Текст книги "Многоярусный мир. Весь цикл"

Автор книги: Филип Хосе Фармер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 81 (всего у книги 104 страниц)

Раз в год устраивался турнир – Санди очень любила романы о средневековье – и победитель становился любовником царицы и зачинал всех младенцев этого года. Уйдя со своего поста, он должен был помогать всем прежним мужьям нянчить детей, убирать замок, мыть посуду и выполнять всю прочую домашнюю работу, что считалось великой честью.

Санди в лице сэра Сандагряна странствовала по тому миру в поисках человека, который знал секрет вечного счастья. Во время своих странствий она вступала в поединки с бесчисленными рыцарями, добрыми и злыми, и вторгалась в замки злых колдунов и баронов–разбойников. Они, как и все мужчины в том мире, носили маску. Сэр Сандагрян не нашел пока Человека в Золотой Маске, который владел тайной.

Приключения в качестве странствующего рыцаря, какими бы кровавыми и опасными они ни были, помогали Санди обороняться от непосильных порой стрессов Земли. Когда она чувствовала, что достаточно отдохнула от земной жизни, она прижимала ладони к зеркалу и повторяла три свои заклинания в обратном порядке. Желеобразное зеркало кристаллизировалось и в момент полного отвердения впускало эктоплазму Санди обратно в женское тело.

Санди уже добилась некоторого успеха на пути к более сильному характеру и устойчивой сексуальной роли. Она понемногу избавлялась от бурной смены настроений и от привычки уходить в себя. Как и у Джима, и почти у всех в группе, ее личные бесконтрольные галлюцинации медленно уступали место контролируемым галлюцинациям Многоярусного мира.

– Джим, я два раза говорила с отцом, – возбужденно сказала Джиму Санди. – Он всегда поговаривал о разводе с Куо, но это были только слова. Мысль о разводе ему противна. Ну а сейчас он вроде бы дозревает. Он знает, как мне не хочется уходить из больницы и возвращаться домой. Просто ужас. А почему? Потому, что там Куо!

Она никогда не называла Куо матерью.

– Ну а может, ты как–то приспособишься к своей Куо? – спросил Джим.

– Нет. Это возможно, только если она тоже пройдет терапию, как–то изменит себя. Для танго, знаешь ли, нужны двое. А она этого никогда не сделает.

В столовой стоял гам, хотя были там и тихие уголки, где сидели ушедшие в себя. Джим и Санди сели напротив милой, славной и хрупкой девушки по имени Элизабет Лавенца. Ее отчим–извращенец насиловал ее с десятилетнего возраста. Несколько месяцев назад этот монстр, как всегда называла его Элизабет, попытался ее убить за то, что она хотела позвонить в полицию. Она спаслась, засунув телефонную трубку ему в рот и стукнув по голове кочергой. Это были единственные насильственные действия за всю ее жизнь, и она страдала чувством вины за то, что их совершила (у Джима это никак не укладывалось в голове). Потом Элизабет выскочила из дома на улицу. Отчим быстро очухался и погнался за ней. Он душил ее, когда подъехала полицейская машина.

Для входа в иные вселенные Элизабет использовала то, что называла своим энергоблоком: пять томиков Фармера, связанные вместе. Эта батарея открывала ей путь. Так делали еще несколько человек из их группы.

За другим столиком, сбоку от Джима, сидела компания, очень интересовавшая его. Там шептались, сдвинув головы насколько только можно. Свою вселенную они придумали сами с помощью доктора Порсены. Хотя формально она входила в Многоярусный мир, его автор вряд ли сумел бы изобрести нечто подобное. Правил ею властитель по имени Кефалор, представляющий собой мозг размером со всю карманную вселенную – он сам и был вселенной. Населяли ее электрические заряды в форме нейронных импульсов мозга Кефалора. Группа так и называлась – Нейронные Импульсы. Джим думал, что это было бы потрясное название для рок–группы. Между членами группы существовало соглашение – когда Кефалор забывает что–нибудь, один из импульсов умирает. И человек, представляющий этот импульс, тоже. Но он или она может вернуться в качестве новой мысли, уже с другой индивидуальностью.

