Текст книги "Время Смилодона"
Автор книги: Феликс Разумовский
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
– Погорячился малость. Не сдержал рефлексы. – Буров вспомнил свой отдых у моря, помрачнел, набычился, свирепо засопел. – Не люблю, когда убивают женщин.
А сука память тем временем показала ему мертвую Зоечку, безвольно раскинутые ее ноги, поникшее золото волос.[139]139
См. первую книгу.
[Закрыть] И трупы комитетских в количестве полудюжины. С вырванными трахеями, сломанными позвонками, треснувшими черепами. Куда подвыпившему-то оперсоставу против смилодона…
– Да, люди-люди, порождение ехидны. – Глеб Ильич вздохнул, понимающе оскалился. – Как же, не убий, возлюби. Пожалуй, единственный вид, который истребляет себе подобных с таким размахом. Кобры, выясняя отношения, отклоняют головы назад, чтобы паче чаяния не ужалить соперника, волк без особой надобности не нападает на волка, самцы-изюбры в период гона никоим образом не добивают слабых. Берегут вид. А тут… Вся обозримая история – это хроника войн, все развитие цивилизации – это усовершенствование оружия. Человечество, увы, уподобляется змее, кусающей свой хвост, и в конце концов сожрет само себя. Если, конечно, не образумится. Да только в это верится с трудом. Жизненные реалии показывают, что самый опасный враг человека – это человек. Вопрос вот только в том – почему.
Вопросов о том, почему это Глеб Ильич безвылазно сидит в тайге, не возникало. По крайней мере у Бурова.
– Да, чем больше узнаешь людей, тем сильнее нравятся кошки, – тактично заметил он, узнал много нового о ноосфере[140]140
Согласно учению академика В. И. Вернадского (1863–1945), земля окружена невидимой тонкоматериальной оболочкой – ноосферой, в которой накапливается и трансформируется психоинформационная субстанция. То есть все мысли, эмоции, желания людей не исчезают без следа, а аккумулируются в банке данных, который в свою очередь оказывает влияние на жизнь человечества на планете. Понятно, что там, где злоба, ненависть, войны и кровь, ноосфера заряжена отрицательной энергией и провоцирует катаклизмы типа засухи, потопов, землетрясений и цунами по принципу: как аукнется, так и откликнется.
[Закрыть] и, наконец, услышав звуки выстрелов, начал плавно выходить из разговора.
Стреляли у торца приземистого, похожего на блиндаж сарая. Дергано, бестолково, из девятимиллиметровой тринадцатизарядной «беретты». Это Миша-академик проводил свой ежедневный тренаж, учился выживать, прессуя спусковой крючок. Щурил левый глаз, лихо щелкал затвором, что-то невнятно бормотал. И пулял, пулял, пулял в белый свет как в копеечку. Вчера Буров не удержался, по доброте душевной показал, как правильно держать, как целиться, как наводить.[141]141
При боевой стрельбе в отличие от спортивной надо целиться не в центр мишени, а в область ниже ее, наводя пистолет снизу вверх.
[Закрыть] Как не тревожить ствол, не рвать, не насиловать спусковую собачку. Зря старался. И почему это говорят, что талантливые люди талантливы во всем? Академический муж ни хрена не понял.
«Да, Рэмбо отдыхает». Буров подошел, опасливо поежился, подождал, пока ученый опорожнит обойму.
– Гутен морген, Михаил Егорыч! Ну как успехи?
Нарочито бодро спросил, с оптимизмом, хотя и так все было ясно даже на первый взгляд.
– А, мое почтение, Василий Гаврилыч. – Миша-академик кивнул, невольно приосанился, с ненавистью взглянул на ствол, потом в направлении мишеней. – Хвастаться пока нечем. Пистолет, наверное, дерьмо.
Ага, гранаты не той системы…
– Гм, может быть, боковой ветер? Вы дивиацию учитывали? – в тон ему отозвался Буров, сунул палец в рот, медленно поднял вверх и по-боцманматски изрек: – Норд-вест-вест, два балла, разрешите?
Взял «беретту», снарядил и играючи, от бедра, положил все поленья, стоящие вдоль стены. Кашлянул, возвратил ствол хозяину и принялся ненавязчиво учить его жизни.
– Уважаемый Михаил Егорыч, чтобы хорошо стрелять, нужно правильно стоять и забыть, что у вас есть запястья. Запомните, как «Отче наш», – при любых движениях руки работают только локоть и плечо. Ну-ка повторяйте за мной: локоть и плечо, локоть и плечо, локоть и плечо. Тэк-с, хорошо. Ну-с, давайте в позицию…
Миша-академик пулял, «беретта» выплевывала гильзы, и Буров рассказывал в подробностях про главный принцип «пара – перемещение».[142]142
Один из основных принципов непосредственного огневого контакта – изменение местоположения бойца после двух выстрелов подряд.
[Закрыть] Гремели выстрелы, разил свинец, ядрено пахло порохом и буровской повязкой – дедушка-китаец на этот раз обиходил рану чем-то вонючим.
Наконец по причине грохота и усталости боевые действия прискучили.
– Спасибо за науку, Василь Гаврилыч, – сказал Миша-академик, с благодарностью кивнул и неожиданно, как-то по-детски, с нелепым любопытством спросил: – Скажите, трудно убивать в первый раз?
