Текст книги "Двойная смерть (СИ)"
Автор книги: Феликс Рябов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
Во-вторых – описание людей, подкинувших ему под колеса труп. Вообще-то, он только боковым зрением видел, что их было двое; разглядел более-менее только одного.
Валерка поморщился:
– Не густо. Если бы приметы двух людей из этой похоронной конторы совпали, наша работа была бы закончена, можно было бы опять получать деньги. А так попробуй второго найди… с одним описанием гораздо сложнее, ему же нужны двое.
– Да ладно тебе… Неужели мы на этом остановимся? Я уверен, что в этой истории есть повороты, о которых мы пока и представления не имеем. Люди разработали такую красивую схему, так ты думаешь, этот шантаж – это их предел? Я на все сто уверен, что если мы займемся этим делом всерьез, здесь можно будет такого накопать – нам этих сюжетов до конца жизни хватит, еще на пенсии будем детективы писать.
– Слушай, остынь. У тебя всегда, как деньги появляются, энтузиазм так и прет. Как ты вообще собираешься за все это браться?
– Ммм… пока не знаю. Нужен, конечно, прежде всего какой-то материал на похоронную контору… Если мы о них что-то узнаем – тогда будет ясно, с чего начать.
– Возможно… Что он о шантажистах рассказал?
– Ну, я же говорю – разглядел он только одного, причем тот в тени стоял, под фары, гад, не вышел. – Я взглянул в записную книжку. – Роста высокого, толстым его не назовешь, взгляд такой, исподлобья, и брови вроде нахмуренные, нависают. Как он сказал – тип сумасшедшего ученого, как их в мультфильмах рисуют. Не знаю, насколько правда похож… Лицо худое, волосы черные, вьются слегка. Еще, говорит, у того шрам на левой щеке, по диагонали так, от переносицы. Такой прямой – как по линейке вырезали. От ножа он вряд ли мог остаться.
– Ну, в общем, не так плохо.
– Да… но, понимаешь, он уверенно сказал только про шрам и что взгляд какой-то странный, а остальное мог уже потом додумать.
– Да, такое бывает… Так что, я иду за машиной?
– Да. Давай съездим сегодня, чего тянуть.
* * *
На Дальневосточном, 38 было когда-то кино. По моему, я даже был тут пару раз – я тогда жил с родителями, и домой женщин водить как-то стеснялся; а в кино в середине девяностых было совсем пусто. Теперь вместо «Кинотеатр Закат» на все крыше теми же багровыми неоновыми лампами значилось «Бюро ритуальных услуг Закат». Афиш за стеклами уже не было, а на месте кассы находилась широкая дубовая дверь с надписью «только для работников бюро», к которой вел бетонированный въезд для труповозок… Со странными местами могут быть связаны эротические воспоминания.
Валерка остановил машину на другой стороне дороги, и мы какое-то время сидели, ожидая, не выйдет ли из дверей подходящий под описание шантажист. Я оглядел фасад дома.
– Слушай, что у них здесь творилось? Видишь выбоины на стене справа? Знаешь, на что похоже?
Коллега повернулся направо.
– А, это когда тому барыге с Апраксина в окно гранату бросили? Он еще у окна курил, ему голову оторвало.
– Угу. Когда дом сам по себе разваливается, таких следов не остается.
Мы долго осматривались вокруг, и заметили плохо закрашенные подпалины над окнами второго этажа и застрявший в стволе дерева осколок железа. Что-то здесь произошло.
Через двери так никто не вышел и не вошел, похоронная контора как вымерла. Я затушил сигару в пепельнице.
– Не густо у них с клиентами… Там, наверно, скучно без нас. Давай зайдем.
Поднявшись по гранитным ступенькам и открыв черную с золотом дверь, мы оказались в вестибюле. За офисным столом с телефоном и компьютером сидела девушка в черном платье с вырезом, на столиках справа были разложены каталоги гробов и сопутствующих товаров, вдоль стен стояли образцы венков с ленточками. Обстановка была гостеприимная и торжественная.
Девушка поднялась навстречу.
– Здравствуйте.
