Текст книги "Мир Чаши. Дочь алхимика"

Автор книги: Филипп Крамер

Соавторы: Ольга Серебрякова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– Кто таков? – спросила Каталин, стоя на расставленных ногах. Нож не блестел, уложенный вдоль предплечья острием вверх.

– Здравы буди, добры люди, – мягким и удивительно молодым голосом поздоровался дед. – Пустите к огоньку?

– Приветствую, – отозвалась Жозефина, садясь на попоне так, чтобы ее болезненная слабость выглядела леностью отдыхающей нобле. – Назовись, путник.

– Как хотите, так и зовите, а сам я сказитель и менестрель, могу балладу древнюю али новую спеть, байку какую рассказать, слухи свежие принести, песенку похабную для молодцов ваших сбренькать.

Постоянное преследование и, того паче, собственная слабость натянули нервы Жозефины в струну, и на миг ее охватило искушение отказать путнику в месте у костра, отправив его на постоялый двор, благо тот был неподалеку; но она быстро справилась с этим недостойным дочери древнего рода чувством.

– Подходи и садись, раздели с нами свои слова и наш огонь.

– Вот спасибочки, госпожа, вот и славненько… – Дед устроился по другую сторону костра, скрестив ноги и уложив рядом свой мешок – так бережно, что лютня не отозвалась звоном.

– Фердинанд… – тихо позвала Жозефина, – можешь Силой поделиться?

– Нет… – так же тихо отозвался ушан. – Я пытался несколько раз, когда у вас приступ еще был, и после уже, когда вы успокоились; не идет никак.

– Ладно, будем справляться так… – и уже деду: – Ты говорил про новости…

– А как же, говорил, – кивнул сказитель, опираясь на мешок. – Вот тут в соседнем селении скотина вся сбесилась, как Корней поела, да знахарь проезжий спас, хороший знахарь, травок сварил, взваром коров напоил, они и успокоились.

– А люди?

– А у людей ить все хорошо. Говорят еще, Карн вот-вот возьмут, – продолжал дед, отдаривая за гостеприимство.

– Карн штурмуют? – К счастью, костер скрадывал то, как широко распахнулись глаза ушедшей в свои мысли Жозефины. Это было полной неожиданностью, грозящей разрушить всю затею разговора с главой Альдскоу. Почему молодая графиня не сказала об осаде?.. Да уж…

– Да, почитай, уж не первую луну в осаде. Королевское войско вроде, а взять все никак не может, хотя там всех людей-то – старая графиня да сын ее, умом повредившийся. Может, в мамку – она-то сама тоже не шибко в уму…

Само то, что Карн держится – и, судя по всему, более чем успешно, – никакого удивления не вызывало: древний замок древнего рода чернокнижников строился, чтобы обороняться в том числе от собратьев по ремеслу, и был не то что зачарован от основания стен до шпиля самой последней башенки – сам раствор, скрепляющий камни кладки, замешивался под заговоры и заклинания, да и искусство строителей превосходило бытующее сейчас, и не на голову, а на все десять. Такой замок очень сложно взять и сам по себе, а уж когда там находится глава рода, он и вовсе неприступен – особенно сейчас, когда магическое искусство изрядно ослабло. Измором его взять тоже вряд ли получится – кладовые обширны, а опустеют – и маги найдут множество других способов накормить обитателей, кроме тянущихся по дороге подвод. В общем, королевским войскам предстояло еще очень долго долбить колдовские стены, и уйдут они, скорее всего, несолоно хлебавши. Знать бы еще, чем Карн ухитрился опять так разозлить корону…

– Ты говорил, что и древние сказания разумеешь. – Жозефина передвинула начавший было затекать локоть. Дед поспешил кивнуть, и она продолжила: – Я слышала, что близ Карна стоял еще один замок, который был уничтожен вместе с владевшим им родом во время Смены Ферзей…

– О, так это рядом с той деревней, где скотина сбесилась. Там дальше по дороге свороточка будет по правую руку, вот через деревню проедете и от последнего дома – по тропочке. Там холм увидите, Каменный Стол зовется, сверху как ножом срезанный. Под луной по тому холму бабка бродит привиденчатая, сына все зовет – когда пирогами заманивает, а когда проклятиями сыпет, а уж как бранится – заслушаться, хоть и на ненашенском. Местные на том холме по зиме каток заливают – эх, и хороший каток!..

