Текст книги "Иисус, которого я не знал"
Автор книги: Филип Янси
Жанр:
Религия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)
Возможно, лучший способ постичь природу «гонимого судьбой» человека, составляющую сущность воплощения, – это попытаться выразить ее в тех словах, которые мы используем сегодня. Не венчанная женщина, ставшая матерью, лишенная крова, вынуждена была искать убежища, повсюду наталкиваясь только на жесткие требования об уплате налогов, исходящие от колониального правительства. Она жила в стране, которая только начала оправляться от жестоких гражданских войн и в которой все еще царил беспорядок, – ситуация, как две капли воды похожая на события в современной Боснии, Руанде или Сомали. Подобно половине всех рождающих сегодня матерей, она разрешилась от бремени в Азии, на ее отдаленной западной окраине, в той части мира, которая будет бессердечнее всех остальных подвергать испытаниям сына, которого она родила. Этот сын нашел прибежище в Африке, на континенте, который и до сих пор чаще других предоставляет другим укрытие.
Интересно, что думала Мария о своей торжествующей молитве, во время мучительных лет, проведенных в Египте. В сознании еврея Египет пробуждал яркие воспоминания о могущественном Боге, который сравнял с землей войско фараона и дал людям свободу; теперь Мария искала там спасения, отчаявшаяся, чужая в чужой стране, ищущая укрытия от ее собственного правительства. Мог ли ее ребенок, преследуемый, беззащитный, находящийся в бегах, осуществить огромные надежды своего народа?
Даже родной язык отражал их «гонимое положение»: Иисус говорил на арамейском – наречии, тесно связанном с арабским языком – острое напоминание о той зависимости от других империй, в которой находились евреи.
Некоторые чужеземные звездочеты (вероятно, из того региона, где сейчас находится Ирак) предрекли явление Иисуса, но евреями той эпохи они были объявлены «нечистыми». И в самом деле, как и все люди, занимающие высокий пост в государстве, они первым делом согласовали все с правящим в Иерусалиме царем, который ничего не знал о рождении младенца в Вифлееме. Увидев ребенка и поняв, кто он, эти визитеры совершили акт гражданского неповиновения: они обманули Ирода и на следующий день отправились домой, тем самым защитив ребенка. Они встали на сторону Иисуса, пойдя против силы.
Когда Иисус вырос, его чувства глубоко затронули бедные, бессильные, угнетенные – короче говоря, «неудачники». Сегодня теологи дискутируют на предмет того, уместна ли фраза «Бог отдает предпочтение бедным» как описание заботы Бога о гонимых людях. Поскольку Бог создал обстоятельства своего собственного рождения на планете Земля такими – отсутствие силы или благосостояния, отсутствие прав и справедливости – то его выбор говорит сам за себя.
Мужественный. В 1993 году я прочитал одну газетную заметку о «явлении Мессии» в районе Crown Heights в Бруклине, штат Нью–Йорк. Там живут двадцать тысяч любавичских евреев–хасидов, и в 1993 году многие из них уверовали в то, что Мессия явился им в образе раввина Менахема Менделя Шнеерсона.
Слух о публичном выступлении раввина охватил, как пожар, улицы района, и любавичцы со своими курчавыми пейсами, в черных плащах поспешили вниз по улице по направлению к синагоге, где обычно молился раввин. Этим счастливчикам достаточно было уже самого участия в этой гонке, они стартовали в направлении синагоги по малейшему сигналу, сотнями втискивались в главный зал, толкая друг друга локтями и даже взбираясь на основания колонн, чтобы захватить побольше места. Зал наполнила атмосфера ожидания и безумия, вполне естественных на трибунах во время спортивных состязаний, но не для церковной службы.
