Текст книги "Призраки (Русская фантастическая проза второй половины XIX века)"

Автор книги: Федор Достоевский

Соавторы: Иван Тургенев,Алексей Толстой,Григорий Данилевский,Николай Чернышевский,Михаил Михайлов,Николай Никифоровский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 35 страниц)

К слову о месте и времени бесовских сборищ остается присовокупить, что сроки их длятся всю ночь, от полных сумерек до начала рассвета; но вредоносные находы на человека опасны и действительны только «до петухов».

Утверждают, что «у чертей работы много, и усталость незнакома им»: прикончив одну работу, обыкновенно состоящую в простом и косвенном вреде человеку, нечистик спешит к другой, третьей, и тогда только предается относительному бездействию, когда нет бесовского занятия. В это именно время нечистики и составляют свои сборища, где забавляются, передают друг другу собственные и товарищеские приключения и, между прочим, чинят расправы с виновными. В последних выражается все, что может придумать демоническая злоба и изобретательность для наказания простой неисправности, бездеятельности, попустительства, даже малоопытности. Питание огнем, сдирание кожи, потрошенье, битье молотком на наковальне, сеченье раскаленными прутьями, сплюскивание в тонкий лист, растягиванье в тонкую проволоку, сдавливанье в маковое зерно, разрывание на мелкие кусочки и тому подобные истязания длятся часы и чередуются одно за другим, при адском хохоте зрителей и мучителей, да жалобном писке истязуемого, который, однако, пощады не просит, потому что последней не дадут истязатели. Но эти истязания чувствительны, пока длятся; прикончились они – кончаются страдания, временные повреждения, и нечистик принимает первоначальный вид; в общем же такая расправа носит характер скорее сатанической забавы, чем наказания.

Несколько иначе с тяжкими преступниками, к которым применяются высшие кары, состоящие в питании и истязании освященными предметами: виновных держат над курящимся ладаном, посыпают порошком его, хлещут освященною вербою и цветами, прутьями и плеткою, на которые когда-нибудь упала капля освященной воды, поливают подхваченною от купели водою. Перечисленные предметы не держатся истязателями в руках, иначе тождественная пытка переносилась бы и на них, а на шестах, поодаль от себя, держатся специальными на сей случай палачами, достаточно обтерпевшимися от частого соприкосновения с этими предметами, или же вызываются демоноподобники – ведьмаки и колдуны. При спешности кары, особенной остроте ее, при отсутствии палачей нечистики распластывают виновного и бьют об один из освященных предметов или кладут его на освященное место.

Из перечисленных бичеваний наивысшим служит обливание купальною водою и привешиванье над ладанным дымом. Надо сознаться, что двумя последними карами «служители злобы и огня» доводят истязуемого или до конечной гибели, или до непоправимого увечья, хотя то и другое обыкновенно не входит в намерения истязателей и создается случайно. Однако цель расправ достигается: истязуемый получает бесовскую выправку – становится могучим деятелем в бесовской семье, надежным бичом человека.

Бесовская выносливость невольно выдвигает вопрос о долговечности нечистиков, но какова она – составляет пока вопрос с довольно смутным решением: нечистики появились раньше сотворения мира, переживают сотни, тысячи лет и весьма медленно стареют, не умирают естественною смертью. Когда же, однако, нечистик дожил до старчества, когда со многими физическими изъянами его силы и энергия ослабли, тогда он приставляется или к низменным обязанностям человекоподобников, или перемолаживается. Последнее происходит при возможно большом бесовском скопе, при участии ведьмаков и ведьм, причем перемолаживаемый иногда не выдерживает перерождения и погибает. Но если оно прошло благополучно, перемоложенный воспринимает бесовскую молодость и снова готов на сотни, тысячи лет. Такой нечистик стоит на особом счету: его опытности вверяется руководительство юных нечистиков, при которых он состоит дядькою, и поручаются наиболее запутанные бесовские дела.

Погибший во время перемолаживанья, или от преследования доброй силы нечистик обращается в безвредный предмет. Бесовский скоп обыкновенно вопит над погибшим и спешит излить злобу над человеком, до тех пор пока предмет не превратится в прах. Понятно, что если бы не было бесовских истребителей, в течение года нечистики могли бы размножиться до невероятного количества, отчего людская жизнь на земле считалась бы преждевременным адом. В самом деле нечистики обильно размножаются только осенью, слабее – зимою и в ничтожном количестве – весною, до первого грома – могущественного истребителя их во все лето. Немало гибнет чертят при самом их рождении: так, если момент рождения чертенка совпал с полуденным и в особенности с полночным возгласом петуха, незримо расположившегося вблизи, новорожденный гибнет от «разрезу», то есть от воздействия петушьего возгласа: он рассекается пополам, причем разъединенные части уже не могут соединиться вновь.