Я дружелюбно улыбнулся:
– Привет. Можно у вас бабушку пристроить? Бабка была просто золото. Оставила мне фамильные драгоценности и две квартиры на Невском. Вы никогда не хотели жить на Невском?
– Я об этом пока не думала… Но предложения готова рассмотреть.
– А это мой двоюродный брат. Ему бабушка завещала свой гардероб и любимую таксу.
Валера смущенно улыбнулся:
– Да, правда. Вы не знаете, где можно недорого усыпить собаку?
Девушка рассмеялась:
– Нет, но у нас ее можно похоронить. Если вместе с бабушкой – то выйдет дешевле.
– Правда? Давайте обсудим это в неформальной обстановке. Тут недалеко бар есть… Вы когда работу заканчиваете?
Она посмотрела на часы:
– Мне уже домой пора. Мы в пять закрываемся.
– Отлично, поехали. А зовут вас…
– Света.
* * *
– Я в этой фирме два года работаю, и со мной еще ни разу на работе не знакомились… Странно. Вот раньше я была продавщицей в универсаме. Знаете, отдел, где торты, пирожные, мороженое развесное, кофе. Там по несколько раз в день джигиты из соседних ларьков заскакивали. «О, какой дэвушка! Как тэбе зовут?»
Один смешной такой, встречает меня как-то ночью (универсам до двух летом работает), «Давайте, я вас домой давэзу». Я ему: «Так я здесь рядом живу, вон мою парадную видно». «Ну, ничего, – говорит, – тогда я вас к сэбэ атвезу. Ко мнэ далэко ехать».
– Что же ты оттуда ушла?
– Ну, не продавать же всю жизнь мороженое. Закончила курсы секретарей с компьютером, потратила на это кучу денег… А оказалось, что платят тут еще меньше, чем в универсаме. Сейчас нам вообще зарплату задерживают.
– Что же так, у фирмы тяжелые времена? Мало помирают?
– Нет, помирают хорошо. Только здесь в конце лета такое было…
– Расскажи, интересно.
– Ну, тогда Розенталь – это хозяин – получил большой заказ. Очень дорогие похороны – пристрелили какого-то большого человека.
– Подожди, когда это было?
– В конце июля.
Валерка наморщил лоб:
– Да, кого-то тогда замочили… А, Сташенко. Я, по-моему, слышал что-то про него…
– Еще бы, мы же с тобой тогда сюжет хотели снять, но решили, что там и без нас справятся… У него сначала казино на Васильевском было. Его еще стахановцем звали – он как влез этот бизнес, так его и понесло – одно за другим открывал.
– Лишний пример: много работать вредно.
– Да. Его в машине, из автомата грохнули, вместе с водителем. Еще реально так, говорят, мочили – здоровый был, боялись что выживет. Дуршлаг получился. А водитель просто под руку попался.
– Света, с каким ты интересным человеком познакомилась… Извини, я тебя перебил. Что с ним у вас случилось?
– Да нужно очень, случаться с ним… Лучше бы его тогда на части разорвало, чтобы хоронить было нечего. Это из-за него сейчас на зарплату денег нет.
Похороны были масштабные, вся поляна перед бюро была джипами, мерседесами заставлена. Пара человек приехала на лимузинах. В помещении, где в кино большой зал был, сделан зал прощаний – на сцене гроб ставят, а там, где раньше были кресла для зрителей, наклонный пол убрал, и поставлено несколько столов и диванов для близких. Хоронили этого, как его…
– Сташенко.
– Да, Сташенко, не сразу. Его же убили, и милиция там что-то пыталась расследовать. Но в морге судмедэкспертизы он не лежал – больно большой человек, эксперты сами в наш морг ездили – в подвале стоят списанные морозильные камеры, их на судоремонтном заводе купили. Раньше в них возили на кораблях бананы, до сих пор, кстати, в морге запах фруктов стоит. Родственники часто спрашивают, где это мы покойников держим – от них так странно пахнет.
Милиция там же, в подвале, рядом с камерами, из него пули выковыривала. Не понимаю, правда, зачем – автомат рядом с телом бросили, ясно же, из чего стреляли.
– Ну, надо же чем-то заняться. Это ритуал такой, в действиях ментов смысла искать не надо – его там нет.
