Текст книги "Многоярусный мир. Весь цикл"

Автор книги: Филип Хосе Фармер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 104 страниц)

Глава 2

Река Ватцеткол начиналась из бокового русла великой Газирит, которая пересекала страну хамшемов в Дракландии на монолите Абхарплунты. Петляя по густым джунглям, она доходила до самого края уровня, врывалась в узкий каньон, прорезанный за столетия в твердой скале, и падала вниз сплошной стеной воды. Достигая подножия отвесного склона, высота которого равнялась ста тысячам футов, потоки гигантского водопада превращались в водяную пыль. Облака, клубившиеся на середине монолита, скрывали от людских глаз брызги и пену, а основание утопало в стене тумана. И те, кто посмел войти в него, говорили, будто там темнее ночи, а сырость настолько плотна, что мешает дышать.

В миле или двух от скалы монолита сырое марево кончалось, и туман снова конденсировался в воду, возрождая реку. Поток с ревом мчался по узкому руслу среди глыб известняка, а чуть позже расширялся и петлял по равнине около пяти сотен миль. Пройдя прямой отрезок протяженностью в двадцать миль, река разветвлялась и, обогнув с двух сторон скалистую гору, вновь сливалась в единое русло. Затем она резко сворачивала на запад и через шестьдесят миль исчезала в огромной пещере, проникая по сети подземных каналов внутрь монолита, на вершине которого находился ярус Америндии. Только властитель Вольф, Кикаха и орлицы Подарги знали, где она выходила наружу.

Гора, которую огибала река, состояла из одной сплошной глыбы жадеита.

Создавая эту вселенную, Ядавин выплавил пирамиду в три тысячи футов высотой. Жадеит с примесями нефрита представлял собой умопомрачительную гамму полос яблочно-зеленого, изумрудного, коричневого, розовато-лилового, желтого, голубого, серого, красного и черного цветов с различными оттенками. Ядавин установил пирамидальную скалу на краю Великих прерий и направил русло реки вокруг ее основания.

Тысячи лет жадеитовая гора оставалась неприкосновенной. Лишь птицы гнездились на ней, и рыбы вились у ее подножия среди холодных и скользких водорослей. Когда в этот мир через врата-ловушку пришли предки современных америндейцев, они наткнулись на жадеитовую гору и сделали ее своим божеством. Но кочевые племена предпочитали селиться на почтительном расстоянии – как можно дальше от нее.

Чуть позже властитель перенес к жадеитовой горе могучий и цивилизованный народ из древней Мексики. По словам Ядавина (ставшего впоследствии Вольфом), это произошло около тысячи пятисот земных лет назад. Невольные переселенцы могли принадлежать к той цивилизации, которую в современной Мексике считают эпохой ольмеков. Но они называли себя тишкветмоаками. Этот удивительный народ, облюбовав пирамиду, построил деревянные дома и бревенчатые стены вдоль западного и восточного берегов реки. Они дали горе имя своего бога-ягуара, и с тех пор называлась Таланак.

Кочульти (буквально, дом бога), или попросту храм Тошкуни – богини письма, математики и музыки – находился на полпути к пирамидальной вершине ступенчатого города. Портал храма выходил на улицу Общих Благословений и снаружи выглядел довольно невыразительно. Фасад, изображавший лицо Тошкуни – птицы-ягуара – едва выделялся на склоне горы. Как и все другие внутренние помещения города, храм создали и украсили резьбой по камню с помощью притирания и сверления. Жадеит нельзя отколоть или стесать; его можно только сверлить. Но большая часть работы по созданию каменных шедевров искусства делалась с помощью притирания. Трение рождало очарование и полезность.

Для создания храма потребовалось несколько поколений рабов, которые притирали черно-белый жадеит, используя вместо наждака раздробленный корунд, стальные и деревянные инструменты. Рабы выполняли основную черновую работу, а потом за дело принимались мастеровые и художники. Тишкветмоаки утверждали, что в каждом камне сокрыта форма, выявление которой является праведным делом – тем более если речь шла о городе Таланаке.

