, – согласилась я. – Давай погуляем, но только недолго.

– Давай побродим по лесу, – предложила она.

Мы сошли с дороги и слегка углубились в лес. Мне хотелось как-то успокоить сестру, она была такой расстроенной. Мне вспомнился случай из детства, когда у ее плюшевого мишки оторвался глаз-пуговка и куда-то затерялся. Как она тогда горевала! Только я могла ее утешить. Я понимала Дорабеллу лучше всех других.

Сейчас я хотела спасти ее от уныния, которое было сущей глупостью… Ну разве это допустимо – так тосковать о человеке, которого она видела всего лишь раз и даже поговорить с ним не успела? Но такой была Дорабелла. Она всегда жила мгновением, полностью подчиняясь захватившему ее чувству.

Мы шли по опушке леса, стараясь не удаляться от дороги, чтобы не заблудиться, потом присели отдохнуть на толстом бревне. Я пыталась отвлечь ее внимание своей болтовней, но она меня не слушала. Мне было знакомо это ее настроение, и я знала, что оно скоро пройдет. В эти каникулы сестра была обделена вниманием молодых людей. Хельмут был слишком занят хлопотами по хозяйству и, как я поняла, не интересовал ее. Зато корнуоллец Дермот Трегарленд смутил ее покой. Он, как по волшебству, явился перед нами под конец каникул, но, должно быть, исчез навсегда. Бедняжка Дорабелла!

Становилось прохладно, и нам пора было возвращаться в замок. Мы собирались идти дальше, как вдруг обнаружили, что нас окружает плотная пелена тумана. В эту пору туманы, здесь – обычное явление, нас предупреждали об этом. Нельзя сказать, что этот туман явился для нас полной неожиданностью.

– Идем, – сказала я. – Надо выбираться к дороге.

Но сделать это оказалось непросто. Иногда мне чудилось, что я вижу дорогу. Но это была не дорога, а желтые стволы сосен.

Я взяла Дорабеллу за руку.

– Нас предупреждали о туманах, – сказала я. – Какие же мы с тобой глупые! – Она молчала. Я постаралась успокоить ее – Дорога совсем рядом. Нам надо идти в ту сторону. – Но я не была уверена в этом. Нас окружал туман. Я испугалась, но старалась не показать вида. Мне хотелось защитить Дорабеллу, как это случалось в детстве. Она смотрела на меня так доверчиво.

– Нам надо выйти из леса, – сказала я. – Мы поступили очень неосмотрительно. Ведь нас предупреждали…

Сестра согласно кивнула. Тогда я взяла ее за руку и повела за собой. Мы пошли дальше. Меня охватило беспокойство. Лес снова напомнил мне сказки братьев Гримм. Вместо стволов мне мерещились страшные морды, которые пялились на меня со злорадной усмешкой.

Мне стало не по себе. Казалось, мы не приближались к дороге, а все больше углублялись в лес.

– В чем дело? – забеспокоилась Дорабелла.

– Я подумала: может, нам стоит подождать, пока не рассеется туман, – ответила я.

– Что?! Торчать здесь до утра?!

Она была права. Но как узнать, на правильном ли мы пути? Меня охватило отчаяние. И все это из-за того красавчика, которого мы встретили вчера в городке. Если бы я не сочувствовала так Дорабелле, то не позволила бы ей завлечь меня на прогулку по лесу.

А сколько беспокойства мы причиним обитателям замка, если не вернемся домой дотемна. Так что же делать? Оставаться и ждать или пытаться выйти к дороге?

Мне показалось, что я слышу невдалеке чьи-то голоса. – Помогите! – закричала я. – Есть там кто-нибудь?

Мы умолкли и прислушались. К нашей радости, мы услышали по-английски:

– Где вы? Отзовитесь!

Я взглянула на Дорабеллу и поняла, что она, как и я, узнала голос. Это был Дермот Трегарленд.

– Мы заблудились! – крикнула я.

– Сейчас я приду к вам! – отозвался он. – Стойте на месте.

– Мы здесь, мы здесь! – закричали мы с Дорабеллой.

– Я иду к вам! – снова откликнулся он.