Джим слышал, что гармония в группе несколько нарушилась. Одна девочка заявила, что она и только она представляет собой подсознание Кефалора. А поскольку подсознание управляет сознанием, все прочие нейроимпульсы должны подчиняться ее приказам. Этого следовало ожидать. Она и в Веллингтон попала потому, что все время стремилась всеми командовать.

После ленча Джилмен Шервуд и Джим отошли в уголок. Поблизости никого не было. Джилмен раскрыл ладонь – в ней было пять «черных красоток», капсул с допингом.

– Вообще–то цена два доллара за штуку. Но в первый раз скидка. Всего доллар за каждую.

Джим протянул ему десятку и одновременно взял капсулы. Джилмен открыл бумажник, набитый бумажными деньгами, и отсчитал Джиму сдачу.

– Добро пожаловать обратно в реальный мир, – сказал он.

– Это так, временно, – пробормотал Джим. – Только через бугор перевалить. А там…

– Конечно, – улыбнулся Шервуд. – Но если временное перейдет в постоянное, я твой.

Джим, ненавидя и Шервуда и себя, повернулся и ушел. Вечером он долго сидел, глядя на «черных красоток» – теперь они не казались ему такими уж красивыми. Как поступил бы Орк? Джим не знал, честно не знал. Орк иногда вспоминал о наслаждении, которое получал от разных наркотиков. Но у Джима создалось впечатление, что у тех снадобий не было отрицательных побочных эффектов и к ним нельзя было привыкнуть.

Во всяком случае, Орк не нуждался в наркотиках, чтобы придать себе мужества.

А тут еще доктор Порсена. Его бы, безусловно, очень разочаровало, если бы его пациент взялся за старое. Но ведь у меня–то еще привычки нет, подумал Джим. Я не наркоман, как назвал бы меня отец. Просто пользуюсь этим делом время от времени. Хотя, если уж честно, в этом году он принимал допинги с глушителями и курил марихуану чаще, чем в прошлом. Но отсюда все равно далеко до прыжка в цирковой фургончик под названием «привычка».

Или не так уж далеко?

Через полчаса Джим вздохнул, встал со стула и спустил капсулы в туалет, хотя и не без сожалений.

Еще через десять минут он пролетел сквозь круг в центре пентры.

Глава 23

Орк корчился в муках на сверкающем твердом полу. Здесь больше никого не было, так зачем разыгрывать из себя стоика. Он вопил в голос.

Джим страдал не меньше Орка, хоть это было нечестно – у него ведь тела не имелось. Надо бы сразу вернуться на Землю и подождать, пока у Орка не утихнет боль. К несчастью, Джиму никак не удавалось сосредоточиться на технике возврата. А к тому времени когда он сконцентрируется, уже и ощущения будут не такие мучительные.

Орк, полуослепший от жгучей боли в пятках и ягодицах, все же видел, что находится в огромном туннеле. Стены блестели в свете, испускаемом шестиугольными насекомообразными созданиями, висевшими повсюду. Кроме них, свет давали круглые кнопки на потолке, стенах и полу. Вперемешку с ними росли густые подушки чего–то зеленого, напоминающего лишайник.

Посреди туннеля шла глубокая канава, по которой бежала чистая вода. Орк неуклюже подошел к ручью, влез в него и погрузился по шею. Вода обжигала холодом, но и успокаивала, унимая жар в крови и немного смягчая боль.

Из воды Орк видел кровавые отпечатки, которые оставил на кристаллическом полу. Когда он прыгнул через врата, луч отсек ему самые краешки пяток и ягодиц. Со временем это заживет, но будет ли у него время?

Пока что это зависело от того, сколько он еще потеряет крови. А если выживет, то сколько сможет продержаться в поисках пищи и врат. Если врата, конечно, где–то близко. Орк сомневался в этом.

Лос сказал, что врата с Антемы ведут обратно в родной мир Орка. Ложь.

Нет такого места на его планете.