Дед все болтал, а Жозефина поняла, что по пути в Карн обязательно надо будет заглянуть в это селение. Бабка, видимо, была главой рода, и звала она, конечно, своего старшенького – того, кто не погиб вместе с другими ее детьми и родичами, защищая замок, а спасся, присягнув на верность новой короне. И если она его зовет, значит, он не погиб…

Под побасенки сказителя, изрядно смахивавшего на престарелого плута, костровой разложил по мискам кашу и куски зайчатины, Жозефине заботливо положили заднюю лапу, не забыв и гостя.

– Еще была древняя баллада про хрустальное яйцо, из которого появился дракон, – не отрываясь от ужина, начала девушка. – В какой-то книге говорилось о подобных вещах, там они назывались Яйцами Сущности; об этом можешь рассказать?

– В легендах еще и не такое встречается. Есть, мол, яйца, из которых вылупляется всякое, только к каждому делу свое умение и понимание надобно. Вот, бают, решил один атаман ноблем стать – земли себе купил, замок построил, крестьян нагнал. Рисователь спесияльный герб ему нарисовал за большие деньги золотом, и поехал атаман с тем гербом в столицу – утверждать, значица. Да только ж нобль – это не просто земли да герб, это кровь и честь, а у того атамана были только деньги да гордыня немереная, так что как признали его – сразу в застенок и отволокли, а наутро голову отрубили. А что до яиц чародейских – сказывают еще, будто в древние времена они частенько с небес валились, на куски заоблачного железа похожие, а из них Всадники выводили себе своих скакунов летучих. Был даже особый человек от короны, с охранным знаком, который ездил и эти яйца у крестьян выкупал. Только они все реже падали, нынче вот совсем нет, а дед еще мой помнит, даже сам находил, на эти деньги и коровку себе справил…

Вот как. Значит, это не огненная стрела была послана неизвестным погубителем, а само Небо бросило под ноги дочери рода Всадников великий дар, опасный для очень многих, в первую очередь для самого короля. Тысячелетнее Знание взволновалось в крови, отдаваясь в стуке рванувшегося в небо сердца, в ушах засвистел ветер, а по бокам забили могучие крылья… Видение продлилось недолго, но навсегда впечаталось в душу памятью куда более глубокой, чем может обладать одно существо, окончательно вымотав едва оправившуюся после приступа девушку.

– Благодарю тебя, сказитель, – проговорила она усилием воли. – Говорил ты о многом и интересном. Благодарю за ужин, – северяне кивнули, – Фердинанд, поправь Круг, если надо. Доброй ночи всем. – Жозефина закуталась в плащ и, свернувшись на попоне, под притихшие разговоры канула в сон…

Она проснулась уже поздно – желтое солнце почти подобралось к макушке своего дневного пути. Каталин самолично поднесла ей брусничный взвар и снова лапу, на сей раз птичью – кажется, тетеревиную; наслаждаясь завтраком, ощутимо окрепшим телом и пронизывающей его Силой, девушка прислушивалась к очередной байке сказителя.

– …Ой, голова моя седая, чуть ведь не забыл – в столице-то, бают, дом у придворного алхимика сгорел, а пока горел, из огня дух пламенный вылез, место срамное показывал и такие же срамные шутки шутил, а потом сам же им рассмеялся и под землю сгинул.

– А давно ли пожар тот был? – вполне равнодушно поинтересовалась Жозефина, отхлебывая взвар.

– Давно, весной еще, почитай. Вот вы в Карн едете, у старой графини и спросите, ей многое ведомо.