– Мы здесь, мы здесь! – не переставали звать мы. И очень обрадовались, когда увидели его.

– Вот здорово! – воскликнула Дорабелла. – Мы уже начали паниковать.

Дермот улыбнулся:

– Я знал, что встречу вас, потому что видел, как вы свернули в лес.

– Где же вы были?

– Зашел в кафе, надеясь увидеть вас, но официант сказал мне, что вы только что ушли. Я вышел на дорогу и увидел, что вы сворачиваете в лес. Я поспешил следом, хотел догнать вас и решил, что если мне не удастся вас найти, то я отправлюсь в замок, в гостиницу, и подожду вас там, сидя за кружкой пива.

На лице Дорабеллы отразились удивление и восторг. Ведь наше приключение закончилось таким счастливым образом! Дермот Трегарленд должен был вывести нас из леса.

– Проклятый туман, – сказал он, – пугает, не правда ли? Не знаешь, куда идти. К вечеру он станет совсем густым. Надо побыстрей выбираться отсюда. Я запомнил, как шел сюда. Неподалеку обгорелое дерево, должно быть, в него попала молния. Как только мы его увидим, то можно считать, что мы у дороги. Итак – в путь!

Дорабелла радостно рассмеялась. Ужасный кошмар обернулся удивительным приключением: прекрасный рыцарь явился, чтобы спасти нас. Ради одного этого приключения стоило приехать сюда на каникулы.

Дермоту Трегарленду и в самом деле можно было довериться. Он без труда вывел нас к обгорелому дереву, и мы закричали «ура» от радости.

– Мы на правильном пути, – сказал он и повел нас за собой. Вскоре мы вышли на дорогу.

Дорабелла обняла меня и, глядя на юношу через мое плечо, воскликнула:

– Вы просто чудо!

– Кажется, нам не повредит выпить чего-нибудь согревающего, – сказал он. – Как насчет стаканчика вина? Или вы пристрастились к пиву? Пиво в Германии чудесное.

Фрау Брандт с озабоченным видом ждала нас у ворот замка. – Туман сгустился очень быстро, и я забеспокоилась, что вы еще не вернулись, – сказала она.

Дорабелла объяснила, что мы заблудились в лесу, и мистер Трегарленд помог нам выбраться на дорогу.

Неожиданно фрау Брандт быстро сказала что-то по-немецки. Должно быть, выражая свою радость по поводу нашего благополучного возвращения. И поторопила нас в замок. Не та погода, чтобы торчать во дворе, сказала она. И спросила, не хотим ли мы выпить чего-нибудь.

Мы сели за стол, и фрау Брандт принесла нам вина. Дорабелла блаженствовала. «Кажется, она влюбилась», – подумала я. Молодой человек, в свою очередь, сосредоточил все внимание только на ней. Мужское внимание избавляло Дорабеллу от любой депрессии, она становилась обворожительной. Иногда я даже ревновала. Но сейчас со мной этого не произошло, потому что, во-первых, я знала, что проигрываю ей в привлекательности, а во-вторых, я никогда не стремилась завоевать внимание кого-нибудь из мужчин, привлекавших ее.

Безусловно, молодой человек был весьма мил. Но, кроме внешнего шарма, обладал ли он еще какими-нибудь достоинствами? Дорабелла слишком легко поддавалась чувствам, и ее могло постичь разочарование, как это уже случалось с ней.

Дермот поднял стакан вина и сказал:

– За наше благополучное возвращение из леса!

Дорабелла чокнулась с ним, и они улыбнулись друг другу.

– Нам посчастливилось, что вы увидели нас на дороге, – сказала Дорабелла.

– Это не просто счастливая случайность. Я был уверен, что увижу вас в кафе, и очень расстроился, когда не застал вас там. Официант сказал мне, что вы только что ушли. Я бегом бросился к дороге и увидел, как вы входите в лес. Мне подумалось, что в лесу уже сгустился туман.

– И вы решили, что нас надо спасать, – сказала Дорабелла. – И, как в сказке, вы пришли и вывели нас из леса.

Они снова улыбнулись друг другу.

– Англичане должны держаться на чужбине вместе, – ответил Дермот. – Даже если один из них корнуоллец.