Раввину был девяносто один год. Год назад он пережил паралич, и к нему еще не вернулась речь. Когда занавес наконец раздвинулся, люди, столпившиеся в синагоге, увидели хрупкого старика с длинной бородой, который только размахивал руками, тряс головой и двигал бровями. Однако никто из пришедших не брал это в расчет. «Долгой жизни нашему мастеру, нашему учителю и нашему раввину, Царю и Мессии в веках!» – запели они хором, их голоса все больше сливались в единый звук, пока раввин не подал едва заметный дельфийский жест рукой, и занавес закрылся. Они уходили медленно, в состоянии исступленного восторга, унося с собой святость этого момента[3 – Раввин Шнеерсон умер в 1994 году. Сейчас многие любавичские евреи ждут его воскрешения во плоти.].
Прочитав впервые эту заметку, я чуть было не рассмеялся вслух. Кем надо быть, чтобы поверить в это надувательство – девяностолетнего немого Мессию в Бруклине? Но потом меня осенило: ведь я сам реагировал на раввина в точности как люди в первом веке реагировали на Иисуса. Мессия из Галилеи? Не плотников ли он сын?
Насмешка, которую вызвали во мне во время чтения раввин и его фанатичные последователи, дала мне ключ к пониманию восприятия людьми Иисуса при жизни. Его соседи спрашивали: «Не Его ли Мать называется Марией, и братья Его Иаков и Иосий, и Симон и Иуда? и сестры Его не все ли между нами? откуда же у Него все это?» Другой его земляк насмехался: «Из Назарета может ли быть что доброе?» Его собственная семья пыталась спрятать его, считая, что он не в своем уме. Знатоки религии собирались убить его. Что до людей «от сохи», то в какой–то момент они говорили о нем: «Он одержим бесом и безумствует» так же искренне, как потом пытались сделать его царем.
Мне кажется, что Бог должен был обладать мужеством, чтобы отложить в сторону силу и величие и прийти к человеческим существам, которые встречали его с таким же смешанным чувством издевки и скептицизма, какое я испытал, впервые услышав о раввине Шнеерсоне из Бруклина. Нужна была смелость для того, чтобы рискнуть сойти на планету, известную своим грубым насилием, к людям того народа, который, как известно, отвергает своих пророков. Мог ли Бог совершить большую глупость?
Первая ночь в Вифлееме тоже потребовала мужества. Как должен был чувствовать себя в эту ночь Бог Отец, беспомощный, как и любой земной отец, наблюдая за тем, как его перепачканный в крови сын появился на свет в жестоком, холодном мире? В моей голове звучат строки из двух совершенно разных рождественских песен. Одна из них, «Маленький Господь Иисус не плачет», кажется мне стерилизованным вариантом того, что произошло в Вифлееме. Я представляю себе Иисуса, плачущего, как и любой другой младенец, в ту ночь, когда он вошел в мир, в мир, где, когда он повзрослеет, у него будет гораздо больше причин для слез. Вторая строчка, из песни «О малый город Вифлеем», кажется сегодня такой же проникновенной и правдивой, какой она была две тысячи лет назад: «Надежды и страхи всего мира отдыхают на тебе сегодня».
«Стоящее в стороне от других вероучений, христианство наделило Создателя, помимо прочих добродетелей, мужеством», – сказал Г. К. Честертон. Потребность в подобного род смелости возникла с первой ночи пребывания Иисуса на земле и не иссякала до последней.
Существует еще одно восприятие Рождества, которое я никогда не встречал на рождественских открытках, возможно, потому, что ни один художник, даже Уильям Блейк, не мог о нем судить. Двенадцатая глава Апокалипсиса приоткрывает занавес, чтобы дать нам мельком увидеть Рождество таким, каким бы оно должно было выглядеть, если бы мы посмотрели на него с расстояния, на которое удалена от Земли туманность Андромеды: Рождество глазами ангелов.
