Текст книги "Решетка"

Автор книги: Филипп Керр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)

Часть третья

«Вся проблема в следующем; как лучше вписаться в эту безликую свалку, отвратительную груду бесформенных, абсолютно случайных форм, этот гигантский окостеневший монумент извечному противоборству благородных и утонченных форм, с одной стороны, и пугающе уродливых творений самой низкой пробы, с другой? И как нам донести до мира отсюда – с верхушки этого изысканного и завораживающего душу архитектурного творения – благую весть об истинной красоте, благородстве чувств и подлинно возвышенном стиле?»

Луис Салливан – об архитектуре высотных офисов.

Вначале на Земле не было Количества. И тогда сказал Человек: «Пусть будут Числа, чтобы предметы можно было сравнивать». И появились Числа. И выделил Человек Числа из множества. И сказал Человек: «Нужны способы исчисления линейно-квадратичных задач, чтобы Числа были не сами по себе, а подчинялись определенным законам». И назвал Человек эти законы Математикой. И сказал Человек: «Многие измерения и вычисления нуждаются в использовании нуля в качестве полноценного числа, а также точки и запятой для выделения части числа больше или меньше единицы». И назвал он такую систему представления чисел Позиционной Записью. Человек по имени Лейбниц считал, что единица – это Бог, а нуль – пустота. И решил Человек заменить все числа, записанные десятью цифрами, на комбинации только этих двух – нуля и единицы. И назвал Человек такие числа Двоичными, или Бинарными. Числа приобрели более простой вид, но стали длиннее, поэтому для их запоминания требовалась огромная Оперативная Память. И сказал Человек: «Создам я машину для запоминания таких чисел и назову каждый нуль или единицу в числе Битом, а набор из 8 Битов – Байтом и буду составлять слова из нескольких Байтов». Это было начало. И назвали такие машины Компьютерами. На этом заканчивается первая ступень познания. Ты и в самом деле хочешь продолжать? Ответь ДА или НЕТ. Как хочешь, но тебя предупреждали. Учти – числа бесконечны. Все в мире есть число, и число это прекрасно. Потому что любое число означает какое-либо действие, и любое действие может быть записано в численном виде; введение числа ведет к получению нового числа, которое снова вводится в систему, и т.д. 140 – данные постоянно преобразуются в форму, все полнее отвечающую заданным операциям, и так до бесконечности. Именно числа создают весь окружающий мир.

Благодаря вычислительным машинам каждое число приобретает значение реально выполненного физического акта. В результате возникает ощущение абсолютной непогрешимости ваших действий, и при этом затрачивается минимум энергии. Действительно, если все сводится к набору случайных чисел, то над всем господствует хаотическая природа мироздания, или, если пользоваться вероятностным подходом, усредненная устойчивость, сбалансированный порядок и средневзвешенный закон. Не так ли? В наше время нет ничего даже относящегося к малоприятной стороне существования, что не было бы описано статистически, в процентах. А ведь, по сути, это не выход, а всего лишь тупик, дурень.

Когда-то миром управляли, гадая по птичьим внутренностям. Пережиток прошлого. Теперь им управляют с помощью Чисел, а место истинного знания и учения заняла примитивная Вероятность. Армии жрецов – всевозможных статистиков и программистов, приставленных к машинам, – занимается лишь скрупулезным отбором средневзвешенных вероятностей для подкормки своих Компьютеров. Фаззи-Ваззи был медведь. Фаззи-Ваззи стал лысеть. А был ли этот Фаззи-Ваззи и в самом деле таким пушистым, да и был ли он вообще?

Эти Числа вездесущи.

Даже самые примитивные из них наделены могуществом. Циклические. Золотые. Апокалипсические. Кабалистические. Иррациональные. Звериные. Когда-то человек по имени Святой Иоанн выбрал в качестве звериного число 666, потому что каждая из составляющих его цифр самую малость недотягивает до счастливой семерки. Уже совсем скоро грядет будущее, где всему будет присвоено свое число, и Его Величество Число воцарится на Земле. Как это страшно! Ведь сосчитан будет каждый камень, каждая травинка, каждый атом и каждый человек.