Дорабелла весело рассмеялась, будто его шутка была такой уж остроумной. Я решила, что поговорю с ней, когда мы останемся наедине. Нельзя быть такой вульгарно влюбчивой.

Затем мы заговорили о нас и об Эдварде. Мы рассказали нашему новому знакомому о том, как наша мать вывезла Эдварда из Бельгии накануне войны. Молодой человек слушал нас с интересом.

– И теперь он для вас – как добрый старший брат. Так ведь? – промолвил Дермот Трегарленд.

– О да, – сказала я. – Он знает, когда за нами надо присмотреть.

– Почему же он не предостерег вас от прогулок по лесу в тумане?

– Конечно, он ужасно рассердится, когда узнает о том, что мы себе позволили, – сказала Дорабелла. – Но он на весь день уехал куда-то со своим другом Куртом, сыном хозяев замка. Он знаком с ним уже не первый год.

Дермот выразил надежду, что встретится с Эдвардом.

Он рассказал нам о своей обители в Корнуолле, принадлежащей семье Трегарлендов уже несколько веков. Дом построен из серого камня, выходит фасадом к морю и принимает на себя все штормы с юго-запада. Он имеет по обеим сторонам башни, от дома спускается к самому берегу сад, через который проложена тропа к берегу.

– К нам приезжают немногие, да и те только летом.

– А большая у вас семья? – поинтересовалась я.

– Живу с отцом-инвалидом. Вот и вся семья. Мать умерла, когда я был совсем маленьким. Однако нельзя не назвать Гордона Льюита, управляющего в нашем имении. Его мать следит за порядком в доме и вроде бы приходится нам какой-то дальней родственницей. Она появилась у нас вскоре после смерти моей матери и вот уже двадцать три года следит за порядком в имении Трегарлендов.

– Значит, ваша семья – это вы и ваш отец, – уточнила Дорабелла.

– Да, это так. Но, как я уже сказал, Гордон Льюит и его мать – тоже как бы члены нашей семьи.

– Интересно… – заметила Дорабелла.

– А чем вы занимаетесь? – спросила я.

– У нас есть несколько ферм. Мы сдаем их в аренду и имеем с этого небольшой доход. Само собой разумеется, у нас есть и своя собственная земля, на которой работаем мы с Гордоном.

– Почти как у нас в Кэддингтоне, – сказала я. – Мы немного разбираемся в управлении имением, не так ли, Дорабелла?

– Не удивлен, – ответил Дермот. – Но уже поздно, и, пожалуй, я останусь здесь поужинать. А потом пойду к себе в гостиницу. Как-нибудь доберусь.

Так мы болтали, пока не вернулись Курт с Эдвардом. Узнав о нашем приключении, Эдвард ужасно разозлился: он ведь предупреждал нас о туманах в лесу.

И все равно мы весело провели тот вечер. Хозяева пригласили Дермота и нас поужинать с ними, в кругу семьи.

Эдвард был очень признателен Дермоту, ведь он обещал нашей маме присматривать за нами и не предполагал, что мы можем повести себя так легкомысленно. Дорабелла попросила Эдварда не повторять без конца одно и то же. Она-то была рада тому, что мы забрели в лес, иначе мы и не узнали бы, какой Дермот Трегарленд смелый и решительный.

Ганс Брандт сказал, что знает несколько случаев, когда люди навсегда терялись в лесу.

– Об этих местах ходит много легенд, – сказал он. – Люди верят, что в лесах живут тролли, которые позволяют себе всякие шутки с теми, кто заблудился.

Дермот поддержал разговор, рассказав несколько легенд, передававшихся из поколения в поколение в его родном Корнуолле.

Это был удивительный вечер – приятное завершение наших каникул. Через несколько дней нам предстояло возвращаться домой. Я наблюдала за Дорабеллой. Она казалась такой счастливой, что я забеспокоилась. Дорабелла совсем не знала этого молодого человека. Я вспомнила, что это не первый случай такого рода. У нас в Маршландзе гостил друг дедушки Гринхэма, член парламента. Сестра влюбилась в него. Но это случилось два года назад. Потом к нам в школу прибыл учитель музыки. Она влюбилась и в него. Дорабелла была влюбчивой школьницей. Но пора ей было и повзрослеть.

