Текст книги "Козы и Шекспир"
Автор книги: Фазиль Искандер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 33 страниц)
Преступный пьяница, явно ничего не подозревая о соблазнительной форме своих ушей, сам не сводил глаз с не менее соблазнительной чернильницы, только что на его глазах наполненной секретарем свежими чернилами из сока черной бузины.
– Значит, будем играть в молчанку? – наконец сказал Начальник Охраны и слегка придвинул к себе чернильницу. Преступный кролик, стоявший возле стола, невольно сделал движение вслед за чернильницей.
– Дяденька Начальник, Цветной Капусты хотца, – вдруг раздался знакомый голос.
Начальник Охраны вздрогнул и, подняв голову, увидел крольчонка, который сидел на подоконнике с грустным видом, словно прислушиваясь к чему-то, так и не прозвучавшему, словно вглядываясь во что-то, так и не появившееся.
Начальник Охраны перевел взгляд на пьяницу, чтобы уловить связь между появлением крольчонка и им. Но пьяница явно был поглощен зрелищем чернильницы, заполненной чернилами, и, кажется, вообще ничего не слышал.
– Глянь на окно, – сказал Начальник негромко и кивнул пьянчуге. Он решил, что неожиданность появления преступного крольчонка смутит его, если они связаны.
– Сын? – спросил пьянчуга, косясь на окно и, видимо, совершенно не в силах оторваться от чернильницы.
Нет, он явно его не знает, подумал Начальник Охраны.
– Я бы такого сына… – пробормотал он и, замолкнув, уставился на грустного крольчонка. Главное, окно, затянутое прозрачной слюдой, было закрыто, и откуда он взялся, никак нельзя было понять.
– А ты знаешь, с кем говоришь? – спросил Начальник Охраны, лихорадочно соображая, как отразится появление крольчонка на внутренней жизни Дворца и каким образом можно связать его появление с заговором Допущенных к Столу.
– Знаю, – неожиданно подтвердил крольчонок, и на этот раз его грустный голос как бы намекал на то, что он ничего хорошего не ждет от своих знаний.
– Значит, пришел раскалываться, – радостно высказал вслух свою догадку Начальник Охраны. До этого крольчонок никогда ничего не говорил, кроме своей издевательской фразы.
А теперь вдруг, очутившись у него в кабинете, заговорил. Начальник Охраны почувствовал, что заваривается грандиозное дело. Он замурлыкал и потер лапы от удовольствия. Мысль его заработала с необыкновенной силой.
– Как ты очутился во Дворце, я знаю, – сказал Начальник, – во время штурма морковного дуба ты впрыгнул в спальню Королевы… Потому-то тебя не нашли тогда… Но как ты очутился в охранном отделении? Вот что меня интересует. Учти, добровольное признание облегчит твою участь.
– У меня пропуск, – сказал крольчонок грустно и добавил, как бы намекая на свое вечное сиротство: – На одно лицо.
– Ну да, пропуск, – согласился Начальник Охраны, тихо ликуя про себя, – но кто его выдал… Я, конечно, знаю, но лучше, если ты сам…
– Вы, – сказал крольчонок грустно и что-то протянул ему в лапе.
– Я?! – переспросил Начальник Охраны, задохнувшись от бешенства и одновременно догадываясь, что заговорщики таким коварным путем интригуют против него.
– Да, вы, – грустно повторил крольчонок и с неслыханной наглостью протянул ему какой-то затрепанный лоскуток, даже внешне не похожий на пропуск.
И эта наглость взорвала Начальника Королевской Охраны раньше времени. Он схватил со стола тяжелый кокосовый орех, давний сувенир делегации мартышек, и швырнул его в крольчонка.
Тяжелый орех пробил слюдяное окно и через несколько секунд шлепнулся во внутреннем дворе королевского дворца. По звуку было ясно, что он лопнул и из него брызнула жидкость.
– Раскололся, – сказал крольчонок, как показалось Начальнику Охраны, с издевательским двусмыслием.
