Текст книги "Ведьма из-за моря"

Автор книги: Филиппа Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

– А хозяин был как сумасшедший! Кричал, называл ее» бесполезной породой «. Все слышали, как он кричал, и гнев его был ужасен. Горе тому, кто проходил мимо, когда он был в такой ярости. Слуги боялись, что он что-нибудь с ней сделает, она тоже боялась! Она сказала об этом своей служанке – Мари Энн, она теперь живет с одним из Морской башни и работает там.

Я чувствовала, что больше не выдержу, и хотела остановить Дженнет. Конечно, мне нравилось иметь подтверждение тому, что Колум удовлетворен нашим браком и что он находит свою вторую жену более привлекательной, чем первая, но я не могла слышать о его жестокости по отношению к ней.

– Хорошо, Дженнет, – сказала я, – достаточно! Слуги все преувеличивают.

– Но не в этот раз, госпожа, потому что Мари Энн сказала, что хозяйка действительно испытывала ужас. И когда она опять забеременела, была в панике. Видите ли, она знала, что никогда не родит, что умрет. Она сказала Мари Энн, что никогда не должна беременеть: доктор был против этого. Ей не надо было выходить замуж, потому что она знала, что рано или поздно это ее убьет. Она умоляла хозяина, а он ответил, что если она не могла дать ему детей, на что она ему?..

– Я не хочу больше слышать сплетен слуг, Дженнет, – сказала я.

– Нет, госпожа, больше не буду, но они удивляются, почему хозяйка не убежала домой, в свою семью: это не так уж далеко.

– Да?

– Я едва могла поверить этому, когда услышала, – сказала Дженнет. – Ведь мы там были и подружились с этой семьей!

– Что ты имеешь в виду?

– Но, госпожа, первая жена хозяина была сестрой молодого джентльмена, за которого, как мы думали, вы выйдете замуж. До замужества ее звали Мелани Лэндор.

Мне стало дурно. Я мысленно перенеслась в Тристан Прайори: я была в маленькой комнате и смотрела на портрет симпатичной молодой девушки. Я слышала, как голос говорил:» Ее убили!»Эта девушка была первой женой Колума!

БАШНЯ ИЗЕЛЛЫ

Тревожные мысли о Мелани Лэндор не давали мне покоя, я не могла выбросить ее образ из головы. Я ясно представляла ее в этом замке, потому что видела портрет. Странно, какое впечатление он произвел на меня? Я не могла забыть боль в глазах ее матери, я слышала ненависть в ее голосе, когда она сказала:» Ее убили!»И Дженнет:» Иногда она боялась, что он избавится от нее «.

Почему Колум женился на ней? Любил ли он ее? Красивая, невинная молодая девушка, а он любил невинность. Ему нравилась моя невинность, и он получал дикое удовольствие в ее разрушении, как в ту первую ночь, которую я провела в замке Пейлинг.

Я думала о нем, этом человеке, который был отцом моего ребенка. А если бы мне не удалось родить, как, не удалось Мелани Лэндор? Он был доволен мной постольку, поскольку я дала ему то, что он хотел?

Мелани не выходила у меня из головы. Я искала каких-нибудь знаков ее пребывания в этом замке. Когда я гуляла на крепостном валу и смотрела на море, я думала о ней, стоящей здесь, и о страхе, который довлел над нею. Как будто она ходила рядом со мной, появляясь вдруг, чтобы бросить тень на мое счастье. Бедная, хрупкая Мелани, которая не смогла угодить мужу и поэтому умерла! Нет, не поэтому: она умерла при родах, многие женщины так умирали, нельзя винить мужа за это.

В моей голове звучал горячий шепот ее матери:» Ее убили!»– но я должна учитывать горе матери! И как странно, что она сестра Фенимора. А почему странно? Они были соседями, а браки заключались среди людей их положения.

Что теперь думали Лэндоры? Они же знают, что я, кого они выбрали в жены Фенимору, теперь замужем за человеком, который был мужем их дочери. О чем они думали? Странно, что матушка, которая видела их после свадьбы, ничего не сказала мне, а для нее было бы естественным сказать мне.