Орк вылез из воды на пол туннеля, всего в нескольких дюймах над ручьем. Мучения возобновятся, когда он согреется, но он не мог больше выносить холод. Жаль, что у него нет никакой тряпицы перевязать раны.

Он видел верхнюю половину тела Иаджима, лежавшую лицом вниз. Проскочив через врата, Орк упал прямо на нее, на скользкие внутренности и кровь.

На Орке была кожаная набедренная повязка и пояс, где висел в ножнах кремневый нож. Все прочее оружие и мешок с провизией остались позади. Ступая только на носки, морщась при каждом шаге, Орк подошел к половинке тела и снял с нее половинку повязки и пояс с ножом. С половинкой ножа, поскольку луч рассек лезвие – но все равно пригодится.

Своим ножом Орк отодрал от стены кусок зелени. Под зеленой подушкой из камня торчали тонкие трубочки. Орк предположил, что это система питания растений. И, заметив желтую жидкость, сочившуюся из трубок, счел свою догадку верной.

Он отжал из растения влагу – на ощупь оно было как пышный мокрый мох. Орк решил, что назовет его «омутид» – мох по–тоански, и приложил его к своим ранам. Прикосновение заставило его поморщиться, но растение тут же прилипло к коже, словно приклеенное. Кровотечение прекратилось. Тогда Орк оторвал от стенки еще кусочек омутида и съел его. Мох был богат влагой, легко прожевывался, а на вкус был как карамель с сырой цветной капустой. Возможно, он был ядовит, но Орка это не волновало – сейчас, во всяком случае. Если от первого куска его не затошнит, потом он съест еще.

Останки Иаджима могли послужить источником белков – хотя бы на какое–то время. Если бы Орк не знал Иаджима так близко, то, возможно, и съел бы его. Но теперь он, несмотря на предчувствие, что еще пожалеет об этом, столкнул ополовиненное тело в ручей, и вода унесла его прочь.

Орк решил оставаться на месте, пока его раны не заживут настолько, чтобы он снова мог ходить. На это требовалось, по его расчетам, дня три. Все это время он будет есть, спать, пить воду и надеяться, что его не застанет здесь какой–нибудь хищник. Время он мог отсчитывать только по периодам своего сна и бодрствования. За тот срок, который, по его оценке, и составил три дня, Орк обследовал, передвигаясь в основном на цыпочках, по четверти мили в обе стороны. Все везде было точно таким же, как около врат. Осмотрел он и врата. Металлическая рама выглядела так же, как и по ту сторону. Орк сплел веревку из омутида и бросил один конец во врата. Кусок, прошедший сквозь них, отрезало.

Из–за ран Орку приходилось спать ничком на твердом кристаллическом полу. От неудобства такого положения он то и дело переворачивался во сне и просыпался от боли. Хорошо было лишь то, что температура воздуха оставалась ровной. Сам же воздух не застаивался, Орк чувствовал медленное его движение вдоль туннеля.

Каждый «день», проснувшись, Орк снимал подушки омутида с ран и заменял их свежими. Они отрывались с трудом, точно и вправду приклеенные.

Раны заживали, но кожа вокруг них покрылась многочисленными красными пятнышками. Выглядели они так, будто омутид присасывается к коже крохотными щупальцами, а на изнанке зеленых нашлепок явственно просматривался красноватый слой. После трех дней Орк пришел к выводу, что омутид высасывает из него кровь, хотя и в малых количествах. Он чувствовал, что силы его поубавились с тех пор, как он вступил в этот мир. Возможно было, конечно, и то, что в его диете недоставало витаминов и минералов.

Однако теперь Орк уже мог ходить почти без боли и сидеть несколько минут подряд – потом все–таки приходилось вставать. И после очередного сна он двинулся вверх по ручью так же инстинктивно, как лосось, идущий на нерест. Туннель шел все прямо и прямо миль двадцать – Орк преодолел это расстояние, сделав перерыв на сон только раз. Освещение оставалось ровным, как и все это время. Глубокую тишину нарушала только пульсация крови в ушах. Чтобы избавиться от этого звука, Орк говорил сам с собой или пел песни.