Это повествование разительно отличается от рождественских историй в Евангелиях. В Откровении Иоанна Богослова не упоминаются пастухи и царь–детоубийца; напротив, оно изображает дракона, ведущего жестокий бой на небесах. Женщина, облеченная в солнце, с венцом из двенадцати звезд на голове, кричит от боли, собираясь родить младенца. Внезапно в повествовании появляется большой красный дракон, увлекая своим хвостом с неба третью часть звезд и повергая их на землю. Он жадно сгибается над женщиной, готовый пожрать ее младенца, когда она родит. В последний момент младенец оказывается унесенным в безопасное место, женщина бежит в пустыню, и вселенская война начинается.
Что ни говори, Апокалипсис – необычная книга, и читатели должны проникнуться ее стилем, чтобы понять этот удивительный спектакль. Наша жизнь, кажется, представляет собой две истории, протекающие параллельно, одна на земле, а другая на небе. В Апокалипсисе же они увидены одновременно, что позволяет нам ненадолго заглянуть за кулисы этого представления. На земле родился младенец, царь узнал о нем, и началось преследование. На небе все начинается с Великого Вторжения, смелого рейда повелителя добра в империю зла.
Джон Мильтон величественно выразил это видение в своих поэмах «Потерянный рай» и «Возвращенный рай», в которых в центре повествования находятся небо и ад, а земля является всего лишь местом битвы их сил. Современный автор Д. Б. Филлипс также использовал этот прием, только на менее эпическом материале, и в это Рождество я обратился к фантазии Филлипса, чтобы попытаться освободиться от моей земной перспективы.
В версии Филлипса архангел показывает молодому ангелу все великолепие вселенной. Они наблюдают вращающиеся галактики и пылающие солнца, а затем перелетают через необъятные пространства космоса, пока, наконец, не попадают в особенную галактику, состоящую из пятисот биллионов звезд.
Когда они приблизились к звезде, которую мы называем нашим Солнцем, и к вращающимся вокруг него планетам, архангел указал на маленькую незначительную сферу, медленно вращающуюся вокруг своей оси. Маленькому ангелу она показалась нелепой как грязный теннисный мячик, его сознание было преисполнено глобальности и величия того, что он увидел до этого.
«Я хочу, чтобы ты обратил на нее особое внимание», – сказал архангел, указав на нее рукой.
«Но она кажется мне очень маленькой и довольно грязной, – ответил маленький ангел, – Что в ней особенного?»
Когда я читал книгу Филлипса, я думал о впечатлениях, переданных на Землю астронавтами с космического корабля «Аполлон»: они описывали нашу планету как «аккуратную, круглую, красивую и маленькую», как шар с голубыми, зелеными и коричневыми оттенками, подвешенный в пространстве. Джим Ловелл, размышляя впоследствии об этой сцене, сказал: «Это было просто еще одно небесное тело, приблизительно в четыре раза превосходившее по своим размерам Луну. Но оно заключало в себе все надежды, все, что в этой жизни знал и любил экипаж «Аполлона 8». Это было самое красивое зрелище из всего, что можно было увидеть в космосе». Это был взгляд с позиций человеческого существа.
Однако маленькому ангелу Земля не показалась столь впечатляющей. Он в ошеломленном недоумении слушал слова архангела о том, что эта планета, маленькая, незначительная и не особенно чистая, и есть та знаменитая планета, которую посетил Господь.
«Ты хочешь сказать, что наш великий и славный Принц… сошел во Плоти на этот третьесортный маленький шар? Для чего Ему это понадобилось?»…
Лицо маленького ангела скривилось от отвращения. «Не хочешь же ты сказать, – продолжил он, – что он пал так низко, чтобы стать одним из этих ползающих, пресмыкающихся созданий на этой непостоянной планете?»
«Именно это я и хочу сказать. И я не думаю, что ему бы понравилось, что ты говоришь о них в таком тоне, называя их «ползающими, пресмыкающимися созданиями». Поскольку, каким бы странным это нам ни казалось, он любит их. Он сошел к ним, чтобы поднять их до Себя».
Маленький ангел выглядел смущенным. Это было недоступно его пониманию.