«Боги прячут, человек находит», – говорили зодчие.

Пройдя в проем двери, который сжимали кошачьи клыки Тошкуни, посетитель храма попадал в огромную пещеру. Она освещалась сотней бездымных факелов и солнечным светом, который проникал через отверстия в потолке. За красно-белой жадеитовой перегородкой, высота которой доходила до пояса, стоял хор послушников, облаченных в черные мантии. Их выбритые головы были окрашены в алый цвет. Хор возносил молитвы великой богине Тошкуни и властителю мира Оллимамлу.

В каждом из шести углов помещения находился алтарь в форме зверя, птицы или молодой женщины, стоявшей на четвереньках. На поверхности алтарей виднелись изображения картограмм, небольших фигурок животных и абстрактных символов – результат многих лет самоотверженного труда и неутолимой страсти. На одном из алтарей лежал изумруд величиной с голову взрослого мужчины, и история камня имела непосредственное отношение к Кикахе. Откровенно говоря, его терпели в Таланаке только из-за этого изумруда. Однажды камень выкрали из храма, но Кикаха выследил хамшемских разбойников и, догнав их на следующем уровне, вернул изумруд – хотя и не бесплатно. Впрочем, это другая история.

Кикаха находился в библиотеке храма. Огромный зал располагался в глубине горы, и посетители попадали сюда только через общий алтарный зал и длинный широкий коридор. Помещение освещалось солнечным светом, который вливался сквозь шахты в потолке, но, в основном, здесь пользовались факелами и масляными лампами. Стены сверлили и терли до тех пор, пока не возникло несколько тысяч небольших ниш. Теперь в них хранились тишкветмоакские книги – вернее, свитки из сшитых вместе овчин. К каждому концу свитка крепился цилиндр из черного дерева. Цилиндр в начале книги закрепляли на высокой жадеитовой раме, и человек, стоя перед ней, разматывал свиток в процессе чтения.

Кикаха устроился в самом освещенном углу помещения – как раз под отверстием в потолке. Одетый в черное, жрец Такоакол объяснял Кикахе значение некоторых картограмм. Во время прошлого визита Кикаха усердно изучал письменность тишкветмоаков. В тот раз ему удалось запомнить только пятьсот рисунков-символов, а для беглого чтения требовалось знать, по крайней мере, пару тысяч.

Такоакол многозначительно поднял палец, выкрашенный в желтый цвет, и постучал длинным ногтем по символу дворца могущественного миклосимла – императора тишкветмоаков.

– Подобно дворцу властителя, который стоит на вершине самого верхнего уровня мира, дворец миклосимла венчает высочайший уровень Таланака, величайшего из городов мира.

Кикаха ему не возражал. Когда-то столица Атлантиды – страны, занимавшей внутреннюю часть предпоследнего по высоте уровня – в четыре раза превосходила Таланак по численности жителей и своему великолепию. Но прежний властитель разрушил ее, и теперь руины прекрасного города заселили летучие мыши, птицы и ящерицы.

– Но там, где у мира пять уровней, – продолжал жрец, – Таланак имеет трижды по трижды три уровня, или улицы.

Жрец поднял руки к груди, сложил кончики пальцев в молитвенном жесте и, прикрыв раскосые глаза, нараспев произнес проповедь о магических и теологических свойствах тройки, семерки, девятки и цифры двенадцать. Кикаха не прерывал его, хотя и не понимал большую часть особых технических терминов.

И тут из коридора до него донесся странный лязгающий звук. Он прозвучал лишь раз, но Кикахе хватило и этого. Тот, кто знаком с наукой выживания, не нуждается во втором предупреждении. Жизнь в диком и жестоком мире пропитала его тело раствором разумного беспокойства. И, наверное, поэтому даже в моменты отдыха и любовных утех он всегда сохранял бдительность и готовность к действию. Останавливаясь в каком-нибудь месте, будь это даже безопасный и сотни раз проверенный дворец властителя, он неизменно проверял сначала все возможные пути отхода и укрытия для засад.