Компанию ему составляли чувство одиночества и мысль, что он может остаться здесь до самой смерти. Он вполне бы обошелся без такой компании.

Наконец он пришел к развилке туннеля. В этом месте под стеной бурлил кипящий пруд. По одной стороне каждого из коридоров тянулась мелкая канава с водой, впадавшая в пруд, но, судя по бурлению и пузырям, заводь питал еще и родник.

Орк пошел по правому коридору, который становился все шире и вскоре стал таким же, как главный туннель. Орк шагал, напевая песню, которой научила его в детстве мать. Внезапно он остановился и уставился на левую стену. Что–то промелькнуло по ней и привлекло его внимание.

Что бы это ни было, оно пропало, но теперь Орк, продолжая идти, не отрывал глаз от стены. И вскоре снова остановился. Не может быть, чтобы его мозг играл с ним такие шутки, разве что он свихнулся от одиночества. По стене довольно быстро двигалась вереница больших черных знаков. Они шли откуда–то сзади и уходили вперед, насколько видел глаз.

Потом знаки исчезли на несколько минут. А может быть, на час. Орк потерял всякое чувство времени. Он осознавал, что время как–то идет, только когда считал секунды и минуты.

После перерыва строка побежала снова – знаки повторялись в различных комбинациях, порой скрываясь из глаз под омутидом и светильниками. Когда мимо пронеслось несколько сот символов, строка погасла. Орк пошел дальше. Вскоре по стене побежали новые серии знаков. На этот раз Орк считал.

Передача продолжалась тридцать одну секунду.

Если это сообщение, то передается оно медленно. Но сам Орк прибавил шагу. Ни один естественный процесс не может произвести таких четких и разнообразных фигур, расположенных явно в искусственном порядке. Через несколько минут промелькнула еще одна строка таких же знаков, построенных в той же последовательности. И стена погасла окончательно.

Орк торопливо шел вперед. Туннель постепенно загибался вправо, пока не оказался под прямым углом к первоначальному направлению. Когда Орк очень уставал, он останавливался и ел. Его уже тошнило от вкуса карамели с цветной капустой.

Джим Гримсон так же объелся омутидом, как и Орк. Ведь когда Орк ел, ел и Джим. Все проблемы Орка были проблемами Джима. Но у Джима имелись еще и свои. Мозг–Призрак, его таинственный сосед, вроде бы рос. Теперь, когда Орк просто сидел и жевал, он не испытывал никаких сильных эмоций, хотя его сознание и работало. Поэтому Джим получил возможность сосредоточиться на собственных мыслях и совершить то, что задумал. Но все–таки он оставался наполовину Орком – и когда молодой властитель придет в возбуждение или раздражение, он снова почти полностью поглотит Джима.

Джим «придвинулся» поближе к мозгу–призраку. Тот «отступил». Никакого передвижения в физическом смысле не произошло – бестелесные, лишенные органов чувств существа не могли ни двигаться, ни видеть, ни слышать, ни осязать. Джим, однако, «знал», что сам он продвинулся, а мозг–призрак отступил.

Джим продолжал двигаться к нему, а призрачная сущность продолжала пятиться. Может быть, мозг–призрак боится Джима? Может, Джим для него опасен? Если так, нужно будет изыскать способ атаки. Легко сказать…

Орк поспал, поел почти без аппетита и пошел дальше. Внезапно туннель влился в громадную мерцающую пещеру. Здесь было гораздо больше светящихся растений на квадратный фут, и они были крупнее, чем в туннелях. И – какое счастье – здесь был звук! Среди растений обитало множество мелких птиц или животных – и все они щебетали, вопили, трубили и каркали.

Такие создания мог бы изобразить Тенниэль, иллюстратор «Алисы в стране чудес», если бы находился под влиянием ЛСД.Могло их также создать божество, которое поклонялось Эвклиду. Вокруг кишели многоугольники, кубы на ножках и призмы на колесиках, покрытые узорами из треугольников, кругов, квадратов и крестиков.

Растения выглядели так, словно частично состояли из кристаллов. На некоторых росли ягоды или многогранные плоды. Зеленый омутид был повсюду – на полу, стенах и потолке. Потолок находился почти в ста футах над головой, а сама пещера уходила далеко за пределы зрения.