Это недоступно также и моему пониманию. Однако я признаю, что эта идея является ключом к пониманию Рождества и, в действительности, есть краеугольный камень моей веры. Будучи христианином, я верю в то, что мы живем в двух параллельных мирах. Один мир состоит из холмов и озер, и хлевов, и политиков, и пастухов, пасущих стада в ночи. Другой мир состоит из ангелов, злых сил и каких–то потусторонних пространств, называемых небесами и адом. Однажды ночью, в холоде, в темноте меж неровных холмов Вифлеема, судьбы этих двух миров драматически пересеклись. Бог, не знающий пи вчера, ни завтра, вошел во время и пространство. Бог, который не ведает никаких ограничений, заточил себя в кожу младенца, в зловещие оковы смертности.
«Который есть образ Бога невидимого, рожденный прежде всякой твари», – напишет позднее апостол; «Он есть прежде всего и все Им стоит». Но несколько очевидцев рождественской ночи ничего из вышеперечисленного не увидели. Они увидели младенца, пытавшегося впервые двигать своими ручками и ножками.
Может ли она быть правдой, эта вифлеемская история о Создателе, решившем родиться на одной маленькой планете? Если да, то это – история, не похожая на все остальные. Нам никогда больше не придется сомневаться в том, имеет ли то, что случилось на маленьком грязном шарике, отношение ко всей остальной вселенной. Не удивительно, что сонм ангелов внезапно запел песню, поразив этим не только немногочисленных пастухов, но целую вселенную.
3
Декорации: еврейские корни и почва
Вот еще одно великое противоречие: хотя он был евреем, его последователи евреями не были.
Вольтер
Проведя детство в религиозной общине в Атланте, штат Джорджия, я не знал ни единого еврея. Я представлял себе евреев иностранцами, которые говорят с сильным акцентом, носят странные шляпы и живут в Бруклине или в других столь же отдаленных местах, где они учатся на психиатров и музыкантов. Я знал, что евреи имеют какое–то отношение ко Второй мировой войне, но почти ничего не слышал о Холокосте (массовом уничтожении евреев фашистами). И уж конечно, эти люди не имели никакого отношения к моему Иисусу.
Так было, пока я в двадцатилетнем возрасте не познакомился с еврейским фотографом, который освободил меня от многих заблуждений в отношении его народа. Однажды мы разговаривали допоздна, и он рассказал мне, каково было потерять двадцать семь членов своей семьи во времена Холокоста. Позднее он познакомил меня с Элаей Визелем, Чеймом Потоком, Мартином Бубером и другими еврейскими писателями, и после этого знакомства я взглянул на Новый Завет другими глазами. Как я мог упустить это! Упустить чисто еврейские черты Иисуса, начиная с первого предложения из Евангелия от Матфея, которое представляет Иисуса как «Сына Давидова, Сына Авраамова».
В церкви мы признавали Иисуса «Сыном Божиим, Единородным, от Отца рожденным прежде всех времен…
Богом истинным от Бога истинного». Эти утверждения из Символа Веры очень рано были оторваны от евангельского повествования об Иисусе, выросшем в еврейской семье в деревенском пригороде Назарета. Позднее я выяснил, что даже евреи, обращенные в христианскую веру, – они могли бы придать основательности рассказу о жизни Иисуса на еврейской земле – не были приглашены на Халкидонский собор, на котором принимался Символ Веры.
Мы, неевреи, постоянно сталкиваемся с опасностью оставить еврейские черты Иисуса и даже его человеческие черты без внимания.
То, что мы избрали своего собственного Иисуса, является историческим фактом. Когда я начал понимать Иисуса, то пришел к мысли, что, возможно, он провел свою жизнь среди евреев не просто для того, чтобы спасти американцев в двадцатом веке. У него, единственного из всех людей, была возможность выбирать, где и когда родиться, и он выбрал набожную еврейскую семью, живущую в отдаленной провинции языческой империи. Мне легче представить себе Иисуса, не принимая в расчет его еврейское происходждение, чем Ганди, не беря в расчет то, что он был индийцем. Мне придется вернуться назад, далеко назад и изобразить Иисуса евреем первого века нашей эры с браслетом на запястье и пылью Палестины на сандалиях.