Бледное, измятое лицо его выражало решимость, рожденную страхом.
– Не помню, давно было, – сказал, будто отрубил, Буров и тему муссировать не стал, заметил по-отечески: – И вот еще что, Михаил Егорыч. Есть старое как мир правило: услышал выстрелы – падай. Потом уже хватайся за ствол, не строй из себя супермена. Лучше испачкаться грязью, чем собственной кровью. Вот так, в таком разрезе. – Он резко замолчал, пошмыгал носом и улыбнулся академику, снаряжающему обойму: – Миль-пардон за бестактность, Михаил Егорыч, но сдается мне, что у вас какие-то проблемы. Поделитесь бедой, не стесняйтесь, может, чего-нибудь и придумаем. Один ствол, как говорится, хорошо, а два лучше. Чего вы боитесь? Или кого?
– Кого боюсь? – Миша-академик поежился, посмотрел на Бурова так, как будто бы увидел впервые. – Всех… Всего. Вас. Темноты. Китайцев. Шорохов. Собственной тени. Потому что не знаю, откуда исходит опасность. Вообще не понимаю ничего, что происходит вокруг. – Он зарядил «беретту», загнал патрон в патронник и, клацнув предохранителем, определил в карман. – Не понимаю. Хоть убей.
Вздрогнул, как от холода, снова испытующе посмотрел на Бурова?
– Вы слышали что-нибудь о гипотезе Маркова?[143]143
С точки зрения гипотезы академика Маркова, Вселенная – это даже не иерархия последовательно вложенных друг в друга объектов наподобие гигантской матрешки, а сложнейшая система, состоящая из взаимопроникающих и взаимообусловливающих друг друга миров, где мегакосмические и микрокосмические явления существуют в единстве.
[Закрыть] А об идеях Эверетта?[144]144
Американский ученый Г. Эверетт выдвинул гипотезу о том, что наш мир существует в бесконечном количестве совершенно равноправных копий. А мы наблюдаем только одну из них. Здесь кардинальную роль играет человеческое сознание, потому что именно оно из необъятного множества сценариев выбирает лишь одну из его копий.
[Закрыть] А с теорией Уиллера-Фейнма назнакомы?[145]145
Из теории Уиллера-Фейнмана вырисовывается мир, состоящий из бесчисленного множества возможных состояний или «копий вселенных», внутри каждой из которых все события предрешены. В этом мире существуют два потока причинности, то есть поток времени там обратим.
[Закрыть] Что, нет? Хм. Да…
– Увы. – Буров развел руками, виновато вздохнул, изобразил раскаяние, стыд, презрение к себе и пламенное желание внимать. – Наверное, много потерял?
Вот только, блин, Фейнмана с Уиллером ему не хватало!
– Вы еще спрашиваете! – Миша мигом оживился, даже как-то помолодел, указал рукой на низенькую, из распиленного бревнышка скамейку. – Давайте-ка присядем, а то быстро не объяснить. Да и комкать не хочется. – Он извлек из кармана, как это и полагается для ученого мужа, трубку, не закуривая, сунул в рот, тут же вытащил, понюхал и прочертил в воздухе кривую. – Итак, представьте себе на миг странный, завораживающий мир. Мир, состоящий из бесчисленного множества равноправных событий, мир, в котором уже все произошло, в котором прошлое, настоящее и будущее существуют в тесной, неразрывной связи. В мире этом отсутствует стрела времени, опаздывающее и опережающее решения основного волнового уравнения квантовой механики равноправны,[146]146
То есть временной поток из прошлого в будущее равноправен временному потоку из будущего в прошлое.
[Закрыть] а все причинно-следственные временные связи носят курковый характер.[147]147
То есть, чтобы получить какой-нибудь глобальный результат, достаточно нажать на курок, привнести какие-то незначительные на первый взгляд изменения в систему.
[Закрыть]
– Потрясающе, Михаил Егорыч, – отозвался Буров, – фантастично. Все прямо как у Алисы.
– У какой еще такой Алисы? А, у Кэрролла. – Миша-академик замолчал, на мгновение задумался и снова трубкой очертил в воздухе кривую. – М-да, в этом что-то есть, точно есть… Мерси за аналогию, Василь Гаврилыч, мерси… Так вот, мы сделали математическую модель, отладили методику расчета бифуркационных точек, нашли решение уравнений, описывающих атрактор.[148]148
Бифуркационные точки – точки ветвления нелинейных процессов. Например, момент принятия человеком какого-либо решения и есть своеобразная бифуркационная точка. Атрактор – некое предельное состояние системы.
