Текст книги "Церон
Роман. Том II"

Автор книги: Федор Цевловский

XVI

Хозяин столицы – экономический трест – широко распахнул двери подземных убежищ. В гостеприимно раскрытые им двери ринулись без исключения все. Под землей закипела своеобразная жизнь. Подвижные лестницы и подъемные площадки без перерыва доставляли вниз все новые и новые группы людей. Около входа, в стороне от граждан, стояла компактной группой охрана оранжевой залы. Сначала охрана храбрилась. Это продолжалось недолго. Слухи, носившиеся под землей, становились все фантастичнее и фантастичнее. Обыватели нервничали, жадно впитывая в себя все вести, приносимые снаружи. Людьми, приютившимся в подземных убежищах, овладела паника. Все чаще то там, то здесь можно было услышать или рыдания, или истерический смех. Поддавшись общему настроению, охрана разбрелась. Вид разрозненных, перепуганных, не знающих, что делать, солдат только увеличивал панику. Громко говорилось про то, что наверху происходят не маневры, а что идет настоящий бой. Одни очевидцы с пеною у рта утверждали, что над городом реют эскадры «Церонов». Другие клялись, что сгорел дворец Джильотти и что в огне погиб он со всем правительством и генералитетом. Наконец, третьи сообщали, что столица застлана удушливыми газами. Чуждый царящему в убежищах хаосу, Арнольд протискивался через толпу. Смотря невидящим взглядом перед собой, он задними ходами упорно шел все дальше и дальше. В его затуманенных мозгах жила лишь одна мысль. Он был во власти одного лишь желания как можно скорее достигнуть оранжевой залы. Инстинктивно, чтобы стать снова самим собой, чтобы освободиться от навязываемой ему лучами чужой воли, он спешил, выбивался из сил, преодолевая неудобные крутые лестницы, перескакивая с площадки на площадку, как акробат, но шел вперед. Несколько раз его сбили с ног люди, близкие к сумасшествию. Они искали родных, затерявшихся где-то в миллионной толпе. Арнольд подымался и снова шел вперед. Наконец, он достиг оранжевой залы. Кругом не было ни души, все вымерло. Откуда-то снаружи донеслись взрывы. Арнольд остановился. Сторожким взглядом хищника он осмотрелся и быстро стал подыматься по лестнице, ведшей в помещение стражи. Караульное помещение находилось под оранжевой залой. Дойдя до него, Арнольд оглянулся. Никого. Его мозги раскаленным железом жгла новая мысль: никто не должен вас увидеть, никто никогда не смеет узнать, что вы были. – Убедившись, что его никто не заметил, Арнольд вбежал в помещение охраны, захлопнув за собою дверь. На столах валялась неубранная посуда, по комнатам были разбросаны оружие и одежда. Было видно, что приказание уйти в убежище застало сторожей врасплох. Все бросив, кто в чем был, они ушли под землю. Убедившись, что помещение пусто, Арнольд остановился посредине, сбросил на пол мешок, одетый на спину, деловито его развязал. Вынул из него ряд свертков и, задумчиво вертя один из них в руках, начал раздумывать, куда их положить. В кабинете начальника стражи на столе валялась забытая им в суматохе связка ключей. Рассовав свертки в ящики столов и шкафов, Арнольд тщательно закрыл их и вернул ключи на старое место. Схватив мешок, он быстро вышел, оставив за собой дверь открытой. По лестнице он сбежал на площадку. Он сделал это вовремя. Со всех концов струился возбужденный народ. Демонстрация кончилась. Люди хлынули из убежищ наверх, стыдясь проявленной ими внизу малодушности. Стража возвращалась на свои посты. Солдаты, подавленные пережитым в убежище, избегали смотреть друг на друга. При виде охраны Арнольд, уже пришедший в себя, испытал какое-то странное чувство, которое толкало его прочь от них. Резко повернувшись, он направился к себе. Свертки, скрытые Арнольдом в ящиках, были инструменты Вальдена. Своими лучами Вальден мог, когда хотел, привести их в действие, а они в свою очередь из подземелий, как волшебные флейты, в район площади должны были бы привлечь крыс. Подходя к своей канцелярии, у него исчез страх и он стал чувствовать себя легко и свободно. Он с удивлением смотрел на возбужденную толпу, стремившуюся куда-то по обычно полупустым коридорам. У дверей канцелярии его окликнул сослуживец;

– Где вы были, Арнольд?

