Текст книги "Козы и Шекспир"

Автор книги: Фазиль Искандер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 33 страниц)

Упал с дерева, удачно встряхнул мозги и поумнел

Я зашел в кафе, съел два бутерброда с ветчиной и теперь тянул коньяк, запивая его кофе. За мой столик с чашечкой кофе подсела миловидная женщина. Она оказалась общительной (прямое следствие миловидности), и мы разговорились.

– Мой муж, – неожиданно сказала она, – в детстве упал с дерева, удачно встряхнул мозги и поумнел.

– Это он вам сказал? – полюбопытствовал я.

– Нет, он только сказал, что упал с дерева. И тут меня как молния озарила – так вот почему он такой умный!

– А он что сказал, когда вы поделились с ним своей догадкой?

– Он стал смеяться, как всегда.

– Если вы правы, – сказал я, – вы сделали открытие, достойное Нобелевской премии. Попробуйте спрыгнуть хотя бы с комода, может, вы повторите опыт мужа.

– Вы шутите, – улыбнулась она, – но вы наивны. Тут же главную роль играет случайно, но точно найденная высота.

– Так вы спросите мужа о высоте, – сказал я.

– В том-то и дело, что он забыл о высоте, – ответила она с раздражением. – Вот дуралей! А дерево уже срубили.

– Случилось такое чудо, – удивился я, – а он не запомнил высоту!

– Да как же он мог запомнить высоту, – вступилась она за мужа, – чудо-то случилось, но он о нем не догадывался, хотя сразу стал отличником.

– Так кто же первым догадался? – спросил я.

– Я, конечно! – с гордостью воскликнула она.

– Вы сразу же догадались о его уме, как только увидели его? – спросил я.

– Я сразу же что-то почувствовала, – ответила она, вспоминая, – но не знала что. А потом, через пять лет после женитьбы, он признался, что в детстве упал с дерева. И тут мне в голову ударило: так вот почему он такой умный!

– Неужели он не запомнил высоту ветки, с которой свалился! – горестно заметил я. – Ведь это так важно для нашей страны! Недаром Достоевский сказал: «Красота спасет мир».

Она небрежно кивнула, в том смысле, что и без Достоевского об этом давно знает.

– Ветку-то он запомнил, да дерево давно срубили, – печально сказала она, – а если бы он сразу после женитьбы признался в падении с дерева, было бы другое дело. А он мне рассказал об этом через пять лет, когда дерево уже срубили…

– Как вы думаете, – продолжала она, проницательно прищурившись, – почему он пять лет молчал как партизан, а потом вдруг раскололся, когда дерево уже срубили?

– Может, вспомнил именно потому, что дерево срубили?

– Так я и поверила! Ищите дурочку в другом месте! – воскликнула она. – Сначала все забыл, а потом вдруг все вспомнил, когда дерево уже срубили!

– Так почему же он молчал, по-вашему? – спросил я.

– Не обижайтесь. Но мужчины такие эгоисты, – с грустью ответила она. – Он не хотел, чтобы другие поумнели, последовав его примеру.

– Постойте! Постойте! Но вы же сказали, что вы первая догадались, что он поумнел, упав с дерева. Как же он мог сознательно скрывать это?

– Очень просто, – ответила она, – да, я первая догадалась, что он, упав с дерева, удачно встряхнул мозги и поумнел. Но первая – со стороны! А он хотел, чтобы люди думали – он вообще всегда был такой умный! А дерево тут ни при чем! Еще как при чем! Мужчины такие хитрые!.. А что, Нобелевский комитет большие деньги платит за подобные открытия?

– Огромные! – воскликнул я. – Но вы не унывайте! Можно все повторить методом проб и ошибок. Представляете, сколько деньжищ вы заработаете, если опыт подтвердится!

– Да, но, – погрустнев, возразила она, – это не так просто. Надо, чтобы совпали возраст, высота и грунт.

Она на пальцах показала, чтобы мне было ясней, сколько предстоит препятствий.

– А где это случилось? – спросил я, как бы готовый посетить место чуда.

– Под Курском, в деревне, – вздохнула она. – Там еще живут его родители, но дерево уже срубили.

– А пень остался? – тревожно спросил я.

– При чем тут пень? – раздраженно удивилась она. – Вы что думаете – люди будут прыгать с пня?

– Нет, – сказал я, – но по пню вы определите, где именно нужный вам грунт.

– Да, пень, слава Богу, на месте, – успокоила она меня. – Кому нужен пень…

Я решил пошутить.

– Вы знаете, – сказал я, – при слове «пень» мне почему-то вспоминается «Пномпень», а при слове «Пномпень» мне почему-то вспоминается «пень пнем». Круг замыкается. Смешно?

– Ничего смешного, – строго сказала она. – Пить надо меньше. У вас какие-то колониальные шутки.

Я понял, что с ней надо придерживаться сюжета разговора.

– А дети у вас есть? – спросил я.