– Откуда ты знаешь? – отставила кружку девушка. Недреманное предчувствие подняло голову, зашевелилось – а ведь совсем не так прост дед, как показывает, вовсе он не прост…

– Дорога-то тут одна, куда ж еще по ней ехать… И еще скажите скромному барду: прославлять ли мне в дороге моей щедрость неизвестной нобле или скупость дочери Серебряного Пика?

В грудь Жозефине словно влетела неслышная и невидимая, но до жути осязаемая молния; осознавая сказанное, она сделала лишний вдох, прежде чем смогла ответить:

– Откуда такие познания, добрый человек? – В своих людях она была уверена целиком и полностью: ни один из них не выдал бы ее даже под пытками, не то что в разговоре с мимохожим сказителем. Значит, или тайный подсыл, или… нет, подсылом быть не может – вернувшиеся вместе с Силой чувства внятно говорили, что никакого злого умысла и даже хитрости у старика не было. Мгновенно успокоившись, девушка приготовилась к разговору.

Дед усмехнулся, и глаза его засверкали не только острым, как клинок, разумом, но и знанием, данным не всякому.

– Все северные роды не от мира сего, летуны небесные, особенно те, кто королевских кровей. Все на Ветви пялились да на Корни, все в небеса стремились, а перед собой-то никто не смотрел и по земле считай что и не ходил… Вот и не простили вам ни гордости, ни силы, как времена-то изменились… – Он помолчал, покачивая головой. Жозефина не глядя достала из кошеля серебряную монету и перебросила сказителю через кострище. Тот ловким движением перехватил монетку, ладонь сжал, а разжал – ничего в ней уже не было. Явно довольный, сказитель продолжил: – А владык кровных видеть умею, учитель меня учил, много человек повидал, много знал… Силы у меня вовсе нет, к магии никак я не способный – глазами вижу, по разговору слышу. Владыку рядом с простым человеком поставить – разниться будут, как уточка, что по озеру неслышно скользит, шейку свою изогнув, от шатуна, через бурелом прущего. И Сила у них тоже разная бывает – кому горы сметать, кому озера в безводной степи разливать. А у вас Сила такая, что если взрастить ее да овладеть в полной мере, со всем пониманием и согласием, рыба в руки сама пойдет, птицы ночью петь станут, деревья будут расступаться, дорогу давать…

Поймав вторую серебрушку, дед не стал ее прятать сразу, а покрутил в удивительно ловких пальцах, любуясь солнечными бликами на ребре.

– Вот уж наградила, хранить буду, сколько жив… ладно, – опершись на посох, дед поднялся, взвалил на спину свой мешок, – пойду я, в стольном городе ярмарка скоро, много нового услышу… Кстати, говорят, что дочка алхимика-то, храмовая которая, из-под стражи сбежала с помощью магии отцовской, всех разметала, а королевскому магу и вовсе такой щелбан чародейский отвесила, что у него на лице кожа треснула так, что шрам остался. Сама же белого единорога оседлала и во Врата на нем уехала, – закончил дед побасенку под общий смех.

– Благодарствую, много интересного и полезного рассказал, – отсмеявшись, обратилась к сказителю Жозефина. – А обо мне, сделай милость, говорить не надо. Вернее, что хочешь говори, только так, чтобы на след наш не вышли, а если сумеешь в другую сторону направить – до гроба благодарна буду.

Он поклонился, показывая, что просьба будет исполнена.

– И еще, добрый человек: скажи, как тебя называть?

– Бардом называйте, – повторил дед, – али сказителем, менестрелем, скальдом. А ежели имя хотите… много у меня имен, до вечера перечислять буду.

– Выбери то, которое ты мне назовешь у моего костра.

– Прищуром зовите, – и, махнув на прощанье посохом, дед направился по зеленой траве к тракту. Жозефина тоже не стала задерживаться.

Не успело солнце заметно сдвинуться по небосводу, как отряд доехал до развилки, о которой говорил Прищур: от тракта вправо отделялась не то хорошо наезженная тропа, не то дорога: указатель около нее, любовно выточенный в виде ушастого и хвостатого зверя, гласил: «Каменный Стол».

