Текст книги "Валет червей"

Автор книги: Филиппа Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

– Знаю. Но давай послушаем, что нам скажет Дикон.

Дикон явно гордился собой, но это было его обычным состоянием. Правда, сегодня он светился как никогда.

Отец велел подать вино, и мы устроились в его маленькой гостиной, чтобы послушать Дикона.

– Думаю, вы будете изумлены, – начал Дикон, – но сам я не слишком удивлен этим. Мне всегда казалось, что это сработано слишком искусно, чтобы быть истинным.

– Дикон! – воскликнула я. – Ты держишь нас в напряжении, чтобы потрясти и показать, как ты умен? Говори, пожалуйста.

– Давайте начнем с самого начала. Во-первых, у герцога Суасона нет кузена, чьи мальчики нуждались бы в наставнике.

– Это невозможно! – воскликнул отец. – Он сам был здесь и сказал об этом. Дикон лукаво усмехнулся.

– Я повторяю: у него нет родственников, чьи мальчики нуждались бы в наставнике.

– Ты хочешь сказать, что человек, приезжавший сюда и называвший себя герцогом Суасон, на самом деле не герцог? – спросила я.

– Абсурд! – воскликнул мой отец, – Я хорошо его знаю.

– Недостаточно хорошо, – возразил Дикон. – Действительно, сюда приезжал сам знаменитый герцог, но есть некоторые аспекты его личности, о которых вам неизвестно. Он приятель герцога Орлеанского.

– И что из этого?

– Мой дорогой граф, разве вы не слышали, что в последнее время происходит в королевском дворце? Главный враг королевы – герцог Орлеанский. Бог знает, каковы мотивы этой вражды! Может быть, он хочет свергнуть монархию и стать диктатором? Если так, то ему следует объявить себя вождем народа – его величество Равенство. Королевский дворец вообще кишит интригами. Эти люди являются предателями своего собственного сословия, и их следует бояться больше – во всяком случае не меньше, – чем толпы.

– Я не понимаю, что вы имеете в виду, – проговорил отец. – Герцог рекомендовал нам Бланшара, потому что…

– Потому что, – закончил Дикон, – он хотел иметь в вашем замке своего человека.

– Шпион! – воскликнула я. – Леон Бланшар… шпион!

– Трудно, конечно, предположить шпиона в таком образце совершенства… но это так.

– Но почему здесь? Мы далеки от всех этих интриг – Вы, но не Арман. Ведь он создал небольшую организацию, не так ли? Уверяю вас, я не считаю; что герцога Орлеанского или герцога Суасона это могло сильно встревожить. Однако они привыкли действовать осторожно и не могли не замечать таких сборищ.

– Это чудовищное предположение, – сказал отец. – Какие у вас доказательства?

– Лишь то, что история Бланшара выдумана. Он вовсе не совмещал работу наставника. В то время когда он отсутствовал здесь, он выполнял поручения своих приятелей-заговорщиков.

– Но он же превосходный учитель!

– Ну, конечно. Он умный человек… Возможно, умней, чем эти Суасоны и Орлеаны. Но он не герцог, не так ли? Поэтому он выполняет приказы, дожидаясь того времени, когда сам станет человеком, отдающим приказы.

– Он обещал вернуться.

– Посмотрим, вернется ли он, – сказал Дикон. – Я-то могу побиться об заклад, что он никогда не вернется в замок.

– А мой сын Арман… – начал граф.

– Вероятнее всего, он убит.

– Нет!

– Ваша светлость, мы живем в страшные времена. То, что в одну эпоху воспринимается как мелодрама, в другую становится заурядным событием. Бланшар знал, что в тот день должна состояться встреча.

– Бланшар провел весь день в замке. Он не мог участвовать в убийстве.

– Непосредственно в акции убийства – не мог, но сообщить мог о местонахождении Армана. Я предполагаю, что вашего сына заманили в ловушку и убили, обставив это как несчастный случай, – он утонул в реке, которая унесла его тело.

– Это фантастическая история.

– Сегодня в этой стране происходят фантастические вещи.

– Я просто не могу поверить в это, – произнес отец.

– Тогда, – заявил Дикон, – вам придется стать неверующим.

– Если Бланшар вернется, он сможет опровергнуть вашу историю.