Стоя на карнизе футах в двадцати над полом пещеры, Орк видел внизу несколько больших ручьев. Они текли не прямо, как в туннелях, а извивались, как естественные потоки.

Орк пришел в восторг от звуков, издаваемых живыми существами. А вскоре его потрясло до глубины души появление человека. Человек был наг и медленно шел через лес к Орку, очевидно, еще не сознавая, что кто–то вторгся в его экзотический Эдемский сад.

Орк едва удержался, чтобы не броситься прямо к незнакомцу. Но вместо того он присел за валуном и стал наблюдать, как тот идет между растениями. В этой фигуре было что–то странное – как–то не совсем по–человечески она была устроена. Человек шествовал неторопливо и чинно, словно этот мир принадлежал ему – так, по всей вероятности, и было. Он подошел поближе, и теперь Орк мог получше рассмотреть его лицо и тело. Он шел так медленно и важно потому, что иначе ходить не мог. Все его суставы – плечевые, тазобедренные, локтевые, коленные и кистевые – были выпуклыми и поблескивали. А голова, шея и туловище были крупнее, чем у нормально сложенного человека.

Орк потряс головой, чтобы избавиться от мгновенной иллюзии.

Воображение Орка снабдило человека тем, чего у него на самом деле не было. Там, где Орку померещились мужские половые органы, было гладкое место, усыпанное сверкающими кристаллами. Он был не он, а оно – андроид.

Оружия, однако, при нем не было. Орк встал и окликнул его, сложив руки у рта. Андроид остановился – казалось, испуга он при этом не испытал. Его рот приоткрылся – это могло изображать улыбку; зубы сверкали, как бриллиантовые.

Орк спустился вниз и пошел к незнакомцу, который так же неспешно двинулся ему навстречу. В десяти футах друг от друга они остановились, и Орк произнес по–тоански:

– Коовар!

– Коовар–су шеманитоон – привет и мир тебе! – ответило существо.

Зубы у него в самом деле были алмазные, изготовленные, как видно, на биофабрике и обработанные под человеческие резцы, клыки и коренные зубы.

– Несс Орк, – сказал молодой человек. – Я Орк.

– Несс Дингстет.

Этого имени Орк никогда раньше не слышал. Речь существа была немного затруднена – из–за алмазных зубов, определенно.

На быстрый град вопросов Орка Дингстет отвечал медленно. Постепенно Орк узнал, что мир этот создал властитель по имени Зазель. Зазель из Мира Пещер. Он же создал и Дингстета, который теперь был единственным разумным существом во всей вселенной. Мир представлял собой скалу, пронизанную туннелями и пещерами – некоторые площадью до тысячи квадратных миль. При этом он был, в каком–то смысле, живым, хотя разумом, кажется, не обладал – а если и обладал, то не давал знать об этом Дингстету.

– Это огромный минерально–протеиновый компьютер, в котором существуют самые разные формы жизни. Половина здешней флоры и фауны – это симбионты мира Зазеля. Я тебе после объясню. Компьютер обнаружил твое присутствие и предупредил меня. Я теперь, собственно говоря, властитель этого мира, хотя и не создавал его. Возможно, ты видел сообщение, бегущее по стене? Этот компьютер работает очень медленно.

– Видел. А что же случилось с Зазелем?

– Он убил себя, лишившись разума – или, скорее, став еще безумнее, чем был. Я думаю, он давно уже сошел с ума. Кто еще мог создать такой мир, как не сумасшедший? Но умер он легкой смертью. Он позволил компьютеру высосать свою кровь – всю до капли. Потом я, как он мне приказывал, кремировал его.

Дингстет оглядел Орка с ног до головы и сказал:

– Повернись, пожалуйста.

– Это еще зачем?

– Потом скажу. Пожалуйста, сделай, как я прошу.

Нахмурившись, Орк повернулся к нему спиной. Он никогда не подчинялся никому, кроме своих родителей – и даже им в последние годы неохотно. Он властитель, и приказывают властители – не созданные ими существа.

