Текст книги "Граф Карлштайн"

Автор книги: Филип Пулман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Рассказ мисс Августы Давенпорт
(продолжение)

Когда-нибудь, не сомневаюсь, для юных леди будет столь же естественно учиться разводить костры, ловить диких животных, свежевать их и готовить из них пищу, как сейчас рисовать акварелью и петь дурацкие песенки, неумело аккомпанируя себе на фортепиано. И поют, и играют они обычно весьма плохо – так, во всяком случае, подсказывает мне мой опыт. У себя в женском колледже, в Челтнеме, я постоянно старалась привнести в воспитание учениц определенный элемент авантюризма и предприимчивости, впрочем, боюсь, без особого успеха. Разве можно одолеть ее величество Моду? В наши дни молодые девушки считают весьма модным быть хрупкими, томными, чуть что падать в обморок и слабо попискивать от восторга, если они чем-то довольны, или сразу терять сознание, если их что-либо огорчило. Более нелепое зрелище трудно себе представить, особенно когда роль хрупкой романтической героини пытается сыграть крупная румяная толстуха лег пятнадцати-шестнадцати. Только они ведь все равно будут так вести себя, и ничто не сможет их переубедить, никому не удастся объяснить им, как нелепо они выглядят, ибо такова нынешняя мода! Вот я и жду, стараясь быть максимально терпеливой, когда подуют иные ветра и мода наконец переменится. Возможно, я, Августа Давенпорт, к этому времени буду еще жива и с превеликой радостью встречу зарю новой эпохи!

Возьмем, к примеру, мою служанку Элизу. Как только ее молодой человек, Макс Гриндофф, нас покинул, я сразу заметила, что с каждой минутой она все сильнее нервничает. Было бы весьма поучительно понаблюдать со стороны за этим очередным притворством, если б я, правда, могла видеть в темноте. Хотя темнота, разумеется, была ей совершенно необходима, чтобы произвести нужное впечатление. Впрочем, не имея возможности видеть Элизу, я вполне могла основывать свои выводы на ее репликах:

– Мисс Давенпорт, вы верите в привидения?

– О, мисс Давенпорт! Я слышу… слышу голос духа… я уверена, что слышу его!

– Мисс Давенпорт, вы видели? Там что-то страшное! Там, в темноте, за деревьями… Какая-то ужасная тень растет… вздымается…

– Ах, мисс Давенпорт! Вы слышали этот вопль? Просто кровь стынет в жилах!

(На самом деле, просто сова крикнула, да только Элиза бы мне все равно ни за что не поверила.)

– Мисс Давенпорт! Какой ужас! Это летучая мышь!!! Я уверена! Ах, вдруг это вампир?

– Ох, мисс Давенпорт! Слышите? Это волки! Конечно же, это волки воют!..

В общем, когда мы наконец добрались до цели, моя девица от страха чуть сознание не теряла. Но страх, разумеется, был не настоящий (характер у Элизы уравновешенный, и настоящую опасность она встретила бы вполне мужественно), а воображаемый, этакий модный страх. И не имело ни малейшего смысла бранить ее за это притворство, так что, когда мы добрались до хижины, я тут же отправила ее за хворостом и велела разжечь костер, а сама занялась осмотром местности, надеясь обнаружить дичь. Этим всегда очень полезно заняться. Однажды в Туркестане, когда мы уже начинали голодать, мне удалось вспугнуть и подстрелить дикого козла, причем в обстоятельствах, весьма схожих с нынешними. Это было очень нелегко, зато спасло мне жизнь.

Впрочем, на сей раз ничего столь же питательного я не обнаружила и вернулась в лагерь. Элиза же, как оказалось, просто вся тряслась от страха, и я потеряла терпение.

– Элиза, возьми наконец себя в руки! – резко сказала я ей. – И перестань смотреть на меня выпученными глазами! Да что с тобой такое, черт побери? Чего ты боишься?

– Ах, мисс Давенпорт, я их слышала! Ох, мисс! Они вон там, за деревьями! Их двое. Бедные маленькие призраки, плывущие среди леса… Ах, мисс!..

– Что ты такое несешь?