– Но он ведь не вернулся, не так ли?

– Должно быть, его мать серьезно больна и он вынужден оставаться возле нее.

– А куда он поехал, как он сказал?

– Я никогда не слышал такого названия. Как он сказал, Лотти? Паравиль? Это где-то далеко на юге.

Уверен, он скоро вернется. Я надеюсь услышать из его собственных уст, что это всего лишь совпадение.

– А как вы объясните то, что у Суасона нет родственников с несовершеннолетними детьми?

– Суасон рассеян. Должно быть, он имел в виду кого-то из близких людей… не обязательно родственника.

– Не думаю, что у него вообще есть люди, которых можно было бы назвать близкими, зато он якшается с герцогом Орлеанским, который делает все, чтобы довести эту страну до революции.

– Дорогой мой молодой человек, – сказал граф, – вы много работаете, и я знаю, что вы работаете на наше благо. Простите, если я вынужден сказать вам, что мне трудно поверить в возможность того, что Суасон мог приложить руку к убийству сына одного из своих старых друзей.

– Когда приходит революция, старые друзья становятся новыми врагами.

– С вашей стороны очень мило, что вы принимаете такое участие в наших делах, – сказал отец. – Надеюсь, вы задержитесь у нас на некоторое время.

– Благодарю вас, но нет, – ответил Дикон. – Через несколько дней я должен быть в Англии.

Дикон действительно рассердился на моего отца. Он был так возбужден, когда прибыл к нам со своими новостями, в которые, следует признать, я, как и мой отец, не поверила, что прием, оказанный ему, стал для него горьким разочарованием.

За обедом Дикон казался подавленным, поэтому, когда он предложил прогуляться по крепостной стене, я охотно согласилась, желая хоть как-то сгладить его разочарование.

Дикон сказал:

– Чем скорее ты уедешь отсюда, тем лучше. Люди Здесь в какой-то полудреме. Они не видят того, что происходит вокруг них, а если им подсунуть факт под самый нос, то отворачиваются и считают это дешевой мелодрамой. Вот что я тебе скажу, Лотти: эти люди заслуживают того, что произойдет с ними. Не будь такой же глупой, как они. Уезжай со мной, сейчас. Уверяю тебя, здесь уже нельзя оставаться.

– Дикон, – спросила я, – откуда у тебя такая уверенность?

– Тебе следовало бы съездить в Париж. Следовало бы посмотреть на толпы, собирающиеся по ночам у королевского дворца. Народ будоражат агитаторы, но кто стоит за всем этим? Такие люди, как герцоги Орлеанский и Суасон. Изменники своего собственного сословия… а следовательно, самые опасные изменники. Теперь все совершенно ясно. Не поражает тебя та странная случайность, по которой Суасон приехал к вам именно тогда, когда вам нужен был учитель, и тут же рекомендовал своего наставника?

– Но он ведь действительно был хорошим наставником!

– Конечно, был. Эти люди прекрасно знают, что делают. Вот они не ходят полусонными. Он приехал, потому что ушей герцога Орлеанского достиг слух, что такие организации создаются по всей стране. Ну что ж, одну они обезвредили. Ты можешь сказать, что организация Армана была неэффективной, и я искренне соглашусь с этим, но такие люди, как герцог Орлеанский, слишком осторожны для того, чтобы позволить организоваться даже таким зародышам сопротивления. Я совершенно ясно все это вижу. Бланшар приехал сюда, чтобы шпионить. Он даже присоединился к ним – Сначала он не хотел. Его пришлось даже уговаривать.

– Разумеется, его пришлось уговаривать! Он не должен был проявлять готовность. Он ведь прибыл сюда с тайной миссией.

– Это просто дико.

– А что с Арманом?

Я молчала, и он продолжил:

– Да, бедный глупый Арман, теперь уж он точно не унаследует поместья своего отца. Я уверен, оно станет твоим.

Я бросила на него быстрый взгляд, а он говорил:

– Конечно, с последующей передачей мальчику. Именно в этом направлении и должна сейчас работать мысль графа. В конце концов, ведь остались только ты и эта жалкая Софи. Она, конечно, не в счет.

Я холодно взглянула на него.

– И в такое время тебя волнуют вот такие вопросы..