– Есть сын, но ему уже двенадцать лет.

– А сколько лет было вашему мужу, когда он сорвался с дерева?

– В том-то и дело, что десять. Сына уже пробовать поздно и опасно. Когда мой муж упал с дерева, он потерял сознание. А когда пришел в себя, уже поумнел, но не заметил этого, потому что перед этим потерял сознание. Видно по всему, что высота была порядочная…

– А может, сознание у вашего мужа было слабое, – осторожно заметил я, – и потому он его потерял?

– Тем более, – загадочно ответила она. – А сына пробовать поздно, хотя он плохо учится, а муж после падения сразу стал отличником… Может, у вас на примете есть мальчик десяти лет? Мы бы заплатили его родителям и повезли мальчика в деревню. И у нас уже было бы два совпадения из трех – возраст и грунт. Заодно и мальчик отдохнул бы в деревне.

– Это вы с мужем так решили? – спросил я.

– При чем тут муж! Это я сейчас сообразила, когда вы сказали о премии.

– А если муж не согласится?

– Пусть только попробует! – грозно ответила она.

– Нет у меня на примете такого мальчика, – сказал я, вздохнув. – Но такой мальчик обязательно найдется в деревне. Можно со стремянки прыгать в том месте, где торчит пень. Каждый раз беря все выше и выше…

– Стремянка может оказаться недостаточно высокой, – возразила она, явно проявляя техническую сноровку. – Не забывайте, ведь мой муж, упав с дерева, потерял сознание.

– Ничего страшного, – обнадежил я ее, – можно установить возле пня пожарную лестницу, она куда выше.

– Да, вы правы, – сказала она, с добродушным удивлением взглянув на меня. – А вы оказались сообразительней, чем я думала.

– Ничего особенного, – разъяснил я, – ведь я в детстве сам три раза падал с деревьев! В последний раз, согласно вашей великой догадке, видимо, точно упал с нужной высоты в нужном месте и стал гораздо сообразительней.

– Как вы это определили? – быстро спросила она.

– Очень просто, – сказал я, – после третьего падения я, сколько ни лазал по деревьям, – больше не падал. Но только теперь, после вашего открытия, я понял, почему перестал падать с деревьев: соображал.

– А вы не запомнили, с какой высоты в последний раз рухнули? – с хищным любопытством спросила она и даже наклонилась в мою сторону.

Рухнул! От этого сильного слова я как-то неожиданно растерялся и пролепетал:

– Рухнул? В каком смысле?

– Ну не пьяный же рухнули! Это не мое дело! – раздраженно пояснила она. – С дерева рухнули!

– Извините, – ответил я со скромным достоинством, – я, конечно, иногда выпиваю, но ни разу в жизни не упал. Тем более – не рухнул!

– Это любимая присказка всех мужчин, – язвительно заметила она. – Но вы опять свернули на любимую тему.

– Я свернул?!

– Да, вы свернули! Повторяю вопрос. Вы запомнили, с какой высоты в последний раз рухнули с дерева? С дерева!

– Нет, не запомнил, – сокрушенно признался я, чувствуя, что стремительно теряю бразды беседы.

– Какая безалаберность! – воскликнула она и выпрямившись отхлебнула кофе.

– Ну, метров десять-пятнадцать, наверное, было, – попытался я вспомнить.

– Такая приблизительность с научной точки зрения – абсурд! – холодно заключила она. – Тут сантиметры играют роль!

Я сделал вид, что подавлен крохоборством науки.

И она, заметив это, вдруг вкрадчиво спросила:

– А вы ничего не повредили, падая с такой высоты?

– Нет, – сказал я, – но тряхнуло здорово.

Она очень недоверчиво посмотрела на меня. И это вынудило меня оправдываться. Вероятно, она решила, что я, падая с дерева, неудачно встряхнул мозги.

– Дело в том, – разъяснил я, – что падая я пытался цепляться за нижние ветки, и это смягчило удар.

– О! – воскликнула она. – Это никуда не годится! Нас интересует падение в чистом виде, как у моего мужа!

– То-то же он потерял сознание, – не удержался я.

– Зато как поумнел! – отрезала она голосом, не допускающим полемики.

Тут она снова глубоко задумалась, скорее всего о предстоящем опыте. Но по ее лицу почему-то было видно, что она все еще не одобряет, что я, падая, держался за ветки.

– Нет, народ в деревне диковатый… Засмеют! – заговорила она, как бы думая вслух. – Надо это делать тайно, а мальчика найти со стороны. Да и пожарную лестницу где взять? Просить в сельсовете – опять же засмеют… Не такой уж вы оказались сообразительный, и теперь понятно почему…

– Конечно, – согласился я с тем самым смирением, которое больше всего раздражает, – ведь я, падая с дерева, не потерял сознание, как ваш муж… Ну, если с пожарной лестницей неудобно, привезите из Москвы длинный шест, что ли…

– Шест, – повторила она саркастически. – Уж лучше бы вы помолчали… Значит, мой муж поставит шест возле пня и будет придерживать его. А мальчишка вскарабкается на шест и сверзится на голову моего мужа? Второй раз голова его может не выдержать…

– Но шест можно врыть в землю, а ваш муж будет стоять в сторонке! – с некоторым оттенком истерики воскликнул я.