* * *

ВЫБЕРИТЕ НУЖНЫЙ ВАМ ЯЗЫК НАЖАТИЕМ КЛАВИШИ:

АНГЛИЙСКИЙ, КИТАЙСКИЙ, ЯПОНСКИЙ, ИСПАНСКИЙ, ДРУГОЙ

– Добро пожаловать в представительство корпорации "Ю", самое совершенное здание во всем Лос-Анджелесе. Привет! Меня зовут Келли Пендри, и я хочу вам помочь. Вас не впустят без предварительного приглашения. Мы будем рады вас принять, но будьте добры вначале связаться с нами. Поскольку наш офис полностью компьютеризован, мы не пользуемся бумажной почтой. Если вы хотите что-то сообщить о себе, пожалуйста, воспользуйтесь кодом нашей электронной почты из телефонной книги или узнайте его в справочной, расположенной в конце площади. Если вам назначена встреча или вы прибыли в качестве официального уполномоченного, сообщите, пожалуйста, ваше имя, название фирмы и имя человека, с которым у вас назначена встреча, а после этого ждите дальнейших указаний. Прошу говорить медленно и членораздельно, поскольку ваш голос в целях безопасности записывается в цифровом коде.

Фрэнк Куртис встряхнул головой. Он был наслышан о голографических изображениях, даже видел их несколько раз в магазине электронных новинок на Сансет-стрит, но никогда не рассчитывал, что самому придется говорить с одним из этих миражей. Обернувшись, он кивнул через плечо Натану Коулману:

– Напоминает экскурсию по киностудии, где снимают фантастику. Кажется, что из бассейна вот-вот выскочит живая акула.

– Относись к этому как к обычному автоответчику, – посоветовал Коулман. – Эту штуку я ненавижу не меньше.

И, несколько раз откашлявшись, Куртис заговорил механическим голосом, будто сдавал экзамен на телевизионного диктора. Чувствовал он себя премерзко и не мог избавиться от ощущения, что разговаривает с телевизором, хотя перед ним светилось, как живое, трехмерное изображение ослепительной блондинки, бывшей ведущей популярной передачи «Доброе утро, Америка». Но поскольку никаких признаков дежурного охранника в холле он не обнаружил и не знал, где того искать, особого выбора у него не оставалось.

– Следователь, сержант Фрэнк Куртис, – произнес он не слишком-то убедительно. – ПУЛА, Полицейское Управление Лос-Анджелеса, отдел убийств. – И, задумчиво потерев, подбородок, добавил: – Я не очень уверен, что нас здесь ждут, мэм. Мы здесь по поводу объекта 187 – другими словами, того самого покойника.

– Благодарю вас, – очаровательно улыбнулась красотка. – Будьте добры присесть и подождать около пианино, пока ваше сообщение будет проверено.

Но Куртис проигнорировал огромный кожаный диван и подтолкнул Коулмана к конторке, выполненной в форме подковы, за которой разместился этот сверкающий символ американской женственности. Его разбирало любопытство, когда корпорация "Ю" состряпала эту голограмму с Келли Пендри – до или после того, как та снялась в юбилейном видеоролике «Плэйбоя».

– Разрешите представиться – следователь Натан Коулман. Полиция Лос-Анджелеса, отдел убийств. Приятно встретиться, милашка. Я всегда был одним из твоих преданнейших поклонников. Воистину величайших.

– Благодарю. Пожалуйста, присядьте, пока проверят ваши данные.

– Дурацкое чувство, – пробормотал Куртис. – Будто разговариваешь сам с собой, тебе не кажется?

Усмехнувшись в ответ, Коулман перегнулся через конторку и осмотрел стройные ноги прикованной к креслу дамы.

– Не могу разобраться, Фрэнк, но что-то в этом роде. Как думаешь, эта очаровашка не забыла надеть трусики?

Но Куртис проигнорировал вопрос своего молодого напарника.

– Появится, черт возьми, здесь кто-нибудь? – Он нетерпеливо прохаживался мимо подковы письменного стола, громко выкрикивая приветствия.

– Пожалуйста, потерпите, – успокаивала их Келли. – Я пытаюсь передать ваш запрос.

– И они называют этот лепет английским языком? – возмутился Куртис.