– Да, похоже на то. И вот, продолжалось это где-то недели три. В общем, к чему я это все говорю – людей тогда в бюро было больше чем обычно, все время ходили взад-вперед, менты удостоверения не показывали, а эти, из казино, которые похороны заказали, вообще считали, что раз они нам платят, могут ходить куда хотят – проходной двор был. К добру это не привело.
В день похорон, я говорила уже, куча народу съехалась. Сначала приглашенные собирались в холле на втором этаже. Там они закатили небольшой банкет, для репетиции. Много тостов говорили, типа человек незаменимый был, куда они без него теперь? Правда, некоторые сидели по углам и анекдоты рассказывали, а коридоры потом все кислятиной провоняли – там траву курили, с горя. Напились все почти, и когда двери в зал открыли к началу прощания, некоторые родные и близкие ползли по стенам, а человек десять встать с мест уже не смогли… Но такое часто бывает.
И вот, открывается дверь в зал, где стоит гроб со Сташенко. Они туда всей толпой заходят… вдруг слышу – мат страшный. Потом кто-то стекла стал бить, а пара идиотов прямо в зале начала в воздух стрелять. Какой там воздух – там до сих пор потолок весь в дырках, и люстры перебиты.
Из наших никто ничего не понимает, в зал заходить страшно. Наконец Розенталь – это хозяин бюро – решил все-таки войти, а мы из-за его спины выглядывали… Мама, я такой гадости в жизни не видела.
Зал весь в черный бархат затянут, свет по всему помещению приглушен, только над той частью сцены, где гроб стоит, прожекторы оставлены.
Покойник в гробу лежал самом дорогом, из красного дерева. Сам гроб темный, и покойник должен быть в черном костюме. А тут смотрю, что-то красное, пятнистое…
Я вам говорила, Сташенко эксперты вскрытие делали, ну а потом, как обычно, полость зашили, и покойника наши лаборанты к похоронам приодели, чтобы все нормально выглядело. Но тогда я на него как посмотрела – меня стошнило.
Одежда у трупа была задрана, внутренности выворочены и по всему гробу разбросаны. Он как под одеялом лежал красным. Запах стоял… ну, не фруктами пахло. А самое противное, рот у мертвеца открыт был, и в него… как бы поприличнее сказать… туда ему кто-то гениталии запихнул, их у него отрезали.
Вот так вот. А похороны они по высшему разряду заказывали.
– М-да… – Я уважительно кивнул. Такого и нам с Валеркой не придумать.
А коллегу пробило на смех:
– Видел я этого Сташенку… На понтах весь такой, крут просто невообразимо… Представляю его с ху… ой, то есть с гениталиями, во рту. Смешно, наверно, было?
– Нет, не смешно.
– Да? – Удивился Валерка. – Что же тогда было? – Света вздохнула:
– Что было… Розенталь ближе всех стоял, и его первым поймали. Я, слава богу, сбежать успела. На второй этаж из холла лестница ведет, и вокруг галерея такая с пальмами – в этом здании после кинотеатра одно время ресторан был, от него пальмы и остались. Я в пальмах спряталась, и через открытую дверь в зал прощаний было видно, что с шефом делали.
– И что, сильно били?
– В общем… хуже. Сначала его один из казино – он за эти дни часто в бюро заходил – схватил Розенталя за шкирку, заорал «Что ж вы, гады, с уважаемым человеком сделали?» и ткнул его лицом прямо в то, что в гробу было раскидано… Как вспомню, мне дурно.
Я налил Свете коньяка и спросил, что же было потом.
– Потом другой, тоже из казино, схватил крышку гроба и заехал Розенталю по голове… У него до сих пор что-то с головой. Странный он теперь.
– А дальше?
– Дальше они его били все вместе ногами, а когда надоело – бросили на пол, подняли гроб и сверху на него уронили. «Получай гнида, от Василия Николаевича.» Сташенко вывалился, и Розенталь был весь… Ну, в этом самом весь. Нажрались эти родственники и близкие тогда, конечно, страшно.