Страшась доброй силы как противника сатанинской, нечистики особенно страшатся заправителей громоносной силы – св. Юрия и Илии, из коих первый правит громами весною, а последний – в остальное время, вплоть до глубокой осени. Людям никогда не счесть, сколько тут гибнет бесов; достоверно известно, что каждый громовой удар неминуемо разит нечистика, а если молния сверкнула крестообразно и зажгла предмет, за которым, или в котором, несомненно, притаился нечистик, последний погиб. В противном случае нечистик только изувечен и далеко не уйдет от последующего удара, который и доконает его. Кстати дополнить: молния нередко отбивает то рога, то хвост, зубы, когти, копыта, то полосует шкуру, и эти изъязвления, подлежа нескончаемому осмеянию товарищей, остаются непоправимыми во всю жизнь увечника. Однако, если второй удар молнии пришелся по одному и тому же месту (по нечистику тоже), увечья мгновенно исправляются, а убитый оживает.

Замечено, что во время грозы нечистики прячутся вблизи человека – в доме, в платье его, в подручный около него предмет, в чаянии, что громовые стрелы не коснутся их ради человека. Практика не оправдывает бесовских упований – и удар разит нечистика вблизи человека или разит последнего вместе с нечистиком. Зная бесовскую сноровку, предусмотрительные люди обыкновенно обставляют себя освященными предметами, а свои помыслы сосредоточивают на святом, осеняют себя и место вокруг крестным знамением: тогда бес уже не подступает близко, а прячется за кору дерева, преимущественно осинового, в ствол тростника, в травяной стебель, в воду, под камень, куда и направляются громовые стрелы, которыми попутно может быть ранено, но не убито другое существо.

Каковы громовые стрелы во время поражения нечистиков – ответить трудно; нужно полагать, что они невещественны. Но, пронизав предмет, даже зажегши его, стрелы врезываются в землю, откуда в виде кремневой чурки, длиною в палец, толщиною – в два, ровно через три года подходят к земной поверхности. Как известно, такие уже материальные стрелы имеют лекарственную силу, люди обмывают их чистою водою, которую потом и дают пить страдающему костоломом и коликами.

При воплощении и вне его нечистики не лишены человекоподобных страстей. Как выше сказано, они нескончаемо спорят, дерутся: но, кроме того, они предвосхищают друг у друга доходные деяния, ценные предметы, клевещут, оглашают личную скорбь, точно хотят вызвать сочувствие, мстят или в бессильной злобе бьются о ближайшие предметы, самоистязуются, распарывая, например, себе живот, грудь, выкалывая глаза и прочее. Забавнее всего видеть бесовский плач и слезы: уродливое лицо нечистика, где так непропорционально сочетались отдельные части, принимает тогда ни с чем земным не сравнимое выражение и с отвращением заставляет смотреть даже навычных в бесовстве демоноподобников. Где плакал нечистик и проливал свои слезы, там три года не будет расти трава, а на ниве столько же лет не будет всходов.

Сколько для удаления нечистика, столько и шутки ради люди нашли средства вызывать подобный плач и слезы: так, вместо табака иной шутник подносит своему врагу «плакун-траву», от которой образина нечистика моментально искажается и со слезами, даже рыданиями, он стремглав летит прочь. Между прочим, «плакун-травою» можно отогнать нечистика от кладохранилища, от готовой погибнуть жертвы, хотя и не следует забывать, что этой травы побаиваются и гневно оставляют человека такие добрые нечистики, как домовые, хлевники, кикиморы. Почти в той же мере нечистики боятся чертополоха, к которому никогда не подходят близко.