– Знаешь. Келли, ты и в самом деле красотка. В старших классах, насколько я помню, я был просто помешан на тебе. В самом деле. И мне хотелось бы поболтать с тобой на эту тему. Кстати, когда ты кончаешь работу?

– Корпус закрывается в пять тридцать, – ответила Келли, ослепительно улыбаясь своей рекламной улыбкой.

Наклонившись поближе, Коулман ошарашенно потряс головой: отчетливо просматривался даже блеск помады на губах.

– Отлично. А как ты отнесешься, если я подожду тебя у выхода? Прокатимся ко мне домой. Перекусим, получше узнаем друг друга, а после немного развлечемся.

– Так-то ты обращаешься с дамами, Нат, – заметил Куртис. – Неудивительно, что ты до сих пор холостяк.

– Да брось. Келли, что ты там лепечешь? Перед тобой настоящий мужик вместо всех этих мямлей.

– Простите, сэр, но я предпочитаю не смешивать интересы дела и собственное удовольствие. Куртис громко хохотнул:

– Господи Иисусе, да у нее почти такие же мерзкие манеры, как у тебя.

Коулман только криво ухмыльнулся:

– Ты прав. Эта юная леди чистый сахар. То что надо.

– Благодарю за ваше терпение, джентльмены. Пожалуйста, пройдите в стеклянную дверь позади конторки к лифту и отгоните вашу машину в подземный гараж, там о ней позаботятся.

– Вот еще что, дорогуша. Нас с приятелем интересует, ты действительно можешь трахнуться с первым встречным? Мы даже с ним поспорили на этот счет. Он утверждает, что так оно и есть. А я ему не верю. Что на это скажешь?

– Нат! – громко окликнул его Куртис, уже проходивший в стеклянную дверь.

– Приятно провести день, – сказала Келли, продолжая улыбаться, словно стюардесса во время демонстрации спасательного жилета.

– И тебе того же, милашка. И тебе. Только не забывай меня, договорились?

– Ради Христа, Нат! Тебе не кажется, что для этих занятий еще рановато? – проговорил Куртис, заходя в лифт. – Ты просто дегенерат.

– Это точно.

Куртис попытался отыскать на стенке лифта панель с кнопками и номерами этажей.

– Забыл? – напомнил ему Коулман. – Это же суперздание, и никаких тебе дурацких кнопок. Вот зачем записывали наши голоса внизу. Итак, попробуем воспользоваться этой штукой. – И приблизился к перфорированной панели, рядом с которой был изображен мужчина с приставленной ко рту ладонью, сложенной лодочкой. – И сделаем так, как показано на этой иконке. В подвал, пожалуйста.

Взглянув на ту же картинку, Куртис заметил:

– А я подумал, что у него отрыжка или что-нибудь в этом роде.

– Ладно, не прикалывай.

– И почему ты назвал этот значок иконкой? Здесь что, святой изображен?

– Да потому что именно так их называют ребята, которые возятся с компьютерами. Иконки. Куртис только недовольно фыркнул:

– Ну, конечно, что могут эти придурки знать о настоящих святых?

Двери лифта беззвучно закрылись. Куртис уставился на люминесцентный экран, на котором значились номер этажа, куда они направлялись, направление движения и точное время. Казалось, что ему просто не терпится побыстрее приступить к работе, но, по правде говоря, в кабине лифта он всегда испытывал легкую клаустрофобию.

В отличие от холла в подвале было полно копов и судебно-медицинских экспертов. К ним направился громадный полицейский в штатском из отдела регистрации преступлений, весивший никак не меньше трехсот фунтов и державший в огромных, размером с конское седло, ладонях раскрытый блокнот. Полицейского звали Уоллес, но в центральном полицейском управлении он больше был известен под кличкой Гудок из-за ярко выраженного южного акцента и тягучей манеры речи, сильно напоминавшей одноименного героя одного из популярных мультфильмов.

Куртис недовольно прикрыл ладонью раскрытый блокнот и произнес:

– Убери-ка эту штуку. Гудок. В этом офисе бумажная переписка не в ходу. Послушай, эта дамочка наверху ввела нас в сильное искушение.

– О чем ты? Я сам придерживаюсь римско-католической веры, но вот что тебе скажу. Никогда не поймешь, я говорю, никогда не поймешь, как лучше поступить – то ли попросить у нее прощения, то ли просто оттрахать ее как следует.