Кивнуть Дингстет не мог, поскольку этому препятствовало вздутое кольцо на месте шеи, но сказал:

– Хорошо! Пока никаких следов кристаллизации нет.

На обеспокоенный вопрос Орка он ответил:

– Если ты достаточно активен, твой обмен веществ может отсрочить кристаллизацию твоего тела. Но тебе нужно спать, и как раз во время сна твои клетки медленно превращаются в камень.

– Что же это за мир такой? – сказал Орк и решил про себя, что уберется отсюда как можно скорее. – И почему же не кристаллизировался ты?

– Зазель вложил в меня сопротивляемость, создал биологическую защиту.

– Есть ли врата, через которые можно выйти из Мира Пещер?

– Возможно, и есть. Я могу выяснить это для тебя. Я имею доступ ко всему огромному массиву данных, которые скопил в этом мире Зазель.

Орк не привык просить, но ситуация требовала, чтобы он смирился. Он не собирался рисковать своим выживанием только лишь ради гордости. Придется склониться, не ломаясь, впрочем, при этом.

– Ты сделаешь это для меня?

– Отчего же нет? Сделаю, если только не обнаружу причину этого не делать, или если такая причина не найдется в компьютере.

– Спасибо тебе. Но ответь мне сначала на один вопрос. Как сумел Лос проникнуть в этот мир и поставить врата, через которые я сюда вошел?

– Лос?

Орк рассказал свою историю.

– Вот в чем фатальный изъян тоанской цивилизации, – сказал Дингстет:

– В том, что дети властителей желают безраздельно править в своих родных мирах. Желание это было понятно и осуществимо в старину, когда у властителей имелись средства для создания новых миров. Тогда дети, становясь взрослыми, могли перейти из родительских вселенных в собственные. Теперь же они вынуждены оставаться в пределах уже созданных миров. Если бы они знали, что средства для создания новых миров все еще существуют, не стали бы они предаваться своим кровавым ссорам. Ты сам знаешь, что войны за обладание мирами значительно сократили число властителей, они же причина твоего нынешнего бедственного состояния. Будь у тоан логика, они могли бы преодолеть этот дефект своей цивилизации.

– Погоди! – заволновался Орк. – Ты сказал, что средства для создания новых миров еще существуют? Но где?

– Здесь. Я не имею в виду сами машины творения. Но в этом мире хранятся данные, позволяющие построить новые машины. Есть не только инструкции, как ими пользоваться, но и указания по изготовлению необходимых материалов, по конструированию аппаратов и по обеспечению их энергией. Ну и так далее.

– И ты имеешь ко всему этому доступ?

– Разумеется.

Орк потряс головой и закатил глаза.

– Подумать только! Считалось, что эти знания утеряны много тысяч лет назад, а они здесь! В этом затерянном, нежеланном мире!

– Здесь не так уж и плохо, – сказал Дингстет.

– Извини, если я задел твои чувства. Я пробыл здесь недолго и не могу судить о мире на основе столь краткого опыта. Но ты и сам понимаешь, что этот мир не для меня. И потом, мне не терпится вернуться в свой мир по причинам, которые я тебе объяснил.

– Понятие мести мне чуждо, – сказал Дингстет. – В меня не заложена способность к мщению. Я думаю, это к лучшему. Кстати, видеоматериалы о твоем отце, устанавливающем врата, имеются в памяти мира. Хочешь посмотреть?

– Интересно, как это он сумел войти в этот мир и выйти из него.

– Это я его впустил. Я любопытен по натуре, и мне захотелось поговорить с ним и узнать, что он за человек. Он был первый за многие века, кто захотел войти сюда. Зазель не играл в ваши тоанские игры. Он не ставил во вратах ловушек, но отпереть их можно лишь с этой стороны. Я позволил Лосу войти, но он меня разочаровал. Он сказал, что спешит, и обещал вернуться после. Он так и не вернулся, а было это пятьсот лет назад. Стало быть, ему нельзя доверять. Его имя, когда ты его назвал, ни о чем мне не сказало. Но во время разговора я вспомнил о нем…

– Ведь ты не говорил ему об информации, касающейся машин творения, нет? – спросил Орк.