Кроме сделанных раньше указаний на предмет распознавания нечистиков, принявших материальный вид, небесполезно иметь в виду и нижеследующие. Так, воплощенник никогда не подает милостыни, испрашиваемой ради Бога, в разговоре ни однажды не произнесет того же Имени, не упомянет ни об одном предмете христианского почитания, людские имена будет произносить в искаженном виде (Ванька, Мишка, Дашка); глаза его, все время отливающие фосфорическим блеском и часто подворачивающиеся под лоб, причем выступают страшные белки, бегают по сторонам, прочь от собеседника; злая улыбка не сходит с лица. Но такой нечистик ни разу не произнесет и чертовского имени, иначе первый попутный бес явится на зов и, пожалуй, перепутает начатое дело. Вообще же нечистик избегает слов с буквою р.

Звуки голоса отдельного нечистика гортанные, надсаженные, с металлическим отзвуком, причем собеседнику кажется, будто говорит не товарищ, а стоящий позади его, так как губы и рот говорящего остаются малоподвижными. У молодых чертят голос писклив и отчасти напоминает звуки аистовых выводков. Когда же нечистики оживленно разговаривают, спорят, слушатель улавливает смешение гортанных и пискливых звуков с шипеньем и урчаньем. Но подальше от сих звуков и мест! Если верно, что «один черт хитер, другой – хитрее его, а третий проведет всех», то и малочисленный бесовский скоп не замедлит приготовить жертве верную гибель.

Житейское положение удостоверяет, что «человек узнается в еде, в игре да в попутьи». Нечистика легко узнать по одной только еде: так, он жует обеими челюстями одновременно, причем редкие зубы с лязгом стучат один о другой. Так как у нечистика слюны вообще мало, то он больше прихлебывает жидкого кушанья, чем, примерно, откусывает хлеба, который беспрестанно выпадает у него изо рта. Кое-какая слюна нечистика обыкновенно мутная, клейкая, пенистая, зловонная жижа…

«Без чертей, однако, нельзя обойтись», – сказано где-то, и люди вступают в такие или иные сношения со своими врагами, отчасти подневольно, отчасти – самохотью. В последнем случае нет надобности становиться ведьмаком, а достаточно по адресу нечистика выразить желание войти с ним в связь, чтобы во славу пожить на земле: оставаясь обычным человеком, будущий эпикуреец должен сделать одно – запродать нечистику свою душу и в том дать расписку, написанную собственною кровью из разрезанного крестообразно мизинца правой руки, причем перо и бумагу доставит нечистик, потому что людские тут не годятся.

Пока расписка не подписана, нечистик только кажет ожидаемые блага – деньги, дорогие вещи, обстановку, – но дает их в пользование тогда, когда расписка очутится в его руках и отнесется к Люцыпыру. Правда, есть возможность возвратить расписку и нарушить обязательства; но для того необходимо заживо спуститься к Люцыпыру, застращать его освященными предметами и потом долгое время очищаться покаянными средствами. Как очевидно, подобный поворот труден, дается немногим; большинство принуждено катиться по наклонной плоскости и жить согласно предварительно выраженному желанию. Само собою разумеется, что, при нарушении условия, все блага сразу отнимаются от человека-отступника, и редко бывает, что последний уйдет от скоповой бесовской мести, которая покидает человека только пред монастырскими стенами…

Обычным местом для запродажного сговора, как и выдачи расписки, бывают «ростыньки». Необходимо помнить, что в последующее время нечистик будет поставлять только то, что обусловлено в сговоре, и не поступится лишним, а потому запродавший себя должен в подробностях и мелочах наметить требуемые предметы перед выдачею расписки. По первому зову, даже по одной мысли человека, нечистик исполнит оговоренные требования с неожиданною добросовестностью, причем все это будет делаться незримо, и жертва не видит своего властелина, пока тот не явится за ее грешною душою.

Пользуясь благами земного положения, возбуждая окрестную зависть, запродавший себя человек все же не испытывает полного удовлетворения, тоскует по поводу не оговоренных, но вдруг набежавших требований, а пресытившись наличностью, сводит счеты с земною жизнью: большинство таких алчников кончает самоубийством. В то же время и самые земные блага алчника представляются дутыми, бесплодными для него лично, гибельными для благ, приобретенных трудовым путем, но пришедших в соприкосновение с бесовскими. Правда, в немногих случаях запродавший свою душу может передать греховное добро по наследству, может благотворить им при жизни; но и в наследственном владении, как и при благотворениях, оно изводит получателей, разрушает трудовое их добро. Только раздача добра бедным да вклады его в церкви и монастыри, в пользу причта и монахов, остаются плодотворными, даже для дателей, которым тем легче бывает нарушить учиненное обязательство.

