Текст книги "Ведьма из-за моря"
Автор книги: Филиппа Карр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)
На следующее утро Фенн пригласил меня покататься. Я с радостью согласилась и подумала, что, может быть, во время прогулки он сделает мне предложение? Перед тем как пойти в конюшню, он сказал, что хотел бы побывать на кладбище, и мы пошли. Куст розмарина хорошо прижился.
– Я ухаживала за ним, – сказала я. – Посмотри на этот побег. Он ползет от могилы моей мамы к могиле неизвестного моряка.
– Со временем он укроет обе могилы, – ответил Фенн, встал и взял мои руки в свои.
– Благодарю тебя за заботу, Тамсин! Ты, наверное, думаешь, что это просто фантазии, но, видишь ли, я не знаю где лежит мой отец, а это захоронение как бы заменяет его могилу.
– Я понимаю, я чувствовала бы то же самое. Будь уверен, я всегда буду заботиться об этом погребении.
Он посмотрел на меня очень серьезно, и я подумала: «Вот он, этот момент!». Но вдруг услышала, что кто-то зовет меня.
Это была Сенара. Она стояла на краю кладбища, одетая в амазонку из темно-красного бархата, на голове была шляпа для верховой езды мужского фасона, с лентой и пером на затылке. Казалось, с каждым днем она становилась красивее, все больше походила на свою мать, но загадочность матери превращалась у нее в огромную жизненную энергию, которая делала ее более гуманной, в отличие от матери, которая никогда не сможет быть такой.
Она насмешливо посмотрела на нас:
– Ах, вы тоже собираетесь на прогулку? Почему бы нам не поехать вместе?
В замок приехали еще гости, и, когда мы выезжали на прогулки, группа собиралась большая. Отец затеял охоту на оленя и пригласил группу мужчин. С ними уехал и Фенн, и их не было целых два дня, потому что лес был так далеко, что требовалось несколько часов, чтобы добраться туда. Ночь они провели в охотничьем домике друга отца, который их развлекал.
Это означало, что Мелани и ее мать были оставлены на наше попечение. Мелани очень интересовалась домашними делами замка и знакомилась со служанками. Мэри сказала потом, что она очень добрая госпожа, и надеялась, что господин Коннелл не будет таким, как его отец. Я очень привязалась к Мелани, может быть потому, что она была сестрой Фенна. Сенара же считала ее скучной, но ведь она судила обо всех по себе.
Мужчины вернулись с превосходной олениной, которую решили зажарить для большого обеда, который состоится накануне отъезда Лэндоров.
Вечером того же дня Коннелл и Мелани поехали кататься вдвоем. Я поехала с Сенарой, потому что она все равно пришла бы: я видела, что она не хотела оставлять меня наедине с Фенном. Я не могла сдержать улыбки, потому что была уверена, что если бы Фенн намеревался просить моей руки, Сенара его не остановила бы. Меня удивляла сила привязанности Сенары ко мне, если это была привязанность. А может быть, это было желание не дать мне получить то, чего она получить не может?
Готовясь к обеду, мы болтали в нашей комнате. Платье Сенары было из красного шелка, нижняя юбка – из вышитого Дамаска; передний разрез давал полный обзор этой великолепной юбки; лиф был туго зашнурован золотой тесьмой; на голове у нее было украшение из драгоценностей, которые отдала ей мачеха. Одевшись, она стала осматривать меня.
– А ты выглядишь красивой в голубом бархате! – заметила она, склонив голову набок. – Мэри, как ты думаешь, кто из нас красивее?
Мэри пришла в замешательство.
– Ты смущаешь бедную Мэри, – сказала я. – Ты же и так знаешь, что красивее, почему же хочешь заставить ее сказать это?
– Всегда надо говорить правду, – сказала Сенара с наигранной скромностью.
Что это был за вечер! Запах жареной оленины наполнял замок. Большой стол в зале ломился от всевозможных яств: помимо оленины там была говядина, баранина и все виды пирогов и пирожных, которые очень любили в наших краях. Откормленных голубей подали со взбитыми сливками, но я предпочитала их приправленными травами и цветами, например, ноготками и примулой, когда был сезон. До начала обеда было уже много выпито, а это означало, что, когда садились за стол, все гости были уже в веселом настроении.
