Текст книги "Расследование смерти мадам Бовари"

Автор книги: Филипп Думенк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

4

Наверное, черту было на руку заключение столь некатолической сделки между кюре Бурнизьеном и мадам Лефрансуа. После пиршества Реми чувствовал себя безмерно отяжелевшим, живот у него раздуло. Чтобы встряхнуться, он решил пройтись. Добрый кюре был прав: начиналось потепление. С крыш пускали воду кровельные желоба, оживали родники, ручейки стремились к речке Риёль. На ветвях деревьев взъерошенные воробьи так тщательно чистили и разглаживали перышки, словно зализывали глубокие раны.

Он не прошел и сотни метров к мосту над Риёль, как услышал нечто похожее на «пс-с-с!». Реми звала девушка, которая, судя по всему, специально поджидала его.

– Тебе чего?

– Я Мари, дочь господина Омэ.

– Я знаю, сразу тебя узнал. Это ведь ты как-то раз приносила мне письмо. Ну так что?

– Идите сюда, – и она решительно потянула его за руку, чтобы втащить в калитку. – Я должна с вами поговорить.

– Почему тогда не пришла? Чего ты хочешь?

– Папа говорит, что вы имеете важный чин в полиции и что вы проводите расследование смерти Эммы.

– Это точно, только у меня не такой уж высокий чин.

– Это правда, что Жюстена обвиняют, будто он дал яд мадам Бовари, и что его отправят теперь в тюрьму в Руан?

– Правда.

Она округлила глаза.

– Не верьте! Я знаю Жюстена, он хороший! Он боится моего отца, вот и наврал. Никогда он не давал яд Эмме Бовари!

– Откуда ты это знаешь, маленькая плутовка? Понимаешь ли ты важность того, что сейчас сказала?

– А я хочу задать вам еще один вопрос, и очень важный: вы кого-нибудь любите? Вы уже были женаты?

– Нет, – ответил Реми, – но тебе-то что за дело? А ты сама кого-нибудь любишь?

Она отпустила его руку.

– Иногда люблю Жюстена, – заявила она. – А иногда не люблю. Вот сейчас я люблю вас.

– Погоди-ка, глупышка, скажи сейчас же, что ты знаешь о мышьяке!

Но ее уже и след простыл.

5

Наступала ночь, а вокруг все громче звучала капель. Послышались бубенцы – это из Руана возвращалась «Ласточка». На постоялом дворе появился хромой Ипполит, он светил перед собой фонарем и готовился разбирать посылки, сложенные под брезентом. Из трактира доносился глухой стук бильярдных шаров – это играли два коммивояжера, застрявшие здесь из-за непогоды. Напротив, в лавке аптекаря, кто-то зажег свечу рядом с цветными сосудами, и на улицу из витрины лился глубокий красный и зеленый свет. Рабочий день маленького Жюстена в аптеке закончился, и он пошел улицей к кухне Омэ, где его тоже ждали хлопоты.

Реми стоял на улице, в темноте и слышал, как звякает ложками и тарелками семейство Омэ, заканчивая свой ужин. Пламя свечи в витрине аптеки вдруг заплясало, приоткрылись ворота, и из них показался Жюстен. Крадучись, как кошка, он направился куда-то, обходя лужи.

Куда он собрался?

Жюстен шагал к крытому рынку и церкви, и Реми перешел улицу, чтобы проследить за ним. Один, а затем второй, они вошли в ограду кладбища, окружавшего церковь. Вокруг все было безмолвно и покрыто темнотой. Лишь с окраины городка слышалось дыхание освободившейся ото льда реки, и издалека доносился лай собак на псарне Юшет. «Самое время промчаться Хеллеквинской Охоте», – подумал Реми, хотя и не очень-то верил во все это.

Из-за островерхой колокольни выплыла луна. Она залила все вокруг серебристым светом, и тогда полицейский разглядел возле могилы стоящую на коленях и сотрясающуюся от рыданий фигуру. Могила Эммы Бовари или кого-нибудь другого? Завидев его, человек вскочил и хотел удрать, но было поздно: Реми набросился на него и прижал к церковной стене. Это был Жюстен.