Мартин Бубер сказал: «Нашему пониманию доступна та сторона характера Иисуса – с его порывами и эмоциями настоящего еврея, – которая остается недоступной пониманию неевреев». Он, конечно, прав. Чтобы понять жизнь Иисуса, как и жизнь любого другого человека, я должен что–нибудь узнать о его семье, культуре и о том, что его окружало.
Следуя этому принципу, Матфей начинает свое Евангелие не так, как можно было бы предположить, слоганом о том, «как эта книга изменит Вашу жизнь», а, наоборот, сухим списком имен, генеалогическим древом Иисуса. Матфей выбрал представительный список, состоящий из двадцати двух поколений евреев, с целью показать королевскую ветвь в роду Иисуса. Так же как предки свергнутых королей Европы, крестьянская семья Марии и Иосифа могла проследить свою родословную до нескольких впечатляющих предков, включая величайшего короля Израиля Давида и истинного его основателя Авраама [4 – Список, представленный Матфеем, раскрывает еще несколько семейных тайн. Приглядимся к именам упомянутых в нем женщин (редкость для еврейской генеалогии). Как минимум, три из них были иностранками, что, возможно, было приемом, с помощью которого Матфей намекал на то, что Иисус обращался ко всему миру. В жилах еврейского мессии текла кровь неевреев!Фамари, бездетной вдове, пришлось переодеться проституткой и соблазнить своего тестя, чтобы внести свою лепту в родословную Иисуса. Рахиль не просто притворялась, а действительно была проституткой. И «жена Урии», Вирсавия, была предметом страсти Давида, что привело ко многим известным скандалам, разыгравшимся в Ветхом Завете вокруг царского трона. Сомнительное поведение этих предков Иисуса говорит о том, что он вступил в человеческую историю в жестокое время, добровольный наследник их позора. Напротив, генеалогия Ирода Великого, в правительство которого родился Иисус, была затемнена по причине его тщеславия, поскольку он не желал делить ни с кем свое происхождение.].
Иисус вырос в то время, когда возрождалось «еврейское самосознание». В качестве контрмеры, направленной против насильственного распространения греческой культуры, семьи стали давать детям имена, напоминавшие о временах патриархов и исхода из Египта (в отличие от коренных американцев, которые предпочитают африканские или испанские имена). Так, Мария была названа в честь Мириам, сестры Моисея, а Иосиф получил свое имя в честь одного из двенадцати сыновей Иакова, одного из четырех братьев Иисуса.
Имя Иисуса происходит от слова иешуа – «Он спасает» – обычное для того времени имя. (Как видно на примере бейсболистов высшей лиги, имя Иисус снова становится популярным среди латиноамериканцев.) Обычность этого имени, подобно сегодняшним именам «Боб» или «Джо», должно быть, резала евреям слух в первом веке нашей эры, когда они слушали слова Иисуса. Евреи не произносили священного имени БОГ, за исключением первосвященника, делавшего это раз в год, и даже сейчас ортодоксальные евреи осторожно пишут только первую и последнюю буквы этого слова – Б_Г. Для людей, воспитанных в такой традиции, мысль о том, что обыкновенный человек с таким именем, как Иисус, может быть Сыном Божиим и Спасителем мира, казалась совершенно кощунственной. Иисус был человеком и, Бог свидетель, сыном Марии.
Свидетельства о том, что Иисус принадлежал к еврейскому народу, встречаются нам в Евангелиях на каждом шагу. В детстве Иисусу сделали обрезание. Важно, что одна сцена, взятая из описания детства Иисуса, изображает его семью, присутствующую на традиционном празднике в Иерусалиме, в нескольких днях пути от родного города Иисуса. Будучи взрослым, Иисус молился в синагоге и храме, следуя еврейским обычаям, и говорил на языке, понятном его спутникам евреям. Даже его споры с другими евреями, например, с фарисеями, подчеркивали тот факт, что он, как они ожидали, должен был принять их ценности и поступать как они.