В изобилии подавали медовые напитки, джин из дикой сливы и вина из первоцвета и левкоев. Когда все наелись и музыканты приготовились играть, отец встал и сказал, что с большим удовольствием сделает сообщение:
– Друзья мои, сегодня вы празднуете помолвку моего сына Коннелла и Мелани, ее мать и брат присутствуют здесь. Увы, ее отец не смог быть здесь, но я обещаю, что она найдет во мне того, кто очень хотел бы занять его место.
Наполнили бокалы, и Коннелл с Мелани поднялись и встали около отца, соединив руки, как положено. Я поймала взгляд Фенна и увидела, что он доволен. Действительно, кажется, все считали помолвку удачной.
Потом отец попросил музыкантов играть, поднялся из-за стола и, взяв Мелани за руку, начал танцы. Коннелл пригласил мать Мелани, Фенн – меня, а остальные присоединились к нам.
Я спросила Фенна:
– Ты доволен этой помолвкой?
– Мне очень нравится, – ответил он, сжимая мне руку, – что наши семьи объединятся. Если твой брат сделает мою сестру счастливой, я буду доволен.
– Я верю, что так и будет! – горячо ответила я.
– Отношения между нашими семьями раньше были сдержанными из-за брака твоего отца и моей тетки. Моя бабушка была не права, обвиняя его в ее болезни. У бабушки была нарушена психика, и она стала очень странной перед смертью. Но теперь все кончено, между нами будет дружба.
Я была счастлива, танцуя с Фенном. Я была уверена, что наши семьи соединят не только эти брачные узы.
А потом радость этого вечера была разрушена. Заглушая музыку, послышались пронзительные крики. Танцующие остановились, музыканты тоже перестали играть. Отец сердито крикнул:
– Что это значит?
Дверь в конце зала выходила в кухню, крики неслись оттуда. Сенара и я стояли за спиной отца, когда он распахнул эту дверь. Кричали две служанки, которых крепко держали другие слуги.
– Молчать! – крикнул отец.
Страх перед ним был так велик, что он мог заставить женщин замолчать, в каком бы состоянии они ни были. Среди слуг я увидела Мэри. Она сделала реверанс и сказала:
– Господин, эти две девушки увидели что-то ужасное.
– Их выпорют за то, что они беспокоят моих гостей!
Мачеха подошла и проговорила:
– Девушки вне себя от страха. Скажите мне, что случилось? Джейн! Бэт! Что это было?
Те, что кричали, уставились на мачеху круглыми от страха глазами, но понемногу они пришли в себя. Они боялись ее так же, как и отца, хотя и по разным причинам, и иногда я гадала, чего они боятся больше: норки по приказанию отца или того ужаса, который внушала мысль о колдовстве мачехи.
– Мы видели свет, госпожа. На кладбище, он двигался туда-сюда, как… призрак.
– И все? Вы увидели какой-то свет и устроили такой шум?
– Бэт поспорила со мной, что я не пойду с ней, а я сказала, что пойду, а потом мы уже жалели, что пошли, но мы пошли и… о, госпожа, я не смею говорить об этом!
Отец пробормотал:
– Глупые девчонки! Выбить из них эту дурь! Что они там увидели?
Девушки посмотрели друг на друга, казалось, будто они пытались обрести голос и не могли и опять сейчас впадут в истерику.
Я предложила:
– Мы обыщем кладбище и увидим, кто там. Наверное, кто-нибудь шутит?
– Пойдемте сейчас! – воскликнула Сенара с загоревшимися глазами. – Пойдемте и увидим, что это было? Что так испугало этих глупышек?
Гостей это развеселило. Сенара весело говорила сыну сквайра Хогана, которому она очень понравилась:
– Наверное, это чья-то душа. У нас очень много призраков. Мелани, тебе нравятся призраки? Ты их узнаешь, когда будешь жить здесь.
Мелани спокойно улыбнулась и сказала, что сначала должна с ними познакомиться, а потом уж она скажет, нравятся они ей или нет.
Была прекрасная лунная ночь.