[Закрыть] И что бы вы думали, Василий Гаврилыч? Ни за что не угадаете. Это ведь наш мир, да-да, наш. Тот самый пространственно-временной континиум, который мы в силу нашей ограниченности традиционно признаем четырехмерной мышеловкой. Правы на сто процентов древние, что нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего, а есть все. А раз так, то перед человечеством открываются невиданные перспективы – возможность избавиться от оков времени, пространства, кармы, судьбы. Люди могут, словно в сказке, уподобиться богам. В общем, мой обзорный доклад на заседании Академии наук произвел фурор, сенсацию, смятение в умах. Вавилонская башня эйнштейновского примитивизма заходила ходуном. Вот так. – Академик закашлялся, все же закурил, и оптимизма в его голосе поубавилось. – Ну а потом все и началось. Чудовищное и непонятное. Профессор Суховидов выбросился из окна, начлаб Звенигородский застрелился на охоте, Тамару Станиславовну, математика божьей милостью, насадил на кол какой-то маньяк. Мою машину взорвали, только чудом уцелел. А вот жена и дочь… – Он прерывисто вздохнул и затянулся так, что в трубке захлюпало. – И знаете, Василий Гаврилыч, что меня испугало более всего? Как мог попасть вирус в мой компьютер, отключенный от сети и находящийся в надежно охраняемом помещении? Это что же, капельная инфекция? А? Грипп? Чума? Холера? Не понимаю. Ничего не понимаю…
– А скажите-ка, Михаил Егорыч, – с интересом спросил Буров и улыбнулся тонко, в располагающей манере, – может, вы кому-нибудь дорогу перешли? Отобрали, так сказать, пальму первенства? Наступили на любимую мозоль в финансовом аспекте?
Вся эта история ему очень не понравилась, потому что была здорово похожа на правду.
– Господи, Василий Гаврилыч, какой финансовый аспект? Какая любимая мозоль? – Академик от удивления даже поперхнулся дымом, вытащил трубку изо рта и посмотрел на Бурова, словно на маленького. – Наши исследования носят чисто теоретический характер, практическое применение просматривается чисто гипотетически, в самой отдаленной перспективе. Собственно, все дело в методе, в несовершенстве математического подхода. Ах, если бы несравненный Галуа не ушел так рано!.. Что? О нем вы тоже не слыхали? – Ученый замолчал, нахмурился, как туча, убито покачал лохматой головой. – Да… Вот оно, благодарное человечество. Гм… Эварист Галуа – гений, уникум, самородок, яркий метеор на небосводе математики.[149]149
Речь идет о выдающемся французском математике Эваристе Галуа (1811–1830), разработавшем теорию симметрии, которая по сути является фундаментом всей современной физики полей и элементарных частиц. Жизнь вундеркинда – а назвать его ученым мужем как-то язык не поворачивается – сложилась несчастливо: математики-современники не понимали его, социум отвергал, власть имущие из опасения травили, не давали ходу. Гибель Галуа закономерна и полна загадок – непонятна до конца причина дуэли, нет даже полной ясности в плане личности его противника. Совершенно очевидно только одно – гениального математика нашли без чувств, истекающего кровью, с пулей в животе.
[Закрыть] Не понятый при жизни монополистами науки,[150]150
Фурье и Каши, виднейшие французские математики того времени, фактически проигнорировали работы Галуа.
[Закрыть] он в двадцать лет создал свою бессмертную теорию, и трагически погиб от ранения на дуэли. Причем в ночь перед поединком он не спал, занимался вычислениями, о чем свидетельствует абракадабра формул – именно абракадабра, не расшифрованная до сих пор, и краткая приписка в конце: «Это, оказывается, так просто. Сейчас нет времени. Потом». Полагают, что он открыл Универсальный закон симметрии, озвученный в глубокой древности мифическим Гермесом Трисмегистом:[151]151
Гермес Трисмегист – легендарный мудрец, имя которого связывают с истоками наук, главным образом с алхимией.
[Закрыть] что наверху, то и внизу. И по сию пору бьются теоретики, перегреваются ЭВМ, однако же, увы, решение, найденное Галуа, неуловимо. Словно нейтрино. М-да… А вы представьте только, Василий Гаврилыч, какие возможны перспективы. Гм… Просто кругом идет голова. Можно вот так запросто, например, отправиться… в век восемнадцатый. Посмотреть на Екатерину Великую, на Потемкина, на Орлова, на графа Разумовского…
«Ага, на де Гарда, суку, полюбоваться. – Буров из вежливости кивнул, усмехнулся про себя. – Интересно, блевотиной от него все еще несет?[152]152
См. вторую книгу.
[Закрыть]»
– Да-да, просто идет кругом голова, – с занудством повторил Миша, качнул патлатой головой, а в это время распахнулась дверь, и голос матроны возвестил:
– Эй, ребята, обед! Уха стынет.
Уха была наваристая, духовитая, основанная на крепком бульоне из хариуса. Затем в меню значились тушеная бобрятина, особенным образом сквашенный глухарь, вареная кетовая икра и шпигованный, облагороженный морошкой олений окорок. Да при картошечке, грибочках, томленных в бочках вилках капусты. И само собой при бруснике. Куда без нее-то, королевы тайги…
Разговор за столом шел неспешный, обстоятельный, благоприятный для пищеварения, однако, как это ни странно, не на темы гастрономии – о былом, о прошлом, о стародавнем, об ушедшем навсегда. Собственно, вербально напрягался лишь один хозяин дома – зато как! Занимательнейше, в плане истории края. Не обходил он стороной и географию, много чего интересного поведал. Да, хоть и глухомань, а много чего помнят здешние места. Не этими ли звериными тропами пробирались из Маньчжурии хунхузы, бежали колодники-«горбачи», каторжане, кайлившие на рудниках золото и серебро? Заработанные деньги они зашивали в одежду, а утаенные самородки вживляли в тело – в ягодицы, в икры ног. Раньше тут в домашней пристройке специально устраивали оконце с подоконником и туда на ночь ставили крынку с молоком, клали хлеба с салом, а то и дорогой сахар с солью. Для беглых… И не здесь ли скрывались староверы? В глубине таежного моря, где мошка покрывает шевелящимся ковром все живое, выращивали они гречку, картофель, капусту, рожали детей, истово верили, до самосожжения, в своего Бога. Где они теперь? Куда завела их вера? К истине ли? К свету ли?