– Как где? – искренне удивился Арнольд. – Пошел с утра в экскурсию, вернулся из нее раньше, чем предполагал. Вы лучше мне объясните, откуда столько народу сегодня?

Сослуживец покачал соболезнующе головой и, не сказав ни слова, ушел. Обидевшись, Арнольд вошел в канцелярию. Подойдя к своему письменному столу, он, машинально бросив взгляд на календарь, замер от удивления. Он пробыл в отсутствии не несколько часов, как был уверен, а целых два дня. На столе лежали несколько писем. Его внимание привлекли два из них. На одном был так хорошо знакомый ему герб; конверты же двух других были написаны хотя и различными, но характерными женскими почерками. Перед тем, как начать чтение, Арнольд вынул из портфеля карту. Ее поля были испещрены записями. Не было главной – обозначения места, где был найден им труп собаки. Арнольд нахмурился. Кто-то стер его заметку. Кто же?

– Мафия, – подсказал ему внутренний голос. – Она продержала тебя у себя больше суток.

Арнольд горько усмехнулся.

– Один в поле не воин, – прошептал он и взял в руки письмо с инициалами Джильотти.

В нем была угроза. Арнольд, не дочитав, разорвал письмо.

– Не пошел и не пойду на твои балы, – упрямо сказал он.

Затем, подумав мгновение, добавил:

– Скорее перейду к мафии, чем сделаюсь твоим агентом.

Другое письмо было от Лили. Оно было коротко и загадочно.

«Я, Бэби и Вальден ждем вас на квартире у Бэби. Ваш неприход для Бэби сможет иметь трагические последствия».

Арнольд заволновался: что с ней? больна? арестована? Для очистки совести, думая только о Бэби, он вскрыл третье письмо. Оно было от балерины, официальной любовницы Джильотти. – Час от часу не легче, тяжело вздохнув, подумал Арнольд. – Она-то что от меня хочет? – Сказав это, он принялся читать письмо. Читая, он постепенно менялся в лице.

– Вот так здорово, – произнес он, закончив чтение, – молодец женщина, здорово разыграла всесильного и всемогущего владыку.

В письме женщина с змеиными глазами сообщала, что была десять лет его любовницей, так как это был единственный путь фонировать все его тайные распоряжения. – Желает мне и Бэби счастья. Клубок начинает разматываться, – радостно подумал Арнольд. – Значит, мафия совсем не мафия, а просто-напросто агентура наших соседей, которых так ненавидит Джильотти. А кто же Вальден?

Было поздно; чтобы вовремя попасть к Бэби, нужно было заехать еще домой переодеться. Арнольд на крыше небоскреба сел в хектолиоптер, чтобы добраться скорее до дома. В воздушном автобусе, вопреки обыкновению, все пассажиры были очень общительны, говорили громко вещи, о которых еще вчера боялись даже подумать. Они оживленно обменивались мнениями о событиях. Влево от Арнольда тучная женщина рассказывала жадно слушавшим ее соседям про жизнь любовницы Джильотти. Арнольд внимательно слушал, стараясь не пропустить ни одного слова.

– Ангел она, а не женщина, – говорила убежденно толстуха.

– А он? – спросила ее соседка.

Женщина вздохнула:

– И не спрашивайте, – проговорила она. – Не человек он, – многозначительно произнеся слово «он», – а чудовище, – закончила женщина.

– Откуда у вас, сударыня, такая странная информация?

– Почему странная? – обиженно произнесла женщина, – информация моя из первых рук, от моей племянницы, которая там служит.

– Так, так, – поддакнул неопределенно желчный господин, задавший вопрос. – Вы меня извините, – продолжал он, – но я был до сих пор уверен, что ангелы ни блудом, ни кражами не промышляют.

– Как вы можете явно за глаза так говорить о женщине? – Вспылил Арнольд.

Презрительно посмотрев на него, господин сухо сказал:

– Могу, молодой человек.