Розенталь после этого весь грязный был, они его дальше бить побрезговали, пошли бюро громить. Перевернули все, второй этаж подожгли, какой-то недоделанный даже две гранаты в окно выкинул.
Но самое страшное они в подвале устроили. В морге тогда несколько сотен трупов было. Я сама не видела, но наш сторож рассказывал – ему, кстати, повезло, только два ребра сломали и уши отрезали – так вот, сторож рассказывал, как они покойников из холодильника выволакивали, брали за ноги и били головами об стену – у нас потом весь подвал тухлыми мозгами был забрызган. Несколько тел они вспороли, отрезали им… то же, что и Сташенко, а эти самые места запихивали кому куда… там несколько старушек было… Их в тот же вечер должны были хоронить, родственники их как раз пришли… Нет, не могу дальше рассказывать. Лучше еще налей.
Я налил ей коньяка, себе сока и заказал еще. Расходы на бар явно оправдывались.
– А что же милиция? Ты говоришь, они гранаты рвали. Неужели никто не приехал?
– Ой, да приезжали, толку с них… Там один, который потрезвее был, вышел к их машине, говорит – «Начальник, такое дело… Друга провожаем. Это был салют, последний салют его памяти… Неужели ты меня не поймешь?» – и сует ему деньги. Тот понял и уехал.
– Ну, понятно. Так обычно и бывает.
Валерка тоже выпил коньяка и икнул.
– Как же они не убили шефа-то вашего?
– Я тоже сначала удивилась… А потом, кажется, поняла. Они, хоть под пьянку резвились, но и о деле не забывали. Такая обида – начальству похороны испортили – это же отличный повод…
– Денег на заведение повесить?
– Конечно. Если бы они все с асфальтом сравняли и Розенталя грохнули, с кого бы они потом неустойку требовали? То-то смотрю шеф в последнее время такой грустный ходит, и на работе все реже появляется.
– Изыскивает резервы?
– Да, кажется… Но бюро под откос катится. Пора мне другую работу искать.
– Да уж, это точно. Ты не думала, что если твой шеф денег не найдет, друзья и близкие опять банкет устроят? Двумя гранатами они тогда не ограничатся.
– Хватит пугать, мне и так страшно. Почему вы думаете, что все так будет?
– А почему нет? Нашли, кто шутку со Сташенко разыграл?
– Нет, хотя очень старались.
– Ну вот, получается, шеф твой крайний. Кстати, как он выглядит?
– Розенталь? Ну, ему где-то лет сорок пять, высокий, волосы черные, брови сросшиеся, взгляд такой… как у дешевых артистов, когда они дьявола хотят изобразить.
– Типа сумасшедшего ученого из мультиков?
Света улыбнулась:
– Да, что-то есть… Раньше это меньше было заметно, но после того, как ему крышкой гроба заехали… Иногда молчит целыми днями, а время от времени его какие-то идеи посещают – вот, недавно сказал, что собирается на подводную рыбалку. Поручил мне узнать, сколько стоит акваланг. Ну не идиот ли?… У нас три года здание не ремонтировали, на зарплату денег нет, а ему нужен акваланг… Хотя он всегда со странностями был.
– Слушай, по-моему я его где-то встречал. У него шрама на лице нет?
– Как раз есть. На левой щеке у него такой странный шрам – не знаю откуда, он вообще о себе никогда не рассказывал. Почему-то мне кажется, что его чем-то таким разодрало… может быть, длинным осколком стекла… Когда просто лицо поцарапано, следы другие бывают.
– Извилистые, да?
– Точно, а у него шрам прямой совсем. Я всегда удивлялась, но спросить, конечно, неудобно – он вообще не тот человек, с которым можно так просто поговорить. Только по делу и коротко совсем.
– Да, бывают такие люди… Слушай, а как получилось, что не нашли того, кто выпотрошил Сташенко? Искали же хорошо?
– Да они просто достали. В день похорон, естественно, все, кто смог, по домам разбежались. День дома сижу, второй – уже стала по объявлениям газетным звонить – все, думаю, накрылась работа. И тут звонит мне секретарша Розенталя. «Ты, – говорит, – почему сегодня не пришла? Я просто обалдела. А она: «Розенталь сказал, что у нас некоторое недоразумение произошло, но этот не повод прогуливать. Приходи завтра». Вот так, недоразумение.