«Дермот Трегарленд – ее очередное увлечение, – подумала я. – Но он не женат, и потому это особый случай. Однако скоро мы уедем отсюда, и, быть может, она видит его в последний раз».

В тот вечер мы тепло попрощались друг с другом и расстались в хорошем настроении.

Дорабелла плохо спала в ту ночь.

На следующий день Эдвард с Куртом опять отправились на прогулку по окрестностям, а поскольку мы с Дорабеллой накануне вели себя очень неразумно, они решили не оставлять нас без присмотра и настояли на том, чтобы мы присоединились к ним. И еще они пригласили на прогулку Гретхен.

Гретхен пришла в восторг от приглашения. Я подозревала, что она неравнодушна к Эдварду, как и он к ней. Но они никак не проявляли своих чувств – не то что Дорабелла.

Дорабелла была в плохом настроении. Она бы с большим удовольствием отправилась бы в Вальденбург, посидеть там за чашечкой кофе в ожидании Дермота. Но Эдвард был непреклонен, и ей пришлось присоединиться к нашей компании.

Денек выдался приятным, за ночь погода изменилась, и небо было голубым, как летом. Курт хорошо знал дороги, проходившие через лес, он намеревался показать нам несколько красивых деревенек. В самом деле, деревеньки, с их кирпичными домиками, мощенными булыжником улицами и старыми церквушками, были обворожительны.

В них жили очень приветливые люди. Мы зашли перекусить в старую гостиницу, над входом в которую висела на кронштейне железная русалка, а под ней, на дощатом щите было начертано: «Ди Лорелей». Мы сразу вспомнили стихотворение, которому нас учили в школе, и Гретхен взялась прочесть его нам целиком. У нее был приятный, чуть дрожащий голосок, мы выслушали ее с удовольствием, и Эдвард первым захлопал в ладоши.

Хозяева гостиницы провели нас вниз и показали старые винные погреба, поведав о том, что когда-то давно гостиница была частью монастыря и в этих погребах монахи готовили свое вино.

Прогулка доставляла мне удовольствие, но Дорабелле не терпелось вернуться в замок: Дермот Трегарленд собирался пожаловать к нам на обед.

Я никогда не забуду тот вечер и то ужасное бесчинство, которое разразилось в замке совершенно неожиданно для всех нас.

Вернувшись в замок с прогулки, мы с Дорабеллой поднялись в нашу комнату, чтобы переодеться. Дорабелла оделась в свое самое лучшее платье. Она находилась в приподнятом настроении, предвкушая встречу с Дермотом Трегарлендом.

Пока мы переодевались, она оживленно щебетала о том, как ей хотелось бы побывать у него в Корнуолле. Она решила, что уговорит нашу маму пригласить Дермота в Кэддингтон.

Дермот появился в замке за пару минут до того, как мы спустились вниз. Мы собирались поужинать в столовой. К нам захотели присоединиться Курт и Гретхен.

Мы приятно провели время за ужином и затем пошли в общую залу, где было больше посетителей, чем обычно. Все же нам удалось найти свободный столик.

Было около девяти часов, когда в залу вошли несколько молодых людей. Мне показалось, что одного из них я уже где-то видела. Наверняка это был приятель Эльзы.

Меня удивили униформа и красная повязка на рукаве. Сначала я подумала, что молодой человек пришел на свидание к Эльзе. Но, когда он с друзьями сел за столик и Эльза принесла им пива, они расшумелись. И ее дружок позволил себе грубо схватить девушку за руку, будто это была его собственность. Его приятели рассмеялись и начали распевать гимн, который я уже не раз слышала в Германии.

В залу вошел Хельмут с отцом. И тут началось нечто невообразимое.

Эльзин кавалер, который, по всей видимости, возглавлял эту компанию, неожиданно встал и выкрикнул что-то оскорбительное в адрес евреев. Его дружки тоже начали кричать, топать ногами и швырять в стену кружки. Одну кружку запустили в Хельмута, и он едва увернулся от нее.