Как отметил немецкий теолог Юрген Мольтманн, если бы Иисус жил во времена Третьего рейха, весьма вероятно, что его бы сожгли как других евреев или отправили в газовую камеру. Погром, имевший место в его время, избиение Иродом младенцев, был направлен непосредственно против Иисуса.
Один из моих знакомых раввинов сказал мне, что христиане воспринимают страдания Иисуса на кресте: «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» – как момент глубочайшего разрыва между Отцом и Сыном; евреи же воспринимают эти слова как предсмертный крик любого другого еврея–мученика. Иисус был не первым и не последним евреем, который выкрикивал слова псалмов во время пытки.
Однако за несколько поколений, сменившихся после земной жизни Иисуса, произошла странная перемена. За редким исключением, евреи перестали следовать за ним, и церковь стала исключительно нееврейской. Что же произошло? Мне кажется очевидным, что Иисус не соответствовал тем представлениям о Мессии, которые были у евреев.
Невозможно переоценить важность слова Мессия среди верующих евреев. Рукописи Мертвого Моря, обнаруженные в 1947 году, подтверждают, что кумранская община ожидала грядущего появления Мессии, каждый день оставляя для него свободное место во время трапезы. В высшей степени дерзко было бы предположить, что маленькая провинция, втиснутая между великими державами, могла породить всемирного правителя, но евреи тем не менее в это верили. Они делали ставку на будущего царя, который вернет их нации былое величие.
При жизни Иисуса идея восстания витала в воздухе. Время от времени появлялись псевдомессии, возглавлявшие мятежи, обреченные на жестокое подавление. В качестве примера возьмем пророка, известного как «Египтянин», увлекавшего толпы людей в пустыню и утверждавшего, что по его повелению стены Иерусалима падут; римский правитель послал за ним отряд солдат, который уничтожил четыре тысячи мятежников.
Когда распространился другой слух о том, что в пустыне объявился долгожданный пророк, толпы народа отправились туда, чтобы посмотреть на дикого человека, облаченного в шкуру верблюда. «Я не Христос», – настаивал Иоанн Креститель, который продолжал пробуждать в сердцах надежду, говоря в экзальтированных выражениях о том, чье явление грядет. Вопрос Иоанна, обращенный к Иисусу: «Ты ли Тот, Который должен прийти, или ожидать нам другого?» – был, в прямом смысле слова, вопросом века, который произносился повсюду.
Каждый иудейский пророк учил, что однажды Бог установит свое царство на земле, и поэтому слухи о «Сыне Давида» так воспламеняли сердца евреев. Бог должен был лично доказать, что Он не оставил их. От Него ожидали, чтобы Он, как восклицал Исайя: «…расторг небеса и сошел! горы растаяли бы от лица Твоего, как от плавящего огня, … от лица Твоего содрогнулись бы народы».
Но давайте будем говорить откровенно. Когда некий «Джон», о котором говорил пророк, появился на сцене, горы не растаяли, и народы не содрогнулись. Иисус не оправдал чрезмерные надежды евреев. Случилось обратное: в памяти целого поколения евреев осталось то, как римляне стерли Иерусалим с лица земли. Молодая христианская церковь восприняла разрушение храма как знак того, что соглашение между Богом и Израилем расторгнуто, и после первого века нашей эры лишь очень немногие евреи приняли христианство. Христиане присвоили еврейские Книги, переименовав их в «Ветхий Завет», и искоренили многие еврейские обычаи.