Я испытывала большой интерес к первой жене моего мужа. Дженнет, быстро сообразив это, собрала сведения для меня.

– Она умерла в Красной комнате, госпожа, – доложила она мне, и я должна была пойти в Красную комнату.

Там было очень темно. Комната была полна теней, посреди стояла большая кровать с пологом. Я подошла к окну и представила это стремительное падение в море. Я почти чувствовала Мелани рядом со мной, и будто чей-то голос шептал:» Да, я часто представляла себе, как падаю из окна. Это было бы очень быстро… все же лучше, чем жизнь моя с ним!»

Фантазия, просто фантазия! Что со мной? На кровати был красный полог – тяжелый, вышитый красным шелком, более темным, чем материал. Я представляла ее, лежащей за этим пологом и ждущей его прихода.

– Красная комната была ее, – сказала мне Дженнет, – он приходил к ней туда, а у него была своя комната. Мне сказали, что он приходил к ней только, чтобы зачать сына!

Мне стыдно было, что я позволила Дженнет так много рассказать мне, но я должна была знать; это было жгучее любопытство, и даже больше: я не столько хотела узнать правду о взаимоотношениях Колума и его первой жены, сколько узнать больше о нем.

Я представляла его ненависть к ней: он презирал слабость. Я ему понравилась, потому что боролась с ним, а она была слишком мягкая, кроткая и очень боялась его. Его единственный интерес к ней был интересом к продлению рода. Мелани стала его женой ввиду его положения в обществе, да и с материальной стороны это был подходящий брак. Не подходили друг другу только эти двое.

Несомненно, там, в комнате, которую с ним теперь делила я, он принимал своих любовниц, а время от времени он посещал в Красной комнате Мелани.

Ужас ощущался в этой комнате, он здесь так и остался. Мелани стояла у меня перед глазами: когда она была беременна, она боялась смерти, а когда нет, – боялась его. И каким оружием могла она бороться против своей судьбы? Бедное дитя, воспитанное в добром доме Лэндоров, где жизнь протекала гладко, люди были добры и вежливы друг с другом. Я повидала кое-что в жизни, я любила своего отца, так похожего на Колума: я была подготовлена. И мне повезло – любимая жена, которая не обманула его ожидания и менее чем через год подарила ему сына, над которым он дрожал.

Я хотела не думать о ней и не могла. Я не могла пройти мимо Красной комнаты и не заглянуть в нее.

– Бедная Мелани! – шептала я. – Надеюсь, теперь ты успокоилась?

Эдвина, у которой в родне по материнской линии была колдунья, обладала определенной силой. Однажды, когда Карлос был в море и они сражались с испанской галерой, у Эдвины было видение и она узнала, что Карлос в опасности. Иногда она предвидела события, это был странный, таинственный дар. Я помню, как Эдвина рассказала мне однажды, что если люди в определенном месте испытывали сильные потрясения, они оставляли там после себя некое беспокойство, которое могли чувствовать люди, наделенные особой интуицией. И я думала теперь – может быть, Мелани оставила что-то здесь после себя? У меня не было таких способностей, но, может быть, потому, что я заняла ее место, я могла здесь что-то чувствовать? Я и надеялась, и боялась, что она каким-нибудь образом вернется, вероятно, поэтому я так часто ходила в Красную комнату.

Я любила ходить туда в сумерки, когда дневной свет быстро угасал, но еще не время было зажигать свечи. В такое время дня комната имела самый таинственный вид.

На дворе стоял ноябрь, годовщина того дня, когда Колум привез меня сюда. Он вспомнил это и сказал:

– Сегодня мы будем ужинать вдвоем, одни, как в тот день. Этот день я считаю самым счастливым в моей жизни.

Я надела красновато-коричневое бархатное платье к распустила волосы по плечам – совсем немодно, но мне очень шло. И в тот самый день я не смогла устоять и пошла в Красную комнату, когда наступили сумерки.

Я стояла там. В комнате были тени. Скоро дневной свет совсем исчезнет.

– Мелани! – прошептала я. – Ты здесь? Вдруг я почувствовала, как волосы поднимаются у меня на голове, – дверь медленно открывалась. Я стояла и смотрела на нее. Затем она распахнулась – на пороге стоял Колум.