Дермот обнял Дорабеллу, и она уткнулась лицом в его плечо. Эдвард взял меня и Гретхен за руки и заставил нас встать.

– Идемте отсюда, – сказал он. – Они собираются устроить здесь бучу.

– А как же Хельмут? – прошептала Гретхен. Курт бросился на выручку брату. Он был очень бледен. Они стояли рядом, лицом к лицу с Эльзиным дружком. Присутствующие в зале продолжали сидеть на своих местах с испуганными лицами.

Молодой человек вскочил на стол и начал ораторствовать перед публикой. Он несколько раз упомянуло фюрере и перешел на крик. Я не могла разобрать его слов, но было ясно, что он призывал людей устроить в замке погром.

– Нам лучше уйти отсюда, – сказал Дермот.

В этот момент один из столов перевернули, и раздался звон разбитой посуды.

Хельмут повернулся к Эдварду:

– Уведите отсюда девушек и Гретхен. Вас это не должно касаться.

Я увидела на его лице выражение безнадежного отчаяния. Я не могла понять, что происходит. Эдвард потянул меня и Гретхен к двери в конце залы. Дермот вел Дорабеллу. Один из молодых людей пристально посмотрел на нас, но позволил нам беспрепятственно уйти. Наверное, он знал, что мы иностранцы, и был доволен, что мы уходим.

В комнате за залой стояла испуганная фрау Брандт. Она держалась руками за голову и раскачивалась из стороны в сторону. Я еще не видела человека, испуганного до такой степени. Ее трясло.

Я обняла фрау Брандт за плечи, чтобы как-то успокоить.

– Они явились сюда, – прошептала она. – Они явились сюда…

– Кто они?

– Они собираются уничтожить нас…

– Вы знаете их?

– Не мы первые. Но как они узнали? Мы никому не мешали…

За стеной слышался грохот, молодчики громили залу.

Фрау Брандт села и закрыла лицо руками. Гретхен опустилась на колени рядом с ней.

– Мама… – прошептала она дрожа. – Мамочка… Фрау Брандт погладила дочь по голове:

– Они пришли. А я так надеялась, что нас не тронут.

Мне стало страшно.

– Надо что-то делать, – сказал Дермот. – Может, вызвать полицию?

– Это бесполезно, – ответила Гретхен. – Мы не первые. Мы думали, что нас не тронут… Понимаете – мы евреи, теперь это необходимо скрывать от всех.

– Надо помочь твоим братьям и выставить отсюда этих негодяев! – возмутился Эдвард.

– Да, – согласился Дермот. – Идемте. Гретхен схватила Эдварда за руку.

– Не надо… – сказала она. – Не надо с ними связываться. Они разгромят залу и уйдут.

– Но там – Курт… Хельмут… твой отец… Гретхен не отпускала Эдварда.

– Я пойду к ним, – сказал Дермот. – Вы оставайтесь здесь.

Эдвард вызвался пойти вместе с ним. Я по-прежнему не понимала, что происходит. Стояла и слушала, как погромщики поют песню, которую знала уже почти наизусть.

Неожиданно стало тихо.

«А ведь там Эдвард, он в опасности», – подумала я. Я осторожно приоткрыла дверь, выглянула в залу и увидела там страшный беспорядок. Несколько столов перевернуто. Пол усеян битыми стаканами и кружками. Молодые люди стояли по стойке смирно, вытянув руку в салюте, и пели все ту же песню. Посетители сидели тихо, будто онемев, и нервно крутили в руках свои кружки. Никто из них не попытался воспротивиться действиям этих молодчиков. Они позволили разбойникам чинить разгром. Пение прекратилось. Эльзин ухажер подошел к Хельмуту и плюнул ему в лицо.

– Жид, – сказал он и отвернулся.

Хельмут сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев, но Курт вцепился в него мертвой хваткой и удержал его. Один из компании хулиганов увидел, что я смотрю на него через приоткрытую дверь, щелкнул каблуками и поклонился. Затем повернулся к своим дружкам, и они, следуя один за другим, вышли из залы. Мы услышали, как они завели машину и уехали.