Крольчонок, больше ничего не говоря, повернулся к окну и, осторожно наклонившись, чтобы не порезаться, пригнул одной лапой свои уши, вылез на ту сторону и исчез за карнизом. Еще несколько мгновений его уши торчали за окном, и было понятно, что он висит на карнизе, обдумывая, куда бы спрыгнуть.
Как только уши исчезли, Начальник Охраны вскочил из-за стола, влез на подоконник и, осторожно высунув голову в дыру, крикнул вниз:
– Никто не проходил?
Охранники расхаживали внизу и, находя брызги кокосового ореха, тщательно вылизывали их. Казалось, там внизу лопнул горшок с деньгами, упавший сверху, и они ищут разлетевшиеся монеты. Один из них, которому достался солидный обломок ореха, держа его над запрокинутой мордочкой (потому-то первым и заметил Начальника), тщательно скапывая в рот последние капли, ответил:
– Никто, Начальник!
Остальные охранники тоже подняли головы и неожиданно стали кричать:
– Спасибо, Начальник! Кинь еще!
Начальник ничего не ответил и убрал голову из пролома в окне. Тут он заметил валявшийся на подоконнике сильно увядший лист капусты с печатью королевского склада.
– Черт его знает, что делается, – сказал Начальник и, отшвырнув капустный лист, сел к столу.
– Убег? – спросил пьянчуга, оживляясь и глядя туда, куда упал капустный лист.
Начальник посмотрел на него. Они встретились глазами.
– Убег, – сам себе ответил пьянчуга, и глаза его засветились невинным блеском шантажа, – нехорошо… Тем более ежели пришел сдаваться, а вы его турнули путем швыряния казенного кокоса.
– Ладно, убирайся домой, – строго приказал Начальник. – И учти: ничего не слышал, ничего не видел.
– Я-то пойду, пойду, – сказал пьяница, не двигаясь с места и теперь уже опять уставившись на чернильницу, – но ежели кто пришел сдаваться, тем более королевский преступник… Не дозволено пужать путем швыряния казенного кокоса…
– Ладно, пей и иди, – Начальник Охраны кивнул на чернильницу.
– Ваше здоровье, Начальник, – сказал кролик и залпом опорожнил довольно вместительную чернильницу. В то же время, наклонившись, он достал с пола капустный листик, брошенный Начальником, тряхнул его, мазанул пару раз о грудь, понюхал и, сунув в рот, стал жевать, одновременно знаками показывая, что он поднял его с пола и сунул в рот как ненужную вещь, иначе, мол, он его положил бы обязательно на стол.
Пусть глотает, к лучшему, думал Начальник, мимоходом удивляясь, как быстро рядовые кролики наглеют.
– Королевская, очищенная, – наконец выдохнул пьянчуга, – это вещь…
Быстро охмелев, он стал учить Начальника Охраны, как лучше поймать преступного крольчонка, при этом с выражением вымогательского намека продолжая держать в руке чернильницу.
Но тут Начальник Охраны взглянул на него своим знаменитым взглядом, который быстро привел в чувство пьянчугу.
– Все ясно, Начальник, – сказал пьянчуга и, поставив чернильницу на стол, пятясь, вышел из помещения.
То-то же, подумал Начальник, довольный эффектом своего взгляда. Он подумал, не связан ли крольчонок с каким-нибудь придворным заговором и, если не связан еще, не правильно ли будет связать его появление с еще не открытым заговором Допущенных к Столу. Он вызвал своего секретаря и узнал у него, не спрашивал ли его кто-нибудь с утра.
– Тут один крольчонок приходил, – ответил секретарь, – сказал, что ты его ищешь.
– Ну, а ты? – спросил Начальник.
– Ну, я ему сказал, – пояснил секретарь, – раз ты нужен Начальнику, заходи и жди. А что случилось?
– Значит, кто меня ни спросит, – мрачно сказал Начальник Охраны, – заходи и жди!
– Так ведь он был с королевским капустным листом, – отвечал секретарь, – а ведь это устаревшая, но не отмененная форма пропуска. Но что это? Разбито окно, да и ухо у вас в крови?! Покушение!!!