– Во имя всего святого, – воскликнул он, – что ты здесь делаешь?

На мгновение я потеряла дар речи. Он подошел, взял меня за плечи и тряхнул:

– Что тебя беспокоит? В чем дело?

– Я думала, ты – призрак! Он схватил мои волосы и больно дернул их: Колум любил привносить немного боли в свои ласки.

– Кто говорил с тобой?

– Я слышала отрывки каких-то сплетен.

– Я прикажу выпороть любого, кто вливает яд в твои уши!

– Ты не сделаешь этого, – сказала я, – или я тебе ничего не скажу.

– Ты ответишь на мои вопросы? – вскричал он.

– Но не в этой комнате.

– Нет, – сказал он, – здесь, в этой комнате, с твоими духами, улыбающимися в тени!

В нем было что-то величественное, он не боялся ничего и никого. Один из слуг Морской башни сказал Дженнет, что хозяин не боялся ни Бога, ни человека – и это была правда, он вызвал бы любого. Нельзя было ожидать от него, что он убоится призрака Мелани, если вообще ему придет в голову мысль, что он существует, в чем я сомневалась.

– Я знаю, что в этой комнате умерла твоя первая жена.

– Ну и что? Она должна была где-то умереть.

– Ты никогда не говорил мне, что она была Лэндор.

– Она должна была кем-нибудь быть.

– Но Мелани – сестра Фенимора Лэндора!

– Конечно, когда-то ты планировала выйти замуж за этого человека?

– Как странно, что ты должен был жениться на его сестре.

– Ничего странного. Это был подходящий брак: девушка из хорошей семьи, с хорошим приданым.

– И ты взял приданое и не обращал на нее внимания?

– У меня не было оснований интересоваться ею.

– Она была твоей женой.

Он схватил меня, и, откинув назад, крепко поцеловал в губы:

– Есть только одна жена для меня. Слава Богу, она у меня есть!

– Лучше бы ты сказал мне, что она была из Лэндоров.

– Зачем? Для меня ничего не значил тот факт, что тебе когда-то нравился этот трусливый мальчик.

– Ты клевещешь на Фенимора, он не такой. Он смелый и преданный своему делу, у него есть идеалы!

– Они принесут ему много хорошего.

– Это говорит пират!

– Это – мир пиратов.

– Он меняется, – сказала я. – Торговля заменит войны, и те, кто продолжает развязывать войны, будут страдать, а те, кто будет жить мирно, будут процветать.

– Клянусь Богом! – сказал он. – Ты хорошо выучила урок, но я больше не потерплю, чтобы в этом доме звучало имя Фенимора Лэндора. Ты от него отделалась, и я не хочу, чтобы это имя упоминалось опять.

– Почему? У тебя совесть нечиста?

– Моя совесть?

– Да, за то, что ты причинил Лэндорам?

– Ты с ума сошла, жена! Что я причинил Лэндорам – женился на их дочери? Она умерла при родах, как умирали до нее.

– Но она была больна, а ты настаивал, чтобы она родила тебе сына.

– Черт побери, женщина! Разве мужчина не имеет права на сына?

– Нет, если для этого он должен убить свою жену. Наступила тишина. Призрачные тени все более сгущались в комнате. Несколько секунд – только несколько – Колум был сбит с толку. Я знала, что он не слушал мольбы Мелани и силой заставлял ее беременеть, как вначале заставил меня. Его воля была законом в замке Пейлинг, и, если он должен перешагнуть через сердце и тело любого, кто стоял на его пути, он сделает это. Казалось, в эти секунды я увидела будущее. Как будто Мелани предупреждала меня:» Сейчас он хочет тебя, ты важна для него, но надолго ли?»Только это – и больше ничего, момент прошел.

Колум смеялся:

– Я вижу, что кто-то сказал тебе слишком много.

– Нет, – быстро сказала я, боясь, что его гнев падет на слуг, – я дошла до этого сама. Это комната, в которой она страдала, где она умерла. Разве ты не чувствуешь, что она все еще здесь?