Посетители начали потихоньку расходиться, испытывая чувство неловкости. Мы стояли посреди залы, стараясь оценить нанесенный ущерб.

Но угнетенное чувство вызывал не сам разгром, а его скрытый смысл.

– Что теперь делать? – прошептала фрау Брандт. – Что с нами будет?

Было уже довольно поздно, когда Дермот Трегарленд отправился к себе в гостиницу. Он пообещал вернуться рано утром и помочь нам навести порядок. Он не мог понять, почему Брандты не попытались вызвать полицию.

Поведение фрау Брандт говорило о том, что она смирилась с неизбежностью зла.

Когда мы с Дорабеллой отправились в нашу комнату, было уже далеко за полночь. Настроение у нас было подавленное. Дорабелла посчитала, что Дермот вел себя безукоризненно и был очень внимателен к ней. Мне же не хотелось говорить о Дермоте, я думала о Брандтах.

Мы с сестрой плохо спали в ту ночь, думаю, и все остальные тоже.

Утром я, Эдвард и Дорабелла позавтракали в столовой в компании нескольких гостей.

Потом мы пошли в. разгромленную залу, где Курт со своими родными пытался навести порядок. Эдвард засучил рукава и присоединился к ним. Мы с Дорабеллой тоже старались помочь. Трудно было убирать битое стекло, которое могло впиться куда угодно.

Утром пришел очень злой Дермот и сказал, что ему стыдно за немцев. Из разговоров в своей гостинице он понял, что такие погромы происходят повсюду в Германии. Фюрер замыслил очистить германскую нацию от евреев.

Мне и в голову не приходило, что Брандты – евреи. Об этом не говорили. Эдвард знал об этом раньше, но не придал этому значения. Курт был его другом, и его не волновало, кто тот по национальности.

В то утро мы узнали, что происходит в Германии.

Мы проработали несколько часов и очистили залу от битого стекла и обломков мебели, вынесли мусор и поставили на место перевернутые столы. Смыли со стен пятна от пива, которые остались после разбитых кружек.

Мы порядком устали и сели отдохнуть. Нами овладело уныние, оно окутало нас, как лесной туман. Мы не могли сидеть и молчать.

– Рано или поздно это должно было случиться, – начал Курт. – Жаль, что все произошло во время ваших каникул и вам пришлось стать свидетелями этого безобразия. Это беда нашей нации. Но вы не должны уезжать отсюда с мыслью: «Вот какие немцы». Наши сердца наполнены болью. Это как раковая опухоль. Нам стыдно и вместе с тем – страшно. Мы не знаем, что будет дальше.

– Но это ужасно! – возмутился Дермот. – Как люди допускают такое? Эти молодчики… являются сюда и вытворяют Бог знает что. И все им сходит с рук. Самое позорное в том, что им все дозволено, никто не может их остановить.

– Это происходит уже не первый год, – сказал Курт. – Эти парни – члены молодежной организации нацистской партии. Когда Адольф Гитлер стал канцлером в тысяча девятьсот тридцать третьем году, он назначил Бальдура фон Шираха ответственным за воспитание молодежи, и немецкие мальчишки, достигшие десяти лет, стали записываться в Дойче Югендфольк. Они проходили проверку на чистоту крови, и, если в них не было «чужих» примесей, им разрешалось в тринадцать лет вступить в Гитлерюгенд, а в восемнадцать – в нацистскую партию. Они называют себя арийцами.

– Это чудовищно! – возмутился Эдвард. – Так не должно быть. – Однако нацистское движение набирает силу, – возразил Курт.

– Но почему люди не борются с этим злом?

– Люди молчат. Гитлер сделал так много для Германии. Страна находилась в ужасном положении. Деньги обесценились. Люди испытывали отчаяние. Поражение в войне было так унизительно. Но пришел Гитлер, и страна стала процветать. Но фюрер ненавидит евреев. Это такое несчастье для нас! Иногда мне приходит в голову мысль, что он хочет нас полностью истребить.

– Глупость какая-то, – не выдержал Дермот. – И никто из присутствующих не попытался унять дебоширов.

– Люди вели себя вполне разумно. Никто не может воспротивиться нацистам, они у власти.