«Бес добра не делает, черт не помнит его», – утверждает людская молва. При всем этом некоторые недальновидники хотят видеть в иных бесовских деяниях выражение чувства признательности за оказанную помощь. Бесспорно, нечистик дает иногда человеку вещественные доказательства благодарности – деньги, вещи, хозяйственный достаток; но если человек не вышел из забвения, творит святые людские дела, то при первом же соприкосновении бесовского добра с предметами обиходности такого человека оно обращается в непотребные, даже срамные предметы: черт всегда и везде остается чертом…

ЛЮЦЫПЫР

Глава бесовской силы, распорядитель злых деяний в мире есть известный Люцыпыр (он же – «Анчипыр», «Сатóн дьявольский») – первый отпавший ангел, удаленный от Света Правды и вместе с сонмом подвластных ему духов низринутый с первозданной высоты. Все типичные особенности бесов, обрисованные предыдущею повестью, совместились в нем, как лучи в фокусе; он – бесовский идеал. По внешнему облику Люцыпыр – сатанинский исполин, с крупными формами и выразительностью, которой страшатся даже подвластные ему бесы, весит столько, сколько все нечистики, взятые вместе. Как и следует ожидать, Люцыпыр имеет видимые отличия своего достоинства – железную корону, прибитую к черепу проходящими насквозь гвоздями, и нечто вроде железных вил в правой, с мощными когтями, лапе: осязательной боли от прибитой короны он не испытывает, но она не дает Люцыпыру возможности остановиться на светлой мысли; не тяжелы вилы, но он не может ни на минуту расстаться с ними, потому что не может раскрыть своей лапы… При каждом дыхании Люцыпыр выпускает из ноздрей и пасти длинные пуки огненных лучей, которые на далекое расстояние жгут встречные предметы.

Со времени своего падения Люцыпыр вольно пребывал в мире, и тогда много терпел человек от него и слуг его. Но вот уже несколько веков этот первый человеконенавистник заперт в мрачном аду, за двенадцатью дверями, за двенадцатью замками, прикован двенадцатью железными цепями. Ни вопли, ни проклятия не могли доселе изменить его положения, которое так и продлится до скончания мира, с чем вместе погибнет Люцыпыр со своими клевретами. Правда, по особому попущению от его неистовых метаний и порывов ежемесячно разрушается одна дверь, разрывается один замок и перегрызенная цепь; еще немного – и Люцыпыр готов уничтожить последние преграды, сорваться с места и очутиться на вольном свете, который он уж злобно созерцает. Но в это именно время раздается полночный (Пасхальный) звон – и разрушенные двери, замки и цепи снова принимают целостный вид, мрачный ад становится еще мрачнее. Тогда, в изнеможении от бессильной злобы, гордый властелин зла падает ничком и остается неподвижным вплоть до Вознесения, после чего он снова принимается за свою вековую работу – грызет, мечется, вопит.

Томительная неволя отделяет Люцыпыра от людей, которых он давно не видит и о которых знает по сообщениям подчиненных бесов да по давним непосредственным сношениям с людьми. Но и сами бесы сносятся со своим властелином заочно, чрез двери, и только немногим из них удается видеть Люцыпыра, когда готова разрушиться последняя дверь, порваться последняя цепь. Бесстрашные повсюду, бесы никогда не забывают обаяния страха от скоротечного созерцания своего повелителя. Быть может, это обстоятельство, или же особое на то попущение не позволяет бесам подступиться к Люцыпыру с помощью для освобождения от неволи. При всем том без воли и указаний Люцыпыра не творится ни одно бесовское дело, начиная от распорядка напастей на людей и кончая распорядком в бесовских расправах. То же и в отношении адских мук грешных душ, воплем и стоном которых Люцыпыр обыкновенно отчасти услаждает свою томительную неволю. В нужных случаях Люцыпыр сзывает бесов особым стуком в дверь, ревом и свистом, или (по солдатскому сообщению) барабанным боем.