Вот и сейчас он знал, что в этом городе и особенно в святилище храмовой библиотеки ему не может угрожать никакая опасность. Но сколько раз в его жизни случалось так, что причин для беспокойства не было, а опасность вдруг грозила превратиться в неотвратимую смерть.

Слабое позвякивание повторилось. Кикаха, забыв извиниться за свое поведение, быстро побежал к сводчатому проходу, из которого доносился странный и зловещий шум. Многие жрецы в черных мантиях смотрели ему вслед, оторвав взоры от конторок с наклонными крышками, на которых они рисовали новые свитки. Послушники и ученики косились на него из-за книг, висевших перед ними. Кикаха выглядел, как состоятельный тишкветмоак. Куда бы его ни забрасывала судьба, он старался во всем походить на местных жителей. Но, несмотря на загар, белая кожа отличала его даже от самого светлого из них. Кроме того, Кикаха носил на поясе два ножа, и одно это уже выделяло его в среде духовенства. Он первый, кроме самого императора, посмел войти в храм при оружии.

Такоакол окликнул его и спросил о причине беспокойства. Повернувшись к нему, Кикаха приложил палец к губам, но жрец начал выкрикивать язвительные насмешки. Кикаха пожал плечами. Конечно, дело могло кончиться тем, что его посчитают чудаком или чрезмерно подозрительным к посетителям. Такое случалось уже много раз в других местах. Но это его не волновало.

Едва он подошел к сводчатой арке, как раздалось новое позвякивание, а затем какое-то легкое поскрипывание. Звуки походили на медленные или, вернее, осторожные шаги людей, облаченных в латы. Причем, люди в коридоре явно не принадлежали к тишкветмоакам. Местные воины носили доспехи из стеганой одежды, а она не могла так лязгать. У них имелось стальное оружие, но бренчание ножен отличалось от звуков, которые он теперь слышал.

Кикаха хотел отступить через библиотеку и скрыться в проходе, который выбрал заранее. В тени арочного проема он мог бы наблюдать за всеми, кто входил бы в библиотеку.

Но, не устояв перед желанием рассмотреть незваных гостей, Кикаха отважился выглянуть из-за угла.

В двадцати футах от себя он увидел человека, с ног до головы облаченного в стальные доспехи. Позади него попарно шагали четверо рыцарей и около тридцати солдат, лучников и меченосцев. Воинов могло оказаться гораздо больше, потому что цепочка людей уходила за поворот коридора. Сколько раз в жизни Кикахе приходилось удивляться, пугаться и переживать потрясения. Но никогда еще его реакция не была такой заторможенной, как теперь. Несколько секунд он не мог даже шевельнуться, и только потом ледяная корка оцепенения начала понемногу таять.

Он узнал этого высокого рыцаря во главе отряда, чье лицо виднелось сквозь открытое забрало шлема. Им оказался король Эггесхайма – Эрих фон Тарбет.

Но он и его люди не могли находиться на этом уровне! Они жили в Дракландии, на следующем ярусе планеты. Их горное плато располагалось на вершине монолита, который возносился выше облаков. Кикаха, известный в Дракландии под именем барона Хорста фон Хорстманна, гостил несколько раз у короля фон Тарбета и однажды сбросил его с коня в рыцарском поединке.

В принципе он мог бы допустить появление короля и его людей на уровне Америндии, хотя для этого им пришлось бы спуститься вниз по отвесной скале монолита, высота которого составляла сто тысяч футов. Однако их вторжение в город вообще не поддавалось объяснению. Никто не мог пройти незамеченным через своеобразные оборонительные рубежи города. Правда, Кикахе это однажды удалось, но тогда он шел сюда один.

Сбросив оцепенение, Кикаха развернулся и побежал. Он понял, что тевтоны могли попасть в город только через врата, которые обеспечивали мгновенный переход из одного места в другое. Но как они их нашли? Даже тишкветмоаки не знали о вратах, ведущих в Таланак. Никто из посторонних не мог бы догадаться об их существовании. Ими пользовались только властитель Вольф, его супруга Хрисеида и Кикаха – вернее, они знали, как ими пользоваться.