– Они существуют, Лотти. И их нельзя игнорировать.

Я уже не слушала его. Я представляла себе Армана, спускающегося к реке… группу вооруженных людей, нападающих на него. А возможно, и одного человека.

Я была испугана, мне было плохо.

Я сказала:

– Я хочу уйти.

– Подумай о том, что я сказал тебе, Лотти. Выходи за меня замуж. Я позабочусь о тебе.

– И об имении, и о наследстве Шарло…

– Я сумею позаботиться обо всем. Я нужен тебе, Лотти, не меньше, чем ты мне.

– Я не чувствую этой нужды. Спокойной ночи, Дикон.

Он покинул замок на следующий день. Он был явно недоволен оказанным ему приемом.

Лизетта желала узнать, что произошло. Поскольку она догадывалась, что случилось нечто важное, я рассказала ей все.

– Бланшар! – сказала она. – Да, если начать задумываться, то можно решить, что он на самом деле был слишком хорош, чтобы быть настоящим. Он очень привлекателен, по-своему, по-мужски. И все-таки, он ни на кого не заглядывался, за исключением Софи. Ведь он не делал никаких попыток флиртовать с тобой, верно, Лотти?

– Конечно, нет.

– Ни с кем, кроме Софи. Между ними сложились очень галантные отношения, правда? Возможно, конечно, что он просто жалел ее. Да, так что я говорила… красивый и вежливый. Его манеры были просто безупречны… великолепный наставник, рекомендованный самим герцогом. Все было как нельзя лучше. Расскажи-ка, что именно выяснил Дикон.

Я рассказала ей все, что услышала о герцоге Орлеанском, о королевском дворце и о том, как со всем этим связан Суасон.

– У Дикона получилась складная история. Но если хорошенько поразмыслить, можно почти то же самое сказать о нем самом.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, мы ведь решили дать волю фантазии, не так ли? Ты нужна Дикону… Ты очень нужна ему, но еще больше была бы нужна, если бы смогла принести с собой нечто существенное. Полагаю, граф чрезвычайно богат. Естественно, все это должен был унаследовать Арман… Но если бы Армана не стало… похоже, что Софи, как говорят, можно сбросить со счетов, тогда все эти богатства должны достаться тебе.

– Прекрати! – воскликнула я. – Это… чудовищно.

– Ты же сама понимаешь все это. Видишь ли, если убрать с дороги Армана…

Я не могла избавиться от живых картин, которые рисовало мое воображение. Арман подходит к реке… кто-то поджидает его там… оставляет лошадь стреноженной… бросает возле реки шляпу… хоронит тело. Дикон весь день отсутствовал, в то время как Леон Бланшар провел первую половину дня с мальчиками в лесу, а во второй половине дня они занимались сортировкой своих находок. Дикона в доме не было, это я помнила точно. Он вернулся поздно.

– Чепуха, – возмутилась я.

– Конечно, чепуха Вообще все это чепуха. Ты увидишь, что Леон Бланшар вскоре вернется и все эти неувязки с герцогом Суасоном найдут свое объяснение.

– Есть один факт, который невозможно этим объяснить, – сказала я, – это исчезновение Армана… возможно, его смерть.

– Да, – Лизетта смотрела прямо перед собой, – возможно, одна из наших теорий все-таки верна. Вскоре после отъезда Дикона в замок явился тот самый человек, который приезжал к Леону Бланшару. Он хотел видеть моего отца. Однако тот отсутствовал, и ему пришлось оставить письмо.

Вернувшись, отец послал за мной. Я пришла в его гостиную и нашла отца взволнованным.

– Подойди-ка и взгляни на это, – сказал он, подавая письмо, привезенное гонцом.

Письмо было от Леона Бланшара. В нем он сообщал о невозможности вернуться к нам. Он нашел свою мать действительно серьезно больной, и хотя теперь она несколько оправилась, но все еще очень слаба. Он решил, что не может оставить мать, поэтому с сожалением сообщает нам, что не может продолжать занятия с мальчиками и вынужден поискать работу поближе к матери, чтобы иметь возможность постоянно ухаживать за ней. Он благодарил нас за счастливые часы, проведенные в замке.