– Там две маленькие девочки, мисс!

– Люси и Шарлотта? Ты уверена?

– Они неживые, мисс! Это духи! Призраки, влекомые сквозь ночь неведомой силой… Они не могут даже остановиться и отдохнуть, ибо проклятие преследует их и на краю земли… И знаете, мисс…

– Ну, что еще, бедная ты моя?

– Один из призраков нес свою голову под мышкой! Ох, мисс…

– Что?

– Да, девочка была без головы, мисс… Ох, как это ужасно, мисс Давенпорт! Маленькая девочка несла собственную голову в руках… И плащ у нее весь сбился на бедной обнаженной шейке… Потому что головы у нее на плечах совсем не было, зато в руках она точно голову несла! Ох, этого мне никогда не забыть, до самой смерти!..

На мгновение мне показалось, что служанка моя и впрямь лишилась рассудка. Призрак, несущий в руках собственную голову! Вот уж чушь! Впрочем, этому должно было найтись какое-то разумное объяснение, и я принялась расспрашивать Элизу.

Из ее ответов мне стало ясно, что кто-то (то ли девочки, то ли нет) буквально пять минут назад прошел неподалеку от хижины дровосека. Их было двое, и они вполне могли оказаться Люси и Шарлоттой. Сомнений у меня не было – придется последовать за ними и все выяснить. Я взяла оба своих пистолета и двинулась в ту сторону, куда ушли «призраки». Элиза, вся дрожа, последовала за мной.

Никаких следов девочек мы, конечно же, не обнаружили. Еще бы, в такой снегопад, в полной темноте и в таком густом подлеске! Ничего удивительного. Разочарованная, я уже повернула назад, но тут услышала чьи-то голоса и увидела, что какой-то негодяй, размахивая горящей веткой, собирается (как мне показалось) поджечь наше имущество. Признаю, с моей стороны было довольно глупо сразу же приходить к таким выводам, но я тем не менее не медля ни секунды выстрелила в мерзавца и выбила у него из рук горящую ветку. Потом, выхватив второй пистолет, я собралась уже грозно предупредить его об опасности, но тут на сцене неожиданно появилась Элиза.

– Макси! – воскликнула она и бросилась к «злоумышленнику».

– Элиза! – радостно закричал он, и я узнала голос ее ухажера, этого Гриндоффа.

Не прошло и нескольких секунд, как они снова принялись обниматься.

– Все в порядке, мисс Давенпорт! – кричала Элиза, задыхаясь от радости. – Это Макс!

– Да-да, я вижу, – отвечала я. – Гриндофф, дорогой, вы уж простите меня за этот выстрел. Весьма глупо с моей стороны. Но вы ведь не ранены, правда?

– Ошеломлен, мадам, но не ранен, – сказал он, и я подошла ближе, поскольку рядом с ним стоял кто-то еще.

Оказалось, что это девочка лет четырнадцати в старом и слишком легком плаще. Я ее уже видела раньше в замке Карлштайн, так что смотрела на нее с огромным любопытством. Гриндофф представил ее мне как Хильди Келмар, а потом рассказал обо всем, что случилось. Девушка тоже участвовала в этом повествовании, и с первых же ее слов мне стало ясно, что она куда лучший свидетель, чем Гриндофф, – мысли излагает ясно, а он все время путается и подбирает слова; хладнокровна и честна, а его то и дело несет, и тогда истину установить уже невозможно; умна и находчива, а он… В общем, Макс был далеко не так умен и находчив, как эта Хильди.

– А что ты думаешь? – спросила я ее. – Как, по-твоему, поступили девочки?

– Что я думаю, мисс? – задумчиво переспросила она. – Я думаю, мисс Шарлотта вышла на дорогу и направилась в деревню в поисках мисс Люси, а потом, я думаю, они друг друга нашли и решили снова спрятаться в хижине горных егерей, куда я отвела их с самого начала. Ах, если б они там и остались, мисс!

– Пожалуй, я готова с тобой согласиться, – сказала я. – Примерно что-то в этом роде, видимо, и произошло. Как вам не стыдно, Гриндофф! Ну почему вы не пошли в замок, как я вам велела?