– К счастью для королевства, неудачное, – сказал Начальник Охраны, – но какая ехидина! Он сказал, что я ему дал пропуск, имея в виду капустный лист, полученный по приказу Королевы. Хорошо, что были свидетели. Опасный преступник во дворце! Перекрыть все входы и особенно выходы! Налей мне свежих чернил, да не в чернильницу, а в бокал, черт подери! Думаю, что он прячется среди королевских балерин, придется их тщательно проверить.
Несмотря на перекрытые входы и особенно выходы из королевского дворца, на следующий день Король получил пренеприятнейшее известие о новой вылазке крольчонка уже на окраине королевства.
Об этом рассказывал в своем секретном донесении Главный Казначей. Дело в том, что в связи с тревожными временами Король распорядился в самом глухом уголке своего королевства устроить тайный склад с капустой. В случае если королевство и в самом деле развалится, он думал вместе с женой и ближайшими сподвижниками, перекрасившись соком черной бузины, пожить там под видом богатого семейства негритянских кроликов, прибывших из далекой страны.
И вот, оказывается, еще вчера, когда Главный Казначей в сопровождении пяти рабочих кроликов вносили в склад пополнение, они заметили крольчонка, сидевшего на пирамидальной вершине капустной горы, подобно маленькому грустному Кощею, восседавшему на черепах туземцев, кстати, в отличие от капусты, абсолютно несъедобных.
Увидев кроликов, он, как обычно, попросил Цветной Капусты, что прозвучало особенно издевательски, учитывая, что он сидел на целой горе кочанов обыкновенной капусты. Это прозвучало так, как будто он убедился в полной пищевой непригодности всех запасов, на которых он сидел.
– Про меня ничего не говорил? – спросил Король, мрачно выслушав рассказ.
– Нет, – отвечал Казначей, – но интересно, когда наверх полез один из рабочих кроликов, оказалось, что на вершине вместо крольчонка лежит кочан капусты с двумя надорванными листами, напоминающими снизу уши кролика.
– Одно ясно, – мрачно отвечал Король, – тайный склад рассекречен… А этот болван, Начальник Охраны, ищет его во дворце да еще и щупает моих балеринок. Должен сказать, друзья, еще два-три месяца – и королевство кроликов развалится в результате падения производительной силы удавов.
Но нет, не развалилось королевство кроликов, ибо именно в этот исторический день Удав-Пустынник приполз (потому-то он и исторический) к подземному дворцу Великого Питона и рассказал о своем открытии.
Великий Питон приказал собрать довольно поредевшее племя удавов. Некоторых пришлось тащить волоком, до того они ослабли от недоедания.
Один удав, залезший на инжировое дерево, росшее у входа во дворец Великого Питона, во время исполнения гимна шлепнулся с ветки и упал рядом с царем. Царь, вынужденный прервать гимн, ждал, что тот будет делать дальше.
Смущенный позорным падением и нескромной близостью несчастного случая с местом возлежания Великого Питона, он пытался уползти, беспомощно дергаясь своим непослушным телом, что производило на царя и близлежащих удавов особенно гнетущее впечатление.
– Да лежи ты, ради Великого Дракона, – наконец сказал царь и, уже решив не продолжать прерванного гимна, в сжатом виде рассказал всем о Пустыннике, который, если кто по молодости не знает, был в свое время наказан, а теперь вернулся с интересным предложением.
Прощенный Пустынник со скромным достоинством сообщил о своем теоретическом открытии и его экспериментальной проверке, оказавшейся вполне удачной. Удавы, мрачно слушавшие рассказ Пустынника, стали задавать вопросы.
– А может, это был полудохлый кролик, – спросил удав, привыкший все видеть в мрачном свете, – может, его и давить ничего не стоило?
– Конечно, – отвечал Пустынник, – кролик был не в лучшем состоянии, но учтите, что и я в проклятой пустыне, питаясь ящерицами и мышами, еле двигался.
– Да что ты все о себе говоришь, – шипели в ответ удавы, – посмотри, на что мы стали похожи.
– Знаю, – отвечал Пустынник с еще более заметным скромным достоинством, – для этого я и вернулся… Теперь, уняв кролика совершенно новым способом без гипноза, я чувствую себя уверенно и спокойно.