Перед кончиною мира Люцыпыр, однако, вырвется на прежнюю, хотя и кратковременную свободу, наделает много зла живущим на ту пору людям; но он скоро погибнет со всем сонмом подчиненных бесов – и в мире, без злосодетелей, пойдет новая жизнь. Как скоро сбудется все это – никому из сотворенных существ не дано знать…

Неустанная и многообразная бесовская деятельность все же производит некоторое изменение бесовского существа: «старый бес, лысый бес, кривой бес» только и могут образоваться от долголетней деятельности, увечники разных форм – от молниеносных поражений, от столкновений с людьми. Ничего подобного не происходит с Люцыпыром; он не тощает от неустанной работы, бессильной злобы; его завитые внутрь темени рога не тупятся от жестоких ударов о пол, о стены ада; не притупляются ужасные зубы и когти, не спадает ни одной шерстинки.

ПЕКЕЛЬНИКИ

Место деятельности пекельников есть известное «пекло» (ад), имеющее единственный свет от неугасающего там огня; самая же деятельность состоит в поддержании этого огня и мучении им грешных душ. Далее пекельных стен эти бесы ничего не знают, не могут выйти за них, лишены сношений с остальными нечистиками, как и сношений с Люцыпыром, вблизи которого они живут, исполняют его веления, но которого, в свою очередь, никогда не видят. Немногим прозорливцам удавалось уловить облик пекельников, который приблизительно таков: они имеют полусобачий, полукозий вид, лишены шерсти на толстой коже, отчасти напоминающей кожу летучей мыши, покрытую толстым слоем копоти и нагара, которыми в равной мере покрыты длинный хвост и средней величины прямые рога; среди пекельного мрака как-то особенно резко выделяются белизною их зубы с удлиненными клыками и большими глазными белками. В дополнение ко всему этому пекельники держат неустанно высунутым огненного цвета язык свой, которым, как и из ноздрей, время от времени они обдают жертвы расплавленною смолою и серою, содержащимися внутри пекельников.

Лично пекельники нечувствительны к окружающему их огню, который, кстати, не производит ни малейшего изменения в их существе; но они испытывают томление от однообразной деятельности, приковывающей к ограниченному пространству, и от воспоминания о вольной жизни на вольном свете. Это именно и развивает то ожесточение, с которым пекельники относятся к жертвам: в вопле, стоне, в мучительнейших движениях последних они находят некоторое забвение прежней своей жизни, к которой для них нет возврата. Будет время, когда, по особому попущению, рухнут пекельные стены, которые навсегда погребут и обратят пекельников в ничто.

До своего приставления к настоящей деятельности пекельники были вольными нечистиками; но они лишились вольной жизни из-за бесовских неисправностей, или же отосланы сюда вследствие старости, увечья, недомыслия, причем существо их подлежало необходимым приспособлениям к пекельной жизни – уничтожалась шерсть, вместо копыт на ногах стали цепкие когти, внутренность стала содержать наивысший жар, где мгновенно могут плавиться даже камни. Если бы пекельники предварительно знали про свою деятельность в пекле, они прилагали бы все бесовские усилия, чтобы не попасть в постылое место; но они не знают ничего о пекельной жизни и знакомятся с нею только по вступлении в пекло. Случается иногда, что в пекло одновременно вступают бывшие наземные друзья – человек и его искуситель, которые здесь встречаются как жертва и мучитель: тут только и узнает слишком поздно человек, какою ценою купил он земные блага, что стоит сношение с нечистою силою.

ПОВСЮДНИКИ, ВОЛЬНЫЕ НЕЧИСТИКИ

Шешки

После диких и жестоких пекельников, о которых вообще мало известно, вольные нечистики – шешки являются чем-то отрадным в бесовском скопе, – что отчасти и выражается в ласкательном имени их – «шешечки». Последнему, впрочем, способствует скромный рост шешки, непревосходящий величины рослой кошки. Юркий, подвижной, но в то же время легкомысленный шешка способен быть прекрасною бесовскою ищейкою, разведчиком греховных движений человека; лично же он не может опутать жертвы, а тем более – довести до конечной гибели. Настоящие нечистики пользуются услугами ищейки, но не полагаются на дальнейшее сотрудничество шешки, не ищут ненадежной помощи его, которая, помимо собственной воли шешки и вопреки заветам бесовщины, может быть обращена в пользу жертвы. Нечистики смотрят на шешку как на блажного; человек же подкупается в пользу его ласковыми приставаниями, игривостью беса, считая его озорником, потому что шешка внезапно подоспевает к человеку, дразнит, отвлекает от дела в дорогую минуту, хватает из-под рук и уносит прочь нужные предметы, тешась гневом человека и тратою времени, употребляемого им на розыск пропавшего предмета.