И все же тевтоны ворвались в город. Как они нашли врата и почему прошли через них в Таланак – на эти вопросы предстояло ответить позже – если, конечно, у Кикахи появится такая возможность.

На Кикаху накатилась волна паники, но он тут же отогнал ее прочь. Вторжение тевтонов могло означать только одно – этим миром овладел неизвестный властитель. Он послал людей в погоню за Кикахой, сломив сопротивление Вольфа и Хрисеиды. Следовательно, они либо убиты, либо бессильны что-либо сделать и нуждаются в его помощи. Ага! Значит, им снова нужна его помощь! И он опять должен убегать, спасая свою жизнь!

В городе находилось трое врат. Первая пара располагалась в храме Оллимамла – на самой вершине Таланака, рядом с дворцом императора. Одни из них были довольно крупными. Очевидно, ими и воспользовались люди фон Тарбета, если они двинулись такими силами. А тевтоны должны располагать большими силами, иначе им никогда не одолеть отрядов гарнизона, фанатичных горожан и многочисленных телохранителей императора.

Если только завоеватели не пленили каким-то образом императора, подумал Кикаха. Тишкветмоаки будут подчиняться приказам своего правителя в любом случае – независимо от того, диктует он их сам или повторяет слова захватчиков. Но это не может длиться долго. Народ Таланака – люди, а не муравьи, и они в конце концов должны взбунтоваться. Горожане почитали императора как воплощение бога и второе лицо после всемогущего создателя Оллимамла, но еще больше они любили жадеитовый город и уже дважды в своей истории совершали убийство богоподобных миклосимлов.

Кикаха стремительно приближался к проходу на противоположной стороне огромного зала. А в библиотеку уже входили завоеватели. Возгласы удивления и последовавшие за этим крики заставили его бежать еще быстрее. Кричали, в основном, жрецы. Среди возгласов ужаса и негодования Кикаха услышал отборную брань дракландских воинов, которые говорили на языке средневековой Германии. Лязг мечей и доспехов смешался с криками и мольбой.

Кикаха надеялся, что дракландцы воспользовались только одним коридором. Если они перекрыли все выходы из зала библиотеки… Но нет, это просто невозможно. Насколько он знал, арочный проход, к которому он приближался, шел куда-то в глубь горы. Проход мог пересекать и другие коридоры, но ни один из них не выходил наружу. Так ему говорили жрецы. Возможно, по каким-то причинам они обманули его или непреднамеренно ввели в заблуждение, не разобрав искаженную речь Кикахи на тишкветмоакском языке.

Лгали они ему или говорили правду, он выбрал этот путь. Единственная проблема заключалась в том, что коридор заканчивался где-то в глубине горы.

Глава 3

Библиотека занимала огромное помещение. Чтобы создать этот зал, пятьсот рабов высверливали его по двадцать четыре часа в сутки в течение двадцати лет. Расстояние между двумя противоположными арками составляло около ста восьмидесяти ярдов. Вбежавшие в библиотеку захватчики могли выстрелить в Кикаху в любой момент.

Зная это, Кикаха бежал зигзагами. Достигнув арки, он прыгнул вперед и в кувырке преодолел проход. Просвистев над его головой, несколько стрел отрикошетили от каменной стены и заскользили по плитам пола. Кикаха вскочил на ноги и помчался по коридору. Свернув за поворот, он резко остановился. Мимо него быстрым шагом прошли два жреца. Они заметили его, но ничего не сказали. А когда их слух пронзили ужасные крики, жрецы, забыв о нем, побежали на шум голосов. Лучше бы они бежали в другом направлении, подумал Кикаха. Судя по стонам и воплям, дракландцы устроили в библиотеке настоящую резню.