– Теперь-то я и сам об этом жалею, мадам, – признался он. – Но, честное слово, я считал, что доктор Кадаверецци куда лучше меня справится с этим делом!

– Похоже, ваш доктор – человек действительно незаурядный, – сказала я, а про себя подумала: «Если б он и впрямь был таким замечательным, то не стал бы подвергать Люси опасности». – Но ведь он, кажется, исчез, так вы сказали?

– Растворился в воздухе, мадам! – развел руками Гриндофф. – В точности как в его фокусе «Исчезновение дервиша». Знаете, этот маленький дервиш – у него внутри часовой механизм, и это настоящее чудо! – сперва кружится над столом, куда бы доктор его ни послал, а потом… – Хорошо-хорошо. Возможно, когда доктор Кадаверецци вновь материализуется, вернувшись из того измерения, куда он временно удалился, он любезно продемонстрирует и нам своего исчезающего дервиша. А пока что у нас выбора нет – придется идти в хижину горных егерей. Далеко это, Хильди?

– Часа два пути, мисс, – сказала она, с сомнением глядя на меня.

Я прекрасно поняла, что означал этот ее взгляд: ты старая толстая тетка и тебе туда не дойти! И я сочла это вызовом.

– Ну что ж, тогда в путь, – сказала я, поднимаясь на ноги. – Если кто-то чувствует себя слишком усталым, пусть остается. В конце концов, один доброволец стоит десятерых, идущих по принуждению.

Я решила говорить совершенно откровенно. Каждый из них в душе разделял мнение Хильди обо мне. Вот пусть тот, кто останется, и будет посрамлен, когда я решительно выйду в путь. Ну и, естественно, все трое тут же вызвались идти вместе со мной.

– Вот и прекрасно, – сказала я им в утешение.

Мы добрались до горной хижины, как раз когда садилась луна. Рассвет, очевидно, был недалек, и маленькая Хильди от усталости опиралась на мою руку (сама этого не замечая). Места там были пустынные, дикие, и хижина стояла на самом краю пропасти, за которой виднелся могучий ледник, обрамленный ковром чистейших снегов, среди которых торчали хищные, зубастые скалы и тяжелые валуны. Ледник, серебрясь в свете меркнущей луны, дышал на нас пронизывающим холодом, и это был холод не только физический – от ледника действительно веяло ужасом. Разве можно выжить в этой ледяной пустыне? Господи, молилась я в душе, пусть только у девочек хватит здравого смысла хотя бы на этот раз остаться в хижине! Я старалась не думать о том, что они могли погибнуть еще в пути и мы просто не заметили их замерзших тел…

В общем, открывая дверь в хижину, я испытывала сильнейшее волнение, и разочарование мое, когда мы увидели, что хижина пуста, было поистине беспредельным. Однако я решительно заявила, что не следует предаваться отчаянию, и велела Гриндоффу и Элизе обшарить все помещение. Возможно, там ничего и не было, но их обоих это, по крайней мере, на некоторое время заняло. А я между тем, взяв свою подзорную трубу, вышла наружу, надеясь отыскать хоть какие-то следы, оставленные девочками.

И тут же увидела на снегу отпечатки их башмаков! Что, впрочем, совсем меня не удивило: я была почти уверена, что они там были. Затем я обнаружила и другие следы, я приняла их за следы Хильди и позвала ее. Хильди подтвердила: следы ее. И подсказала мне, что и вокруг хижины полно следов, оставленных девочками.

– И знаете, мисс, эти следы они наверняка оставили уже потом, после того как я отсюда ушла, – сказала Хильди. – Они, должно быть, выходили наружу, чтобы оглядеться. Смотрите, как тут весь снег утоптан.

И правда, на некотором расстоянии от хижины в снегу было множество следов, явно принадлежавших Люси и Шарлотте, а не кому-то другому, так что я вздохнула с некоторым облегчением. Хильди тем временем прошла чуть дальше и вдруг стремительно бросилась вперед, пристально вглядываясь в землю. Потом повернулась и поманила меня рукой.

– Что такое? – спросила я, подходя ближе, но уже и сама видела: на снегу были отчетливо видны два ряда знакомых следов.