В длинные досужие вечера, когда бездействие приводит человека к греховным помыслам, шешки появляются скопом, реют вокруг него, заигрывают, пристают; но из всего этого опасным можно считать лишь возможный доступ действующего нечистика, вслед за которым пойдет настоящее преследование жертвы. Понимая свою дальнейшую непригодность, шешки моментально стушевываются, реют и пристают к новой жертве.

Такое скоповое приставанье шешек бывает относительно редко, и они предпочитают жить и действовать в одиночку. В свою очередь, шешки любят приставать к одному и тому же лицу: привычка ли то, выражение ли расположенности – трудно ответить, так как и сами они не понимают внутренней цели своих деяний, действуют по скудоумию.

Касны

По внешнему облику касны как будто меньше шешек, но гораздо толковее их, более настойчивы и действуют непременно скопом, что и составляет опасную мощь сих нечистиков. При нападении на жертву они присасываются к ней, подобно страшным догам («пиявка»), и не отстают до тех пор, пока не доконают ее; а если последнее непосильно, они призывают к содействию более мощного нечистика. В то время, когда легкомысленный шешка игриво и без сожаления отступает от жертвы, касны тем сильнее и злобнее пристают к ней, чем большее встречают сопротивление, внешнее препятствие. Злоба опьяняет каснов: они даже перестают чувствовать воздействие спасательных людских средств – поражение освященными предметами. Следствием сего бывает, что отдельные касны гибнут или увечатся еще во время приставаний, гибнут и вместе с жертвою, от которой иные не отстают тогда, когда довершившие гибель ее более сильные нечистики давно отступили прочь. А это, в соединении со слабою плодовитостью каснов, ведет к постепенному уменьшению их.

Касны нападают и томят жертву только стайно; одиночное приставанье их почти безвредно. Когда же нападение сделано двумя-тремя каснами, то, пока один при жертве, остальные спешат созвать товарищей, причем все они издают суетливый призывный писк, улавливаемый жертвою лишь тогда, когда последняя носит при себе «четверговую соль». Ясно, что благовременными мерами, при первом писке касна, можно уйти, пока не подоспел стайный скоп их.

Шатáны

Эти нечистики владеют назойливостью и неотвязчивостью каснов, но живут и действуют особняком, не делясь даже намерениями с другими шатанами. Угрюмые, молчаливые, бесовские нелюдимы, шатаны не пойдут на помощь к собрату, а при нужде не попросят на таковую и к себе. В той же мере, как они привязчивы бывают к жертве, шатаны придирчивы и к своим собратьям, почему взаимно несносны друг другу.

«Не так шатан, как шатанята», – говорит присловье. Эти последние, малым чем отличающиеся от каснов, но владеющие большею мощью, нападают на жертву малочисленным скопом, который неминуемо и губит ее, – нападают и сами собою, и по указанию шатана. Он смотрит на производимую шатанятами работу – и единственная в сем только случае улыбка озаряет его суровый облик, служа шатанятам бесовским поощрением. Не опьянение каснов, а сатанинская услада заставляет шатанят тормошить и расправляться с жертвою и тогда, когда последняя окончательно загублена.

К счастью, эти нечистики, во множестве погибающие во время бесовских приставаний и от молниеносных поражений, слишком слабо размножаются, потому что угрюмый шатан мало знается со своею шатанихою и терпеть не может ведьм. Эти последние безнаказанно дразнят шатанов и принуждают их к невольному бегству, – чего никогда не делается при соответственном отношении других нечистиков.

Из других подробностей жизни шатанов известно, что во время долгих досугов они плетут лапти или мастерят дорожные палки: те и другие у них как-то скоро изнашиваются, тратятся, и ради недоконченной работы иной шатан не поднимется с места, пропуская жертву. Находимые в отдаленных от поселений местах лапотные «отопки» и старые палки, несомненно, оставлены шатанами, как и стружки около удаленного пня, камня свидетельствуют о пребывании и работе тут шатана. Страшиться таких мест не стоит, потому что вторично сюда не зайдет ни один шатан; не заходят на эти места и другие нечистики просто из-за неприязни к шатану.

