Текст книги "Церон
Роман. Том II"

Автор книги: Федор Цевловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

III

Человек одиноко стоял среди поля. Его взгляд с какой-то непонятною тоскою был устремлен на горизонт, залитый огнями столицы.

Он был нечувствителен к красоте далеких огней, обрисовавших на ночном небе контуры города. Тяжело вздохнув, он оглянулся вокруг и прислушался. Тишину, царствующую вокруг, кое-где прерывало только кваканье лягушек и шелест травы. Крадучись, зорко смотря по сторонам, он сделал несколько шагов и замер, вслушиваясь в тишину. Его напряженный слух нигде не мог уловить никакой подозрительный звук. Человек снова остановился. Внутренний голос указывал ему на то, что тишина обманчива; он намекал на таящуюся в ней опасность. Человек заколебался, идти вперед или вернуться. Внутренняя борьба продолжалась недолго. Огни, гипнотизируя, манили его к себе. Как мать зовет дитя – звал его город.

В нем заиграла кровь.

– Довольно с меня, не раб я им, не соучастник, чтобы оставаться здесь. Я хочу жить!

– Никлая! – послышалось где-то вблизи.

Голос, казалось, вышел откуда-то из-под земли.

Человек вздрогнул.

«Хватились меня», – пронеслось у него в голове.

Звуки голоса, дошедшего до него, в одно мгновение преобразили его лицо. Оно стало заискивающе– любезным, как будто звавший Никлая был рядом с ним. Поборов страх, Никлая сделал шаг вперед. С лица исчезла заискивающая улыбка. Постояв с минуту, как бы советуясь с отблесками манивших его огней, он решился. Огромный скачок… и Никлая стрелою полетел в направлении города.

Мчась, Никлаю показалось, что город залитый светом, побежал ему навстречу. Вот на него налетела главная улица. Замелькали знакомые витрины, фланирующая толпа, запрудившая тротуары. В ушах зазвенели знакомые фразы. Все было по-старому. Только костюмы казались наряднее, а не замечаемые раньше мелочи бросались в глаза.

На душе у Никлая стало радостно. Почувствовав знакомые лица, он ощутил себя старым Никлаем, веселым, энергичным, всегда готовым к авантюре. Вот переулок, в котором расположилась редакция. Угол заставлен столиками с завсегдатаями, сидящими за ними. Те же ищущие взгляды, посылаемые ими каждой женщине. Внутри кафе, за колоннами находилось любимое место Никлая. Там вперемежку коротала время богема столицы, золотая молодежь и милые славные грешницы. Как правило, все милые создания были иностранки.

Это было не для всех, только для круга, в котором вращался Никлая. Радостный удивленный возглас, стереотипный вопрос, как давно не встречались, и строгое лицо смягчалось. Гизела, Мэри или Соня становились приветливыми. Оба входили в роль старых знакомых. Появлялся коктейль. Разговор, не выходя из границ их интересов, непринужденно лился о событиях на подмостках варьете, о скандалах, об удачных ангажементах. Расставались довольные друг другом.

На дне переулка возвышался купол небоскреба, вмещавший в себе редакцию. Из него струились огромные огненные буквы, вписывая в темноту те новости, которые в одном из нижних этажей огромные ротаторы вжимали в бумагу. Огненные буквы, в лихорадочном беге, приходя из неизвестности, нанизываясь друг на друга, создавали слова. Слова объявляли новость. Объявив, они таяли во мраке. На смену им купол слал новые.

Вдруг все исчезло. Не стало огней, города. Никлаю показалось, что у него под ногами расступилась земля. Он упал в ров, преградивший ему дорогу. Вынырнув на поверхность, он попытался выкарабкаться. Его отчаянные попытки не привели ни к чему. Руки скользили по глине. Трава, за которую Никлая судорожно хватался, обрывалась. С каждой попыткой освободиться его туловище все глубже, все прочнее увязало в дно.

Над обрывом послышались шаги. Услышав их, Никлая притаился. Когда голоса подошедших зазвучали у него над головой, он нырнул.

– Быстро обыщите береговые кусты!

– Это излишне, Вальден, – произнес шедший рядом с ним. – Видишь, вот след Никлая!

– Все это так, – ответил Вальден, – но Никлая нигде нет.

Подошедшие люди разделились и пошли влево и вправо вдоль рва. Обшарив все кусты, они вернулись ни с чем. Вальден приказал зажечь свет. Поверхность воды, наполнявшей ров, была спокойна. У самой воды, зацепившись за несколько травок, сумевших прилепиться к отвесу стены, что то белело. Внимательно рассматривая найденный платок, нашли на нем инициалы Никлая. В воду спустили фонари. На дне обрисовался силуэт дерева, полузасосанного илом. Немного дальше у корней что то покачивалось.