– Надо было вывести музыкантов на улицу, – сказала Сенара. – Можно было бы танцевать во дворе.
Она подошла к нам и встала рядом с Фенном. Мы все пошли на кладбище.
– Зачем призраку еще свет? – спросил кто-то. – Ему было бы достаточно лунного света!
Фенн, я и Сенара прошли к месту, которое так хорошо знали. Сенара вскрикнула:
– Смотрите!
На могиле неизвестного моряка лежал камень. На нем было написано большими печатными буквами:
«УБИТ. ОКТЯБРЬ 1590 г.»
Все собрались вокруг, чтобы посмотреть. Отец сжал кулаки:
– Боже мой!
Мачеха вышла вперед, чтобы увидеть.
– Убит, – повторила она. – Что это значит?
– Какой-то шутник! Клянусь, это плохая шутка С него сдерут кожу за это! – воскликнул отец.
Он схватил камень с земли и в порыве ярости отбросил его в сторону. Тот упал с глухим звуком Затем отец повернулся к гостям:
– Это могила моряка, которого волны вынесли на наш берег. Моя жена захотела, чтобы его похоронили, как подобает. Какой-то глупый шутник положил сюда камень, надеясь напугать девушек. Вернемся в зал, обещаю, эти глупые девицы пожалеют, что побеспокоили нас!
В зале он приказал музыкантам играть, но веселье уже пропало. Я заметила, что на Фенна все это произвело особое впечатление. Нам не хотелось танцевать, и мы сели с ним на диван у окна. Я воображала, что сейчас он сделает мне предложение, но поняла, что после того, что мы видели на кладбище, Фенн больше ни о чем не мог думать. Он до такой степени отождествлял этого неизвестного моряка со своим отцом, что был потрясен, увидев надпись на могиле, и она не выходила у него из головы.
На следующий день мы опять говорили об этом – Понимаешь, Тамсин! – воскликнул он. – Ведь мой отец исчез в октябре 1590 года.
– В том году был похоронен этот моряк, и в том же году умерла моя мама. Это было в Рождество.
– Я сегодня ночью не мог заснуть, – произнес Фенн. – Каждый раз, закрывая глаза, я видел тот камень с надписью. Кто положил его туда, Тамсин? Кто мог сделать такое?
Он был потрясен, я тоже. Странный камень сделал невозможными какие-либо другие мысли: Фенн не говорил о помолвке. Он уехал обратно в Тристан Прайори, так ничего и не сказав.
Все же через несколько недель свадьба будет, и мы все поедем в Тристан Прайори, чтобы отпраздновать ее.
В НОЧЬ ХЭЛЛОУИНА
Приготовления к свадьбе вызвали большое волнение. Коннеллу нравилось быть в центре внимания, но мне казалось, что он не любил Мелани. Сенара сказала:
– Как он мог полюбить? Он любит только себя. Нельзя любить двоих, а я уверена в этом: Коннелл всегда будет предан… себе.
Но что бы Коннелл ни чувствовал, ему нравилась мысль о предстоящем браке.
Мы так и не узнали, кто положил камень на могилу неизвестного моряка. Странно, но отец не стал доискиваться истины, как я ожидала, только допросили служанок, устроивших переполох во время обеда, но ничего нового они не сказали. Отец пожал плечами и сказал, что это была чья-то шутка, и он все равно узнает, кто был виновником. Может быть, волнение предстоящей свадьбы заставило людей на время забыть об этом, но потом и кладбище включили в те части замка, где ходят призраки.
Сенара, Мэри, портниха и я опять хлопотали по поводу новых платьев. Я очень волновалась, думая о предстоящей встрече с Фенном. Сенара, зная об этом, дразнила меня, когда мы оставались в спальне одни.
– Я знаю, о чем ты думаешь, Тамсин. Ты думаешь, что на этот раз он сделает тебе предложение? Может быть, все будет так удачно, не так ли? Мелани приезжает сюда, ты уезжаешь в Тристан Прайори – отличное решение проблемы, подумают все. А я не хочу, чтобы здесь было это глупое скучное создание.
– Ты и меня считаешь скучной.
– В другом смысле, как контраст моей веселости. А она другая, я не хочу, чтобы она жила здесь. Подумай только, когда мы вернемся, она уже будет с нами.