К письму Леон Бланшар приложил записки для мальчиков, в которых говорилось, что они должны прилежно учиться и что Луи-Шарль должен обратить особое внимание на грамматику, в Шарло – на математику. Он будет вспоминать их и те хорошие отношения, которые сложились, когда он жил под крышей графа.

Трудно было представить себе более искренне написанные письма.

– И мы должны поверить в то, что этот человек – шпион, подосланный к нам Суасоном! – произнес отец.

– Читая такие письма, в это не веришь, – согласилась я.

– Ну что ж, – продолжил отец, – нам придется поискать нового наставника. Обещаю не привлекать к этому поиску Суасона! – добавил он, смеясь.

Я думала, что сказал бы Дикон, познакомившись с этими письмами.

Я была уверена, что он стал бы настаивать на том, что они подтверждают его подозрения.

Весь дом только и говорил о том, что Леон Бланшар не собирается возвращаться к нам. Мальчики были откровенно расстроены, и Шарло сказал, что они не будут любить нового наставника. Я объяснила, что это нечестно – плохо относиться к человеку, которого еще не видел.

– Все дело в том, что он не будет Леоном, – сказал Шарло.

Прислуга постоянно говорила о том, каким чудным человеком был Бланшар.» Настоящий шевалье «, – говорили они.

Несомненно, он умел очаровывать людей. Лизетта сообщила мне, что, по словам Жанны, Софи очень тяжело переживает отъезд Леона.

– Я думаю, это действительно самая трагическая часть всей этой истории, – сказала я. – Не знаю, получилось бы что-нибудь из их отношений, если бы он остался.

– Если он хотел, чтобы какое-то продолжение последовало, он, несомненно, предпринял бы какие-то шаги.

– Я в этом не уверена, – возразила я. – Здесь большую роль играют сословные различия, и я убеждена: такой человек, как Леон Бланшар, прекрасно сознавал это. Возможно, он был лишь галантен с Софи, а она, бедняжка, желая наконец порвать с той ужасной жизнью, которую вела, вообразила то, чего на самом деле не было.

– Несчастная Софи, – сказала Лизетта. – Его отъезд – настоящая трагедия для нее.

В эту ночь я проснулась оттого, что мне приснился какой-то ужасный сон. Я не могла понять, в чем дело. Затем я неожиданно осознала, что нахожусь не одна.

В первые секунды после пробуждения мне казалось, что я перенеслась в те давние дни, еще до моей свадьбы с Шарлем, когда я проснулась точно так же, как сейчас, и увидела Софи, стоящую возле кровати в моей подвенечной фате.

Я воскликнула:

– Кто здесь?

И тогда из полумрака выступила Софи. Она стояла возле моей кровати, сбросив свой чепец, и при лунном свете ее лицо выглядело нелепо.

– Софи! – шепнула я.

– За что ты меня ненавидишь? – спросила она.

– Ненавижу! Как ты можешь, Софи…

– Если это не так, то почему ты мне постоянно вредишь? Разве я, по-твоему, еще недостаточно пострадала?

– Что ты имеешь в виду, Софи? – спросила я. – Ради тебя я готова на все. Если бы это было в моих силах…

Она рассмеялась.

– Кто ты такая? Бастард. Ты приехала сюда и отняла у нас отца.

Я хотела возразить. Мне хотелось кричать:» Он никогда не был вашим, так как же я могла отнять его у вас!»

Софи стояла в ногах кровати – там же, где стояла в ту, другую ночь. Она сказала:

– Ты отняла у меня Шарля.

– Нет! Ты сама отдала его. Ты не захотела выйти за него замуж.

Она коснулась ладонью своего лица.

– Ты была там, когда все это случилось. Ты убежала с ним, бросив меня.

– О Софи, – запротестовала я, – все было не так.

– Ну, это было уже давно, – сказала она. – А вот Недавно ты сказала моему отцу – не будешь же ты это отрицать, – что Леон хочет на мне жениться… и ты убедила отца, что этого не следует допускать, поскольку он всего лишь учитель, а я – дочь графа. Я слышала, как ты разговаривала с ним возле крепостного рва.

– Это не правда. Я ничего подобного не говорила. Наоборот, я утверждала, что это будет хорошо и для тебя, и для него. Уверяю тебя, Софи, именно это я и говорила.