– Почему? По какому праву? – бросил в его сторону вызывающе Арнольд.

Господин, выдержав длинную паузу, отчеканивая каждое слово, сказал:

– Могу, так как за поимку этой женщины расписана сегодня награда.

– В чем дело? – послышалось со всех сторон.

– В том, господа, что она сегодня улетела, унеся с собой документы, деньги и брильянты, принадлежавшие тайному фонду.

– Неужели? – радостно вырвалось у Арнольда.

Пассажиры начали переглядываться. Арнольд осекся.

Он понял, что перешагнул через грань дозволенного. Разговор в автобусе как-то сам по себе завял. Каждый начал задумываться над тем, что не сболтнул ли и он лишнее. Желчный господин, пошептавшись с кондуктором, попросил Арнольда назвать себя. Он оказался советником департамента общественной безопасности. Арнольд молча подал ему визитную карточку. Прочтя ее, господин изменился в лице.

– Простите, – забормотал он растерянно, – великодушно простите меня, старика, за глупость. Я же с лучшими намерениями завел этот разговор.

Через минуту весь автобус знал, что с ними едет племянник злогласного Джильотти.

XVII

Адмирала начало клонить ко сну. Откинувшись на спинку кресла, он зевнул раз, другой… Вспомнив, что время вскрыть конверт, он, не открывая глаз, пошарил рукой по столу. Пальцы руки беспомощно разжались, не донеся до него конверта. Голова склонилась на грудь и он заснул глубоким сном. Когда адмирал проснулся, было темно и тихо. Его поразило, что не было слышно обычного гудения машины. Взглянув на светящийся циферблат часов, он пришел в ужас. Часы на руке показывали восемь.

«Проспал, – с досадой подумал он. – Заснул в самый последний момент. А этот негодяй, картежник и пьяница заигрался, наверное, в карты».

Протянув перед собой руку в поисках сигнала, адмирал увидел, что перед ним нет стола.

– Что за чертовщина? – удивился адмирал. – Не пьян ли я случайно?

Чтобы проверить себя, он встал. Ощупывая предметы около себя, он вполголоса испускал проклятия. Ничего, кроме камня, шероховатого или гладкого, его пальцы не нащупали.

– Наваждение какое-то, глупый сон и только, – шептал в недоумении адмирал.

Не зная, что делать, адмирал водворился обратно в кресло.

Перед ним промелькнуло все то, что предшествовало моменту, когда он заснул. Он отчетливо помнил, как в полдень сошел с мостика и прошел в свою каюту. Флагманский корабль, на котором был поднят его флаг, вел, рассекая эфир, Армаду. Куда лежал их путь, он еще не знал. В 12 часов 10 минут он должен был раскрыть конверт, переданный ему лично Джильотти. Машины на всех кораблях вели себя безупречно. Сегодня даже пресловутый 917 подтянулся и не отставал ни на ярд. На душе было легко и радостно. Все говорило про скорый успех. Он помнил, что в 12 часов сошел в свою кабину. Как сейчас, он помнил, что в 12 часов и 9 минут, зажмурив глаза, протянул руку за пакетом. Больше адмирал ничего не мог вспомнить. Что же случилось? – теряя самообладание, занервничал адмирал. Где Армада? Где люди? Камень, окружавший адмирала, не отвечал на его вопросы. В отчаянии адмирал закричал диким пронзительным голосом. Набрякли на шее жилы, стало багровым лицо. А адмирал все кричал, пока крик не перешел в хрип и на губах не появилась пена. Где-то далеко за толщей каменных стен услышали крик адмирала. Зазвучали голоса. Сначала где-то вдали, затем все ближе начали раздаваться шаги и голоса. Снаружи донесся стук отодвигаемых засовов и в комнату, вместе со снопом света, ворвались несколько человек.

– Экселенция здесь, жива?

Адмирал выпрямился, сделал строгое лицо и, одернув привычным жестом сюртук, спросил:

– Где Лунеско?

Из темноты коридора шагнул вперед адъютант. За Лунеско вошли еще несколько человек. Вскоре весь коридор и вся комната до отказа оказались набитыми чинами Армады. Все были налицо. Никто не получил даже царапины. Про судьбу же кораблей никто ничего не знал.