– Я думаю, что Мелани будет приятным дополнением к нашей семье.
– Я не буду замечать ее!
– Бедняжка, она будет так расстроена!
– Не смейся, но меня действительно беспокоит, что твой неповоротливый Фенн наконец-то отважится сделать тебе предложение и ты его примешь. Я не знаю ни одной девушки, которая так бросалась бы в объятия молодого человека, как ты.
– Это не правда!
– Ты не замечаешь: вся обожание и покорность. Все время хочешь, чтобы он женился на тебе.
– Если мы хотим завтра хорошо выглядеть, мы должны поспать. До Тристан Прайори очень далеко.
– У тебя даже голос меняется, когда ты говоришь об этом доме. Признайся, ты не можешь дождаться, когда будешь его хозяйкой? Слушай меня, Тамсин Касвеллин! Ты не выйдешь за Фенна замуж, скорее я выйду за него. Вот будет смешно, не так ли, если я выйду за него вместо тебя? Я поеду в Тристан Прайори, я буду там хозяйкой, а бедная Тамсин останется в замке Пейлинг, пока не состарится. Она станет раздражительной и полной горькой зависти, потому что ее сестра Сенара вышла замуж за героя ее мечты и живет счастливо в Тристан Прайори с десятью детьми и красивым мужем, которого она превратила в самого неотразимого мужчину на земле, потому что она – ведьма, не забывай.
– Спокойной ночи, Сенара! Продолжай молоть вздор, а я иду спать.
Она продолжала говорить, я сделала вид, что не слушаю ее, и скоро она затихла.
Рано утром вьючных лошадей нагрузили багажом, в котором были наряды к свадебным торжествам, и большой группой, во главе которой ехали отец с мачехой, мы отправились в Тристан Прайори.
Какие печальные новости ждали меня там: Фенна вызвали в Плимут, на корабль. Он хотел остаться на свадьбу сестры, но это было уже невозможно. Он должен был отправиться в плавание на полгода.
Сенара озорно посмотрела на меня. Я отвернулась – Когда наша королева приехала из Дании, – заметила она, – ведьмы Шотландии и Норвегии подняли такую бурю, что она чуть не утонула. Если они могли сделать это, почему нельзя кого-то послать в море?
– Ты говоришь ерунду! – резко ответила я.
– Разве колдовство – ерунда?
– Почему ты постоянно твердишь о колдовстве, Сенара? Разве ты не понимаешь, что это – игра с огнем?
– Самая волнующая вещь в мире, моя хорошая сестра это – игра с огнем!
– Если тебя не сожгут! – не выдержала я. Разочарование из-за отсутствия Фенна лишило меня обычного спокойствия.
– Нет, это других сожгут! – сказала она загадочно.
Сенара беспокоила меня, но она всегда любила дразнить людей. Она дразнила Мэри из-за Джона Леварда и Дженнет из-за ее любовников, но ее отношение ко мне и Фенну начало меня всерьез беспокоить.
Через два дня после нашего приезда отпраздновали свадьбу. Мелани была очень красивой невестой: со светлыми волосами до плеч, в платье из тонкого шелка с юбкой, украшенной золотой нитью. Два кузена сопровождали ее до церкви, они были очаровательны с кружевом невесты и ветками розмарина, привязанными к рукавам. Впереди Мелани несли чашу, на которой тоже был позолоченный и привязанный разноцветными лентами розмарин. Музыканты Тристан Прайори последовали в часовню, а за ними и все девушки, включая меня и Сенару, которые как близкие родственники жениха несли по большому торту.
Такие церемонии всегда производят впечатление, и Мелани сияла от счастья. Коннелл тоже был очень доволен. Это был бы чудесный день и для меня, если бы Фенн был рядом.
Сенара прошептала мне, когда новобрачные давали друг другу клятвы:
– Чья очередь следующая? Думаешь, твоя? Не будь так уверена в этом, Тамсин Касвеллин! Может быть, моя?
Я не обратила на это внимания.