– А когда ты его обработал? – неожиданно спросил Великий Питон.
– Сегодня, – отвечал Пустынник, – разве я не сказал?
– Тебе хорошо, – вздохнул Великий Питон, – ты позавтракал, а я до сих пор не емши…
Удавы почувствовали что-то, хотя и сами не знали что. Пожалуй, напрасно Великий Питон пожаловался, точнее, позавидовал Пустыннику. Позавидовал – значит, признал в чем-то его превосходство. В это мгновение над удавами пронесся дух сомнения в Великом Питоне. Правда, как и у кроликов, отношения в племени были страшно расшатаны, опять же сегодня утром удав-охотник позволил себе дерзкую вспышку.
– Слушай, а сколько лет Великому Питону? – спросил один удав у другого в задних рядах.
– А кто его знает, – прошипел тот, – лучше послушаем Пустынника, он дело говорит.
Вопросы продолжали сыпаться. Пустынник отвечал на них со все возрастающей четкостью и скромностью.
– А каков верхний и нижний предел удушения? – спросил один из удавов.
– Братья-удавы, – отвечал Пустынник, – насчет верхнего и нижнего предела я пока ничего не могу сказать, но с золотой серединкой, с кроликом, уверенно говорю, справимся.
– Это главное, – с удовлетворением прошипели удавы.
– О, прелестная и коварная золотая середина, – вздохнул удав, некогда избитый туземцами за попытку преподнести крольчихе кочан капусты.
– Не знаю, как насчет нижнего предела, – сказал Великий Питон и странным взглядом оглядел удавов, – но верхний предел мы сейчас проверим… Дави Коротышку!
Удавы вздрогнули от неожиданности. Пустынник бросился на Коротышку, но тот, хотя на этот раз был и на земле, но все-таки лежал возле дерева. Он успел увернуться и влезть на кокосовую пальму.
– Души его на дереве! – кричал Великий Питон, горячась.
– Но я на деревьях душить не умею, – отвечал Пустынник.
– Будем ждать, пока он слезет? – тоскливо спросил один из удавов.
– А я никогда не слезу, – отвечал Коротышка, – здесь хватает еды.
Удавы стали стыдить Коротышку, но он, не обращая внимания на их шипение, дотянулся до грозди бананов на соседнем дереве и стал их есть, шлепая по спинам удавов шкурками, отчего те нервно вздрагивали.
– Ты обезьяна, а не удав, – сказал Великий Питон и снова оглядел свое племя, – тогда попробуем Косого… Где Косой?
– Как прикажете, – все также скромно и четко сказал Пустынник.
– Что ж, – сказал Косой, – я слишком стар, чтобы перестраиваться… Можешь меня душить…
Пустынник свился кольцами и набросился на Косого. Они сплелись, но Косой безвольно провисал на Пустыннике, подобно тому, как в наше время усталый боксер висит на противнике.
– Ты сопротивляйся, сопротивляйся! – крикнул царь. – Нам нужен опыт в условиях джунглей.
– Какое уж тут сопротивление, – вздохнул Косой и испустил дух.
– Хоть умер с пользой для дела, – сказал Великий Питон. – Я всегда говорил, что удав, из которого говорит кролик, это не тот удав, который нам нужен.
– Что характерно, – заметил Пустынник, отплетая от себя мертвое тело Косого, – опыт проходит более успешно, когда подопытное существо трепещет, оказывая сопротивление. Этот трепет возбуждает и приводит в действие всю мускульную систему.
– Оттащите его подальше, – сказал Великий Питон. – Мы входим в новую эру, где никогда не будет таких инвалидов, как Косой, и таких выродков, как Коротышка, которого мы еще стряхнем с дерева! Пустынник мною назначается первым заместителем и пожизненным преемником Великого Питона, то есть меня. Разбредайтесь по джунглям! Тренируйтесь, развивайте свою природу!
С этими словами он удалился в подземный дворец, взяв с собой для личной беседы своего преемника.
С этого дня удавы начали усиленно тренироваться под руководством Пустынника, который разработал ряд классических упражнений для развития душительных мускулов.