– А население? – задал вопрос адмирал. – Приведите кого-нибудь сюда, может быть, от них что-либо сможем узнать.

– Их нет, экселенция, – вмешался Лунеско. – Они тоже исчезли.

Уныло пропустив вперед адмирала со штабом, чины Армады разбрелись по долине. Все здесь было для них новым.

Когда еще солнце не уходило за горы, улетел «Церон». Осаки долго смотрел вслед за ним, пока он не растаял в бездонном небе. «Церон» улетел не сам. Он увлек за собой на буксире все 60 кораблей армады. Осаки стал одиноким. Не обращая внимания на окружающее, он стоял, углубившись в свои мысли, под палящими лучами солнца. Над долиной зареяли пернатые хищники. Напугавшие их люди ушли. Они снова почувствовали себя хозяевами. Они начали сначала летать осторожно, с опаской. Видя, что Осаки не двигается, они обнаглели. Орел-могильник, огромный и злой, поплыл по небу, высматривая в стаде, оставшемся от ламаитов, для себя добычу. Прежде, чем Осаки успел опомниться, орел промелькнул мимо, чуть не сбив его с ног, спасаясь от стаи коршунов, сообща напавших на него. В ожидании сумерек Осаки присел на паперти храма. Рядом с собой он поставил маленький ящичек, на котором было написано: «сон» и «явь». Стрелка прибора стояла на «сне». Когда стемнело, Осаки переставил стрелку на «явь». Его глаза, привыкшие к темноте, вскоре увидели силуэты людей у келий ламаитов. Некоторое время спустя там замелькали огни и до Осаки донесся гул голосов. Экипаж Армады, усыпленный Орлицким, пробудился. Нужно было спешить, Вздохнув, Осаки встал и направился в храм. Тщательно заперев за собою входную дверь, он прошел в алтарь. Перед Буддой мерцали лучинки. Взяв одну из них в руки, Осаки на-чал ползать по полу, рассматривая плиты, пробуя некоторые из них поднять. Сначала это ему не удавалось, но в конце концов одна из плит поддалась его усилиям, и перед ним открылся вход в пещеру. Держа перед собою тускло горевшую лучину, он начал осторожно спускаться вниз. Первое, что бросилось ему в глаза, это огромный слой пыли, лежавший на ступеньках.

«Веками не удосужились спуститься сюда ламаиты», – подумал Осаки.

Его внимание через несколько ступенек привлекла надпись, сделанная на стене. Надпись была очень древняя.

«Вероятно, на старотибетском», – подумал Осаки.

Его удивляла чистота воздуха, несмотря на то, что ход, извиваясь спиралью, шел далеко в недра горы. Осаки облегченно вздохнул, достигнув последней ступеньки. Перешагнув ее, он вошел в пещеру. Это была широкая пространная комната, высеченная в камне. На ее восточной стороне была выдолблена ниша. В ней было несколько рядов симметрично расположенных цилиндрических отверстий. Осаки засунул руку в одно из них и вытащил оттуда свернутый в трубку грубый пергамент. Находка озадачила его. Не разворачивая свитка, при гаснущем свете лучины он бегло осмотрел пещеру. Все в ней было испещрено надписями на старотибетском языке. А в них-то что же? – мелькнула у него мысль и он нервным движением развернул пергамент. Санскритскими письменами было в заголовке отчетливо сказано:

«Завещание».

«Не завещание ли ангелов?» – от этой мысли Осаки радостно вздрогнул.

Догорая в его руках, лучинка, ярко вспыхнув, погасла. Пещера погрузилась в мрак. Вокруг Осаки стало тихо, как в могиле. Сжимая обоими руками пергамент, он опустился на пол. Часы проходили один за другим. Осаки же сидел, застыв в той же позе. Временами ему казалось, что он вне времени. Вдруг ему почудилось, что из пергамента исходит шелест. Вначале чуть внятный, шелест становился все более явственным. Не было сомнений, говорили письмена пергамента.