– Отпустите меня! – завопил он. – Это я, Жюстен, провизор господина Омэ!

– Вот именно тебя-то я и ищу, дурачок! – крикнул Реми и зажал ему рот руками, чтобы тот не орал. – Что ты тут делаешь в ночи, да еще и ревешь, как белуга?

– Ничего, клянусь вам!

– Погоди! Теперь, когда мы с тобой одни, ты мне скажешь точно, что произошло с мадам Бовари.

– Что произошло? Где?

Луна тонким серебристым лучом осветила лицо Жюстена.

– Говори! Ты бледен, как мертвец.

– Я?

– Как мертвец, говорю тебе. Давай, выкладывай все начистоту!

– Я ничего не знаю.

– Хочешь в тюрьму угодить?

– Почему это?

– Из-за мышьяка!

– Как, из-за мышьяка?

– Ты дал мышьяк мадам Бовари. Господин Омэ подал жалобу, в которой обвиняет тебя в том, что ты самовольно выдал яд.

– Он меня обвиняет?.. Но он же обещал…

– Скажи мне правду! Ключ от лаборатории господина Омэ был действительно оставлен на двери?

– Нет.

– А где он был?

– На жилете господина Омэ, как всегда.

– Тогда каким образом мадам Бовари получила мышьяк?

– Я больше ничего не знаю, месье.

– Ты что-то видел, да или нет?

Молчание.

– А если господин Омэ обвинит тебя, что ты украл мышьяк, чтобы дать его мадам Бовари?

– Он солжет, месье.

– И тем не менее, он тебя обвиняет. Во флаконе не хватает яда, и он говорит, что это ты его взял.

– Он лжет.

– Аббат Бурнизьен утверждает, что ты был влюблен в мадам Бовари, что ты был готов ради нее на какое угодно безрассудство!

– Я никогда не давал мышьяк мадам Бовари!

– Надо, чтобы ты это доказал!

– Я ничего не делал!

– Докажи!

– Это правда, я считал мадам Бовари очень красивой, приятной, она так хорошо одевалась, так чудесно пахла, но никогда не обращала на меня внимания. Ну ладно, я вам все скажу… В тот вечер, про который я вам говорил, она вообще не приходила к господину Омэ. Она мне не угрожала, она не просила у меня яд. Я соврал. Господин Омэ выдумал эту историю и приказал мне рассказать ее вам. Он не хотел, чтобы его обвинили в небрежном ведении учетных книг. Он меня заставил.

– Ты уверен?

– Да.

– Ты подпишешься под своими словами?

– Пожалуйста, не говорите об этом господину Омэ! Он меня тотчас же выгонит!

– Но если не ты, то кто тогда дал яд мадам Бовари?

– Не знаю, месье.

– Это господин Омэ?

– Я ничего не знаю.

– Бывал ли господин Омэ когда-нибудь наедине с мадам Бовари?

– Да, несколько раз.

– Завтра утром, часов в восемь, обязательно придешь ко мне в гостиницу «Золотой лев».

– Хорошо, месье.

6

От волнения Реми совсем забыл, что назавтра в том же часу назначил встречу с мадам Омэ. Он вспомнил об этом лишь в последнюю минуту и, пока Жюстен не подошел к «Золотому льву», послал к нему мальчишку, чтобы известить о перенесении встречи на более позднее время.

Тем временем явилась мадам Омэ. Усевшись на соломенный стул, она тщательно расправила свое строгое платье; ее черные глаза сверлили Реми так, словно тот был змеем, которого надо уничтожить.

– Мадам, – начал Реми самым строгим тоном, каким только мог говорить, – первые результаты моего расследования вынуждают меня выдвинуть серьезные обвинения против человека, который вам дорог. Я счел необходимым сказать вам о своих выводах. Возможно, тогда вы сможете мне помочь и поправить меня в некоторых деталях.

Она не мигая смотрела на него.