– Они ушли! – растерянно сказала Хильди.

– Да, пошли дальше в горы. Ох, как это досадно, как досадно!

– Вряд ли они ушли задолго до нашего прихода, мисс… – начала было Хильди, но тут к нам подбежала Элиза, размахивая листком бумаги:

– Смотрите! Смотрите, мисс Давенпорт! Смотрите, что мы нашли!

Это была записка, и я сразу узнала почерк Люси. Когда она была моей ученицей, я все старалась заставить ее писать аккуратнее, но, увы, тщетно. Она, как и многие другие дети, считает (и совершенно неверно), что аккуратный, красивый почерк ужасно скучен, а каракули, наоборот, интересны и привлекательны. Я этого просто понять не могу. Опять эта мода! Я утешала себя тем, что мне, по крайней мере, удалось обучить ее правилам пунктуации. Записка гласила:

ТЕМ, КОМУ ЭТО МОЖЕТ БЫТЬ ИНТЕРЕСНО.

По воле злого рока, лишившись всякой надежды, вынужденные скитаться по воле жестокого человека, от которого должны были бы ждать доброты и дружеского расположения, мы решили предаться на милость вечных снегов, поскольку твердо уверены: среди этих скал и ледников не меньше милосердия, чем среди украшенных деревянной резьбой и гобеленами стен дома, в котором мы в последнее время жили, – ЗАМКА КАРЛШТАЙН.

Прощайте навсегда.

Я прочитала это вслух, когда все собрались в кружок у огня, и аккуратно сложила записку, испытывая, признаюсь, невероятную усталость.

– Господи, что за игру они затеяли? – сказал Гриндофф. – Не понимаю я их, мисс. Зачем им куда-то бежать?

– Я же говорила тебе, Макс! – воскликнула Хильди. – Замиэль!

Он только головой покачал и вздохнул:

– Да-да, до чего ж я устал, уже и забыл об этом! Странно, однако, что я об этом забыл…

– Замиэль? – заинтересовалась я. – Прошу тебя, Хильди, просвети и меня тоже.

И Хильди пересказала мне все, что слышала, стоя под дверью графского кабинета, а Гриндофф подтвердил ее слова своим рассказом о подслушанном им возле дома мэра разговоре графа Карлштайна с его секретарем, этим отвратительным, скользким типом.

– Ясно… – пробормотала я и, опершись спиной о стену, прикрыла глаза, чтобы лучше думалось.

Во многих частях Центральной Европы, а также в Великобритании существуют легенды о Дикой Охоте. Считается, например, что Виндзорский парк посещает призрак демона-охотника Херна. Это очень древнее и очень интересное суеверие. Суеверие ли? Неужели и я верю в существование Херна? О нет! Просто закрытый для познания неизведанного разум – это мертвый разум. Пусть я не верю в Дикого Охотника, но в него, безусловно, верит граф Карлштайн и собирается на основе этой веры сотворить ужасное злодеяние. У меня нет причин утверждать, что все это полная ерунда. К сожалению, у меня как раз есть определенные причины считать, что все это правда. С другой стороны, для всякого злодеяния можно найти противодействие, даже использовать магические чары, если будет так уж необходимо. И я попыталась вспомнить, что я об этом читала.

Но главным сейчас неизменно оставался вопрос: как нам поступить? Похоже, действительно заключена некая опасная сделка. Граф Карлштайн согласился в обмен на некие услуги, которые ему либо окажут, либо уже оказали, обеспечить добычу Дикому Охотнику. И Замиэль должен получить свою добычу ровно в полночь, в канун Дня Всех Душ, а я и сама видела, стоило мне открыть глаза, да и в моем любимом справочнике «Тропический альманах истинной леди» было указано, что решающий день уже наступил и заря его как раз занимается над нами. Я снова закрыла глаза и сосредоточилась.

Итак, Дикий Охотник должен появиться в охотничьем домике графа в полночь и получить свою дань. Очевидно, в жертву ему не обязательно приносить кого-то конкретно. Макс слышал, как граф Карлштайн говорил, что, если Люси и Шарлотты не окажется под рукой, сойдет и Хильди. А что, если в домике не окажется вообще никого, когда пробьет полночь? Тогда, видимо, демон возьмет себе самого графа Карлштайна как не выполнившего обещание и нарушившего договор. Вот почему граф так сильно тревожится.