Цмоки (чмоки)

Подобно шатану, цмок живет и действует особняком и, подобно ему, не любим остальными нечистиками, но уже вследствие чванливой спеси. Благодаря природной лени, неподвижности от отучнения, цмок не всегда откликнется на призыв человека или на призыв к помощи другого нечистика. Но раз он подступил к жертве – непременно доконает ее, хотя предварительно взвесит, стоит ли она трудов, нарушенного покоя; если нет – цмок презрительно отворачивается от работы, предоставляя ее другим нечистикам.

По внешности цмок как-то опрятнее других нечистиков, любит купаться, ходит в баню и ежедневно умывается. В то же время немногие цмоки имеют какие-нибудь повреждения, потому что вовремя уходят от громовой напасти и непосильного столкновения с человеком. Предусмотрительная осторожность хранит бытие цмоков дольше всех нечистиков.

Кроме сказанного, о цмоках известно, что они реже пристают к простым деревенским людям и что излюбленными их жертвами бывают ханжи всех положений, одиночники между людьми, так же, как и они сами между нечистиками. Люди семейные, или тяготеющие к семейной жизни и живущие обществом, свободны от напастей цмоков; к ним, как и к жилищам их, цмоки не подступают; зато нарушители семейных и общественных обязанностей – первые их жертвы.

Паралики (паралюши)

Каковы паралики в своем подлинном виде – неизвестно пока и самым опытным демоноведам, за исключением, конечно, ведьмаков, ведьм, колдунов и колдуний. Но из смутных сведений о параликах видно, что они не воплощаются, не идут, подобно другим нечистикам, на зов человека в ту же минуту, а значительно позже, даже чрез годы, – они бесовские слабосилы и любимыми жертвами их бывают люди выше средних лет, мужчины и женщины – безразлично. Присутствие и нападение вольных нечистиков узнается как-то сразу; паралики же подступают исподволь, точно крадучись (подскочит и отступит, за каждым разом – все ближе), незаметно завладевают жертвою, которая узнает их воздействие только тогда, когда они окончательно сжились с нею и когда удалить их нет человеческой возможности.

Так как отдельный паралик слабее всякого бесовского последыша и на единоличные силы не полагается, то к жертве их подступает всегда двое-трое: тут они работают посменно, и только при особенном сопротивлении жертвы – сообща, причем во всех их действиях замечается сатанинское единодушие. Замечательно при сем то, что паралики не трогают души своей жертвы, не нападают на нее непосредственно: они главным образом низводят тело, а душа становится их жертвою лишь попутно.

Настоящие нечистики не завидуют кропотливой, часто и долгосрочной деятельности параликов, хотя и признают, что такую мелкую работу только и смогут сделать слабосильные, но терпеливые паралики. Эти последние так увлекаются своею работою, что не останавливаются и по окончательном низведении жертвы, – что, впрочем, зависит от того, что паралики лишены возможности знать пределы своих деяний.

Как медленно подступают паралики к жертве, так же медленно, с неоднократными возвратами, они и удаляются от нее: то и другое неуловимо для людей.

Поветрики

Уже из одного имени сих нечистиков видна обстановка их деятельности. И действительно, поветрики припадают к жертве случайно, не ища ее, как и сама жертва попадается им налетом; рея над болотиною, в глухом месте, да развлекаясь бесовскими потехами, поветрики внезапно подхватываются с места ветром и несутся, пока не заденут попутной жертвы, не остановятся на ней. Их скоковая деятельность тут непродолжительна; в озлоблении за прерванные забавы, за перемещение и вследствие, быть может, долгого бездействия поветрики с ожесточением набрасываются на жертву и немедленно губят ее. Подобно параликам, поветрики разят главным образом тело жертвы, а гибель души кончают иные нечистики. Прикончив работу, поветрики снова реют в воздухе, играют и забавляются, пока ветер не переместит их к новой жертве.

Весьма часто случается, что человек, находясь неоднократно вблизи поветриков или вблизи бесовской расправы их с жертвою, не только не терпит, но даже и остается вне внимания этих нечистиков, в то время, когда удаленная, кажется, обеспеченная жертва делается внезапною их добычею. Здесь все зависит от направления ветра и задержания его в том или другом месте.

Поветрики привлекаются к своей спорадической деятельности относительно редко – чрез неровные промежутки лет, – привлекаются скопом, потому что единоличная деятельность поветрика слаба и цели не достигает. Людям памятны деяния поветриков; касаются ли они отдельных лиц, семей или целых обществ – везде проходит опустошение, причем замечено, что поветрики разят в различные сроки различные возрасты.