Текст книги "Церон
Роман. Том II"

Автор книги: Федор Цевловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

X

Взошедшее солнце осветило рощу, охватывавшую с запада просторный стадион, бассейн, окаймленный бархатистым песком, и ряд нарядных многоэтажных зеленого цвета домиков. По свежей росе к стадиону потянулась гурьба веселых подростков. Другая группа, состоявшая из малышей, наполнила бассейн. Взрослые разбрелись по роще. Все эти люди появились ни из нарядных домиков, ни из стоящего поодаль длинного с прозрачными стенами здания. Они появлялись из-под поверхности земли. Земля их как бы выпихивала из себя наружу небольшими пачками. На стадионе, залитом лучами утреннего солнца, упражнялись подростки. Их мускулистые, покрытые бронзовым загаром тела дышали здоровьем. Здоровьем дышали и тела малышей, возившихся друг с другом то в бассейне, то на бархатистом песке. Подымаемые детворой в бассейне брызги, искрясь, взлетали в воздух, чтобы каскадом самоцветных камней упасть обратно в бассейн. Стрелка солнечных часов приблизилась к восьми. Когда она накрыла цифру восемь, мелодично зазвучала сирена. Не успело еще эхо замолкнуть в роще, как, вздрогнув, ушли в землю прозрачные стены прямоугольного здания. Опустившись до высоты человеческого роста, стены остановились. Не переставая щебетать, малыши весело устремились к нарядным домикам. В них они первыми получили утренний завтрак. За ними из рощи и с лужаек потянулись к домику взрослые. Окунув свои разгоряченные тела в прохладной воде бассейна, за ними пришли подростки. Когда сирена прозвучала вторично, то прямоугольное здание было уже заполнено людьми. Начинался рабочий день. На здании красовалась небольшая надпись:

«Школа планового развития врожденных склонностей».

Бросалось в глаза, что рядом бок о бок стояли погруженные в работу люди самых разнообразных возрастов. Исключение представляли малыши. Они сидели за партами в больших комнатах, помещавшихся в конце здания. Вместо тетрадок перед каждым из них стояла миниатюрная пишущая машинка. Перебирая быстро пальчиками по их клавишам, они писали диктант. В помещении, полном света и солнца, работа им казалась легкой и занятной. В другом конце здания находился класс для изучения человека. Окончивший его должен был уметь в совершенстве подчинять своему духовному «я» свое «я» физическое. Библиотека помещалась под зданием. Находящиеся у станков мастерских или у приборов лабораторий получали в ней нужные им справки, не сходя с места.

В двенадцать с половиной часов сирена прерывала занятия. Не успевали ее звуки замолкнуть, как, весело журча, людской поток, вытекая из здания, рассеивался по окрестностям. До обеда оставалось двадцать минут. У опушки, в тени деревьев, расположилась группа молодежи.

– Нехорошо завидовать, – произнесла миловидная блондинка, ни к кому в отдельности не обращаясь.

Продолжая задумчиво смотреть вдаль, она, вздохнув, добавила:

– А я вот завидую.

– Кому же, Эла? – послышалось со всех сторон.

– Рите, – лаконически ответила она.

– Ты всегда, Эла, с таинственным видом скажешь что-нибудь необычайное, – с досадой произнесла ее соседка.

– Рите мы все завидуем. Завидую ей и я.

– И я, и я, – послышалось со всех сторон.

– Да как же не завидовать сотрудникам Орлицкого? – изобразив на лице удивление, обращаясь к Эле, закончила девушка.

Эла, углубившись в свои мысли, не отвечала. Сзади раздался иронический смех. Смеялся молодой человек, стоявший, опершись на стол. Заметив, что на него обратили внимание, он засмеялся громче. Смех был натянутым. Эла очнулась. Повернув голову в сторону смеявшегося, она спросила:

– Разве я, Валентин, сказала что-либо смешное?

– Конечно, Эла, – возразил он, не переставая смеяться.

– Что же именно? – внешне спокойно спросила его Эла.

– Несколько недель тому назад на этом самом месте, сидя рядом с Ритой, вы утверждали, что вам чужда зависть. Разве это не смешно? – ядовито закончил Валентин.

– Утверждала, – ледяным голосом возразила Эла, – но я еще не вижу причину, заставившую вас надрываться от хохота.