Да, мне казалось, что в таком случае гнев демона должен обрушиться именно на графа, но я не была до конца и этом уверена. Вполне возможно, любой человек, оказавшийся в этот час в лесу неподалеку от назначенного места, – крестьянин, дровосек или кто-то еще – рискует стать жертвой Дикой Охоты, и тогда Замиэль, утолив свой голод, оставит графа Карлштайна в покое. Не имея достаточных сведений о привычках демонов, я оказалась не в состоянии сделать более определенные выводы и переключила свое внимание на самого графа Карлштайна и его родство с девочками.

Насколько мне было известно, граф – родственник их несчастной матери, погибшей вместе с сэром Персивалем, отцом Люси и Шарлотты, во время кораблекрушения. Как раз мне и пришлось сообщить девочкам о столь тяжелой утрате и подготовить их к отъезду в Швейцарию. Других родственников, кроме графа Карлштайна, у них не было. Сперва, помнится, графу очень не хотелось брать девочек к себе, но убедительные речи адвоката сэра Персиваля – замечательного джентльмена по фамилии Хайфиш – заставили его передумать. И вскоре я с тревогой в душе проводила их до Женевы, где кончался первый этап их путешествия.

Что-то неясное вдруг шевельнулось в моей памяти… Я чувствовала, что вот-вот вспомню это, стоит только сесть поудобнее и не открывать глаза…

Хайфиш… Карлштайн… девочки… моя вынужденная поездка в Женеву…

Я выпрямилась, открыла глаза и хлопнула в ладоши, чтобы разбудить остальных. Хильди тут же открыла покрасневшие от усталости глаза и вопросительно посмотрела на меня, да и храп Гриндоффа смолк. Он резко сел и так зевнул во весь рот, что, но-моему, у него даже челюсти затрещали.

– Что случилось, мисс Давенпорт? – сонным голосом спросила Элиза.

Я рассказала им о сделанных мною выводах, и они со мной полностью согласились. А что им еще оставалось? И мы сразу же поспешно разошлись в разные стороны, дело действительно принимало серьезный оборот. Если сперва речь шла о двух заблудившихся девочках, то теперь об их жизни и смерти. Так что времени терять было нельзя.

Рассказ Люси
(продолжение)

Мне кажется, если свалишься с высокого утеса в пропасть и в силу какого-то везения приземлишься чуть ниже на скалистый выступ до смерти испуганная, но целая и невредимая, то все же вздохнешь с облегчением, забыв об отчаянии. Но если спасший тебя уступ начнет вдруг крошиться под ногами, грозя обрушиться в ту же пропасть, то первоначальное отчаяние вполне может вернуться с удвоенной силой. А уж когда нечто подобное происходит с тобой несколько раз подряд, то в самый раз подумать: а что, если в твою жизнь вмешался какой-то злой рок? Примерно такие мысли крутились у меня в голове, когда я выбежала из полицейского участка после ареста доктора Кадаверецци.

Нам удалось удрать из замка Карлштайн, но мы поступили весьма глупо, когда ушли из горной хижины и потеряли друг друга. Шарлотту, кстати, почти сразу же и поймал этот жалкий червяк Артуро Снивельвурст! Мне же удалось встретиться с доктором Кадаверецци, и я даже отчасти почувствовала себя в безопасности. (А еще мне ужасно понравилось быть египетской принцессой. По-моему, я хорошо могла бы сыграть эту роль, если б, конечно, стала настоящей актрисой или хотя бы бродячей комедианткой.) А потом надо мной опять стали собираться тучи: в таверне меня заметил граф Карлштайн. И опять меня спасла Хильди, подняв тревогу и крича: «Пожар! Пожар!» Мы с доктором Кадаверецци под шумок сбежали, но нам не повезло, и бедного доктора арестовали. (Хотя, насколько я его знаю, он в тюрьме задерживаться не станет. Я, правда, была с ним знакома совсем недолго, всего несколько часов, но и за это время он успел произвести на меня неизгладимое впечатление. Это настоящий гений! Даже мисс Давенпорт с ним не сравнится. Мне казалось, его разум из другой вселенной, куда более просторной и свободной, чем наша, и хотя я порой замечала его просчеты, но понимала, что эти просчеты – сущий пустяк но сравнению с замечательным полетом его воображения и светлым сиянием его духа. Да что там говорить… Я же слышала (а Шарлотта, например, нет), как ему аплодировали зрители. Это были самые восхитительные звуки на свете!)