Чинам Армады найти выход из долины не удалось, несмотря на все приложенное ими старание. Прошло три дня, а они не только не знали, кем взяты в плен, не знали, и как взяты. Это-то их и мучило главным образом, заставляя каждого из них и себя считать без вины виноватым в случившемся. По распоряжению адмирала два раза в день должна была устраиваться перекличка для всех без исключения. Рапорт адмирал приказал делать только лично ему. Штаб был расположен около храма, в то время как вся остальная Армада расположилась около келий.

Приняв, как обычно, рапорт, адмирал нахмурился.

– И сейчас не было Лунеско?

– Не было, экселенция.

Перед адмиралом горел костер. Насупившись, адмирал смотрел на огонь, весело пожиравший подбрасываемые ветви. Издалека, со дна долины донесся до ушей всех слабо, но явственно самоуверенный голос Лунеско:

 
Кое-кто волка боится, но не я,
тра-ла-ла, тра-ла-ла.
Три волка за грош вам дам я,
тра-ла-ла, тра-ла-ла.
Кое-кто врага боится, но не я,
ла-ла-ла, ла-ла-ла.
Я волка умею взять, но не он,
та-та-та, та-та-та.
Три волка за грош вам дам я,
та-та-та, та-та-та.
Я врага схватить умею, но не он,
тра-та-та, тра-та-та.
 

Лунеско, шагая с песней, миновал ночлег Армады. Притаившись, его слушали сотни людей. Его самоуверенный звонкий голос внушал надежду.

Дойдя до сидящего у костра адмирала, Лунеско прекратил пение. Приложив руку к голове, он поклонился адмиралу и с непринужденным видом произнес:

– Честь имею явиться из экспедиции, эксцеленция.

Шипящим от злости голосом адмирал произнес:

– По экспедициям шляться, щенок, в то время, как другие работают! Не слушаться приказаний!

Лунеско дерзко перебил адмирала:

– Во-первых, не щенок, адмирал, а господин полковник. Во вторых, – повысив голос, сказал тоном, не допускавшим возражений, – следуйте за мной, адмирал, у аппарата вас ждет его светлость правитель Джильотти.

Через несколько минут, забыв про сон, вся эскадра толпилась у аппаратов, найденных Лунеско. У аппарата, растерянный, с заискивающей улыбкой сообщал адмирал Джильотти то немногое, что знал. Рядом, победоносно улыбаясь, стоял Лунеско.

XVIII

Амфибия, прокатившись с десяток метров по земле, подпрыгнув, остановилась. Все, что было внутри нее, вещи, люди, потеряв равновесие, попадали друг на друга. Последним из амфибии вышел Вальден. Убедившись, что ничего не забыто, он дал знак сидящему за рулем. Сейчас же дверцы амфибии захлопнулись, а через несколько мгновений она бесшумно исчезла в предрассветном тумане. Арнольд, держа под руку Бэби, двинулся за Вальденом. Вместе с ним последовали за Вальденом и остальные прибывшие на амфибии. Через несколько минут ходьбы перед ними выросли контуры земляного вала. Шли молча, не зажигая света. Подходя к валу, Вальден упал, споткнувшись о чугунное ядро, заросшее травой. Испустив проклятие, весь мокрый от росы, он поднялся и вскоре подвел приехавших к воротам, ведшим в равелин. Приезжие, обступив Вальдена, терпеливо ждали, пока он принесенным с собою ключом пытался раскрыть дверь. Наконец, заржавленный засов поддался и дверь, скрипя, раскрылась. По два и по три в ряд устремились прибывшие в проход, напоминавший собою туннель. Пол туннеля, вымощенный кирпичом, имел большой уклон в направлении равелина. В равелине их встретили заросли шиповника, загородившие им путь. Пробравшись через его колючки, Вальден повел вглубь равелина, с тру-дом нащупывая тропинку, затерявшуюся в буйно разросшейся траве.

Лили захотелось сорвать ветку черемухи. Отделясь от других, она, не зная свойств крапивы, через нее попыталась пробраться до черемухи. На полпути, искусанная крапивой, вся в слезах, она повернула обратно.