Отвергнутые церковью, обвиненные в смерти Иисуса, некоторые евреи развили ответную агитацию против христиан. Они распустили слух, что Иисус был незаконнорожденным сыном Марии и простого римского солдата, и написали злую пародию на Евангелие. Одна из версий гласила, что Иисус был повешен накануне Пасхи потому, что «занимался колдовством, и обманывал, и вводил в заблуждение Израиль». Человек, чье рождение ангелы приветствовали провозглашением мира на земле, стал предметом жесточайших споров в человеческой истории.
*
Несколько лет назад я познакомился с десятью христианами, десятью евреями и десятью мусульманами в Новом Орлеане. Психиатр и писатель М. Скотт Пек пригласил нас туда, чтобы выяснить, сможем ли мы преодолеть наши разногласия и образовать своего рода коммуну. Представители каждого вероисповедания исполняли свои обряды – мусульмане по пятницам, евреи по субботам, христиане по воскресеньям, – в которых всем остальным было предложено участвовать. Обряды имели поразительное сходство и напоминали нам, как много общего между тремя религиями. Вероятно, причина, по которой разногласия между тремя традициями столь глубоки, заключается в их общем наследии: семейные споры всегда самые непримиримые, а гражданские войны – самые кровавые.
В Новом Орлеане я выучил новое слово: суперсессионизм (от англ. supersede – отвергать, не принимать). Евреям была невыносима мысль о том, что христианская вера вытеснила иудаизм. «То, что моя религия якобы должна отправиться в дом престарелых, я считаю историческим недоразумением, – сказал один из них, – мне режет слух выражение „Ветхозаветный Бог” или вообще, если на то пошло, „Ветхий” Завет». Кроме того, христиане позаимствовали слово Мессия или, по крайней мере, его греческий эквивалент – «Христос». Один раввин рассказал мне о том, как рос в ортодоксальном еврейском семействе в маленьком городке в Штате Вирджиния. Каждый год христиане просили его отца, уважаемого члена общины (который к тому же, будучи евреем, имел беспристрастное мнение по этому поводу), оценить красоту рождественских гирлянд и решить, какие дома достойны приза. В детстве этот раввин проходил вместе с отцом мимо каждого дома в городе, с интересом и непониманием разглядывая гирлянды рождественских фонариков (англ. Christ–mas lights), т.е. дословно: фонариков мессии.
Я и не подозревал о том, что мусульмане относятся к обеим религиям как к силам, подменившим ислам. По их мнению, так же как христианство произошло от иудаизма и вобрало в себя некоторые его части, так и ислам произошел от обеих религий и включил в себя их части. Авраам был пророком, Иисус был пророком, но Магомет был Настоящим Пророком. Как Ветхий Завет, так и Новый Завет имеют право на существование, но Коран является «последним откровением». Слушая рассуждения в таком тоне о моей собственной религии, я понял, как чувствовали себя евреи две тысячи лет назад.
Кроме того, выслушав, как представители трех религий понимают различия между ними, я понял, как велики изменения, произошедшие благодаря Иисусу. Обряды мусульман, в основном, состояли из благоговейных молитв, обращенных ко Всевышнему. Еврейские обряды включали в себя чтения из Псалмов и Торы, а также некоторые проникновенные песнопения. Любые из этих элементов можно обнаружить и в христианской службе. Тем, что отличало нас от других, было Причастие. «Сие есть тело мое», – произносил наш предводитель, прежде чем раздать просфоры – тело Христа, точка расхождения.
Когда мусульмане завоевали Малую Азию, они превратили многие христианские церкви в мечети, вырезая на стенах следующие строгие надписи, чтобы предотвратить любое упоминание о христианах: «Бог не рожден и Сам не был Отцом». Такую же фразу можно написать и на стене синагоги. Великий перелом в истории следует искать в Вифлееме и Иерусалиме. Был ли Иисус действительно Мессией, Сыном Божиим? Как объяснили мне евреи в Новом Орлеане, Мессия, который умирает в возрасте тридцати трех лет, нация, которая приходит в упадок после смерти ее Спасителя, мир, который становится все более разобщенным, – эти факты отнюдь не свидетельствуют в пользу Иисуса в глазах его соплеменников.