Но теперь нас постигло жестокое разочарование. Мы легко сумели договориться о дальнейших действиях и менее чем за час добрались до хижины в горах, но смысла оставаться там не было: мы понимали, что граф, конечно же, схватит Хильди и станет ее терзать, требуя, чтобы она рассказала ему все, что ей известно. Она, несомненно, будет держаться до последнего, но вскоре с помощью дыбы и щипцов для вырывания ногтей граф сумеет одержать над ней победу, и она, теряя сознание, в предсмертной тоске выдохнет сведения о том, где мы скрываемся. И тогда граф бросится сюда, нетерпеливо рыча на своих псарей, спустит с поводка своих гончих и…

В общем, нам ничего другого не оставалось – только подняться выше в горы. В конце концов, по ту сторону гор лежит Италия…

Нам еще здорово повезло: снег не шел, а сверкающая луна освещала каждую скалу, каждую пропасть, каждую коварную трещину и каждый ледяной мостик над нею, смертельно опасный для путника и похожий на панцирь черепахи. Не знаю, как выглядят горные черепахи, но уверена, что в этих горах они водятся. Сперва мы испытывали восторг, поднимаясь все выше и выше, и это чувство помогало нам идти дальше, хоть мы и устали до изнеможения. Неземная красота, царившая вокруг, точно волшебные видения, описанные Байроном или Шелли, наполняла наши сердца странным томлением. Все это напоминало сон, и здесь было очень легко поверить в существование любых сказочных духов и призраков. Мы поднимались все выше и выше, и в итоге руки и ноги у нас совершенно онемели от холода, а каждый вздох стал отзываться острой болью в груди, но остановиться мы не посмели и продолжали карабкаться вверх, пока луна не скрылась за сверкающим зубчатым гребнем горы, да и потом не остановились, хотя вместе с темнотой на нас обрушился жуткий, пронизывающий холод, куда более сильный, чем прежде. Однако небо уже светлело. Звезды слева от нас начинали бледнеть и меркнуть, а синее-синее небо, на котором они так ярко сияли, осветили первые лучи зари. Звезды блекли одна за другой, точно жемчужины, которые, как известно, блекнут, если их не носить. (У меня, правда, никогда жемчугов не было, а вот у нашей дорогой мамочки было очень красивое жемчужное ожерелье, которое так и осталось на ней, когда затонул их корабль… Так что ее жемчужинки вернулись в родную стихию, а она покинула свой мир навсегда! Иногда мне кажется, что в ювелирных украшениях есть некое злое коварство, и поэтому я ни за что не стану их носить. Нет! Никогда не надену даже самое простое золотое кольцо! Я дала в этом обет.)

Вскоре над Альпами разлилась самая великолепная заря, какую мне когда-либо доводилось видеть.

А когда взошло солнце, мы обнаружили, что находимся на небольшом ледяном плато и справа от нас сияют и сверкают белые снега, тянущиеся к самым темным скалистым вершинам. Впереди беспорядочно громоздились ледяные глыбы неправильной, странной формы – одни совсем маленькие, не больше Шарлоттиного господина Вуденкопфа, а другие большие, как дом. Это, собственно, и была поверхность ледника. Слева ослепительно ярко сияло солнце, быстро поднимавшееся над заснеженными горами, точно огромный воздушный шар с заключенным в нем первородным божественным огнем. Казалось, в этом ледяном мире нет никаких теней, потому что лед и снег не поглощали льющийся с неба свет, а отражали его, как бы усиливая и расщепляя на все цвета радуги, в точности, как сделал это во время своего знаменитого опыта сэр Исаак Ньютон (мисс Давенпорт демонстрировала нам этот опыт с призмой солнечным утром в Челтнеме). Так что вместо теней мы повсюду вокруг видели только радуги, вызывавшие у нас легкое головокружение.