– Нату даже удалось раздобыть ее телефонный номерок. Не так ли. Нат?

– Ну да, – живо откликнулся тот. – У нее же огромный блат в «Эй-ти-энд-ти».

Пошевелив губами и попытавшись разобрать собственные каракули. Гудок взъерошил растопыренной ладонью шевелюру и покачал головой.

– Ладно, к черту эти записи. Сплошная мелочевка. – Он с треском захлопнул блокнот и подтянул брюки. – Мы тут нашли одного парня, я говорю, нашли мужика со следами удара чем-то тупым по башке. И сообщил об этом – как это тебе понравится, Фрэнк? – сообщил не кто-нибудь, а этот проклятый компьютер. Понимаешь, не какие-то там случайные свидетели или соседи, а машина? Звонок поступил в центральную диспетчерскую в час пятьдесят семь ночи.

– Что ж, просто один компьютер звонит другому, – прокомментировал Коулман. – Наверное, скоро это будет самая обычная вещь. Наше будущее, так сказать.

– Твое будущее – я говорю, твое будущее, сынок, но только не мое.

– Любезно с их стороны, что они вообще поставили нас в известность, – добавил Куртис. – И во сколько вы прискакали сюда. Гудок?

– Около трех утра, – ответил он, не сумев сдержать зевоту. – Прошу прощения.

– Не за что. – Куртис взглянул на свои часы. Было всего полвосьмого.

– Итак, кто же этот несчастный?

Вместо ответа Гудок ткнул пальцем между двумя следователями.

Обернувшись, Куртис и Коулман увидели тело высокого чернокожего мужчины, лежавшее на полу рядом с одним из лифтов. Его синяя униформа была залита кровью.

– Сэм Глейг. Ночной охранник. Но не больно-то опытный, как можно заключить из случившегося. – И заметив в глазах Куртиса недоумение, добавил: – Я и говорю, ты ведь тоже, наверное, подумал – охранник, а позволил себя прикончить, не так ли?

Недалеко от них полицейский фотограф уже складывал треножник от фотокамеры. Узнав его, Куртис смутно припомнил, что зовут того, кажется. Фил.

– Привет, Фил. Закончил уже? – спросил Фрэнк, оглядывая кабину лифта.

– Да уж, все здесь облазил, – сказал фотограф, показывая ему перечень сделанных им кадров. Куртис приветливо улыбнулся:

– Похоже, здесь наберется на целый альбом.

– Собираюсь проявить и отпечатать пленку еще до сегодняшнего ленча.

Засунув руку в карман плаща, Куртис достал кассету с 35-миллиметровой пленкой.

– Слушай, сделай одолжение, – попросил он, – посмотри, что здесь, не возражаешь? Она ужас сколько провалялась в моем кармане, и я не помню, что на ней. Все собирался сдать ее проявить, но сам знаешь, как это часто бывает.

– Конечно. Что за вопрос.

– Большое спасибо. Буду очень признателен. Только не перепутай пленки.

Сэм Глейг лежал, сложив руки на животе и согнув ноги в коленях, а ступни его длинных ног еще покоились на полу кабины лифта. Если бы не кровь, он выглядел, словно пьяница, рухнувший у дверей родного дома. Куртис аккуратно перешагнул через лужу крови, которая обрамляла его голову наподобие нимба, и присел на корточки, чтобы рассмотреть получше.

– Кто-нибудь из патологоанатомов уже внешне обследовал его?

– Чарли Зайдлер, – ответил Гудок. – Он сейчас, полагаю, в сортире. Не желаешь осмотреть их чертовы туалеты, Фрэнк? В их сортирах одновременно можно почистить зубы и узнать по радио точное время. Я потратил целых десять минут только на то, чтобы разобраться, как там спускают воду.

– Благодарю, Гудок. Запомню на всякий случай, – кивнул Куртис. – Судя по всему, кто-то крепенько шарахнул этого парня.

– Да уж, – согласился Коулман. – Башка у него сейчас здорово смахивает на голову какого-нибудь монстра из «ужастика».

– А ведь здоровенный был парень, – сказал Гудок. – Шесть футов и два, а может, и целых три дюйма.