– Ты сошла с ума! – воскликнула он. – Она лежит в могиле. Здесь нет ни ее, ни твоего прелестного Фенимора.

– Она мертва, Колум, а мертвые иногда возвращаются!

– Ерунда! – крикнул он.

Но я видела, что глаза его оглядывали комнату. Она для него была полна воспоминаний: его шаги в коридоре; Мелани, сжавшаяся в комок в своей кровати за пологом; нападение – жестокое и грубое для такого беззащитного существа, которого она боялась, спрашивая себя, чего она боялась больше: его вторжения или беременности, которая избавляла от него, но приближала смерть. Мне было очень жаль Мелани.

– У тебя патология, – обвинил он меня.

– Меня тянет в эту комнату.

– И именно в эту ночь?

– Да, потому что это та ночь!

– Ты хочешь, чтобы я встал в этой комнате и попросил у нее прощения? За что? За то, что я просил ее выполнить свой долг жены? За то, что я хотел сыновей? Во имя Бога, по какой другой причине должен был я жениться на глупой девчонке, которая не доставляла мне никакого удовольствия?

– Ты сделал ошибку, женившись на ней. Мы должны мириться с ошибками.

– Нет! – сказал он. – Если мы делаем неверный шаг, мы исправляемся и идем в другом направлении, и хватит об этом! – Глаза его сатанински блестели. Он потянул меня на кровать.

Я вскрикнула:

– Нет, Колум, пожалуйста, не здесь!.. Но он не обращал внимания на мои слова.

– Да, да! Я сказал» да»и клянусь Богом и всеми ангелами, я сделаю так, как хочу!

Потом мы ужинали в той комнате, где и в первую ночь, когда я приехала в замок Пейлинг. Когда я села на свой стул, Колум встал за моей спиной. В руках его была цепь из чистого золота, усыпанная бриллиантами, с медальоном из рубинов и бриллиантов. Он надел мне ее на шею.

– Вот, – сказал он. – Она тебе очень идет. Это мой подарок тебе, любовь моя! Это моя благодарность за сына и за то, что я нашел в тебе то, что искал в жене.

Я посмотрела на него. Я была травмирована тем, что произошло в Красной комнате. Он хотел уничтожить призрак, затмить мои фантазии нашей общей памятью. Я думаю, он был прав, когда считал, что некоторое время я не захочу приходить туда, не захочу думать о нас, лежащих на кровати, где умерла Мелани. Как это было на него похоже – таким образом не поддаваться врагу, которым в этом случае была память о Мелани.

– Тебе нравится эта безделушка? – спросил он меня.

– Она великолепна.

Он поцеловал меня с нежностью, которая всегда меня глубоко трогала.

– Ты рада той ночи? Рада, что разбойник увидел тебя в гостинице и решил, что ты должна принадлежать ему?

– Да, рада.

Я взяла его руку и поцеловала ее.

– Я скажу тебе кое-что, – сказал он. – Не было еще ни одной женщины, которая радовала бы меня так, как радуешь ты. Надеюсь, всегда так будет.

Он тихо засмеялся.

– Я состарюсь, – сказала я, – но ведь и ты тоже будешь старым.

– Женщины стареют быстрее.

– Но ты на десять лет старше меня.

– Десять лет – это пустяк… для мужчины! Только женщины должны бороться с возрастим.

– Ты самонадеянный!

– Признаю.

– Тщеславный!

– Правильно.

– Эгоистичный и жестокий!

– Признаю.

– И ты ждешь, чтобы я любила такого человека?

– Жду и требую, – ответил он.

– Как же я могу?

– Я скажу тебе, как. Ты любишь меня, потому что знаешь, что должна любить. Ты знаешь мою натуру: ты только что ее описала. Но знай и то, что я – человек, который поступает по-своему, и если я говорю, что эта женщина должна любить меня, ей не остается ничего другого: она должна любить!

– Ты воображаешь себя Богом, а все другие мужчины ничто рядом с тобой? Ты считаешь, что можешь просто приказать женщине любить тебя и она непременно полюбит?

– Правильно, – сказал он. – Ты ведь начала с того, что возненавидела меня? А теперь ты так жаждешь меня, как я тебя. Разве это не доказательство?