Однако эта пара жрецов могла наткнуться на его преследователей и тем самым задержать их на несколько секунд. Конечно, жаль жрецов, но не его вина, если их убьют. Впрочем, он мог бы рассказать им об опасности. Но Кикаха не собирался тратить время и предупреждать посторонних ему людей, когда молчание могло помочь ему оторваться от погони.

Он снова побежал. Сворачивая в проход, который шел под углом в сорок пять градусов, Кикаха услышал позади крики. Он остановился и снял с подставки горевший факел. Подняв его повыше, Кикаха осмотрел потолок. В двадцати футах над его головой находилось круглое отверстие. Свет оттуда не проникал, а значит, вентиляционная шахта где-то изгибалась перед тем, как стыковаться с другой, догадался Кикаха.

Таких шахт в горе насчитывалось около тысячи. Каждая из них была более трех футов в диаметре, иначе рабы, сверлившие шахты и туннели, просто не могли бы работать.

Мысль о шахте понравилась ему, но, не имея под рукой ни лестницы, ни шеста, Кикаха, к своему великому огорчению, отказался от нее.

Услышав скрежет металла о камень, Кикаха забежал за поворот и прижался к стене. Пылавший факел впился в лицо первого дракландца. Лучник закричал и, отшатнувшись, сбил с ног второго солдата, который следовал за ним. Конические стальные шлемы со звоном покатились по каменным плитам пола.

Кикаха пригнулся, метнулся вперед и, используя солдата с обожженным лицом как прикрытие, выхватил из ножен дракландца длинный меч. Прижав к лицу обе руки, ратник кричал, что ему выжгли глаза. В это время поднялся тот солдат, которого сбили с ног. Его фигура помешала лучникам открыть стрельбу. Кикаха выпрямился, рассек мечом незащищенную голову воина, а затем, пригнувшись, убежал за поворот.

Лучники упустили момент. Стрелы попали в каменную стену. Кикаха вбежал в большое складское помещение. Здесь хранилось множество ценных предметов, но его интересовали только длинные раздвижные лестницы, которые использовались в библиотеке. Он поднял одну из них и приставил верхний конец к краю шахты в потолке. Прислонив к нижним ступенькам дракландский меч, Кикаха схватил другую лестницу и побежал по коридору к следующей двери. Оказавшись в новом проходе, он остановился под отверстием шахты и, воспользовавшись лестницей, начал взбираться по вертикальному туннелю. Прижимаясь спиной к одной стене шахты и упираясь ногами в другую, Кикаха медленно поднимался вверх.

Он надеялся, что первая лестница и меч под ней введут в заблуждение его преследователей. Пуская стрелы в темное отверстие, они потеряют время. И когда до них дойдет, что он не собирается падать вниз, как медведь из дупла, они, возможно, начнут шевелить мозгами. Скорее всего дракландцы подумают, что он успел добраться до изгиба шахты. Кому-то из них прикажут подняться по туннелю и продолжить погоню. Но какими бы проворными ни оказались солдаты, им придется задержаться, чтобы снять тяжелые кольчуги, броню, гамаши и стальные шлемы.

Хотя если они действительно умны, кое-кто сможет раскусить его трюк. И тогда солдаты начнут осматривать коридоры, ведущие в глубь горы. А значит, они скоро окажутся под этим отверстием, и стрелы пронзят тело несчастного беглеца.

Мысль о подобной кончине подстегнула Кикаху, и он стал карабкаться еще быстрее. Он поднимался вверх на несколько дюймов, прочно упирался ногами в стену, а затем распрямлял колени. Переставив ногу выше, он преодолевал следующие пять-шесть дюймов; спина скользила вдоль стены, и только потом поднималась вторая нога. Хорошо, что жадеитовые стены оказались гладкими и скользкими, а не такими твердыми, как сталь, и шероховатыми, как скала или дерево. Поднявшись на двадцать футов – а это означало возможное падение с высоты сорока футов, – он достиг шахты, которая шла под прямым углом, то есть горизонтально полу.