– Не он ли? – вырвалось у одного из пришедших.

– Осветите! – порывисто бросил Вальден.

Через минуту никто уже больше не сомневался. В корнях ствола лежал утопленник. Прячась, Никлая в страхе запутался в корнях и утонул. Корни крепко держали свою жертву. Их пришлось отсечь.

– Никлая сдержал случайно свое слово, – сказал Вальден, когда двинулись домой, неся с собою утопленника, – он вернулся.

IV

Дикий ужас, навеянный пернатым хищником, постепенно проходил. По неровному ходу, высеченному в горе, катился маленький серый комочек. Постепенно комочек начал замедлять свой бег. Кругом царствовала могильная тишина. Иногда мышонку чудилось, что слышит удары своих лап о гранит. Нервно подергивая усиками, он остановился. Осмотревшись, ему стало не по себе. Не было слышно привычных шорохов. Запахи кругом были ему незнакомы. Сердце мышонка сжалось от страха. Снаружи на склоне горы, в расщелинах скал, особенно когда пригревало солнце, было легко и просто. – Как я был глуп, – тоскливо подумал он, – что не слушался старших. Разве не предостерегал меня дядя о невидимых врагах, следящих за каждым шагом? Дядя, мудрая, старая, с облезшей шерстью мышь, многое пережил. Сколько раз он повторял: не будь любопытен, избегай открытых мест, бойся теней, вдруг появляющихся неизвестно откуда. Утро было особенно радостно. Восходящее солнце особенно приветливо ласкало сегодня гранитные склоны. Стая мышат, купаясь в солнечных лучах, резвилась, радуясь жизни. Играя, они удалились от расщелины, где ютились их норы.

Сверху на них упала тень. Увлеченные игрой, мышата не обратили на нее внимания. Через мгновение на них камнем упал ястреб. Мышонок, избежав чудом ударов клюва и когтей, юркнул в сторону. Воздух огласился пронзительным предсмертным писком его друзей. Пока они бились в агонии, он вполз под камень. Оттуда, ободрав до крови лапы и мордочку, он втиснулся в дырочку, бывшую чересчур узкой даже для него. По ней он дополз до хода, по которому понесся, как бешеный. Простояв в раздумье некоторое время, мышонок нерешительно побежал вперед. К запаху, исходящему от неровных, сырых стен, присоединился чуть заметный новый запах. Мышонок уловил его. Хищно задрав кверху мордочку, он задергал ею, тщетно пытаясь выяснить характер запаха. Голос внутри его советовал быть осторожным. Колебался мышонок недолго. Он был голоден. Желание есть победило. Быстро, быстро засеменив ножками, мышонок побежал навстречу запаху. Запах то исчезал, то появлялся вновь, щекоча его ноздри. Чем сильнее нарастал запах, тем острее давал о себе знать голод. Мышонок не замечал, что там, где он бежал сейчас, изредка попадались следы людей. Вдруг запах ушел вверх. Мышонок привстал на лапки. Запах вел к небольшому четырехугольному отверстию, высеченному в стене. Прилепившись к стене, в одно мгновение мышонок вполз по ней вверх. На отверстии лежала кучка зерна. Забыв про все на свете, он ринулся к ней и замер. Из глубины отверстия на него властно смотрели два глаза. Глаза приказывали. Мышонок съежился и жалким сереньким комочком пополз к ним. Скатившись со стены вниз, он беспомощно застыл у ног фигуры, сидевшей на корточках внутри каменного мешка. Другого выхода из каменного мешка, кроме отверстия не было. Фигура скорее напоминала мощи, чем человека. Тело, торчавшее из-под полуистлевшей материи, было серо от пыли. Только огромные глаза, смотрящие особенным взглядом, говорили о том, что человек жив. Когда жалким сереньким комочком мышонок упал к ногам фигуры, лицо ее с глубоко запавшими щеками подернулось. Оно растянулось в гримасу, которая должна была, вероятно, означать улыбку. Мышонок перестал интересовать фигуру. Она погрузилась в созерцание. Человек начал освобождаться от влияния телесной оболочки. Человек начал овладевать собою. Его взор сначала смутно, потом все яснее, начал улавливать происходящее вне окружавшей его гранитной толщи. Горы окаймляли долину с небольшим, стоящим в ее центре храмом. В уступах гор ютились кельи ламаитов. Десятка три одетых в сутаны людей работали в разных концах долины. У паперти храма бил родник. Ущельем долина соединялась с другой, большей долиной. В ней мирно пасся скот. За храмом была пристройка. Взор, обежав долину, проник в него. В нем человек, обросший большой бородой, похотливо смотрел на стоящего перед ним подростка. Мальчик съежился, напоминая зверька, неожиданно очутившегося лицом к лицу с врагом. Взор фигуры, безучастно скользнув по ним побежал дальше, на лужайку.