– И тогда его отослали отсюда. Появилась история с его матерью… а потом… что он вынужден остаться там и не сможет сюда вернуться. Это сделала ты.

– О Софи, ты ошибаешься.

– Ты думаешь, я ничего не знаю? Сначала ты пыталась представить его шпионом, ты и твой приятель… этот мужчина… этот Дикон. Ты же собираешься выйти за него замуж, разве не так?.. Когда мой отец умрет и все перейдет к тебе. А что с Арманом? Как тебе с любовником удалось убрать его с пути?

– Софи, это безумие.

– Теперь ты говоришь про безумие. Ты хочешь, чтобы обо мне говорили именно так? Я ненавижу тебя. Я никогда не забуду того, что ты со мной сделала. Я никогда не прощу тебя.

Я выскочила из кровати и бросилась к ней, но она выставила вперед руки, чтобы не дать мне приблизиться к ней. Она пятилась задом к двери, продолжая держать руки вытянутыми вперед. Выглядела она при этом как лунатик.

Я кричала:

– Софи… Софи… Послушай… Ты ошибаешься… во всем ошибаешься. Подожди, поговорим.

Но она отрицательно покачала головой. Я смотрела, как за ней захлопнулась дверь, а потом бросилась на кровать. Меня била дрожь.

ВИЗИТ В ЭВЕРСЛИ

Уныние воцарилось в замке. Я не могла забыть о ночном визите Софи и задумывалась, каким образом заставить ее признать правду. До последнего времени я не понимала, насколько сильно она ненавидит меня. Конечно, это началось лишь после появления Шарля; до этого она считала меня своей сестрой.

Возможно, я была слишком погружена в свои собственные дела и не уделяла ей достаточно внимания. Бедняжка, она была так сильно обезображена, потеряла возможность выйти замуж за мужчину, которого любила, а затем еще раз потеряла шанс на счастливую жизнь. Я была обязана постараться войти в ее положение.

Мария-Луиза объявила о своем намерении поступить в монастырь. Она уже давно подумывала об этом, а теперь, когда ее муж почти наверняка был мертв, ничто не удерживало ее в замке. Отец был рад ее решению. Он сказал, что это, быть может, несколько разрядит мрачную атмосферу в замке. Он очень беспокоился за меня.

– Ты очень рассчитываешь на Дикона, – сказал он.

– Нет, нет! – протестовала я. – Ничего подобного. Когда он приезжает, он создает… сложности.

– Но разве не сложности делают жизнь такой, что ощущаешь ее полной мерой, а без них… она становится несколько скучноватой?

– У меня есть дети и ты.

– Дети подрастают. Клодине уже почти тринадцать лет.

– Да…

В ее возрасте Меня ошеломили мои чувства к Дикону, и я даже мечтала выйти за него замуж. Шарло было почти шестнадцать, Луи-Шарль – чуть старше. Ничего не скажешь, они действительно выходили из детского возраста.

– А ты стареешь, моя дорогая, – продолжил отец.

– Конечно, как и все остальные.

– Почти тридцать четыре года назад я впервые увидел твою мать. Это было так романтично… сумерки… и она стояла там как видение из иного мира. Она тоже приняла меня за привидение. Я искал потерянную мной цепочку от часов и когда неожиданно оторвал глаза от земли, то заметил ее, испуганную моим появлением.

– Я знаю, ты мне рассказывал.

– Хотелось бы мне повидать эти места перед смертью. Лотти, тебе следует возвращаться. Тебе надо поехать в Эверсли. Ты должна решить свои отношения с Диконом. Мне кажется, ты любишь его. Это так?

Я заколебалась.

– Что такое любовь? Есть ли это возбуждение, вызванное кем-то… наслаждение его присутствием… оживление, когда он рядом, и в то же время понимание, что он жаждет власти, денег… и что готов почти на все ради этого… и невозможность доверять ему? Вот видишь, я пытаюсь находить в нем недостатки. Разве это любовь?

– Возможно, ты ищешь совершенство.

– А разве ты не искал… и не нашел его?

– Я никогда не искал его, поскольку никогда не верил в его существование. Я встретил его случайно.

– Ты нашел его, потому что ты был способен на глубокую любовь. Возможно, моя мать и не была совершенством.