Так, например, две группы удавов, держась за вытянутого удава, старались друг друга перетянуть. На песчаном речном берегу было поставлено чучело кролика, где разрабатывались прыжки.
Особенным успехом пользовалось такое упражнение. Удав подбирал два молодых дерева, растущих рядом, вползал на вершину одного из них и обвязывался там хвостовой своей частью. Потом перебрасывался на вершину другого дерева и, укрепившись головной частью, стягивался и расслаблялся, стягивался и расслаблялся. Так он мог тренироваться часами, следя, чтобы вершины этих деревьев схлестывались под одинаковым углом наклона, что служило равномерному развитию всей мускульной системы.
В один прекрасный день Пустынник собрал удавов и объявил им, что Великий Питон умер, но тело его будет вечно находиться рядом с его охотничьими трофеями, поскольку Удав-Скульптор сделает из него мумию.
– Согласно воле Великого Питона, – сказал он в конце, не теряя скромности и в то же время усиливая четкость, – удавами будет управлять удав, то есть я. Отныне никаких дворцов. Дворец Великого Питона переименовать в Келью Пустынника.
– Можно вопрос? – прошипел один из удавов.
– Да, – кивнул Пустынник.
– Можно вас в честь ваших подвигов называть Великий Пустынник?
– Лично мне это не надо, но если вам нравится – можете, – отвечал Великий Пустынник все так же скромно и четко.
А между тем удавы продолжали тренировку, сочетая ее с опытами на живых кроликах. В первое время многие удавы работали очень неточно, но постепенно способы удушения делались все более и более совершенными. А вначале удав, прыгая на кролика, часто промахивался, шлепался рядом, после чего кролик давал стрекача, а удав с отбитым брюхом уползал в кусты.
Некоторые удавы в процессе удушения так запутывались в собственных узлах, что потом приходилось тратить много времени на их распутывание. А один удав настолько запутался в собственных узлах (правда, он душил довольно крупную обезьяну), что его так и не удалось распутать.
В тяжелом состоянии удава доставили ко дворцу, то есть к Келье Пустынника, где его осмотрели врачи и предложили отсечь запутавшуюся часть тела, чтобы сохранить ему жизнь.
– Нерентабельно, – отверг Великий Пустынник это предложение, – утопить в реке… У нас уже был один инвалид…
Стража отволокла неудачника к реке и утопила.
Через несколько дней Великий Пустынник прочел удавам проповедь на тему «Удушение – не самоцель». После этого был разработан ряд классических петель-удавок, и случаи запутывания удавов в собственных узлах значительно сократились.
Интересные изменения произошли в экспозиции трофеев Великого Питона. Часть из них была отдана удавам для тренировки прыжков и душительных колец. Разумеется, наиболее ценные экспонаты во главе с чучелом Туземца в Расцвете Лет были оставлены.
Вместо выбывших экспонатов коллекция была дополнена в первую очередь чучелом кролика, обработанного новым способом, и рядом старых трофеев, восстановленных по воспоминаниям Великого Пустынника. Личные трофеи Великого Пустынника заканчивались мумией Великого Питона с бдящими глазами, что создавало грозную двусмысленность, страшноватый намек на то, будто это самая блистательная его обработка. Тем более что среди удавов ходили темные слухи: мол, незадолго до смерти Великий Питон не то был лишен права голоса, не то лишился дара речи.
Однако пора возвратиться к нашим кроликам.
Первые сведения о новом поведении удавов сначала никого не беспокоили. Те кролики, которых удавам удавалось задушить, естественно, ничего не могли рассказать своим собратьям, а те, возле которых тяжело и неловко шлепались удавы, ничего не могли понять.
Кролики сначала смеялись над этими случаями и даже довольно долго считали, что удавы на них кидаются с деревьев, стараясь оглушить их собственной тяжестью, раз уж гипноз не действует.
Потом до Короля дошли слухи, что недалеко от зеленого холмика, где по воскресеньям возжигался неугасимый огонь в память о Задумавшемся, удавы воздвигли памятник Любимому Кролику, которому они ежедневно поклоняются, бросаясь на него со своими объятиями.
– Совсем спятили, – сказал Король, услышав такое.