Я улыбнулась ему через стол. В ту ночь я была счастлива. Только под утро я вновь подумала о Мелани и удивилась: вначале, когда они только поженились, ужинала ли она с ним в той комнате и говорил ли он ей о любви? Или только когда она не смогла дать ему того, что он хотел, в нем стало расти презрение к ней? И в голову мне закралась беспокойная мысль: «Что если ты перестанешь нравиться ему?»

Наступило Рождество. Маленькому Коннеллу было четыре месяца, он был здоров, крепок и, как сказала Дженнет, делал все, что полагалось мальчику: показывал свой характер, проявлял интерес, толстел и здоровел. Я не позволяла его пеленать, и Колум согласился со мной. Если бы он не согласился, я готова была бороться с ним по этому вопросу. Я не могла даже подумать о том, что мой ребенок будет неделями лежать, замотанный в пеленки.

– Я хочу, чтобы у него выросли длинные ножки, чтобы он был таким же высоким, как отец, – сказала я.

Мы любили смотреть, как он дрыгал ножками, которые у него были стройные, как сосенки.

Рождество мы отпраздновали следующим образом: матушка и отец приехали к нам, а с ними и Дамаск, и Пени, и Ромелия. Эдвина не приехала, потому что се сын был только на несколько месяцев старше нашего и он был слишком мал для путешествия, поэтому она и Карлос остались в Труинде. Жако гостил в семье своей нареченной в Плимуте, но он приехал со всеми, чтобы повидаться с Дженнет, остался на ночь, а потом вернулся в Плимут.

Я с удовольствием украшала большой зал остролистом и плющом и отдавала приказания на кухне. Для отца были приготовлены специальные пироги: в пирожные и пудинги были положены монеты, каждая со своим значением, и, конечно, серебряный пенни, который должен найти Король.

Радость видеть родителей была велика. Отец настоял, чтобы ему немедленно показали внука, и принес ему вырезанный из дерева корабль, копию одного из его кораблей – «Торжествующий лев». Я засмеялся и сказал ему, что Коннелл еще слишком мал для таких игрушек, а отец ответил, что настоящие мальчики никогда не бывают слишком малы для кораблей.

Я была глубоко тронута, когда увидела отца у колыбели Коннелла. Он протянул к мальчику свою большую руку, тот потянулся и схватил его за мизинец. Я редко видела отца таким взволнованным. Думаю, что в глазах его были слезы. Вдруг он выпрямился и сказал мне:

– Итак, моя девочка Линнет имеет своего собственного сына. Благослови тебя Господь, девочка! Ты сделала меня счастливым.

Позднее, когда мы ехали рядом, как и раньше, когда я была дома, и между нами установилось понимание, он сказал мне:

– Я провел годы, ругая судьбу, которая отказала мне в законном сыне. Когда ты родилась, я проклял Бога за то, что ты девочка. Теперь я вижу, что был не прав. Со временем я узнал, что ты так же хороша, как любой мальчик, – и ты это доказала. А теперь ты дала мне внука.

Я сказала, что тоже счастлива, потом добавила:

– Я должна следить, чтобы сына не избаловали. Его отец не надышится на него, как и ты. Когда он вырастет, он не должен думать, что стоит ему улыбнуться и весь мир будет у его ног.

– Не бойся, этот мальчик пойдет по стопам своего деда. Я позабочусь об этом, он будет моряком. У него особый взгляд.

Я засмеялась, но отец был серьезен.

– Я рад, – сказал он. – Муж твой – настоящий мужчина. Мне никогда не нравился Фенимор Лэндор – щеголь.

– Ты несправедлив к нему, он храбрый, хороший моряк.

– Нет, – сказал отец, – ты можешь представить его меряющим шагами палубу, с кровью, капающей с его абордажной сабли? «Красавчик!»А ты имеешь настоящего мужчину, и я горжусь тобой.

Да, нет сомнения, что отцу нравился мой муж. Они ездили вместе верхом и много говорили. Матушка тоже казалась счастливой, и влюбленность Дамаск в Колума продолжалась. Его забавлял свой ребенок, но он почти не замечал Дамаск. Она же, казалось, не обращала на это внимания, раз могла сидеть около него и просто смотреть.