Буров за столом не терялся, держался с достоинством, не хуже Цезаря, пребывающего в цейтноте, делал сразу три вещи: внимал рассказчику, энергично жевал и вдумчиво переваривал историю, изложенную академиком. Очень, очень странную историю. Интересно, кому это понадобилось изничтожить на корню научную, похожую на фантастику теорию? Практическое воплощение которой может и вообще не состояться. Ученым конкурентам? Навряд ли, какая чушь. Родной, а может, вражеским спецслужбам? Едва ли, не похоже, нет мотива. Сектантам? Экстремистам? Воюющим материалистам? Поборникам теории Эйнштейна? Кому это надо, чтобы человечество не высовывало носа дальше жалких четырех измерений? Чтобы тащилось себе малой скоростью в направлении, указанном стрелою времени? М-да, это вопрос так вопрос. Поневоле вспомнишь байки, рассказанные Лаурой, – про Золотой век, про Войну миров, про ужасных завоевателей – кровожадных драконов. Как говорится, сказка – ложь, да в ней…
Рассказчик между тем покончил с бобрятиной, без паузы отдал должное вареной икре и взялся за тему староверов поплотнее, благо была она глубокой и неисчерпаемой, как море:
– А с ними, с родимыми, не все так просто. Я ведь раньше-то по тайге находился, насмотрелся кое-чего. Где только не был! Так вот, в верстах ста пятидесяти отсюда наткнулся как-то на деревню. Из домов навстречу мне вышли мужики, бабы, дети. Странные, не наши. Ни слова не сказали, я даже воды побоялся у них спросить. А где-то через месяц опять попал туда – ни домов, ни людей. Только крапива, полынь да лебеда светятся. Все как сквозь землю провалились. Да, говорят, они особо ничего и не роют. Без них уже все выкопано, много раньше. Такие подземелья, такие ходы. Целый лабиринт на сотню верст…
– Э, дед, ты еще про чудь белоглазую расскажи. – Миша-академик оскалился, весело подмигнул и вилкой забрался в окоренок с кетовой малосольной икрой. – И про Агарту[153]153
Иначе Агартха, Аггарти – мифическая подземная страна, где живут посвященные-мудрецы. Этакий аналог Шамбалы.
[Закрыть] не забудь. А также про подземелья пирамид с теорией полой земли. Все это домыслы, полеты необузданной фантазии. Преданья старины глубокой, сказания приамурского леса…
– Умный ты, Мишка, стал, просто беда. Настоящая академическая крыса, – в тон ему отозвался Глеб Ильич и, нисколько не обидевшись, продолжил: – Оно, может, конечно, и сказания, да только где-то перед перестройкой объявились тут у нас геологи – шурф от штрека отличить не могут, морды сытые, лощеные, руки – сразу видно – к работе не привычные. И ориентируются по карте-«километровке», какую днем с огнем нашему брату не сыскать. Те еще геологи, из компании глубокого бурения. Набрались у меня брусничного, один все целоваться лез, ну да и рассказал, что называются те ходы «стрелами» потому что прямые, как их полет.[154]154
Существует теория о так называемых Белых и Красных стрелах – системе подземных ходов, проложенных в древности могущественной цивилизацией.
[Закрыть] А идут под тайгой глубоко, аж до самого моря. До какого, не сказал, ткнулся харей в тарелку. Примерно повторил все то, что раньше довелось услышать от шаманов. Только те рассказывали, что тоннели эти ведут не к морю – в другие миры…
– Ну конечно же, конечно, раз шаманы говорят… – вроде бы обратил все в шутку Миша, однако улыбнулся невесело, одними губами. – Не надо ни пространство искривлять, ни потоки времени структурировать, ни искать разгадку головоломки Галуа. Нужно просто забиться под землю… Вот оно, решение всех проблем. Дед, ты не в курсе, вход туда свободный? Или только по пропускам? Василий Гаврилыч, вы как? Я, например, очень положительно. Готов забраться не в туннель – в помойную яму, лишь бы только с гарантией убраться отсюда. Мир наш, право, – это совершеннейшее дерьмо…
– Ладно тебе, Мишка, ладно. Придержи язык-то, за столом сидишь. – Глеб Ильич нахмурился, перестал жевать, медленно положил липовую ложку. – Мир есть, каков он есть. Хороший ли, плохой ли, не мы его придумали. Да только это уже не важно – шаманы говорят,[155]155
С шаманами Приамурья согласны их коллеги из племени индейцев хопи. Они утверждают, что конец света состоится в 2012 году.
[Закрыть] что скоро все, конец. Всему. Где-то года три осталось…
Негромко так сказал, но твердо, тоном человека, которому уже нечего терять.