Ну, я прихожу на следующий день утром, как обычно… Там опять все те же лица. Я как этих уродов из казино увидела – мне аж плохо стало. А они всех в тот самый зал согнали и часа четыре допрашивали – кто покойника к похоронам одевал, кто после этого в зал мог зайти, у кого ключи были – обо всем.
– Подожди… Тут может быть много интересных деталей. Прежде всего: чтобы казенщику внутренности выпустить, нужна была какая-то медицинская подготовка? Слышала, наверное, что у Джека-Потрошителся точно было медицинское образование – он проституток так профессионально резал…
– Нет, образование для этого не обязательно. Я же сказала, что ему до этого медэксперты вскрытие сделали, они пули доставали. А тот, кто его выпотрошил, просто задрал ему одежду, разрезал швы, которыми полость зашили, вытащил все наружу… Ну и штуку эту отрезал и в рот засунул, извращенец. Диплом врача для этого не нужен.
– Скорее, нервы нужны железные. Или привычка к покойникам.
– Ну, такая привычка есть, в общем-то, у всех, кто в бюро работает. Хотя если подумать… Я, помню, как-то обедала вместе с экспертами, и они вспоминали, как в молодости в институте прикалывались, на практике в прозекторской… Тут, наверное, ты прав. Врачу это проще было сделать. Получается, это мог сделать или врач, или…
– Или отморозок полный. И любой из вашей конторы тоже смог бы…
– Да, наверное, многие… Тем более что платил Розенталь плохо. Все обещал повышение, да как-то у него, понимаешь, не получалось: обстоятельства такие. Хотя сам он жил неплохо. У него мерс был шестистотый (после этого случая он его продал), мы любовницу его раз видели – на ней такая шуба была – девчонки наши позеленели, как покойник двухнедельный… А на зарплату нормальную у него никогда денег не было. Теперь об этом и говорить нечего.
– Ага, то есть все-таки правильно братки сделали, что не гробанули его окончательно? Что-то он им все-таки отдал. Шестисотый мерс тысяч сто стоит.
– Да… по-моему, он даже квартиру продал.
– А где же он теперь живет? У любовницы?
– У него дом загородный – кстати, с ним какая-то очень старая история связана, и говорят, продавать он его ни за что не согласился… Сам Розенталь из очень древней семьи. Кажется, этот дом еще в девятнадцатом веке принадлежал какому-то его родственнику – что-то вроде пра-пра-прадедушки по материнской линии. Этот дедушка разбогател неким странным образом… А Розенталь, как на похоронном бизнесе приподнялся, купил развалины с парком в память о дедушке, собирался их реставрировать. Жалко, подробностей не знаю, так любопытно было… Нинка мне обещала после работы рассказать, и вдруг, в тот же день, упала неудачно в подвале… Там ручки от ящиков железные торчат, она о них виском ударилась – и все. Осталась я без подруги. И о родословной шефа тоже некому теперь рассказать… А интересно было.
– Что за Нинка?
– Она лаборанткой у нас работала. Что-то она такое слышала про шефа… С ним имел дело какой-то ученый… Профессор-историк, по моему. Этот профессор писал книгу о самых удачливых мошенниках девятнадцатого века, и кажется, там целая глава про прадедушку Розенталя намечалась.
– Елки, буквально наша тема… Как этого профессора звали?
– Я не помню, хотя Нинка вроде говорила… Шолохов… или Шелест… Нет, не помню.
– Ну ладно. А что, говоришь, с Ниной этой случилось?
– Так глупо вышло – она, наверное, поскользнулась в подвале, и ударилась виском о ручку ящика с телом. Ее только к вечеру нашли. Тогда к нам покойника привезли, грузчики спустились в подвал, смотрят – Нинка лежит, мертвая. Милиция приезжала – несчастный случай. Пол в подвале был мокрый, в то утро механики приходили, профилактику в холодильниках делали, и, видимо, разлили что-то. Так и получилось.