Замечание Элы задело Валентина. С его лица исчезла улыбка. У рта появилась складка.

– Не видите? – зло произнес он. – Не вы ли утверждали, Эла, что зависть инстинкт?

Не дожидаясь ответа, он продолжал, чуть повышая голос: – Вы утверждали тогда, что зависть возможна только у людей некультурных, намекая на живущих в моем отечестве. А теперь! – патетически воскликнул Валентин, – вы сами завидуете. Разве это не смешно? – обращаясь ко всем, закончил Валентин.

– Нисколько, – возразила Эла. – Это только доказывает, что вы страшно злопамятны, Валентин.

– Я злопамятен, когда вам говорю в лицо неприятную правду, Эла? – с горечью в голосе ответил Валентин. – Разве вы не говорили, Эла, что у вас, сверхлюдей, все предвидевших планом, невозможна зависть?

– Говорила.

– Но вы завидуете, Эла?

– Да, Валентин, но зависть ваша и зависть моя ничего общего не имеют между собой.

– Ну, конечно, – вспыхнул Валентин, – вы сверхлюди, я же обычный смертный. Вероятно, вы и животных у вас научили жить по плану, – добавил саркастически Валентин.

Все начали громко выражать свое неудовольствие. Желчность и злоба, проявленные Валентином, покоробили без исключения всех. Настала пауза, которую прервала Эла:

– С вами, Валентин, последнее время происходит что-то странное, – произнесла она. – Скажите нам, в чем дело? Вы увидите, вам сразу станет легче.

Съежившись, весь уйдя в себя, Валентин мрачно молчал.

– Вас беспокоит возможность войны? – не унималась Эла. – Там, у Джильотти, у вас остались близкие?

Сирена, звавшая на обед, дала возможность Валентину избежать ответа. Не дожидаясь остальных, он поспешил к площадке, на которую устремились все обитатели, разбредшиеся по роще и лужайкам. Сцена эта повторялась ежедневно. Несмотря на это, Валентин всегда с замиранием сердца наблюдал, как исчезала под землей площадка и через мгновение появлялась без них. Самый наблюдательный глаз даже вблизи не догадался бы, что именно она есть вход в подземное здание. Сойдя с площадки, Валентин очутился в просторном круглом холле, откуда секторами шли многочисленные залы. В них жила колония. Свет, ничем не отличавшийся от дневного, равномерно все освещал. Валентин вошел в столовую. В ней вдоль длинной стекловидной коробки стоял ряд эластичных стульев. Коробка заменяла стол. В прозрачной ее части, прилегавшей к краю, скользили вереницей блюда перед глазами пришедшего обедать. Нажим кнопки и облюбованное блюдо, вместе с прибором для еды, попадало на стол. Нажимом другой кнопки грязная посуда отодвигалась к непрозрачной части стола. В ней невидимая бесконечная лента уносила посуду в дезинфекционную камеру. Оттуда она шла в кухню, где снова наполнялась едой. Так, совершая свой бег, она успевала вовремя обслужить слушателей школы.

Валентину не хотелось есть. Он посидел несколько минут, наблюдая безразличным взглядом бег блюд, и встал. Постояв несколько мгновений в нерешительности, он направился в читальню. Живописно расставленная мебель располагала каждого, входящего в нее. Войдя, Валентин почувствовал, как исчезает неприятный осадок, оставшийся у него от разговоров на опушке. Он был сам. Остальные еще не успели кончить обед. В углу стоял аппарат. Подойдя к нему, Валентин повернул включатель. Сейчас же из него послышался голос спикера. Передавался конец бюллетеня.

– С каждым днем здоровье О’Генри улучшается, – сообщал спикер.

– Как хорошо! – воскликнул Валентин и повернул маленький рычажок, бывший на аппарате. Этим движением он превратил звуки голоса спикера в слова, зелеными буквами начавшие выписывать на одной из стен последние новости.

– Браво, Валентин! – послышалось вдруг около него.

Валентин обернулся.

Рядом с ним стояла Эла.

– Валентин, Вы искренни только с самим собой?

Покраснев, Валентин молчал.

– Сядемте, – приветливо сказала девушка и, взяв его за руку, усадила рядом с собой. – Вы согласны совместно посмотреть звуковую газету?

– Согласен, – не смотря на Элу, буркнул Валентин.