– Во всяком случае, выглядел вполне прилично, чтобы суметь постоять за себя, – заметил Куртис, многозначительно постучав пальцем по закрепленному на поясе у Сэма девятимиллиметровому автоматическому револьверу марки «Зиг».

– Взгляни-ка сюда. – Он отлепил липучку, удерживавшую револьвер в кобуре. – Все на месте. Похоже, он не ожидал нападения.

– А может, это был кто-то из знакомых, – предположил Коулман, – кому он доверял.

– Доверие тут ни при чем. При росте шесть футов и три дюйма, да еще если у тебя на поясе автоматический «зиг», неизбежно появляется беспечность, – заметил, выпрямляясь. Куртис. – И вряд ли кто может сильно напугать, если только он не вооружен.

Выйдя из кабины, Куртис наклонился к уху напарника:

– Узнаешь его?

– Кого? Жертву?

– Это тот самый малый, что первым обнаружил мертвого японца. Мы еще допрашивали его, припоминаешь теперь?

– Может, и так, Фрэнк. Только согласись, довольно трудно опознать лицо, целиком залитое кровью.

– У него на значке имя.

– А, ну конечно же. Ты прав, Фрэнк. Прощу прощения.

– Разумеется, прав. Но побойся Бога, Нат, ведь мы оба встречались с ним всего семьдесят два часа назад. – И, осуждающе покачав головой, Куртис доброжелательно улыбнулся. – Где же ты был все это время?

– Последние семьдесят два часа, – вздохнул Коулман, – занимался рутинной работой в родном отделе по расследованию убийств.

– Прекрати, – сказал Куртис, – а то я сейчас расплачусь.

– Гудок, а кто первым появился на месте происшествия?

– Полицейский Кэлвин Эрнандес.

Из толпы вышел патрульный – в униформе, с перебитым носом и огромными усищами в стиле вождя Сапаты – и молча остановился перед тремя, полицейскими в штатском.

– Меня зовут сержант Куртис. А это следователь Коулман.

Эрнандес молча кивнул. У него был довольно угрюмый вид, а-ля Марлон Брандо.

Слегка наклонившись к нему. Куртис втянул воздух ноздрями.

– Чем это от тебя так несет, Эрнандес?

– Лосьон после бритья, сержант.

– Лосьон? Какой же, интересно, марки, уважаемый?

– "Одержимость".

– В самом деле? А ты. Нат, уловил этот запах?

– Так точно, сэр.

– Чтобы от полицейского так дивно пахло... Словно в каком-нибудь Беверли-Хиллз, тебе не кажется, сынок? Осклабившись, Эрнандес пожал плечами:

– Моя жена считает, что это намного лучше, чем запах пота.

Куртис приоткрыл полу своего плаща и понюхал у себя под мышкой.

– Я не хотел сказать...

– Ну ладно, Кэлвин, так что же все-таки здесь произошло, когда ты весь в своем лосьоне заявился сюда сегодня ночью?

– В общем, сержант, мы в паре с полицейским Куни прибыли сюда в два тридцать ночи. В наши обязанности входит проверять сигнализацию дверей и все такое прочее. И вдруг мы заметили, что дверь не заперта. Тогда мы заглянули в фойе, где и встретили эту самую Келли Пендри на вахте у входа. – Эрнандес передернул плечами. – Ну, она объяснила нам, куда пройти, и сказала, чтобы мы спустились на лифте в подвал. Так мы попали сюда и обнаружили тело этого парня. – Он ткнул пальцем в сторону залитой кровью кабинки лифта.

– Ну и что дальше?

– Куни позвонил в управление по поводу объекта 187, трупа то есть, а я осмотрел все вокруг. Конторка охранника в вестибюле выглядит так, словно он только что ее покинул. Там остались термос и бутерброды.

– А как насчет самих строителей? Им об этом происшествии уже сообщили?

– Я разыскал в компьютере список ответственных за строительство корпуса. Понимаете? Ну, там прораб, мастера и так далее. А потом позвонил своему отцу.

– Отцу? Какого черта?