– У них теперь вместо Великого Питона появился какой-то Пустынник, – заметил Начальник Охраны.
– Вот они и молятся, – высказал догадку Старый Мудрый Кролик.
– Молятся?! – горько усмехнулся Король. – А как ты разгадал знамение?!
Не успел Старый Мудрый Кролик придумать ответ, как в кабинет Короля вошел его секретарь и что-то шепнул на ухо.
– Введи, – сказал Король, заметно оживившись. Через мгновение в кабинет Короля, ковыляя, вошла истерзанная крольчиха.
– Рассказывай, – приказал Король.
Вот что рассказала крольчиха. Оказывается, она паслась на границе между джунглями и пампасами, когда на нее неожиданно напал удав и, обвив ее кольцами, стал душить. Ей с большим трудом удалось вырваться из его объятий и убежать.
– Гипнотизировать не пытался? – спросил Король.
– Какой там гипноз, – отвечала крольчиха, – я такой боли в жизни не знала. Вот, вывихнул мне лапу…
– А может, это была попытка изнасилования? – предположил Главный Ученый.
– Интересно! – воскликнула Королева.
– Вот бы тебе вывихнули лапу, – дерзко ответила крольчиха, – тогда бы я посмотрела, как это интересно…
– С кем говоришь? – грозно оборвал ее Начальник Охраны.
– Тише, тише, – сказал Король, нисколько не обращая внимания на непочтительный тон крольчихи. – Но ты ведь могла почувствовать, что он хочет от тебя?
– Я почувствовала, что он хочет меня задушить, – отвечала крольчиха, и по выражению ее мордочки было видно, как она усиленно пытается включить свое тупенькое воображение.
– Ну, а для чего? – нетерпеливо спросил Король.
– А для чего, я не знаю, – ответила крольчиха.
– Ладно, милочка, ступай, – сказал Король и, хлопнув крольчиху по плечу, добавил, обращаясь к секретарю: – Распорядись, чтобы ей выдали недельное пособие как пострадавшей на государственной службе.
Когда крольчиха, поблагодарив Короля, вышла вместе с его секретарем, Король обратился к своим помощникам:
– Ну, что вы скажете на это?
– Скажу, милый, что распустились твои подданные, – заметила Королева.
– Надо бы подтянуть, – поддакнул ей Начальник Охраны. Остальные промолчали.
– А по-моему, очень интересный случай, – оживился Король, – все выстраивается в один ряд… Увеличение количества без вести пропавших кроликов… Пострадавшая крольчиха… Странные упражнения удавов… Они разработали новое страшное оружие – удушение!
– Король, ты гений! – воскликнул Старый Мудрый Кролик. – Зачем тебе я, зачем тебе ученые, зачем тебе Начальник Охраны, когда ты – всё!
– Успокойся, – отвечал Король, – я только сделал необходимые обобщения. Оповестить кроликов о страшной опасности, нависшей над ними… Кто говорил: не надо развивать свою природу? Я говорил. Теперь доразвивались до того, что живым кроликам ломают кости. Размножаться с опережением – вот наше оружие против удавов!
Известие о новом страшном оружии удавов, требующем сплочения кроликов как никогда раньше, к сожалению, в самое ближайшее время самым трагическим образом подтвердилось. Кролики выбросили в реку чучело кролика, на котором тренировались удавы, но было уже поздно. Попытка подгрызать молодняк, чтобы удавы не могли тренировать душительные мускулы, тоже окончилась ничем. Удавы стали подстерегать кроликов возле молодых парнорастущих деревьев. Да и возможно ли перегрызть все молодые парнорастущие деревья?
Деятельность Возжаждавшего среди кроликов после того, как удавы стали душить без всякого гипноза, имела все меньше и меньше успеха.
Начальник Охраны время от времени предлагал подтянуть его за уши, но Король отвергал эту крайнюю меру, считая, что, пока удавы по отношению к кроликам проявляют настоящую твердость, надо быть с кроликами помягче, иначе они совсем затоскуют.
Вообще к Королю вернулось чувство юмора, тот грубоватый юмор, который так ценил и понимал его народ.