Настала пауза. Оба делали вид, что с интересом следят за зелеными буквами, мелькавшими на стене. Украдкой взглянув на сконфуженное лицо Валентина, девушка улыбнулась.

– Валентин, вам хорошо у нас? – вдруг неожиданно обратилась она к нему.

Выдержав взгляд девушки, Валентин, не раздумывая, сказал:

– Мне очень хорошо у вас.

XI

«Церон» спал. Изредка тишина нарушалась звуком шагов часового, маячившего на площадке, опоясывавшей «Церон». Рита, пройдя коридор, остановилась в раздумье перед дверьми, ведшими в машинное отделение, служившее одновременно для Орлицкого и комнатой для приема гостей и лабораторией. Она была в нерешительности, постучать ли в дверь или войти не стуча. Если позвать, а вдруг он ответит своим холодным бесстрастным голосом, что занят. Войти без спроса? А если он вспылит и выгонит ее, не выслушав?

Время шло, Рита, не зная, что делать, по-прежнему беспомощно стояла у дверей.

Вдруг ей почудился из-за дверей приглушенный звук голосов. Она прильнула к ним. Не было сомнений, говорил с кем то Орлицкий.

«С кем? – пронизало раскаленной иглой мозги. – С кем, когда все спят, кроме нее? А если с женщиной?» – против ее воли мелькнула мысль.

Мысль завладела Ритой. На сердце навалилась тупая безысходная боль. Чтобы не вскрикнуть, Рита до крови закусила губу. Всем существом захотелось во что бы то ни стало увидеть Орлицкого. Хоть на одно мгновение.

Хлопнули двери, вдали послышались шаги. Шли сменять часового.

Рита опомнилась. Смена должна была пройти мимо. Ее увидят. Не отдавая себе отчета в том, что делает, она попыталась открыть дверь. Дверь поддалась. Приоткрыв ее, она на цыпочках проскользнула внутрь. Появления Риты никто не заметил. Неслышно, как тень, она забилась в угол и начала осматриваться. Просторный холл, вопреки обыкновению, был уставлен мебелью, перенесенной из салона. За большим круглым столом сидели странные незнакомые лица. Орлицкий, повернутый спиной к ней, возился у аппаратов. Рита стала всматриваться в сидящих за столом. Чем больше она всматривалась, тем больше поражала ее окоченелость людей, чинно сидящих за столом. Кто этот старик с благообразным лицом, повернутым к ней? Рите стало жутко. Старик до нелепости напоминал Стеверса. А этот затылок почему так знаком? Ведь такой же затылок был у отца.

– Какой ужас! – прижавшись к стенке, чтобы не упасть, беззвучно прошептала Рита. – Что это? Галерея мертвых, паноптикум, опыт?

Оттуда, где стоял Орлицкий, послышался столь знакомый Рите характерный сухой треск. Звук подбодрил Риту.

«Метафизический выявитель», – подумала она и стала внимательно следить за каждым движением Орлицкого.

Орлицкий обернулся лицом к столу. Почтительно поклонившись, он произнес:

– Одну минуту, господа, потерпите только одну минуту – не больше.

Сказав это, он снова наклонился к прибору. Люди за столом не шелохнулись. Молчала и Рита в своем углу. Над столом появились клочки прозрачного белесоватого тумана. Медленно они начали соединяться в одно целое, оформливая контур человека. С небольшим аппаратом в руках, подойдя вплотную к столу, Орлицкий следил за происходящим. Так продолжалось несколько минут, показавшихся Рите вечностью. Наконец фигура оформилась.

«Трансформация кончилась», – подумала Рита, когда Орлицкий, вытерев выступивший на лбу пот, поставил аппарат на стол. Фигура, представляющая из себя изможденного аскета, одетого в рубище, была вначале так же безжизненна, как и сидевшие за столом. Орлицкий, взяв в руки аппарат, неутомимо с ним работал. Фигура начала медленно оживать. Ожили глаза, начало двигаться тело. Сначала ей его движения напоминали движения человека, очнувшегося впервые после тяжелой болезни. Вскоре они сделались резкими, самоуверенными. Фигура начала озираться вокруг. На лице ее отразилось удивление.

– Осаки! – произнес Орлицкий. – Вы на «Цероне» среди друзей.

Осаки перевел свой удивленный взгляд на Орлицкого.

– На «Цероне»? – прошептал Осаки.