– Он когда-то работал на стройке. Монтажником. Мне подумалось, он подскажет, кому лучше позвонить. И он посоветовал связаться с комендантом, который контролирует ход строительства и инструктирует мастеров. Короче, я не рассчитывал, что это будет женщина. Там было напечатано просто – Э. Хасси. Может, стоило позвонить кому-нибудь другому. Во всяком случае, она обещала прибыть сюда как можно быстрее.

– Да нет, зачем звонить кому-то другому – это и в самом деле входит в ее обязанности. Она отвечает за весь ход работ. Кроме того, поскольку она и так работает в этом здании, ей пора бы уже появиться.

Тут Куртис заметил Чарли Зайдлера, направлявшегося к лифтам, и махнул тому рукой.

– Спасибо, Эрнандес. Пока все. Привет, Чарли!

– Похоже, теперь нам все время придется здесь встречаться, как думаешь? – сказал тот вместо ответного приветствия.

– Недаром же они окрестили это здание «разумным», – заметил Куртис. – Настоящее горе от ума. Итак, что по этому поводу пишет ваш «Ридерс дайджест»?

– Дело в том, что у него на голове не одна, а несколько ран, – медленно произнес Зайдлер. – И это исключает возможность, что он просто упал и ударился головой.

– Похоже, ты прав – вряд ли можно так трахнуться башкой, если случайно наступить на развязавшийся шнурок. Выходит, это не несчастный случай.

Но Чарли продолжал рассуждать с прежней методичностью:

– Лужа крови вокруг трупа свидетельствует о том, что уже после того, как он упал, его продолжали бить по голове каким-то тупым предметом. Но... но... лучше тебе самому взглянуть на это, Фрэнк.

Зайдлер вошел в лифт, пригласив Куртиса следовать за ним.

– Компьютер, – обратился он к машине, – закрой двери, пожалуйста.

– Какой этаж, сэр?

– Пожалуйста, оставь лифт на месте. – Чарли показал пальцем на внутренние створки закрывшихся дверей. – Обрати внимание. Видишь, больше всего крови на высоте груди. А снаружи на дверях крови совсем нет. И ни на одном из верхних этажей. Я только что все проверил.

– Что ж, это довольно важное наблюдение, Чарли.

– Мне тоже так думается.

– Итак, ты считаешь, что его ударили после того, как двери лифта закрылись?

– По крайней мере, все говорит за это. На руках у него я не обнаружил никаких синяков, а они бы там были, если бы он защищался. Похоже, ударили его сзади.

– А чем его могли ударить? Что это было, по-твоему? Палка? Обрезок трубы? Или камень?

– Не исключено. Но кабина лифта слишком мала, чтобы размахнуться там длинным орудием, тебе не кажется? Надеюсь, к полудню, после осмотра тела, у нас будет больше информации. – И приблизившись к микрофону, Зайдлер скомандовал: – Открой двери, пожалуйста.

– Вижу, ты уже насобачился обращаться с этой штуковиной, – усмехнулся Фрэнк.

– Это всего лишь обычная дверная щеколда, не более того.

Они вышли из лифта.

– Когда-то ребенком я жил в Нью-Йорке, – вспомнил Куртис. – Мой отец работал там на фирме «Стандард Ойл». У них были специальный лифтер и диспетчерская. Диспетчерскую я особенно хорошо запомнил. Напротив каждого этажа были такие панели с лампочками. Когда одна из них загоралась, диспетчер отправлял туда лифт, а когда тот освобождался, то кабина снова опускалась к нему. Он был словно регулировщик на перекрестке. – Куртис махнул рукой в сторону сверкающих лифтов Решетки. – Только взгляни: компьютеры выполняют за человека всю работу. И того диспетчера, и лифтера. Немного подождать – и нас с тобой тоже заменят машины.

– Я лично не имею ничего против компьютеров, – зевнул Зайдлер. – Уж больно грустные у тебя для начала дня мысли.

– Хорошо, я припомню тебе твои слова, когда попадешь под увольнение. Нат, я хочу, чтобы ты принял участие в осмотре тела Сэма Глейга.

– Разумеется, Фрэнк.

– Эрнандес! Подойди-ка сюда.

Смущенно улыбнувшись, тот обернулся лицом к Куртису:

– Да, сержант.