Все было, как в прежние рождественские праздники у нас, в Лайон-корте, я старалась, чтобы все было так же. Все слуги и их семьи пришли в большой зал. Их угостили вином и рождественским пирогом. Они пели рождественские гимны, а потом пришли артисты и показали пантомимы.

Я поговорила с матушкой, когда мы оказались одни, и сообщила ей, что узнала о первом браке Колума.

– Его женой была Мелани Лэндор, – сказала я, – сестра Фенимора! Ты знала?

– Мы узнали это после свадьбы, – сказала матушка. – Что за время это было! Сначала одна тайная церемония, потом другая, и все в такой спешке, но это было необходимо.

– Когда ты узнала, что первой женой Колума была Мелани Лэндор?

– Это было после свадьбы, когда ты уехала в Пейлинг с Колумом. Лэндоры должны были приехать к нам, но приехали только Фенимор и его отец, а госпожа Лэндор заболела. Она призналась мне потом, что не могла нас видеть, когда узнала, что наша дочь вышла замуж за Колума.

– Должно быть, это было для нее шоком.

– Так и было. А как ты узнала? Думаю, что Колум сказал тебе.

– Нет, я узнала это от Дженнет.

– Доверять Дженнет! – сказала матушка полуснисходительно, полураздраженно. – И ты сказала об этом Колуму?

В памяти опять всплыло все: темная комната, красная кровать с глубокими тенями и притаившимся призраком Мелани.

– Сказала, и ему это не очень понравилось.

– Он не хотел, чтобы ты знала?

– Я не уверена в этом, он просто об этом не говорил. Все было в прошлом, она мертва, и он теперь женат на мне. Скажи мне, что сказала госпожа Лэндор, когда узнала, что я вышла замуж за Колума.

– Вспомни, что она потеряла любимую дочь. Она, наверное, лишилась разума, когда это произошло. Она не хотела, чтобы у ее дочери были дети, она была уверена, что этим она убьет себя. Конечно, она винит Колума и становится истеричной, когда говорит о смерти дочери. Мы должны понять это, Линнет.

– Она сказала мне, что ее дочь убили. Это был большой удар для меня, когда я узнала, кто она была… по этой причине…

– Ты должна помнить, что она мать, поэтому она должна кого-то винить в смерти дочери. Ее горе смягчено гневом против мужа дочери. Иногда, когда горе нахлынет на тебя, гнев – это отдушина для него.

– С тех пор как Мелани умерла, Лэндоры не поддерживали никакой связи с замком Пейлинг?

– Может быть, со временем они поймут все. Во всяком случае, родная моя, ты счастлива – у тебя великолепный сын и муж, которые любят тебя. И так быстро все произошло, чуть больше года прошло, как мы.. Я рада, благослови тебя Господь, моя дорогая, чтобы ты была всегда счастлива, как сейчас!

Она хотела осмотреть замок. Я рассказала ей об Изелле и Нонне.

– Башня Изеллы заперта, она используется как склад. В Морской башне живут слуги.

– Целая башня в их распоряжении? – спросила удивленно матушка.

– Замок очень просторный, мама.

– Я вспоминаю Аббатство, где провела детство. Здесь тоже очень красиво и интересно. Мне нравится думать о моей девочке как о хозяйке большого замка.

Когда я показывала ей комнаты в замке, мы пришли в Красную комнату. С той ночи, когда Колум нашел меня там, это было в первый раз. Я заметила слой пыли на сундуке и кроватных столбах. Матушка тоже заметила это и удивленно подняла брови. Став старше, она превратилась в дотошную домохозяйку.

– Слуги не любят ходить сюда, – сказала я.

– Комната с призраками? Да, она производит именно такое впечатление. Какую легенду приписывают этому месту?

– В этой комнате умерла первая жена Колума.

– А-а, – промолвила матушка. – На твоем месте я бы сняла эти красные занавеси и полог и повесила бы другого цвета. Поменяй их. Единственные легенды, которые следует сохранять, – это счастливые.

– Вероятно, – сказала я.