– О нет, была.

– В твоих глазах, как и ты в ее. Разве ты совершенен, папа?

– Ни в коем случае.

– Но она считала тебя совершенством. Наверное, это и есть любовь. Иллюзия. Видеть несуществующее… и возможно, что чем больше человек любит, тем больше он обманывает себя.

– Мое дорогое дитя, мне хотелось бы знать, что ты счастлива, увидеть это при жизни… Пусть даже это означает расставание с тобой. Я познал величайшее счастье благодаря тебе и твоей матери. Кто бы мог поверить в то, что случайная встреча может привести к этому? Это была очаровательная ночь, там была она и был я…

Я нагнулась к отцу и поцеловала его.

– Я рада, что мы сумели порадовать тебя… И моя мать, и я. И ты знаешь, какие чувства ты всегда у нас вызывал. Я любила человека, которого считала своим отцом. Он был добрым, мягким… но ты… ты совсем другой. Ты был таким романтичным и величавым в своем замке. Это было чудесно узнать, что ты мой отец.

Он отвернулся, чтобы скрыть волнение. Затем сказал почти грубо:

– Я не хочу, чтобы ты продолжала жить здесь… старея, растрачивая свою молодость. Ты не похожа на свою мать. Ты больше способна позаботиться о себе. Она была невинна и наивна. Она не видела зла. Ты не такая, Лотти.

– Более… земная, – сказала я.

– Я бы сказал – более опытная. Ты больше, чем она, разбираешься в людях. Ты можешь понять недостатки человека, можешь их простить и, возможно, даже любить за них. Я часто думаю о Диконе. Он не святой. Но разве тебе нужен святой? С ними трудно жить. Я думаю, ты как-то по-особому любишь его и никогда не сможешь забыть его, что бы ни случилось. Как и он тебя. В нем действительно полно недостатков, но он, по-моему, храбрый и сильный мужчина. Я думаю, он мог бы стать отцом твоего ребенка… пока еще не поздно.

– Я не собираюсь покидать замок. Мне нравится здесь.

– Здесь царит печаль, и Софи в своей башне кажется чем-то вроде наваждения.

– Дети здесь счастливы.

– Они вырастут и начнут жить собственной жизнью. Я хочу, чтобы ты отправилась в Англию.

– Отправилась с Англию? Что ты имеешь в виду? В Эверсли?

– Да. Я хочу, чтобы ты взяла с собой детей, чтобы они увидели Дикона в его доме и чтобы вы все решили, чего вы действительно хотите. Думаю, ради этого тебе надо съездить туда.

– Я не оставлю тебя.

– Я предполагал, что ты скажешь именно это. Вот почему я решил отправиться вместе с вами. Я в изумлении уставилась на него.

– Да, – продолжал он, – я пообещал себе это сделать. Я слишком устал от замка. Я хочу отдохнуть от него. Я хочу забыть о том, что случилось с Арманом, забыть Софи, чахнущую в своей башне. Я хочу немного рассеяться. Что ты скажешь, если ты, я и дети отправимся в Англию?

Я продолжала изумленно смотреть на него.

Он сказал:

– Ты уже ответила. Я вижу радость в твоих глазах. Это хорошо. Я собираюсь сейчас же сказать об этом детям. Нет причин тянуть с отъездом.

Шарло пришел в страшное возбуждение, узнав о предполагаемой поездке в Англию. Так же отреагировала и Клодина. Луи-Шарль был так растерян, что мне тут же пришлось сказать, что мы возьмем его с собой, и Лизетта согласилась с этим. Я была счастлива слышать, как они строят планы, говорят об Англии, которой никогда не видели, и подсчитывают дни, оставшиеся до отъезда.

Мой отец рассказал им то, что сам знал про Эверсли. Клодина слушала его, сидя на корточках, положив руки на колени и мечтательно уставившись в даль. Шарло забрасывал его вопросами, а Луи-Шарль слушал в уважительном молчании – так он обычно вел себя в присутствии графа.

Оставалось четыре дня до отъезда, когда отец пригласил меня прогуляться с ним возле крепостного рва. Взяв меня за руку, он медленно произнес:

– Лотти, я не могу поехать вместе с вами. Остановившись, я в ужасе поглядела на него.