Однако, несмотря на две тысячи лет раздоров, несмотря на все, что произошло в этом веке насилия и антисемитизма, интерес к фигуре Иисуса среди евреев не угасает. Когда в 1925 году еврейский ученый Йозеф Клаузнер решил написать книгу об Иисусе, он смог найти только три полноценных сочинения, написанных учеными евреями того времени. Теперь подобных сочинений тысячи, и среди них есть чрезвычайно яркие. Современным еврейским школьникам рассказывают, что Иисус был великим учителем, возможно, самым великим еврейским учителем, который впоследствии был признан неевреями.
Можно ли читать Евангелие без предубеждения? Евреи читают его с опаской, готовые к тому, что их опозорят. Христиане читают Евангелие через призму церковной истории. И тем и другим, как мне кажется, стоит остановиться и поразмышлять над первыми словами из Евангелия от Матфея: «Родословие Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова». Сын Давида говорит о мессианских предках Иисуса, которых евреям не следует игнорировать; «титул, от которого он бы не отказался даже во спасение своей жизни, не могло не иметь для него большого значения», – отмечает Ч. Г. Додд. Сын Авраама говорит о еврейских предках Иисуса, которых мы, христиане, также не имеем права игнорировать. Ярослав Пеликан пишет:
Разве было бы столько антисемитизма, разве было бы столько погромов, разве был бы Аушвиц, если бы каждая христианская церковь и каждая христианская семья переосмыслили свои молитвы к Марии и изображали ее на иконах не только как Матерь Божию и Царицу Небесную, но и как еврейскую девушку и новую Мариам, а Иисуса на его иконах не только как Пантократора, но и как Рабби Иешуа бар–Йозеф, Раввина Иисуса из Назарета?
В молодости я не знал ни одного еврея. Теперь знаю. Я знаю кое–что об их культуре. Я знаю о верности традициям, благодаря которым священные праздники остаются актуальными даже для семей, уже давно не верящих в их значение. Знаю страстные споры, которые поначалу отпугивали меня, но скоро привлекли как своего рода личное обязательство. Знаю об их уважении, даже почтении к скрупулезному соблюдению своих правил, и это в обществе, которое, как правило, предпочитает независимость. Знаю о традиции гуманитарных наук, которые помогли сохранить их культуру, вопреки безжалостным попыткам остальных уничтожить ее. Знаю об их способности брать друг друга под руку, танцевать и смеяться даже тогда, когда мир дает мало поводов для веселья.
Это была культура, в которой вырос Иисус, еврейская культура. Да, он изменил ее, но точкой отсчета для него всегда был тот факт, что он еврей. Теперь, когда я спрашиваю себя, каким был Иисус в подростковом возрасте, я думаю про еврейских мальчиков, которых я знал в Чикаго. И когда меня коробит от этой мысли, я вспоминаю, что в свое время Иисус вызывал обратную реакцию. Еврейский мальчик – конечно, но Сын Божий?
Иисус выбирал не только национальность, Он также выбирал время и место рождения. История стала, по словам Бонхеффера, «утробой для рождения Бога». Почему именно этот исторический момент? Иногда я удивляюсь, почему Иисус не появился в наше время, когда он мог бы воспользоваться средствами массовой информации. Или еще раньше, во времена Исайи, когда все также ожидали появления Мессии и Израиль еще был независимой нацией? Почему первый век нашей эры оказался подходящим временем для сошествия Бога в мир?
Каждый век имеет свое основное настроение: светлая уверенность девятнадцатого века, хаос насилия двадцатого века. Во времена рождения Иисуса, в годы расцвета Римской империи, царили надежда и оптимизм. Как Советский Союз до его распада или Британская империя при королеве Виктории, Рим нес мир на острие меча, в общем и целом, даже покоренные народы объединялись. Так было везде, кроме Палестины.