– Пройди на парковочную стоянку и, как только эта самая Хасси объявится, попроси ее подождать меня в вестибюле, договорились? Это такой большой зал, где торчит какая-то огромная елка. А я пока поднимусь наверх и посмотрю, что там.

В ходе своей инспекционной прогулки Фрэнк Куртис заглянул в комнаты для совещаний, кафе-бары, недостроенные рестораны, еще не оборудованные гимнастические залы, поликлинику, кинотеатр, пока без кресел, зал для боулинга и зону отдыха. По завершении строительства Решетка будет напоминать скорее какой-нибудь престижный кантри-клуб или фешенебельную гостиницу, а отнюдь не деловую контору. За исключением этажей с пятого по десятый. Их убранство вызывало в памяти картинки из фантастических комиксов: бесконечные ряды белых стальных отсеков, размером чуть больше телефонной будки, с округлыми раздвижными дверьми. Отсеки были буквально нашпигованы складной канцелярской мебелью, кучей каких-то панелей, проводов и разъемов. Просидев несколько секунд в таком звуконепроницаемом отсеке за наглухо закрытыми дверьми, Куртис показался себе крысой или хомяком в клетке. Но было ясно: все эти коконы спроектированы по заданию корпорации "Ю" специально для работы своих служащих. Остается только пожалеть тех, кто страдает клаустрофобией. Или, скажем, тех, кто не прочь поболтать и перекинуться шуткой с коллегами по работе. Судя по всему, шуткам и смеху в расписании корпорации "Ю" местечка не нашлось.

Отодвинув дверь, он покинул одну такую будку и спустился на несколько этажей вниз, чтобы получше осмотреть вестибюль. Наклонившись через перила верхней галереи, он заметил привлекательную молодую женщину, выходившую из лифта. На ее ярко-рыжие волосы при нежной белизне лица отчетливо лег кровавый оттенок. Вскинув личико вверх, она заметила Фрэнка и улыбнулась:

– Вы, случаем, не сержант Куртис?

Опершись обеими руками на перила, он согласно кивнул в ответ:

– Так точно. Хотя, знаете, на этом балконе я чувствую себя скорее Муссолини.

– Что вы сказали?

Куртис пожал плечами, прикинув, что, наверное, она слишком молода, чтобы слышать о Муссолини. Он хотел было объяснить ей кое-что насчет фашистского стиля в архитектуре, но решил без особой на то нужды не портить настроение такой симпатичной девице.

– В таких грандиозных сооружениях что только не лезет в голову, мэм. – Он усмехнулся. – Ждите меня внизу, я спускаюсь.

Помещение для охранников в Решетке представляло собой сверкающую белизной комнату с электроуправляемыми жалюзями, закрывавшими огромное, во всю стену, окно. Здесь стоял рабочий стол из стекла и алюминия, на котором находилась клавиатура компьютера, а за ней – монитор с 28-дюймовым экраном. Рядом виднелись видеофон с телефоном, и тут же – термос Сэма Глейга и открытая пластиковая коробка, в которой остались так и не съеденные покойным сандвичи. Позади стола стоял высокий застекленный шкаф, внутри которого размещалось что-то вроде нераспакованного футляра еще с одним компьютером, обмотанного пластиковой пленкой.

Куртис решил проверить на вкус один из сандвичей.

– Сыр с помидорами, – определил он, вгрызаясь в него зубами. – Не составите компанию?

– Нет, благодарю. – Элен Хасси нахмурилась. – А вы уверены, что поступаете правильно? Я хочу сказать, может быть, вы уничтожаете вещественное доказательство?

– Глейга ударили по голове явно не сандвичем, мэм.

Куртис осмотрел стеклянный шкафчик и странный белый ящик в защитной пленке. Обернувшись к Элен, спросил:

– А это что за штука?

– Многоцелевая регистрирующая система на лазерных компакт-дисках, – объяснила та.

– Вроде как для электронных игр? Там внутри?

– Не совсем так, – окинув его уничижительным взглядом, сказала Элен Хасси. – Через интерфейс носители связываются с базовым компьютером; каждому обращению присваиваются дата и архивный номер. Емкость одного диска составляет 700 мегабайт. Предполагается, что на них должна фиксироваться вся информация, получаемая через постоянно включенные видеокамеры, которые установлены как снаружи, так и внутри здания. Все камеры работают автономно и передают данные в форме радиочастотных сигналов, которые и стекаются в этот самый ящик. – Она пожала плечами. – Вот так вкратце обстоит дело.