Церемония закончилась, начался праздник. Он продолжался целый день, а потом новобрачных проводили в спальню, сопровождая непристойными шутками. Коннелл выглядел сконфуженным, но спокойствие Мелани было поразительно. Сенара сказала потом, что она шла на свадебное ложе «в полном неведении».
Через три дня мы уехали обратно в замок Пейлинг: отец, мачеха, брат и его молодая жена.
Присутствие Мелани в нашем доме ничего не изменило. Она была так тиха, что почти никто ее не замечал. «Ничто», – таков был приговор Сенары. Коннелл мало уделял ей внимания, он почти не видел ее в течение дня, хотя каждую ночь делил с ней ложе.
– Когда Мелани забеременеет, Коннелл найдет удовольствие «на стороне», – заявила Сенара.
– Ты цинична, – заметила я.
– Дорогая Тамсин, я не такая наивная, как ты.
– Надеюсь, ты невинна? Сенара громко расхохоталась:
– А ты хотела бы знать? Ничего ты не знаешь. Ты слепа и не видишь, что делается вокруг. Ты – вторая Мелани. Ты не любишь болтать со слугами, это – твой недостаток, а слуги – великолепные осведомители, они редко ошибаются. И потом, конечно, я обладаю особой силой.
– Я не хочу ничего слышать об этой силе, потому что знаю, что ее не существует.
– В один из дней у тебя раскроются глаза. – На лице Сенары появилось таинственное выражение. – Сейчас я наведу чары. Твой Фенн в море, а если я вызову шторм, как сделали шотландские ведьмы?
Внезапно меня охватил страх, а Сенара расхохоталась:
– Видишь, на самом деле ты веришь? Хорошо делать вид, что не веришь, когда результат не касается тебя.
– Пожалуйста, Сенара, перестань говорить о чарах и подобных вещах – слуги услышат! Я же говорю, что это опасно. – Я взяла ее за плечи. Она действительно напугала меня, когда говорила о Фенне. – Если будет паника в округе, если опять поднимут шум о ведьмах и колдовстве и это дойдет до нас, неужели ты не понимаешь, что сразу заподозрят тебя и…
Она закончила за меня:
– Мою маму. – Она улыбнулась, и вдруг ее настроение изменилось, она стала нежной и любящей. – Значит, ты любишь меня, Тамсин?
– Ты же как сестра мне.
– Что бы я ни делала?
Она обвила меня руками в той милой манере, которую я так хорошо знала.
– Я тебя дразнила, потому что мы принадлежим друг Другу. Я не могу потерять тебя, Тамсин!
– Я тоже, – ответила я.
Некоторое время после этого разговора она была ласкова, а когда у нее такое настроение, никто не мог быть более очаровательной и милой, чем Сенара. Если бы она всегда была такой! Но однажды она сказала мне:
– Я состою из двух половин, Тамсин, и одна из них – ведьма.
Прошла неделя после свадьбы Коннелла. Уже месяц солнце палило нещадно, не было ни единой капли дождя, что необычно для Корнуолла. Я решила полить цветы на могилах, потому что земля высохла так, что растрескалась.
С той ночи, как был обнаружен камень, люди боялись подходить к кладбищу. Они были уверены, что камень положен рукой призрака: души утонувших моряков не могли успокоиться. Говорили, что ночью слышались крики со стороны «Зубов дьявола», где затонул не один корабль. Рыбаки, возвращающиеся в сумерках, всегда избегали этого места, и не потому, что оно было опасно, они не боялись его, ибо хорошо знали эти камни, а потому, что верили, что там бродят души утонувших.
Я взяла лейку, пошла туда, где были три могилы, и опустилась на колени возле могилы мамы. Я сразу его увидела. Камень, который отец отбросил в кусты в ту ночь, положили на могилу моей матери. Я смотрела на него, и буквы прыгали у меня перед глазами:
«УБИТА. ОКТЯБРЬ 1590 ГОДА».
Я решила вытащить камень, он легко поддался. Я дотронулась до черных букв и мысленно вернулась в тот день, когда, придя в мамину спальню, я увидела ее лежащей тихо и неподвижно.