– Ну ты смотри, теория конца света. Господи, эта несусветная чушь популярна даже здесь, в дремучей тайге. – Миша удивился, с уханьем зевнул, то ли рассмеялся, то ли всхлипнул – не понять. – Знаем, знаем – болид, землетрясение или потоп. На фоне термоядерной тотальной войны. Фатально осложненной применением ОМП.[156]156
Оружие массового поражения. В данном случае бактериологическое и химическое.
[Закрыть] М-да… Вокруг только и говорят о том, что занавес вот-вот опустится, а фарс тем не менее все идет. Дерьма в этом чертовом мире прибывает на глазах.
Хмыкнув, он поймал взгляд Глеба Ильича, замолчал и, криво улыбнувшись, посмотрел на Бурова:
– Ну что, Василь Гаврилыч, будем углубляться? Даже если в другой мир не попадем, так хоть к морю выйдем. Дай-то бог, чтобы к Черному, а не к Белому. Шаманы, они всю правду говорят.
Говорят, говорят, да еще как. Буров моментально вспомнил зону, старого якута Тимофеева, его негромкий, чуть хрипловатый голос: «Только Айыы-шаманы и Великие Воины могут заходить в Пещеру Духов, чтобы Мать Матери Земли Аан открывала им Дверь в Другие Миры. Трусам, педерастам и ментам путь туда, однако, заказан».[157]157
См. первую книгу.
[Закрыть]
А истеричным патлатым академикам с «береттой»?
VI
На следующий день после завтрака Буров отправился на перевязку. С легким сердцем, со спокойной душой и в замечательно приподнятом настроении. Причин для оптимизма было несколько. Во-первых, завтрак впечатлил, во-вторых, плечо уже практически не болело, а в-третьих, Бурову импонировало общество старого Сюй Вэя. Что-то в дедушке-китайце было таинственное, загадочное, отправляющее в полет фантазию. И даже не ореол мастера у-шу, не аура мистика и философа, нет, некая двусмысленность, недосказанность, возможность для игры воображения. Впрочем, единственное, в чем сомнений не было, – старый Сюй Вэй прожил жизнь отнюдь не праведником. За почтенной внешностью благообразного старца скрывался воин, видевший смерть. Матерый хищник, людоед, знающий, как пахнет кровь, какая она на вкус…
Да, в плане интуиции и физиогномии у Бурова все было в порядке, в чем, в чем, а в сути гомо сапиенса он разбирался хорошо. И относительно дедушки-китайца не обманулся ни в чем. Ни на йоту. По-настоящему звали того Ченг Хуа, а происходил он из рода бунтарей, профессиональных преступников, пиратов и мафиози. Предки его основывали хуэйданы,[158]158
Хуэйданы – тайные патриотические общества в средневековом Китае. По существу речь идет о Триаде, иначе называемой Союзом Неба и Земли, или еще Братством Хун. Первоначально созданные для борьбы с захватчиками маньчжурами, организации эти постепенно выродились в мафиозные структуры.
[Закрыть] «выращивали Белый лотос»,[159]159
То есть участвовали в деятельности тайного общества «Белый лотос» на севере Китая.
[Закрыть] верой и правдой служили Коксингу[160]160
Отчаянный пират и головорез Чжэн Чэньгун, возглавлявший в конце XVII века борьбу с маньчжурами.
[Закрыть] и пели хором со слезами на глазах:
Дальние, очень дальние предки. Прадед Ченг Хуа уже песен не пел, с чувством, по-отечески воспитывал деда: «Цзе фу, мой мальчик, цзы линь. Обирай богатых, помогай бедным». Дедушка, возмужав, пестовал отца: «Обирай всех, мой мальчик, деньги не пахнут, зато труп врага пахнет хорошо». Папа Ченг Хуа много не говорил, воспитывал наследника собственным примером. Пока не напоролся на пулю. А перед смертью прошептал: «Запомни, мой мальчик, хорошо умирает тот, кто умирает последним. А потому убивай первым. Истинно мудрый человек не имеет живых врагов». И Ченг Хуа пошел по стопам любимого отца. Дядюшка Хеу[162]162
Дядюшкой принято называть руководителя мафиозного клана.
[Закрыть] учил его «естественному» боксу Дзы Жень Мень, старшие братья – жизни, а та – хитрости, жестокости, изворотливости и коварству. Ведь хорошо умирает тот, кто умирает последним… К сорока годам Ченг Хуа достиг многого – он обрел множество «племянников», сделался богат, мог повернуть голову на триста шестьдесят градусов, втянуть тестикулы под лобковую кость, ударить нападающего сзади через свое плечо ногой. У него был роскошный дом, влиятельные друзья, красивейшие женщины, невиданная власть. И вдруг все это сделалось ненужным, призрачным, не имеющим ни малейшего значения. Когда в мозгу неоперабельная раковая опухоль, как-то не до яхт, лимузинов и чемоданов с наркодолларами. Тянет все больше к эскулапам, к светилам от науки, а те единодушно объявили приговор – дело хуже некуда. Максимум полгода…
Только не такой был человек Ченг Хуа, чтобы вот так, запросто, расстаться с жизнью. Мучительно страдая от головных болей, захлебываясь рвотой и теряя сознание, он вылетел на личном самолете в Харбин, к таинственному Белобородому Даосу Даоженю – лекарю, мудрецу, философу и предсказателю. И видит бог, не зря.