– Говорите, месье.

– Так вот: доза мышьяка, которая убила мадам Бовари, была взята из шкафа с ядами у вашего мужа. Ключ находится у него, поэтому месье Омэ можно подозревать, например, в том, что он снабдил жертву мышьяком, чтобы та покончила с собой. Или даже – почему бы и нет? – что он сам назначил ей яд. Как он мне объяснил, ключ от шкафа всегда пристегнут к его жилету вместе с цепочкой от часов. Могу я задать вам один вопрос: когда ваш муж раздевается в спальне перед сном, куда он кладет жилет на ночь?

– Не знаю. Вероятно, на кресло возле нашей кровати.

– Итак, ночью ключ находится в кресле. Знаете ли вы этот ключ? Могли ли вы им воспользоваться?

Их взгляды встретились. Какая беспощадная энергия, какая решимость жили в этой женщине, которая казалась ничем не примечательной, даже бесцветной! Она на миг задержала дыхание.

– Месье, – произнесла мадам Омэ. – Бесполезно продолжать эту игру. Я признаюсь во всем. Уже давно я знала, что мой муж имел преступную связь с мадам Бовари. Я очень к ней ревновала. Это я убила ее.

VI

1

Реми выслушал ее до конца, он даже испытывал к ней жалость. Вначале ее рассказа полицейский не осмеливался делать заметки. Затем профессиональный долг все же взял верх, и в нескольких строчках он резюмировал основное ее заявление.

ЗАЯВЛЕНИЕ МАДАМ ЭЛИЗЫ-АНДРЕА-МАРИ-ЭЛИЗАБЕТ ОМЭ (ТРИДЦАТЬ ЛЕТ, НЕТ ПРОФЕССИИ), СУПРУГИ ГОСПОДИНА ЭРНЕСТА-ОГЮСТА-СИПРИЕНА ОМЭ, АПТЕКАРЯ ИОНВИЛЯ-ЛʼАББЭИ (ДЕПАРТАМЕНТ НИЖНЯЯ СЕНА)

В течение некоторого времени я подозревала, что мой муж поддерживает противозаконную связь с супругой врача, не имеющего диплома, из нашего города – мадам Эммой Бовари. Я замечала исчезновение денег из нашего семейного бюджета, а также видела векселя, подписанные моим мужем, о которых он не ставил меня в известность. Увы! я догадалась о назначении этих денег.

Мне тяжело было видеть, как мою семью разоряют подобным образом. Решив отравить мою соперницу, я отсыпала четыре столовых ложки из флакона с мышьяком, который мой муж держал у себя в лаборатории. Я могла проникнуть туда, поскольку ночью он оставлял на кресле жилет, к которому цепочкой для часов пристегивал ключ. Под малозначительным предлогом я позвала мадам Бовари к себе и дала ей выпить прохладительный напиток, предварительно растворив в нем мышьяк. В тот день она жаловалась на финансовые трудности с господином Лерё и искала моей поддержки.

Выпив содержимое стакана, она должна была умереть, и никто ни о чем не догадался бы. Когда подозрения несправедливо пали на моего мужа, я решила сама во всем признаться.

Я клянусь, что мои слова соответствуют истине. Теперь, признавшись во всем, я чувствую себя спокойнее.

Ионвиль-лʼАббэи… числа.

(Дата, подпись и т. д.)

Новости в Ионвиле разлетаются быстро. Четверть часа спустя, как ураган, влетел Омэ. Его знаменитая греческая ермолка съехала на бок, фалды черного пальто развевались. Он воплощал собой само отчаяние.

– Назвать мою жену, мать семейства, отравительницей! – закричал он. – Как только вы посмели распространять такие глупости? Такими россказнями вы ввергаете нашу семью в отчаяние и позорите мою жену!

– Россказни, господин Омэ? А я, наоборот, получил от вашей жены подробное и логичное признание. Она даже все подписала. Не хотите ли послушать ее заявление?

– Прочтите мне! Но это же абсурд!

Реми прочитал.