– Ну да, Осаки. Вот Стеверс, – показал Орлицкий на старика, – вот Билль. Я сейчас вам все объясню, милый Осаки, – закончил Орлицкий, бережно снимая его со стола. При этом Орлицкий обернулся и заметил притаившуюся Риту.

– Зачем вы здесь, Рита? – произнес он с ласковым укором. Рита, вместо ответа, умоляюще взглянула на него. Орлицкий заметил, что Осаки перевел свой взгляд на Риту.

– Как она похожа на мать, Осаки. Вы ее узнали? – спросил он аскета.

Осаки отрицательно покачал головой.

– Неужели вы не узнали Риту? – с укором в голосе проговорил Орлицкий.

На лице Осаки появилось подобие улыбки. Он радостно закивал головой. Рита с любопытством, чуть покраснев, следила за разговором Орлицкого и Осаки.

Осаки оживился. Пристав со стула, старческим хриплым голосом он запел:

 
«С рожицей черной,
Чернее чернил,
Лазил по пальмам,
Дразнил крокодил…»
 

Оборвав на полуслове песню, он пошел навстречу девушке со словами:

– Неужели маленькая капризная Рита забыла терпеливого и послушного Осаки?

Слова песни преобразили Риту. Она перенеслась в прошлое на берег лазурного моря. Нежно взяв Риту за руку, Орлицкий усадил ее рядом с Осаки, ставшим сразу общительным и любезным. Дав им поговорить несколько минут, Орлицкий их мягко прервал.

– Выслушайте меня и помогите мне, – сказал он, садясь рядом с ними.

Осаки, сделавшись серьезным, приготовился слушать. Насторожилась и Рита.

– Когда вы в последний раз видели Нелли?

Осаки задумался.

– Я ее видел недавно во сне, – произнес он неуверенным голосом – Это был тяжелый странный сон, – добавил он после короткого раздумья.

– А когда вы видели в последний раз ламаитов?

– Очень давно, – ответил Осаки. – Хотя в последнее время я изредка начал ощущать присутствие людей в моей непосредственной близости. После такого ощущения я погружался в сон. Это был собственно не сон, а скорее кошмар. В нем всегда я был главным действующим лицом.

Напряжение исчерпало Осаки. Голова беспомощно упала на грудь, его руки плетьми повисли вдоль тела. Рита и Орлицкий засуетились около него. Орлицкий влил в рот Осаки жидкость. Когда он ожил, Орлицкий, взяв его ласково за руку, сказал:

– Верьте мне, Осаки, вы больше не увидите дурных снов. Дурные сны, – пояснил он, – навеяли на вас дурные люди. Я знаю, кто они.

На лбу у Осаки появились глубокие складки. Не выпуская из своей руки руку Орлицкого, он внимательно всматривался в сидящих за круглым столом. И Орлицкий, и Рита ощутили, что Осаки начал догадываться. Посмотрев на Риту глазами, полными слез, он сказал:

– Теперь я все понял. Сможете ли вы меня простить, маленькая девочка?

В ответ, заливаясь слезами, Рита обняла Осаки.

– Я все понял теперь, – медленно, с трудом выговаривая слова, повторил Осаки. – Каждый раз, когда я видел кошмар, я совершал убийство. Но кто были они? – с отчаянием в голосе спросил он, – кто заставлял меня это делать?

– Ламаиты, Осаки.

– Ламаиты? Да, только они знали, как можно использовать мое состояние, – сокрушенно сказал он.

– Это все в прошлом, Осаки, забудьте это.

– Забыть? – прошептал Осаки, повернув голову к Рите. – Этого нельзя забыть, – добавил он тихо.

Рита заговорила о прошлом.

Осаки, погрузившись в воспоминания, стал разговорчив. Он начал объяснять Рите причины, побудившие его удалиться сюда. Оживленно беседуя, они забыли про действительность. Короткий сухой треск, донесшийся до них, напомнил им о ней.

Над столом выявлялась фигура старейшины монастыря. Фигура оформилась. Взор старейшины, испуганно скользнув по комнате, задержался на Орлицком.

– Ты их узнаешь? – жестом показав на трупы, сидящие за столом, задал вопрос Орлицкий.

В глазах старейшины отразился испуг. На лице появилась растерянная улыбка. Молча, он отрицательно покачал головой. Орлицкий улыбнулся.