Небольшое, дворов на двадцать, селение окружала низкая – примерно по колено пешему – каменная стена, древняя даже на вид. От обозначавших вход валунов тянуло охранной магией, явно ровесницей самой стены. Отряд беспрепятственно добрался до трактира, никем не остановленный, и Жозефина с ходу спросила у трактирщика, как следует ехать до давшего название деревеньке холма и правда ли там появляется призрак.

– Дух-то бродит, как не бродить! Как луна есть, так всенепременно. Сегодня краснолуние, бабка злая будет, зато ругательства послушать можно – ух как заворачивает! А до Стола я могу вам провожатого дать, хотите? Он вам сейчас покажет, а ночью сами езжайте. Тут недалеко, и версты не будет.

Откуда-то появился вихрастый мальчишка – почти ровесник Жана, что больно кольнуло Жозефину, – и повел их через селение, отказавшись подсаживаться к кому-то в седло.

– Итти тут недалече, а коники туда плохо ходят, оставить лучше.

Порешили, что коней оставить можно будет уже ближе к месту, и отправились верхами.

Тропа была продолжением главной деревенской улицы. Она пересекала ручей, потом шла на подъем и, отходя от старой дороги, заросшей, но все еще различимой, уводила к самому холму. Он был не очень велик и действительно не имел верхушки; сам подъем наверх, где тропа переставала бежать ровной нитью и начинала огибать холм по спирали, охраняла изваянная из камня сова ростом чуть меньше взрослого человека. Она все еще лучилась остатками сигнальной магии.

– Раньше таких много было, грят, – охотно пояснил мальчишка-провожатый, пока маги ощупывали изваяние, – укруг холма сидели, тока остальных утащили, а эта в матерой скале сидит, не вывернуть. Герб у них такой был, сова… а еще, совсем давно, тут ельфы жили, и, грят, совы-то им родня.

Почти сразу после совы отряд наткнулся на коновязь и обрадовался возможности оставить лошадей: те шли все более и более неохотно, а некоторые уже взбрыкивали, угрожая сбросить вершника. Со скакунами остался Лаки. Он улыбнулся, отсалютовал арбалетом и, лихо взведя его, уселся на коновязь рядом со своим жеребцом.

Дорога делала два витка, прежде чем взобраться на верхушку холма. Фердинанд, бормотавший что-то от самой каменной совы, последние шаги едва ли не бежал – так хотел скорее прикоснуться к тому, что он увидел еще там, на самом пороге. Отряд, ведомый мальчиком, поднялся и замер на кромке.

На ровной, как стол, верхушке холма как раз можно было уместить немалый, хорошо укрепленный замок, настоящую колыбель рода. Нечто, лишившее холм мягкой шкуры почвы, обнажило и оплавило скальное основание: под ногами был ровный гладкий сплошной камень двух или трех пород, оплетенный рудными прожилками; ни один мастер не смог бы так заполировать его, уподобив всеотражающему стеклу.

Но еще удивительнее камня были потоки Силы: хаотические, струящиеся, опутывающие и пронизывающие холм, они дышали первозданной мощью – но, по свидетельству Фердинанда, столь могучий источник был практически бесполезен: к чему самый глубокий и чистый родник, если оттуда никто не может зачерпнуть?.. Реки Силы были повсюду, но они не плескались свободно, а были замкнуты сами на себя и оттого закрыты для всех.