– Но пока только предполагается, так я понял? – усмехнулся Куртис.

От растерянности Элен даже рассмеялась.

– Похоже, вы не склонны мне верить, – произнесла она, передернув плечами. – Действительно, система еще не подключена. Насколько мне известно, этот блок сюда доставили совсем недавно.

– Ну, то, что вы мне рассказали, и в самом деле выглядит здорово. Весьма многообещающе. Только очень жаль, что эта штука до сих пор не подключена. Ведь тогда мы смогли бы с документальной точностью выяснить, что же случилось прошедшей ночью.

– У нас были кое-какие проблемы с поставщиком.

– Что за проблемы? – спросил Куртис, присев на край стола и взяв из пакета второй сандвич. – Этот тоже выглядит недурно.

– Ну, – вздохнула Элен, – вначале они прислали другой тип устройства, не тот, что мы заказывали. Компьютер «Ямаха» записывает данные с учетверенной скоростью, а их модель с этим не справлялась. Поэтому мы и потребовали ее заменить.

– У вас, должно быть, тяжелая работа для женщины.

– С чего это вы решили? – парировала его выпад Элен.

– Строители, как правило, не очень следят за своим языком и не блещут манерами.

– Не больше, чем лос-анджелесские полицейские.

– Похоже, я вас задел. – Куртис оглядел недоеденный сандвич и, вздохнув, положил его на стол. – Прошу прощения, вы правы. Вы, наверное, знали погибшего. А я расселся здесь и нагло уминаю его обед. Не больно-то вежливо с моей стороны, не так ли?

Она снова пожала плечами, показав, что ее это мало волнует.

– Понимаете, некоторых людей, и полицейских тоже, при виде мертвеца тошнит, и они теряют аппетит. Что же касается меня, то я, наоборот, испытываю чувство голода. Настоящего голода. Может, просто от радости, что я сам еще жив и могу это подтвердить, самостоятельно пожевав что-нибудь.

Кивнув, Элен попросила:

– Мне не хотелось бы участвовать в опознании тела, если этого, конечно, можно избежать.

– Хорошо, мэм, в этом уже нет необходимости.

– Благодарю. Не думаю, что я... – И она вернулась к прежней теме, чувствуя, что следователь ожидает от нее более подробного рассказа о ее работе.

– В мои обязанности входят вопросы управления и планирования, а не перебранки с рабочими, – начала она. – Это больше по части мастеров. А мои основные задачи – контроль за сроками выполнения отдельных операций, согласование всех работ и обеспечение их необходимыми материалами и ресурсами. В том числе и устройствами типа этого регистратора на лазерных компакт-дисках. Но если надо, я могу объясниться с любым матерщинником на его родном языке.

– У меня нет слов, мэм. А что за человек, по-вашему, был этот Сэм Глейг?

– Вполне добропорядочный. Во всяком случае, мне он казался весьма достойным человеком.

– Ас ним вам приходилось когда-нибудь ругаться?

– Нет, никогда. Это был очень надежный и порядочный человек.

Куртис слез со стола и открыл дверцу шкафчика. Обнаружив там мужскую кожаную куртку и решив, что она принадлежит Сэму Глейгу, он вытащил ее и стал проверять карманы.

– В котором часу Сэм Глейг вчера вечером заступил на дежурство?

– Как всегда, в восемь вечера. Он сменил другого охранника, Дюка.

– Кажется, кто-то здесь произнес мое имя? – В дверях появился Ирвинг Дюк.

– О, сержант, – произнесла Элен. – Вот и он сам...

– Да, мы уже встречались, – сказал Куртис. – По поводу предыдущего происшествия – гибели мистера Йохо. – Машинально он взглянул на свой часы. Было ровно восемь утра.

Ничего не понимающий Дюк спросил:

– А в чем, собственно, дело?

– Ирвинг, несчастье с Сэмом, – объяснила Элен. – Он мертв.

– О Господи! Бедняга Сэм. – Дюк перевел взгляд на Куртиса. – Что с ним случилось?