– Как видите, все, к несчастью, очень ясно и понятно, – сказал он твердо, ожидая взрыва негодования.

Но Омэ, напротив, казался подавленным. Он молчал, а потом простонал:

– Понимаете ли вы, что у моей бедной жены помутился разум?

– Уверяю вас, мадам Омэ была на удивление спокойна.

– Но все в ее заявлении ложно!

– Даже упоминание о вашем адюльтере с мадам Бовари?

Омэ замешкался с ответом.

– Увы, месье, это верно. Но если бы вы знали, как я об этом сожалею! Авантюра была глупейшая. К тому же она давным-давно закончилась…

– Вы были любовником мадам Бовари, и ваша жена об этом знала?

– Да.

– Расскажите подробнее.

– Первый раз я увидел Эмму в марте 1841 года в «Золотом льве», если мне не изменяет память. Она и ее муж остановились там на несколько дней после прибытия в Ионвиль. Они грелись у камина в кухне и ждали, когда их дом будет готов. На ней было шафрановое платье с маленьким голубым бантом. Хотя она брюнетка, глаза у нее были почти зелеными, цвета мха. Она была так хороша, так очаровательна, что я тотчас же в нее влюбился. Меня охватило какое-то сумасшествие, если хотите. До этого я жил полностью погруженным в свою научную работу, поэтому у меня – увы! – совсем не было времени думать о женщинах… Бовари устроились в новом доме, мы с женой почти единственные, кто составлял их общество. Моя жена подсказала им поставщиков, дни работы рынка, расписание месс. Мы с господином Бовари по воскресеньям всегда играли в домино, моя жена и Эмма вместе шили, ведя разговоры. Все было прекрасно.

– Ближе к делу.

– Я с большим трудом уговорил Эмму уступить мне. Она говорила, что не испытывает ко мне ни малейшего влечения. Однако я был настойчив. Подарки, которые я делал, деньги, которые давал, в конце концов смягчили ее. Мы встречались примерно раз в неделю в амбаре позади моего дома или в комнатушке на чердаке, которую я потом сдал господину Леону.

– Комната, где сейчас живет ваша дочь? Продолжайте.

– Очень скоро ситуация стала невыносимой. Эмма плохо со мной обращалась, изменяла мне – если так может говорить один любовник, обманутый другим. Сначала у нее появился господин Родольф Буланже, потом – господин Леон Дюпюи. Возможно, были и другие… Она грозилась порвать наши отношения, если я не буду давать ей больше денег. Средства у меня были на исходе, моя жена и клиенты в любой момент могли обо всем узнать, и я решил отказаться от этой связи. Когда мадам Бовари внезапно трагически скончалась, все опять пошло своим чередом. До этого я не встречался с ней наедине уже много месяцев.

– Следы, найденные возле вашего дома, доказывают, что Эмма приходила к вам накануне своей смерти.

– Жюстен вам объяснил: она приходила, чтобы попросить мышьяк против крыс.

– Жюстен сказал, будто вы продиктовали ему, что нужно говорить.

– Я не видел Эмму в тот день накануне ее смерти. И никогда не давал ей мышьяк…

– Если слова мадам Омэ верны, это полностью освобождает вас от обвинения. Так же, как и Жюстена. Ваша жена сама все сделала, пока вы спали.

– Абсурд! Она сама может подтвердить, что я очень чутко сплю. Меня будит малейший шорох! Вы хотите сказать, что она вылезла из постели, высекла огонь, чтобы зажечь свечу, спустилась по деревянной скрипучей лестнице, открыла дверь лаборатории, взяла мышьяк из шкафа, пошла на кухню за сахаром, смешала точно необходимое его количество с содержимым флакона, затем все закрыла, вернулась в спальню, легла рядом со мной, а я так ничего и не услышал?!

– Тогда кто взял мышьяк? Ключ был только у вас!

– Вы меня обвиняете, месье?

До сих пор не хватало мотива, чтобы обвинить Омэ. Теперь мотив есть: Омэ имел связь с мадам Бовари, которая затем его покинула. Эмма его шантажировала, и он от нее избавился.