– Как же мог ты убить их, не зная даже, кого ты убиваешь?

– Это не я их убил, – произнес старейшина, пристально взглянув на Осаки. – Брат Осаки может подтвердить вам, что нашим уставом запрещено кого бы то ни было лишать жизни!

– Осаки, не волнуйтесь! Успокойте его, Рита, – приказал властным голосом Орлицкий.

Рита нежно усадила Осаки обратно в кресло. Осаки, покорясь ей, больше не порывался встать.

– Переведите ему, Рита, – фиксируя взглядом старейшину, – произнес Орлицкий, – как же он мог приказывать Осаки убивать, если его устав это ему запрещает?

Старейшина, не дослушав Риту, энергично запротестовал.

– Меня оклеветали перед моим братом, – проговорил он заискивающе. – Мы ушли от людей в поисках личного совершенства. Традиции секты заложены много тысячелетий тому назад. У нас нет связи с внешним миром и никогда ее не было.

– А взрыв помнишь? – перебил его Орлицкий.

Старейшина побледнел.

– А сколько ты должен был получить за нашу смерть? – не унимался Орлицкий.

Старик сокрушенно молчал.

– Говори! – крикнул Орлицкий, топнув ногой. – Говори, кто тебя превратил в палача?

– Джильотти, – чуть слышно прошептал старик. – Он лично прилетал сюда и провел здесь неделю, – подтвердил старейшина.

– Вам теперь ясно? – обратился Орлицкий к Рите и Осаки, следившим с напряженным вниманием за происходящим. – А теперь, – обратился он снова к старейшине, – давай говорить серьезно. Ты отнял от них жизнь, верни ее им старик.

Старейшина молчал, избегая взгляда Орлицкого.

– Я, – продолжал Орлицкий, – моими аппаратами не могу вернуть им жизнь. Посадить тебя в каменный мешок со всеми твоими ламаитами, перебросить вас за тысячи километров отсюда я могу, но вернуть им моими аппаратами жизнь я не в состоянии. Ты это понимаешь, старик! – угрожающе воскликнул Орлицкий.

В ответ старейшина беспомощно развел руками.

– Если не можешь, – саркастически улыбнулся Орлицкий, – научись. В каменных мешках ты и твоя братия будете иметь достаточно времени, чтобы постичь личное совершенство.

На лице старейшины отразился безумный страх.

– Мы не готовы к заточению в каменные мешки. Мы умрем! Нам нужно время. Дайте хоть несколько дней, чтобы подготовить себя, – как в бреду, обращаясь то к Рите, то к Орлицкому, говорил старейшина.

– А им ты дал время, чтобы подготовиться к смерти? – холодно возразил Орлицкий. – Когда, старик, ты достигнешь той степени совершенства, что сможешь воскрешать и воскресишь их, ты будешь свободен. Если не сможешь достигнуть – вини себя.

Старейшина бросился, рыдая к ногам Риты.

– Встань! – решительным голосом сказал Осаки. – Я буду следить за тем, чтобы вы не умерли.

Луч надежды блеснул в глазах старика.

– Брат мой, любимый брат, – подползая к нему, забормотал старик.

– Молчи! – перебил его Осаки, брезгливо отстраняясь. – Я обеспечу вашу жизнь в мешках по вашему уставу.

– Осаки! – удивленно воскликнул Орлицкий, – к чему вам оставаться с ними?

– Так нужно!

Звонок, раздавшийся в углу, прервал Осаки.

Орлицкий взглянул на часы.

– Через 3–4 часа, – произнес он, – армада Джильотти долетит до нас. Кто-то. – подозрительно взглянув на старейшину, закончил Орлицкий, – умудрился его известить о том, что мы здесь.

XII

– Вальден, верни мне Неро! Вальден!

В широкой сводчатой зале, уставленной машинами, Вальден беспомощно стоял около рыдающей Лили. Все были поставлены на ноги, чтобы найти Неро. Обысканы были все закоулки. Вислоухий Неро, сделавшийся вдруг героем дня, исчез бесследною Собравшиеся в зале сотрудники Вальдена беспомощно разводили руками. Их начал мучить вопрос о неожиданной опасности, которая могла настать оттуда, куда исчез Неро. Этот урод за день своего пребывания в их подземном царстве нашел возможность ускользнуть незамеченно не только для них, но и для всех их хитроумных приборов. Этот толстый избалованный пес доказал, что есть какие-то неизвестные им ходы, связывающие их помещение с внешним миром. Пошептавшись между собой, один из них подошел к Вальдену. Выслушав, Вальден кивнул головой. Прозвучал ряд команд, коротких и отчетливых. Заинтригованная ими Лили перестала плакать.