– Ну что, вот и отрыгнулось тебе мясо белого зайца,[163]163
Белый заяц считается у китайцев священным животным. Его убийство, тем паче употребление в пищу является строжайшем табу, нарушение которого демонстрирует готовность переступить любые морально-этические нормы. Одним из ритуалов вступления в мафию и является поедание оного зайца.
[Закрыть] – веско промолвил маг, только взглянув на визитера. – Тот, кто, дожив до сорока лет, вызывает лишь неприязнь, – конченый человек. Нельзя все время брать, не отдавая. За все на этом свете приходится платить. Сполна.
Затем он взял за руку Ченг Хуа, определил характер его ци и стал вычерчивать фигуру-гуа, подбрасывая бронзовые цяни.[164]164
То есть заниматься гадательной практикой. Смысл ее состоит в построении символа, или фигуры-гуа, и последующего его анализа. Цянь – старинная китайская монета.
[Закрыть] Монеты были старые, истертые, с квадратными отверстиями и иероглифами, движения волшебника – уверенные, атмосфера – напряженно-выжидательная. Наконец магическая диаграмма поспела. Даос внимательно уставился в нее, угрюмо фыркнул, нахмурил бровь и неожиданно подобрел. Пожевал губами, оценивающе хмыкнул и, повернувшись к Ченг Хуа, изрек: – Заболеть и лишь после этого счесть здоровье сокровищем, окунуться в хлопоты и лишь после этого счесть покой счастьем – это не назовешь проницательностью. Жить в счастье и знать, что оно корень несчастья, держаться за жизнь и знать, что в ней причина смерти, – вот дальновидное мнение. – Замолкнув, он опять полюбовался на каракули, пощелкал языком, задумчиво вздохнул: – Воистину неисповедим божественный путь Дао, отмечен превращениями, хаосом, бесчисленными метаморфозами. Какие только не сулит сюрпризы изменчивое колесо Предела. – Он желтозубо улыбнулся, значительно кивнул и сделался похожим на китайского болванчика. – Эта шестичленная фигура-гуа говорит о долгой жизни, а не о близкой смерти. В ней должным образом соотносятся между собой Небо и Земля. Небо располагается внизу и стремится подняться вверх, а Земля, располагаясь наверху, стремится опуститься вниз. Это говорит о том, что будет потеряно малое, а взамен получено большее. Болезнь твоя отступит, если ты сольешься с Пустотой и сделаешь великий поворот на истинном пути своего Дао. Ибо сказано же мудрыми: певичка из веселого дома на склоне лет обращается к добродетели. И то, что она распутничала целый век, тому не помеха. Женщина из хорошей семьи, поседев, забывает о приличиях. И то, что она всю жизнь жила в скромности, оказывается напрасным. Вот поистине замечательные слова: суди о человеке по тому, как он оканчивает свои дни.
В общем, если по-простому, озадачил волшебник крестного отца – мол, завязывай давай, твое предназначение в другом. А голову мы тебе поправим, не вопрос, нужно только прикупить Панцуй богов. Кстати, подходящий корень продает у нас сейчас барыга в Харбине…
И Ченг Хуа слился с Пустотой. Вылеченный великим Даоженем, он был взят им в свои ученики, открестился от бремени прошлого и женился на хорошей девушке. Со всей своей вопиющей очевидностью перед ним открылась древняя истина: когда от дерева остается только корень, видно, что красота его кроны – бренная слава. Когда человек лежит в гробу, понимаешь, что почести и богатства – это сущие пустяки. Да, власть и выгода, блеск и слава: кто не касается их, тот воистину чист. Но тот, кто касается, но не имеет на себе грязи, тот чист вдвойне. И где бьет источник таинственного благочестия, смывающий в одночасье всю скверну с души?
Десять лет ходил Ченг Хуа по пути гармонии и добродетели, подкрепляя себя каждый год, по совету мудрого даоса, панцуем – богом – для предотвращения рецидива. А помогал ему с корнем жизни Глеб, русский, человек тайги, благородный муж, отрекшийся от скверны мира. Бежали дни, сплетались в месяцы, незримо сочетались в годы. Ченг Хуа работал, набирался мудрости, помогал всем страждущим, убогим и увечным. Это был какой-то Кудеяр Харбинский, правда, посмуглее, полегковеснее и без вериг.[165]165
Наш Кудеяр Владимирский, если кто не помнит, в молодости разбойничал и был свиреп аки скимен. Приняв же постриг, угомонился и сделался кроток аки агнец. При всем при том он был мужчина видный, полнокровный и, чтоб скорее снять грехи, носил вериги весом где-то в десять пудов.
[Закрыть] Ни на миг он не забывал слова вещего даоса: «Суди о человеке по тому, как он оканчивает свои дни». Сам же Даожень вовсю подкреплял свои слова делом – вкалывал не разгибая спины, активно занимался благотворительностью, часами просиживал в медитации, отыскивая тайну бессмертия. Тем не менее однажды слег, трое суток боролся со смертью, а потом позвал любимого адепта, безутешного от горя Ченг Хуа.