Кикаха изогнулся и, вытянув шею, взглянул вниз. Под ним по-прежнему была лишь лестница, приставленная к краю вертикальной шахты. Снизу не доносилось ни звука. Он подтянулся вверх и забрался в горизонтальное ответвление.

В этот момент до него донесся слабый голос. Очевидно, дракландцы попались на его хитрость. И теперь они либо поднимались вверх по первой шахте, либо, одолев ее, ползли по тому же горизонтальному туннелю, что и он.

Кикаха решил охладить их пыл. Если он как-то обнаружит себя, они полезут за ним или – что еще хуже – окажутся под ним. Солдаты в шахте могут передать друг другу по цепочке луки и стрелы и подстрелить его без всякой опасности для себя.

Пытаясь определить направление той шахты, к которой он приставил первую лестницу, Кикаха добрался до соединения, где три горизонтальных туннеля встречались с одним вертикальным. В проходе стало гораздо светлее. Быстро проскочив мимо отверстия в полу, он приблизился к освещенному месту, осторожно заглянул за поворот и увидел тевтона, сидевшего спиной к нему. Солдат как раз принимал факел, который ему передали из вертикальной шахты. Мужчина в отверстии бранился и жаловался, что факел опалил его, а ратник, сидевший на краю горизонтального туннеля свирепо шикал и шептал, что им следует соблюдать тишину.

Поднимавшиеся воины сняли латы и оставили внизу все оружие, кроме кинжалов в ножнах. Солдат на лестнице передавал им луки и колчаны стрел. Люди в вертикальной шахте по цепочке поднимали оружие вверх. Кикаха подумал, что на их месте он сначала послал бы в горизонтальный туннель шестерых или семерых надежных воинов, предотвращая тем самым возможность нападения со стороны беглеца.

Он хотел наброситься на этого единственного пока солдата, но решил подождать, когда тому передадут все оружие, которым тевтоны планировали воспользоваться во время погони. И так лук за луком, колчан за колчаном, мечи и даже латы передавались наверх, а солдат, сидевший у края отверстия, складывал их рядом с собой. Кикаха недоумевал: неужели они не понимали, что латы будут затруднять их движения и дадут беглецу преимущество? К тому же в тяжелых кольчугах и нательной одежде им придется задыхаться и потеть. Он понимал, что единственной причиной, по которой солдаты тащили весь этот скарб, было строгое соблюдение устава. Если правила предписывали ношение лат в каждой боевой операции, то доспехи надевались независимо от того, требовала этого обстановка или нет.

Солдат, поднимавший оружие, и люди, висевшие в шахте, ругались шепотом. Кикаха едва различал их голоса. Очевидно, они боялись вызвать нарекания офицеров, которые стояли внизу.

На полу туннеля лежало уже тридцать пять луков и столько же колчанов, мечей, шлемов и кольчуг. Значит, около этой шахты солдат собралось больше, чем Кикаха видел в коридоре рядом с библиотекой. А ведь какое-то количество воинов должно остаться внизу, и в том числе офицеры, которым не захочется тратить время и силы, снимая с себя стальные пластины и кольчуги. Солдат, сидевший в туннеле, и офицер, стоявший внизу, стали перекрикиваться. Видимо, им не приходило в голову передавать свои сообщения через людей, находившихся в шахте. Как выяснилось, человек в туннеле был шликрумом. (Это местное туземное слово, заимствованное германскими завоевателями с Земли, обозначало у дракландцев чин сержанта.)

Кикаха внимательно слушал, надеясь узнать о планах врага. Тевтоны могли воспользоваться и другими шахтами. Они могли загнать его в ловушку или спокойно расстрелять из-за угла. Тем не менее разговор касался иных тем, и Кикаха остался при своих опасениях. Он настороженно оглядывался и вел себя, как птица, заметившая кота, хотя пока ничто не предвещало появления дракландцев. Шликруму тоже не помешала бы такая блительность, но он, очевидно, чувствовал себя в полной безопасности.