– Зато, – вдохновенно вещал ушан, – такой источник создает очень мощные магические возмущения верст на пять, не меньше… Никогда таких потоков не видел, только читал о них. Тут как будто огромную Силу собрали, а вложить никуда не успели…

– Сними защиту от наблюдения, не трать силы, – сказала Жозефина, вглядываясь, вчувствываясь в переплетение токов Силы. Маг облегченно вздохнул, будто сбросив с плеч посильную, но тяжелую и не слишком удобную ношу, а девушка продолжала стоять, чуть прикрыв глаза; если это действительно родовой замок отца, то…

Она прикоснулась к одному из потоков и зачерпнула из него. Так, удерживая руку против течения, черпают из горной реки…

…Такова разница между яблочным соком и игристым вином: первое – прохладное и прозрачное, успокаивает, укрепляет и помогает в болезни, а второе – шипучее и бурлящее, кружит голову и ищет выхода в танце, беге, бою. Для Жозефины это был словно глоток жизненной силы – она ощутила себя здоровой и сильной как никогда; ее собственные Потоки, обычно спокойные, ровно сияющие, плавно текущие, теперь играли искрящейся мощью, вспыхивали протуберанцами, всплескивали, то ускоряя, то замедляя свое движение. Даже в глазах ее отразился совершенно особенный блеск, приличествующий не скромной целительнице, а небесному воителю или даже скорее могучему магу, покорителю существ Корней.

– А правда, что у вас здесь зимой заливают каток? – спросила Жозефина у провожатого, сдерживая бурлящую в жилах Силу.

– Ага, когда снега много и можно бортики сделать. Зимой тут не страшно совсем, а чем ближе к Круглому Дню, тем страшнее, никто из наших сюда и не ходит. А сейчас жуть прям, через дюжину дней Кругляк и наступит…

Круглый День случался раз примерно в три года; это было время, когда оба солнца Чаши всходили не вместе, а одно за другим, будто играя в салочки или прятки – сменяя садящееся на западе белое солнце, из-за восточного горизонта всходило желтое, даруя вместо ночи еще один день. По государственному календарю эти полуторные сутки считались как одни обычные и всегда были праздником – кто-то молился о милости, полагая Круглый День наказанием богов (Корней или Ветвей – мнения делились примерно поровну), кто-то возносил Небесам хвалу, считая, что целые солнечные сутки не могут быть ничем кроме блага, кто-то просто отмечал свободное от всяких забот время. В Круглый День храмы и корчмы были полны народа, а назавтра обычно занимались подсчетом выручки и ущерба в равной степени. Жрецы, в зависимости от веры, почитали этот день особенным, маги же никаких изменений в потоках или плетениях не отмечали. Вряд ли род магов, обитавший в замке, считал иначе – просто, видимо, именно в Круглый День он пресекся, погибнув вместе со своим гнездом.

– Госпожа, – возник рядом ушан, – вам это место подвластно, Сила вас слушается. Можете поделиться? Покров – заклинание весьма утомляющее…

– Да, разумеется. – Жозефина протянула руку, и маг передал ей толстый прозрачный кристалл; один его конец был окован обычной сталью, в металлическом ушке болтался шнур.

– Вот через эту штуку. Это накопитель и преобразователь, а еще – индикатор… – Ушан забрал наполненный Силой кристалл, который теперь светился желтым. – Видите? Свободная Сила, разлитая в Чаше, которую вас учили собирать в храме Даны и с которой работает большинство магов, не дает цвета, только заставляет кристалл светиться. Сила, пришедшая с Ветвей, светится белым, голубым, бирюзовым, светло-зеленым. Красная – Корни, а желтая – самое основание Древа. Сразу видно, Призыватели…

Вовсе не было ощущения, что какая-то часть Силы ушла: из этого потока не приходилось зачерпывать, он словно пронизал Жозефину, сделав своей частью, и струился вокруг нее, по ней, сквозь нее, наполняя вновь, как только она тратила даже малую частицу своих сил. Она вновь осознала себя фокусом Силы, острием копья, тем, что, стягивая и возглавляя мощь гораздо большую, чем оно само, придает ей форму и смысл. Стоя здесь, она могла если не все, то почти все; и непривычная, шипучая Сила, льющаяся отовсюду, была ей подвластна, как огромный, подвижный и стремительный, опасный зверь полностью покорен тому, кого он считает хозяином, Вожаком, сиречь существом высшим, которому позволено все, несмотря на то что телесно тот слишком слаб, чтобы пережить даже один-единственный удар лапой – это не имеет значения, потому что сила Вожака вовсе не в этом. Вся первобытная мощь этого места сейчас принадлежала только ей и слушалась только ее, ибо только она одна из ныне живущих имела право на эту Силу – да, быть может, ее брат Альберт и сестра Элен, но где они сейчас?..