Потом мы двинулись дальше, и Шарлотта одной рукой прижимала к себе эту деревянную голову в парике, а второй цеплялась за меня, потому что шла с закрытыми глазами и без конца спотыкалась – то ли спала на ходу, то ли глаза ей резал солнечный свет. Да и мне было трудно смотреть на это бесконечное сверкание. Кроме того, перед глазами у меня все время что-то мелькало, и я решила, что либо чем-то отравилась, либо у меня начинается горячка.

И тут Шарлотта взмолилась:

– Люси, я больше не могу! Еще шаг, и я просто в обморок упаду…

– Если мы устроимся тут отдохнуть и случайно уснем, то наверняка погибнем, – возразила я. – Во сне мы тут же замерзнем и станем похожи на мумию из коллекции синьора Ролиполио, о которой, помнишь, нам рассказывала мисс Давенпорт.

Шарлотта вздрогнула и еще крепче прижала к груди господина Вуденкопфа.

– И станем такими же страшными и морщинистыми? – пролепетала она.

– Да, ужасно морщинистыми и очень страшными. Нет, Шарлотта, нам надо идти вперед.

– Но нам никогда не найти верный путь в этих ужасных… – Голос у нее прервался, и она, махнув рукой в сторону ледника, даже зажмурилась: ей страшно было хоть минуту смотреть на него. – Мы непременно упадем в трещину, как Отто в «Тайнах Севера», и разобьемся в лепешку. Или заблудимся и станем ходить кругами, а потом сойдем с ума. Ох, Люси, я просто больше не могу… Мы так далеко зашли… Теперь-то уж они нас ни за что не найдут! Пожалуйста, давай немножко отдохнем, а?

Я тоже, конечно, страшно устала, но, будучи старшей, была вынуждена притворяться, что еще вполне держусь на ногах. Ответственность ведь всегда ложится на старших, на тех, кто обладает значительно большим опытом. Никакой награды, правда, я за свое мужественное поведение не получила, но это так, между прочим.

– Нет! – сказала я. – Мы должны идти дальше, Шарлотта. Постарайся думать о южных краях…

– Но я не могу…

– Ничего, сможешь, если захочешь! Ты только попробуй. Вспомни… апельсиновые деревья, оливковые рощи, пышная южная растительность…

– Я не люблю оливки.

– Ну, хорошо, думай о дынях. О горячем…

– Дыни холодные!

– Знаешь, Шарлотта, ты начинаешь мне надоедать! – сказала я сурово.

– Но я так стараюсь не думать о еде… – сказала она, явно меня не расслышав, так что я больше не стала с ней объясняться, а просто взяла ее за руку и потащила за собой.

Она три раза упала, разбила коленку и расплакалась. Потом у господина Вуденкопфа свалился парик, пришлось его надевать. Потом оказалось, что платье у нее совершенно промокло, а мое превратилось в клочья. Потом я подвернула ногу, поскользнувшись на льду, а Шарлотта упала в четвертый раз да так и осталась лежать, заливаясь слезами. Вот тут-то я и подумала в полном отчаянии: «Нет! Это конец. Мы погибнем. Умрем…»

Мне казалось, что средь ясного дня вокруг нас сгущается тьма.

Я чувствовала, что все больше замерзаю, и мне страстно хотелось стащить с небес эту нависшую над нами тьму и закутаться в нее вместе с Шарлоттой, как в одеяло. Теперь я понимаю: эта тьма и была нашей смертью. Но тогда, даже понимая это, я бы точно стащила ее вниз, если б смогла.

Потом я услышала чей-то голос, кто-то тряс меня за плечо… Это была Шарлотта, которая шептала:

– Люси! Люси, проснись! Это тот человек, которого я видела в лесу… Люси!