– Я позволил себе притвориться перед самим собой, что могу закрыть глаза на правду. Посмотри, как я задыхался, поднимаясь по склону. Увы, я уже не молод. И если мне станет плохо во время путешествия… или в Англии…

– Я буду рядом, чтобы заботиться о тебе. Он покачал головой.

– Нет, Лотти, я знаю лучше. У меня болит здесь… в груди. Именно поэтому я и хочу побыстрее убедиться в том, что ты устроила свою жизнь.

Помолчав несколько секунд, я сказала:

– Ты советовался с врачами? Он кивнул.

– Они говорят, что я уже немолод, мне нужно смириться с судьбой.

– Я думаю, следует немедленно отправить в Эверсли гонца. Ведь сейчас они готовятся к нашему приезду. И скажу детям, что мы никуда не едем.

– Нет! Я сказал, что это я не могу ехать. Ты и дети обязаны поехать туда.

– Без тебя? Он кивнул.

– Я принял именно такое решение.

– И оставить тебя здесь, больного!

– Послушай меня, Лотти. Я не болен. Я всего лишь стар и не смогу выдержать длинное утомительное путешествие. Это не означает, что я болен. Я не нуждаюсь в уходе. Если ты останешься здесь, ты все равно не сможешь ничем помочь мне. Ты не имеешь права разочаровывать детей. Ты отправишься с ними. Такова моя воля. А я останусь здесь. За мной хорошо присматривают. У меня верные слуги. А ты в свое время вернешься ко мне.

– Ты нанес мне удар, – сказала я.

Он пристально смотрел на воду во рву, а я задумалась, собирался ли он вообще ехать с нами.

Возбуждение молодых людей не могло не захватить и меня. В дорогу мы отправились верхом, решив, что экипаж – слишком медленное и громоздкое средство передвижения. Клодина скакала между мальчиками. Она становилась очень хорошенькой и похожей на мою мать. Наверное, это была одна из причин, по которой Клодина стала любимицей графа. Она была крепким подростком с сильной волей и слегка обижалась на покровительственное отношение мальчиков, пытавшихся опекать ее как маленькую девочку. Шарло стал красивым темноглазым брюнетом с живым быстрым взглядом. Луи-Шарля можно было принять за его брата. Они очень дружили, если не считать редких ссор, обычно кончавшихся потасовкой, поскольку оба отличались горячим темпераментом.

На ночь мы остановились на постоялом дворе, что их обрадовало. Мальчики разместились в одной комнате, а мы с Клодиной – в другой. Ей так хотелось поскорее продолжить путешествие, что она проснулась на рассвете и разбудила меня.

Она сказала:

– Для счастья здесь не хватает одного-единственного. Нашего дедушки.

– Ты только не вздумай сказать это как-нибудь при нем. Он это не одобрит.

Мы обе рассмеялись, но несколько печально, поскольку нам действительно не хватало его.

Морское путешествие тоже доставило детям массу удовольствия, а с момента, когда мы ступили на землю Англии, они не могли говорить ни о чем, кроме Эверсли. В Дувре нас встречал Дикон. Увидев его, Клодина бросилась к нему и обняла, в то время как мальчики стояли в стороне, улыбаясь. Дикон улыбнулся мне поверх головы Клодины, его глаза светились теплом, но я обнаружила в них и выражение триумфа, и тут же мелькнула мысль:» Даже сейчас он не может не думать о том, что победил «.

Но приезд еще не означал, что я приняла окончательное решение. Возможно, я совершила глупость, приехав сюда. Я боялась, что события закружат меня, и я не смогу принимать осознанные решения, а Дикона – я знала это – следовало опасаться. Он действовал на меня, как крепкое вино.

А какие воспоминания возвращались ко мне! Я давным-давно не видела Эверсли, но всегда ощущала, что здесь мой дом. Я не знала, почему это так, поскольку большую часть своей жизни в Англии провела в Клаверинге. Но здесь был дом моих предков. Он словно обволакивал меня; словно говорил: ты явилась домой. Оставайся дома. Это твой родной дом, Сабрина встретила нас очень тепло. Она была возбуждена не меньше молодых людей.

– Какой чудесный дом! – воскликнул Шарло.