– Почему полиция так упорно не желает принять версию самоубийства Эммы из-за денежных неприятностей?.. Ведь в ее письме ясно об этом говорилось.

– В этом письме говорилось о деньгах? В любом случае, оно исчезло, и это еще одна загадка. И, тем не менее, факты заставляют думать, что возможность убийства не исключается.

– Убийства? Какие еще факты?

– Пока я не могу вам их раскрыть.

– Ну что ж, если эти факты существуют и случайно касаются лично меня, не является ли это следствием ее шантажа по отношению ко мне?

– Она вас шантажировала?

– Ну конечно! Несправедливое презрение, которое она питала к своему мужу, унижение от того, что ее бросил господин Родольф Буланже, разочарование в господине Леоне – все это отняло у нее, месье, последние остатки совести! Она угрожала мне открыть всем нашу связь, если я не дам ей денег – тех самых трех тысяч франков, которые она задолжала господину Лерё. И я уверен, что она именно так и поступила бы!

– Но вы сами себя раскрыли, Омэ! – с некоторой жалостью в голосе воскликнул Реми. – Эмма не знала точную сумму, которую она задолжала Лерё. Это стало известно лишь в тот момент, когда векселя были предъявлены, и Лерё настоял на аресте имущества – то есть непосредственно накануне ее смерти. Если она вам говорила о трех тысячах франков, значит, вы с ней обсуждали ее проблему за два дня до смерти!

Омэ сел. Когда он потянулся, чтобы потереть свое лицо, руки у него задрожали.

– Скажите мне правду, – продолжал Реми. – Эмма приходила к вам во второй половине дня 23 марта, она просила у вас три тысячи франков или хотя бы говорила об этом? Вы не дали ей денег, ведь так?

– Нет, Эмма не приходила ко мне. Я все выдумал, равно как и историю с мышьяком, взятым из моей лаборатории, пока мы ужинали.

– Знаете ли вы, что я нашел следы на снегу, которые вели к вашему дому? Похоже, это следы мадам Бовари.

– Не понимаю, откуда они взялись.

– А тридцать граммов, которых не хватает в вашем запасе мышьяка? Кроме того, вы считаете невозможным, что похитила их ваша жена.

– Это также вне моего понимания! Я не могу это объяснить, клянусь вам!

Омэ беспомощно дергался, как тряпичная марионетка. Он даже почти вызывал сострадание.

Реми сел и стал размышлять. Если принять во внимание чувство вины Омэ, то день перед смертью Эммы можно восстановить следующим образом: она использовала все возможности найти деньги и решила попробовать шантажировать Омэ. Потерпев неудачу у Родольфа, мадам Бовари направилась к Омэ. Она угрожала, что раскроет их связь, если тот не даст ей денег или не выпишет вексель на три тысячи франков. Но не тут-то было. Если разразится скандал, репутация Омэ пострадает. Как заставить замолчать Эмму? Он ее ударяет (отсюда кровоподтеки на ее теле), а затем под видом успокоительного приносит ей мышьяк. Эмма возвращается к себе, ложится и умирает. Все выглядит так, будто это самоубийство, ведь для такого шага у мадам Бовари были все основания. Однако об обратном говорят следы на ее теле, сахар в мышьяке и, главное, слова Эммы об убийстве, сказанные Ларивьеру в последние минуты ее жизни.

Омэ наблюдал за Реми.

– Какого черта вы себе думаете! – воскликнул аптекарь, не выдержав. – Я повторяю: ни я, ни моя жена не убивали ее! Что вы еще хотите? Чтобы я теперь оболгал себя и снял подозрения со своей жены, которая решила избавить меня от клеветы?

– Мой бедный месье Омэ, каждый раз, когда вы пытаетесь оправдать себя или вашу жену, вы увязаете еще глубже.

Аптекарь заломил руки. Вся его спесь вмиг улетучилась.