– Угу. Странно все-таки. Как раз хотела тебе что-то рассказать… Ваш разговор никто не мог подслушать? Вы где сидели?
– Не помню… Кажется, на втором этаже, в вестибюле.
– А, это там ты в пальмах пряталась?
– Не совсем там – пальмы на галерее, но оттуда, конечно, все было бы слышно. Я не придала тогда этому значения – что в этом секретного? Хотя теперь… Но раньше я смерть Нины с нашим разговором как-то не связывала. С тобой говорить страшно…
– А что это за галерея на втором этаже? Что там находится?
– Там? Двери в кабинеты Розенталя и его заместителя, потом идут кладовки, в них лаборанты всякие мелочи хранят… Ты, думаешь, кто-то услышал и Нинку…?
– Доказать что-нибудь сейчас уже трудно. Но ты сама-то веришь в такое совпадение?
Света долго молчала.
– Уже нет… Черт знает что. У тебя талант внушать гадости всякие. Никогда бы о таких вещах не думала, а тебя слушаю – на все начинаю смотреть иначе. Скоро будет казаться, что вокруг – одни бандиты, убийцы. Маньяки.
– Да, это я умею. Расскажи про Нину. Она замужем была?
– Нет.
– А мужик у нее был?
– Не знаю… Скорее всего нет. Хотя она несколько раз в компании упоминала «Славик, Славик». Рассказывала, что он все время в командировках, за границей. Врала, я думаю. Ни разу ее никто с мужиком не видел.
– А почему? Страшная была?
– Нет, что ты… Красивая. Высокая, натуральная блондинка. Глаза черные. И такая улыбка… все падали.
– Но почему же тогда?…
– Ей женщины нравились.
– Вот оно как. А ты откуда знаешь?
– Ну… знаю. Чего привязался?
– Ладно… Так что там у этих, из казино не сложилось? Почему они не смогли узнать, кто похороны испакостил? Все повесили на Розенталя и успокоились?
– Да нет, мучили нас недели две. Сначала, конечно, спрашивали, кто из посторонних был в тот день в здании… Но это же глупо. На похороны куча народа съехалась, разве могли мы всех знать?
Потом перешли к тому, где хранили труп и кто его видел последним… ммм… в приличном виде. Тут было уже проще. К похоронам его готовили утром, часов в восемь. Есть у нас такие Сережа с Леной – их специально предупредили, чтобы были на работе с утра. Они рассказали, что достали Сташенко из холодильника, положили на каталку и на грузовом лифте повезли наверх – на втором этаже, рядом с залами, есть специальные помещения. Они твердо стояли на том, что труп тогда был в полном порядке. И сами они тоже ничего такого с ним не делали.
Где-то с восьми до часу покойник был у них, его одели, рожу кремом от геморроя натерли – чтобы выглядел прилично, от него покойники как новенькие; потом косметику наложили и запихнули в гроб. Гроб они крышкой закрыли – это у нас правило железное, потому что несколько раз уже было, что прощание закончилось, пора на кладбище везти, а крышка куда-то запропастилась – за это троих с работы выгнали.
В общем, закрыли они гроб, а это было, как они говорят, где-то часов в одиннадцать, и вот здесь уже начинаются какие-то заморочки. Дело в том, что у этих Сережи с Леной – любовь невообразимая, жить друг без друга не могут. Как только время свободное – хоть в машине, хоть на работе – сразу это самое.
Ну вот, кончили они со Сташенко, смотрят – одиннадцать часов, а прощание начинается в два. В той же комнате диван стоит, но от рабочего стола он отделен шкафом со всякой мелочью – там иногда кто-нибудь из персонала ночует, когда на работе поздно сидят и домой ехать смысла уже нет.
Они разделись, легли на диван, и часа два с него не слезали.
Потом, в начале второго, погрузили гроб на каталку и повезли в большой зал. Тут еще одна тонкость – свет в зале отключается рубильником, который находится в комнате, где раньше проекторы стояли – там же кинотеатр раньше был. Соответственно и окон в зале не предусмотрено. А ключи от этой комнаты с рубильниками куда-то запропастились.