На высоте куполов храма над лужайкой навис огромный черный предмет. Проникнуть внутрь взгляду не удалось. Что-то мешало. Напряжение утомило фигуру. Образы извне стали становиться все расплывчатее. Фигура впала в забытье.

«Церон» осторожно снизился на лужайку. На опоясывавшей его площадке появились люди. Первым на землю сошел Орлицкий, за ним с портфелем в руках сошла Рита. Остальные остались на «Цероне», с любопытством рассматривая долину.

– Рита! – улыбаясь, обратился Орлицкий к девушке.

Девушка поравнялась с ним, не спуская глаз с благообразного старика, вышедшего на паперть храма.

– Сейчас мы проверим, насколько вы заслужили ваш диплом лингвиста.

– Вы опять смеетесь, – обиженно произнесла Рита.

Заунывный звук рога прервал их разговор. К храму со всех концов долины начали стекаться ламаиты. Солнце ушло за горы. Начинались сумерки. Не спеша, Орлицкий и Рита подошли к храму. Старик, окруженный ламаитами, спустился с крыльца и, сделав несколько шагов в их направлении, остановился. На почтительный поклон Орлиц-кого ему ответили легким кивком головы.

– Скажите им, Рита, – произнес Орлицкий, – что я хочу говорить с Осаки.

Рита бегло перевела слова Орлицкого. Знание Ритой их языка поразило ламаитов не меньше, чем появление «Церона». Первым пришел в себя от удивления старейшина.

– С братом Осаки нельзя говорить, – отрицательно покачав головой, сказал он, – это запрещает наш устав.

Ответ старейшины рассердил Орлицкого.

– Я хочу видеть Осаки, – вспылил Орлицкий.

Старейшина, улыбнувшись в ответ, снова отрицательно покачал головой. Обернувшись к «Церону», Орлицкий подал знак. Стоявшие на его палубе сейчас же скрылись внутри.

– Спросите, пожалуйста, старейшину, – обратился к Рите, овладев собою, Орлицкий, – разрешает ли их устав быть им убийцами?

Волнуясь, Рита перевела слова Орлицкого. Ламаиты возмущенно заволновались. Побагровев от злости, старейшина замахнулся на Орлицкого посохом. Рите стало страшно от искаженных злобой лиц. Экипаж «Церона» с площадки озабоченно следил за происходящим внизу. Вдруг все вздрогнули. С треском за кельями откололся большой кусок скалы. Из образовавшегося отверстия заструился густой черный дым. Ламаиты, объятые ужасом, жались друг к другу. Старейшина выпустил из рук посох. Страх, обуявший ламаитов, привел Орлицкого в хорошее настроение.

– Рита, – обратился он к побледневшей от испуга девушке. Голос Орлицкого и его прикосновение вернули девушке бодрость. Как только ламаиты немного очнулись от пережитого страха, Рита передала им распоряжение Орлицкого: передать ему письменный договор, заключенный ими с Джильотти, и привести Осаки. Срок Орлицкий дал до полночи.

Пропустив впереди себя Риту, Орлицкий поднялся на палубу. Взойдя на нее, он жестом пригласил бывших на ней последовать за ним во внутрь «Церона». Не дожидаясь вторичного предложения, толкая друг друга, все устремились за Орлицким. Когда в просторной кают-компании воцарилась тишина, Орлицкий начал присутствующим объяснять цель ихнего рейда.

– Я хочу, сказал он, – чтобы каждому из вас было бы все происходящее здесь настолько же ясно, насколько оно ясно мне. Ламаиты, не знаю точно когда, превратились, благодаря Джильотти, в наших заклятых врагов. Они стали врагами, не зная нас, с трудом представляя себе, где находится наше государство. Джильотти эту группу, даже в прошлом не отличавшуюся святостью, превратил в одно из самых страшных своих оружий. Не выходя из этой долины, они умудрились убить Стеверса, они убили ее отца, – при этом Орлицкий глазами указал на Риту.