– Кажется, кое-кто нам обещал пробежать по удаву, – говаривал Король во время кроличьей сходки, что неизменно вызывало дружеский хохот кроликов. Обычно эта шутка звучала в ответ на предложение Возжаждавшего провести те или иные реформы.
– Но вы же понимаете, что сейчас совсем другая обстановка, – отвечал Возжаждавший на эти неприятные напоминания.
– То-то же, – кивал Король, – попробуй развивать природу – и кончится тем, что удавы будут летать за кроликами.
Так говорил мой отец еще в те времена, когда и в голову никому не могло прийти, что удавы откажутся от гипноза.
Кролики снова притихли и стали законопослушными. Теперь они регулярно вносили в королевский дворец огородный налог, а выпивать не то чтобы стали меньше, но пили у себя в норе, а не где попало. Возжаждавший, помня изречение Учителя насчет того, что если мудрость не может творить добро, то она по крайней мере должна удлинять путь злу, пытался добиться от Главного Ученого со всей его канцелярией улучшения службы безопасности кроликов.
С тех пор как удавы начали бросаться на кроликов, при этом чаще всего из засады, Главный Ученый вообще перестал выходить из дворца, вернее, выходил только во время кроличьих сходок и, разумеется, не дальше Королевской Лужайки. О проведении его ученых опытов в полевых условиях не могло быть и речи.
Правда, после долгой работы, которая заключалась в расспросах случайно уцелевших кроликов, он вывел глубокомысленную формулу, согласно которой длина прыжка удава равна квадрату его собственной длины.
Но кролики, хотя и пораженные четкой красотой формулы, все-таки жаловались – под влиянием Возжаждавшего – на то, что эту формулу никак невозможно применять на практике. Король, отчасти признавая законность этих жалоб, старался их утешить.
– У нас в руках правильная теория, – говорил Король, – а это уже более, чем кое-что.
– Теория-то, может, и правильная, – отвечали кролики, – но как же ею пользоваться, когда мы не знаем длину нападающего удава?
– Тоже верно, – соглашался Король и, найдя глазами Возжаждавшего, добавлял: – Кстати, тут кое-кто обещал пробежать по удаву… Измерил бы пять, шесть удавов, мы бы вывели хоть среднюю длину нападающего удава…
– Вы же знаете, что сейчас совсем другое время, – отвечал Возжаждавший, стыдливо опуская голову.
– Не только знаю, но и знал, – неизменно отвечал Король, что всегда приводило кроликов в состояние тихого восторга.
– «Но и знал», – повторяли кролики, разбредаясь по норам после сходки. – Что-что, а кумпешка у нашего Короля светлая.
Несмотря на свои беды, а скорее даже благодаря своим бедам, кролики продолжали размножаться с опережением и, опять же благодаря своим бедам, с еще большим усердием (смертники!) продолжали воровать на туземных огородах вместе со своими единомышленниками в этом вопросе – обезьянами.
В конце концов туземцы, развивая природу своей любви к своим огородам, сумели договориться с Великим Пустынником, чтобы он отпускал удавов дежурить на огороды в качестве живых капканов. Об уплате условились просто.
– Что поймал, то и ешь от пуза, – предложили туземцы.
Удавы охотно ходили на дежурство, потому что на огородах кролики да, кстати, и обезьяны, впадая в плодово-овощной разгул, теряли всякую осторожность.
– Если б я тогда знала, что эти мерзавцы будут кукурузу сторожить, – с элегической грустью говаривала та самая мартышка, выкусывая вшей из головы своей внучки, уже и слыхом не слыхавшей о Находчивом кролике, ни тем более о преданном им Задумавшемся.
Кстати, однажды удав, посланный дежурить на кукурузное поле, возвратился, как было замечено некоторыми удавами, несколько смущенный.
– Что случилось? – спросили у него.
– Кажется, дал маху, – отвечал он, укладываясь в сыром овраге, недалеко от Кельи Великого Пустынника, – вместо мартышки обработал жену хозяина.
– Ну и как она? – спросили удавы, отдыхавшие в этом овраге.
– Да так, ничего особенного, – говорил удав, – интересно, туземец Пустыннику не пожалуется?