– Нет. Мы не коснулись этой темы во время наших кратких бесед. Я сказал бы, но…

– Дингстет, слушай меня! Выслушай мой совет и предостережение!

Никогда и никому не говори больше об этих машинах! Если ты это сделаешь, тебя могут убить, когда ты поделишься своими знаниями. Есть много тоан, которые хотели бы завладеть этой тайной и сохранить ее для себя! Они будут пытать тебя, а потом убьют.

– А ты? – сказал Дингстет.

– Я буду очень благодарен, если ты покажешь мне эту информацию, а потом откроешь врата и дашь мне пройти в мир Лоса.

– Ты не ответил на мой вопрос. Боюсь, это значит, что ты скрываешь от меня какие–то свои намерения и замыслы. Я недостаточно хорошо тебя знаю, чтобы понимать. Но если ты таков, как большинство властителей, за славным исключением Манату Ворсион, ты тоже, наверное, захочешь убить меня, когда узнаешь все, что можно, о машинах творения.

Орк принужденно рассмеялся и сказал:

– Поистине Зазель создал тебя прямым и чрезвычайно откровенным!

– Если бы я рассказал тебе, как пользоваться этим миром, вернее – как сотрудничать с ним, тебе пришлось бы отдать немного крови за нужную тебе информацию. Надо приложиться лицом к монитору ввода и позволить ему сосать твою кровь, пока он не выдаст тебе требуемого. Но компьютер не отпустит тебя, если ты не знаешь кода, а его–то я тебе и не скажу. Тебя высосало бы насухо.

– Ты просто скажи мне, как выйти. Это все, чего я хочу.

Орк думал – его мысли были открыты для Джима, – что когда–нибудь вернется сюда на небольшом танке и получит эту информацию. Дингстет единственный, кто может его впустить, но Орк его уж как–нибудь уговорит. А не то вернется через врата каманбуров.

– Почему ты впустил моего отца? – спросил Орк. – И почему позволил ему поставить врата, которые убивают тех, кто пытается сквозь них пройти?

– А мне что за дело до этого? Ты пока что первый властитель, который через них прошел. Твоему родственнику Иаджиму пройти не удалось, и следующему, кто попытается, вряд ли удастся. Интересно будет понаблюдать за твоими последователями, если такие найдутся.

Орку не хотелось долго обсуждать эту тему. Дингстету, чего доброго, еще вздумается убрать врата, если он сочтет, что ему оттуда грозит опасность. Правда, вряд ли он сумеет это сделать. Да и Лос, должно быть, закодировал врата так, что любой, кто попытается их снять, будет убит.

Дингстет, казалось, тоже глубоко задумался. Внезапно он сказал:

– Я тоже пойду с тобой!

Удивленный Орк после долгого молчания спросил:

– Зачем?

– Об этом мире я все уже знаю. Он мне наскучил. Зазель не позаботился сделать меня скукоустойчивым. Что же до одиночества, то оно мне неизвестно. Зазель создал меня так, что это чувство, испытываемое каждым человеком, мне чуждо. О том, что оно существует, сообщил мне мой мир, но само чувство мне незнакомо. А вот любопытство у меня сильно развито. Мне нужны другие миры, чтобы насытить его. Поэтому я пойду с тобой. Ты мог бы стать моим проводником и наставником, пока я не научусь действовать самостоятельно. В обмен на твою услугу я пропущу тебя во врата и сообщу много ценной информации.

До чего же он наивен, подумал Орк. Какими бы знаниями ни обладал Дингстет, во многих отношениях он полный профан. Он не знает, что в мире Орка станет для Орка обузой. Не может Орк допустить, чтобы он расхаживал повсюду – еще возьмет и расскажет туземцам, что сын Лоса вернулся и жаждет мести. Кроме того, Орку выгодно, чтобы Дингстет остался в Мире Пещер. Он должен открыть Орку врата, когда тот вернется за машиной творения. Которую можно превратить в машину уничтожения, вспомнилось Орку – так утверждают историки.