Я увидела перед собой маленький ручеек, который отчего-то не сковали эти ужасные льды, и он весело бежал, вздымая маленькие фонтанчики брызг, сверкавшие, как алмазная крошка. А на том берегу ручья стоял какой-то мужчина и звал нас. Он приветливо помахал нам рукой, заметив, что мы проснулись, и, легко, но осторожно перепрыгивая с одного камня на другой, перебрался через ручей. Вид у него, надо сказать, был весьма усталый.

– Мне не нужно даже спрашивать, кто вы такие, – сказал он. – В этих горах, по-моему, найдутся только две такие девочки. Вот, держите, я принес вам письмо.

Я решила, что это, видимо, сон. Однако свернутый листок бумаги, который он протянул мне, вынув его из внутреннего кармана, был еще теплым и вполне настоящим, и я даже узнала его: это была та самая записка, которую я нацарапала в горной хижине!

– Но это ведь я сама и написала… – сказала я дрогнувшим голосом.

– А вы переверните листок, мисс, – посоветовал незнакомец.

Я перевернула да так и подскочила, узнав знакомый почерк.

– Шарлотта! Смотри! Это писала мисс Давенпорт!

Она тоже вскочила на ноги и склонилась над запиской, чтобы получше ее рассмотреть, а потом мы хором прочли ее.

В ней говорилось:

Дорогие Люси и Шарлотта!

Вы можете вполне доверять подателю сего письма. Ему можно доверить даже собственную жизнь. Очень прошу вас, немедленно спускайтесь вместе с ним вниз. Нам необходимо как можно скорее встретиться и обсудить, как быть дальше. Люси, твой почерк просто ужасен. Ты должна собрать все мужество в кулак и непременно постараться его исправить.

Ваш добрый друг

Августа Давенпорт.

– Люси, это она! Действительно, она! – вскричала Шарлотта.

Я была рада ничуть не меньше Шарлотты, но все же что-то меня царапнуло. Дело в том, что я очень горжусь своим почерком и считаю его, во-первых, вполне взрослым, а во-вторых, очень необычным и интересным.

– Ну что, пошли? – спросил незнакомец.

– Ой, простите… Да, конечно, сейчас идем!

Я видела, что он очень замерз: он хлопал себя руками по бокам и без конца переступал с ноги на ногу, но при этом делал вид, что ему ничего не стоит торчать на высоте в несколько тысяч метров среди заснеженных гор.

– Как ваше имя? – спросила я. – Меня, например, зовут Люси, а ее – Шарлотта.

– Макс Гриндофф, – представился он, и мы пожали друг другу руки. Потом Макс указал на господина Вуденкопфа в сползшем набок парике, который, лучезарно улыбаясь, смотрел на нас с вершины большого валуна. – Хорошо, что вы его туда пристроили, – заметил Макс. – Иначе я бы вас не заметил. Это он мне на глаза попался, когда я мимо шел, а вас обеих за валуном и видно не было.

Шарлотта страшно обрадовалась его словам и крепко прижала к груди господина Вуденкопфа.

– Вот видишь! – торжествующе заявила она, глядя на меня. – Я же говорила, что он счастье приносит!

– Ох и пришлось же мне побродить тут, пока я вас искал! – признался Макс. – Идемте скорее вниз, а по дороге я вам расскажу, что вчера в деревне творилось. Так, значит, вы, мисс, и есть та самая «египетская принцесса»?

– Да, я! А как вы узнали? Вы видели доктора Кадаверецци? Он выбрался из тюрьмы? Или его выпустили?

– Ах вот он где! Мне следовало бы догадаться… Видите ли, мисс, я его слуга. Ну, если он в тюрьме, то и беспокоиться нечего – он вскоре оттуда сбежит. Выберет подходящую минутку, навешает этому сержанту лапши на уши, а потом спокойненько выйдет прямо через главный вход, и держаться будет в высшей степени достойно и хладнокровно. Уж будьте уверены! Он просто чудо, этот доктор!

Короче, пока мы в очередной раз спускались с гор в деревню, Макс успел рассказать нам обо всем, что за это время произошло. И я почувствовала, что в моей душе вновь пробудилось одно странное чувство, то самое, которое столько раз вырывали с корнем и втаптывали в грязь, что я даже решила, что оно умерло навсегда, – я имею в виду надежду.