– Готово, – раздалось из угла.

Вальден приказал потушить свет.

На экране, неожиданно выросшем посредине залы, появилось большое бесформенное грязноватое пятно.

– Включите первую зону, – прозвучал голос Вальдена.

По экрану заскользили тени.

– Что это, Вальден?

Ответа не последовало.

Пятно на экране меняло форму и цвет. Иногда оно прорезывалось белыми линиями.

– Видишь, Лили, – наконец ответил Вальден. – Эти белые линии – это каналы, лежащие вблизи нас.

В белых местах замелькали красные точки.

– А эти точки, Вальден, что значат?

– Каждое живое существо, Лили, попавшее в сферу лучей, на экране показывается красной краской. Эти точки – крысы.

– Крысы? Какой ужас! Значит, мы окружены крысами?

– Это наши лучшие сторожа, Лили.

На бортах экрана заискрились фиолетовые огоньки, а пятно на нем окрасилось в бурый цвет. Это означало, что лучи встретили воду, струившуюся по каналам.

– Вторая зона! – коротко бросил Вальден.

Невидимая послушная рука сейчас же переставила рычаги и лучи наставили бег, ощупывая на своем пути все, сокрытое в недрах. Местами появлялись пятна, напоминавшие окраской цвет раздавленной земляники. Эти пятна меняли форму, то увеличиваясь, то уменьшаясь. Они жили. Вот, залив все белое, на экране появилась красная линия, долго тянувшаяся толстым прерывчатым жгутом, пока не заискрились вокруг экрана огни.

– Крысы идут на водопой.

Лили, вскрикнув, прижалась к Вальдену. На экране чередовались зона за зоной. Внимание притупилось. Всюду во всех зонах та же картина: крысы, земля, камень, вода, крысы.

– Сколько их? – дрожа как в лихорадке, спрашивала Лили.

– Зона 14! – отрывисто бросил Вальден.

На экране утомленным глазам зрителей явилось большое красное пятно.

– Неро! Человек! – раздались голоса стоящих у экрана.

Зажегся свет.

Без слов понимая друг друга, сотрудники засуетились около машин. Вальден подошел к письменному столу. Написав несколько фраз на пишущей машинке, он вынул из нее исписанный им стальной листок и вложил его в стоящий поблизости аппарат. Сделав это, он громко спросил:

– Готово?

– Готово, – послышалось со всех сторон.

Вальден резким движением повернул рычаг. Стрелки прибора заколебались, аппарат начал издавать шум, напоминающий полет шмеля. Как бы в ответ на вопрос перепуганной Лили, зазвенел на столе колокольчик. Потом над входом в залу одна за другой начали вспыхивать лампочки. Лучи, застигнув незнакомца, влекли его в залу. После нескольких десятков минут напряженного ожидания раскрылись двери. На пороге мастерской появился Арнольд. Грязный, пыльный, с большим дорожным мешком на спине, напоминая собой лунатика или человека, находящегося в трансе, он дошел до середины мастерской и остановился. Вальден появлением Арнольда был не меньше удивлен, чем сама Лили.

– Арнольд здесь. – прошептал задумчиво Вальден.

Сейчас же у него мелькнула беспокойная мысль:

«А если на наш след напали?»

Одновременно та же мысль явилась у многих сотрудников, стоя у машин, ожидавших, что будет дальше. Нужно было действовать. Вальден подошел к столу и через мгновение разнесся сухой стук клавиш пишущей машинки. Похожий на папиросную бумагу листок стали, со втиснутыми в него словами Вальдена, вошел в аппарат. Машина зажужжала.

Смотря около себя растерянным блуждающим взглядом, Арнольд сбросил на землю бывший у него на спине мешок, снял с головы берет. Расстегнув бывшую на нем рабочую блузу, он растерянно оглянулся. Было видно, что ему нужно что-то сделать, но он не знает, что именно.

– Кто знает, что вы пришли сюда?