– А кто его знает, – отвечал пожилой, но еще моложавый удав, – раз на раз не приходится. То, бывает, соблазнится наш брат на хорошую жирную туземку – и ничего. А бывает, обработаешь пигалицу, а шуму на все джунгли.
– Да эта тоже была худая и жилистая. Я ее сначала в темноте и в самом деле спутал с обезьяной, ну, а потом уже думаю: и так и так отвечать…
– Правильно сделал, – заметил пожилой удав, – труп лучше не оставлять. Потому что туземцы время от времени напиваются, как кролики, и забывают все, что было. Иной проспится и никак не вспомнит, то ли подарил кому-то жену, то ли просто прогнал… Кстати, – через некоторое время добавил этот пожилой удав, любивший помогать молодым неопытным удавам, но делавший это несколько суетливо, – пока ее не переваришь, сдавай дерьмо в комнату находок. Туземцы легко успокаиваются, если на память о проглоченном у них остается какая-нибудь железная штучка…
Этот пожилой удав прямо как в воду глядел. Недели через две до мужа туземки дошли слухи, что исчезнувшую жену, оказывается, проглотил удав, стороживший его собственный огород. Особенно оскорбительно было то, что этот удав, на радость некоторым туземцам, говорил, будто спутал ее с обезьяной.
И вот он пришел с жалобой к Великому Пустыннику. Тот, прежде чем принять туземца, из уважения к старинному обычаю, велел занавесить чучело Туземца в Расцвете Лет.
– Твоя удав моя жинку глотал, жинку, – начал туземец жаловаться Великому Пустыннику, особенно напирая на оскорбительное сравнение ее с обезьяной.
– Накажем, – обещал Великий Пустынник. – Кстати, войдешь в комнату находок и возьмешь, если на ней были, украшения.
– Спасибо, хозяин, – поклонился ему туземец, – моя другой жинка возьмет.
– Ну, вот и уладил, – отвечал Великий Пустынник, – я всегда стоял за дружеские связи с туземцами.
Туземец был очень доволен оказанным ему приемом и просил, несмотря на этот неприятный случай, в будущем не оставлять его поле без дежурства удава. Правда, в конце разговора возникла некоторая неловкость. Рассматривая чучела и справедливо восторгаясь искусством Удава-Скульптора, он сказал про мумию Великого Питона:
– Прямо как настоящий…
– А он и есть настоящий, – отвечал Пустынник, – только выпотрошен и залит смолой.
– А это тебя готовят? – кивнул глупый туземец на занавешенное чучело Туземца в Расцвете Лет.
– Скорее тебя, – ответил Пустынник непонятно, но страшновато, и туземец поспешил уйти. Пустынник не любил разговоров о своей смерти. Он даже не любил разговоров о чужой смерти, если чужая смерть могла ему напомнить собственную.
Одним словом, после воцарения Пустынника жизнь удавов и кроликов вошла в новую, но уже более глубокую и ровную колею: кролики воровали для своего удовольствия, удавы душили для своего.
– Размножаться с опережением и ждать Цветной Капусты, – повторял Король, – вот источник нашего исторического оптимизма.
И кролики продолжали успешно размножаться, терпеливо дожидаясь Цветной Капусты.
– Ты жив, я жива, – говаривала по вечерам крольчиха своему кролику, – детки наши живы, значит, все-таки Король прав…
Кролики не понимали, что в перекличке принимают участие только живые.
– Если бы жив был Учитель… – вздыхал Возжаждавший. – А что я могу один и тем более в новых условиях?
Впрочем, согласно изречению Задумавшегося, он старался развивать в кроликах стрекачество, чтобы удлинять путь злу.
Вдова Задумавшегося создала Добровольное общество юных любителей Цветной Капусты. По воскресеньям, когда на Зеленом холмике возжигался над символической могилой Задумавшегося неугасимый огонь, она собирала там членов своего общества и вспоминала бесконечные и многообразные высказывания своего незабвенного мужа об этом замечательном продукте будущего. Свежесть ее воспоминаний о Цветной Капусте поддерживалась твердым кочаном обыкновенной капусты из королевских запасов.