И это чувство его подвело. Когда сержант согнулся, подавая руку ближайшему ратнику в шахте, Кикаха вогнал свой нож в его правую ягодицу. Шликрум закричал и упал головой вперед в отверстие. Кикаха пинком подбавил ему скорости. Раненый сержант повалился на солдата, который пытался выбраться из шахты; они оба рухнули на следующего воина; вскоре десять тевтонов с пронзительными криками вывалились из отверстия в потолке. Они падали друг на друга, и звуки ударов становились глуше по мере того, как росла куча тел. Шликрум, упавший последним, растянулся наверху живой пирамиды. Несмотря на рану, он пострадал намного меньше остальных. Скатившись на пол, сержант попытался встать, но не удержался на ногах и, упав рядом с телами товарищей, так и остался лежать, издавая тихие стоны.

Офицер в тяжелых доспехах рыцаря с лязгом подошел к нему и нагнулся, намереваясь спросить, что случилось. Из-за шума внизу Кикаха не мог расслышать слов, а потому решил заняться стрельбой из лука. Позиция оказалась неудобной, однако он научился стрелять под любым углом, и стрела, как всегда, угодила в цель. Попав в щель между плечевой и шейной пластинами, она вонзилась в плоть. Рыцарь рухнул наземь, придавив собой раненого сержанта. Кикаха заметил на спине офицера серебристую шкатулку, пристегнутую к доспехам ремнями. Он никогда не видел ничего подобного, но, к сожалению, на любопытство уже не оставалось времени.

Солдаты, взявшиеся было уносить раненых и убитых, побросали своих товарищей и разбежались, спасаясь от стрел. Послышался шум голосов, но после окрика офицера наступила тишина. Кикаха узнал голос фон Тарбета. И тогда он вдруг понял, что означало это вторжение или, вернее, дикая охота за его головой.

Фон Тарбет был королем независимого государства Эггесхайм – горной страны с населением около шестидесяти тысяч человек. Кикаха, проживавший в Дракландии под именем барона Хорста фон Хорстманна, одно время поддерживал с ним дружеские отношения. И их дружба продолжалась до тех пор, пока он не одолел короля в турнире на копьях. А когда фон Тарбет застиг в объятиях барона свою дочь, невинную принцессу, его недовольство переросло во враждебность. Король как бы ненароком, но довольно ясно дал понять придворным, что не будет мстить за смерть фон Хорстманна, если кто-то убьет его в стенах замка фон Тарбета. Узнав об этом, Кикаха тут же скрылся, а позже, поддерживая репутацию барона-разбойника, ограбил торговый караван, направлявшийся в Эггесхайм. Затем появились гворлы и Арвур. Кикахе пришлось забыть о титуле и замке. Спасая жизнь, он бежал на уровень Америндии. И с тех пор прошло уже несколько лет.

И все же вряд ли фон Тарбет пошел на такой риск ради мести Кикахе. А главное, откуда он узнал, что Кикаха здесь? Кто мог ему сказать, что Кикаха и есть фон Хорстманн? Допустим, по стечению невероятных обстоятельств он обнаружил врата и раскрыл способ их применения. Но почему тогда король вторгся в Таланак – самый неприступный город планеты? Слишком много вопросов оставалось без ответа.

Какое-то время спустя послышались тихие голоса и топот кожаных сапог. Конец лестницы отодвинулся от края отверстия, а потом ее вообще убрали. Кикаха понял, что тевтоны решили забраться наверх по другим шахтам. Конечно, многие из них остались без доспехов и оружия. Он задумчиво взглянул на груду амуниции у своих ног. Но фон Тарбет мог послать за подкреплением. И поэтому Кикаха решил убраться.

Увидев раненого воина, который выбирался из-под тел упавших солдат, Кикаха выпустил в него стрелу. Потом быстро выстрелил еще в пятерых, поскольку любой из оставшихся в живых со временем может стать его потенциальным убийцей. В течение пяти минут он переходил из туннеля в туннель, двигаясь то вправо, то влево. Трижды он замечал солдат, пробиравшихся вверх по шахтам, и посылал стрелу в переднего ратника. Дважды он стрелял через отверстия в людей, проходивших по коридорам.