Орк решил не перечить Дингстету до самого последнего момента. Может, еще удастся убедить андроида остаться здесь и заодно взять с него обещание впустить Орка, когда тот придет в следующий раз.

– Подожди здесь, – сказал Дингстет.

Через десять минут он вернулся. Орк хотел было проследить за ним, но решил этого не делать. Насколько он успел понять, здешние стены в союзе с Дингстетом – их мониторы засекут, что Орк за ним следует, и доложат ему.

– Я отдал немного крови, и мир согласился открыть для нас врата, – сказал андроид. На верхней губе у него была маленькая ранка. – Пойдем.

Орк последовал за Дингететом в другой конец пещеры, а потом в туннель. Минут через тридцать Дингстет остановился. Орк посмотрел вокруг. Это место ничем не отличалось от других. Но Диигстет положил руку на стену, свободную в этом месте от вездесущего омутида, и через несколько секунд сказал:

– Врата открылись.

Орк по–прежнему не видел перед собой ничего, кроме мерцающих кристаллов, и уже собирался об этом сказать, когда Дингстет погрузил в камень руку по самое свое кольцеобразное запястье.

– Видишь?

– Проходи же, – сказал Орк не столько из вежливости, сколько из осторожности. Он все еще не доверял Дингстету – тот мог заманить его в смертельную ловушку.

– Хорошо, – голос Дингстета напрягся, и лицо приобрело непонятное выражение.

Он шагнул вперед, но остановился, уткнувшись носом в стену. И долго стоял так, к недоумению Орка. Потом отступил, поразмыслил и снова шагнул вперед – чтобы снова остановиться в полудюйме от стены. И наконец простонал:

– Не могу!

– Почему? – Орк укрепился в своем недоверии. Возможно, ловушка находится по ту сторону врат.

– Я боюсь, – сказал Дингстет, – боюсь в первый раз в жизни. До сих пор я не ведал, что такое тревога и страх, хотя и знал эти слова из компьютера. Заэель, должно быть, заложил в меня эти эмоции потому, что существо, лишенное страха и осторожности, обречено на гибель. Как только мы направились к вратам, я начал испытывать нечто очень странное. Сердце забилось, желудок съежился и стал сворачиваться в комок, и я начал дрожать. Чем ближе мы подходили, тем сильнее становились эти симптомы. А сейчас…

Он застучал зубами. Орк с тех пор никогда не мог забыть звук, с которым алмаз стучит об алмаз. Наконец Дингстет немного овладел собой и перестал трястись.

– Я не могу! – ноющим голосом сказал он. – Мне кажется, я буду уничтожен, как только пройду на ту сторону! Мне кажется… кажется, будто там меня ждет бездонная пустота! Ступив во врата, я упаду в безмерное пространство и буду падать и падать без конца! А потом достигну дна и разобьюсь на тысячу кусков! Ну не странно ли! Я ведь не знаю даже, что такое большое пространство. Я прожил в этом замкнутом и упорядоченном мире всю мою жизнь и не имею понятия, на что похоже по–настоящему большое пространство!

– У тебя острый приступ агорафобии и акрофобии, – сказал Орк. Он не был уверен, что Дингстет не ломает комедию, чтобы заставить его пройти первым.

– Да, я знаю эти слова, но не знал до сих пор, что они означают на деле! Что это такое – страх перед неизвестным! Не могу я покинуть этот мир! Не могу, вот и все!

Орк и не собирался его уговаривать. Напротив, следовало воспользоваться моментом, пока у Дингстета мозги идут кругом, точно на центрифуге.

– Слушай, Дингстет! Покинуть этот мир тебя побуждают любопытство и желание узнать новое. Это положительные черты. А твой избыточный страх перед неизвестным – черта отрицательная. Страх этот вызван твоей больной психикой, и я понимаю, что сам ты его преодолеть не в состоянии. Так вот – когда я вернусь, а я обещаю, что вернусь, то принесу с собой лекарство, способное победить твой страх. Ступай тогда на все четыре стороны и делай, что хочешь.