Арнольд, уставившись в землю, молчал. По складкам, собравшимся на лбу, было видно, что он обдумывает ответ. Так прошло несколько томительных минут. Наконец, Арнольд ответил:

– Никто.

От этого ответа Вальден почувствовал облегчение.

– Как вы нашли путь сюда, Арнольд? – продолжал он дальше.

– Благодаря трупу собаки, – вяло ответил, уже не медля больше, Арнольд.

– Трупу Неро? – воскликнула Лили.

– Да, – последовал короткий ответ.

– Зачем вы пошли сюда, Арнольд?

– Чтобы найти мафию.

– Мафию? – переспросил Вальден.

– Да.

– Час от часу не легче, – прошептал Вальден. – Кто вам сказал про мафию?

– Никто, – голосом, в котором сквозила бесконечная усталость, проговорил Арнольд.

– А Джильотти знает, что вы отправились искать мафию? – голосом, зазвеневшим сталью, неожиданно спросил Вальден.

Вопрос оживил Арнольда. Брезгливая гримаса исказила его лицо.

– Я его презираю, – вырвалось у Арнольда, – он запретил мне видеть Бэби, – с нотками печали в голосе закончил он.

– Ты слышишь, Вальден? – растроганно воскликнула Лили.

– Отстань, – отмахнулся от нее Вальден. – Зачем же вы искали мафию, Арнольд?

– Я хотел узнать у Вальдена, почему он настраивает Бэби против меня?

– Это неправда, Арнольд. Я знаю, что…

– Молчи, ты с ума сошла, Лили.

– Арнольд, вы устали? – видя, что Арнольд как то весь осунулся, заботливо спросил его Вальден, – скажите, не стесняясь, Арнольд, вы у друзей.

– Я смертельно устал, – вырвалось у Арнольда.

Несколько заботливых рук в тот же момент подхватили его и через несколько минут он спал глубоким сном в помещении, прилегавшем к мастерским.

Как только Арнольд заснул, в мастерской закипела работа. Неожиданное появление Арнольда дало возможность приступить к осуществлению давно намеченного плана. Приготовления к пробе были быстро закончены. Каждый спешил, сознавая, что близится решительный час. Лили, вернувшись из своей комнаты, всплеснула в ужасе руками.

– Это что же еще будет? – недовольно спросила она. – Вместо того, чтобы найти несчастного Неро, одурманили вашими ужасными лучами человека и приволокли его сюда.

– Не беспокойся, Лили, – успокаивал ее, улыбаясь, Вальден, – мы сейчас попытаемся испробовать наши лучи только на крысах. Ты ничего не имеешь против, что мы одурманим пару крыс? – весело пошутил Вальден.

Лили недоверчиво покачала головой. Дав знак людям, возившимся у аппаратов, – Вальден нежно обнял Лили.

– Ты видела, наверное, на выставке картину, изображавшую пещеру. Стены ее влажны от сырости, на полу в хаотическом беспорядке валяются камни. На одном из них, одетый в овечью шкуру, стоит человек. В руках у него флейта. Он играет на ней, пристально смотря перед собой. Поднявшись на хвосты, разинув пасти, на полу, на камнях, за-полнив всю пещеру, как очарованные слушают свирель змеи.

– Довольно, Вальден, а то я закричу, – вырвалась из его объятий Лили. – Тебе доставляет удовольствие меня пугать. К чему ты рассказываешь про эти ужасы?

Вальден пожал плечами.

– Тебе не угодишь, Лили. Я хотел только этим сказать, что то же, что достигал человек в пещере игрой на свирели, мы в состоянии достичь лучами наших аппаратов.

Лили, надувшись, ничего не ответила Вальдену. В это время на экране запестрели разнообразные пятна. Как только появились красные точки на белом поле, Вальден включил другие аппараты. Небольшие красные пятна стали неудержимо расти, сливаясь в одно целое. Повинуясь лучам, крысы поспешно стекались, как под гипнозом, туда, куда слали лучи аппаратов. Проба кончилась. Зажужжали машины. Арнольд проснулся через несколько часов, одел вычищенное платье, взвалил на спину мешок и с тем же отсутствующим взглядом направился к выходу. В дверях столпился весь персонал мастерской. Не замечая их, напоминая собой скорее какой-то совершенный автомат, чем человека, Арнольд прошел мимо. Постепенно звук его шагов замер вдали.