Перед моим мысленным взором проносились картины. Боялась ли она чего-то? Я спала с ней, потому что мое присутствие действовало на нее благотворно, но помню случай, когда я вошла, встала возле ее кровати, а она проснулась в страхе. Почему? Может» быть, она ожидала кого-то другого? Знала ли она, что кто-то хотел убить ее?
Убить ее. Я посмотрела на камень. Кто положил его? Зачем? И спустя столько времени? Семь лет прошло с тех пор как мама здесь похоронена, но почему только сейчас кто-то положил этот камень сначала на могилу моряка, а потом на ее?
Подумав, я успокоилась: это был какой-то шутник с мрачным юмором. Как мог быть убит моряк, который утонул в море и был прибит волнами к нашему берегу?
Я вспомнила гнев отца, когда он увидел камень. Естественно, он рассердился, потому что его гостям помешали веселиться. Он бросил камень в кусты. А кто потом нашел его и положил на мамину могилу?
Я смотрела на камень. Что делать с ним? И я решила отнести его в дом. Поставив на место лейку, я пошла в свою комнату. Там я спрятала камень в буфете, завернув в старую нижнюю юбку. Остаток дня я думала о камне и пыталась вспомнить последние месяцы маминой жизни. Кто мог бы убить ее? Каким образом? На теле не было никаких признаков насилия…
Завтра я возьму камень с собой, когда поеду на прогулку. Поеду одна, увезу его далеко от дома, закопаю в лесу и попытаюсь больше о нем не думать. Но что толку обманывать себя? Я знала, что все равно буду думать о камне.
Я села у окна и посмотрела на море. Из воды видны были страшные «Зубы дьявола». Однажды кто-то сказал, что когда начинается прилив, впечатление такое, будто улыбается дьявол. Это злая улыбка удовлетворения, улыбка того, кто заманивает людей на смерть.
Я не унесла из дома камня, потому что, когда я захотела его взять, его там уже не было. Я открыла дверь буфета, пощупала юбку. Она была сложена так, как я оставила, но камня не было.
Я не могла поверить этому. Никто не мог знать, что камень был там. Я опустилась на пол с юбкой в руках, и ужасное предчувствие овладело мной. Может быть, действительно какая-то нечеловеческая сила положила этот камень сначала на могилу моряка, а потом на могилу мамы? Неужели таким образом духи замка пытались доказать, что они существуют?
Кто-то схватил меня за горло, я вскрикнула в ужасе. Голова моя откинулась назад, и я увидела смеющееся лицо Сенары.
– Что ты делаешь, теребя эту старую юбку? Я испугала тебя? Ты думала, это враг? У тебя нечистая совесть?
– Ты… ты действительно очень напугала меня.
– Что ты делаешь тут, сидя на коленях? Я наблюдала за тобой несколько минут… ну, несколько секунд… и не могла понять, почему ты все время смотришь на эту юбку?
Она выхватила ее у меня и развернула.
– Смотри, она разорвана. Какая в ней польза? Я встала, и она внимательно посмотрела на меня.
– Ты не больна? Ты чем-то напугана?
– Все в порядке. Это только…
– Я знаю: «холодная лихорадка» или, как говорят, «кто-то ходит по твоей могиле».
Вздрогнув, я быстро взяла себя в руки.
– Да, что-то вроде этого, – ответила я.
Меня мучили воспоминания о маме. Я очень любила ее, и воспоминания о ней готовы были в любой момент прийти мне в голову. Но сейчас они не отпускали меня ни на минуту. Если бы я была внимательнее в свое время, то больше бы замечала. Но мне было тогда только десять лет, и я многого еще не понимала. Если бы я была старше! Если бы мама могла поговорить со мной!
Я вспомнила, как Сенара говорила, что наши слуги знали о нас очень многое, и подумала о Дженнет, которая все еще жила с нами. Она постарела, ведь она почти одного возраста с моей бабушкой. Когда мама умерла, был разговор о том, что Дженнет уедет к бабушке, но она захотела остаться. Она и бабушка прошли вместе многие испытания, и, поскольку мой дедушка сделал Дженнет ребенка, в отношении бабушки к ней всегда была какая-то натянутость, и Дженнет предпочла остаться со мной. Когда мама умерла, она сказала:
– Осталась маленькая Тамсин, и я знаю, госпожа Линнет хотела бы, чтобы я за ней последила.