Но Кикаха знал, что, как бы он ни старался, ему не перекрыть всех шахт. А короля дракландцев не устрашат потери. В шахты, которые он очистил от солдат, вновь лезли ратники – свет факелов и голоса указывали на то, что по ним поднимались новые и новые воины. Кикаха отбросил лук и колчан, оставив себе только ножи. Отыскав очередную вертикальную шахту, он начал карабкаться вверх. Он надеялся найти место, где отверстие шахты выходило наружу. И там, на склоне горы, выше улицы Общих Благословений, он мог бы попытаться скрыться.

Однако фон Тарбет наверняка учел эту возможность и, конечно же, послал лучников на верхние и нижние улицы.

Если бы удалось сбить солдат со следа, затеряться в путанице туннелей и дождаться темноты, Кикаха мог бы спуститься ночью по жадеитовому склону горы. Во многих местах ее покрывали выступы барельефов и орнаментов. Он мог бы добраться по ним до самой реки.

Кикаху томила жажда. Увлекшись изучением тишкветмоакских символов, он ничего не пил с самого утра. А теперь потрясение, бой и бегство иссушили его, как лист гербария. Небо покрылось толстыми сталактитами густой слюны; казалось, что в горле перекатывалась пустынная галька, раскрошенная копытами верблюдов.

В случае необходимости он мог бы перебиться без воды остаток дня и всю следующую ночь. Но это ослабило бы его. Следовательно, требовалось раздобыть воду. А поскольку существовал только один способ получить ее, Кикаха не долго мучился с выбором пути.

Он ползком вернулся к шахте, по которой только что карабкался вверх. И тут его осенило. Он даже улыбнулся. Да что это на него нашло? Неужели потрясение оказалось настолько сильным, что он лишился хитрости и нетрадиционного мышления? Надо же! Он едва не упустил свой шанс на спасение. Конечно, идея была абсолютно безумной, но ее ненормальность служила Кикахе лучшей рекомендацией и делала успех весьма вероятным. Если только еще не слишком поздно…

Без труда спустившись вниз, он добрался до груды доспехов. Солдаты больше не поднимались по этой шахте; видимо, теперь они предпочитали более удаленные проходы. Кикаха снял с себя тишкветмоакскую одежду и, засунув ее в кольчугу, спрятал в куче. Он торопливо надел доспехи, но долго не мог найти подходящей блузы и шлема. Наконец, разобравшись со снаряжением, он склонился над отверстием и окликнул солдат внизу. Кикаха в совершенстве умел имитировать чужую речь, и, хотя прошло несколько лет с тех пор как он слышал эггесхаймский диалект, ему довольно легко удалось воспроизвести требуемые интонации.

Солдаты, затаившиеся внизу, заподозрили обман. Они, как оказалось, имели на плечах не только шлемы, но и головы. И все же им не хватило ума, чтобы до конца разобраться в происходящем. Они подумали, что Кикаха пытается заманить их в зону обстрела.

– Ikh'n d'untershlikrum Hayns Gimbat! – прокричал он. – Я капрал Хейнц Чимбет!

Имя «Хейнц» считалось самым распространенным в Дракландии, а фамилию «Чимбет» вполне мог носить уроженец Эггесхайма, где почти все фамилии оканчивались на «бет». Среди низших классов Дракландии, где поощрялись смешанные браки германцев и туземцев, Чимбеты встречались в каждой захудалой деревушке. Поэтому Кикаха не сомневался, что в отряде штурмовиков найдется несколько солдат с такой фамилией.

В секторе обзора появился сержант. Пристально всматриваясь в ствол шахты, он громко спросил:

– Vo iss de trickmensh? Где Ловкач?

– E n'iss hir, nettrlikh. Ikh hap durss, – ответил Кикаха. – Где угодно, только не здесь. А меня мучает жажда.

– Frakk zu fyer de vass? – взревел сержант. – Ты просишь воды? В такое время? Shaysskopp!