– Наверняка существует другое объяснение, – наконец произнес он. – Давайте попытаемся его найти побыстрее.

– Действительно, скорее найдите его.

В дверь постучали. Заглянул Ипполит.

– Из Руана верхом прибыл офицер, – сообщил он. – У него для вас пакет.

Бильярдная была пуста, и Реми пошел туда, чтобы вскрыть пакет. Внутри него оказалась пачка документов, а также письмо от Делевуа, написанное крупным, дрожащим почерком. Его предсказания оправдались: все было разыграно. Префектура сочла бесполезным продолжать расследование. Из осторожности или, скорее, из-за гражданской стыдливости дело было сдано в архив. Он сам по административным (административным ли?) резонам был приглашен для оценки своих прав на пенсию. Реми не должен беспокоиться. В ближайшее время он получит приказ возвращаться.

Молодец Делевуа! Хотя документы теперь были совершенно бесполезны, он переслал ему многие из них.

– Будет ли ответ? – спросил жандарм.

– Ответа не будет, – ответил Реми.

Жандарм удалился. Ввиду сложившейся ситуации документы, сопровождавшие письмо, выглядели несколько комично. Это были результаты рутинных расследований, которые они с Делевуа запросили в самом начале следствия. Результаты оказались обескураживающими. Изучение книг учета ядов по всем аптекам департамента было неплодотворным. Расследование причин смерти вдовы Дюбюк не дало ничего; чтобы узнать больше, необходимо было эксгумировать тело и проверить его на наличие мышьяка, однако в связи с высокими расходами и ради соблюдения приличий ни префектура, ни муниципалитет делать этого не собирались. Полицейских досье на жителей Ионвиля вовсе не существовало, за исключением следствия, касающегося принадлежности господина Омэ к франкмасонству и отказа ему же в присуждении ордена Почетного легиона за год до этого. Несколько не имеющих особого интереса документов касались визитов господина Родольфа Буланже в дома терпимости в Руане – на полях была сделана приписка (но не рукой комиссара), что каждый, в конце концов, свободен в выборе собственных удовольствий, если для этого есть деньги и не нарушается спокойствие соседей.

Отсутствие логики, подумал Реми, было неизменным правилом Администрации: сначала послать указание любыми средствами найти виновного, а потом, когда первые подозреваемые определены, неожиданно все прекратить. Однако он усвоил один урок: хороший полицейский не выступает против существующих порядков.

Когда Реми возвращался к Омэ, чтобы записать его показания, он столкнулся с искавшей его мамашей Лефрансуа. У нее был странный вид, или, скорее, смущенный. Потупив взор, она еле слышно выдохнула:

– Господин Реми, мадам Бовари в большой зале и хочет вас видеть.

Мадам Бовари?! Живая?! Ждет его в нижней зале?.. Ему показалось, что это сон или галлюцинация. А может, истории о привидениях и Хеллеквинской Охоте, развозящей мертвых, действительно правдивы?

– Мадам Бовари? Вы что, с ума сошли, мадам Лефрансуа?

– Вы меня не так поняли, господин Реми, – ухмыльнулась она.

И действительно, в нижней зале гостиницы он увидел маленькую злую старушку с ненавидящим взглядом, с которой разговаривал у Шарля. Она была одета во все черное и держала зонтик, такой же острый, как ее нос.

– Вы меня напугали, – с облегчением проговорил Реми.

– Мне тоже не по себе! – ответила мать Шарля. – Правда, что вы знаете моего сына еще со времен коллежа?

– Да, это так.

– Тогда идемте немедленно к нам домой! Шарль сошел с ума! Он обвиняет себя в убийстве моей невестки, грозится высунуться в окно и всем рассказать об этом… Вы один можете его успокоить. Ах, месье, даже мертвая, эта женщина приносит нам одни несчастья!

«Вот уже и третий виновный!» – подумал Реми.

Трое подозреваемых… Эта ситуация уже напоминала водевиль. Кажется, самое время для благословенного приказа об отзыве – тогда, наконец, он будет свободен от этого гнусного дела.