И она действительно в некотором роде не спускала с меня глаз. За последний год она примирилась с возрастом, как всю жизнь примирялась со всем, что выпадало на ее долю. Возможное появление ребенка в доме – мы каждый день ждали, что услышим о беременности Мелани, – немного оживило Дженнет: если ребенок родится, она хотела бы быть в детской. Однажды она сказала мне:
– Я знала мужчин дюжинами, общение с ними – хорошая вещь, но из этого общения получается самое лучшее, что есть на свете – дети.
Теперь я захотела поговорить с ней о маме. С Дженнет легко было говорить, воспоминания лились из нее потоком:
– С госпожой Линнет одно время не было сладу. У нее хватало смелости не пасовать даже перед отцом, но все-таки в ней недоставало тех бойцовских качеств, которые были у ее матери. Ту называли «кошкой», а капитан даже «дикой кошкой», я сама слышала не раз. Капитан был прямым человеком, другого такого не было. Понимаешь, твоя мама была для него нежданным ребенком, он до умопомрачения хотел сына, а твоя бабушка, казалось, не могла ему родить мальчика, и он давал ей понять это. Госпожа Линнет тоже дала ему понять, что знала об этом, а потом вдруг они полюбили друг друга. Отец стал даже гордиться ею. Он говорил: «Моя девочка Линнет ничуть не хуже сына». А потом она встретила твоего отца, и, когда поехала сюда, я была с ней.
– Она была счастлива здесь, Дженнет?
– Счастлива… Что такое быть счастливой? Большинство людей сейчас счастливо, а в следующую минуту уже печально…
– Ты не такая, Дженнет. Я никого не знала счастливее тебя.
– Я умела быть счастливой. У меня была хорошая жизнь.
Я улыбнулась, я очень любила ее. Не удивляюсь, что и мама тоже ее любила.
– Ты была служанкой мамы?
– О да! Я была послана сюда для этого. Твоя бабушка доверяла мне, хотя и была резка. Она знала, что никто лучше не присмотрит за ее дочкой.
– Почему она думала, что за мамой надо смотреть?
– Ну, знаешь, как это бывает… Молодая новобрачная хочет, чтобы возле нее были знакомые лица.
– Какая она была? В конце жизни, я имею в виду?
Дженнет как бы заглянула в прошлое и нахмурилась:
– Она затаилась как… будто было что-то… Что-то, в чем она не была уверена.
– Она что-нибудь говорила?
– Не мне, но, думаю, был один человек, кому она рассказала бы – это твоя бабушка.
– А почему… не отец?..
– Ну, а если это касалось его?
– Что ты имеешь в виду?
– Не знаю… Но если ее что-то беспокоило в нем, она же не будет с ним разговаривать об этом.
– А почему ее должно было что-то беспокоить в отце?
– Ты знаешь, жены беспокоятся о мужьях, есть причины. Ну, твоя бабушка…
Но я не давала увести себя в сторону.
– Какой она казалась в последние недели, Дженнет? Я чувствовала, что что-то было…
– Она всегда писала… Я не раз ловила ее за этим.
– Ловила ее за этим?
– Так казалось. Она сидела за столом, писала, и, если я входила, она закрывала то, что писала, и потом прятала.
– Она, наверное, писала письма?
– Не думаю, она никогда не посылала много писем. И когда я возвращалась в ее комнату, было пусто, я никогда ничего не замечала, что было странно. Я часто думала, где она прятала это?
– Интересно, что она записывала?
– Я думаю, что это вроде дневника. Люди так иногда делают, они любят все записывать.
– Это интересно! Но где же она держала его?
– Где-то прятала.
И я подумала: «Если мать это делала, значит, было что-то в записях, что нужно прятать?»
Не желая больше обсуждать поступки мамы, я стала говорить с Дженнет о былых днях в Лайон-корте и о капитане Джейке, моем дедушке. Эта тема всегда заставляла Дженнет забыть обо всем другом.