Туман начал редеть. Всходило солнце. Тропинка привела к внутреннему рву, за которым был бастион. В свободных от лилий и травы местах резвились караси. На листьях лилий кое-где вылезли лягушки, чтобы погреться на солнце. Замелькали бабочки. Равелин проснулся. Жители его, не обращая внимания на пришельцев, начали свой трудовой день. Дятел что-то деловито выстукивал на деревьях. Закуковала кукушка. Изредка из разных концов равелина доходили до ушей прибывших запоздавшие соловьиные трели.

Через ров на ту сторону вел полуистлевший мостик. Осторожно один за другим они перебрались на ту сторону. Перед ними был вход в бастион. Раздвинув кустарник, разросшийся перед входом, Вальден отрывисто сказал:

– Пришли.

Пришедшие переглянулись. Они смирились с мыслью, что внутри ничего не найдут, кроме мусора и сорной травы. Они ошиблись. Кто-то заботливо снабдил убежище необходимым комфортом.

До прибытия «Церона» оставалось несколько часов.

Джильотти, задумавшись, встал перед этажеркой. Статуэтка, годами стоящая на ней, казалась почему то сегодня совершенно другой, не такой, какой он привык ежедневно видеть.

– В чем дело? – повторял в сотый раз удивленно Джильотти.

И, не найдя ответа, снова начинал маячить по комнате.

Сегодня Джильотти был не в духе, У него сегодня как-то ничто не клеилось. Приходившие вести были мрачнее мрачного. Из донесений полиции, каждый час поступавших к нему, вытекало, что восстание могло вспыхнуть каждую минуту. Агенты Орлицкого повылезали из подполья. Казалось, что ими наводнена вся страна. Не ощущаемые ранее, наглые и упорные, они встречались сейчас на каждом шагу. До сегодняшнего дня когорты женщин молились на него, как на бога. В этом были уверены все.

А оказалось!

Джильотти безнадежно махнул рукой. Одно слово – женщины.

По ассоциации он вспомнил про балерину. Он живо себе представил столь знакомые ему ее черты.

Вдруг его осенила мысль, он нахмурился и быстро подошел к этажерке. Взяв статуэтку, он поднес ее к лампе. У него не было больше сомнений. Вместо Саломеи, как живая, стояла балерина.

– А голова? – недоумевающе прошептал Джильотти.

В руках у балерины была его голова. Недоумение сменил порыв бешенства.

– Какая гнусность, – прошипел Джильотти и, швырнув статуэтку изо всех сил на пол, принялся с ожесточением топтать ее ногами. Придя в себя, он к своему удивлению увидел, что на статуэтке не было даже царапины. Постояв несколько минут в нерешительности, он, пересилив страх, нагнулся к ней. Подняв статуэтку, он водворил ее на старое место, повернув лицом к стене.

Пошагав некоторое время после этого по комнате, Джильотти сел за письменный стол. Машинально рука протянулась за очередным рапортом. Прочтя, Джильотти откинулся на спинку кресла, выронив рапорт из рук. Этого Джильотти никак не ожидал. Армада, как сообщала шифрованная телеграмма его агентов, была в руках у Орлицкого. Каким образом это могло случиться? После разговора по аппарату с адмиралом он знал, что корабли исчезли. Но как они целехоньки попали к Орлицкому? Каким чудом?

«Так, – подумал Джильотти, – доживу еще до того, что и я проснусь в один прекрасный день у него в плену.

Нет, – перебил он себя же, – это еще не конец. Джильотти еще покажет, что может».

Состояние приподнятости уступило место слабости.

«Что делать? Что предпринять? – тысячами молоточков стучало в голове. – Разве что зрелищ дать? Эврика! Чего же другого и нужно толпе, как не зрелищ».

– Я им дам зрелищ, – произнес он и самодовольно рассмеялся.

– Я устрою, – продолжал он, саркастически улыбаясь, развивать свою мысль, – кровопускание на современной экономической базе. Я не буду взывать к чести, не буду кричать об историческом долге, о, нет! Я дам народу, кроме зрелищ и хлеба, еще дивиденд. Прибыль с кровопускания. Разве это не гениально? Тот, кто поймает агента федерации мира, получит взамен бон, приносящий проценты. Агенты же поступят в пожизненную эксплуатацию трестов. Не будет годен для работы, в котел его, сварим из него мыло или клейстер какой-нибудь. Заняли клочок неприятельской земли, взяли пленных, военные трофеи, сейчас же бон. Отсекай от него каждый год процентный купон и блаженствуй. Ха-ха-ха! – раскатисто рассмеялся Джильотти.