– Это совсем другое дело! – вдруг просветлела она и, поощрительно посмотрев на меня, добавила. – Вам бы цены не было, если бы не ваша привычка цепляться за ветки.

– А ваш муж очень умный? – полюбопытствовал я, как бы несколько укрепив позиции собственного ума.

– Очень! – оживленно подтвердила она. – День и ночь кроссворды разгадывает, что семечки лузгает! А я, представьте, ни одного слова не могу разгадать!

– Но вы же не падали с дерева, – великодушно заметил я, но потом почему-то добавил: – Или падали?

Но она в это время задумалась и не слышала моих слов.

– У вас случайно нет знакомых в Академии наук? – вдруг спросила она.

– Нет, – сказал я, – а что?

– Если все рассказать в Академии наук, – поделилась она новыми соображениями, – они бы могли выдать мужу справку или там диплом о его феноменальном падении с дерева. И мы бы с этой справкой обратились в Нобелевский комитет.

– Видите ли, – сказал я, – надо доказать, что ваш муж в детстве был идиотом, а потом, упав с дерева, удачно встряхнул мозги и поумнел. А как вы это докажете?

– Да он и сейчас идиот, – воскликнула она, – хотя очень умный! Кроссворды как семечки щелкает. Но вот еще о чем я подумала сейчас. Если нам повезет, на кого выдадут Нобелевскую премию? На него или на меня?

– Только вам! – твердо заверил я ее. – Ваш муж проходит как подопытный кролик. Вы же первая догадались о значении случившегося.

– Это ему послужит хорошим уроком, – заметила она, – а то только я выдвину научную идею, он начинает смеяться.

– А кем он работает? – спросил я.

– Инженером на фирме. И то чуть не выгнали.

– За что?

– Он и в рабочее время кроссворды разгадывает. Если бы не его умище, его давно бы выгнали. Он там лучше всех разбирается в компьютерах. Это же почти все равно что кроссворды.

– А его любовь к кроссвордам – не результат ли падения с дерева? – осторожно спросил я.

– Что вы! – всплеснула она руками. – Я уже об этом думала! Не такая я глупая. Когда упал с дерева, он даже не понимал, что такое кроссворды! Я точно помню, когда он начал разгадывать кроссворды. Сразу после медового месяца, после нашей женитьбы! В первый же год замужества я стала догадываться, что он своим умом не мог дойти до такого ума, до которого дошел. Ну никак не мог! Понимаете, какая тут тонкость?

– Еще бы! – воскликнул я. – Вы каким-то образом догадались о первоначальных возможностях ума?!

– Вот именно! – с жаром подтвердила она. – Я сразу поняла: ну не мог он своим умом дойти до такого ума, до которого дошел. Хоть убейте меня, не мог! Бывший деревенский парнишка! Что-то его подтолкнуло! Но что?! И вдруг он на пятый год женитьбы признается мне, что в детстве упал с дерева. И все стало ясно. Но дерево уже срубили.

– Вы почти гениальны! – воскликнул я. – Но вам надо на опыте доказать, что этот случай – закономерность природы. Иначе не видать премии.

– Да, премия нам ох как не помешала бы, – вздохнув, сказала она. – Ведь очень умные люди не умеют зарабатывать деньги. Кроссворды решают или там стихи пишут…

– А решенные им кроссворды не нужно представлять в Нобелевский комитет? – неожиданно спросила она у меня. – Боюсь, что мы их не сохранили.

Я призадумался. Она тревожно ждала.

– Пожалуй, нет, – сказал я. – Думаю, перед вручением премии ему дадут новенький кроссворд, чтобы он на глазах у шведского короля и почтенной публики его решил.

– Это он запросто, – обрадовалась она. – Король чихнуть не успеет, как он заполнит кроссворд!

Она допила подзабытый кофе и, вставая, спросила у меня:

– Так у вас в самом деле нет знакомого десятилетнего мальчика? Мы бы заплатили родителям…

– Нет, – ответил я твердо, – и никто не доказал, что нужен обязательно десятилетний мальчик. Может быть, можно мальчика и постарше, как ваш. Может, главное – высота и грунт! Когда закономерность поумнения будет доказана, мы всю Россию пропустим через эту высоту! Если, конечно, грунт выдержит. Вы будете новой Жанной д’Арк!

Но она почему-то не подхватила мой пафос.

– Нет, сыном я не могу рисковать, – вздохнула она, – хотя он плохо учится.

Мы попрощались, и она ушла. Я заказал еще пятьдесят граммов коньяка. Выпил за здоровье ее мужа. Стоило, стоило выпить за его здоровье.