Разговор с Дженнет взволновал меня. Если мама вела дневник и записывала все, что случалось с ней, тогда определенно там есть ключ к разгадке, есть описание того, что она чувствовала в последние недели своей жизни. Я поставила себе целью найти мамин дневник, потому что не могла забыть момент, когда увидела камень на ее могиле. Почему его туда положили? Потому что кто-то знал, что ее смерть не была естественной?
Может быть, недоброжелатель с самого начала хотел положить камень на могилу, но по ошибке положил на могилу моряка? Я спустилась к берегу, где могла спокойно подумать о том, что произошло. Ритмичное движение волн успокаивало. Я взглянула на серые стены замка и сказала себе: «Кто-то там знает, что случилось с мамой». Отец? Он женился через три месяца после ее смерти… Кое-кто говорил, что это слишком уж скоро, но у отца были свои законы, и он не считался с условностями.
Он женился на странной женщине: в ночь Хэллоуина, накануне смерти мамы, она вернулась в замок. Может быть, она и правда – ведьма и наслала на маму смерть? На ее теле не было никаких следов… Как могла она умереть? «Остановка сердца»? Но разве не останавливается сердце всегда, когда умирают, независимо от того, что явилось причиной смерти? Может быть, отец хотел отделаться от мамы, чтобы жениться на мачехе? А мачеха хотела ее смерти, чтобы выйти замуж за отца? Может быть, мама узнала о тайне, которую кто-то в замке хотел скрыть?
Если мать регулярно и правдиво вела записи, а иначе зачем заводить дневник, то там должно быть все записано. Наверно, она так и делала, поэтому и не хотела, чтобы кто-нибудь видел дневник, и прятала его. Что случилось в ту последнюю ночь ее жизни? Сделала ли она последнюю запись в дневник и легла в кровать, с которой уже никогда не поднялась?
Я должна найти эти бумаги, мне не будет покоя, пока не найду их. Где они могут быть? В спальне, которую мать делила с отцом, а теперь отец делит с, мачехой? Нет, не думаю, она, конечно, не хотела, чтобы отец увидел дневник. Она много времени проводила в своей небольшой гостиной, а сейчас ею не пользовались. Я начну поиски с нее.
Это была небольшая комната, не очень светлая – вообще в замке не было светлых комнат. Длинные узкие щелеобразные окна первоначально служили, скорее, для воинов, а не для того, чтобы впускать в помещение воздух и солнечный свет.
Войдя в комнату, я почувствовала глубокое волнение. Я так хорошо помнила, как мать бывала здесь. Она любила сидеть на диване у окна, чтобы я была рядом с ней или у ее ног, и мы разговаривали. Вот кресло, на котором она сидела, вот ее стол. На нем лежала книга и стоял ящик из сандалового дерева, своего рода бюро. Я подошла и открыла его. Под доской, на которой пишут, находилось углубление. Сейчас там ничего не было, кроме нескольких листов чистой бумаги. Это было самое подходящее место, где можно было бы хранить дневник, хотя едва ли что-то можно было держать там, если она хотела спрятать это.
Тогда где? Я еще раз оглядела комнату. Вот стул со спинкой, украшенной инкрустацией и резьбой; его моя бабушка специально заказывала для мамы. Он был современной формы, не то, что эта старая деревянная скамья с высокой спинкой, скамья-ларь. Сколько себя помню, она всегда была в замке. Мама говорила, что, когда приехала в замок, скамья уже была там. Она, наверное, была сделана в середине прошлого столетия, задолго до поражения Армады. Это был, в действительности, ящик, но со спинкой и подлокотниками. Крышка ящика служила сиденьем, а боковые и задние стенки, будучи разной высоты, были спинкой и подлокотниками. Я подошла к нему, открыла сиденье, вынула несколько старых платьев. Там была еще шляпа с пером, которую, я помню, носила мама. Меня охватило волнение: это была ее комната, со дня ее смерти она не изменилась, и я была уверена, что где-то здесь я найду дневник.
В таких сундуках, как этот, часто были потайные отделения. Не было места лучше, чтобы спрятать свои бумаги. Я вынула одежду, чтобы лучше осмотреть ящик. Боковые стенки были толще, и очень могло быть, что там было пустое пространство. Я легонько постучала по дереву. Оно казалось полым, и я была уверена, что где-то была скрыта пружина.