Рита, уронив голову на стол, рыдала. Нежно гладя ее по волосам, Орлицкий продолжал:

– Их предшественники, – рукою Орлицкий показал на силуэт храма, видневшийся в люк, – умели овладевать своей плотью. Научились этому и они. Зная тайну волевого импульса, они свое знание употребили для убийств. Случайно, чисто случайно, мои друзья, я напал на след этой адской лаборатории. На нас лежит не столько ее уничтожить, сколько обезвредить навсегда и для всех.

Орлицкий кончил. Присутствующие, подавленные его словами, молчали. Ламаиты, казавшиеся дикарями, приобрели вдруг жуткое значение. Плечи Риты вздрагивали все реже. Подняв заплаканное лицо, она спросила Орлицкого:

– Что это был за взрыв?

– Мы взорвали их оружейный склад и станцию, с помощью которой они поддерживали связь с Джильотти.

– В безопасности ли мы здесь от этих волевых импульсов? – спросил сверстник Риты.

– О, да! – улыбнулся Орлицкий, – мы достигли большего. Помните, друзья, опыт в лаборатории перед отъездом?

– Вы нашли вовремя противоядие! – прозвучал из глубины бодрый, самоуверенный голос. – Он исходил от белокурого молодого человека, пытавшегося утешить Риту.

V

С готовым планом действий Арнольд остановился у дома, в котором жила Бэби. Произнеся: «Сейчас или никогда», он, нервно поправив галстук, вошел в подъезд. Когда, подойдя к лифту, Арнольд распахнул дверцы, он ощутил на своем плече чью-то руку. Раздосадованный неожиданным препятствием, Арнольд круто повернулся. Перед ним стоял, протягивая ему письмо, пожилой, невзрачного вида человек.

– В чем дело? – грубо спросил Арнольд.

– В письме сказано; прочтете, увидите.

Тон человека покоробил Арнольда. – Как будто бы сыщик, – мелькнуло у него в голове. Как бы угадывая мысли Арнольда, человек отвернул борт пиджака. На нем блестел значок тайной полиции. Перестав обращать внимание на сыщика, Арнольд углубился в письмо. Сыщик же, увидя, что на него перестали обращать внимание, встал перед лифтом. После этого на лице сыщика появилось выражение нагловатой самоуверенности. Арнольд, пробежав письмо, попросил сыщика передать, что он сейчас не может прийти, а придет позже. Сыщик отрицательно покачал головой. Арнольд попытался упрашивать, но уговоры не помогли.

– Мое дело маленькое, господин Арнольд, – приказали мне привезти вас, я и должен привезти.

– Как? – рассердился Арнольд.

– Очень просто, – невозмутимо, чуть улыбаясь кончиками губ, возразил сыщик. – Сказано мне: передай письмо, а не захочет прийти, приведи. Так что, если не намерены сами идти, – уже грубо сказал сыщик, – придется мне поступить по инструкциям.

– Каковы же эти инструкции? – теряя терпение, заносчиво спросил Арнольд.

– Инструкции несложные, – уже явно издеваясь над ним, произнес сыщик.

На лице у Арнольда выступили красные пятна. Закусив губу, он шагнул вперед. Отступив в лифт, сыщик выхватил кошачьим движением из заднего кармана блестящий продолговатый предмет. Направив его на Арнольда, он спросил его:

– А теперь каково ваше решение?

Не отвечая, Арнольд повернулся и медленно направился к выходу. Самодовольно улыбаясь, сыщик последовал за ним.

В комнате, обставленной в стиле модернизованного Востока, на оттомане полулежал Джильотти. Его взгляд внимательно следил за ритмичными движениями тела женщины, танцевавшей перед ним на ковре. В стороне на кресле небрежно лежали манто и шляпа танцовщицы.

Одеждой служили волосы зеленоватого оттенка и широкий платиновый пояс, охватывавший талию. Темп танца все ускорялся. Движения танцовщицы становились все резче, все порывистее. Музыка оборвалась. Пришедшая в экстаз женщина опустилась на ковер. Раскинув в изнеможении руки, она замерла без движения.

Джильотти забеспокоился. Спустив свое грузное тело с оттомана, он нерешительно подошел к танцовщице. Не зная, что делать он, нагнулся к ней. Подумав, Джильотти опустился перед ней на колени и приподнял ее голову. Сквозь полузакрытые ресницы танцовщица следила за каждым движением Джильотти. Она лежала, не подавая признаков жизни. Джильотти растерялся. Приложился ухом к сердцу. Сердце билось. Танцовщица, глубоко вздохнув, сделала вид, что пришла в себя.

– Давит пояс, душно, – бросила она шепотом, делая вид, что снова теряет сознание.