Ну, нет ключей – и нет. Сереге с Ленкой было на это плевать, это вообще не их проблемы, они гроб на сцену завезли, крышку в темноте сняли и пошли опять делом заниматься.
А когда собравшихся в зал стали запускать, там сначала свет не горел. Его уже позже зажгли, когда все внутрь вошли – до этого ключи искали.
– Так, подожди, а запах? Ты же говоришь, когда вошли в зал, там вонь стояла страшная. Неужели они, когда гроб открывали, ничего не почувствовали?
– Да, вопрос такой был. Они сказали, что что-то такое почувствовали, но в темноте как-то влом было разбираться, что там воняет. Закрыли дверь и ушли.
– Но все равно, получается, что кто-то открыл сначала дверь, потом гроб, вывернул Сташенке все внутренности, отрезал лишние детали, запихнул их ему в рот, закрыл гроб и ушел – и они все это время находились в той же комнате и ничего не заметили?
– Вот-вот, бандиты из казино об этом же спросили. Серега с Ленкой тогда им повторили, что диван стоит у окна, и от остальной части комнаты он отделен шкафом – с него ничего не видно.
– И не слышно?
– Диван старый, ему столько же лет, сколько кино – когда они этим занимаются, скрип стоит, как будто диван на дрова распиливают. Я сама как-то раз к ним туда зашла – меня начальство послало – так они ни черта не слышали. И стояла я там, как дура – вроде как и Розенталь ждет, но и людей отвлекать неудобно. Я уж и кашляла, и ногами топала, дверью несколько раз хлопнула – они ничего так и не услышали. Пришлось ждать, пока кончат.
– Ммм-да… А из коридора тоже скрип слышно?
– Нет, из коридора – нет, там двери основательные, и кожей обшиты. В советское время в этой комнате кабинет директора был, начальство тогда уважали.
– Так… А табличка есть на дверях какая-нибудь?
– Нет, просто они обычно на ключ закрываются, и посторонние туда не попадут. А свои и так знают, что где.
– А в тот день дверь была закрыта?
– Нет. Хотя точно они не могли вспомнить, но все же им казалось, что дверь они скорее не закрыли. Сначала вроде незачем – провожающих только к двум приглашали, а потом уже как-то не до этого было.
– Ну и что, поверили им?
– Нет. Бандитам это показалось подозрительным. Но, по-моему, они правду сказали. Там ключ обычно изнутри торчит, и вспомнить, поворачивал ли его, когда выходишь, очень трудно.
– А ключ второй у кого-нибудь есть?
– Дубликаты почти всех ключей в кабинете Розенталя лежат. Но от этой комнаты ключ единственный был, поэтому, когда комната была закрыта, Розенталь его тоже у себя хранил. Но он свой кабинет обычно не закрывает, и взять их при желании мог кто угодно.
– Наверное, не только взять, но и копию сделать?
– Да конечно, но кто же думал, что это кому-то могло понадобиться? Всерьез только за сейфом с деньгами следили, а кроме них что в конторе возьмешь? Как-то в голову никому не пришло, что покойников нужно охранять.
– Ну да, понять можно. А где в это время – то есть, я как я понял, с одиннадцати до часу – были остальные?
– А, а вот тут – полная неясность, ничего определенного никто узнать они так и не смогли. Я могу только про себя сказать – сидела я внизу, за своим столом. Но подтвердить этого никто не может, я тоже никому алиби дать не могу.
Набравшийся Валерка встрепенулся:
– А если не алиби?
– Заткнись. А что с другими?
– Ну, Ленка с Серегой были все это время на диване. Но опять же, никто их там не видел.
– И не слышал.
– Да. Самого Розенталя вообще в это время в бюро не было – он ездил зачем-то домой. Как он приезжал и уезжал тоже никто не заметил, но это, в общем-то, и не важно – даже бандиты всерьез не думали, что это сделал он – понятно же, что ему за все отвечать.
Заместитель его, Павлов, ходил в это время по зданию, проверял, все ли готово. Вот его многие видели, но в какое время – непонятно, на часы никто не смотрел. Потому что как раз в его обязанности и входило, чтобы все было вовремя и в лучшем виде. Розенталь, когда в себя пришел, чуть его не убил.