– Чем сильнее щенкам Орлицкого пустите кровь, тем большую прибыль иметь будете. Увидите, – грозя рукой, закричал Джильотти во весь голос, – как заработают мои вороны. Не страшны нам ваши «Цероны», налетим стаей, заклюем.

Напряжение исчерпало Джильотти. Он с трудом встал из-за письменного стола. Перед глазами замелькали красные круги. Ноги стали свинцовыми. Страстно захотелось на воздух. Взяв себя в руки, Джильотти медленно направился в сад. Вся в деревьях, с фонтаном, бьющим высокой струей, крыша дворца производила впечатление благоустроенного сада. У фонтана стояло несколько скамеек. Джильотти грузно опустился на первую, попавшуюся ему на пути. Из далеких ресторанов ветер доносил музыку. Вокруг дворца морем огней раскинулась столица. По ее улицам фланировали беззаботно обыватели. Над ней неутомимые аэрокары сновали взад и вперед.

Джильотти, углубившись в свои мысли, не обратил внимания на шум, раздавшийся у него над головой. Шум становился все сильнее и сильнее. Джильотти с досадой поднял голову и замер.

Над ним повис, заслонив горизонт, огромный черный предмет. Раздался свистящий звук бечевы, режущей воздух, и Джильотти почувствовал, что его спеленала еле уловимая глазом ткань. Прежде, чем он смог отдать себе отчет в том, что происходит, его оторвало от земли.

«Церон» заметили. В городе поднялась тревога.

Предоставив Рите заботиться о гостях, Орлицкий вышел, уведя с собой Вальдена.

Пока «Церон», глотая пространство, несся к столице Джильотти, Вальден помогал Орлицкому устанавливать аппараты. Оба работали молча. Остановив «Церон» над столицей, Орлицкий предложил Вальдену посмотреть вниз. Через прозрачный квадрат пола, где-то глубоко внизу был виден неясный расплывчатый свет. Это была столица Джильотти.

– А теперь, Вальден, нельзя терять ни минуты. Смотрите сюда.

Вальден наклонился над объективом прибора, напоминавшего телескоп. Ясно и отчетливо в него был виден дворец Джильотти. Прежде, чем пораженный Вальден мог что-либо сказать, последовало приказание.

– Диск на одно деление вправо.

Послушно Вальден быстро повернул диск.

– Еще, еще на деление; обратно, – бросал приказания одно за другим Орлицкий.

Вальден, вытирая свободной рукой выступивший на лбу пот, старательно переводил рычаги.

– Стой, – вдруг радостно закричал Орлицкий.

В объективе стал виден кабинет Джильотти. В фигуре, в бешенстве топтавшей что то на полу, Орлицкий без труда опознал самого Джильотти.

– З-з-з-з-з, – напоминая полет шмеля, загудел в углу аппарат. Из «Церона» во дворец выявитель начал посылать один за другим импульсы, приказывающие Джильотти выйти на крышу дворца – в сад.

Сам же «Церон», как коршун, устремился на дворец. «Церон» заметили. Город погрузился в мрак. На аэродромах начали с лихорадочной быстротой вытаскивать из ангаров аппараты. Жерла пушек зловеще, молча, устремились на дворец, освещенный отовсюду бесчисленными прожекторами.

Все притаились, ожидая с замиранием сердца, что будет.

Как только потерявший сознание Джильотти был втащен вовнутрь «Церона», сейчас же герметически закрылись люки. Медленно, незаметно для глаза, «Церон», перебирая щупальцами, двигался по саду, раздавливая все на пути. Перегнувшись через край крыши, он замер на несколько мгновений, как бы готовясь для прыжка. Затем его машины заревели и, как смерч пронесясь над широким проспектом, на высоте домов он исчез. Его исчезновение было столь же неожиданно, как и появление.