…Было даже жаль покидать каменное зеркало плато – таким дивным было ощущение потока, играющего и искрящегося равно и вокруг, и в теле, – это как войти в реку и стать рекой. Забрав коней, отряд вернулся в трактир и занял одну из комнат.

– Ждем темноты и возвращаемся. Времени у нас много, поэтому делаем так: мы с Фердинандом уходим заниматься магией, один из вас должен постоянно быть на страже. Выставьте дозоры и будьте вечером трезвыми, а до того делайте что пожелаете, в пределах селения. Сбор в комнате, как стемнеет.

Северяне согласно кивнули, вмиг распределили очередность, и следом за магами отправился Уиллас; остальные же пошли вниз – то ли к трактирщику, то ли во двор. Попросив северянина добыть ей кринку с несколькими тараканами и получив желаемое, Жозефина под водительством Фердинанда отработала уже знакомые заклинания ускорения и замедления и взялась за левитирование. После таракана в воздух поднялся табурет, а потом и сама заклинательница, заработав пару синяков при ударе о потолок – контроль собственных заклинаний всегда был сложнейшей частью магического искусства: мало создать плетение, нужно его удержать и суметь им управлять. Собственно, именно создание заклинаний и, паче того, их контроль утомляют магов в равной, а то и большей степени, чем сам расход Силы. Лучшее средство от подобного состояния, которое некоторые исследователи называют «заклинательной усталостью», – физическая работа, но многие ею пренебрегают, в особенности «кабинетные» маги. Жозефина же с детства привыкла много времени проводить на свежем воздухе, бегая, играя с братом и сестрой, а позже – обучаясь верховой езде, рукопашному бою и стрельбе из лука. Посему, ссыпав обратно выживших тараканов и поблагодарив Фердинанда за помощь в обучении, она подхватила лук и колчан и направилась к выходу из комнаты, намереваясь провести оставшееся время в тренировке не разума, но тела.

– Я тут вспомнил, – окликнул ее ушан, и Жозефина обернулась на голос, – читал про одного охотника с Даром. Изобрел он интересную штуку: брал стрелу и наполнял ее Силой, и такая стрела, по описанию, оленя била всегда наповал, а всякую мелкую дичь просто разрывало. Вам, возможно, было бы полезно.

– Интересно, – отозвалась девушка, вновь присаживаясь на табурет. – А как он это делал?

– Хм… без особых сложностей. В книге было написано: «…взял он стрелу, и легко провел по ней рукой, и влил туда часть Потока». Потоком раньше называли то, что сейчас мы зовем Силой… это не заклинание, а именно наполнение сырой энергией.

Словом «энергия» обычно пользовались «академики» – маги, имеющие фундаментальное магическое образование.

– А у вас сейчас может и вовсе хорошо получиться, с этой желтой энергией… Агрессивная она, ее вот на такие дела хорошо пускать. Я бы без преобразователя и вовсе к ней не прикоснулся, смертоубийство нам запрещено… вон два таракана напряжения энергий не выдержали, мне и их жалко.