– И что же, им все дозволено?

– Это трудно понять, но это Германия.

– Ты хочешь сказать, что они могут явиться сюда вечером и снова устроить погром? – спросил Эдвард.

– Нет, я не думаю, что они сделают это, – ответил Курт. – Мы мелкий люд. Они пойдут куда-нибудь еще. Они нас предупредили и считают, что этого пока достаточно, чтобы мы поняли, что нам пора убираться отсюда. Но мы не можем этого сделать. Мы живем здесь очень давно. Наши деды и прадеды жили здесь. Но молодчикам-нацистам нет до этого дела. Они ненавидят евреев.

Мы сочувствовали Курту. Но никто из нас не мог хоть что-то сказать ему в утешение.

Мы все находились в подавленном настроении. Не хотелось выходить ни на какие прогулки. Сказочные деревеньки утратили для меня все свое очарование. За прекрасными фасадами домов могло скрываться зло. Мне хотелось уехать домой. Я не могла забыть выражения глаз Эльзиного ухажера. Он вел себя как обыкновенный бандит. У него не было ни капли жалости невинным людям, на которых он напал. С ним никто не ссорился, его никто не злил. Он действовал хладнокровно и расчетливо. Это было заранее продуманное нападение на людей, которые отличались от него лишь тем, что принадлежали к иной расе.

Я сказала Эдварду, что зачинщиком разбоя был Эльзин друг, и объяснила ему, откуда знаю это.

– Как ты думаешь, знала ли Эльза о его намерении совершить погром? – спросила я.

– Вполне вероятно, – ответил Эдвард. – Это объясняет то, что произошло. Наверное, ей каким-то образом стало известно, что Брандты – евреи. Вспомни их деда, который сидит в одиночестве и читает Библию. Он мог проговориться.

Немного погодя Эдвард сказал, что поделился моими соображениями с Куртом и тот ничуть не удивился. Они живут среди доносчиков. Если Эльза выдала их, им остается только смириться с этим. Они не могут уволить ее. Это грозило бы им большей бедой.

Эдвард не удержался от разговора с Эльзой, который потом пересказал мне.

– Я спросил ее: «Скажи мне – тот, кто устроил вчера здесь погром, – он твой приятель?» – Она с вызовом ответила мне: «Да, он мой друг». – Я спросил ее: «А как ты относишься к тому, что произошло?» – «Это было сделано ради Германии и фюрера, – ответила девушка. – Мы хотим, чтобы Германия стала арийской страной. Мы хотим избавиться от евреев». – Я напомнил ей о том, что она работает у евреев. – «Я хотела бы работать у арийцев», – ответила Эльза. – «Тогда почему ты работаешь здесь?» – спросил я. – «Так получилось, – ответила она. – В городке рядом живет мой друг». – Я понял, что разговаривать с ней бесполезно.

– Ах, Эдвард, – сказала я, – это так ужасно. Семье Брандтов грозит опасность.

– Я разговаривал с Куртом, – сказал он. – Они должны уехать отсюда.

– Но смогут ли они это сделать?

– Не знаю. Но они должны подумать об этом.

– Скоро мы уедем в Англию, – сказала я. – Как мы покинем их, зная о том, что здесь творится такое?

У Эдварда был озабоченный вид. Я угадала его мысли: он беспокоился за Гретхен.

– Гретхен чуть старше тебя, – сказал он. – Представь себе, что она должна чувствовать.

– А каково Хельмуту и Курту? – добавила я. – Мне кажется, им стыдно перед нами за то, что мы увидели.

– Я могу их понять. Когда в стране происходят такие вещи, нельзя не испытывать стыда. Виолетта, я не могу их бросить и уехать.

– А что делать?

– Видишь ли, я думаю о Гретхен, – признался Эдвард. – Мы могли бы увезти ее с собой.

– Увезти с нами? – удивилась я.

– Надо сказать ей, что мы приглашаем её в гости. Она могла бы пожить у вас. Я уверен, что твоя мама поймет меня. Гретхен нельзя оставить здесь.

– Кажется, ты к ней неравнодушен, – сказала я. Эдвард кивнул головой.