– Но это не замок, – несколько презрительно добавил Луи-Шарль.

– Дома созданы для того, чтобы в них жить, – вставила Клодина. – А замки – чтобы осаждать их и отбиваться от врагов.

– В гражданскую войну и наши дома выполняли ту же роль, – сказала Сабрина. – Но сейчас давайте я покажу вам ваши комнаты, а дом вы осмотрите позже. Я уверена, что он вам понравится. Здесь есть где побродить, тут полно всяких уголков и закоулочков. Ваша мама хорошо знает его. Когда-то это был ее дом.

Дикон сказал, что утром, когда будет светло, он покажет им окрестности.

Мы отправились в отведенные нам комнаты. Я – в ту, в которой когда-то жила. Поднимаясь по лестнице, я ощутила некоторую печаль, поскольку, когда я была здесь последний раз, моя бабушка была еще жива… и мать тоже…

Сабрина понимала, о чем я думаю:

– Твоя бабушка скончалась с миром. Просто она не могла пережить смерть Сепфоры.

– Как и отец, – отозвалась я.

– Я понимаю, – она сжала мою руку, – но, милая моя Лотти, она бы не хотела видеть тебя здесь такой печальной. Она бы обрадовалась тому, что ты приехала.

Моя старая комната. Должно быть, прошло больше десяти лет с тех пор, как я последний раз была здесь, но я прекрасно помнила ее.

Сабрина сказала:

– Когда умоешься и переоденешься, спускайся вниз. Мы собираемся сразу же сесть за стол. Дикон решил, что вам следует хорошенько поесть с дороги.

Я умылась, переоделась. Спускаясь по лестнице, я услышала внизу оживленный разговор и смех. Все уже собрались в комнате для пуншей возле столовой, где, как я помнила, всегда собирались перед обедом. Я слышала высокий голос Клодины и хрипловатые мужские голоса.

Я вошла. На секунду все замолчали, а затем Дикон сказал:

– Ты помнишь этих близнецов, Лотти?

Сыновья Дикона! Им, должно быть, уже по двадцать. Неужели это возможно! Ведь я всегда представляла Дикона молодым человеком. Ему сейчас должно быть сорок три. У меня появилось ощущение, что прошлое ускользает от меня. Отец был прав. Если мы вообще собирались соединиться, следовало с этим поспешить.

Я хорошо помнила Дэвида и Джонатана. Они были Похожи на Дикона и друг на друга, что естественно для близнецов. Первым поцеловал мне руку Джонатан, а потом Дэвид.

– Я помню, однажды вы приезжали сюда, – сказал Джонатан.

– Мой милый мальчик, – сказал Дикон, – когда-то она жила здесь. Это был ее дом.

– Должно быть, интересно вернуться в места, которые были твоим родным домом, особенно если ты отсутствовал так долго, – заметил Дэвид.

– Это и в самом деле интересно, – ответила я, – но самое интересное, конечно, это видеть вас, вашу семью.

– Только не говори о моей семье, Лотти, – запротестовал Дикон. – Ведь это и твоя семья.

– Это верно, – подтвердила Сабрина. – Ну, что, похоже, все собрались. Давайте пойдем к столу? У нас очень темпераментный повар, и он будет метать громы и молнии, если мы позволим еде остыть.

Мы прошли в столовую, стены которой были завешаны гобеленами, в центре стоял стол, на концах которого стояли канделябры. Все выглядело великолепно. Сабрина села на одном конце стола, а Дикон – на другом, я – по правую руку от него. Клодина сидела между Дэвидом и Джонатаном, которых, как я заметила, забавляла ее двуязычная речь. Она очень хорошо говорила по-английски, поскольку ее обучала я, но иногда забывала, что мы находимся в Англии и переходила на французский, отчего братья-близнецы приходили в восторг. Луи-Шарль был молодым человеком, не терявшимся ни при каких обстоятельствах, так что между ним и Сабриной завязался разговор на смеси плохого французского – со стороны Сабрины – и отвратительного английского, на котором говорил Луи-Шарль. Дикон обращал внимание лишь на меня. Он постоянно наблюдал за мной, гордясь своей великолепной столовой, поданными блюдами и, как я была уверена, тем, что я все-таки поддалась его уговорам и решила навестить Эверсли.