– Мне тоже, – вздохнула Жозефина. Смерть как окончание, противоположность Жизни глубоко огорчала ее, а причинение смерти, пусть даже такому, казалось бы, ничтожному существу, как таракан, оставляло в ее душе несмываемые, ратным железом впечатанные следы. Она была не приучена горевать, отдаваясь своей печали и выпадая тем самым из привычного круга ежедневных дел и забот, а уж последние события такой роскоши и вовсе не позволяли, так что все копящееся внутри бродило подспудно, почти лишенное возможности влиять на мысли и поступки, но не уходило. Поговорить же об этом она ни с кем не могла – для северян, обожающих свою госпожу и преданных ей до конца, она должна быть сильной и твердой предводительницей, гордой Матерью воинов, а не распустившей нюни девчонкой; Фердинанд тоже ей равным не был и вовсе не стремился к этому, а кроме того, он юн – сорок лет для ушана не срок, они живут дольше и взрослеют медленнее людей. Разве что Меченый мог бы ее понять; понять и если не утешить, то как-то примирить с содеянным – ему более чем хватило бы и характера, и жизненного опыта, но Меченый был далеко (и отравлен по недоумию ею самой, которой он доверял…). К тому же если он будет слушать ее излияния, находясь «при исполнении», то ничего толкового он не скажет, а если как человек, равный с равным… вот прижмет он ее к груди, защищая, загораживая от мира и от нее самой, даря безопасность и спокойствие… а дальше? Дальше – бездна зеленоватых с карим глаз (Жозефина отчего-то была однозначно уверена, что второй цвет в его глазах – именно карий), источаемого телом тепла, кольцо рук на плечах и – подобравшаяся вплотную возможность натворить глупостей… Нет, этого позволить себе было никак нельзя, и желание выговориться кому-нибудь было решительно отправлено в очень долгий ящик, к предмету этого самого разговора, в подспудное брожение по самым дальним закоулкам души.

– …Можно выделить две разновидности магов, хотя, конечно, это применимо вообще ко всем людям, да и нелюдям тоже: знающие и чувствующие. Знающие изучают и знают все досконально, как я, например, все эти формулы, векторы, точки приложения Силы, кривые нарастания и угасания, ну и так далее. Чувствующим же сложнее отмерять, и не всегда они могут повторить некоторые плетения, зато не надо сидеть над книгами, достаточно самой Силы и правильно сформулированного пожелания…

– Судя по всему, я отношусь ко вторым, – заметила Жозефина – без особой, впрочем, печали.

– Да, вы правы, – кивнул ушан. – Вообще говоря, я стараюсь контролировать процесс вашего обучения, наблюдаю за потоками, за вашими плетениями и могу сказать одну удивительную вещь: вы стали сильнее. При рождении ваш Дар был очень слабеньким, отчасти поэтому вас оставили в покое и на относительной свободе, в отличие от вашего брата, которого загре… мм… отправили в магическую тюрь… да… Академию – его Дар проявился сразу как очень мощный.

– Я слышала, что у него Дар Всадника?

– Мм… нет, насколько я знаю, просто очень мощный магический Дар: дядюшка рассказывал ваш семейный анамнез, да… Так вот, в храме вас, конечно, подтянули, но развеять всю попавшуюся магию на половине трактира – это все равно, мм… многовато. Ваш магический резерв за время нашего знакомства ощутимо вырос, такое встречается, подобные случаи описаны учеными, но причины этого неясны. Я читал, что существовали заклинания, с помощью которых можно скрыть настоящую Силу ребенка, вернее, сдержать ее до достижения определенного возраста, но чтобы такое делали в нынешнее время – не слышал. Это большое искусство и большая Сила…

– Это мог сделать отец, чтобы защитить меня, – высказала предположение Жозефина, – но тогда странно, что он не сделал то же самое для брата… Может, потому, что наследница все же я как старшая дочь…

– Может, и так, а может, и нет… – вздохнул Фердинанд. – В мире вообще происходит то, чего не должно происходить по всем законам… Вот помните того перевертыша, которого вы своим дедовским ножичком в черную лужу обратили? Это существо с Корней, но бродить свободно такие не могут, они обычно действуют в месте призыва. Чтобы их так отпустить, нужна огромная Сила, одному человеку, насколько я знаю, недоступная; по крайней мере, в наше время.

– К слову, о сущностях. Вам известно, с чего началась моя история?

– Ну да, пожар в поместье. Ваша мать погибла, и вам пришлось спешно приехать. Я кое-что знаю об этом пожаре от дядюшки: он говорил, граница миров там ослаблена… Можно, конечно, расчертить очень сложную полиграмму и вызвать воплощение Всепожирающего Пламени…

– …но это слишком сложно, – закончила за него девушка. – Если требовалось всего лишь вызвать меня – неоправданно сложно. Есть гораздо более простые способы убийства… Но я не об этом, а о том нападении, когда у меня пытались забрать карту-Окно. Если против меня играет настолько сильный маг, то странно, что я все еще жива.