– Не печалься, сын мой, – посмотрел ему в глаза Даожень, – ибо, утром познав истину, вечером можно и умереть. Запомни, единственная настоящая ошибка – не исправлять своих прошлых ошибок. Не желай успеха в этом мире. Не впасть в заблуждение – это уже успех. Не ищи милости людей. Не заслужить их ненависть – это уже милость. Подлинное бескорыстие не выставляется напоказ. Копилка цела, когда она пуста. Благородный муж предпочтет отсутствующее наличному. Он примет то, в чем чего-то недостает, и отвернется от того, что закончено. Ибо понимает в душе, что все находится в хаосе Дао. Кто знает, что ждет его? В чем предназначение человека?
Непроизвольно застонав, он замолчал, до крови закусил губу и произнес свистящим шепотом, невнятно, словно в горячке:
– Трижды я гадал на тебя, сын мой. Используя систему пяти движений, инь-ян сознаний, десяти стволов и двенадцати ветвей.[166]166
Чрезвычайно сложная система гаданий, в которой задействованы календарные циклы, законы трансформаций мировых стихий и логико-графические принципы, содержащиеся в «И-цзин», «Книге перемен», главном каноне китайской традиции.
[Закрыть] И каждый раз у меня получалось одно и то же. В первый месяц осени мэн-цю, когда Северный ковш будет указывать на звезду со знаком Шэнь, а Небо и Земля придут в согласие с фигурой Дуй-гуа, тебе предстоит спасти тигра. Могучего красного тигра, победителя Зеленых драконов. Из мировых стихий это будет время металла, из домашней живности – черного петуха, из злаков – проса, из плодов – персика, из цветов – снежно-белого, из запахов – козлиной вони. День, час и способ ты определишь сам, как подскажут тебе сердце, интуиция и душа-хунь с духом-шэнь. Спаси тигра, Ченг Хуа, не дай содрать с него красную шкуру. В этом и есть твое предназначение, весь смысл твоей жизни.[167]167
Можно, конечно, со скепсисом относиться ко всем этим гадательным практикам, но вот удивительный факт из жизни знаменитого ученого XII века Шао Юна, который написал книгу «Числа превращений сливы мэй-хуа», посвященную анализу фигур-гуа на основе методов математики. Опус этот создавался тяжко, с большим трудом, сущность, тайная канва системы все никак не шла в руки ученого. Однажды во время дневного сна по комнате бегала мышь, не давая ему уснуть. Раздраженный, Шао Юн бросил в нее фарфоровым изголовьем. Оно разбилось, а внутри оказалась записка: «Все это написано для некоего мудрого человека по имени Кан-цзе (второе имя Шао Юна), который прочтет написанное в такой-то год, месяц, день и час». Можно представить, как поражен был Шао Юн. Он тут же разыскал человека, который сделал изголовье. Тот рассказал, что раньше к нему частенько захаживал один старец, который постоянно читал какую-то мудреную книгу. Он мог вполне положить записку в изголовье. Шао Юн без промедления отыскал дом старца. Тот уже умер, но оставил книгу с загадочным текстом, сказав домочадцам, что в такой-то год, месяц, день и час за ней придет знающий человек, который продолжит его, старца, дело. И действительно, бегло просмотрев труд, посвященный методу толкования символов, Шао Юн произвел вычисления, на основе которых сообщил домочадцам, что у старика имелось серебро. Он зарыл его под кроватью в северо-западном углу. Клад использовали на совершение поминальных обрядов, а Шао Юн унес текст домой и при его посредстве и закончил свою книгу «Числа превращений сливы мэй-хуа».
[Закрыть] 111 (141)
Сказал все это, задыхаясь, Даожень, вытянулся и затих, с улыбкой облегчения на искусанных губах. Словно на ветру погасла яркая, дающая свет и аромат свеча. Вот уж воистину, когда человек лежит в гробу, становится ясно, что богатство и почет – сущие пустяки.
Тяжко страдая от утраты, Ченг Хуа похоронил учителя и снова встал на путь благочестия и доброты, однако шел недолго, помешали. Беда, она, как известно, в одиночку не хаживает – в стране началась культурная революция. Разнузданные хунвэйбины творили самосуд, устраивали чистки, боролись с феодализмом. И конечно же, размахивали цитатниками Великого Гениального Кормчего. Только Ченг Хуа того кормчего не жаловал, а потому подался от его идей подальше – вместе с семьей и родственниками жены. Куда? А через границу, в русскую тайгу, на кордон, к проверенному временем другу Глебу. Уж всяко лучше, чем изводить феодализм, бороться с воробьями[168]168
Воробьи были объявлены «птицами капитализма», потому что якобы склевали весь урожай социалистического Китая. После того как их всех перебили, урожай действительно здорово пострадал от насекомых.
[Закрыть] и декламировать бредятину.