Матушка была права, но смена занавесей и мебели не изменит того, что в этих четырех стенах Мелани жила, страдала и умерла.

После Нового года мои родители вернулись в Лайон-корт. Я очень скучала по ним, но была счастлива, наблюдая, как мой сын с каждым днем становился все больше. Он очень хорошо развивался, и мы все больше восхищались им.

Но, как ни странно, я не могла стряхнуть с себя мрачное впечатление, которое Красная комната продолжала оказывать на меня, и все еще ходила туда. Я, действительно, захотела поменять занавеси и привела туда белошвейку, чтобы обсудить это с ней, но заметила ее нежелание и увидела, что она испугалась задания. Наконец, она призналась, что, по ее мнению, это может принести несчастье.

– Ерунда! – сказала я. – Почему?

– Может, быть, мадам, она хотела, чтобы так все и осталось?

И тогда я поняла, что должна сделать так, как сказала матушка: я должна поменять в комнате все, чтобы люди, пришедшие сюда, не думали о бедной мертвой Мелани.

Но я не поменяла, у меня не хватило смелости. Я уверяла себя, что сделать так, значит поддаться суеверию, но это было не совсем там. Где-то очень глубоко гнездилась мысль, что Мелани оставила что-то от себя и что однажды мне понадобится ее помощь. Признаюсь, что когда эта мысль мелькнула у меня, я постаралась сразу прогнать ее, но она вернулась. Она была здесь, в Красной комнате, и по ночам мне казалось, я слышала ее в шепоте морского ветра: «Что если он устанет от тебя, как устал от Мелани?» Устанет от меня? Матери его сына… и других детей, которые у нас будут? Ибо мы должны их иметь, он был уверен в этом и я тоже.

Мне так много предстояло узнать о моем муже. Я его так мало знала, несомненно, поэтому я была так очарована им. Что он был жестокий – это я знала. Но насколько жестокий, я должна была узнать. Он мог быть грубым. Насколько грубым? Я была в безопасности, пока угождала ему. Была когда-нибудь в безопасности Мелани? Я воображала, как он привозит свою молодую жену домой. Я представляла себе свадебный пир в Тристан Прайори и нежную девушку, которая была воспитана в этом добром доме и ничего не знала о грубой реальности жизни. Был ли он хоть раз нежен с ней? Я могла представить его равнодушие к ее страданиям, я помнила его в гостинице, когда в его глазах не было ничего, кроме вожделения ко мне.

Он меня волновал, очаровывал, но я знала, что я его не понимала. И еще я знала, что я могла полагаться на его доброту ко мне до тех пор, пока я угождала ему.

Я сохраню Красную комнату в прежнем виде и попытаюсь лучше узнать мужа. Я должна знать, где он, когда его нет в замке, я должна принимать участие в его жизни. Я все разузнаю! Как ни странно, это намерение вызвало во мне дурные предчувствия.

Наступила весна, и я опять ожидала ребенка. Я была рада, но не больше, чем Колум.

– Разве я не говорил тебе, что у тебя будет большая семья? Дай мне еще мальчика! Когда у нас будет их полдюжины, мы подумаем об одной-двух девочках.

Я возразила:

– Я не собираюсь провести всю свою жизнь беременной.

– Разве? – удивился он. – А я думал, что это долг жены.

– Родить несколько детей – да, но жена нуждается в передышке.

– Только не моя жена, – сказал он, поднял меня на руки и посмотрел с любовью.

Я была счастлива, мрачные мысли ушли. Я представляла себе будущее – Колум и я стареем, становимся степенными, и наши дети играют возле нас.

Как только я узнала, что жду еще одного ребенка, мое желание все разузнать ушло. Я была счастлива, я хотела продолжать жить в спокойствии. Были периоды, когда Колум уезжал на несколько дней подряд. Мне интересно было, куда он уезжал, но он был не слишком откровенен. Единственное, что я обнаружила, – он ненавидел, когда ему задавали вопросы. Когда я спрашивала его, он отвечал мне неопределенно, но я видела сигналы опасности в его глазах. Я помнила, как он внезапно рассвирепел на какого-то слугу, и всегда боялась вызвать такой гнев. А однажды я подумала, что, может быть, он уехал к любовнице. Я не думала, конечно, что это так, потому что, когда он уезжал, он брал с собой эскорт слуг.