Еще двое лаборантов, Витя с Сашей, (они оба педики, обычно все делают вместе) мыли холодильники в подвале и, опять же, в подвал к ним никто не заходил.
Буфетчицы, их у нас три, на втором этаже, рядом с кабинетом, готовили закуски к банкету, а охранник Степа поехал на труповозке за бутылками – оказалось, что Витя с Сашей во время ночных смен все выпили, гостей поить нечем. Их за это Павлов премии лишил.
Еще у нас в штате есть четверо грузчиков, они сидели внизу, играли в карты. Видели, опять же, только друг друга. Причем один из них, Семеныч, выходил в туалет, и что-то долго там просидел. Но он на следствии признался, что в туалете план курил, Павлов ему поверил и уволил. Он уже месяца три вынюхивал, кто это нам туалеты анашой провонял.
– То есть, если смотреть на дело непредвзято, получается, что напакостить мог кто угодно? Сам Розенталь, который непонятно когда уехал, непонятно когда приехал. Павлов, который ходил все утро туда-сюда. Педики эти, которые могли в любой момент из подвала подняться и так же тихо вернуться. Буфетчицы, которые рядом закуски готовили. Охранник, который в одиночку ездил за выпивкой, и мог незамеченным вернуться через служебный вход. Семеныч, который без свидетелей анашу в туалете курил, или все грузчики вместе, если сговорились. Ну и, конечно, Лена с Сережей, которым ради этого даже ходить никуда не надо было. Правильно?
– Да. Спасибо, что меня не упомянули… Плюс к этому мог любой человек с улицы – охранник же уехал. Примерно так они рассуждали. Теперь ты понимаешь, почему ни на ком не остановились? Сначала им очень хотелось быстро виноватого назначить.
– Их логику понять не трудно, я примерно представляю, что за люди к вам могли приехать. Думать в их обязанности не входит. Да и зачем им, в конце концов? Если виноватого нет, значит, отвечать будет Розенталь. С него и содрать можно больше, чем с других. Но любопытно все-таки, кто в действительности все это вытворил… Должен быть какой-то способ узнать.
– А какой? Никто ничего не видел.
– Ммм… отпечатки пальцев они задействовали?
– Представь себе. Вызвали какого-то мента купленного, он гроб порошком обсыпал и нашел на нем кроме тех, кто Сташенко на Розенталя ронял, отпечатки такие же, как и на всех остальных гробах на складе. У нас в бюро все, кто имеет дело с покойниками, в резиновых перчатках работают. И голыми рукам гроб хватали только грузчики. На них сначала здорово нажали, но мент объяснил, что следы рук в перчатках перекрывают сверху отпечатки грузчиков – то есть крышку открывали и закрывали уже после того, как они эти гробы грузили. Так что и это ничего не дало.
– Да, можно было догадаться… И все же. По крайней мере ясно, что в этом участвовал кто-то из ваших.
– Но почему? Я же сказала, что охранник за водкой поехал, и в бюро мог войти кто угодно.
– Войти мог. Но во-первых, как он смог найти в незнакомом здании нужное тело? Табличек на дверях нет. И главное: как он мог быть уверенным, что у него будет шанс сделать свое дело и уйти незаметно? Снаружи не слышно, что творилось внутри лаборатории.
И только свои могли знать, что когда Лена с Сережей заняты, они ни на что другое отвлекаться уже не будут. Ты же рассказывала, что когда вошла к ним однажды, хорошо слышала скрип дивана. Можно тогда предположить, что и тебя хорошо слышат, или, по крайней мере, кто-то может выйти из-за шкафа в любой момент. Так? Ты представь, кто-то потрошит покойника, и в это время из-за шкафа появляются лаборанты. Что они об этом человеке подумают? Конечно, кто-то мог описать постороннему расположение комнат и все остальное, но его, несмотря на бардак, в любой момент могли заметить внутри здания и спросить, а что он, собственно, тут делает.
Света долго молчала.
– Вот зараза, а ты ведь прав. Этот ненормальный знал привычки лаборантов. Он действовал наверняка, а значит… значит, кто-то из наших. Черт-те-что… Но кто?