Джильотти засуетился. Неумело, стараясь не прикасаться к разгоряченному телу, он стал расстегивать пояс. Как только он прикоснулся к телу, оно затрепетало от нахлынувшей страсти. Неожиданно для самого себя Джильотти прильнул к ее телу. Его охватило неодолимое желание. В страстном порыве его руки впились в тело, лаская и мня. Чуть улыбнувшись ресницами, танцовщица томно прошептала:

– Не надо.

Джильотти, забыв про все окружающее, осыпал тело, грудь и волосы танцовщицы градом поцелуев. Когда их глаза встретились, он почувствовал, что тонет в зеленом бездонном море.

Придя в себя, Джильотти ясно понял, что эта похожая на змею женщина прочно вошла в его жизнь. Все, что не имело отношения к ней, перестало его интересовать. Прерванная мелодия возобновилась, охватила истома, не хотелось думать, не хотелось двигаться. Что это за свет? Джильотти лениво повернул голову. Над дверью горела синим светом лампочка. Джильотти тщетно начал рыться в своей памяти. Горевшая лампочка означала, что тот, кого он вызвал, пришел. Но кто? Кого он вызвал? – Наверное, что-нибудь очень важное, – мелькнуло в голове у Джильотти. Он сделал попытку встать. Танцовщица прильнула к нему, впившись змеиным движением в губы. Джильотти сладострастно вздрогнул. Лампочка, горевшая синим светом, исчезла из его поля зрения. Губы танцовщицы, прильнувшие к его губам, спутали мысли.

В вестибюле, отделанном каррарским мрамором, Арнольд ждал момента, когда Джильотти найдет возможным его принять. Из вестибюля вела вверх широкая лестница, устланная коврами. Не находя себе места, он маячил по передней. В углу вестибюля скромно сидел детектив. Его невзрачная фигура терялась среди мундиров стражи и ливрей прислуги. Стража менялась. Часы текли. Дядя же не находил нужным звать Арнольда к себе. Наступила ночь, когда секретарь, объявив остальным посетителям, что приема не будет, пригласил Арнольда последовать за ним. Молча, ничего не сказав, Арнольд поднялся по лестнице. Встреча дяди с племянником вышла сухой и почти враждебной. Не подав руки Арнольду, Джильотти жестом пригласил его сесть. Арнольд сел. Затем, делая вид, что его заинтересовал узор ковра, он уставился в пол. Джильотти начал издалека. Сначала он напомнил Арнольду, правда, очень туманно, что всем в жизни он обязан ему. Пролил несколько крокодиловых слез о судьбе своей сестры, матери Арнольда. Видя, что Арнольд упорно молчит, Джильотти стал сердиться. Он напомнил Арнольду, что его успехи на службе не блестящи и что пора взяться за ум. При этих словах Арнольд как-то сжался, ушел еще больше в себя. Ему вспомнилась мать, умершая в нищете. Вспомнил, что отдали его в приют случайные люди. Впервые он увиделся с Джильотти лишь тогда, когда о его успехах в технической школе заговорили профессора.

– О твоей распутной жизни, Арнольд, говорят в городе. Ты невнимателен при выборе знакомств. О твоей связи с легкомысленной особой, вращающейся в подозрительных кругах, меня уведомила полиция.

Арнольд упорно продолжал молчать, ожидая, что будет дальше. Приняв молчание Арнольда за одобрение, Джильотти переменил тон. Он продолжал говорить мягко, доброжелательно.

– Тебе место, Арнольд, в том обществе, где бываю я. Ты же его почему то дичишься. Мне нужен ты, Арнольд, своя ведь все-таки кровь. Мне нужен человек, на кого я мог бы положиться всецело в это неустойчивое время.

Арнольд вздрогнул. Ему вспомнился сон. Вспомнилась угроза Вальдена.

– Как он мог знать? – подумал Арнольд.

– Кстати, Арнольд, чтоб не забыть, я решил тебя женить. Нашел прекрасную партию.

Арнольд не выдержал.

– Дядя, в тот момент, когда меня позвали к вам, я шел делать предложение!

Джильотти засмеялся.

– Благодарить будешь, что твой дядя вовремя вспомнил про тебя и не дал тебе сделать глупость. Выкинь ее из головы, – зло произнес Джильотти, – не пара она для моего племянника. Через неделю бал. Вот билет. – Говоря это, он протянул его Арнольду.

Арнольд машинально взял билет в руки.

– На нем увидишь невесту и узнаешь, что я хочу от тебя. Смотри, Арнольд, не забудь! – с легкой угрозой в голосе закончил Джильотти.

Молча поклонившись, Арнольд ушел.