Еще как лучше-то. Глеб оказался на редкость хлебосольным, местная тайга – изобильной, реки поражали обилием рыбы, почвы – высокими урожаями. Правда, кое-кто поначалу задавал кое-какие вопросы, но стоило только Ченг Хуа вернуть потенцию главному милиционеру, как интерес к пришельцу сразу же иссяк. Ну живет себе в глуши китайский Айболит, да и хрен с ним. Вернее, хрен – вот он, тут. В наиполнейшей исправности и боевой готовности. Так что вопросов нет, пусть живет. Еще пригодится…
В общем прижился Ченг Хуа на русской стороне, освоился, выучил язык, а чтоб ничто не напоминало о прошлом, сменил имя, назвался в честь любимого художника Сюй Вэем.[169]169
Сюй Вэй (1521–1593) – китайский художник, основатель нетрадиционных направлений в станковой живописи.
[Закрыть] Много медитировал, занимался у-шу, учил секретам рукопашного искусства подрастающих детей. И ни на миг не забывал пророчество Даоженя, да только до указанного времени было пока далеко. Еще застою предстояло смениться перестройкой, ее восходу превратиться в закат и супердержаве выродиться в «банановую республику», прежде чем настал тот самый месяц осени, отмеченный фигурой Дуй-гуа. А вот красного тигра пока что не было. Пришли лишь двое русских браконьеров, причем у одного из них нагнаивалось плечо. Уж не дал ли где-нибудь маху достопочтимый Даожень? Ну, не так подбросил кости, поставил монету на ребро или, может, спутал Бин с Дином, «старый ян» со «старым инем», а триграмму Кань – с триграммой Кунь?[170]170
Бин – огонь солнца, Дин – огонь светильника. «Старый инь» и «старый ян» – графосимволические понятия для построения фигур гуа. Триграммы – важнейшие графические символы «Книги перемен». По своему смыслу они указывают на важнейшие архетипические состояния мировых сил и принципы их взаимодействия.
[Закрыть] Все бывает в жизни. Однако, осмотрев раненого, исследовав характер его ци, Ченг Хуа уверовал лишний раз в невиданную гениальность Даоженя: человек, пришедший из тайги, был великим воином, отмеченным знаком тигра. Огромного, невероятно сильного красного тигра. Фантастического животного, наверное, встречающегося только в сказках. Внутренне трепеща от изумления, Ченг Хуа обиходил рану, смазал ее бальзамом из мумие и, только человек-тигр вышел в сад, с тщанием приступил к гаданию. Учел и замысловатость линий на коже незнакомца, и переменность уровня яо, и состояние небесных сфер, и их проекции на земные ветви. И получил следующее: в девятый день месяца Сюй,[171]171
Месяц Сюй – девятый лунный месяц.
[Закрыть] в час, соответствующий Вэй,[172]172
Час Вэй – промежуток времени с 13 до 15 часов.
[Закрыть] красный тигр должен укрыться на западе, ибо ему угрожает синий знак Чень. Ужасной, неотвратимой, мучительной смертью…
Ну да, все правильно, какой же другой знак символизирует дракона! Трижды гениален великий Даожень, и его предначертание верно. Так что нужно поскорее вылечить этого русского пришельца и отправить, не дожидаясь часа Вэй, подальше на запад. Чтобы никакие там синие драконы не содрали с него красную шкуру. А пока пусть наслаждается пионами, укрепляет селезенку, дух-хунь и дыхание-ци сердца.
И вот девятый день месяца Сюй настал. Солнечный, ясный, полный утренней свежести, пения птиц и благоухания цветов. Недаром же первый месяц осени называют «временем хризантем». Вскоре пожаловал и русский, отмеченный знаком тигра, – на редкость сильный, уверенный и целеустремленный человек. Вся его фигура излучала спокойствие, движения были энергичны и скупы. Он даже внешне напоминал матерого хищника – свирепого, безжалостного, привыкшего убивать. Правда, пока что сытого и вроде бы не очень опасного.
– Ну сто там у нас? – Ченг Хуа снял повязку, бегло осмотрел рану, с важностью поцокал языком: – Карасо, осень карасо. Атлисная мась, сторовый органисм. Плесе как огурсик…
Собственно, раны уже не было: розовый выпуклый рубец. Длиной этак сантиметров в двадцать пять. Вот так, хоть и красный тигр, а зажило все как на собаке. Сказано же – отличная мазь, здоровый организм.
– Зур рахмат. Огромное спасибо. – Русский уважительно склонил голову, в некоторой растерянности сказал: – Не знаю, как и благодарить.
На его лице была написана решимость истребить всех врагов Ченг Хуа.
– Да, спасипа не булькает. И ис него супу не сосьес, – ухмыльнулся тот, значительно кивнул и вытащил из шкафа объемистую склянку. – Вот, пойдес тосно на запат, серее день пути найдес осеро с голубой водой и наберес лесебной гряси со дна. Побольсе. Там неглубоко. Поспесы.
Сделал величественный жест, погладил символическую бороду и, мельком глянув русскому в спину, мысленно похвалил себя – здорово как придумано-то. И про лечебную грязь, и про озеро с голубой водой. Пусть идет, пусть ищет, места на западе много. Главное – подальше от дракона. От синего летающего чудовища, обозначенного знаком Чень. Внезапно от пришедшей в голову мысли Ченг Хуа нахмурился, побледнел, на его лбу выступила испарина. И как это он раньше-то не додумался? Дракон, владыка неба, летающая тварь, как пить дать, атакующая сверху… Не есть ли это намек на нечто реактивно-турбовинтовое? Самолет, вертолет, крылатую ракету? Несущее неотвратимую погибель?