– Вероятно, он недооценил вас. В случае с совсем юной девушкой ее нестандартные действия, повышенная активность и аномальная живучесть явно выбились из вероятностной схемы, которую он построил, не зная вас и ваш образ действий. Так что ему приходится спешно подтягивать силы и учиться противодействовать вам буквально на ходу, попутно изучая вас и соображая, что еще вы можете выкинуть.

За окном окончательно сгустилась темнота, в дверь деликатно постучали.

– …Дальше я одна, – решительно заявила Жозефина, дойдя до каменной совы. Северяне хотя и считали, что если вдруг чего, так добрая сталь и против нечисти не помешает, но повиновались, тем паче что госпожа объяснила им, что ей вряд ли будет грозить опасность. Фердинанд буквально изнывал от желания посмотреть на столь редкое магическое явление, да еще и в таком месте, и получил совет взлететь на сосенку повыше – благо слева от холма стеной поднимался густой бор – и оттуда, как в амфитеатре, наблюдать за происходящим. Бойцы остались рядом с каменным стражем, взведя арбалеты, ушан растворился в сумерках, особенно густых у подножия леса, а Жозефина пошла дальше по поднимающейся спирали тропы.

Красная луна взошла, когда она ступила на кромку холма – границу между живой землей и отполированным неведомой силой камнем. Потоки знакомо оплели девушку, делясь Силой, баюкая и согревая ее, но сейчас Жозефина не отдавалась их ласкающей, подвижной игре, а сосредоточенно ждала: ждала того, что, как она чувствовала, даст ответы на старые вопросы.

Ночное око начало подниматься, осветив Каменный Стол – и Потоки в центре плато сплелись, обретая некий порядок, выстраиваясь в единую струю; воздух там помутнел, замерцал, будто бы истечение Силы стало видимым и обычному глазу, и в его мерцании соткалась почти непрозрачная и не принадлежащая этому миру фигура. Жозефина ступила на камень и пошла к ней.

Это действительно была очень немолодая женщина, но только селяне и могли назвать ее бабкой – пусть время и оставило свои глубокие следы на ее теле, но не смогло украсть ее природную красоту и умалить величие и силу, внятные всякому, кто жил среди людей. Дочь Серебра остановилась за десять шагов и поклонилась величественной старухе, Матери рода ее отца.

– Явилась выгнать нас и отсюда?! – Выплеск ярости так ударил по обнаженным, чувствительным нервам эмпата, что, не будь Жозефина сама магом и нобле, сознающей свое право находиться здесь и отчаянную необходимость получить ответы, она бы попятилась, а затем и вовсе бросилась прочь. – Вы, поднебесные чистоплюи, лишили нас крыльев и изгнали с нашей земли!.. Вы ничего не смогли или даже не захотели им противопоставить, а мои дети сражались до последнего! Они все погибли в бою, и я была последней: я видела, как они ушли, один за другим! И только старшего моего сына нет ни среди мертвых, ни среди живых…

– Его зовут Себастьян? – отреагировала Жозефина на самое важное из сказанного могучей старухой. Остальное тоже немаловажно, но это можно узнать и потом…

– Я не знаю, о ком ты говоришь, девочка с Высоких холмов, – у нее не осталось высокомерия – в нем не было никакой нужды; только застарелая усталость и безнадежность. Одиночество тоже осталось там, далеко, на камнях ее замка, которые стали пылью вместе с залившей их кровью ее детей.

– Мы – родичи… – терпеливо продолжала Жозефина; не дослушав, старуха перебила:

– Наши роды разделились очень давно, в нас не осталось общей крови! Говори, зачем пришла сюда, и уходи. Вы нас изгнали, а потом отказались от нас, но Реннан отомстит вам.