И опять я кое-что узнала через Дженнет. Вообще-то, она должна была спать в помещении для слуг в Вороньей башне, но иногда пробиралась в Морскую башню к своему любовнику. Однажды ночью я увидела, что Дженнет не пошла в Морскую башню. Я вспомнила, что и в другой раз, когда Колум уезжал, Дженнет не ходила в Морскую башню. Я решила ее как можно осторожнее расспросить, потому что я все больше и больше интересовалась путешествиями Колума.

Когда я проснулась на следующее утро, я послала за Дженнет:

– Как я поняла, ты провела ночь на одинокой постели, Дженнет?

Она покраснела в своей обычной манере, которая так раздражала мою матушку, но я находила ее довольно милой.

– Таково приказание, – сказала она. – Мне нельзя было идти в Морскую башню вчера вечером. Так делается всегда перед тем, как хозяин должен уехать. Он занят приготовлениями допоздна, а отправляется с рассветом, – охотно объяснила она.

– Тобиас говорит тебе, куда уезжает?

– Он никогда не говорит, госпожа, молчит, когда я спрашиваю. Он добрый человек, но сердится, если я завожу об этом разговор. «Держи рот на замке, женщина, иначе между нами все будет кончено»А во всех других случаях он – очень мягкий человек.

Конечно, это было странно. Удивительно, к чему такая таинственность: Колум был не тем человеком, который старается делать все втихую. Если людям не нравится то, что он делает, его это ни капли не интересует, и все же это дело он старается делать тихо.

Когда он возвратился из поездки, он, как всегда, был в хорошем настроении и радовался, что опять со мной.

Стоял июнь, замок наполнял теплый солнечный свет. Я была уже на третьем месяце беременности – период, когда первые трудные стадии уже прошли, но я еще не отяжелела. Я хорошо чувствовала себя, была энергична, и мы с Колумом выехали прогуляться. Он сказал мне, что мы уезжаем на ночь, так как ему нужно решить какие-то дела.

Я обрадовалась, потому что подумала: «Наконец-то он хочет посвятить меня в свои дела» Это была наша деловая поездка, я старалась от него не отставать, потому что знала, что очень скоро мне нельзя будет ездить верхом.

Июнь – самый хороший из всех месяцев. А может быть, он казался мне таким, потому что я была так счастлива. По небу разлилась кобальтовая синь с легким намеком клочковатых белых облаков. Красноклювые альпийские вороны и чайки ныряли и взмывали над водой; мы ехали в сторону от моря, по тропинкам в полях, и я была очарована сельской местностью. Белый кервель по краям дороги напоминал мне кружева, а трава была усеяна голубыми незабудками и красными взъерошенными малиновками.

Солнце грело, я была счастлива. Я чувствовала себя сильной, и, хотя я была рада, что еду рядом с Колумом, я знала, что с таким же удовольствием я вернусь домой, к своему сыну. Он был в хороших руках: забота о детях – это единственное, что можно было доверять Дженнет. Колум пел – это была старая охотничья песня, которую он так любил.

Я не узнавала дороги, пока мы не подъехали к гостинице. Перед нами была «Отдых путника», и нас встречал хозяин, который в ту, другую, ночь был в таком затруднительном положении. Сейчас он весь сиял от удовольствия, сложив руки на груди.

Колум соскочил с лошади и помог сойти мне. Подбежали конюхи, чтобы отвести лошадей.

– Дубовую комнату, хозяин! – крикнул Колум.

– К вашим услугам, мой господин, – ответил хозяин гостиницы.

Мы поднялись по лестнице – и вот комната, которую я помнила очень хорошо: большая с пологом кровать, где я спала вместе с матушкой, зарешеченное окно, в которое я увидела Колума.

Хозяин говорил в это время:

– Есть оленина, приготовленная по вашему вкусу. А пироги такие, что во рту тают. И, если милорд пожелает, есть мед, приправленный специями, чтобы запить все это.